Текст книги "Когда командует мужчина"

– Это не входит в мои обязанности – кончать рабочий день в полиции, я имею в виду, – отшутилась Хиллари.

Тем не менее не прошло и часу, как она снова оказалась в полицейском участке, откуда и позвонила по автомату Люку.

– Люк? Это Хиллари. Будь добр, сообщи Энгусу, что Клэр вернется в отель несколько позже, чем обещала. Мы задерживаемся. Неожиданное происшествие. Но с нами обеими все в полном порядке.

– Откуда ты говоришь? – спросил Люк, слыша в трубке шум голосов. Хиллари ответила не сразу: не хотелось говорить правду, но и лгать претило.

– Из полицейского участка.

– Великолепно, – сказал Люк, по-мужски принимая очередной удар судьбы. – Что ты на этот раз натворила?

Глава одиннадцатая

– Ну как, в расчете? – спросил Люк, напоив и накормив Хиллари в самом романтическом из всех ноксвиллских ресторанов.

– В расчете за что? За то, что навязал мне, да еще в последний момент, поездку в горы? Или за обвинение, что я-де вовлекла Клэр в неприятности и нас потащили в полицию?

– Могла бы сразу сказать, что вы попали туда как свидетели уличного происшествия.

– А ты дал мне такую возможность?

– Ладно. Может, я погорячился. Но ведь теперь мы квиты? Разве нет?

– Скажем, это первый взнос в… – начала она.

– Первый взнос? Ну, знаешь! А эти розы не в счет?

Держа в руках дюжину алых роз, Хиллари вдыхала аромат, пока Люк отпирал входную дверь нового их жилища. Кое-что уже, к приятному их удивлению, было перевезено по инициативе Эйба. Пока они проводили уик-энд в горах, Эйб мобилизовал двух рабочих со стройки и переправил сюда королевских размеров кровать из квартиры Люка, от которой у Эйба на всякий пожарный случай хранился запасной ключ. Кровать была единственным предметом обстановки – как, возвратившись прошлой ночью, обнаружили Хиллари и Люк, – который Эйб счел нужным доставить в новый дом. Единственным, зато самым важным – потому-то наша чета и решила заночевать на новом месте.

– Розы великолепны, – с некоторым опозданием ответила Хиллари.

– И ты тоже, – заявил Люк, обнимая ее, но туг же выпустил из своих объятий: – Ой!

– Что случилось? – забеспокоилась Хиллари.

– Шипы… Давай спихнем это куда-нибудь… пока. – И он положил букет на контейнер. – И это тоже… – добавил он, смахивая с ее плеч на ковер элегантную золотистую накидку.

– В таком случае – это тоже… – Хиллари мигом сбросила с Люка на пол куртку. Следом в кучу одежды полетел малахитовой расцветки галстук, который она когда-то ему подарила.

– И это, и это… – бормотал Люк, пока его пальцы ловко справлялись с ее платьем – черным, оставлявшим обнаженными плечи и такого покроя, который весьма облегчал Люку его задачу. Надо сказать, задачу эту он обдумывал весь вечер и исполнение ее заранее предвкушал.

В шквале огненных поцелуев предметы одежды летели на пол один за другим. Веселая игра набирала обороты, выходя из-под контроля, как это всегда. бывало, когда на них накатывал любовный стих.

До постели наверху они не дошли. Даже не поднялись наверх. Откровенно говоря, все произошло уже на лестнице.

В неистовом, каком-то декадентском угаре Хиллари, на которой теперь оставался лишь бюстгальтер и топазовый кулон, не успев подняться на третью ступеньку, уселась на нее и, притянув к себе Люка, голыми ногами обвила его чресла. А он мощными толчками проникал все глубже и глубже в тепло ее женского естества.

И когда он был уже глубоко в ней, такое исступленное блаженство овладело ею, что она, выдохнув его имя, впилась зубами в его плечо, чтобы сдержать рвущийся наружу стон. Тотчас же алчущая его плоть ворвалась в нее, вызвав судорожный трепет, сначала сладостно сжавший, потом отпустивший и тело, и душу.

Мгновение спустя дрожь сотрясла и тело Люка, и он тоже замер и обмяк.

Первым проявил признаки жизни Люк.

