Текст книги "Ветер в ивах"

Глава девятая
Мистер Тоуд возвращается

Дядюшка Рэт высунул аккуратную коричневую лапку, крепко схватил мистера Тоуда за шиворот, рванул его кверху и подтащил к норе. Отяжелевший, пропитанный водой, Тоуд медленно, но верно достиг края норы и через мгновение, живой и здоровый, стоял в прихожей, весь измазанный тиной и облепленный водорослями, как, впрочем, и следовало ожидать, но вполне довольный и в наилучшем расположении духа, как бывало в прежние времена.

– О, Рэтти! – воскликнул он. – Чего я только не пережил с тех пор, как виделся с тобой в последний раз, ты не можешь себе представить! Потерпи, я тебе всё расскажу…

– Тоуд, – сказал Рэт серьёзно и твёрдо, – сейчас же отправляйся наверх, сними с себя эту старую ситцевую тряпку, которая, похоже, когда-то была платьем какой-нибудь прачки, как следует вымойся, надень что-нибудь моё и прими вид джентльмена, если сумеешь. Чуть позже мы поговорим. У меня много накопилось.

Тоуд хотел огрызнуться. Хватит, им уже хорошо покомандовали в тюрьме, а тут, по-видимому, всё начинается сначала. И кто начинает? Рэт – Водяная Крыса! Но он нечаянно увидал своё отражение в зеркале за стоящей вешалкой, в потрёпанном чепце, печально сползшем на левый глаз, раздумал отругиваться и послушно отправился в ванную комнату. Пока они ели, мистер Тоуд рассказал дядюшке Рэту все свои приключения, подробно останавливаясь на том, какой ум он проявил, и какое присутствие духа в острых ситуациях, и хитроумие в узких местах, всё хотел представить дело так, будто он пережил весёлые и разнообразные приключения. Но чем больше он распространялся, тем серьёзнее и молчаливее становился дядюшка Рэт.

Когда Тоуд наконец выговорился, в комнате на некоторое время воцарилось молчание, потом Рэт сказал:

– Послушай-ка, Тоуди, я не хочу обижать тебя, ты и так много пережил. Но говоря серьёзно, неужели ты не понимаешь, каким ты выставил себя дураком? Как ты сам признаёшься, на тебя надевали наручники, заточали в тюрьму, морили голодом, травили, как зайца, пугали до потери сознания, оскорбляли, глумились и, наконец, к твоему позору, швырнули в воду. И кто же? Какая-то баба! Что в этом забавного? Что весёлого? И всё из-за того, что тебе приспичило угнать чужую машину. Ты сам прекрасно знаешь, что от машин тебе были одни беды и неприятности с того самого момента, когда ты впервые увидел автомобиль. Если ты разбиваешься через пять минут после того, как ты сел за руль – а так оно чаще всего и бывает, – то зачем же тогда чужую-то машину воровать? Пожалуйста, можешь делаться инвалидом, если тебе это нравится, пожалуйста, можешь обанкротиться для разнообразия, если уж ты так решил, но в каторжники-то зачем попадать? Когда же ты наконец проявишь благоразумие, и подумаешь о своих друзьях, и позволишь им гордиться тобой? Ты думаешь, мне приятно, например, слышать, как звери говорят мне вслед, что я вожусь с уголовниками?

У мистера Тоуда была одна черта, которая всех с ним примиряла, – у него было беззлобное сердце. Он не сердился, когда ему читали нравоучения те, кого он считал своими настоящими друзьями. Но всё же, когда Рэт замолчал, он издал глубокий вздох и сказал тихим и покорным голосом:

– Ты прав, Рэтти! Ты всегда очень разумно говоришь. Я вёл себя как самовлюблённый старый осёл, мне это совершенно ясно, но теперь я буду совсем хорошим и не буду делать больше никаких глупостей. А что до автомобилей, я как-то поостыл к ним, после того как нырнул в эту твою речку. Знаешь, когда я висел, уцепившись за край норы, пытаясь отдышаться, меня осенила действительно блестящая идея – насчёт моторных лодок… ну ладно, ладно, не принимай всё так близко к сердцу, это же только так, просто мысли вслух, и давай больше не будем об этом. Попьём кофейку, поболтаем, а потом я спокойненько пройдусь до Тоуд-Холла, переоденусь в своё и всё там налажу, чтобы всё было как и бывало раньше. Хватит с меня приключений. Я буду вести размеренную, приличную жизнь, займусь хозяйством, приведу в порядок сад, буду сажать цветочки. У меня всегда будет готов обед для друзей, заглянувших ко мне на часок. Я опять заведу пони с тележкой, чтоб можно было прокатиться по окрестностям, как было в старые добрые времена, до того, как на меня это напало и я натворил глупостей.

