Текст книги "Ветер в ивах"

Глава четвертая. Мистер Барсук

Они терпеливо ждали, как им показалось, целую вечность, топая по снегу, чтобы согреться. Наконец изнутри послышались медленные шаркающие шаги – как будто, как заметил Крот, кто-то шел в стоптанных шлепанцах, которые были ему велики. Впоследствии оказалось, что Крот угадал правильно.

Послышался скрежет отодвигаемого засова, дверь приоткрылась на несколько дюймов, и показалась длинная морда и пара сонно моргающих глаз.

– Попробуйте только зашуметь еще раз, и я очень разозлюсь, – раздался хриплый и ворчливый голос. – Кто меня потревожил в такую ночь? Отвечайте, да погромче!

– Эй, Барсук! – закричал Крыс. – Впусти нас, пожалуйста! Это я, Крыс, и мой друг Крот, и мы заблудились в снегу.

– Что? Крысик, мой дорогой! – воскликнул Барсук совсем другим голосом. – Заходите, вы оба, заходите же. Вы, наверное, промерзли до костей. Надо же – заблудиться в снегу! Да еще в Диком Лесу, да еще в такой поздний час! Входите же.

Два зверя столкнулись в дверях, спеша попасть в дом, и с огромной радостью и облегчением услышали, как дверь за ними захлопнулась.

Барсук, в длинном халате и тапочках (и в самом деле очень стоптанных), держал в лапе свечу. Наверное, он как раз шел в постель, когда услышал стук. Он ласково посмотрел на гостей сверху вниз и погладил обоих по головам.

– В такую ночь маленьким зверькам лучше не гулять, – по-отечески сказал он. – Боюсь, ты опять затеял какую-то шалость, Крыс. Но пойдемте же, пойдемте на кухню. Там вас ждет жаркий камин, ужин и все остальное.

Держа свечу, он зашаркал по длинному, мрачному и, по правде говоря, довольно обшарпанному коридору, а Крыс с Кротом последовали за ним, в предвкушении подталкивая друг друга локтями. Они очутились в чем-то вроде большого зала, из которого смутно виднелись дальние комнаты – длинные, похожие на туннели, разветвляющиеся, таинственные и бесконечные. Еще в зале имелись двери – прочные, добротные, дубовые. Барсук распахнул одну из них, и все очутились в большой теплой кухне, ярко освещенной камином.

Пол был выложен изрядно потертым красным кирпичом, в широком очаге горел огонь между двумя симпатичными дымоходами, так глубоко упрятанными в стене, что не ощущалось ни намека на сквозняк. По обе стороны камина два кресла с высокими спинками, одно напротив другого, располагали к задушевной беседе, а посреди комнаты протянулся длинный стол из простых досок на козлах, со скамейками по бокам. У конца стола стояло отодвинутое кресло, на столешнице остался недоеденный ужин Барсука – простой, но обильный. Ряды безупречно чистых тарелок сверкали на полках кухонного шкафа в дальнем конце кухни, со стропил над головой свисали окорока, пучки сушеных трав, сеточки с луком и корзинки с яйцами.

Вот то место, где герои могут достойно попировать после победы; место, где десятки усталых жнецов могут весельем и песнями отпраздновать окончание сбора урожая… Или место, где двое-трое друзей могут с удобством посидеть, поесть, покурить и поговорить.

Красноватый кирпичный пол улыбался закопченному потолку, дубовые кресла, блестящие от долгого использования, обменивались веселыми взглядами, тарелки на кухонном столе улыбались горшочкам на полке, а веселые отблески огня в камине переливались и мерцали всем без разбора.

Любезный Барсук усадил гостей, чтобы они согрелись у огня, сперва велев снять мокрые пальто и сапоги. Потом он принес халаты и тапочки, сам промыл лапу Крота теплой водой и залепил порез лейкопластырем, так что лапа стала как новенькая, если не лучше. В объятьях света и тепла, наконец-то попав в сухое безопасное место, измученные бурей зверьки вытянули перед собой усталые задние лапы, слыша многообещающий звон расставляемых на столе тарелок. Кроту и Крысу стало казаться, что холодный и непроторенный Дикий Лес, лежащий совсем рядом с их убежищем, остался за много миль отсюда, а все, что они пережили, – лишь полузабытый сон.

Когда наконец они полностью согрелись, Барсук пригласил их к столу, на который успел выставить угощение.

