Текст книги "Ветер в ивах"

Глава 5
Милый дом

Овцы толпились возле изгороди, раздувая тонкие ноздри, переступая изящными ножками и запрокидывая головы, отчего в морозном воздухе над отарой поднималось почти прозрачное облачко пара, когда мимо них, оживлённо переговариваясь, быстро прошагали два зверька, явно пребывавшие в хорошем настроении. Это возвращались домой Крыс и Крот, после того как провели целый день с Выдром за охотой и обследованием обширной возвышенности, откуда брала своё начало их родная река. Тени становились всё длиннее, по мере того как короткий зимний день клонился к вечеру, а друзьям предстояло пройти ещё немало. Увязая лапками в пашне, они услышали блеяние овец и направились в ту сторону, понимая, что от овчарни наверняка проложена дорожка, шагать по которой несравнимо легче и которая уже точно приведёт их к дому.

– Похоже, впереди деревня, – не очень уверенно произнёс Крот, замедляя шаг, когда дорожка, уже ставшая просёлком, вывела их на шоссе.

Звери стараются держаться подальше от деревень, и их собственные тропы, хотя порой и весьма оживлённые, ведут отнюдь не к церквям, почтам или гостиницам.

– Ничего страшного! – бодро отозвался Крыс. – Сейчас холодно, да и вечер уже, так что скорее всего жители уже сидят по домам у очага, а с ними и их собаки и кошки. Мы преспокойно пройдём через деревню, а если захочешь, можно заглянуть в чьё-нибудь окошко, чтобы лишний раз убедиться в моей правоте.

Декабрьская ночь уже укутала деревушку, когда они туда вошли, мягко ступая лапами по пушистому первому снежку, и мало что можно было разглядеть, кроме тусклых квадратов света от камина или лампы по обеим сторонам улицы. Большинство низких решётчатых окон никогда не знало занавесок, и для стороннего наблюдателя обитатели домов, сидящие за чаем, занятые рукоделием, беседующие, смеясь и жестикулируя, обладали той неповторимой грацией, которая недостижима даже для искусного актёра, той естественной грацией, которая появляется лишь тогда, когда за тобой никто не наблюдает. Переходя от одной картинки к другой, оба зрителя, собственный дом которых был так далеко, почувствовали лёгкую грусть, наблюдая, как кто-то гладит кошку, укладывает спящего ребёнка в кроватку или выбивает трубку о тлеющее полено.

Но острее всего чувство дома друзья ощутили у одного маленького и, в отличие от других, зашторенного окна, этого маленького мирка внутри родных стен, куда не проникали тревоги и беды внешнего мира. Там, за белыми шторами висела птичья клетка, чей проволочный каркас, жёрдочка и другие детали, вплоть до обглоданного куска сахара, силуэтом выделялись на светлом фоне. Её пушистый обитатель, сидящий на жёрдочке, засунув голову под крыло, был так близко, что, казалось, его можно погладить и рассмотреть, словно на экране, кончики его изящных перьев.

Пока зверьки как зачарованные смотрели в окно, обитатель клетки пошевелился, встряхнулся и поднял голову. Это оказался птенец – можно было рассмотреть маленький клювик, когда он лениво зевнул. Посмотрев по сторонам, но ничего подозрительного не обнаружив, он снова засунул голову под крыло, и его взъерошенные пёрышки постепенно улеглись. Внезапно порыв холодного ветра и покалывание ледяной крупы вернули друзей к действительности, и они остро ощутили, как замёрзли и устали лапы и как далеко им ещё до собственного дома.

