Текст книги "Ветер в ивах"

Глава 6
Мистер Жаб

Ранним солнечным утром в начале лета, когда река вошла в свои обычные берега и привычно замедлила течение, а из земли потянулось всё зелёное, кустистое и острое, Крот и Крыс усердно готовились к открытию лодочного сезона: красили и смолили лодки, чинили вёсла и сиденья, искали недостающие уключины и прочее.

Проголодавшись после трудов праведных, они уселись в маленькой гостиной за завтраком и увлечённо принялись строить планы на предстоящий день.

Внезапно раздался громкий стук в дверь.

– Чёрт возьми! – воскликнул Крыс, весь измазанный в яйце. – Крот, раз уж ты поел, будь добр, посмотри, кто там.

Приятель отправился открывать дверь, и Крыс услышал, как он вскрикнул от удивления.

Затем дверь в гостиную распахнулась, и Крот торжественно объявил:

– Мистер Барсук!

Вообще-то появление Барсука собственной персоной где бы то ни было означало, что случилось нечто удивительное. Если он был кому-то очень нужен, его приходилось караулить у живой изгороди ранним утром или поздним вечером или идти к нему домой в чащу Дикого леса, что было самым настоящим испытанием.

Барсук тяжело протопал в гостиную и остановился, со значением оглядев двух друзей.

Крыс уронил ложку для яйца на скатерть и теперь сидел, открыв рот. Наконец гость с важностью объявил:

– Время пришло!

– Время для чего? – обеспокоенно переспросил Крыс, бросив взгляд на каминные часы.

– «Время для кого?» – тебе следовало бы спросить, – пояснил Барсук. – Для Жаба! Для нашего мистера Жаба! Я обещал заняться им, как только кончится зима, и готов привести его в чувство сегодня же!

– Конечно, как же я мог забыть! – обрадовался Крот. – Ура! Наконец-то мы призовём его к порядку!

– Как раз сегодня утром, – продолжал Барсук, усаживаясь в кресло, – как я вчера узнал из проверенных источников, в Жаб-холл должны доставить ещё один очень мощный автомобиль для испытаний. Возможно, как раз в эту минуту наш горе-водитель облачается в это своё отвратительное одеяние, столь милое его сердцу, которое превращает его из сравнительно симпатичного Жаба в объект, вызывающий припадок у любого порядочного зверя, которому он попадётся на глаза. Мы должны действовать, пока не стало слишком поздно, поэтому немедленно отправимся в Жаб-холл.

– Правильно! – вскочил с места Крыс. – Мы спасём этого несчастного, образумим! Он у нас станет шёлковым.

С Барсуком во главе они двинулись выполнять свою благородную миссию. Как и принято у зверьков, когда их несколько, они ходят чинно, не растягиваются по дороге, так что в случае непредвиденных обстоятельств всегда готовы помочь друг другу.

Дойдя до подъездной дороги, они, как и ожидал Барсук, увидели перед усадьбой блестящий новенький внушительных размеров автомобиль ярко-красного цвета, столь любимого Жабом. Друзья уже подходили к двери, как вдруг она распахнулась и перед ними предстал мистер Жаб собственной персоной в защитных очках, кепке, гетрах и огромном плаще. Вразвалочку спустившись с крыльца, он стал натягивать на лапы перчатки с крагами, когда заметил гостей.

– Привет! Заходите, ребята! Вы как раз вовремя: сейчас отправимся кататься. Будет весело, обещаю!..

На его приглашение никто не откликнулся, и тогда, повнимательнее вглядевшись в суровые лица друзей, мистер Жаб вмиг посерьёзнел.

Барсук поднялся тем временем по ступенькам и скомандовал спутникам:

– Тащите его в дом.

Пока сопротивлявшегося и пытавшегося протестовать Жаба заталкивали обратно в дверь, Барсук сказал водителю нового автомобиля:

– Боюсь, ваша служба закончилась. Мистер Жаб передумал: автомобиль ему больше не нужен. Это окончательное решение.

Затем за остальными Барсук вошёл в дом и, захлопнув дверь, обратился к Жабу:

– Для начала сними этот маскарадный костюм!

