Текст книги "Бессердечие магов"

Она произнесла слово, подобное бьющемуся стеклу, – и его рапира разлетелась на куски. Не замечая кровь, стекающую по руке, из которой так и торчал клинок, Сидни свила тени в веревки и связала Колина по рукам и ногам. Только после этого она вырвала из плеча рапиру. Она держала оружие, приняв боевую стойку, словно собираясь сражаться на дуэли.

А потом Сидни произнесла свой вариант заклинания поединка теней. Тени всех присутствующих в зале магов отделились от хозяев и обнажили оружие.

– Защищайтесь! – крикнула она. А потом: – Приготовились! В бой!

Сидни приветственно вскинула рапиру – и фехтующие тени закружились по залу, между собравшимися, вокруг стульев. Клинки сверкали в темноте, звук от их столкновений напоминал работу острых ножниц. И когда они падали, присутствующие здесь члены Невидимого Мира ощущали, как раны их теней проникают в них, словно фантомы. Боль в плече, порез поперек ребер. Кое-кто даже опускал взгляд, прижимал ладони к телу, проверяя и убеждаясь, что на самом деле они не ранены, не истекают кровью от чужой магии.

В зале становилось все тише и тише, пока Сидни не остановилась в центре – одна, в крови. Все сражавшиеся тени пали, кроме одной. Ее собственной. И тут она подняла клинок, сделала выпад – и ударила оставшуюся тень в сердце, завершая чары. Она сломала клинок – тот, что извлекла из своего плеча – пополам, бросила оба куска на пол рядом с Колином – и ушла не оглядываясь.

* * *

Сидни прижимала ладонь к раненому плечу. Она уже дважды пыталась остановить кровотечение, но ее заклинания оказывали только временную помощь. В ране так и остался осколок тени: она ощущала, как он скребется о кость. Ей не удавалось его подцепить, и к тому же уже начал проявляться откат от ее собственных чар. Дрожь пробегала по ее телу, словно приступы лихорадки, а рубашка пропитывалась кровью, которой было тревожно много. Пришло сообщение от Лорана, он беспокоился, как она и не нуждается ли в чем. Сидни солгала, ответив, что у нее все в порядке. Ну, это была не такая уж большая ложь. Наверное.

Она смотрела, как в лифте сменяются номера этажей, и надеялась, что не ошиблась.

Когда двери открылись, Иэн ее уже ждал. Он посмотрел на нее с изумлением – но тут же надел маску безразличия.

– Я специально задела твои защитные чары, – сказала она.

– Иного я и не подумал бы. – Иэн обхватил ее за талию и, приняв на себя почти весь ее вес, завел к себе в квартиру. – Ты ведь знаешь, что свою кровь обычно следует держать внутри, да?

– Обычно я так и делаю, но вот осколок чар во мне придерживается иного мнения. Как ты в целительстве?

Он сжал ее чуть крепче, но тут же ослабил хватку.

– Достаточно хорош, чтобы помочь.

Она опустилась на кафельный пол ванной и, закрыв глаза, наслаждалась его прохладой. Иэн задержал руки на подоле ее рубашки.

– Будет проще, если я увижу травму.

– Можешь ее разрезать? – спросила она. – Боюсь, что не могу достаточно хорошо двигаться, чтобы помочь тебе ее снять.

Он взял ножницы из аптечки и с шипением выдохнул сквозь зубы, увидев ее плечо. Черное смешивалось с красным и сочилось из ее раны, словно гной. Кожа вокруг вспухла и воспалилась, края раны были неровными.

– Будет больно.

– Мне и сейчас больно.

Она говорила, стискивая зубы.

– Будет еще больнее.

Иэн сложил кончики пальцев у ее плеча в звездный узор: одна рука на груди, вторая на спине, а рана – в центре. Жар потянулся между ними сплошным потоком, на коже расцвели созвездия магии.

Он сильно надавил на руки. Произнес слова, острые, словно ножи, – и внутренняя часть ее плеча побелела, краем сознания она отметила яркие вспышки боли. Сидни резко втянула в себя воздух и сразу выдохнула.