Когда деревенские избы неожиданно закончились, с обеих сторон дороги на друзей из темноты пахнуло знакомым приветливым запахом полей, и они собрались с силами для долгого пути домой, который, как известно, должен закончиться стуком отодвигаемой дверной щеколды, загоревшимся светом и видом знакомых вещей, которые приветствуют нас так, словно мы вернулись из долгого плавания из дальних стран. Они молча брели по дороге, погружённые каждый в свои раздумья. Мысли Крота вились вокруг ужина, и поскольку их окружала кромешная тьма и совсем незнакомая местность, он послушно плёлся за Крысом, полностью ему доверившись. Что касается Крыса, то он по обыкновению шагал чуть впереди, ссутулившись и не отрывая глаз от серой ленты дороги, и поэтому пропустил тот миг, когда бедного Крота, словно молнией, пронзил знакомый зов.

Мы уже давно утратили тончайшие физические чувства и теперь даже не можем найти подходящие слова, чтобы выразить, как животные взаимодействуют с окружающим миром, одушевлённым и неодушевлённым, и, имея в своём распоряжении лишь слово «запах», подразумеваем под ним все те бесчисленные зовущие, предупреждающие об опасности, возбуждающие и отпугивающие сигналы, которые день и ночь улавливает чуткий нос представителя фауны. И вот один из таких таинственных сигналов, пришедший откуда-то из пустоты и темноты, внезапно настиг Крота и заставил трепетать, ощущая до боли знакомый зов, но ещё не понимая, что он значит. Крот застыл посередине дороги, поводя носом из стороны в сторону в попытках вновь уловить то еле ощутимое дуновение, те едва заметные токи, которые так встревожили его. Один миг – и он ощутил зов снова, а вместе с ним тотчас нахлынули воспоминания.

Дом! Вот о чём напомнил ему этот ласковый зов, еле заметное движение воздуха, эти невидимые лапы, поддерживающие и направляющие! Да, он, должно быть, совсем близко, его старый дом, брошенный и быстро забытый в тот день, когда Крот впервые увидел реку! Теперь дом наверняка отправил своих лазутчиков, чтобы поймать его и привести обратно. Выйдя за порог тем солнечным утром, Крот ни разу не вспоминал о доме, захваченный новой жизнью с её удовольствиями, открытиями и пленительной свободой. Теперь воспоминания вернулись, и дом словно возник перед ним здесь, в темноте: бедноватый, маленький, скудно обставленный, но такой родной, устроенный им самим, дом, куда он так любил возвращаться после дневных хлопот. И дом тоже радовался своему хозяину, скучал и ждал его возвращения, о чём и спешил ему сообщить, посылая сигнал, который он мог учуять носом, грустный упрёк, лишённый горечи и злости, всего лишь простое напоминание о том, что он, дом, есть и ждёт его.

Зов был прост и понятен: пора возвращаться.

– Крыс! – воскликнул Крот в радостном возбуждении. – Постой! Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Давай, Крот, догоняй! – весело отозвался Крыс, не замедляя шага.

– Пожалуйста, остановись! – взмолился бедный Крот с болью в сердце. – Как ты не понимаешь! Где-то совсем рядом мой дом, мой старый дом – я почувствовал это сейчас. Мне пора туда вернуться, я должен, должен. Постой же, Крыс! Пожалуйста!..

Но тот был уже далеко впереди, слишком далеко, чтобы как следует расслышать Крота и уловить мольбу в его голосе. Кроме того, он тоже очень беспокоился, потому что кое-что учуял – похоже, надвигался снегопад, – поэтому прокричал в ответ:

– Крот, мы не можем сейчас останавливаться! Давай вернёмся сюда завтра, что бы ты там ни нашёл. Боюсь, скоро пойдёт снег, а я плохо знаю дорогу. Мне нужен твой нос, так что прибавь-ка шагу.

Бедный несчастный Крот остался один посреди дороги, и сердце его разрывалось, а внутри словно поднималась волна слёз, готовая вот-вот всплеснуться мощным потоком. Но даже перед таким непростым испытанием его верность другу осталась непоколебимой. Ни на мгновение не допустил он мысли покинуть Крыса. Тем временем запахи старого дома молили, шептали, манили и властно требовали, и он не мог больше оставаться в их магическом круге. С болью вырвав воспоминания из сердца, Крот склонился над дорогой и покорно побрёл за Крысом, а уже едва уловимые запахи порой долетали до его отступающего носа, упрекая за новую дружбу и жестокую забывчивость.