– Спокойненько пройдёшься до Тоуд-Холла? – возбуждённо воскликнул дядюшка Рэт. – О чём ты говоришь? Ты хочешь сказать, что ты ничего не слыхал?

– Что не слыхал? – спросил мистер Тоуд, бледнея. – Говори, Рэтти! Скорей! Не щади меня. О чём я не слыхал?

– Ты хочешь сказать, – кричал Рэт, стуча маленькими кулачками по столу, – что ты ничего не слышал о ласках и горностаях?

– Что? Эти, из Дремучего Леса? – воскликнул мистер Тоуд, начиная дрожать. – Ни слова не слышал! А что они сделали?

– И как они захватили Тоуд-Холл? – продолжал дядюшка Рэт.

Тоуд положил локти на стол, подбородок – на лапы, две крупные слезы накопились у него в глазах, перелились через край и упали на стол – кап! кап!

– Когда ты попал… ну, когда с тобой случилось это несчастье, – начал Рэт медленно, подбирая выражения, – ну, словом, когда ты исчез на время из общества благодаря этому, ну… недоразумению с автомобилем, ты понимаешь…

Тоуд только кивнул.

– Об этом тут, естественно, много говорили, – продолжал дядюшка Рэт, – и не только тут, на берегу, но даже и в Дремучем Лесу. Мнения всех зверей разделились, как это обычно бывает. Те, кто с берега, все были за тебя. Они говорили, что с тобой обошлись несправедливо и что в наше время в этой стране не добьёшься правосудия. А те, из Дремучего Леса, говорили всякие горькие слова, мол, так тебе и надо и, мол, со всем этим пора кончать. И они страшно обнаглели и все ходили везде и говорили, что с тобой на этот раз покончено навсегда. Что ты, мол, никогда, никогда не вернёшься.

Однажды тёмной ночью – должен сказать, что это была очень тёмная ночь, и ветреная до невозможности, и к тому же дождь лил как из ведра, – ласки, собравшись целым отрядом, вооружённые до зубов, подползли к парадному входу Тоуд-Холла. Одновременно целая банда хорьков, пройдя огородами, овладела хозяйственным двором и конторой, а небольшой отряд головорезов-горностаев занял оранжерею и бильярдную и пооткрывал все окна, выходящие на лужайку.

– И с тех пор эти из Дремучего Леса поселились в Тоуд-Холле, – продолжал дядюшка Рэт, – и ведут себя просто безобразно! Валяются в постели до обеда, завтрак у них в любое время, и такой, говорят, учинили разгром, что страшно смотреть. Они съедают твои запасы, выпивают всё, что у тебя есть в погребе, да ещё и потешаются над тобой, рассказывая про… там, магистраты, тюрьмы и полицию. Они сочиняют про тебя отвратительные, грубые песенки, в которых остроумия ни на грош. И они говорят всем твоим слугам, что поселились в усадьбе навсегда.

– Да? – закричал мистер Тоуд, вскакивая и хватаясь за палку. – Я моментально займусь ими!

– Бесполезно, Тоуд! – прокричал ему вдогонку дядюшка Рэт. – Иди и сядь спокойно, ты только беду себе наживёшь.

Но Тоуд уже исчез, и удержать его не было никакой возможности. Он быстро шёл по дороге, перекинув палку через плечо, пыхтя и бормоча себе под нос что-то сердитое, пока не дошёл до парадных ворот. Тут из-за забора неожиданно выскочил большой рыжий хорёк и наставил на него ружьё.

– Стой! Кто идёт? – крикнул он резким голосом.

– Чушь и чепуха, – отозвался Тоуд сердито. – Кто тебе позволил так со мной разговаривать? Выходи оттуда сейчас же, не то я…

Хорёк больше не произнёс ни слова, он вскинул ружьё к плечу. Тоуд благоразумно бросился на землю, пригнулся, и – вжжик! – пуля просвистела у него над головой.

