Текст книги "Возрождение"

Его насмешки над самим собой не помогли мне обрести покой, нарушенный его странным появлением. Я перевел взгляд на игровое поле и задумался. Коснулся воина, потом убрал руку, увидев, что ему грозит опасность. Вместо этого я передвинул одного из жрецов, чтобы усилить защиту королевы.

– Если ты не хотел меня испугать, зачем тогда это делал? Он без колебаний снова двинул своего всадника и захватил у меня еще одного воина.

– Чтобы оказаться на свободе. Я не бессмертен, что бы ни говорили обо мне легенды. Я приближаюсь к концу своей долгой жизни, большая часть которой прошла взаперти.

Хотя здесь и неплохо, но это все-таки тюрьма. Кроме того, как нетрудно догадаться, у меня есть дела, которые я хотел бы завершить, прежде чем умру. Например, погулять с другой стороны стены.

Я выдвинул вперед всадника.

– Ты пытался сбежать. Использовал других, управлял ими… через сны, как и мной. – Я даже не стал перечислять, сколько мертвецов на его совести: рей-киррахи, эззарийцы, келидцы, бесчисленные жертвы войны с демонами. Сейчас эти жертвы отошли на задний план из-за ужасающей реальности происходящего.

– Каждый пленник имеет право искать путь к свободе. В неволе есть что-то сводящее с ума… ты должен знать. Начинаешь идти на компромисс, который был немыслим раньше.

Печально сознавать, что он знает обо мне так много, а я о нем почти ничего. Мы с моим демоном тоже шли на компромиссы, чтобы быть свободными, и не все избранные нами способы были безукоризненны. Но, без сомнения, преступления Ниеля были тяжелее моих: мои предки опустошили свои души из-за страха перед ним. Что он сделал? И что он видит во мне, что заставляет его думать, что я стану инструментом в его руках? Я не мог позволить обезоружить себя подкупающей искренностью и почти дружеским тоном.

– Почему я?

Не отрывая глаз от поверхности стекла, он передвинул своего жреца, угрожая моему королю.

– Из-за твоей силы, разумеется. Именно об этом я и пытался тебе рассказать. Из всех живущих в мире только у тебя есть сила, чтобы освободить меня. Твоей силы хватит и на множество других дел.

Это была первая произнесенная им ложь. То есть не совсем ложь. Теперь, когда он произнес это вслух, стало очевидно, что в снах было главным именно это – моя невероятная сила. Но я чувствовал, что он не ответил на мой вопрос.

Пока я размышлял над его словами и положением на игровом поле, вошла прислуживающая ему женщина. Она принесла горячего чаю, печенья и блюдо с темным виноградом.

Ниель вскочил с кресла, подбежал к окну и принялся вглядываться в туман за окном.

– Куда запропастился Каспариан? Я не желаю сластей и фруктов. Я сегодня ходил по холмам и буду обедать рано.

Женщина ничего не ответила. Она вышла и вернулась с тарелкой, на которой возвышалась гора засахаренных фиников. Появился слуга, он подбросил поленьев в огонь и задернул шторы. Они оба вели себя так, словно Ниеля не было в комнате. Они выполняли свои обязанности, не произнося ни слова, никак не реагируя на его замечания. Когда слуга принес мягкие домашние туфли, он не подошел к Ниелю, не спросил, хочет ли он переобуться, а просто опустился на колени перед его пустым креслом и неподвижно ждал. Пожилой человек печально вздохнул, сел в кресло и позволил слуге переобуть себя.

Когда слуги ушли, в комнату, застегивая на толстой шее высокий воротник, поспешно вбежал новый человек. В отличие от слуг, он обращался прямо к Ниелю, держась с ним несколько фамильярно.

– Мне стыдно, мастер. Как я мог пропустить его появление? – Плечи и грудь вошедшего были под стать шее. Гигант, а не человек. Мокрые волосы, густые и длинные, уже тронула седина, одежда на нем была совсем лишена изысков, но, несмотря на поспешность, с которой он вошел, он не забыл свое оружие: чудовищных размеров меч в потертых ножнах. Поглядев ему в лицо, я решил, что меч – последняя вещь, о которой он может забыть.

– Его прибытие оказалось неожиданным, как и то, что он решил задержаться, – ответил Ниель, кивая в ответ на поклон вошедшего. – Похоже, ему не нужны разрешения, чтобы попасть в наш зачарованный замок.