Крот и Крыс и раньше чувствовали сильный голод, но когда наконец увидели приготовленный для них ужин, у них разбежались глаза. На что наброситься в первую очередь, когда все такое аппетитное? Будут ли другие блюда любезно дожидаться, пока им уделят внимание? Долгое время разговаривать было невозможно, а когда постепенно беседа возобновилась, это была та прискорбная беседа, которая бывает, когда говоришь с набитым ртом.

Барсука это совершенно не смущало, он не обращал внимания на то, что гости ставят локти на стол и перебивают друг друга. Поскольку сам он не вращался в обществе, у него сложилось представление, что подобные вещи не имеют значения. (Мы, конечно, знаем, что он неправ и у него слишком узкий взгляд на хорошие манеры, потому что они имеют очень большое значение… Слишком долго будет объяснять – почему.) Сидя в кресле во главе стола, Барсук время от времени серьезно кивал, пока гости рассказывали свою историю, и, казалось, ничему не удивлялся и ничего не пугался. Он ни разу не вставил: «А я вас предупреждал» или: «А я всегда это говорил» и не утверждал, что им следовало поступить так-то и так-то и не следовало делать того-то и того-то. Барсук начал очень нравиться Кроту.

Когда наконец с ужином было покончено и все почувствовали, что у них вот-вот лопнут животы, когда Кроту и Крысу все стало трын-трава, хозяин и гости уселись у большого камина, в котором тлели угли. Как здорово было засидеться вместе допоздна, чувствуя себя такими независимыми и сытыми! После того как они немного поболтали о том о сем, Барсук с искренним интересом спросил:

– А теперь расскажите, что делается в ваших краях и как поживает старина Жаб?

– Ох, из лап вон плохо, – серьезно сказал Крыс, а Крот, который грелся у камина на скамеечке, задрав пятки выше головы, постарался принять подобающе скорбный вид. – На прошлой неделе он попал в еще одну аварию, причем серьезную. Видишь ли, он настаивает на том, что может сам водить машину, а ведь он в этом деле безнадежный профан. Если бы он нанял приличного, уравновешенного, профессионального зверя, платил ему хорошее жалованье и предоставил ему водить, все было бы в порядке. Но нет, Жаб убежден, что он прирожденный гонщик, что никто не может научить его этому делу… Ясно, что у него получается при таком подходе.

– Сколько он уже грохнул? – мрачно осведомился Барсук.

– Разбил машин? – переспросил Крыс. – А, в конце концов, когда речь идет о Жабе, что грохнул, что разбил – всё одно и то же. Недавно разбил седьмую. Что касается остальных… Помнишь его каретный сарай? Так вот, он завален – буквально до крыши завален – обломками автомобилей, и каждый обломок не больше твоей шляпы! Это объясняет предыдущие шесть аварий… Насколько их вообще можно объяснить.

– Он трижды попадал в больницу, – вставил Крот, – а что касается штрафов, просто страшно подумать, сколько ему пришлось уплатить.

– Да, в том и заключается часть проблемы, – подхватил Крыс. – Мы все знаем, что Жаб богат, но он не миллионер. И он безнадежно плохой водитель, которому совершенно наплевать на закон и порядок. Рано или поздно он или погибнет, или станет инвалидом. Барсук! Мы его друзья, разве мы не должны что-то предпринять?

Барсук долго размышлял и, наконец, сурово сказал:

– Вот что. Вы, конечно, понимаете, что сейчас я ничего не могу сделать?

Двое друзей с готовностью кивнули. Согласно правилам этики, принятым у животных, в зимнее межсезонье от них нельзя было ожидать каких-то напряженных, героических или даже умеренно активных действий. Зимой все или сонные, или просто спят; все звери в большей или меньшей степени зависят от погоды и отдыхают после напряженных дней и ночей, в течение которых каждый их мускул подвергался суровому испытанию, а энергия расходовалась на полную катушку.

– Что ж, очень хорошо, – сказал Барсук. – Но когда придет весна, и ночи станут короче, и посреди ночи начнешь просыпаться и чувствовать беспокойство, и захочется встать и заняться каким-нибудь делом до восхода солнца, если не раньше… Ну, вы понимаете.

Оба зверя снова серьезно кивнули. Они понимали!

– Вот тогда, Крыс, – продолжал Барсук, – мы, то есть ты, я и наш друг Крот всерьез возьмемся за Жаба. Мы не потерпим этих глупостей. Мы приведем его в чувство, а если понадобится, то и силой. Мы заставим его стать разумным Жабом. Мы… Э, да ты спишь, Крыс!