Потрясённый Тоуд поднялся на ноги и галопом помчался по дороге. Пока он бежал, он слышал отвратительный хохот хорька, который подхватили ещё какие-то мерзкие тоненькие голосочки.

Он вернулся к дядюшке Рэту совершенно опрокинутый.

– А что я тебе говорил? – отозвался Рэт. – Бесполезно. У них выставлены сторожевые посты, и они все вооружены. Я тебе говорю: подожди пока.

И всё же Тоуд не был склонен так уж сразу сдаваться. Он отвязал лодку и поплыл на вёслах вверх по реке, где, как ему было известно, сад Тоуд-Холла спускается к самой воде.

Приблизившись к тому месту, откуда был виден его старый милый дом, он, перестав грести и облокотившись о вёсла, осторожно оглядел всё вокруг. На первый взгляд было тихо, спокойно и безлюдно.

Он мог спокойно обозревать фасад Тоуд-Холла, залитый лучами заходящего солнца, голубей, усаживающихся парочками на коньке крыши, сад, весь в цвету, бухту перед лодочным сараем, маленький деревянный мостик, который перекинулся через бухту; всё было спокойно, необитаемо и, казалось, ждало его возвращения.

«Попробуем сперва проникнуть в лодочный сарай», – подумал Тоуд.

Он тихонечко поплыл к бухте и уже проплывал под мостом, как – бух! Огромный камень угодил прямо в лодку и пробил дно. Лодка тут же наполнилась водой и затонула, а мистер Тоуд оказался прямо в воде на глубоком месте. Подняв голову, он увидел у перил моста двух горностаев, которые перегнулись через перила и наблюдают за ним в полном восторге.

– Камешек следующий раз полетит в твою голову, Тоуди! – крикнули они ему.

Негодующий мистер Тоуд поплыл к берегу, а горностаи, поддерживая друг друга, чтобы не свалиться в воду, так и покатывались со смеху, с ними чуть не случилось двойной истерики, то есть по истерике на каждого, разумеется.

Тоуд должен был проделать весь долгий обратный путь пешком. Он рассказал дядюшке Рэту о неудаче, которая его вновь постигла.

– Ну а я тебе что говорил? – сказал дядюшка Рэт сердито. – Сядь и сообрази, что ты сделал. Потопил мою лодку, которую я так люблю! Попросту загубил мой прекрасный костюм, который я дал тебе поносить. Ну право же, Тоуд, свет не видел такого невозможного существа. Я удивляюсь, как это ты ещё ухитряешься сохранять каких-то друзей.

Тоуд сразу согласился, что вёл себя неправильно, признал свою глупость, раскаялся в своих ошибках и принёс самые горячие извинения за потопленную лодку и испорченный костюм. И закруглил свою речь выражением искренней покорности, которая всегда обезоруживала его друзей и обеспечивала ему прощение.

– Рэтти! Я теперь понимаю, какой был своевольный и своенравный! С этого времени, поверь мне, я буду тихий и послушный и ничего не сделаю без твоего совета и одобрения!

– Ну, если так, – сказал отходчивый дядюшка Рэт, смягчившись, – тогда мой совет тебе: поскольку уже поздно, садись и ужинай. Ужин сейчас появится на столе. И пожалуйста, прояви побольше терпения. Я убеждён, что мы с тобой ничего не можем предпринять, пока не повидаемся с Кротом и Барсуком, и не услышим от них последние новости, и все вместе хорошенечко не обсудим наши нелёгкие дела.

– А-а, да, конечно! Крот и Барсук, разумеется. А где они сейчас? Я было о них совсем позабыл, – заметил Тоуд легкомысленно.

– И ты ещё спрашиваешь! – сказал дядюшка Рэт с упрёком. – Пока ты носился по всей стране в дорогих автомобилях, и скакал на кровных скакунах, и устраивал пикники с цыганами, эти два бедных преданных зверя торчали на улице в любую погоду, проводя суровые дни и ночи, патрулируя вдоль границ Тоуд-Холла, не спуская глаз с ласок и горностаев, соображая, обдумывая, планируя, как отбить назад твою собственность. Ты не заслужил иметь таких верных, таких преданных друзей, честное слово, Тоуд! Когда-нибудь, когда будет уже поздно, ты пожалеешь, что не ценил их!