Человек застегнул воротник и уперся руками в бока, внимательно разглядывая меня. Через миг его глаза удивленно распахнулись:

– На самом деле его здесь нет! Ниель выразительно изогнул бровь.

– Наверное, правильнее сказать, что с нами только его дух. Он еще не совершил решающего шага.

– Значит, он все еще человек. – Ненависть, с какой вновь пришедший выплюнул последнее слово, выставляла дружелюбные слова Ниеля в весьма мрачном свете.

– Нет, – отрезал Ниель. – Он никогда им и не был. Думай, что говоришь.

Гигант склонил голову.

– Мы, как всегда, не понимаем друг друга, мастер. Я говорю только о том, что вижу.

– Прежде чем мы снова начнем спорить, не скажешь ли ты своим разлюбезным подчиненным, что я не прочь отобедать? Я сегодня поднимался на холм, и мне кажется, что меня унесет ветром, если я не набью чем-нибудь желудок.

Человек поклонился и ушел. Ниель поерзал в своем кресле, разглядывая фигуры на стеклянном поле. Думаю, его мысли были далеки от игры, по крайней мере от той, что мы вели черными и белыми фигурами.

– Я не думал, что в этом месте есть другие, – прервал я молчание. – Кто они?

Ниель поднял голову.

– Слуги… это такие существа… не люди, но и не демоны. Их создали, чтобы мне было удобнее, но, как ты заметил, я не могу приказывать им. Убить их я тоже не могу. – Он поморщился. – Должен признаться, что я пробовал несколько раз. Когда я умру, они исчезнут, словно их никогда не существовало.

– А этот второй человек…

– Каспариан. Он, как и я, пленник этого места. Правда, он сам сделал выбор.

– Он добровольно стал узником?

– Невероятно, не правда ли, такая преданность! А ведь он очень гордый! Ты смог бы решиться на подобное ради кого-нибудь? Я бы нет. – Он вздохнул. – Жаль только, что по утрам он плохо соображает.

Действительно невероятно. Кому-то так дорог Ниель, что этот кто-то решился прожить в тюрьме больше тысячи лет. Тысяча лет прошла с тех пор, когда эззарийцы предсказали освобождение узника Тиррад-Нора и последующую за ним катастрофу.

– Он твой родственник?

– Он мой воспитанник, сын одного друга, живущий со мной. Он должен был учиться у меня, не могу сказать, что это получилось.

– Значит, ученик.

– Гораздо больше. Какой ученик согласится на простуду, когда учитель лежит в лихорадке?

– Значит, скорее сын.

Я понял, что почти угадал. Ниель сохранял спокойствие, ничем не выдавая своего гнева, но взгляд его темных глаз так давил на меня, что я начал задыхаться.

– Нет. Не сын. Ничего подобного.

Да, Каспариан не был ему родней. Я ожидал встретить здесь кого-нибудь похожего на Повелителя Демонов, яростного и злобного рей-кирраха, с которым я сражался в душе Александра, а что я обнаружил? Усталого пожилого человека, несчастного, одинокого, невесело смеющегося. Но я не сомневался в его силе, хотя он никак не показывал ее. Он поразил меня.

– Ты не расскажешь о себе, Ниель? Я хочу понять.

Он рассеянно потер подбородок:

– И что толку? Ты уже давно осудил меня. Ты считаешь, что те, кто засадил меня сюда, были правы и что дружеская партия в «рыцарей и замки» ничего не исправит.

– Я не боюсь слушать тебя. – Беспокойство осталось, но я больше не боялся.

Он окинул взглядом комнату. Слуга уже накрыл стол.

– Сейчас я должен поесть и немного отдохнуть. А ты подумай над своими обманутыми ожиданиями, а потом реши, действительно ли хочешь того, о чем просишь. Если ты еще будешь здесь, когда взойдет солнце, я расскажу тебе.

ГЛАВА 22

Я гулял по саду Ниеля, освещенному невероятных размеров луной, висящей в окружении незнакомых мне созвездий. Как и всякое привидение, я не оставлял следов на гравии, не ощущал запаха посвежевшего после дождя воздуха, не различал ароматов цветов. Где-то в глубине моего сознания запечатлелся образ слепого полуобнаженного мальчика с медным горшком. Я верил, что стоит только мысленно потянуться к нему и я вернусь. Моя настоящая жизнь ждала меня там, а здесь… что же было здесь?