– Я? Вот еще! – воскликнул Крыс, резко проснувшись.

– После ужина он засыпал два или три раза, – сказал Крот, смеясь.

Сам он чувствовал себя бодрым и даже оживленным, сам не зная, почему. А причина заключалась в том, что он по природе своей был подземным животным, вот почему обстановка в доме Барсука его вполне устраивала и он был тут как дома; в то время как Крыс, который каждую ночь спал с окнами на реку, где дул свежий ветерок, естественно, чувствовал себя не в своей тарелке и воздух казался ему спертым и душным.

– Что ж, нам всем пора ложиться спать, – сказал Барсук, встав и взяв плоские подсвечники. – Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты. И не торопитесь завтра утром вставать, завтракайте в любое удобное время.

Он провел двух гостей в длинную комнату, которая казалась то ли спальней, то ли мансардой. Половину комнаты занимали зимние запасы Барсука – груды яблок, репы и картофеля, корзины с орехами и банки с медом, – но две маленькие белые кровати казались мягкими и соблазнительными, а постельное белье на них, хоть и грубое, было чистым и приятно пахло лавандой. Крот и Водяной Крыс разделись за каких-нибудь полминуты и с огромной радостью нырнули под простыни.

Как и велел добрый Барсук, на следующее утро два усталых зверька спустились к завтраку очень поздно и обнаружили, что на кухне ярко горит огонь, а на скамейке за столом сидят два маленьких ежика и едят из деревянных мисок овсянку. Ежики уронили ложки, встали и почтительно поклонились.

– Вот еще, садитесь, садитесь, – ласково сказал Крыс, – и продолжайте завтракать. Откуда вы взялись, детки? Наверное, заблудились в снегу?

– Да, сэр, с вашего позволения, – вежливо ответил старший из ежей. – Мы с маленьким Билли пытались найти дорогу в школу (мама хотела, чтобы мы туда пошли, несмотря на плохую погоду), и, конечно, заблудились, сэр, а Билли испугался и заплакал. Он еще маленький и пугливый. Наконец, мы случайно оказались у задней двери мистера Барсука и набрались смелости постучать, сэр, потому что мистер Барсук – добрый джентльмен, все это знают…

– Понятно, – сказал Крыс, нарезая бекон, в то время как Крот разбил на сковородку несколько яиц. – А какая сейчас погода на улице? И не надо все время называть меня «сэр», – добавил он.

– Ой, погода ужасная, сэр, такой глубокий снег, – ответил ежик. – Таким, как вы, джентльмены, сегодня из лесу не выбраться.

– Где мистер Барсук? – спросил Крот, разогревая на огне кофейник.

– Хозяин ушел в свой кабинет, сэр, – доложил ежик, – и сказал, что сегодня утром будет заниматься очень важными делами и его ни в коем случае нельзя беспокоить.

Все, конечно, поняли, о каких делах идет речь. Как уже было сказано, если шесть месяцев в году вы ведете активный образ жизни, а остальные шесть месяцев – жизнь сонной мухи, слишком однообразно будет постоянно ссылаться на сонливость, когда у вас гости. Все присутствующие хорошо знали, что Барсук, плотно позавтракав, удалился в свой кабинет, устроился в кресле, закинул ноги на другое кресло и, накрыв морду красным хлопчатобумажным платком, «занимался очень важным делами» так же, как обычно «занимался» ими в это время года.

Громко звякнул дверной колокольчик, и Крыс, который ел тост и весь перепачкался маслом, послал младшего ежика, Билли, посмотреть, кто там пришел. В холле раздался громкий топот, и вскоре Билли вернулся в сопровождении Выдра, который бросился к Крысу с распростертыми объятиями и дружескими приветствиями.

– Отстань! – промычал Крыс с набитым ртом.

– Я так и думал, что найду тебя здесь, – весело заговорил Выдр. – Сегодня утром все на берегу реки ужасно встревожены. «Крыса всю ночь не было дома, Крота тоже – должно быть, случилось что-то ужасное», – говорили повсюду. А снег, конечно, замел все ваши следы. Но я знал, что, когда звери попадают в беду, они или идут к Барсуку, или Барсук каким-то образом узнаёт об их бедах, поэтому я направился прямиком сюда, через занесенный снегом Дикий Лес!