Шипя и пузырясь, тени выливались из раны, очищая ее от инфекции. Жар перешел в тепло, звездные узоры заживляли разорванные вены, вспоротую кожу.

– Может остаться шрам, – сказал Иэн.

Его руки теперь стали нежными, успокаивающими.

– У меня их много. Еще один ничего не изменит, – отозвалась Сидни. Она попыталась сесть ровно, пошевелила плечом, проверяя подвижность руки. – Гораздо лучше. Спасибо тебе.

– Это результат сбоя в магии – или это было сделано умышленно?

– Очень даже умышленно. Он убил бы меня, если бы смог. – Закрыв глаза, она попыталась справиться с бьющей ее дрожью. Теперь она лучше контролировала откат, но последствия собственных чар врезались в ее кости, пронизывая суставы обжигающей пустотой. – Но все равно там не было ничего такого, с чем бы я не могла справиться. Мне пора домой. Сможешь одолжить рубашку?

– Конечно. Но тебе не обязательно уходить, если ты предпочла бы принять душ и лечь прямо сейчас. Я знаю, что сам выбрал бы это после такой травмы, – сказал Иэн.

Какая-то часть ее существа жаждала согласиться. Жаждала физического облегчения от горячего душа, чистого тела, теплого соседа в постели. Однако были вещи поважнее ее желаний.

– Спасибо, рубашки хватит. И еще раз спасибо, что меня залатал.

– Я бы сказал «обращайся», но предпочту такое не повторять. – Он вручил ей футболку, мягкую и чистую, из стопки постиранных вещей. – Береги себя, Сидни.

– Кровь внутри, я запомнила.

Она надела футболку через голову и ушла.

* * *

Дом Теней дышал – и Шара жила на стыке вдоха и выдоха. Она ощущала его дыхание, как свое собственное. Когда его сердце билось, этот ритм совпадал с ее пульсом. Она знала его мысли не хуже своих собственных и ощущала его боль. Она была его олицетворением, а он – средоточием ее силы.

Дом Теней оставался невидимым: надежно спрятанный от мира, он был забыт настолько, насколько это возможно для подобного места.

Она шла по коридорам, и ее шаги перемежались мыслями. Только ее шаги. Остальные жители Дома были заперты, а гостей тут не бывало. Тут никогда не бывало тех, кого можно было бы назвать гостями. Только те, кто приходил заплатить дань, бесстрастные и молчаливые – или рыдающие и возмущенные. Словно их жертва шла на пользу Шаре, словно это она принимала за них решения. Словно это ей было полезно то, что они – в итоге – отдавали добровольно.

Дом вздохнул и перестроился. Коридор передвинулся у нее под ногами, поворачивая прочь от комнат жертв, измученных кошмарами, в сторону огромных дверей. В сторону внешнего мира. Ночь была очень холодной, озеро – неподвижным.

Внешний мир. Невидимый Мир. Они держали ее здесь, прятали – словно тайну, словно нечто постыдное. Нечто такое, на что невыносимо смотреть – хотя она всего лишь действовала, чтобы облегчить их боль.

Она подошла ближе к озеру, шагнула вперед так, что ее ноги почти коснулись кромки воды. Пока чары, удерживающие ее здесь, привязывающие к Дому, не впились в нее, заставив остановиться. Ее губы исказил зловещий оскал – и она попятилась от берега.

Спрятанная. Лишенная возможности уйти. Оставленная без силы. Однако ей принадлежит ключ к их силе – и она намерена им воспользоваться, чтобы вернуть утраченное. Вот почему она отправила Сидни отсюда в Невидимый Мир. Шара разрабатывала стратегию и строила планы, надеясь, что к концу Поворота Сидни сможет влиять на Невидимый Мир – возможно, даже станет главой Дома. Существуют обстоятельства, позволяющие на это рассчитывать, и она подталкивала события в этом направлении настолько активно, насколько это было возможно. Тогда, благодаря ей, магия станет сильнее. Тени снова станут здоровыми.