– Я знаю, я неблагодарное животное, – заплакал Тоуд. – Давай я пойду и поищу их этой холодной и тёмной ночью, и разделю с ними все трудности, и постараюсь доказать… Постой! Кажется, я слышу звон тарелок и подноса. Ура! Ужин на столе! Давай, Рэтти!

Тут дядюшка Рэт вспомнил, что бедняга Тоуд долгое время находился на тюремном коште и поэтому не стоило на него сердиться. Он и сам последовал за ним к столу и, как хороший хозяин, просил его вознаградить себя за все прошлые лишения.

Они только успели покончить с едой и снова перейти в кресла, как раздался сильный стук в дверь. Тоуд перепугался, а дядюшка Рэт, таинственно кивнув, направился прямо к двери, отпер её, и в комнату вошёл дядюшка Барсук.

У него был вид джентльмена, который несколько ночей провёл вне дома, будучи лишён маленьких удобств. Ботинки были в грязи, и выглядел он растрёпанным и взъерошенным. Правда, он и прежде не очень-то заботился о своей наружности. Барсук взглянул на мистера Тоуда серьёзно, протянул лапу и сказал:

– Добро пожаловать домой, Тоуд! Увы! Что я говорю? Домой, как бы не так! Это печальное возвращение, Тоуд. Бедный мой Тоуд!

Затем он повернулся к нему спиной, пододвинул стул к столу и отрезал себе большой кусок холодного пирога со свининой.

Тоуд не на шутку встревожился от такого серьёзного и зловещего приветствия. Но дядюшка Рэт шепнул ему:

– Ничего, не обращай внимания и пока помолчи. Он всегда такой подавленный и падает духом, когда ему надо подкрепиться. Через полчасика он будет совсем другим.

Они принялись молча ждать. Через некоторое время снова раздался стук, на этот раз не такой громкий. Дядюшка Рэт, снова кивнув, ввёл в комнату Крота, немытого и обтрёпанного, с соломинками, застрявшими в шёрстке.

– Ура! А вот и Тоуд! – закричал он, сияя.

И он начал отплясывать вокруг него.

– Мы даже и не надеялись, что ты появишься так скоро, ах ты умный, талантливый, сообразительный Тоуд!

Дядюшка Рэт толкнул его под локоть, но было уже поздно: Тоуд уже пыхтел и весь раздувался от гордости.

– Умный? Вовсе нет! Послушать моих друзей, так я круглый дурак! Я всего-навсего выбрался из самой страшной тюрьмы во всей Англии! Только и всего! И завладел поездом и на нём удрал, только и всего! Я осёл, вот кто я есть! Я расскажу тебе о своих приключениях, и ты сам рассудишь, Крот!

– Хорошо, хорошо, – сказал Крот, пододвигаясь к столу. – Ты рассказывай, а я пока поем, ладно? С утра во рту ни кусочка! О боже мой, боже мой!

Он подсел к столу и наложил себе на тарелку холодного мяса и маринованных огурчиков.

Тоуд потоптался на каминном коврике, потом засунул лапу в карман и вытащил оттуда горсть серебряных монет.

– Погляди! – воскликнул он, показывая деньги. – Не так уж плохо за несколько минут работы, а? И как, ты думаешь, я их добыл? Угнал лошадь! Вот как!

– Ну? – заинтересовался Крот.

– Тоуд, пожалуйста, помолчи минуточку, – сказал дядюшка Рэт. – А ты, Крот, не подначивай. Или ты его не знаешь? Лучше поскорее расскажи, в каком положении находятся дела и что лучше всего предпринять, раз Тоуд наконец вернулся.

– Дела хуже некуда, – сказал Крот сердито. – А что предпринять, ни малейшего понятия не имею. Барсук и я ходили, ходили вокруг Тоуд-Холла день и ночь. Всё одно и то же. Везде – стража, наставленные в упор дула, швыряются камнями. А стоит нам приблизиться, так насмехаются, просто невыносимо. Нет ничего хуже насмешек!

– Да, дело плохо, – сказал дядюшка Рэт задумчиво. – Но я думаю, что кое-что я всё-таки сообразил. Тоуд должен…

– Нет, не должен! – воскликнул Крот с набитым ртом. – Ничего подобного. Ему надо совсем другое…

Они заговорили все разом и во весь голос, от них просто можно было оглохнуть, но в это время высокий, суховатый голос сказал:

– Немедленно замолчите! Все!