– Это что, ритуал, который мы будем исполнять каждый раз, въезжая в новый дом? – пробормотал он.

– Неплохо бы, – задорно отозвалась она. – Надо же – так начинать на новом месте! Прошлый раз у тебя на ковре, теперь – на лестнице здесь.

– Кажется, я не в состоянии двинуться, – простонал Люк.

– Вот и хорошо. – Она поцеловала его в плечо. – Я тоже пальцем не могу пошевелить. И не хочется.

– Да нет, я по-настоящему не могу. Похоже, я повредил себе спину на этой чертовой лестнице.

– О Люк… – в голосе ее прозвучало беспокойство. – Чем мне помочь тебе?

– Попробую встать. Лучше давай-ка ляжем в кровать.

Так они и поступили, и, как только оказались в постели, Хиллари первым делом постаралась убедиться, что ничего серьезного не случилось. Люк, конечно же, больше представлялся, о чем лучше всего говорил тон его жалоб. Пожалуй, он вообще притворялся, но Хиллари охотно ему подыгрывала.

– Дай я посмотрю, проверю… – И ладонями, одновременно нежно и провоцирующе, Хиллари прошлась по всем его мускулам – от шеи до копчика.

Люк только постанывал.

– Опять спазм? – озабоченно спросила она. – Где?

– Да там, – пробормотал он.

– Где? Здесь? – Руки Хиллари двинулись ниже, вниз по спине, по бедру.

На этот раз он издал сладостный стон.

– Ммм… Да, – бормотал он. – Ниже, левее, Ирландочка, не вправо, влево. – (Она следовала его указаниям с творческим пылом.) – Вот так. Вот так… А-а-а, – бормотал он в упоении.

Хиллари с нежностью смотрела ему в глаза; теперь она овладела им – совсем как в недавней своей грезе.

– По-моему, я знаю, что тебе поможет, – шаловливо заявила она. – От такой боли есть лишь одно лекарство, – прошептала она и оплела ногами его бедра. – Вот так… – И она храбро захлопотала над ним – очехлила резиновым колпачком, который достала из коробки на полу, и медленно повела его в себя. – Сюда… сразу станет легче… о-о… во сто крат легче.

Охватив ее бедра. Люк, распаленный ее дразнящими, призывными играми, нетерпеливо привлек ее к себе. Ему уже было невмоготу.

– Спокойно, спокойно, – шептала она, приподнимаясь, пока вновь не оказалась над ним.

– Ты сводишь меня с ума! – запричитал Люк, чувствуя, что еще немного – и они разъединятся.

– Спокойно, спокойно. У меня это лучше получается. – Опираясь руками о его плечи, она прижимала его к матрасу. – Доверься мне. – Никогда еще она не улыбалась ему так нежно, так интимно, как в эти минуты, когда дюйм за дюймом овладевала им, забирая все, что он мог ей дать, поглощая его не только телом, но и душой.

Люк тяжело дышал, но и у нее дыхание участилось.

– О Люк… Как хорошо!

– Лучше не бывает, – выдохнул он. Она улыбнулась, глядя на него сверху, стала медленно склоняться, и кулон из синего топаза закачался над ним. Бюстгальтер она сбросила, и коричневые соски ее грудей легли на его мерно вздымавшуюся и опускавшуюся грудь. Темные волосы колышущейся массой ниспадали вокруг ее лица, создавая своеобразный нимб, контрастирующий с откровенной греховностью ритмических ее движений.

– Ну, каково тебе… под пятой?

– Чертовски хорошо, Ирландочка. – Голос его звучал глухо. Он чуть приподнялся и запустил руку в темную гриву, обрамляющую ей лицо, а другая рука потянулась к влажной поросли, охраняющей доступ к ее женской тайне, к их любовному соитию. – А тебе каково? – Пальцы его пробежались по скрытому внизу холмику, и она задрожала в его объятиях. – Каково?.. Хорошо? – И пальцы его снова зарезвились в потайном ущелье.

– О!..

– Еще? – прохрипел он.

– Да! Да! Да!