А когда Тени станут достаточно здоровыми и сильными, Шара прикажет Сидни разрушить чары, которые привязывают ее к этому острову. Тогда она займет свое законное место в Невидимом Мире – как глава Дома, такая же, как все, – и ее присутствие станет постоянным напоминанием о том, откуда они получают свою силу, чем они обязаны Теням… обязаны ей самой.

Шара снова ушла за двери.

Дом и его магия были сейчас нездоровы. Тени ослабели – и продолжали слабеть. Равновесие пошатнулось, чары в чем-то исказились. Они начали разрушаться. Шара не понимала, что именно происходит и почему.

Ей не удавалось это прекратить.

Вот от этого у нее и сосало под ложечкой, от этого подгибались колени. Здесь не должно было существовать такой магии, которая бы не подчинялась ей, – не в этом месте, ставшем ее второй кожей.

Договоры порой следовало пересматривать, подпись на контракте стоило повторять снова и снова.

Пусть жертву приносит не она сама, но ей известно – ах, как хорошо ей известно! – чего такая жертва стоит. А еще она знала – нутром чуяла – то, чего Невидимый Мир не знал. Что магия только тогда действительно принадлежит тебе, если она приходит через твою собственную боль, твою собственную жертву.

Именно такой магией она владела.

В комнате, в самом сердце Дома Теней, Шара взяла нож. Она рассекала себе кисть, пока не добралась до той самой кости и начертала свое заклинание, букву за буквой, слово за словом.

Она резала и резала, отдавая свою кровь и боль в жертву – не Невидимому Миру, а Теням. Она резала и пускала кровь – и это было молитвой.

* * *

Когда дверь Дома Теней открылась, Грейс оказалась довольно близко, чтобы ощутить дыхание холода – такое ровное и естественное, почти сливающееся с тяжелым запахом стоячей воды. Но все же недостаточно, чтобы пробиться через двери наружу. На свободу.

Она отступила, еще глубже погружаясь в тени, и стала наблюдать.

Каждый надрез, который Шара наносила на свою кожу и кости, тянулся по рукам Грейс эхом ее собственных шрамов. Эхом ран, которые наносились на ручки столь маленькие, что казалось невозможным найти на них достаточно места для вырезаемых знаков – на тела, которые жили так недолго, что кровь не успевала остановиться и раны не успевали зарубцеваться.

Грейс сжала кулаки, а потом снова раскрыла ладони, вытянула пальцы как можно сильнее, отпуская боль от магии, которая там накопилась.

Как-то раз, в начале своего пребывания в Тенях, она попыталась подарить утешение другим жертвам. Ребенку с ореолом светлых кудряшек, похожих на одуванчик: она взяла его на руки, покачала, замурлыкала что-то сквозь собственную боль и ужас. Все то, что с ней творили, было бы проще вытерпеть, если бы она могла помочь кому-то еще.

Она ощутила ликование Дома, когда Шара отняла у нее ребенка.

Память порой бывает милосердной, и потому она помнила те светлые волосики и красные пятна ее крови на тельце малыша там, где она к нему прикасалась – но не то, что было дальше. Это – нет. По крайней мере, пока она бодрствовала.

Грейс больше никогда никого не утешала.

Однако она оставалась свидетелем. Кто-то должен был смотреть, что творит Дом. И Дом ей это позволял. И сейчас она снова была свидетелем, поскольку действия Шары означали, что Дом получил травму, – и потому, что Грейс на мгновение ощутила аромат ночи за дверями. В воздухе пахло зимой.

* * *

Иней посеребрил Центральный парк, а на бегу Лоран и Грей выдыхали облачка пара.

– Это только мне кажется или действительно в этом году похолодало раньше? – спросил Лоран.

– Скоро начнем встречаться в зале.

Судя по тону Грея, его это радовало. Лорана – нет. Бег по серой полосе пластика, которая никуда не ведет, уткнувшись взглядом в бесконечные настенные телеэкраны, где показывают один и тот же новостной кабельный канал, был в его представлении современным вариантом «Инферно».

Еще четверть мили они бежали молча, а потом Грей спросил:

– И как прошла твоя встреча с Майлзом?

– Нормально. Слегка разочаровывающе. Видимо, я ожидал, что Магический клуб будет ощущаться… ну, вроде как более магическим. А он оказался просто унылым и несовременным. Сама встреча походила на университетское собеседование.

