Текст книги "Когда командует мужчина"

– Что же он у тебя украл? – спросил Люк, которого очень заинтересовал неожиданный поворот в толковании истоков вражды.

– Погоди. Ответь-ка лучше: зачем ты женился на дочери Гранта? Чем ты думал, сын? Не мог просто переспать с ней, и все?

– Она моя жена, – резко сказал Люк, сверкнув на отца глазами. – Будь любезен, говори о ней с уважением.

Шон обиделся и рассердился.

– Вот оно что! Всего два дня как замужем, а уже настраивает тебя против отца.

– Ничего она не настраивает, – возмутился Люк.

– Уж не затем ли она прорывалась ко мне на прошлой неделе? Позлорадствовать, как ловко сумела окрутить тебя, да?

– Окрутить, как ты выражаешься, меня невозможно, ни у одной женщины такой номер не пройдет, – твердо заявил Люк. – Ты ведь меня знаешь.

– Думал, что знаю, а теперь… это же надо – связаться с такой семейкой! От них ничего хорошего не жди, смею тебе сказать.

– Лучше скажи мне, что именно украл у тебя Чарлз Грант, – попросил Люк. – Деньги? Клиентуру?

– Нескольких клиентов он у меня за последние годы увел. Но на каждого уведенного у меня я увел у него десяток, – самодовольно объявил Шон.

– Так из-за чего вся ваша нелепая вражда? Из-за женщины?

Шон бросил на сына такой свирепый взгляд, что Люк понял: да, так оно и есть.

– Из-за женщины, – Люк скептически покачал головой. Значит, интуиция его не обманула, вчерашняя догадка оказалась правильной. – И вы целых четыре года хватаете друг друга за грудки из-за женщины? Ну и дела!

– А что тут удивительного? – возмутился Шон. – Я еще, слава Богу, жив. И вполне могу испытывать страсть к женщине.

– Я и не сказал, что не можешь. Конечно, можешь. Но у меня не укладывается в голове, что ты порвал выгодные деловые отношения и вступил в войну с партнером, потому что вам обоим приглянулась какая-то женщина!

– Она не какая-то. Она необыкновенная! Она святая! И я не стану обсуждать ее с тобой.

– Почему же это?

– Потому что такие вещи не для твоих ушей.

– Я уже большой мальчик, папочка. И про аистов и капусту все знаю.

– Ах, знаешь? Гм, вполне возможно.

– Можешь не сомневаться.

– В чем я не сомневаюсь, так это в том, что твоя женитьба выйдет тебе боком. Я этим подлым Грантам ни на грош не доверяю. Прожженные бестии. Что отец, что дочь.

– Пап, – предостерегающе напомнил ему Люк.

– Имею я право предупредить родного сына? Очень даже возможно, что эта твоя новобрачная в сговоре со старым змеем, своим папашей. Да, да, чувствую, пахнет настоящим заговором. Они вынашивают хитроумный план, чтобы сквитаться с нами.

– Да нет, отец. Успокойся. Можешь мне поверить, никакого заговора тут нет. Во всяком случае, Гранты ничего такого не замышляют.

У Шона загорелись глаза.

– Значит, это ты что-то замышляешь?..

– И я ничего. Хиллари теперь твоя невестка. Член нашей семьи. Ты ведь сам всегда говорил: семья – самое важное.

– Говорил. До того, как сбежала твоя мать, а ты женился на дочери моего врага.

– Значит, ты исключаешь меня из семьи?

– Не говори ерунды. Ты мой сын. И всегда будешь моим сыном. Даже если творишь черт знает какие глупости. Вроде вот этой. Надо же было суметь – жениться тайком!

– Спасибо, отец.

– Но ты остерегайся. Повторяю: у них что-то на уме…

– Я рад бы обсудить с тобой это подробнее, – прервал его Люк, – но надо ехать к себе в офис…

– Это ты свою бытовку называешь офисом? – хмыкнул Шон. – Пора наконец обзавестись настоящим помещением.

– В свое время, отец. Вот приеду в другой раз…

– И…

– И обо всем поговорим. Когда дела у меня будут на мази. Может…

– И тебе не совестно терзать старика отца? – снова завелся Шон. – А если я завтра умру? Что ж, . я лягу в могилу, не зная, как у моего единственного сына идут дела?

– Превосходно идут, отец. И на сегодня знать это тебе, право, вполне достаточно. А завтра ты не умрешь. Есть еще порох в пороховнице.

Шон рассмеялся.

– Что верно, то верно. Вот и соображай, откуда взялся порох в тебе. Ты его унаследовал, сын, честь по чести.

– Не спорю, унаследовал, – согласился Люк. И еще он кое-что унаследовал честь по чести – антипатию к бурному проявлению чувств. Нет, он – в отличие от своего отца – не позволит чувствам брать над собой верх.

Да, он унаследовал от отца дар витийства, а от матери вкус к актерским позам. Только он научился трезво направлять свои таланты в русла, ведущие к достижению поставленных целей.

В данный момент у него две цели. Заполучить Хиллари в свою постель, где ей и положено быть, и заполучить Энгуса Робертсона в финансовые спонсоры для проекта дома престарелых. И когда оба эти дела будут доведены до ума, он, Люк, почувствует себя удовлетворенным.