– И не подумаю! – горячо возразил Жаб. – Это произвол, и я требую немедленных объяснений!

– Что ж, не хочешь по-хорошему… Снимите всё это с него, – приказал Крысу и Кроту Барсук.

Легко сказать! Друзьям пришлось повалить брыкавшегося и изрыгавшего брань Жаба на пол. Затем Крыс уселся на него верхом, а Крот принялся стягивать вещь за вещью его водительскую униформу, после чего друзья опять поставили Жаба на лапы. Теперь это был совсем другой Жаб – вовсе не Гроза Автострад. Казалось, его буйное настроение испарилось вместе со снятыми с него доспехами. Он робко хихикал и просительно переводил взгляд с одного зверька на другого, словно бы понимая ситуацию.

– Ты знал, что рано или поздно это случится, – сурово начал Барсук, – хотя игнорировал все наши предупреждения и продолжал проматывать деньги, оставленные тебе в наследство отцом. Ты позорил нас, зверей, на всю округу своей бешеной ездой, авариями и инцидентами с полицией. Быть независимым, конечно, очень хорошо, но мы, звери, позволяем своим друзьям выставлять себя дураками лишь до известного предела, и в твоём случае он наступил. Ты не безнадёжен, поэтому не хотелось бы поступать с тобой жестоко. Я предприму ещё одну попытку образумить тебя. А теперь мы с тобой уединимся в соседней комнате, и я кое-что тебе скажу. После этого мы посмотрим, выйдешь ли ты оттуда прежним Жабом.

Барсук твёрдо взял Жаба за лапу, втолкнул в комнату и закрыл за собой дверь.

– Ничего не выйдет, – заметил Крыс, – разговорами тут не поможешь. Жаб что хочешь пообещает.

Они удобно устроились в креслах и принялись терпеливо ждать. Сквозь закрытую дверь до них доносился монотонный голос Барсука, то смолкавший, то вновь начинавший обличительный монолог, но вскоре они услышали и горькие рыдания, явно исторгавшиеся из груди Жаба, который, в сущности, был существом мягким, податливым и способным согласиться с чьим-то мнением… на какое-то время.

Примерно через три четверти часа дверь отворилась и появился Барсук, торжественно придерживая за лапу грустного и подавленного Жаба, который, казалось, даже осунулся, лапки его дрожали, а на щеках виднелись следы слёз.

– Садись сюда, Жаб, – мягко предложил Барсук, указывая на кресло, и обратился к истомившимся в ожидании Крысу и Кроту:

– Друзья мои, с превеликим удовольствием сообщаю вам, что наконец-то Жаб осознал свои ошибки. Он глубоко сожалеет о своём недостойном поведении в прошлом и готов полностью и навсегда отказаться от автомобилей. Это он мне торжественно обещал.

– Что ж, новость очень хорошая, – серьёзно заметил Крот.

– В общем-то да, конечно, – с сомнением произнёс Крыс, – если только…

Он пристально посмотрел на Жаба, и ему показалось, что в его грустных глазах промелькнула какая-то искорка.

– Осталось только одно, – подвёл итог Барсук. – Торжественно повтори то, что пообещал мне, перед своими друзьями. Во-первых, что ты раскаиваешься во всём содеянном и осознаёшь глупость своих поступков, во-вторых…

– Нет! – возразил Жаб негромко, но твёрдо. – Я ни о чём не жалею, и это было вовсе не глупо, а просто замечательно!

– Что? – выкрикнул потрясённый Барсук. – Ты лгун! Ведь только что ты сам говорил мне там…

– Да-да, конечно, там, – торопливо начал Жаб. – Там я мог обещать что угодно. Ты был так красноречив, дорогой Барсук, так трогателен и убедителен, а все свои доводы изложил настолько доходчиво, что невозможно было с ними не согласиться. Но я ещё раз всё обдумал, всё оценил и пришёл к выводу, что не хочу кривить душой, потому что ни о чём не жалею. Не так ли?

– Значит, ты не обещаешь, – с угрозой в голосе переспросил Барсук, – никогда больше не подходить к автомобилю?