– Значит, никаких выгодных предложений союза или чего-то такого?

– Даже и близко не было. И я рад: предпочту сам принимать решения. Как ты всегда говоришь, если традиции мешают нам продвигаться вперед, надо выходить за их рамки.

Они остановились, и Лоран наклонился завязать шнурок.

– Нам надо будет как-нибудь об этом поговорить, – сказал Грей. – Существует множество возможностей, разные способы усилить свою магию, сделать Невидимый Мир сильнее – такие, о которых пока даже не задумываются.

– Мы – это и есть будущее, верно? – откликнулся Лоран. – В этом и смысл Поворота. Убрать то, что устарело, привнести то, что будет работать. Кстати, когда твой следующий поединок?

– Через два дня, – ответил Грей.

– Может, зайдешь после него? Надо бы обсудить нашу стратегию. Заключить союз мы можем и без Мерлина.

– Точно, – согласился Грей. – Я тебе напишу попозже, назначим время.

Лоран прощально помахал рукой, и Грей пошел к метро. После фиаско с Мирандой он никому не рассказывал, как подпитывает собственную силу. Возможно, настало время это сделать. Лоран ведь не особо привязан к традициям Невидимого Мира, так что может и увидеть потенциал в том, что делает он, Грей. Пожалуй, он примет решение после следующего поединка.

* * *

Выйдя из Клуба Магов, Майлз дал отмашку своему водителю и пошел домой пешком сквозь продуваемую ветром ночь. В воздухе чувствовалось приближение снегопада, и сырость пробирала до костей.

Они ныли.

Именно это он чувствовал тогда, давно: пробуждение от боли в суставах, напоминание о собственной смертности, опускающееся на него туманом, – именно это помогло ему понять, что происходит. Мелкие заклинания, которые он воспринимал фоновым шумом, которыми пользовался постоянно и которые должны были уберечь его от ноющей боли и дискомфорта, – эти заклинания давали сбой. А такие простые заклинания могли дать сбой только в одном случае. Он начал терять магию.

Неприемлемо, конечно. Нельзя стоять во главе Дома, не владея магией.

Осознав, что происходит, он предпринял некие шаги, кое-что изменил. От Теней исходило большое количество магии – и Ангел Вод служил идеальным проводником. Достаточно было просто немного отложить для себя. Собрать магию и хранить, пока она не понадобится. Не понадобится ему.

Однако в последнее время он снова ощущал те же признаки в своем теле, в своей магии. Они были ему знакомы. Заторможенность, боли, тремор – все снова возвращалось. Похоже, то, что он считал решением проблемы, оказалось только временной мерой.

Сегодня в магии произошел сбой. Не во время поединка. Поэтому нельзя было успокоить себя мыслью, что течение магии прекратилось из-за слов заклинания, произнесенных не в том порядке, или из-за того, что у мага в сложный момент сдали нервы. Это было заклинание мытья посуды в Магическом клубе. Одно из тех заклинаний, которым пользовались тысячи раз, – из тех, для которых даже задумываться не нужно было. Вместо бокалов появилась груда бесполезных осколков, все таких же грязных.

Магия рушилась.

Ветер усилился, радостно швыряя пакеты и опавшую листву. Похолодало, небо плевалось дождем – жестким, злобным, почти льдом.

Здесь, где никто не мог увидеть, никто не мог узнать, – Майлз пошевелил пальцами, не вынимая руки из кармана пальто. Он еле слышно произнес слово: воля была важнее звука.

Дождь расступился, стекая вокруг него.

Он протяжно выдохнул. У него достаточно магии. На сегодня все еще достаточно.

Но.

Суставы у него ныли.

Глава 7

Грей привалился к стене, грубо сложенной из красного кирпича, и плотнее закутался в свою иллюзию. Важнее всего сейчас – важнее впивающихся в бок неровных кирпичей, важнее гнили, исходящей от неубранных мешков с мусором на углу, важнее тысячи других отвлекающих и досадных мелочей, оказавшихся вместе с ним на этом тротуаре, – важнее всего была необходимость скрыть от всех свою травму, особенно здесь, в обычном мире. Если кто-то увидит его раны, то следствием станут врачи, больницы и объяснения, которым все равно не поверят. Лучше оставаться в тени, даже если невидимость многое усложняла – например, ходьбу.