С трудом догнал он ничего не подозревавшего Крыса, и тот принялся разглагольствовать о том, как приятно будет посидеть у горящего камина в гостиной и что он приготовит на ужин, совсем не замечая молчания и подавленного состояния друга. И только когда они уже прошли немалое расстояние и поравнялись с пнями на опушке рощи, через которую проходила дорога, Крыс заподозрил неладное и наконец остановился.

– Послушай, старина, ты, похоже, совсем выдохся. У тебя уже нет сил разговаривать, да и лапы едва передвигаешь. Давай посидим немного и отдохнём. Снег, слава богу, так и не собрался, а идти нам осталось совсем немного.

Крот покорно опустился на пенёк, изо всех сил стараясь сдержать слёзы, но чувствуя, что не сможет: рыдания, с которыми он так долго боролся, не хотели отступать. Они всё разрастались и разрастались где-то у него внутри, до тех пор пока бедный Крот не сдался… Он плакал так горько, беспомощно и не скрываясь, потому что понимал: теперь всё кончено, он потерял то, что уже почти нашёл.

Крыс, испуганный и сбитый с толку, какое-то время боялся открыть рот, но потом наконец решился:

– Что случилось, старина? В чём дело? Скажи, что тебя так расстроило, и я постараюсь помочь.

Бедный Крот так судорожно всхлипывал и глотал слова, что речь его получилась сумбурной и Крыс мало что сумел понять.

– Я знаю, он… мой домик… маленький и невзрачный, совсем не такой, как твоя уютная квартира… или роскошный Жаб-холл… или просторный дом Барсука… но он мой и я любил его… Потом я ушёл и совсем забыл про него… а там вдруг почувствовал его… на дороге, когда позвал тебя… на меня вдруг нахлынуло… так что захотелось вернуться! О господи боже мой! И когда ты не остановился, Крыс, мне пришлось идти за тобой, хотя я всё время чувствовал его… Я думал у меня разорвётся сердце. Мы могли бы тогда только взглянуть на него, только взглянуть… он был совсем близко… но ты не вернулся, Крыс, ты не вернулся! О боже, боже!

Воспоминания вызвали новые рыдания, и Крот опять замолчал, не в силах говорить.

Крыс, тоже не произнося ни слова, смотрел перед собой и лишь ласково похлопывал Крота по плечу. Дождавшись, когда рыдания Крота понемногу стихнут и постепенно уступят место всхлипам, он поднялся:

– Теперь мне всё понятно! Какая же я свинья! Свинья – вот кто я. Просто свинья – самая настоящая! Но… нам пора.

Не дождавшись ответа, Крыс развернулся и двинулся в обратный путь.

– Ты… ик… куда… ик… Крыс? – испугался Крот.

– Пойдём искать твой дом, старина, – весело отозвался тот. – Давай шевелись: это будет не так просто, и нам не обойтись без твоего носа.

– Нет, Крыс, остановись, пожалуйста, – взмолился Крот, вскакивая и бросаясь к другу. – Не стоит, правда не стоит! Уже поздно, темно, дом далеко, да и снег скоро пойдёт. И… и я не хотел… случайно так вышло, что признался в том, что чувствовал. Это было ошибкой. Подумай о речном береге, ужине!..

– Да ну его, этот речной берег вместе с ужином! – в сердцах воскликнул Крыс. – Я сказал, что найду это место, хоть всю ночь буду искать, значит – найду! Веселей, старина, и вот тебе моя лапа.

Несмотря на сопение, мольбы и сопротивление Крота, Крыс всё же вытащил его на дорогу и шутками-прибаутками сумел отвлечь от грустных мыслей. Когда же Крысу показалось, что они дошли до того места, где на Крота «накатило», он приказал:

– Всё, теперь оставить разговоры – и за дело! Сосредоточься и хорошенько поработай носом.