Опасность, вне всякого сомнения. Как и в те дни, когда я сражался в человеческих душах, я забрел слишком далеко за границы, доступные любому воображению. Но из-за демона внутри меня я больше не мог доверять своему инстинкту Смотрителя. Я чувствовал себя уязвимым. Выставленным напоказ. История, легенды и мои собственные подозрения говорили о том, что этот странный человек несет в себе зло, но я чувствовал свою связь с ним. Он был ответом на вопросы, которые я не задавал. Он был памятью, которой у меня не было, словом, готовым слететь с моего языка.

Во время жизни в Кир-Вагоноте я испытал на себе действие заклятия, вызвавшего во мне страсть к прекрасному демону Валлин. Очаровав меня и похитив мою память, Валлин со своим другом Виксом хотела, чтобы я отдал свою Душу Денасу, не понимая, что у меня самого есть причины поступить именно так. Однако мое очарование Ниелем было иного свойства. Симпатия возникла, когда я был в здравом рассудке, глядел на него широко раскрытыми глазами, и это особенно тревожило меня. Денас не мог мне помочь. Когда мы соединились с ним, он знал об опасности, заключенной в Тиррад-Норе, не больше моего.

Я бродил несколько часов, припоминая беседу с Ниелем, ища скрытый смысл в его словах, размышляя, что я мог упустить. Я шел не разбирая дороги. Когда какая-то тень заслонила луну, я удивленно поднял голову и обнаружил, что едва не врезался лбом в стену. Стена была в два раза выше меня. Ее сложили из гладкого серого камня так искусно, что между каменными глыбами не было видно швов, она казалась единым целым. Но похоже, что кто-то долбил по ней молотком. На земле валялись осколки камня, кое-где на поверхности стены виднелись дыры, в которые можно было засунуть кулак.

Истекая кровью на холмах южного Манганара, я видел эту стену в предсмертном бреду. Она была проломлена, и из пролома текла река крови, несущий смерть поток, угрожающий залить собой весь Кир-Наваррин. В том же видении я заметил Викса. Он бросился в разлом и закрыл его своим телом. Я верил тому, что увидел. Не то чтобы я считал, что веселый рей-киррах стал куском камня, но я понял, что он каким-то образом пожертвовал собой, чтобы не выпустить пленника на свободу. Я провел пальцами по камню, пытаясь почувствовать какое-нибудь заклятие, узнать о судьбе Викса или о том, как он сумел закрыть дыру. Но моя призрачная рука не чувствовала ничего, кроме гладкой поверхности камня.

– Хотел бы я, чтобы ты был здесь и дал мне добрый совет, рей-киррах, – пробормотал я, двигаясь дальше вдоль стены и ведя по ней рукой. – Это совсем не то, чего я ожидал.

Я прошел вдоль стены до того места, где она врастала в гору. Потом я развернулся и пошел в другую сторону. Возле стены не росло деревьев, и я не нашел ни ворот, ни калитки, никакого выхода из темно-серого каменного кольца. И нигде я не нашел места, которое маг или кто-то другой мог бы заделать своим телом.

Время шло быстро. Луна села, черное небо начало сереть, и я поспешил через сад обратно к замку. Ниель в зеленом плаще сидел на широких ступенях и наблюдал, как над горами встает солнце. При виде меня он кивнул, удовлетворенно, как мне показалось.

– Здесь не так много места, как кажется на первый взгляд, правда? – Он обвел свои владения рукой. – Может быть, прогуляемся еще? Я немного закоченел от росы.

– Не возражаю. Хорошо отдохнул?

– Отлично. Я выяснил, что спать очень интересно. Когда я был молод, то годами обходился без сна. У меня было столько дел: извержения, забавные игры и разговоры, строительство, то, что люди называют магией, дележ мира… точнее миров, как мы выяснили.

Мы пошли теми же дорожками, которыми я бродил ночью, на этот раз я не смотрел по сторонам, а только слушал и обдумывал свои вопросы.