– Конечно, нет! – с жаром объявил Жаб. – Напротив: клянусь, что умчусь в первом же, что попадётся мне на глаза. «Бип-бип!»

– Ну что я говорил? – обратился Крыс к Кроту.

– Замечательно, – твёрдо произнёс Барсук, вставая. – Если до тебя так не доходит, то придётся применить силу. Я всё время опасался, что дело дойдёт до этого. Ты, Жаб, часто приглашал нас троих погостить в своём красивом доме. Теперь мы принимаем приглашение. И мы уйдём отсюда только тогда, когда ты образумишься, и никак не раньше. Вы двое, отведите его наверх и заприте в спальне, а потом мы решим кое-какие вопросы.

– Это для твоей же пользы, Жабчик, пойми, – примирительно заметил Крыс, пока верные друзья тащили его по ступе-ням, брыкающегося и упирающегося. – Только подумай, как мы повеселимся, совсем как в былые времена, когда всё пройдёт.

– Мы будем заботиться о тебе, пока не образумишься, Жаб, – вторил другу Крот, – а так же о том, чтобы твои деньги не пускались по ветру, как раньше.

– И больше никаких стычек с полицией, Жаб! – добавил Крыс, когда они втолкнули Жаба в спальню.

– И ни одной недели в больнице на попечении медсестёр, – резюмировал Крот, поворачивая ключ в замке.

Пока друзья спускались вниз, Жаб через замочную скважину выкрикивал в их адрес всякие оскорбления.

– Видно, придётся повозиться, – вздохнул Барсук, когда троица стала держать совет, как быть. – Никогда раньше я не видел, чтобы Жаб так упорствовал. Но мы доведём это дело до конца. Его ни на минуту нельзя оставлять без присмотра. Мы будем сидеть с ним по очереди, пока вся дурь из него не выйдет.

Они договорились, как будут сторожить Жаба. Каждый зверёк должен по очереди спать в его комнате, а в течение дня они будут меняться. Сначала Жаб сильно докучал своим бдительным стражам. Когда им овладевала сильнейшая тяга к вождению, он сооружал из стульев в спальне некое подобие автомобиля, взгромождался на передний стул и, подавшись вперёд, пристально вглядывался в пространство перед собой, издавая странные, жутковатые звуки до тех пор, пока не наступала развязка, когда, совершив кульбит, он лежал, распластавшись среди разбросанных по полу стульев, явно на какое-то время довольный. Вместе с тем со временем эти болезненные припадки случались всё реже и реже, а друзья прилагали все усилия, чтобы направить мысли Жаба в иное русло, однако другие стороны жизни не вызывали у него особого интереса и он становился всё более вялым и апатичным.

Одним прекрасным утром Крыс поднялся наверх, чтобы сменить Барсука, который изнывал от желания размять лапы, пройдясь по лесу и посетив свои подземные владения.

– Жаб ещё в постели, – сообщил он Крысу возле двери. – Я только и слышу от него, чтобы его оставили наконец в покое, что ему ничего не нужно, что, может быть, скоро ему станет лучше и всё пройдёт со временем, и не надо торопить события и так далее. Смотри в оба, Крыс! Подозрительнее всего, когда Жаб тих и послушен: значит, что-то замышляет. Уж я-то его знаю. Ну, я пошёл.

– Как ты себя сегодня чувствуешь, старина? – бодро поинтересовался Крыс, подходя к постели Жаба.

Прошло несколько минут, прежде чем он услышал ответ, произнесённый слабым голосом:

– Спасибо тебе большое, Крыс! Как мило с твоей стороны спросить об этом. Но мне хотелось бы прежде знать, как чувствуешь себя ты сам, а также дружище Крот?

– О, мы в полном порядке, – заверил его Крыс и добавил опрометчиво: – Крот собирался на прогулку с Барсуком, так что их не будет до обеда и мы с тобой прекрасно проведём время. Я постараюсь, чтобы тебе не было скучно. Давай поднимайся, и хватит хандрить: сегодня такое прекрасное утро!

