Текст книги "Остров любви"

Последний раз Глори видела свою хрупкую седую тетушку на похоронах отца, но совсем обезумевшая от горя почти не общалась с ней.

Тетушка Флоу, казалось, все поняла. Оставалось надеяться, что она правильно поймет и их с Натаном бегство.

В конце концов, они добрались до высокого крыльца огромного кирпичного особняка, и Натан постучал тяжелым медным молотком по резной деревянной двери. Открыл невысокий худощавый слуга с недовольным лицом.

– Пожалуйста, передайте миссис Стэйси, что приехала ее племянница, – тихо произнесла Глори.

Натянуто улыбнувшись, слуга проводил их в гостиную. Эта комната была отделана в модном когда-то стиле Федерализма, отличавшемся множеством лепных украшений на стенах и никуда не ведущих дверей, служащих украшением гостиной.

– Я, наверное, пойду, Глори, – сказал Мак. – Хорошо?

Заметив участие в глазах старого шотландца, девушка кивнула.

– Да.

– Я не знаю, почему все так вышло. – Мак уставился на мысок своего сапога, нелепо выглядевшего на фоне блестящего паркета. – Этот парень вел себя, как последний идиот. На него это совсем не похоже.

– Спасибо вам, Мак, за участие. – Глори коснулась губами щеки моряка. Мак повернулся и вышел из гостиной. Через несколько минут туда вбежала хозяйка дома.

– Глори! Ради всего святого, что ты делаешь в Нью-Йорке? – Добрые голубые глаза Флоренс Стэйси, так похожие на глаза отца, светились радостью. – Вы приехали с матерью?

– Нам нужна твоя помощь, тетя Флоу. Натан возвращается на учебу, мне же необходимо переждать где-то некоторое время… пока не подвернется какое-нибудь судно, идущее в сторону дома. – Глори надеялась, что тетушка разрешит ей остаться хотя бы на несколько недель, не чувствуя себя готовой вернуться к жизни в поместье Саммерфилд. Необходимо время, чтобы прийти в себя. – Боюсь, что это долгая история.

– Что ж, надеюсь, в свое время я ее услышу. А сейчас Джереми проводит вас в ваши комнаты. Сначала отдохните с дороги, поговорим позже. Вы оба можете оставаться здесь, сколько захотите.

Глори порывисто обняла тетушку. Только так она могла скрыть написанное на лице волнение. С трудом сдерживая слезы благодарности, девушка повернулась и отправилась вслед за дворецким.

Миссис Стэйси проводила ее взглядом. Войдя в гостиную, она с трудом узнала в этой молодой женщине свою племянницу. Слишком короткое платье, поникшие плечи, несчастное выражение лица. Что-то случилось, Флоренс была уверена в этом. Уже не первый раз кто-то в семье, попадая в беду, прибегал к ее помощи, всегда получая ее.

Она видела, с каким трудом Глори поднимается по лестнице. Флоренс любила эту девушку, как дочь, которой у нее никогда не было, и решила во что бы то ни стало разузнать, что же случилось на самом деле.

Вечером того же дня Глори рассказала тетушке о планах своей матери относительно Натана, о том, как они покинули Чарлстон на борту «Черного Паука», об ужасном шторме, случившемся в море и о том, как капитан Блэкуэлл спас ее жизнь. Девушка старалась не касаться того, что Натан почти все плаванье просидел в трюме. Не говорила она и о происшедшем между нею и Николасом на острове.

После ужина, догадавшись, что тетушка хочет поговорить с Глори наедине, Натан под предлогом головной боли ушел в свою комнату.

– Почему бы нам не перейти в гостиную и не выпить там по рюмке шерри? – предложила Флоренс.

– Прекрасно, – согласилась Глори. Когда они устроились на мягком диване времен королевы Анны, миссис Стэйси перешла к делу.

– Ты рассказала мне обо всем, что произошло с вами за эти несколько недель. Мы сошьем тебе новые платья взамен потерянных, а Натан отправится на занятия. Я напишу матери и постараюсь убедить ее в правильности твоего решения. Может быть, она предоставит Натану необходимые документы, и он, согласно воле отца, станет свободным. Пока ты останешься у меня. Думаю, ты еще не готова вернуться.