И мгновенно настала тишина.

Это сказал дядюшка Барсук, который кончил есть пирог, повернулся к ним и сурово на них поглядел.

Потом дядюшка Барсук подошёл к камину и, глубоко задумавшись, долго смотрел на огонь. Наконец он заговорил.

– Тоуд, – сказал он, – ты беспокойный, скверный зверёк! Тебе не стыдно? Как ты думаешь, что бы сказал мой покойный друг, твой отец, если бы оказался сейчас здесь и узнал обо всём, что ты вытворяешь?

Тоуд, который прилёг на диван, перевернулся ничком, сотрясаемый слезами раскаяния.

– Ладно, перестань, – сказал Барсук, смягчаясь. – Брось. Перестань плакать. Что было, то прошло. Постарайся начать жизнь сначала. Но то, что Крот говорит, правильно. Горностаи стерегут всюду. А это лучшие стражники в мире. Нечего думать атаковать их в лоб. Нам с ними не справиться.

– Тогда, значит, всё кончено, – всхлипнул Тоуд, орошая слезами диванные подушки. – Пойду завербуюсь в солдаты и никогда, никогда больше не увижу мой родной Тоуд-Холл!

– Брось хныкать и немедленно взбодрись, Тоуд! – сказал Барсук. – Есть другие способы отвоевать его, кроме прямого штурма. Я ещё не сказал своё последнее слово. Сейчас я сообщу вам великую тайну.

Тоуд медленно поднялся и вытер слёзы. Он обожал тайны, потому что в жизни не мог сохранить ни одной. Его всегда волновало чувство неправедного восторга, когда он сообщал другому тайну после того, как торжественно обещал не выдавать её никому.

– Существует подземный ход, – сказал Барсук внушительно, – который ведёт от берега реки, совсем поблизости отсюда, к самому центру Тоуд-Холла.

– О, какой вздор, Барсук! – сказал Тоуд довольно беззаботно. – Ты наслушался того, что они тут плетут в пивнушках. Да я знаю каждый дюйм Тоуд-Холла, изнутри и снаружи. Там ничего такого нет, уверяю тебя.

– Мой юный друг, – сказал дядюшка Барсук очень строго, – твой отец, который был зверем очень достойным, много достойнее иных моих знакомых, и который был моим близким другом, делился со мной такими вещами, которыми ему и в голову бы не пришло поделиться с тобой. Он открыл этот подземный ход; он его, разумеется, сам не делал, ход был прокопан сотни лет назад, задолго до того, как он там поселился. Но он его вычистил и привёл в порядок, потому что думал, что когда-нибудь этот ход вдруг да и пригодится в случае какой-нибудь беды или опасности. И он мне его показал. Он сказал: «Сыну моему о нём ни в коем случае не говори. Он хороший парень, но немного легкомысленный, и характер у него неустойчивый, да и язык за зубами он держать не умеет. Если с ним случится серьёзная беда и ход этот сможет ему пригодиться, тогда сообщи ему об этом тайном проходе, но ни в коем случае не раньше».

Все сидевшие в комнате внимательно посмотрели на мистера Тоуда, желая видеть, как он это всё воспримет. Тоуд сначала было надулся, но быстро отошёл, потому что был всё-таки хорошим парнем.

– Ладно, ладно, – сказал он. – Может, я и в самом деле немножечко болтун. Я ведь очень известное лицо, друзья навещают меня, и мы острим, веселимся, рассказываем анекдоты, и язык у меня начинает маленечко вилять. Я прирождённый собеседник. Мне частенько говорили, что мне надо бы завести салон, что бы это там ни значило. Ну, бог с ним! Продолжай, Барсук. Но чем этот самый твой подземный ход нам поможет?

– Я кое-что выяснил в последнее время, – продолжал Барсук. – Я попросил Выдру нарядиться трубочистом и пойти, увесившись щётками, к чёрному крыльцу Тоуд-Холла справиться, нет ли у них работы. Завтра вечером там состоится роскошный банкет. Чей-то день рождения. Главного Ласки, кажется. И все ласки соберутся в парадной столовой и будут там пировать, ничего не подозревая, без сабель, ружей и палок – словом, безо всякого оружия!