С ума сойти! Как прекрасно пробираться сквозь снег, когда красное солнце восходит и просвечивает сквозь черные стволы деревьев! Идешь себе в тишине, и только время от времени снежные комья – хлоп! – соскальзывают с веток, так что поневоле подпрыгнешь и нырнешь в укрытие. Ночью буквально ниоткуда в лесу намело снежные замки, снежные мосты, террасы, крепостные стены, снежные пещеры – я мог бы остаться и играть там часами. То тут, то там огромные ветви лежали, сломавшись под тяжестью снега, и малиновки прыгали по ним со своим вечным задорным самодовольством, как будто сами их обломали. Высоко в сером небе пролетела нестройная вереница диких гусей, несколько грачей покружились над деревьями, осмотрели их и, хлопая крыльями, с отвращением улетели восвояси… Но я не встретил ни одного разумного существа, у которого можно было бы узнать новости.

Примерно на полпути я наткнулся на кролика – он сидел на пеньке и потирал лапками свою глупую мордочку. Ну я подкрался к нему сзади, и он страшно перепугался, когда я положил тяжелую переднюю лапу ему на плечо. Мне пришлось пару раз хлопнуть его по голове, чтобы привести в чувство. В конце концов мне удалось вытянуть из него, что прошлой ночью один из кроликов видел в Диком Лесу Крота. По его словам, в норах только и разговоров о том, что Крот, лучший друг мистера Крыса, попал в беду: он заблудился, и «Они» вылезли наружу и начали его гонять. «Так почему никто из вас ничего не сделал? – спросил я. – Может, вы, кролики, не особенно умны, но вас сотни, больших, крепких парней, кругленьких и пухлых, и ваши ходы тянутся во все стороны. Вы могли бы приютить его и укрыть. Во всяком случае, попытаться хоть что-то сделать». – «Это мы-то? – спросил кролик. – Мы, кролики, – что-то сделать?» Тогда я снова хлопнул его по башке и ушел. Что с него взять? Во всяком случае, я кое-что у него узнал, а если бы мне посчастливилось встретиться с кем-нибудь из «Них», узнал бы еще больше, и они бы тоже кое-что у меня узнали!

– И ты совсем… э-э-э… не нервничал? – спросил Крот.

При упоминании о Диком Лесе к нему вернулась тень пережитого вчера ужаса.

– Нервничал? – рассмеялся Выдр, обнажив два ряда крепких белых зубов. – Они бы у меня сами понервничали, если бы что-нибудь попробовали мне сделать. Крот, поджарь-ка мне ветчины, будь хорошим мальчиком. Я ужасно проголодался, и мне есть что сказать Крысу. Я не видел его целую вечность.

Добрый Крот, нарезав несколько ломтиков ветчины, оставил поджаривать ее ежам, а сам вернулся к завтраку, в то время как Выдра и Крыс, склонив головы друг к другу, оживленно беседовали о речном магазинчике, который интересовал их обоих, и разговор их казался бесконечным, как лепет самой реки.

Едва подчистили с тарелки жареную ветчину и попросили добавки, вошел Барсук, зевая и протирая глаза. Он поздоровался со всеми в своей спокойной, простой манере и каждого по-доброму расспросил, как дела.

– Наверное, время уже близится к обеду, – заметил он Выдру. – Останься и пообедай с нами. Ты, должно быть, проголодался в такое холодное утро.

– Еще как проголодался! – ответил Выдр, подмигивая Кроту. – При виде этих прожорливых ежат, набивающих брюхо жареной ветчиной, я просто готов упасть в голодный обморок.

Ежата, успевшие снова проголодаться после съеденной каши и усердного поджаривания ветчины, робко взглянули на мистера Барсука, но постеснялись что-нибудь сказать.

– А вы, малыши, идите-ка домой, к маме, – ласково велел им Барсук. – Я пошлю с вами кого-нибудь, чтобы вас проводили. Я уверен, сегодня вы не захотите обедать.

Он дал им по шесть пенсов, потрепал по головам, и ежата ушли, на прощание почтительно сняв шапочки.

Остальные вскоре сели за стол. Крот оказался рядом с мистером Барсуком, и, поскольку двое других все еще были поглощены речными сплетнями, от которых ничто не могло их отвлечь, Крот воспользовался случаем, чтобы рассказать Барсуку, как уютно он себя здесь чувствует – совсем как дома.