– Да, тетя Флоу. Думаю, мне будет трудно встретиться с мамой и знакомыми. Так много всего произошло… – Девушка сделала большой глоток шерри, чувствуя, как приятное тепло согревает горло.

– Да. Но ничего из того, что ты рассказала, не может быть причиной столь глубокой печали. Может быть, расскажешь и об этом?

Глори подняла голову. Ее голубые глаза отыскали доброе лицо тетушки.

– Неужели это так заметно?

– Да, моя дорогая. Боюсь, что это так.

Тяжело вздохнув, Глори расправила юбки и откинулась на спинку дивана.

– Человек, спасший мне жизнь, капитан Блэкуэлл… Мы пробыли вдвоем на необитаемом острове почти три недели. И я полюбила его. – Глори провела пальцем по ободку хрустального бокала, представляя Николаса таким, каким он был на острове: красивым, нежным, со счастливой улыбкой. – Хотя на самом деле, как мне кажется, я влюбилась в него еще в тот день, когда мы впервые встретились. Это произошло на балу в день моего девятнадцатилетия. Он казался таким самоуверенным, таким стремительным и живым! Все женщины сходили от него с ума. Кроме меня, конечно. Я сразу решила возненавидеть его. Капитан Блэкуэлл был другом отца, и думаю, папа надеялся, что я выйду замуж за этого человека. – Девушка перевела дыхание. – И когда мы покидали тот остров, мне хотелось этого больше всего на свете!

– Почему же этого не произошло? – мягко спросила Флоренс, опустив свою морщинистую руку на нежную руку племянницы.

– После всего, что случилось, он просто не захотел этого. Теперь я понимаю: со мной ему было удобно. Он нуждался в женщине для удовлетворения желаний. Не знаю. Время, проведенное на острове, было похоже на сон. На самую совершенную фантазию. Капитан заботился обо мне, защищал от опасностей. Я была уверена, что он испытывает ко мне такие же чувства, как и я к нему. – Глори подняла свое заплаканное лицо. – Он все время улыбался, учил меня плавать, лечил меня, когда я заболела и… о, тетя Флоу, я так сильно любила его! – Девушка не могла продолжать, ее душили рыдания. Обхватив руками шею тетушки, она плакала, сотрясаясь от слез.

– Мое бедное, дорогое дитя. – Прижав к себе племянницу, Флоренс гладила ее по волосам, давая возможность выплакаться. Глори и не думала противиться этому. Она не смогла бы перестать плакать, даже если бы захотела этого. Тетушка покачивала девушку, как маленькую, и она рыдала до тех пор, пока, как ей показалось, не осталось ни одной слезинки.

– Ты можешь оставаться в этом доме, сколько захочешь. Я всегда хотела ребенка, но твоему дяде Леонарду и мне так и не удалось стать родителями. Ты самый близкий и родной для меня человек. – Флоренс успокаивающе погладила племянницу по щеке, стремясь взять на себя хотя бы часть ее боли. – Мне страшно подумать о том, как этот человек обидел тебя. Но, должно быть, в нем есть и что-то хорошее, иначе ты никогда не полюбила бы его. Когда-нибудь все забудется, и ты полюбишь снова. А пока рассчитывай на мою поддержку.

Глори задумчиво посмотрела в лицо тетушки.

– Не знаю, смогу ли когда-нибудь забыть. Жаль, что я не погибла, когда корабль шел ко дну.

– Не говори так. Ни сейчас, ни потом. Ты слышишь меня?

Глори прикусила дрожащую губу.

– Да, тетя Флоу.

– Вот и хорошо. А теперь утри слезы. Пора спать.

Глори покорно кивнула и стала подниматься вслед за тетушкой в свою комнату. В просторной спальне с кроватью под пологом Флоренс помогла племяннице раздеться, заставила ее выпить стакан теплого молока, которое принес Джереми, и, уложив ее в постель, со всех сторон подоткнула одеяло. Она тихо сидела рядом, пока девушка, наконец, не уснула. Глори снился Николас, и всю ночь она металась, поворачиваясь с боку на бок.