– Когда ты сказал «мы»…

– Мы называли себя мадонеями и жили в мире, который называли Кир-Наваррином семь эпох, тысячи лет для тех, кто умеет считать время. Я не могу рассказать, как велик был мой народ, не могу описать его красоту, разум и доброту. Видеть себя и Каспариана в столь жалком положении… знать, что мы последние… какой печальный финал. – Я испугался, что на этом он и завершит свой рассказ, голос его задрожал, шаги замедлились. Но он продолжал идти вперед и говорить. – Как я уже объяснял, мы не бессмертные, но живем очень долго по сравнению с людьми или твоим народом. – Он не стал плеваться, произнося слово «люди», как это делал Каспариан, но с самого начала его рассказа я ощущал его неприязнь к человеческим существам. – Всем мирам для существования необходимо равновесие, – продолжал он. – То же было и с нами. Мы жили долго, поэтому у нас редко рождались дети. Мадоней был способен породить только одного ребенка, и когда я был уже в возрасте, прошло очень много лет с тех пор, как родился последний младенец. Это нас очень печалило, ведь мы не могли передать детям свои знания и опыт. Потом настало время, когда мы с моим другом Хидроном отправились, если так можно сказать, в путешествие и оказались в месте, о существовании которого даже не подозревали.

В другом мире, где жили создания, очень похожие на нас, правда, они были совсем слабые и хрупкие. – Он бросил на меня быстрый взгляд. – Они называли нас богами, меня и Хидрона.

– Вы нашли мир людей.

Мы бродили по саду и по зеленой траве вокруг него, но к стене не приближались. Как только оказывалось, что мы движемся в ее сторону, Ниель тут же менял направление.

Хидрону не понравился этот мир, и он скоро вернулся назад, а я нашел удивительную землю, такую теплую, заросшую лесами, там часто шли дожди, орошая невысокие холмы. А когда наступало время увядания, деревья там становились такими золотыми…

Эззария. Ниель полюбил мою родину. Он замолчал, я воспользовался паузой, чтобы произнести слова моего любимого наставника:

– Ты помогал людям растить леса. Учил их жить среди деревьев, любить их, как любил их ты. И однажды ты встретил смертную женщину, полюбил ее, и она родила тебе ребенка.

Ниель невесело засмеялся:

– Ты хорошо усвоил свои уроки. Да. Так и было. Но я никогда не завидовал мальчику. Я был в восторге. Все мадонеи ликовали. Когда они узнали, что у меня родился ребенок почти сразу после заключения брака, они тоже стали искать жен среди людей. Наши женщины тоже могли рожать от смертных, более того, они могли родить не одного, а двух или даже трех детей. Дети-полулюди были такие красивые, такие чудесные… мы называли их «рекконарре»…

– «Дети радости», – перевел я. Рекконарре… рей-киррахи… я уже хотел, чтобы он замолчал. Позволить мне найти ответ, разрешить загадку происхождения моего народа, расставить на места перепутанные кусочки мозаики… – Они могли превращаться, – сказал я. – Эти дети обладали такой же силой, как и мадонеи.

– Кое в чем даже превосходили, – подтвердил Ниель, пока мы карабкались вверх по тропинке, уводящей с зеленого подножия холма к его каменистой вершине, поднимающейся за замком. – Они могли жить в обоих мирах. Им даже было необходимо бывать в обоих мирах, поскольку у них была двойственная природа. Они могли иметь множество детей и старели гораздо медленнее людей, хотя и гораздо быстрее нас. Мы очень горевали, ибо было ясно, что мы их переживем. – Мы поднимались по сужающейся тропинке. Подъем становился все круче, камни осыпались из-под ног. – Но что-то произошло. Что-то ужасное. Наши начали вдруг умирать, гораздо раньше, чем было предрешено. Те, кто оставался в мире людей, слабели, пока не теряли способность дышать, казалось, будто кто-то останавливает им сердца. Мы пытались найти причину, как мы считали, болезни. Но это оказалась не болезнь… не болезнь в вашем смысле слова. Мы поняли, что раньше умирают те, у кого родилось особенно много детей от их супругов-людей. Чем больше детей, тем раньше умирал родитель-мадоней. Вот оно. Вот причина всего.

– Я рассказал остальным, что узнал. Мы должны остановиться, заявил я, иначе мы исчезнем. Никто не стал меня слушать. Никто не хотел верить, что наше счастье убивает нас.