– Оказавшись глубоко под землей, точно знаешь, где ты сейчас. С тобой ничего плохого не может случиться, никто не сможет до тебя добраться. Под землей ты сам себе хозяин, и не нужно ни с кем советоваться или обращать внимание на чужие слова. Пускай наверху все идет своим чередом, тебя это не беспокоит. Захочешь – вылезешь, и верхний мир будет тебя ждать.

Барсук просто расцвел от таких речей.

– Именно так я всегда и говорю, – ответил он. – Только под землей можно найти безопасность, мир и спокойствие. А потом, если тебя осенит новая идея и ты захочешь расширить свое жилье – что ж, немного покопай, и дело сделано! Если тебе покажется, что дом слишком велик, заделай пару отнорков, и снова все в порядке! Ни строителей, ни назойливых торговцев, ни замечаний соседей, заглядывающих через стену, и, самое главное, никакого дождя. Взять Крыса. Если паводок поднимется на пару футов, ему придется снимать жилье – неуютное, неудобно расположенное и ужасно дорогое. Взять Жаба. Я ничего не имею против его Жаб-холла; это, пожалуй, лучший дом в наших краях, настоящее поместье. Но если случится пожар – что будет с Жабом? Предположим, с дома сдует черепицу, или стены просядут и треснут, или окна побьются – что будет с Жабом? Предположим, в доме начнут гулять сквозняки – я лично терпеть не могу сквозняков – что будет с Жабом? Нет, наверху и на свежем воздухе хорошо побродить и переночевать, но только под землей, куда можно в конце концов вернуться, и можно жить. Именно это в моем представлении настоящий дом!

Крот охотно согласился, и Барсук, почувствовав к нему дружеское расположение, предложил:

– После обеда я проведу вас по моему маленькому домику. Вижу, вы его оцените. Вы-то понимаете, какой должна быть домашняя планировка, вы знаете в ней толк.

Итак, после завтрака, когда Крыс и Выдр устроились у камина и затеяли жаркий спор об угрях, Барсук зажег фонарь и пригласил Крота следовать за ним. Пройдя через холл, они двинулись по одному из главных туннелей, и колеблющийся свет фонаря освещал слева и справа входы в большие и маленькие комнаты: некоторые – просто каморки, другие – почти такие же широкие и внушительные, как столовая Жаба. Узкий проход под прямым углом привел их в другой коридор, и здесь повторилось то же самое. Крота поразили размеры, длина и разветвленная система ходов и полутемных переходов, прочные своды переполненных кладовых, каменная кладка повсюду, колонны, арки и выложенные плиткой полы.

– Во имя неба, Барсук, – сказал он наконец, – как у вас нашлись время и силы, чтобы построить все это? Поразительно!

– Было бы поистине поразительно, если бы все это построил я сам, – просто ответил Барсук. – Но на самом деле я только расчищал по мере необходимости коридоры и комнаты. Их повсюду еще больше, их тут полным-полно. Вижу, вы не понимаете, и придется вам объяснить. Очень давно на том месте, где сейчас раскинулся Дикий Лес (он тогда еще не разросся и не стал таким, как сейчас), был город… Человеческий город, понимаете? Здесь, где мы с вами стоим, люди жили, спали, гуляли, разговаривали, занимались своими делами. Здесь они ставили лошадей в стойла и устраивали пиры, отсюда отправлялись сражаться или торговать. Они были могущественным народом, богатым народом, великими строителями. Они строили на века, потому что думали, что их город будет стоять вечно.

– Но что же с ними сталось? – спросил Крот.

– Кто знает? – ответил Барсук. – Люди приходят, остаются на некоторое время, процветают, строят – и уходят. Таковы уж они. Но мы остаемся. Мне говорили, что барсуки здесь водились задолго до того, как появился город. И теперь здесь снова водятся барсуки. Мы – народ выносливый, можем на время перебраться в другие края, но мы терпеливо ждем, а потом возвращаемся. И так будет всегда.

– Ну, а когда они ушли, те люди, что было дальше? – спросил Крот.