– Милый добрый Крыс, – прошептал Жаб, – ты совсем не понимаешь, в каком я состоянии: я не в силах выполнить сейчас это твоё «давай поднимайся» и вряд ли когда-нибудь уже буду! Однако не стоит обо мне беспокоиться. Мне совсем не хочется быть обузой для своих друзей: надеюсь, что скоро всё кончится. Я очень на это надеюсь.

– Я тоже, – искренне согласился Крыс. – Ты доставил нам немало хлопот, но я рад слышать, что скоро этому придёт конец. И в такую-то погоду, когда лодочный сезон вот-вот начнётся. Нехорошо с твоей стороны, Жаб. Дело не в хлопотах, а в том, что мы сидим здесь и ничего этого не видим.

– Боюсь, ты всё-таки имеешь в виду именно хлопоты, – прошептал Жаб. – Я всё понимаю. Это естественно. Вы устали от меня. Мне не следует вас больше ни о чём просить: и так вам надоел.

– Конечно, есть немного, – согласился Крыс, – но, уверяю, я готов сделать для тебя всё, что угодно, лишь бы ты образумился!

– Если бы я знал, что это так, Крыс, – прошептал Жаб едва слышно, – то я попросил бы тебя – возможно, в последний раз – сбегать в деревню за доктором, хотя, вероятно, уже поздно… Впрочем, можешь не утруждаться: это лишние хлопоты – пусть лучше всё идёт своим чередом.

– А зачем тебе доктор? – удивился Крыс и подошёл к постели Жаба.

Тот лежал неподвижно, распластавшись, и голос его был очень слаб. Что-то в его поведении изменилось.

– Ты поздно заметил, – прошептал Жаб, – хотя какое тебе до этого дело? Обращать на всё внимание слишком хлопотно. Может, завтра утром ты скажешь себе: «О, если бы я раньше обратил на это внимание! Если бы я что-то сделал!» Но это так хлопотно. Забудь, о чём я тебя просил.

Крыс не на шутку обеспокоился.

– Конечно, я приведу к тебе доктора, если он тебе на самом деле нужен. Однако мне кажется, что ты не так уж плох. Давай лучше поговорим о чём-нибудь другом.

– Боюсь, дружище, – печально улыбнулся Жаб, – что разговоры тут не помогут, как, впрочем, и доктор. Но, как известно, утопающий хватается за соломинку. И ещё одно, хотя мне очень не хочется обременять тебя просьбами, но по пути ты будешь проходить мимо дома нотариуса. Пожалуйста, попроси и его прийти. Это облегчит моё положение. Бывают моменты – вернее, я бы сказал, момент, – когда приходится заниматься неприятными делами, как бы это ни было тяжело измученной душе!

«Нотариус! Должно быть, ему совсем плохо!» – сказал себе встревоженный Крыс, отправляясь выполнять поручение Жаба, однако при этом не забыл запереть за собой дверь.

На улице он остановился подумать, как быть. Друзья находились далеко, и посоветоваться было не с кем.

«Лучше перестраховаться, – решил Крыс после некоторых раздумий. – Жабу и раньше случалось изображать тяжелобольного, но до того, чтобы звать нотариуса, он никогда не доходил! Если всё в порядке, доктор скажет ему, что он старый дурак, что недалеко от истины. Лучше я сделаю как он просил: это не займёт много времени».

Успокоив себя таким образом, Крыс побежал в деревню.

Едва услышав, как ключ повернулся в замке, Жаб выпрыгнул из постели и, подойдя к окну, успел заметить, как Крыс завернул за угол и скрылся из вида. Расхохотавшись, он поспешил облачиться в самый элегантный костюм, который смог найти, и распихал по карманам деньги, лежавшие в небольшом ящичке туалетного столика. После этого, связав несколько простыней, он прикрепил один конец получившейся верёвки к центральному переплёту рамы тюдоровского окна, украшавшего особняк, вылез наружу и легко спустился по простыням на землю. Там довольный Жаб, насвистывая весёлый мотивчик, зашагал в направлении, противоположном тому, в котором побежал Крыс.