– Но стража будет выставлена, как всегда, – заметил дядюшка Рэт.

– Точно, – отозвался Барсук. – К этому я и веду. Ласки целиком положатся на такую прекрасную стражу, как горностаи. И вот тут-то нам и поможет подземный ход. Этот туннель ведёт прямёхонько в буфетную, расположенную рядом с парадной столовой.

– Ага! Вот почему там скрипит доска! – сказал Тоуд. – Теперь я понимаю.

– Мы тихонечко проберёмся в буфетную! – воскликнул Крот.

– С пистолетами, и саблями, и палками! – закричал дядюшка Рэт.

– И набросимся на них, – сказал Барсук.

– И поколотим их, и поколотим их, и поколотим их! – вопил Тоуд в экстазе, носясь кругами по комнате и перепрыгивая через стулья.

– Очень хорошо, – подвёл итог дядюшка Барсук в своей обычной суховатой манере. – Итак, всё решено, нечего вам спорить и устраивать перепалки. Становится поздно, отправляйтесь спать. Все необходимые приготовления мы сделаем завтра утром.

Тоуд, конечно, тоже послушно отправился спать.

Он проспал всё следующее утро и, когда спустился вниз, увидел, что остальные звери уже давным-давно позавтракали. Крот куда-то ускользнул, никому не сказав, куда и зачем идёт. Барсук сидел в кресле и читал газету, нисколько не заботясь о том, что должно произойти вечером.

А дядюшка Рэт, наоборот, с деловым видом носился по комнате, таская под мышками разного рода оружие, раскладывая его на четыре кучи на полу.

Через некоторое время в комнату ввалился Крот, и видно было, что он собою чрезвычайно доволен.

– О, как я здорово развлёкся! – начал он с ходу. – О, как я поддразнил горностаев!

– Надеюсь, ты был достаточно осторожен, Крот? – спросил дядюшка Рэт с тревогой.

– Ну разумеется, – с уверенностью сказал Крот. – Меня осенило, когда я поутру пошёл в кухню последить, чтобы завтрак для мистера Toyда не остыл. Там я увидел, что старая прачкина одежда, в которой он вчера явился, так и висит возле камина на полотенечной вешалке. Я надел платье, чепчик, конечно, тоже нацепил, шаль накинул и отправился в Тоуд-Холл храбрец храбрецом. Стража, конечно, была, как всегда, начеку, с ружьями и со своими «Стой, кто идёт?» и прочей чепухой.

«Доброе утро, джентльмены! – поклонился я им. – Нет ли у вас на сегодня стирки? Я бы постирала».

Они поглядели на меня так высокомерно, так надменно и говорят:

«Убирайся отсюда, прачка! Когда мы на часах, мы не занимаемся стиркой».

«А в другое время?» – спрашиваю я с издёвочкой. – Хо-хо-хо! Купил я их, а, Тоуд?

– Глупый ты и нахальный зверь! – презрительно заявил мистер Тоуд.

Дело в том, что он смертельно позавидовал Кроту. Это было как раз то самое, что он сам мог бы проделать, приди это ему в голову первому и не проспи он так непоправимо.

– Кое-кто из горностаев сделался пунцовым, – продолжал Крот, – сержант, начальник караула, и говорит мне:

«Быстро беги отсюда, женщина, не отвлекай часовых, они на посту».

«Бежать? – говорю я. – Не я отсюда побегу, а кто-то другой, и довольно скоро…»

– О, Крот, милый, как же ты мог? – сказал в отчаянии Рэт.

Барсук отложил газету в сторону.

– Я увидал, как уши у них навострились и они стали переглядываться, – продолжал Крот. – И я услыхал, как сержант сказал:

«Не обращайте на неё внимания, она сама не знает, что говорит».

«Это я-то не знаю? – сказал я. – Тогда позвольте сказать вам следующее: да будет вам известно, что моя дочь стирает бельё мистера Барсука. Вот и судите, знаю я или не знаю, о чём говорю. А скоро и вы узнаете. Сотня кровожадных барсуков, вооружившись винтовками, собираются напасть на Тоуд-Холл как раз сегодня вечером, подобравшись к нему через конский выгон. Шесть лодок, до отказа набитых крысами, вооружённых пистолетами и абордажными саблями, прибудут по реке, и крысы высадятся на садовом причале, а отряд отборных жаб, который называется «Победа или смерть», атакует фруктовый сад, сметая всё на пути и призывая к возмездию. Не так-то много стирки от вас останется к тому времени, когда они с вами разделаются. Вы бы лучше убирались подобру-поздорову, пока ещё есть возможность!»