Поединок прошел неудачно. Нет. Поединок прошел отвратительно, мать его. Это была наследница Дома Морганов. Лилия, так ее звали. Или Фиалка. В этом Доме всех девчонок называли в честь цветов. Ему казалось, что в Доме никто не знал про его отношения с Розой, но, похоже, кто-то подозревал, потому что поединок, обещавший быть легким, оказался кровавым. Эта Настурция – или Сирень, или как ее там – окружила его иллюзией Дикого Розана, частоколом шипов, через который ему пришлось пробиваться. Он сумел это сделать, но шипы впились в тело и успели войти глубоко прежде, чем он наконец освободился.

К тому же у последней девицы в костях оказалось не так много магии, как он рассчитывал, так что на поединок он явился слабым. После завершения собственных чар у него не хватило сил исцелиться, так что он обошелся без этого, но приложил все силы, чтобы скрыть свою слабость, свои раны – чтобы никто не догадался, насколько все плохо.

Он сделал еще шаг и стиснул зубы от боли. Крепче прижав ладони к ранам на животе, он содрогнулся, ощущая, как по рукам течет кровь, как проседают края вспоротой кожи. Он надеялся, что кровотечение стихает, но не хотел оглядываться и проверять, не виден ли за ним кровавый след: иногда слишком внимательного взгляда на иллюзию оказывалось достаточно, чтобы ее разрушить.

Два квартала до дома Лорана. Он сможет дойти. Он оттолкнулся от стены и, почувствовав, что ноги у него готовы подломиться, заставил себя стоять прямо и твердо. Более-менее твердо.

Надо будет пополнить свои запасы магии. И в ближайшее же время. Он повременит признаваться Лорану, где именно ее получает: сейчас делиться этим не стоило.

Грей ковылял по запруженному пешеходами тротуару, словно пьяный, крепко обхватив руками живот, словно это могло удержать кровь внутри. Он не поднимал глаз, смотрел только на свои ноги, на то, как они медленно продвигаются вперед, шаг за шагом. Когда он вошел в парадную дверь Лорана, его трясло – но он не упал.

– Извините, вам сюда нельзя, – сказал консьерж, надвигаясь на Грея и оттесняя его обратно на улицу.

Отлично. Какой-то идиот-новичок. Дела идут все лучше и лучше.

– Я Грей Просперо. Я в списке гостей, допущенных Лораном Бошаном.

– Не может такого быть!

Консьерж возмущенно напыжился.

– Отправляй меня наверх!

Грей потратил силы, которых у него и так не было, на то, чтобы зачарованный консьерж вызвал ему лифт – не тратить же время на споры с этим типом! Он опирался на стенку лифта и позволил себе тяжело завалиться на дверь Лорана.

Лоран услышал удар, посмотрел в глазок – и тут же распахнул дверь.

– Черт! Вот дерьмо! Грей, очнись!

Когда Лоран затаскивал Грея в квартиру, тот с трудом разлепил веки.

– Поединок. Ранен. Не рассказывай.

– Ага, вижу, что ранен. Догадался, когда увидел столько кровищи. Как это «не рассказывай»? Что, никто вот этого не заметил?

– Иллюзия.

Он закашлялся – и на его губах появились капли крови.

– Ты начаровал иллюзию, чтобы… знаешь, об этом потом. – Лоран стянул с друга рубашку – и шумно вздохнул. Вид был такой, словно Грея секли плетью, сделанной из бритв. – Так… Это… это не так уж страшно. Я смогу помочь. Но, по-моему, лучше будет, если я кого-нибудь позову. Это, пожалуй, немного выходит за пределы школьного курса целительской магии.

Грей помотал головой, тут же пожалев, что сделал столь энергичное движение.

– Никого не зови. Узнают, что я ранен.

– Да. И вылечат. Лучше, чем смог бы я.