Немного погодя Хиллари не в силах была извлечь из себя даже это односложное слово. Наслаждение стало непомерным, разрослось почти до боли… почти… почти…

Она судорожно вцепилась руками ему в плечи: надо же ей держаться за что-то, когда кровать, комната, весь свет перевернулись вверх тормашками. Сильнее. Сильнее! Ей казалось, ее подняло в воздух – она парит, летит, падает вниз головой в бездну с высочайшего в мире утеса, дрожа, кружась, взрываясь, – и, вскрикнув из последних сил, она сомлела в его объятиях. И туг же глухо, будто сквозь пелену, слух ее уловил его ликующий крик.

Лежа в темноте с приникшей к нему женой, которую он не выпускал из крепких своих объятий, Люк перебирал в уме события дня. Он не помнил, чтобы за всю свою жизнь чувствовал себя таким. счастливым и полностью удовлетворенным. День с Энгусом прошел как нельзя лучше: они обсудили проект со всех сторон, прошлись по нему, так сказать, частым гребнем. А вечер и ночь с Хиллари оказались потрясающими, исполненными страсти и волшебства. Все, похоже, вытанцовывалось как нельзя лучше, и на всех фронтах: и в личном, и в рабочем плане. Но ему почему-то было тревожно. Странно. Словно он боялся капризов судьбы – вдруг прихотливая леди решит, что отвалила ему слишком много счастья.

Но Люк отогнал от себя эти мысли, как отгоняют изжившие себя суеверия или старомодное католическое понятие первородного греха. Чур меня! И постарался сосредоточиться на чем-нибудь более земном – скажем, на том, как хорошо ему в новом доме.

– Вот это кровать так кровать, – лениво поведал он Хиллари. – Есть где растянуться.

– Есть где потеряться, – сонно откликнулась она.

– Не беспокойся, я тебя не потеряю. – И для пущей убедительности Люк покачал жену в своих объятиях, как младенцу поддерживая уткнувшуюся в его грудь голову. – Не потеряю, – повторил он яростно, словно заклятье.

Хиллари с удовольствием отметила некоторые отрадные перемены в поведении Люка. Он сообщил ей за два дня, что должен будет отлучиться по делам, – доложил во вторник утром, что в четверг вечером уедет.

А раз так, Хиллари решила, воспользовавшись свободным от семейных обязанностей вечером, навестить отца после работы в четверг и заодно упаковать кое-что из вещей.

Пообедала она с отцом и Софией. Папочка ввел в обычай разделять трапезы с новой экономкой.

– Какой смысл мне обедать здесь затворником в четырех стенах, а Софии сидеть на кухне и глазеть на другие четыре стены, – объяснил он Хиллари. София мило покраснела и промолчала. Хиллари с удовольствием отметила эти положительные сдвиги, но, хорошо зная своего папочку, большого значения им не придала. После обеда она поднялась к себе и стала разбирать накопившиеся с детских лет вещи. Пока она жила в Чикаго, ничья рука не касалась всей этой забившей ее девичью комнату дребедени.

Время бежало незаметно. Она надолго отвлеклась на фотографии в старых альбомах, потом перебирала всякий хлам, который так любят хранить подростки, – начиная от театральных программок до писем. Наконец, разогнув заболевшую спину, Хиллари удивилась, с чего это она чувствует себя такой уставшей, и взглянула на часы. Оказалось, уже за полночь.

У нее было две возможности: сесть в машину и за двадцать минут доехать до своего дома или тут же улечься в свою прежнюю постель. В шкафу оставалось кое-что из одежды, вполне пристойное, чтобы надеть завтра на работу. Люк недаром насмешничал, что ей и месяца не хватит, чтобы перевезти все свои туалеты в новый дом.

Хиллари решила заночевать у отца и не успела коснуться головой подушки, как уже заснула. Проснулась она часа через два. Ее разбудил какой-то звук. Шум на первом этаже. Может быть, София? Или отец? Какое-то мгновение она заколебалась – а вдруг оба они, но тут же отказалась от этой мысли. Ее отец – истинный южанин, настоящий джентльмен, и о том, чтобы он покусился на женщину, которая живет в его доме неделю-другую, не могло быть и речи.

Хиллари попыталась заснуть опять, но любопытство взяло верх, и она решила, что лучше спуститься и выяснить причину шума. А вдруг забыли выключить телевизор, да мало ли что? Дом она знала как свои пять пальцев и свет нигде включать не стала. Хватало и лунного света, чтобы все видеть.