Время потекло незаметно. Со дня прибытия Глори в Нью-Йорк прошло несколько недель. Натан приступил к занятиям, а тетушка выполнила все свои обещания. У Глори появилась новая красивая одежда и такая любовь и понимание, о которых можно было мечтать. Но этого было недостаточно. Она могла думать лишь о Николасе, вспоминая сначала только хорошее. Глори представляла его смеющимся, с солнечными бликами, отражающимися в черных волосах. Или плывущего в голубовато-зеленых волнах океана, с крошечными ручейками, стекающими по его широкой груди, покрытой жесткими волосками, к которым сейчас так хотелось прикоснуться! Николас, убивалась девушка, как могла я полюбить тебя в то время, когда ты ничуть не любил меня? Глори думала о том, где сейчас капитан, чем занимается; она с нежностью вспоминала о том, как он стоял на палубе: широко расставленные ноги и ветер, с силой треплющий рубаху.

Но от этих теплых воспоминаний девушке становилось еще хуже, и мало-помалу она заставляла себя забывать их. Напротив, Глори старалась как можно чаще вспоминать ту ночь, когда Николас взял ее силой, те ужасные слова, которые он тогда говорил, его высокомерие и страшное предательство.

Хотя Глори и пыталась начать новую жизнь, ее сердцу не было в этой жизни места. И, поскольку у нее не было никакого желания посещать званые вечера и балы, она только через несколько недель осознала, что не получила за все это время ни одного приглашения. Никто не навещал дом Флоренс Стэйси, даже самые близкие друзья. Но девушка смогла понять всю серьезность своего положения только после того, как случайно услышала разговор слуг, сплетничавших внизу.

– Говорят, она женщина легкого поведения. – Глори узнала скрипучий голос одного из слуг. – Я слышал, она спала безо всякого стыда в каюте капитана.

Вцепившись в перила, чтобы удержаться на подкосившихся ногах, Глори почувствовала, как больно сжалось ее сердце.

– Они спали вместе на каком-то острове, – заговорил другой слуга. – Мне сказал об этом Гасси Симпсон. – Ее даже прозвали – Глори прикусила губу – капитанская подстилка.

– Неважно, как ее прозвали, – вмешался в разговор Джереми Уиггинс, – но мисс Саммерфилд – хорошая молодая леди. Она относится к нам с добротой и уважением. Во всем виноват тот морской капитан. Он просто распутник и негодяй. Уверен, этот бабник воспользовался невинностью девушки и, надеюсь, когда-нибудь он получит за это по заслугам.

Чувствуя дрожь в коленях, Глори присела на лестничную ступеньку.

– Ты прав, Джереми, – заговорила Флора Уитман, – этот сукин сын заслуживает, чтобы его как следует высекли.

Боже, как это могло случиться? Как мог Николас так обойтись с ней? Ведь он знал, что за этим последует.

Глори зажмурилась, пытаясь сдержать подступившие слезы. Она была тронута преданностью прислуги. Девушку захлестнула волна благодарности к Джемери Уиггинсу и первой ненависти к Николасу Блэкуэллу.

– Тебе уже давно известно, о чем говорят люди? – спросила Глори тетушку после ужина. – Вот почему ты никуда не выходишь, правда? Из-за меня?

– Все не так страшно, как тебе кажется. В любом случае, это всего лишь кучка самодовольных снобов. Они заставили меня выбирать между ними и тобой. Поверь, не составило труда сделать правильный выбор. Если моя племянница для них недостаточно хороша, они меня не интересуют.

Глори тяжело опустилась на обитый бархатом диван.

– Как они обо всем узнали?

Флоренс присела рядом.

– Не могу сказать точно, но о кораблекрушении писали все газеты. Какой-то репортер брал интервью у нескольких моряков с «Черного Паука», и они рассказали ему все до мельчайших подробностей. Нетрудно было догадаться, что ты провела наедине с капитаном почти три недели, а репутация у этого человека сомнительная. Могу сказать тебе это с полным основанием.

На этот раз Глори уже не хотелось плакать, напротив, она была в бешенстве.

– Николас Блэкуэлл – распутник и повеса. Я была идиоткой, думая, что нравлюсь ему. Но, к сожалению, я поняла это слишком поздно.