Он говорил медленно и четко, скорее стараясь успокоиться сам, чем рассчитывая убедить Грея в своей правоте. Конечно, он знал основы – но эта мешанина крови и распоротой кожи была весьма далека от аккуратных порезов и контролируемых преподавателями заклинаний.

– Нет. Расскажут.

– Расскажут кому? Не глупи.

Руки у Лорана стали липкими от крови: он пытался счистить ее, чтобы оценить серьезность повреждений.

– Следующему Дому, который меня вызовет.

– Тогда Сидни. Давай я хоть ее позову.

Скривившись, Грей поднял руку – и она оставила на плече Лорана кровавый отпечаток.

– Она будет знать. Запомнит. Если ты меня вызовешь.

– Не вызову.

– Ты же сказал, что это не так уж страшно.

– Я соврал, идиот ты недоделанный!

Споры не помогут – не остановят кровь, которая заливала его руки в такт неровному пульсу Грея. Лоран размеренно задышал, регулируя приток воздуха в легкие, успокаивая собственное бешеное сердцебиение, стараясь переплавить панику в нечто близкое к спокойствию. Он очень четко и внятно пожелал себе не облажаться, надеясь, что его везение перевесит недостаток практики в серьезных чарах исцеления. А потом произнес слова, которые должны были замедлить кровотечение, соединить разрезанные вены, уничтожить инфекцию. То, как он выгибал пальцы, несомненно причинило бы ему боль, думай он о чем-то, кроме того, чтобы его руки не дрогнули. И постепенно он исцелял своего лучшего друга.

Когда Лоран закончил, его глаза заливал едкий пот, а все тело сотрясалось, как в лихорадке, – однако кожа у Грея зажила, кровотечение прекратилось и глаза стали ясными.

– Но ты хотя бы, – хрипло спросил Лоран, – выиграл этот поединок?

– После такого, – отозвался Грей, принимая сидячее положение, – надо бы надеяться, что да.

* * *

Позже.

После того, как Лоран смыл кровь с пола у себя в коридоре, стер красный отпечаток ладони, перешедший у его двери в полосу, прилагая все силы к тому, чтобы не думать о том, что отмывает кровь Грея, что это кровь Грея осталась на одежде, которую он сменил, что кровь попала сюда из-за магии – и что сейчас мысль о магии настолько его бесит, что он даже не хочет использовать простые заклинания уборки и драит все сам, словно простак.

После того, как его квартира стала выглядеть почти нормально, а не так, будто у него в прихожей выполняли хирургическую операцию, после того, как кровь исчезла отовсюду, кроме его воспоминаний, после того, как он еще раз вымыл руки, после того, как кругом стало чисто, он мог бы начать думать о том, что же все-таки случилось. Мог бы посмотреть на все прямо.

Он и раньше знал, что Невидимый Мир может быть суровым, знал, что Поворот сопряжен с риском – и, возможно, со смертью. Но эти люди относились к смерти так, словно это спортивное фехтование. Да, оружие присутствует, но после завершения ритуала все обменяются рукопожатиями и разойдутся по домам. Он наблюдал это, когда Сидни проткнули рапирой в прошлом поединке, а она вышла из зала с таким видом, словно порезала палец краем бумаги. Он позволил себе плыть по течению, позволил думать о смерти как о некой вероятности – но такой, которую в итоге они все просто стряхнут с себя.

Это было не так. Это было совершенно не так.

Он еще раз вымыл руки.

Позже доставили заказанную Лораном еду, потому что он уже мог с этим справиться – смог заказать теплые пенопластовые коробки со слабо прожаренными гамбургерами, посыпанными грибами и карамелизированным луком, тонкие ломтики картошки фри с соусом из трюфелей, – а ему необходимо было чем-то себя занять. После того, как Лоран налил им обоим виски, он сказал:

– Ты мог погибнуть.

– Поединок был не до смерти. Все просто пошло немного не так. – Грей пожал плечами и снова начал есть. – Господи, ну я и проголодался!

– Немного не так… – Лоран положил свой недоеденный бургер. – Кстати о «немного»: я почти уверен, что касался твоих кишок. Это, по-моему, больше, чем «немного».