Мы уперлись в скалу. Дальше дороги не было, у нас за спиной вставал отвесный камень, уходящий к небесам, а перед нами лежала зубчатая стена замка. Ниель тяжело дышал. Я стоял рядом с, ним, вглядываясь в уходящие к горизонту зеленые холмы, нежащиеся под утренним солнцем. Вдалеке на равнине блестела лента реки. За стеной тюрьмы Ниеля начиналась и уходила вдоль холмов полоса золотисто-зеленых растений. Гамаранды, деревья с двойными желтыми стволами, сплетенными друг с другом, словно тела любовников. Денас говорил мне, что гамарандовый лес был святым для всех обитателей Кир-Наваррина, он каким-то образом защищал их от опасности, запертой в Тиррад-Норе.

– Я старался закрыть вход в мир людей, – произнес Ниель. – В этом мое преступление. Я сказал, что мы должны оставить наших супругов, оставить детей с людьми, разрушить проход между мирами, прежде чем уничтожим себя. Я умолял их поверить мне, позволить мне спасти их. – Он кинул камешек в пустоту вокруг нас. – Некоторые соглашались со мной. Большинство не верило. Они называли меня убийцей, чудовищем, истребителем детей, потому что все понимали, что нашим детям нужно бывать в обоих мирах, чтобы жить. Споры шли невероятно долго. Я проиграл. – И мог лишь наблюдать из своей тюрьмы, как они умирают. – Ветер, которого я не чувствовал, трепал плащ Ниеля, облепляя им его худое тело. – Не мадоней не может понять, что за связь существует между всеми нами. Все эти годы я ощущал их радости и огорчения, когда кто-нибудь из них умирал, часть меня тоже умирала. – Он сложил руки на груди. – К тому времени, как появилось жуткое пророчество, дети наших детей забыли, кто они. Они считали мадонеев мифом и помнили только то, что в крепости заключена опасность. Испуганные видениями, они убили самих себя, уйдя из этих земель, заперев вход, не понимая, какой ценой они заплатят за жизнь в мире людей. Разве это не насмешка судьбы?

Он не может быть совсем ни в чем неповинен.

– Но ты вторгался в наши сны. Ты использовал рей-киррахов, демонов, заставлял их терзать людей. Тасгеддир, Повелитель Демонов, хотел подчинить себе мир людей ради тебя. Возможно, ты хочешь отомстить потомкам тех, кто стал причиной гибели твоего народа. Как же я могу освободить тебя?

– Разве я могу желать зла нашим детям? Ваш народ, рекконарре, все, что осталось от нас. Да вы уже и так сделали с собой такое, что мне бы и в голову не пришло. К чему мне мстить? – Ниель начал спускаться.

Он ненавидит не эззарийцев.

– Речь идет о людях, да? – окликнул я его. – Не о рей-киррахах, части мадонеев в нас, не об эззарийцах, ваших детях, которые могли бы воссоединиться с ними. Ты хочешь отомстить людям.

Его лицо исказилось от гнева и отвращения, когда он закричал на меня.

– Да! Я не отрицаю этого! Люди портят, калечат, уничтожают все, к чему прикасаются. Они убивают друг друга, словно обезумевшие животные. Я проклинаю день, когда ступил в их мир. И тебе тоже не стоит о них беспокоиться. – Он передернул плечами и зашагал вниз по тропе, на этот раз медленно, чтобы я смог догнать его. – Они разрушают гармонию. Ты же жил в их мире, видел, как они жестоки.

– Мир людей – это мой мир. Как ты думаешь, я могу выпустить на свободу то, что угрожает гибелью тем самым людям, которых я поклялся защищать?

– Люди – это болезнь. Скорее всего они уничтожат себя сами, я не собираюсь торопить их. Я хочу всего лишь погулять по лесам, посидеть у реки, послушать песни о славных подвигах, поговорить с существами, которые будут говорить о чем-нибудь, кроме того, что я хочу на ужин. И я не буду извиняться за тот способ, которым получил свою свободу. Если ты сомневаешься, значит, не судьба. Я умру здесь.

Он умолк и прибавил шагу, словно хотел как можно быстрее достичь какой-то цели, теперь, когда разговор закончился. Но мне хотелось подумать, взвесить его слова, найти возможные несоответствия… принять решение. Стена замка оставляла ему так мало места, а земли за стеной были так огромны, они лежали так близко, только протянуть руку… и там больше не было никого из тех, кого он знал и любил. Наверное, лучше сидеть в подземельях гастеев, в доме для рабов, тогда хотя бы не видишь так ясно того, что потерял.