– И к тому же, – прибавила тетушка, – стало известно, что Натан твой сводный брат. Наверное, ты представила его кому-то.

– Это была миссис Венворт, я встретила ее через день после приезда в Нью-Йорк. Мне так надоело лгать! К тому же, я горжусь Натаном и больше не собираюсь скрывать, что он мой брат.

Флоренс погладила девушку по руке.

– Сплетни скоро утихнут, – сказала она, – так всегда бывает. Тем более, имя Саммерфилд здесь никому неизвестно. К тому времени, как ты вернешься домой, вся эта история забудется.

– Боюсь, что это так просто не кончится.

– О? Но почему?

Не дождавшись ответа, Флоренс перевела дыхание.

– Господи. Не хочешь ли ты сказать…

– Я беременна, тетя Флоу.

Не прошло и месяца, как они выехали в Бостон. Глори начала уже немного поправляться в талии. Сначала ее мучила мысль, что Николас сыграл с ней злую шутку. Но шло время, ребенок стал шевелиться, и нелюбовь к нему стала понемногу утихать. Этот ребенок и ее тоже. Он сам – жертва, и не должен отвечать за ошибки своих родителей.

Флоренс владела в Бостоне прекрасным особняком. Ее последний муж, Леонард, унаследовал этот дом от своих родителей, и был так к нему привязан, что даже после смерти мужа Флоренс не решилась продать его. Теперь она радовалась, что не сделала этого.

– Мы изменим твое имя. Все будут считать тебя молодой вдовой, муж которой погиб в результате несчастного случая на охоте. И, поскольку у тебя практически нет мягкого южного акцента, ты станешь моей племянницей из Саванны. Это будет выглядеть достаточно достоверно. Отныне тебя зовут миссис Хаттерас, – произнесла Флоренс тоном, не терпящим возражений. – Теперь ты – миссис Глория Хаттерас. – На лице тетушки Флоу мелькнула едва заметная одобрительная улыбка.

Глори понравился Бостон, хотя там было довольно холодно. Дни стояли прохладные и ясные, а осенний воздух приятно бодрил. Проходили недели, становилось все холоднее, но настроение молодой женщины улучшалось день ото дня. Теперь она с нетерпением ждала рождения ребенка, слегка обеспокоенная предупреждением доктора о том, что плод занимает несколько странное положение.

– Это может быть связано с тем, что ваш организм несколько ослаблен, нужно отдыхать и беречь себя, – предупредил он. – Следите за своим здоровьем. Отныне вы должны есть не менее трех раз в день и побольше спать.

Глори в точности следовала предписаниям доктора, а тетушка Флоу неустанно о ней заботилась.

Первые несколько недель беременности были самыми сложными. Каждое утро Глори просыпалась с тошнотой, быстро уставала и сильно теряла в весе. Да и потом, хотя утренние недомогания прошли, она не чувствовала себя так хорошо, как до беременности.

Как-то утром девушка сидела в гостиной, одетая в черное платье из крепа, и вышивала крючком. За окном раздавались голоса детей, играющих в мяч. В мраморном камине уютно потрескивали дрова.

– Здравствуй, дорогая. – В гостиную вошла тетушка Флоу под руку с высоким темноволосым мужчиной, одетым в элегантный темно-серый сюртук, красный жилет и синие брюки. – Глори, это Джордж Макмиллан, старый друг дядюшки Леонарда.

Мужчине было на вид около тридцати пяти. Его возраст выдавала лишь легкая проседь, но и она не портила его, а делала более интересным. Он был худощав, строен и очень красив, его улыбка казалась теплой и доброжелательной. Впервые за последнее время Глори почувствовала, что в ней просыпается интерес.

– Здравствуйте, мистер Макмиллан.

Он галантно поднес к губам пальчики Глори, и она невольно улыбнулась. Как давно с ней не обращались, как с женщиной! Нет – как с леди. Глори только сейчас почувствовала, как ей этого не хватало.

– Пожалуйста, – сказал Макмиллан низким приятным голосом, – если можно, зовите меня просто Джордж.

Они долго сидели в гостиной, разговаривая обо всем, начиная с погоды и заканчивая политикой.