Они некоторое время шагали молча, пока Крыс, державший Крота за лапу, вдруг не почувствовал, как через тело друга словно прошёл электрический разряд. Он отпустил его лапу, замедлил ход и сосредоточился.

Вот они, эти сигналы!

Крот с минуту стоял неподвижно с поднятым носом, принюхиваясь, затем последовал быстрый рывок вперёд… Нет, не то. Ещё одна попытка – на сей раз удача.

Крот уверенно двинулся на зов, а Крыс, чрезвычайно возбуждённый, следовал за ним по пятам. Вот он, словно лунатик, перебрался через канаву, продрался сквозь живую изгородь и что есть мочи рванул, не разбирая дороги, прямо по полю, освещаемому лишь тусклым светом звёзд.

Внезапно Крот исчез, но Крыс был начеку и немедленно последовал за другом в туннель, куда того позвал безошибочный нюх.

Внутри было тесно, душно, сильно пахло землёй, и Крыс едва дождался, когда лабиринт закончится и можно будет распрямиться и отряхнуться. Крот чиркнул спичкой, и Крыс увидел, что они стоят на дорожке, посыпанной песком, прямо перед площадкой, тщательно выметенной, и маленькой дверцей, на которой краской было аккуратно выведено старинными буквами «Кротовый тупик», а ниже сбоку свисал шнурок колокольчика.

Крот снял с гвоздя на стене лампу, зажёг, и Крыс, оглянувшись, увидел ухоженный дворик. По одну сторону двери стояла садовая скамейка, а по другую – валик, поскольку, будучи аккуратным зверьком, Крот не выносил, когда кто-нибудь царапал когтями земляной пол, оставляя кучи земли. На стенах были развешаны плетёные корзинки, в которых росли папоротники, а между ними – консоли, уставленные гипсовыми статуэтками Гарибальди, младенца Самуила, королевы Виктории и героев современной Италии. Ниже в сторону уходила аллея для игры в кегли, вдоль которой стояли скамейки и небольшие деревянные столики с круглыми следами, словно от чайных кружек. В центре находился маленький круглый прудик, отделанный ракушками, где плавали золотые рыбки, а из центра торчало причудливое сооружение, также отделанное ракушками и увенчанное большим зеркальным шаром, в котором всё отражалось, как в кривом зеркале, причём весьма забавно.

Мордочка Крота просветлела при виде всех этих дорогих его сердцу вещей, и он торопливо впустил Крыса в своё жилище, зажёг свет в комнате и оглядел свой старый дом. Повсюду лежал толстый слой пыли, неказистая обстановка и теснота больше не вызывали умиления, и Крот, рухнув на стул, закрыл мордочку лапами, стыдясь этой безрадостной заброшенности.

– О, Крыс! Зачем я привёл тебя в этот бедный, холодный, убогий домишко в такую ночь, когда ты мог бы сидеть в своём уютном жилище на речном берегу, греть лапы у пылающего огня в камине, в окружении своих любимых вещей!

Крыс же, не обращая никакого внимания на причитания и самобичевание друга, носился по дому, открывал дверцы шкафов, зажигал лампы и свечи и, повсюду их расставляя, время от времени восклицал:

– Какой замечательный домик! Такой компактный! Так удачно спланирован! Всё на своих местах! Здесь мы и переночуем. Прежде всего нам нужно разжечь хороший огонь: этим займусь я сам – поскольку всегда знаю, где что найти.

Распахнув дверь в соседнюю комнату, Крыс радостно захлопал в лапы:

– Это гостиная? Великолепно! Ты сам придумал устроить кровати в стене? Грандиозно! Так! Я схожу за дровами и углём, а ты возьми тряпку – она в ящике кухонного стола – и наведи тут порядок, как сможешь. И шевелись наконец, старина!

Зарядившись от энергичного друга, Крот принялся с необыкновенным задором махать тряпкой, пока Крыс сновал со двора с охапками дров. Скоро в камине уже весело гудел огонь, и приятель позвал Крота погреться, но того вновь одолела хандра: он повалился на диван, зарывшись мордочкой в свою тряпку.