И она увидела – увидела мужчину в кабинете отца. Не успела она вскрикнуть, как мужчина повернулся и уставился на нее. У Хиллари вырвался вздох облегчения. Это был Шон. Отец Люка.

Киллер, сопровождавший Хиллари, дважды гавкнул – для порядка. И тут же, тихо ворча, двинулся к гостю выяснять отношения. Хиллари называла такое ворчание «нервным», хотя звучало оно весьма угрожающе.

– Забери свою собаку, ты, аристократка неумытая! – прорычал Шон.

– Да ради Бога! – Хиллари повернула выключатель, осветив кабинет. – Сюда, глупыш, к ноге; вот и умница. Киллер вас не тронет. Зато у меня просто руки чешутся, – добавила Хиллари, успокаивающе гладя Киллера по голове и за ушами. – Что вы туг делаете?

– А что, по-твоему, я тут делаю? – ответил Шон, не спуская настороженного взгляда с Киллера, который теперь нюхал его ботинки. – Что делаю? Пытаюсь выяснить, что еще вы, подлые Гранты, на этот раз затеваете.

– Как вы вошли?

– Поработал железкой над вашей хлипкой дверью.

– Это называется «проникновение со взломом, – уточнила Хиллари. – Уголовщина.

– А я не взламывал двери. Они в полном порядке. И не тебе учить меня тому, что хорошо и что плохо, когда ты и твой подколодный папенька злоумышляете Бог знает что!

– Тише! – попыталась унять его Хиллари. – Отец услышит.

– Я уже слышу, – заявил из коридора Чарлз. – Что он здесь делает?

Глядя на этих двоих, Хиллари не могла отделаться от образа ощерившихся йоркширских терьеров, – образа, всплывшего в ее воображении еще тогда, когда они стояли друг против друга в ресторане. Только на этот раз они уже кружили почти нос к носу, готовые вцепиться друг в дружку. Еще немного, и случится беда.

– Он здесь… Я пригласила его, – солгала она. Отец скептически хмыкнул:

– Пригласила на два часа ночи?

– Да, – подтвердила она. – Мне нужно было поговорить с мистером Маккалистером. О Люке. .

– Говори с ним у себя в доме, – заявил Чарлз. – Здесь ему делать нечего.

Несмотря на облегчение, которое почувствовала Хиллари, сумев выгородить свекра, она вовсе не собиралась спустить ему возмутительную проделку.

– Я жду ваших объяснений завтра, – сухо бросила она, задержав его за рукав, прежде чем выпроводить через парадную дверь.

– А я еще не выяснил, что ты и этот прохиндей, твой папаша, собираетесь выкинуть, но выясню непременно. Ручаюсь, выясню, – сумрачно пообещал ей Шон.

– Ничего мы не собираемся, как вы говорите, выкинуть.

– Меня не проведешь, собираетесь. Не знаю, какие дамские чары ты напустила на моего парня, чтобы затащить его под венец…

Тут уж Хиллари вышла из себя:

– Да будет вам известно, ваш сын приказал мне идти с ним под венец.

Она не собиралась этого говорить, просто само выскочило в минуту раздражения.

Шон ничего ей на это не сказал. Лишь смерил злым взглядом и вышел, хлопнув дверью.

– Значит, Люк ей приказал. Интересно, – бормотал он про себя, направляясь к своей машине. – Что-то это да значит. Верно, парень замыслил какую-то штуку. Я уж раскопаю, в чем тут дело. Потому что, чем скорее я этот брак порушу и вытащу Люка из когтей подлых Грантов, тем для него лучше.

Вернувшись в дом, Хиллари с облегчением перевела дух: просто повезло, что все кончилось миром.

– Ты замечательный сторожевой пес, – грустно сказала она Киллеру. Если бы сама она не встала на шум, тот так бы и спал на ее кровати.

– Он защитил бы тебя, если бы этот дьявол попытался напасть, – вступился за Киллера Чарлз. – А пока я сам стану тебя защищать.

– Не нужно меня защищать, папочка. Не от кого.