Когда у Глори появилось много свободного времени, она стала регулярно читать «Бостон Трэнскрипт» и «Либерэйтор» – издания, откровенно выступающие против рабства. В поместье Саммерфилд главной заботой девушки было, какое платье надеть на очередной бал. Однако теперь, после всего случившегося, это казалось ей пустым и несерьезным. Глори, как и раньше, не оставалась равнодушной к судьбе чернокожего населения. Особенно ее заинтересовала деятельность группы, возглавляемой Уильямом Ллойдом Гаррисоном и Фредериком Дуглассом, которая называлась «Подземной железной дорогой». Члены этой организации помогали беглым рабам пробираться на Север и устраивали там их жизнь. Как оказалось, Джордж Макмиллан выступал за те же идеи, что и Глори.

– Буду рад, миссис Хаттерас, если вы согласитесь сопровождать меня на следующее собрание. Оно состоится в Парк Стрит Черч. Идея помощи беглым рабам не слишком-то приветствуется сегодня, но если у вас есть смелость, это дело нуждается в таких людях, как вы. Тем более, если они южане. Приятно сознавать, что не все жители Юга придерживаются консервативных взглядов.

С этого дня Джордж стал приходить к Глори часто, и они вместе побывали на нескольких собраниях. Но беременным женщинам было не принято появляться в обществе, да и Глори не испытывала особого желания навещать кого-то в Бостоне так же, как и в Нью-Йорке. Вскоре она прекратила выходить в свет.

Несмотря на это, молодая женщина часто прогуливалась в экипаже по улицам Бостона. Особняк ее тетушки стоял на Бикон Стрит. Оттуда маршрут прогулки обычно проходил мимо Тримонта, Королевской церкви, к реке. Но на пристани Глори была лишь однажды. Легкий морской бриз покачивал высокие мачты шхун, вызывая в ее памяти болезненные воспоминания. Как ни старалась она забыть Николаса, его образ постоянно стоял перед глазами: капитан или расхаживал по палубе, или стоял у штурвала, с тревогой вглядываясь в неспокойное море.

Девушка спрашивала себя, где сейчас Николас, что он делает, вспоминает ли о ней, скучает ли так же, как она? И только один раз Глори призналась себе, как сильно любит, что думает о нем постоянно, не забывая ни на минуту. Сердце Глори стремилось к любимому.

Но, любя, она ненавидела. С каждым днем ненависть нарастала. Глори чувствовала, что становится жестокой. И злой. Душу ее заполнила пустота. И девушка молила, чтобы с рождением ребенка все изменилось.

Глава 15

– Господин Брэд! Как я рад видеть вас снова! Входите же, входите. – Старый, морщинистый черный слуга впустил Брэдфорда Сент Джона в прихожую изысканно обставленной квартиры, располагавшейся недалеко от Бродвея.

– Здравствуй, Айзек.

– Капитан так вам обрадуется. – Опустив глаза, старик укоризненно покачал головой. – В последнее время он сам не свой. – Обеспокоенное выражение на его морщинистом лице говорило о многом.

– Я слышал об этом. – Брэда беспокоило состояние его сводного брата. Николас вернулся в Нью-Йорк всего несколько недель назад и стал с того момента настоящим отшельником. Немногочисленные друзья, которых Николас принимал у себя, рассказывали, что он постоянно пребывает в мрачном расположении духа.

– Где он?

– У себя в кабинете. Я доложу о вас. – Старик собрался уходить.

Брэдфорд остановил слугу, коснувшись его морщинистой руки.

– Я знаю, куда пройти. Спасибо, Айзек. – Сколько себя помнил Брэдфорд, старый негр был слугой Николаса. Этот старик, как никто другой, был знаком с его темпераментом. Если даже Айзек обеспокоен, то дела на самом деле плохи.

Шагая по тускло освещенному коридору, обычно очень светлому, Брэд думал, не является ли этот сумрак отражением мрачного настроения хозяина квартиры. Он тихо постучал в массивную дверь и открыл ее. Погруженный в раздумья, Николас не услышал стука. Капитан сидел у камина, не отрываясь глядя на пляшущее пламя и сжимая в похудевшей руке наполовину выпитый бокал бренди.

– Здравствуй, Николас, – тихо сказал Брэд.