– Крыс, а как же ужин? Ты замёрз, голоден, устал, а мне нечего тебе предложить, совсем нечего!

– Что ж ты сразу впадаешь в отчаяние! – пожурил друга Крыс. – Вот я, например, только что видел на кухонном столе нож для открывания сардин, а, как известно, если есть нож – значит, есть и сардины, причём где-то неподалёку. Поднимайся, соберись, и пойдём их искать.

Они принялись методично осматривать каждый шкаф, выдвигать ящик, и результат их не слишком разочаровал, хотя, безусловно, мог быть и лучше: им удалось найти банку сардин, пачку галет, почти полную, и немецкие колбаски, завёрнутые в фольгу.

– Это же настоящий пир! – заметил Крыс, накрывая на стол. – Я уверен, что кое-кто из зверей всё на свете отдал бы за то, чтобы поужинать сегодня с нами!

– Ни хлеба, – простонал Крот, – ни масла, ни…

– …паштета из гусиной печёнки, ни клубничного мороженого, – поддразнил его Крыс. – Это мне напоминает… А что там, в конце коридора, за дверца? Наверняка чулан. Какой роскошный дом! Подожди-ка минуту!..

Юркнув в чулан, Крыс мгновенно появился с банками кофе в каждой лапе и ещё двумя, зажатыми под мышками.

– Ничего себе нищий! – Живёшь в своё удовольствие, ни в чём себе не отказываешь. Пожалуй, это самое славное местечко из тех, где мне доводилось бывать. Где ты взял эти гравюры? С ними в доме так уютно! Теперь понимаю, за что ты так любишь свой дом. Расскажи мне о нём поподробнее: как тебе удалось сделать его таким?

Пока Крыс расставлял тарелки, раскладывал ножи и вилки и замешивал горчицу в подставке для яиц, Крот, ещё не совсем отошедший от недавних переживаний, начал рассказывать – сначала робко, затем свободнее и свободнее – о том, как всё планировалось и продумывалось, а потом было куплено на деньги, полученные в наследство от тёти, и о том, что после этого прекрасного приобретения приходилось во многом себе отказывать. Настроение у него поднялось, и ему захотелось взять лампу и показать Крысу свои владения, а заодно и рассказать историю каждой вещи, позабыв про ужин, хотя оба были зверски голодны.

Крыс прилагал героические усилия, чтобы не показать этого другу, и важно кивал, морщил лоб и время от времени вставлял то «замечательно», то «поразительно», когда ему предоставлялась такая возможность.

Когда же Крысу удалось наконец привлечь Крота к столу и он с серьёзным видом взялся за консервный нож, во дворе послышался какой-то шум, похожий на топот маленьких лапок по гравию, и смущённый шёпот тоненьких голосков, а потом до них долетели обрывки фраз:

– Построились… Подними лампу, Томми… Прочисть горло сначала, чтобы никакого кашля, когда я скажу «раз, два, три». Где малыш Билли? Иди сюда, мы все тебя ждём…

– Что происходит? – спросил Крыс, застыв на месте.

– Должно быть, это мыши-полёвки, – ответил Крот с некоторой гордостью. – Каждый раз в это время года они обходят дома, распевая гимны. В наших краях так заведено. Меня они никогда не пропускают: Кротовый тупик – последняя точка в их маршруте, и я обычно угощаю их горячими напитками и ужином, когда могу это себе позволить.

– Давай взглянем на них! – воскликнул Крыс, вскакивая с места и бросаясь к двери.