– Даже от мужа, который приказал тебе выйти за него? Не пытайся это отрицать. Я слышал, что ты сказала. Люк женился на тебе, чтобы расправиться с тобой, потому что ты моя дочь. Так ведь?

– Нет, не потому. Совсем не потому. Я люблю Люка, отец. И никогда не переставала любить его, – честно призналась она.

– Ты хочешь сказать, твое замужество со мною никак не связано? – спросил Чарлз.

– Я хочу сказать, что я замужем за человеком, которого люблю. Поверь мне, отец. Никто не может приказать мне что-то вопреки моему желанию. – Хиллари сама это только что поняла. Если бы не Люк, а кто-то другой потребовал пойти с ним под венец, чтобы покончить с дурацкой враждой, она, конечно же, нашла бы иной выход. Она, правда, не собиралась за Люка, но никто – даже он – не вынудил бы ее на то, что она считала гадким или неприемлемым по причинам морального характера. – Ладно, пойду лягу спать. Поздно уже, да и дел у меня завтра тьма.

– У меня завтра тоже будет тьма дел, – пробормотал себе под нос Чарлз, когда .Хиллари удалилась наверх. – И главное дело – выяснить, что Люку Маккалистеру от нас надо.

Первый телефонный звонок, который рано утром раздался у Хиллари на работе, был от Джолин;

– Даррил говорит, что напал на след. В Сан-Франциско. Он теперь там и выясняет подробности.

Сан-Франциско? Хиллари очень хотелось найти эту Надин, но ее бюджет был отнюдь не безграничен.

– Неплохо бы Даррилу сначала выяснить мои финансовые возможности, – сказала Хиллари. – Билет на самолет из Ноксвилла до Сан-Франциско стоит дорого, и если придется добавить эту сумму к ежедневной оплате…

– Это не твоя печаль. Даррил все равно полетел бы в Сан-Франциско, ради другого клиента. Я ведь тебе говорила. А твое дело он проворачивает за так – из любезности. Надеется произвести на меня впечатление. Пусть поработает, – лукаво хмыкнула она. – Завтра он возвращается. Надеюсь, с полезной для тебя информацией.

Хиллари тоже на это надеялась: она чувствовала, что ночной визит Шона только подлил масла в огонь вражды.

Когда в пятницу вечером Люк возвратился из Нешвилла, Хиллари встретила его поцелуями… и раскрытым пустым чемоданом.

– К первому надо вывезти все вещи из твоей квартиры, – сказала она. – Значит, к концу недели переезд должен быть закончен. Никаких отговорок и отсрочек.

– Кровать здесь у нас уже есть, – ответил Люк, убирая темные пряди, спадавшие ей на шею, чтобы уткнуться лицом ей в затылок. А потом губами коснуться мочки уха. – Что еще нам надо? – спросил он сипловатым голосом, шевеля своим дыханием завитки у ее висков.

– Неплохо бы иметь и остальную мебель. Твою и мою. И те большие коробки, которые в ожидании отправки стоят у отца в гараже.

– Завтра, – сказал он, осыпая ей лицо поцелуями.

Она закрыла глаза. Ощущение от его губ, ласкающих чувствительную кожу век, было упоительно-трогательным. За этими нежными, как шепот, поцелуями последовали другие – вдоль шеи, в уголки рта, в разомкнутые губы. И в какой-то момент Хиллари уронила пустой чемодан, ей уже было не до переезда.

– По-моему, мы вполне можем подождать до завтра. Завтра и подчистим все остатки, – пробормотала она, покорно следуя за Люком к тому единственному предмету мебели, который имелся в их распоряжении, – к кровати.

– Все может подождать, – заключил Люк, – только не это.

Люк, как всегда, был прав.

В субботу Хиллари и Люк отправились в гараж Чарлза, чтобы подготовить контейнеры. Собственно, занимался багажом в основном Люк, а Хиллари только восхищалась, как ловко у него это получается! Поворачиваясь за мужем как флюгер, она не уставала любоваться им, наслаждалась его голосом, его гибкими движениями.

На нем была рубашка из «шамбре» и джинсы, заношенные буквально до состояния фланельки, в чем ей довелось лично убедиться, когда она несколько секунд назад провела рукой по самым важным местам. Джинсовая ткань действительно стала мягкой, но тем ощутимей прощупывалась крепость того, что она обтягивала.