– Когда они ушли, – продолжал Барсук, – за дело взялись сильные ветры и постоянные дожди и трудились терпеливо, безостановочно, год за годом. Возможно, мы, барсуки, тоже слегка помогли – кто знает? Постепенно город приходил в упадок, все больше, и больше, и больше… Дома разрушались, оседали на землю, исчезали. Потом здесь все начало расти… Росло все больше, и больше, и больше: семена превращались в саженцы, саженцы – в лесные деревья, и ежевика с папоротником пришли им на помощь. Слой опавшей листвы делался толще, превращался в перегной, ручьи во время разливов приносили песок и землю, покрывавшую все вокруг, и со временем снова был готов дом для барсуков, и мы в нем поселились. Наверху, на поверхности, происходило то же самое. Животные приходили, место им нравилось, они обживались, обустраивались, расселялись и процветали. Их не беспокоило прошлое – прошлое никогда их не беспокоит, они слишком заняты. Местность, естественно, была немного бугристой и холмистой, со множеством ям, но это было скорее преимуществом. Животных не беспокоит и будущее, то будущее, когда, возможно, люди поселятся здесь снова… На какое-то время… Что вполне может случиться. Теперь Дикий Лес уже довольно плотно заселен; здешние обитатели самые обычные, есть среди них хорошие, есть плохие и есть ни то ни се – я не называю имен. Чтобы создать мир, нужны самые разные особи. Но я полагаю, теперь вы и сами кое-что о них узнали.

– Это верно, – ответил Крот, слегка вздрогнув.

– Ну-ну, – Барсук похлопал его по плечу, – видите ли, то было ваше первое знакомство с лесом. На самом деле здешние жители не так уж плохи, и мы все должны жить и давать жить другим. Но завтра я расскажу о вас в лесу, и, думаю, у вас больше не будет проблем. Любой мой друг может гулять в этих местах, где захочет, или я разберусь с теми, кто ему досаждает!

Когда они снова вернулись на кухню, Крыс беспокойно расхаживал взад-вперед. Атмосфера подземелья угнетала его и действовала на нервы, и он, казалось, боялся, что без его присмотра река куда-нибудь смоется. Поэтому он надел пальто и снова засунул пистолеты за пояс.

– Пошли, Крот, – встревоженно сказал он, как только увидел Крота с Барсуком. – Нам нужно отправляться в путь, пока светло. Не хочу провести еще одну ночь в Диком Лесу.

– Все будет хорошо, мой добрый друг, – сказал Выдр. – Я иду с тобой, а я найду здесь каждую тропинку хоть с завязанными глазами. И если нужно будет кого-нибудь хлопнуть по башке, можешь положиться на меня.

– Тебе и вправду не о чем волноваться, Крысик, – безмятежно добавил Барсук. – Мои норы простираются дальше, чем ты думаешь, и выходят на поверхность на опушках в разных частях леса, хотя я не хочу, чтобы о них знали все. Когда действительно захотите уйти, сможете уйти одним из моих коротких путей. А пока присядь, устраивайся поудобнее.

Но Крысу все-таки не терпелось поскорее убраться восвояси и вернуться на реку, поэтому Барсук снова взял фонарь и повел гостей по сырому и душному туннелю, отчасти прорытому в земле, отчасти проложенному в скале. Ход петлял туда-сюда и как будто тянулся на долгие мили. Наконец, впереди забрезжил свет, проникающий сквозь нависшую над входом густую зелень.

Барсук поспешно распрощался, вытолкнул своих спутников наружу, замаскировал вход вьющимися растениями, хворостом и опавшими листьями, и ретировался.

Крыс, Крот и Выдр поняли, что стоят на самом краю Дикого Леса. За ними громоздились камни, оплетенные ежевикой и корнями деревьев; впереди простирались тихие просторные поля, окаймленные рядами живых изгородей, чернеющих на фоне снега, а далеко впереди поблескивала знакомая старая река, и зимнее солнце висело над самым горизонтом.

Выдр, знающий все тропинки, взял на себя командование, и отряд направился по прямой к дальнему перелеску. Остановившись на мгновение и оглянувшись, друзья увидели громаду Дикого Леса, густого, угрожающего, плотного, угрюмо застывшего посреди бескрайних белых снегов. Как по команде, они повернулись и поспешили домой, к очагу и знакомым вещам, на которые падали его отсветы, к голосу воды, весело журчащей за окном, к знакомой реке, никогда их не пугавшей, несмотря на все ее неожиданные выходки.

Торопясь вперед, с нетерпением ожидая момента, когда он снова окажется дома, среди любимой знакомой обстановки, Крот ясно понял, что он принадлежит полям и живым изгородям, вспаханным бороздам, оживленным пастбищам, тропинкам для вечерних прогулок, возделанным садам. Пусть другим останутся лишения, упрямая выдержка и выживание в грубой природе; он же должен мудро придерживаться обжитых мест – именно там проложены его тропы, именно там его ждут приключения, которых хватит на всю жизнь.