Зрелище, которое предстало их взору, когда они открыли дверь, было очень милым и вполне соответствовало сезону. Во дворе, в тусклом свете фонаря из роговых пластин, полукругом, в красных шерстяных шарфиках, стояло с дюжину мышей-полёвок; глубоко засунув передние лапки в карманы, задними они притоптывали на месте, чтобы согреться. Сверкая глазами-бусинками, они хихикали и сопели, утирая носы рукавами. Когда дверь отворилась, старшая мышь, державшая в лапах фонарь, скомандовала «раз, два, три», и тонкими, писклявыми голосками они принялись распевать старинный гимн, сочинённый ещё их праотцами в скованных морозом полях или у камина в занесённых снегом норах и передаваемый из поколения в поколение, чтобы быть спетым в сочельник на слякотной улице перед горящими окнами.

Гимн

 
Деревню снегом до крыш занесло,
Где нам найти теперь свет и тепло?
Ветер и вьюга по полю спешат,
Пустите погреться к себе мышат.
 
 
Вот на пороге мы уж стоим —
Пустите к огню – согреться хотим.
Вместо денег послушайте гимн —
Может, добрее станете с ним.
 
 
Ночь наступала, а вместе с ней
Мир становился темней и мрачней.
И только одна звезда возвещала
Нового, светлого века начало.
 
 
Иосиф с Марией прошли сквозь пургу,
Крышу нашли в обычном хлеву,
Над ними на небе горела звезда
И луч простирала к чуду тогда.
 
 
Кто скажет, как чудо произошло?
Как благо на землю вдруг снизошло?
Свидетелей не было, кроме тех
Животных, к которым вошли они в хлев.
 

Голоса стихли, певцы застенчиво улыбались, поглядывая друг на друга, и воцарилась тишина – впрочем, всего на минуту. Затем где-то вдали, наверху, скорее всего в туннеле, которым они только что шли, раздался едва уловимый звук колокольчика, вызванивавшего весёлую мелодию.

– Отлично поёте, ребята! – искренне восхитился Крыс. – А теперь заходите, погрейтесь у огонька и чего-нибудь выпейте!

– Да, заходите, полёвки, – радостно поддержал друга Крот, – всё как в старые добрые времена! Закрывайте дверь. Давайте подвинем скамейку поближе к огню. А теперь подождите минуту, пока мы… О, Крыс! Что же мы наделали? Нам же нечем их угостить!

Крот в отчаянии рухнул на стул, заливаясь слезами, но Крыс по-хозяйски распорядился:

– Предоставь это мне! Вот ты, с фонарём, подойди поближе – поговорить надо. Здесь есть что-нибудь вроде магазина, который был бы открыт ночью?

– Ну конечно, сэр, – почтительно ответила старшая мышь-полёвка. – В это время года наши магазины работают круглосуточно.

– Тогда слушай! – распорядился Крыс. – Ты немедленно отправишься туда и принесёшь…

Крыс понизил голос до шёпота, и до Крота доносились лишь обрывки фраз: «Свежие, запомни!.. Нет, фунта довольно… только от Баггинса, ни от кого больше… нет, всё самое лучшее… Если нет в этом магазине, поищи в другом… Конечно, домашнее – никаких консервов… Ну уж постарайся!» Затем послышался звон монет, пересыпаемых из лапы в лапу, Крыс вручил полёвке большую корзину, и она, прихватив фонарь, отправилась в путь.

Тем временем мыши уселись рядком на скамейке и, болтая короткими лапками, наслаждались теплом очага, поворачиваясь к огню то бочком, то спинкой, пока в замёрзших местах не стало покалывать. Крот, которому никак не удавалось завязать с ними светский разговор, стал развивать семейную тему и предложил каждому из гостей назвать имена своих многочисленных братьев и сестёр, которые были ещё слишком малы, чтобы ходить по домам и петь гимны, но надеялись получить согласие родителей в следующем году.

Тем временем Крыс, изучив этикетки кофейных банок, одобрительно заметил:

– Ай да Крот! Это вещь! Теперь мы можем приготовить горячий кофейный напиток. Приготовь всё, что нужно, а я пока измельчу зёрна.