Блэкуэлл поднял голову, и его печальные глаза просияли, на миг смягчив заострившиеся черты лица. Он вскочил на ноги и бросился к двери. Братья пожали друг другу руки и обнялись.

– Ты выглядишь даже хуже, чем говорят.

Николас заставил себя улыбнуться.

– Что ты делаешь в городе?

– Я приехал в Тэрритаун на рождественские каникулы к матери. До города оттуда не так уж далеко, а я успел по тебе соскучиться.

– Я тоже, – признался Николас. – Садись. Я налью тебе бренди.

Брэд устроился на мягком кожаном диване. Капитан протянул брату хрустальный бокал с напитком и вернулся к своему креслу у камина.

– Ты в прекрасной форме, – заметил Николас, и Брэд заулыбался, прекрасно понимая, что ему далеко до точеной атлетической фигуры брата. Даже сейчас, сильно похудев, с осунувшимся и изможденным лицом, Николас Блэкуэлл олицетворял в себе силу и крепость духа. Будучи на восемь лет младше брата, Брэд всегда мечтал быть похожим на него. Именно Николас оплачивал его обучение в Гарварде, именно ему принадлежало поместье, где жили они с матерью. Николас был для Брэда скорее отцом, чем старшим братом.

– Как твои успехи в университете? – поинтересовался Николас. – Уверен, как всегда все отлично. Ты знаешь, как я горжусь тобой, Брэд.

– У меня все прекрасно. У матери тоже, конечно, если тебя это интересует. А вот ты меня беспокоишь.

– Я? С чего ты взял?

– Наверное, ты прав, – сказал Брэд, уверенный в обратном. – За тобой прочно укрепилась репутация распутника, и, наверное, нет нужды о тебе беспокоиться. – Он постарался улыбнуться. – Я слышал, ты неплохо провел время в Карибском море?

Николас грубо расхохотался, такого резкого, режущего слух смеха Брэд никогда от него не слышал.

– Было дело, – ответил Николас. – Но сейчас, боюсь, я стал терять интерес к противоположному полу.

Брэд отпил глоток спиртного, стремясь обрести уверенность и набраться храбрости для предстоящего разговора. Он заметил, что брат снова, как зачарованный, смотрит на огонь.

– Я читал о кораблекрушении, – начал, наконец, младший брат, собравшись с духом.

Николас повернулся к нему.

– Как видишь, я уцелел.

– Да. – Брэд тихонько постукивал ногтем по бокалу. – Кстати, та молодая женщина, с которой тебя выбросило на берег, Глория Саммерфилд… Кто-кто, а уж она точно дала повод для сплетен. Тебе, должно быть, пришлось немало над ней потрудиться. – Он тихо рассмеялся, надеясь добиться хоть какого-то проявления чувств у человека, сидящего у огня. – Я был уверен, что на ней, на дочери Джулиана, ты непременно женишься.

Лицо Николаса напряглось, тени от огня падали на его впалые щеки, придавая лицу злое выражение.

– Но с другой стороны, ты никогда не скрывал своего отношения к браку.

Капитан не ответил, продолжая пристально вглядываться в пламя.

– Девушку не принимали в свете здесь, в Нью-Йорке. Ее называли капитанской подстилкой. Подстилкой, слышишь?

Нервы Николаса были на пределе. Брэд заметил, как пульсирует жилка на его шее.

– В конечном итоге, ей пришлось уехать в Бостон. Возможно, для того, чтобы уберечь ребенка.

Николас резко вскинул голову.

– Какого ребенка?

– Многим это известно. Но, случайно узнав об этом в Гарварде, я специально все разузнал, поскольку это твой ребенок.

– Мой? Не будь идиотом!

– Ясно. Но в таком случае, она, действительно, подстилка, как ее называют.

Николас вскипел от ярости.

– Не лезь не в свое дело, Брэд. Тебя это не касается.

– Значит, ты сделал правильно, что не женился на ней. Ведь она пыталась защищать права своего чернокожего сводного брата, кажется, его зовут Натан. Должно быть, на плантации что-то произошло. Похоже, этого негра захотели вернуть на поля, поэтому сестра и уговорила его бежать. Она храбрая девушка, в этом не приходится сомневаться. Брат учится здесь, в городе. По-моему, на ботаника.