С этими словами я убежал, и после того, как я скрылся у них из виду, я ползком вернулся, по дну кювета прополз и притаился там, глядя на них сквозь ветки живой изгороди. Они все очень разволновались, стали все разом бегать туда-сюда, натыкаясь друг на друга, и все отдавали команды одновременно и никого не слушали, а сержант отправлял всё новые и новые отряды охраны в отдалённые части усадьбы, потом посылал других, чтобы они привели их обратно, и я слышал, как они говорили друг другу:

«Это очень похоже на ласок. Они себе будут пировать в парадной гостиной, произносить тосты, петь песни и всячески развлекаться, а мы должны стоять на часах в темноте и холоде, чтобы в конце концов нас изрубили на кусочки кровожадные барсуки…»

– О, глупый ты осёл, Крот! – закричал Тоуд. – Ты же всё испортил!

– Крот, – сказал дядюшка Барсук своим суховатым, спокойным голосом, – клянусь, что у тебя в мизинце больше здравого смысла, чем у некоторых во всём их жирном теле. Ты всё сделал отлично, право, ты растёшь в моих глазах. Хороший Крот! Умный Крот!

Мистер Тоуд просто взбесился от зависти, тем более что он, хоть убей, не понимал, чего уж такого умного совершил Крот. Но, к счастью для него, раньше чем он успел наговорить лишнего и сделаться объектом иронии Барсука, колокольчик позвал их к столу.

Им была подана простая, но питательная еда: бекон с бобами и макаронный пудинг.

Когда они со всем этим справились, Барсук разместился в кресле и сказал:

– Ну, наша задача на сегодняшний вечер совершенно ясна. И вполне возможно, что она окажется нам по силам, но до вечера ещё далеко, так что я собираюсь подремать.

Он накрыл лицо носовым платком и вскоре захрапел.

Трудолюбивый и заботливый дядюшка Рэт тут же возобновил свою деятельность и начал опять бегать между четырьмя грудами оружия на полу, бормоча:

– Вот – ремень – для – дядюшки Рэта, вот – ремень – для – Крота, вот – ремень – для – мистера Тоуда, вот – ремень – для – Барсука.

И так далее, и так далее, поднося всё новое и новое боевое снаряжение, которому, казалось, не будет конца. А Крот взял мистера Тоуда под ручку, вывел его на свежий воздух, толкнул в плетёное кресло и заставил рассказать все свои приключения с самого начала до самого конца, чем тот и занялся с большой охотою. Крот был очень хорошим слушателем, и Тоуд, которого некому было останавливать или отпускать не вполне дружелюбные замечания, пустился во все тяжкие. Многое из того, что он рассказывал, принадлежало, скорее, тому, что-могло-бы-произойти-если-бы-я-только-додумался-бы-вовремя-а-не-десять-минут-спустя. Это всегда самые цветистые приключения, и почему бы нам, скажите пожалуйста, не считать их своими наряду с теми не вполне симпатичными событиями, которые иногда происходят на самом деле?

Когда стало смеркаться, дядюшка Рэт, с видом взволнованным и таинственным, призвал всех в гостиную, поставил каждого возле предназначенной ему кучки с вооружением и стал снаряжать каждого для предстоящей экспедиции. Он относился к этому очень серьёзно и всё делал чрезвычайно тщательно, так что сборы заняли довольно много времени. Во-первых, каждый из зверей был опоясан ремнём, потом за ремень сбоку был засунут меч, а с другого боку – сабля, для равновесия. Дальше – пара пистолетов и полицейская дубинка. Были также выданы каждому несколько пар наручников, пластырь, фляжка и коробочка с сандвичами. Барсук, добродушно посмеиваясь, сказал:

– Ну, ладно, Рэтти, тебя это вдохновляет, а мне не принесёт вреда. Но я собираюсь сделать то, что я должен сделать, одной только вот этой, погляди, палкой.

Дядюшка Рэт возразил:

– Перестань, Барсук, прошу тебя. Ты прекрасно понимаешь, как мне бы не хотелось, чтобы ты потом упрекал меня, что я хоть что-то позабыл.