Совсем немного времени потребовалось для того, чтобы приготовить напиток и сунуть жестяную кастрюлю в самый огонь, и скоро мыши прихлёбывали, кашляли и задыхались (горячий кофе не шутка!), со смехом вытирая глаза и напрочь забыв, что хоть раз в жизни замерзали.

– Эти ребята не только певцы, они ещё и актёры, – пояснил Крот другу. – Сами сочиняют пьесы, сами потом и играют. И у них это здорово получается. В прошлом году они нам такое представление устроили про одного из своих сородичей, которого захватили в плен пираты и заставили трудиться гребцом на галере. Когда же ему удалось бежать и добраться до дому, оказалось, что его невеста ушла в монастырь. Эй, ты! – окликнул Крот одного из гостей. – Помнится что-нибудь из неё?

Актёр, к которому он обратился, встал, смущённо хихикнул, оглядел собратьев и словно онемел.

Товарищи принялись его подбадривать, Крот – уговаривать, а Крыс даже слегка встряхнул, взяв за плечи, однако ничто не помогало. Теперь уже все присутствующие хлопотали вокруг бедолаги, словно члены Королевского общества спасения на водах, которые, согласно инструкциям, обязаны были исчерпать все возможности, если было ясно как день, что утопленник не дышит. В этот самый момент стукнула щеколда и, сгибаясь под тяжестью корзины с едой, в комнату ввалилась полёвка с фонарём.

Все тотчас забыли про спектакль, стоило солидному содержимому корзины оказаться на столе. Крыс руководил процессом приготовления угощения, поручая кому-то что-то принести, кому-то – сделать. Через несколько минут ужин был готов, и Крот, восседая во главе стола, с удовольствием отметил, как словно по волшебству ещё недавно сиротливо-пустой стол теперь ломился от угощений, как светятся счастьем мордочки его друзей, без промедления принявшихся за еду.

Тогда и он, вспомнив, что зверски голоден, придвинулся поближе к столу, чудесным образом накрытому, и подумал, каким же счастливым, в конце концов, оказалось его возвращение домой.

За столом они вспоминали старые времена, полёвки пересказали ему все последние сплетни и ответили на его бесчисленные вопросы. Крыс почти не участвовал в разговоре, а следил, чтобы каждому гостю досталось угощение и чтобы Крот ни о чём не беспокоился.

Наконец мыши стали прощаться и, поблагодарив хозяев, пожелав им всего, что положено в это время года, с карманами, полными подарков для младших братьев и сестёр, отправились восвояси. Когда за последней полёвкой закрылась дверь и свет фонаря растворился во тьме, Крот и Крыс подбросили дровишек в камин, налили себе по последнему стаканчику горячего и принялись вспоминать события этого длинного дня, пока Крыс, широко зевнув, не сказал:

– Старина Крот, я буквально валюсь с лап. Засыпаю на ходу. Эта твоя постель там у стены? Тогда я лягу здесь. Какой потрясающий дом! Всё в шаговой доступности!

Он забрался в постель, свернулся под одеялом и тут же провалился в сон.

Уставший Крот тоже вскоре с удовольствием положил голову на подушку, но, прежде чем закрыть глаза, обвёл взглядом свою старую комнатушку, такую уютную в бликах огня камина, которые играли на знакомых и милых сердцу вещах, давно и как-то незаметно ставших частью его самого и теперь с улыбкой, незлобиво принявших его назад. Сейчас он был в том настроении, которое тактичный Крыс пытался в нём пробудить. Крот ясно видел, как просто, непритязательно и даже бедно в его жилище, но как много оно для него значит. Наверное, собственный дом так много значит для любого живого существа, но ему совсем не хотелось отказываться от новой жизни со всеми её возможностями и, повернувшись спиной к солнцу и воздуху, навсегда запереть себя в норе. Мир наверху властно звал его даже сейчас, и он знал, что должен повиноваться этому зову. Но как же приятно осознавать, что ему есть куда возвращаться, есть место, которое принадлежит только ему, и есть вещи, которые всегда, при любых обстоятельствах, будут ему рады.