– Что ты знаешь обо мне, Ниель?

Он остановился посреди сада и помолчал, прежде чем ответить.

– Я коснулся твоего разума, когда ты умирал. Я не смог прочитать твои мысли, но видения умирающего человека достаточно полно рассказывают о его жизни.

– Значит, ты знаешь, что, когда я был рабом, я ненавидел людей так же, как ты, хотя считал себя одним из них.

– Да. Видел. Поэтому и думал, что ты поймешь.

– Но я узнал, что даже в сердце, кажущемся пустым и черствым, можно найти чудо… – Я коротко рассказал ему об Александре и нашем с ним путешествии.

Ниель внимательно выслушал мой рассказ, но когда я умолк, он выразил лишь презрение.

– Из всего, что я видел в тебе, этого я не смог понять. Твое желание защищать этого слизняка, эту тварь… оно совершенно необъяснимо. Ты рекконарре, дитя мадонеев, ты гораздо ценнее любого человека. Ты говоришь, что его ждет великая судьба, это невозможно, если в его жилах не течет хотя бы капли нашей крови. Приди в Кир-Наваррин в собственном обличье. Пройди по нашей земле, ощути живущую в тебе силу. Ты обладаешь ею по праву рождения. А потом приди ко мне и расскажи о судьбе человека.

– Их сила отличается от нашей. Я хочу, чтобы ты понял это.

Мы вернулись на то место, откуда началась наша прогулка. Ниель оказался на широких ступенях замка, а я стоял перед ним на светлой гравиевой дорожке.

– Значит, ты придешь еще? – спросил он. Полагаю, он уже знал ответ, мое желание было слишком сильно.

– Мы же должны закончить игру, – ответил я, кланяясь. Я тут же сказал себе, что поклонился ему только из уважения перед его возрастом и печалью.

Первый раз с моего появления в Тиррад-Норе Ниель улыбнулся… и произошло превращение. Один чудесный миг я видел настоящего мадонея, высокого, темноволосого, собранного, светящегося мелиддой. Воздух вокруг него пел. Его физическая красота была сравнима только с красотой его глаз: темных, глубоких, чистых, они светились мудростью, силой, добротой и радостью. Я опустился на одно колено и отвел глаза. Неудивительно, что его принимали за бога.

Я вернулся из своего путешествия с проясненным сознанием, но очень одинокий. Очнувшись под ярким солнцем, я ощутил зверский голод и боль в затекших конечностях. Александр, Совари и обе женщины замерли, словно я был призраком, явившимся поразить их. Я слабо помахал рукой:

– Не беспокойтесь. Все прекрасно.

Хотя Александр несколько раз замечал, что я выгляжу почти счастливым, и поглядывал на меня вопросительно, я не стал рассказывать о Ниеле и о том, что узнал от него. Обсуждать подобное при солнечном свете, строить какие-то догадки здесь казалось мне кощунственным. Я сказал только, что сиффару принес весьма неожиданные видения, и мне необходимо обдумать их. Еще я уверил его, что ощущаю себя после путешествия гораздо лучше. Да, в первый раз за несколько месяцев у меня появилась надежда.

Узник Тиррад-Нора был невероятно опасен. Я еще не видел, на что именно он способен, но сомнений в его силе не возникало – он мог ходить по моим снам. Задолго до того, как я узнал правду о рей-киррахах, мой народ верил, что, если убить демона, структура мира изменится. Когда Смотритель сражался, его главной целью было изгнание демона из одержимой души, а не убийство. Короткий миг я видел истинное лицо Ниеля. Его смерть станет ужасной потерей, такую мудрость, красоту, силу ничто не заменит. Каждое событие моей жизни приближало меня к нему, изменяло меня, чтобы я смог понять это странное и величественное существо, я догадывался, что это не простые совпадения. Как только Александр будет в безопасности, я вернусь в Кир-Наваррин. Чтобы спасти людей от гнева Ниеля, я должен либо излечить его, либо убить. Да, будет нелегко, но я надеялся… молил… мечтал, что мне удастся его исцелить.