Печально прошёл для Крыса обед в компании вернувшихся друзей: за столом ему пришлось поведать им жалкую и неубедительную историю. Язвительные, если не сказать грубые, замечания Барсука можно было ожидать и постараться пропустить мимо ушей, но больше Крыса ранило то, что Крот, который пытался, насколько это было возможно, найти для него оправдание, всё-таки не удержался и сказал:

– Твой поступок – верх глупости, Крыс! И кому ты поверил – Жабу!

– Но он был очень и очень убедителен… – сгорая от стыда, промямлил Крыс.

– Да уж, провёл он тебя ловко! – раздражённо заметил Барсук. – Ладно, разговорами делу не поможешь. Ясно, что за это время он ушёл далеко, но хуже всего то, что самоуверенность, которую он принимает за ум, до добра его не доведёт. Единственное, что утешает, – теперь мы свободны и можем не тратить своё драгоценное время на этого балбеса, хотя, как мне кажется, надо подежурить ещё несколько ночей здесь: вдруг сам Жаб появится, ну или его принесут… на носилках или приведут под конвоем.

Говоря это, Барсук не знал, что готовит им судьба и сколько воды, да какой мутной, ещё протечёт под мостами, прежде чем Жаб опять окажется в своём старинном доме.

Тем временем Жаб, весёлый и свободный, бодро шагал по шоссе, удалившись от дома уже на несколько миль. Поначалу он старался выбирать окольные пути, через поля, и несколько раз менял направление, опасаясь погони, но теперь, когда опасность быть пойманным миновала, и солнце словно улыбалось ему, и всё вокруг будто хором одобрительно подпевало той бравурной мелодии, что звучала внутри его, он шёл, приплясывая от гордости за самого себя.

«Отличная работа, старина! Ум против грубой силы, и ум побеждает, как и положено. Бедняга Крыс! Не представляю, что с ним будет, когда вернётся Барсук! Неплохой парень этот Крыс, с массой достоинств, но не умён и совершенно необразован. Надо бы как-нибудь им заняться: посмотреть, что можно исправить».

Погружённый в мысли о собственном совершенстве, Жаб шёл, высоко задрав нос, пока не очутился в небольшом городишке, где вывеска «Красный лев» на таверне посреди главной улицы напомнила ему, что утром он не позавтракал. Вдруг почувствовав зверский аппетит: нагулял за долгую дорогу, – он прошествовал в заведение, заказал всё самое лучшее из того, что здесь могли быстро приготовить, и уселся в кофейной комнате.

Жаб уже почти разделался с обедом, когда на улице послышались до боли знакомые звуки, от которых по телу пошла сладкая дрожь. «Бип-бип» приближалось, и уже было слышно, как автомобиль заворачивает во двор трактира и останавливается. Жабу пришлось схватиться за ножку стола, чтобы унять охватившее его волнение. Скоро голодная весёлая компания, шумно обсуждая утренние приключения и достоинства транспортного средства, доставившего их сюда, ввалилась в обеденный зал. Жаб весь обратился в слух, но в конце концов, не в силах больше сдерживаться, незаметно выскользнул из комнаты, расплатился за обед и, оказавшись на улице, прокрался во двор трактира.

«Не будет беды, – уговаривал он себя, – если я только взгляну на него!»

Автомобиль одиноко стоял посреди двора без присмотра: конюхи и другая прислуга обедали. Жаб медленно обошёл машину, осматривая, на глаз определяя достоинства и недостатки и размышляя: «Интересно, насколько легко заводится эта модель?»

В следующую секунду, даже не осознавая как, Жаб схватился за ручку двери и повернул её. Знакомый звук разбудил былую страсть, которая целиком завладела его душой и телом. Словно во сне, он оказался на водительском месте, словно во сне, потянул рычаг, сделал круг по двору и выехал за ворота и, словно во сне на какое-то время утратил ощущение, что хорошо, а что – плохо, и какие могут быть последствия. Он нажал на газ, и машина понеслась по улице и выскочила на дорогу, оставив за собой городок. В этот миг он знал, что опять стал самим собой: Жабом во всём своём блеске, Жабом, наводящим ужас, Жабом – повелителем пространства, хозяином дальних дорог, перед которым все расступятся или будут сметены в пыль, в вечную ночь. Он летел и пел, а машина подпевала ему громким гудением. Мили наматывались на колёса, пока он мчался, сам не зная куда, утоляя жажду движения здесь и теперь, не заботясь о будущем.