На ее искусительные уловки он отвечал взглядом, обещавшим возмездие позднее. В данный момент обе руки у него были заняты: он выносил из гаража тяжелый деревянный ящик. Вынеся его, Люк остановился на пороге и сказал:

– Смотри, как бы Киллер не учинил чего-нибудь с этой соседской шавкой.

Хиллари перевела взгляд на боковой дворик, где Киллер и Братверст, миниатюрная соседская такса, затеяли веселую возню на широкой лужайке. Огромный доберман скорчился в своей классической позе «поиграй со мной» – задрав зад и прильнув грудью к земле.

– Они всегда так развлекаются, – успокоила Люка Хиллари, улыбаясь при виде сценки, которую разыгрывала эта такая неподходящая пара. – Играют в пятнашки.

И, конечно же. Киллер пустился наутек, преследуемый повизгивающей таксой размером всего лишь с голову увесистого добермана.

– Понял? – спросила Хиллари.

– У тебя очень странная собака, Хиллари.

– Но это не мешает вам быть в прекрасных отношениях. Думаешь, я не заметила, что Киллер нет-нет да и спит у тебя под боком?

– Мне куда приятнее, когда под боком у меня спит великолепная хозяйка этого самого Киллера, – сказал Люк и, опустив на землю ящик, крепко сжал ее в своих объятиях.

В воскресенье утром, открыв парадную дверь, Хиллари увидела своего отца и свекра. Каждый считал, что должен пройти в дом первым. Несколько ранее здесь уже побывали Джолин с ее приятелем; они принесли два запечатанных сургучом конверта и выложили кое-какие важные новости. И вот теперь Хиллари, завидев нежданных – во всяком случае, сегодня – гостей, лихорадочно соображала, как же им эти новости сообщить. Сердитая грызня, которую затеяли Чарлз и Шон, отвлекла ее от трудной задачи.

– Я пришел первым, – кипятился Шон.

– Хиллари – моя дочь, – угрюмо отвечал Чарлз.

– Доброе утро, дорогие. Чему обязана такой честью? – шутливо осведомилась Хиллари. – Наш дом только на вид маленький. На самом деле он, знаете ли, очень просторен: его хватит, чтобы принять вас обоих.

Весьма оптимистическое утверждение, учитывая; что всего города Ноксвилла не хватило на то, чтобы оба джентльмена сосуществовали в нем без словесных потасовок и дуэлей.

– Мне необходимо сообщить тебе, Хиллари, нечто очень важное, – объявил Чарлз.

– А у меня для нее сообщение еще важнее, – парировал Шон.

– Что там у тебя происходит? – осведомился, спускаясь сверху, где разгружал контейнеры Люк.

– У нас снова гости, – ответила Хиллари.

– Вижу, – сказал Люк.

– Я знаю, зачем вы женились на моей дочери, негодяй! – яростно прокричал Чарлз, потрясая в сторону Люка кулаком.

– Папа! – воскликнула Хиллари, смущенная внезапной выходкой отца. Ей казалось, отец с Люком постепенно находят общий язык.

– Не смейте обзывать моего сына! – встал на защиту Люка Шон. – Это ваша дочь…

– О чем вы оба говорите? – возмутилась Хиллари.

– О причине, по которой Люк на тебе женился, – ответил Чарлз.

Неужели они догадались, что их дети поженились, чтобы положить конец идиотской вражде?

– Надо же было что-то предпринимать, – туманно заявила Хиллари.

– Ты хочешь сказать, что все знаешь? Знаешь, что Люк женился на тебе исключительно по деловым соображениям? – воскликнул изумленный Чарлз.

– По деловым соображениям? – растерянно переспросила Хиллари. – Что ты имеешь в виду?

– А то, – вмешался Шон, – что Люку надо было заполучить в компаньоны по одному проекту, Энгуса Робертсона.

– Ну и что из этого?

– А Энгус Робертсон имеет дело только с женатыми мужчинами. Люку это было известно. Вот он и женился на тебе. Потому так и спешил обвенчаться! – выпалил Чарлз. – Ему нужна была жена, все равно какая, лишь бы немедленно!