Бокал в руке Николаса разлетелся на тысячу блестящих осколков, и янтарная жидкость вылилась на ковер. Он не замечал, что его рука кровоточит, пока брат не вскочил с дивана.

– О, Боже! – Брэд вытащил из кармана платок и обмотал его вокруг пальцев Николаса. – А ты что думал?

Николас смотрел на брата, не в силах сказать ни слова. Он страшно побледнел, мысли его были далеко отсюда. Взглянув на Брэда, капитан заметил, что тот взволнован, и прочел на его лице немой вопрос. Когда Николас, наконец, заговорил, его голос звучал безжизненно.

– Я думал, что Натан ее любовник, что любит она его, а не меня. Мне казалось, что, Глори ловко обвела меня вокруг пальца, что она такая же, как и остальные женщины. Как я ошибался!

– Она не такая.

– Да!

– Ты совершил ошибку, это рано или поздно случается со всеми.

Николас покачал головой, его лицо приняло землисто-серый оттенок.

– Это больше, чем ошибка. Глори – лучшая из женщин, а я погубил ее!

Брэдфорд осторожно коснулся плеча брата.

– Еще не поздно все исправить.

Николас Капитан не смотрел на брата, его лоб покрылся бисеринками пота, руки, лежащие на коленях, дрожали.

– Она никогда не простит меня, Брэд.

– Ты не можешь говорить об этом с полной уверенностью. И потом, нужно подумать о ребенке.

– Не знаю, Брэд. Я совсем запутался. – Николас поднялся, и окровавленный носовой платок упал на шотландский ковер. Мужчина даже не думал поднимать его.

– Девушка нуждается в тебе, Николас, – мягко сказал Брэд.

Николас повернулся к брату, лицо его было так серьезно, словно решение, которое он собирался принять, изменит всю его жизнь.

– Я и наполовину не нужен ей так, как она мне, – наконец, проговорил он, потом слегка улыбнулся и опустил руку на плечо Брэдфорда.

– Спасибо тебе, Брэд. За все спасибо. Ты лучший друг, о котором можно мечтать. – Николас порывисто обнял брата. – А теперь, извини, мне нужно упаковать кое-какие вещи. – Он снова улыбнулся, но на этот раз той решительной улыбкой, которую так хорошо знал Брэд. – Утром я уезжаю. В Бостоне меня ждет одно незаконченное дело.

Приближалось Рождество, и с ним к Глори возвращалось прежнее состояние духа. Джордж Макмиллан стал частым гостем в особняке. Молодой женщине нравилось общаться с этим обаятельным и умным человеком. Так с ней не обходился еще ни один мужчина. Джордж прислушивался к мнению Глори, общаясь с ней на равных. Все больше и больше вовлекал он девушку в деятельность «Подземной железной дороги», пока, наконец, не появился за неделю до Рождества c молодой темнокожей парой.

– Как вы думаете, ваша тетушка позволит им провести несколько дней в подвале? Их ждет работа в Канаде, но сначала бедняги должны несколько дней отдохнуть.

– Пригласите их в гостиную, Джордж. Я поговорю с тетей Флоу.

В действительности, этот разговор уже состоялся, и Флоренс согласилась помогать всем, кто будет нуждаться в этом. Глори догадывалась, что тетушка приняла это решение в надежде, что в заботах о других племяннице будет проще не думать о своих бедах.

Вернувшись в гостиную через несколько минут, Глори познакомилась с молодыми людьми. Их звали Джексон и Белин.

– Мое полное имя Белинда, – объяснила хорошенькая негритянка. Сжимая темную руку мужа, она смотрела на него полными любви глазами и доверчиво улыбалась. Джексон так посмотрел на жену, что эта сцена всколыхнула в душе Глори болезненные воспоминания, и она поспешила отвернуться.

– Мы вам так благодарны, – заговорил высокий негр. – Нам многое пришлось пережить, чтобы добраться сюда. Но мы ни о чем не жалеем. На Севере даже воздух пахнет свободой.

Глори улыбнулась и потрепала Джексона по руке.