Когда всё было готово, Барсук взял затемнённый фонарь в одну лапу, в другую – свою палку и сказал:

– Ну, ребята, следуйте за мной! Первый – Крот, потому что я им очень доволен, потом Рэт, потом Тоуд. И послушай, Тоуд! Не болтай так много, как ты обычно болтаешь, иначе я отошлю тебя назад, и, уверяю тебя, что тут я буду непреклонным, как сама судьба.

Тоуд так жаждал принять участие в происходящем, что без единого звука принял отведённое ему последнее место, и звери двинулись в путь.

Дядюшка Барсук вёл их некоторое время берегом реки, потом неожиданно свернул и скрылся в отверстии, прорытом в берегу прямо над самой водой.

Наконец все они проникли в потайной подземный ход, и экспедиция действительно началась.

Было холодно, и темно, и сыро, и низко, и узко. Бедный Тоуд начал дрожать, частично от страха перед ожидаемыми событиями, частично от того, что насквозь промок. Фонарик был далеко впереди, и он невольно отставал, оказываясь в темноте. Потом он услышал, как дядюшка Рэт зовёт его строгим голосом:

– Иди же скорее, Тоуд!

Его охватил ужас от мысли, что он может отстать и остаться один, и он пошёл настолько скорее, что налетел и сбил с ног дядюшку Рэта и Крота, а они оба налетели на Барсука, и на какое-то мгновение всё смешалось. Барсук подумал, что кто-то нападает на них сзади, и, поскольку с палкой или саблей было не развернуться, выхватил пистолет и чуть не всадил пулю в лоб мистеру Тоуду.

Когда он разобрался, что на самом деле произошло, то очень рассердился и сказал:

– Ну всё! Уж на этот раз надоедный Тоуд отправится обратно!

Но Тоуд расхныкался, и те двое обещали, что они берут на себя ответственность за его поведение, и в конце концов Барсук примирился, и процессия двинулась дальше, только на этот раз шествие замыкал Рэт, который вёл мистера Тоуда перед собой, временами сжимая его плечо своей крепкой лапой.

Так они нащупывали путь и потихонечку продвигались вперёд, навострив уши и держа лапы на рукоятках пистолетов, пока наконец Барсук не сказал:

– Ну, мы должны быть уже почти что под Тоуд-Холлом.

Потом вдруг они услыхали, как могло показаться, в отдалении, но на самом деле, по-видимому, почти над их головами, неясные звуки множества приглушённых голосов, какие-то возгласы, приветствия, топанье и стук кулачков по столу. На мистера Тоуда снова напал страх, а Барсук только заметил:

– Это происходит у них, у ласок!

Подземный ход начал подниматься, некоторое время они прошли ощупью, шум сделался вполне отчётливым и раздавался уже прямо над головой. Они различили крики «…р-ра! р-ра!.. р-ра!», топот маленьких ножек и позвякивание стаканов.

– Ого, как веселятся! – сказал Барсук. – Пошли!

Они кинулись вверх по подземному ходу и шли по нему, пока он не кончился потайной дверью в буфетную.

В парадной столовой стоял такой потрясающий гомон, что не было почти никакой опасности, что их услышат.

Барсук сказал:

– Ну, ребята, теперь все вместе!

И все четверо надавили плечом на дверь и откинули её. Помогая друг другу, они вылезли наружу и оказались в буфетной, где только одна тонкая дверка отделяла их от пирующего врага.

Как только они выбрались из подземного хода, шум сделался просто оглушительным. Наконец, когда крики «Ура» и топот постепенно стихли, послышался голос:

– Итак, я постараюсь больше не задерживать ваше внимание (бурные аплодисменты), но, прежде чем я сяду на своё место (крики «Ура!»), я хотел бы сказать слово о нашем добром хозяине, мистере Тоуде. Мы все знаем, кто такой мистер Тоуд (громкий смех)… Хороший Тоуд, скромный Тоуд, честный Тоуд (крики восторга)…

– Только дайте мне до него добраться! – проскрежетал зубами Тоуд.

– Погоди, – еле удержал его Барсук. – Всем приготовиться!

– Позвольте мне спеть для вас песенку, – продолжал голос, – которую я сочинил в честь нашего хозяина (продолжительные аплодисменты)…