– По-моему мнению, – убеждённо произнёс председатель городского суда, – единственная сложность в этом деле, которое во всех других отношениях кажется совершенно ясным, заключается в том, как посуровее наказать этого неисправимого мошенника и закоренелого разбойника, который сейчас трепещет от страха на скамье подсудимых перед нами. Давайте подумаем: на основании неопровержимых доказательств он признан виновным, во-первых, в краже дорогостоящего автомобиля, во-вторых, в езде, представлявшей опасность для общества, и, в-третьих, в дерзком неповиновении полиции. Господин секретарь, пожалуйста, огласите нам, к какому самому суровому наказанию мы можем приговорить обвиняемого по каждому пункту. Разумеется, без всяких сомнений в его виновности, поскольку их просто не существует.

Секретарь почесал нос кончиком ручки и начал:

– Некоторые сочли бы угон автомобиля самым тяжёлым преступлением, и были бы правы. Однако неповиновение полиции, несомненно, должно караться самым суровым образом, и это тоже правда. Предположим, вы можете приговорить обвиняемого к двенадцати месяцам тюрьмы за угон, что очень мягко, и к трём годам за опасное вождение, что довольно снисходительно, и к пятнадцати годам за неповиновение, причём довольно дерзкое неповиновение, как мы можем судить на основании показаний свидетелей, даже если решим доверять лишь десятой доле этих показаний, как я всегда и делаю. Теперь сложим все эти цифры и получим девятнадцать лет…

– Прекрасно! – заключил председатель суда.

– На вашем месте я для верности округлил бы срок заключения до двадцати лет, – закончил секретарь.

– Отличное предложение! – одобрил председатель. – Заключённый! Вам всё понятно? На этот раз вы приговорены к двадцати годам лишения свободы. И имейте в виду: если окажетесь здесь ещё раз, не важно по какому обвинению, мы обойдёмся с вами по всей строгости!

Затем грубые тюремщики набросились на несчастного Жаба, заковали в кандалы и поволокли его, рыдающего, умоляющего, упирающегося изо всех сил, через рыночную площадь, где весёлая толпа, обычно столь же суровая к пойманным преступникам, сколь сочувственно настроенная к тем, кого ещё только разыскивают, осыпала его насмешками, морковками и ругательствами, мимо улюлюкающих школьников, чьи невинные лица засветились от удовольствия при виде джентльмена в затруднительном положении, по гулкому подъёмному мосту, под остроконечную опускающуюся решётку в воротах мрачного старинного замка с высокими, словно парящими в небе башнями, мимо караульного помещения с ухмыляющимися солдатами, свободными от службы, мимо часовых, насмешливо прокашлявших при его появлении, поскольку только так часовые и могут выразить своё презрение и ненависть к преступнику, вверх по изъеденной временем винтовой лестнице, мимо воинов в стальных шлемах и доспехах, грозно взиравших из-под забрал, через двор, в котором мастифы рвались с цепей, пытаясь достать до него передними лапами, мимо древних тюремщиков, которые, прислонив алебарды к стене, клевали носами над пирогами и кувшином, всё дальше и дальше, мимо камеры пыток и коридора, ведущего на эшафот, пока не подошли к двери страшной темницы, расположенной в самом центре тюрьмы. Там они остановились, ожидая, пока старый тюремщик отыщет в связке огромных ключей нужный.

– Господи помилуй! – произнёс сержант полиции, снимая шлем и вытирая пот со лба. – Вставай, ты, старый бездельник, и принимай этого мерзкого Жаба, закоренелого преступника, коварного и хитроумного. Не своди с него глаз, борода, а ежели что случится, ответишь за это головой, пропади они все пропадом!

Тюремщик, угрюмо кивнув, положил сморщенную руку на плечо бедного Жаба. Скрипнул в замке ржавый ключ, с лязганьем закрылась за ними массивная дверь, и Жаб стал бесправным узником самой труднодоступной темницы в самой хорошо охраняемой тюрьме самого укреплённого замка старой доброй Англии.