– Идемте. Вам приготовили место в подвале. Мы ожидали вашего приезда. – Они спустились в комнатку, расположенную внизу, – Сейчас я принесу ужин. Вас ждет широкая постель и множество одеял. – Глори многозначительно улыбнулась, глядя на влюбленных. – Думаю, вы найдете ее удобной.

Белин схватила руку Глори и поднесла ее к губам.

– Большое вам спасибо, госпожа. Мы с Джексоном никогда не забудем вашей доброты.

– Рада помочь. А теперь отдыхайте. Увидимся утром. – Поднимаясь по лестнице, она увидела Джорджа, ждущего ее с восхищенным выражением лица.

– Надеюсь, вы понимаете всю опасность положения, в которое себя вовлекаете, – наверное, в десятый раз предупредил Джордж девушку. Хотя жители Севера и выступали за уничтожение рабства, представители обществ, ведущих борьбу с ним, продолжали подвергаться гонениям. Их избивали, собрания разгоняли, сжигали газеты.

– Я не могу больше оставаться в стороне. Мой брат – наполовину негр. Разве простительно доверять тем, кто хочет сделать рабами таких людей, как он?

– Вы – необыкновенная женщина, Глори.

Девушка коснулась щеки Джорджа.

– А вы, Джордж, хороший человек.

Молодая темнокожая пара покинула дом за два дня до Рождества. Не боясь больше разоблачения, Глори, наконец, позволила себе расслабиться и наслаждаться приготовлениями к празднику. Она была уже на седьмом месяце беременности, живот заметно округлился, но в остальном фигура мало изменилась. Ребенок довольно часто шевелился. Будущая мать очень полюбила свою драгоценную ношу. В душе Глори надеялась, что родится мальчик, такой же красивый, как отец.

Снова и снова приходилось убеждать себя, что теперь ей совершенно безразличен Николас Блэкуэлл, что невозможно сильно любить человека, который обошелся с ней так жестоко. Мужчина, которого она любила, был не более, чем иллюзией. Негодяй, растоптавший ее как женщину, и был настоящим Николасом Блэкуэллом, грубым, безжалостным, использующим женщин только для удовлетворения потребностей, а потом избавляющимся от них, как от чего-то пустого и ненужного. Но от осознания этого Глори не становилось легче.

Решив, что и без того взвалила на хрупкие плечи тетушки предостаточно своих проблем, Глори помогала ей украшать дом к Рождеству. Для этого они раздобыли веточки омелы, смастерили целые гирлянды из клюквы и кукурузных зерен. Джордж принес пушистую зеленую сосенку, и Флоренс нарядила ее накануне Рождества.

Ради праздника Глори надела не черное, а темно-серое бархатное платье, которое подходило для ее теперешней фигуры, с завышенной линией талии и широкими рукавами. Девушка носила траур не только в память об отце, но и в память о своем воображаемом муже. Николас ушел из ее жизни, умер для нее.

Поужинав жареной уткой, начиненной маисовым хлебом и плодами ореха-пекана, Глори, Джордж и Флоренс вернулись в гостиную. Молодая женщина присела на красивый резной стул красного дерева, чтобы выпить чашечку горячего какао, а Джордж принялся развешивать на сосне оставшиеся бумажные гирлянды. За окном, медленно кружась, падали первые в этом году снежинки, по мощенным булыжником улицам то и дело сновали люди, громко смеясь и распевая веселые рождественские песни. Джордж был ослепительно красив во фраке цвета бургундского вина, с красным воротником. В камине бушевало веселое пламя, высвечивая серебряные нити в светло-каштановых волосах мужчины. В гостиной вкусно пахло кексом с изюмом и корицей. Закончив развешивать бумажные гирлянды, Джордж подошел к Глори, но обратился к тетушке Флоу. По непонятной причине он заметно нервничал и смущался.

– Флоренс, я весь вечер стараюсь найти удобный момент, чтобы кое-что сказать. Поскольку теперь вы самая близкая родственница миссис Хаттерас, думаю, сначала нужно обратиться к вам. Но прежде мне бы хотелось подарить Глори вот это. – Он опустил руку в карман жилета и вытащил оттуда маленькую коробочку, обтянутую бархатом.