Грей сделал большой глоток.

– Такое случается. Я в порядке. Не о чем говорить.

Лоран изумленно уставился на него.

– То есть как это – не о чем? Это был поединок не до смерти. Мне казалось, что существуют правила. Обеспечивается безопасность. Чертовы меры предосторожности, вроде как.

– Слушай, может, ты не понял, во что ввязался. Может, и сейчас не понимаешь: рискуешь ведь не ты. Но суть Поворота – это не меры предосторожности и не соблюдение безопасности. Это – власть и возможность показать, что ты достаточно сильный, чтобы ее получить.

Лоран поставил свой стакан на мраморную столешницу. Большая магическая дуэль. Борьба за власть. Он обожал все это. Богател на этом. Именно так он купил эту квартиру, дом родителям. Получил все желанные материальные блага. Он был уверен, что Поворот понравится ему не меньше.

– Хотя опасность грозит не мне, а Сидни, это не значит, что я отношусь к происходящему легко, Грей. Я знаю, что такое Поворот. Я просто пытаюсь понять, по-прежнему ли я считаю, что дело того стоит.

– Стоит? Еще как! Создание Дома означает, что ты имеешь в этом мире реальную власть, что ты чего-то стоишь. Нет ничего важнее! И не будь ты таким везунчиком, ты бы это понимал.

– Везунчиком… – повторил Лоран.

– Ну, это же твоя сильная сторона, так? Везение. – Грей пожал плечами. – А кое-кому приходится трудиться.

– Ясно. Ну что ж: рад, что мы с этим разобрались, – проговорил Лоран.

Грей отодвинул от себя тарелку.

– Послушай, извини. Боль заставляет меня говорить то, чего не следовало бы. Но это, скорее всего, мой единственный шанс вернуться в Невидимый Мир, снова по-настоящему стать его частью. А мне это важно. Я бешусь от того, как на меня смотрят – словно теперь, когда я больше не держусь за юбку Миранды, я стал никем. Словно все думают, что мне здесь не место. Я родился в этом мире – я был наследником Дома! Никто не имеет большего права здесь находиться, и мне надоело чувствовать себя объектом жалости. Теперь я это изменю.

Грей никогда не рассказывал Лорану, почему Миранда от него отреклась: по его словам, он пообещал хранить молчание. В тот момент, когда это случилось, Лорану было понятно нежелание Грея бороться за наследство. Чтобы вернуть себе право оставаться в Доме, ему пришлось бы доказывать некомпетентность Миранды в управлении Домом Просперо, а это казалось невозможным. И только теперь Лоран задался вопросом: а если бы Грей тогда попытался сопротивляться, могло бы это хоть немного залечить его рану?

– Конечно. Я понимаю. Но не забывай: я здесь на твоей стороне.

– Ну да, насколько это будет возможно.

Лоран вспомнил свой недавний разговор с Сидни, в котором очень тщательно описал, при каких обстоятельствах Грею можно бросить вызов, – и промолчал.

* * *

На этот раз закусочная – и время достаточно раннее, так что местами небо было еще рассветно-розовым. Тем не менее Сидни оказалась там раньше Мэдисон, так что к ее появлению уже успела расправиться с половиной порции тостов по-французски, щедро политых кленовым сиропом.

– Ну, и как твое плечо… постой-ка, серьезно, это твоя еда? На самом деле тебе до сих пор двенадцать?

– Люблю сироп, – отозвалась Сидни. – А судя по первой части вопроса, ты слышала о поединке с Блэквудом. Все в порядке, совсем зажило. Ты ничего не слышала о том, что будет с Колином?

– Будет? – переспросила Мэдисон и заказала у проходившего официанта кофе.

– За изменение поединка. За попытку сделать его смертельным. Ну, за то, что он сделал.

Понимание отразилось на лице Мэдисон.

– Сидни, ничего с ним не будет.

Сидни положила вилку.

– Он пытался меня убить! В поединке не до смерти. Что нарушает правила, которые были разосланы перед началом всего этого. Правила, установленные Невидимым Миром. И ему ничего за это не будет?

– Так. Ладно. Я все время забываю, что ты через это еще не проходила, да и Лоран тоже новенький, так что никто не сказал тебе, как все устроено.

– Мне это не понравится, да? – спросила Сидни.

– Не-а. Не понравится. Во-первых, это происходило во время узаконенного поединка. В том, что считается должным поведением во время такового, есть масса допустимых отклонений, и посторонние предпочитают не вмешиваться. Колесо Фортуны и ля-ля-ля. А главное – ты показала, что лучше его, так что все в порядке. Его проигрыш будет считаться достаточным наказанием: он выбыл из Поворота.

Сидни подлила им обеим кофе.

– А во-вторых?

– В отделе Специальных проектов нет подразделения уголовных дел.

Лицо Сидни отразило недоумение.

Мэдисон вздохнула.

– Я хотела сказать вот что: даже при нормальных обстоятельствах в Невидимом Мире нет системы уголовных наказаний. Есть просто люди с чрезвычайной властью, которые берут все в свои руки. Когда Невидимый Мир решает, что кто-то вышел за границы нормы, то санкции бывают либо общественными и экономическими (лишение наследства – самая популярная мера), либо применяется нечто вроде самосуда. А сейчас – Поворот, то есть обстоятельства не обычные: все происходящее основано на идее потрясений и перемен. Самого факта, что Колин выбыл из Поворота, достаточно. А если будет решено, что недостаточно, то я не удивлюсь несчастному случаю, произошедшему с ним в ближайшие пару недель. Но официальных последствий не будет. Ни сейчас, ни потом.

Сидни вонзила вилку в кусок тоста.

– Что за люди!

Мэдисон всплеснула руками:

– Не спорю. Но как бы ни хотелось потратить утро на разговоры о том, какие они все мерзкие, мне скоро надо будет бежать, чтобы не опоздать на работу, так что, наверное, нам надо обсудить вопрос, ради которого ты меня пригласила.

– Ага, извини.

– Ничего. Итак, ты спросила, не делает ли Дом Просперо чего-то необычного. И оказалось, что да. Миранда велела нашему отделу разработать два разных финансовых сценария: по одному она переводит почти все инвестиции в предприятия Невидимого Мира, по второму – почти все вложения переходят в обычный мир. Конечно, это может быть просто осторожность или любопытство, и я собираюсь проверить по документам, что Дом Просперо делал во время предыдущих Поворотов, но это действительно странно выглядит.

– Тебе придется объяснить, что тут необычного. Разве во время Поворота не принято менять финансовые стратегии? – спросила Сидни, подливая себе в тарелку еще сиропа.

Мэдисон содрогнулась:

– Ты это специально, чтобы у меня зубы заныли! Я же вижу. И – да, участие в Повороте обычно сопряжено с большими расходами, даже если ты не платишь крупные суммы защитнику. Плюс к этому деловые союзы, как правило, меняются одновременно с изменением магических союзов, так что в ее отработке сценариев есть смысл. А вот странным мне кажется возможный отказ от всех вложений Невидимого Мира. Такое я ожидала бы увидеть при условии, что Дому грозит опасность уничтожения. Именно это произошло с домом Гринфилд. Ты же знаешь об этом?

Сидни снова отложила вилку.

– И что же такого ужасного они сделали?

– Как оказалось, они попытались повторить твои чары с собеседования перед поединком. Выяснилось, что управлять летящим автобусом труднее, чем может показаться, так что семеро обычных людей попали в больницу – и все они говорят, что крушение выглядело так, словно автобус выпал из воздуха.

– То есть этого достаточно, чтобы Дом уничтожили, а вот Колину можно… Ладно, забудь, – проворчала Сидни. – Итак, Просперо?..

Мэдисон кивнула.

– Просперо сейчас на второй позиции. Нет никакой опасности, что его уничтожат в результате поединков, а Миранда слишком осторожна, чтобы позволить Иэну выкинуть такую глупость, которая насторожила бы обычный мир, – не говоря уже о том, что он и сам не дурак. Так что полное перемещение активов в обычные предприятия выглядит бессмысленным. Я с этим разбираюсь.