В трех кварталах от офиса Шона Маккалистера, в мексиканском ресторане, Хиллари сидела с Джолин. После утренних пререканий с Люком Хиллари почувствовала, что ей необходимо укрепить пошатнувшуюся веру в собственные силы. А потому решила надеть один из своих любимых костюмов. На ней была бирюзовая шелковая блуза, превосходно контрастировавшая с дымчатой безрукавкой ручной вязки, и отлично сшитые на заказ черные брючки. На золотой цепочке спускался с шеи кулон из голубоватого топаза – амулет, подарок матери.

– Ну вот, – сказала Джолин. – Вот и наши коктейли. А теперь расскажи мне все в подробностях. Я ведь даже не знала, что ты, хитрячка этакая, встречалась с Люком.

– Да нет, я с ним не встречалась, – заверила ее Хиллари.

– Значит, вы переписывались? Пока он был заграницей, я имею в виду.

– Не угадала.

– Тогда как все-таки это случилось? Не с бухты-барахты же вы поженились?!

– Ну… были причины.

Джолин вылупила на нее глаза.

– Ты что – в положении?

– Нет!

Джолин нахмурила лоб.

– Не улавливаю, Хиллари. Чего-то ты мне не досказываешь.

– А ты поклянешься набором твоих пластинок Долли Партон, что ни одной душе не проболтаешься?

– Клянусь! – Джолин торжественно подняла руку; четыре пальца из пяти были в кольцах. – Клянусь всеми пластинками Долли Партон и Рэнди Тревиса плюс компакт-дисками Гарта Брукса.

Зная, как Джолин дрожит над своей коллекцией пластинок, Хиллари теперь была уверена – постаравшись забыть о предупреждении Люка, – что подруга сохранит доверенную ей тайну.

– По правде говоря, мы с Люком поженились потому… – Ну как сказать, что ты вышла замуж, потому что тебе это приказали, а у тебя не нашлось взамен других вариантов?. Хиллари замялась.

– Ну, так вы поженились, – подталкивала ее Джолин, – потому что…

– В общем, это вроде как брак по расчету.

– И кто же в выигрыше?

– Общее положение дел.

– Что-что? Бог мой, Хилли! – воскликнула Джолин, потеряв терпение настолько, что перешла на сокращенное ее имя. – Право, вытянуть из тебя что-либо труднее, чем из щучьей пасти.

Проведя пальцем по соленому краю рюмки, Хиллари решила начать сначала:

– Видишь ли, мой отец стал враждовать с отцом Люка.

– Из-за того, что вы поженились?

– Нет. Напротив. Мы поженились, чтоб положить конец их вражде.

– Каким же образом, ты считаешь, ваша женитьба тут поможет?

– Люк так считает. Он куда лучше, чем я, все бы тебе объяснил. Понимаешь, мы одни у наших родителей. – Хиллари умолкла, пытаясь внятно все сформулировать. – Только я и Люк. Ну и, обвенчавшись, мы объединим наши семьи.

– Две враждующих семьи.

– Не совсем так. Враждуют не семьи – Вражду ведут только отцы. Люк и я к их вражде никак не причастны. Я даже не знала – пока не вернулась домой, в Ноксвилл, – какой серьезный оборот все это приняло. Ты же знаешь, я редко сюда наезжала за эти четыре года.

– Да, я это заметила. И полагала, что из-за Люка. Значит, ты его не разлюбила?

– Не знаю, как и сказать, Джолин, – печально вздохнула Хиллари. – Он пытается все вернуть. Знаю, что поддаваться нельзя, но туг я, кажется, не вольна над собой. Я было уже совсем поверила, что все в прошлом и он для меня ничего не значит. Но вот пошла к нему и сразу влетела в его объятия…

– Подожди! Остановись на минутку! – прервала ее Джолин. – Как так – влетела в его объятия? Опять ты что-то пропускаешь.

– Да нет, все так и было, случайно. Я поднималась в его бытовку на стройке, а Люк как раз выходил… Но это неважно. Важно другое – опять я попала под его чары. Черная магия, да и только, Четыре года ведь были врозь, а влечение не уменьшилось нисколько.

– Люк это тоже почувствовал?

– Кто его знает, что он чувствует. Люк не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ. Я всегда считала его скрытность защитной реакцией. Но сейчас не знаю, что и думать. Знаю только, что он хочет меня. Сам мне сказал.

– Начало положено. Неплохое начало.

– Если бы так. Все дело в том, что для Люка это не начало. Тут страсть, влечение. Вот что тут. Вот что между нами.

– И на это он и напирал, когда предложил тебе обвенчаться?

– Да нет. Просто приказал. Я пошла к нему, чтобы он помог прекратить нелепую вражду, в которой погрязли наши отцы. И он заявил: хочешь покончить с этим, выходи за меня замуж. – И все?

– И все.

– Скажите, какой шустрый!

Хиллари не хотелось, чтобы у Джолин создалось неверное впечатление, и она поспешно сказала:

– Ты ведь его не знаешь.

– И знать не хочу после твоего рассказа, – отмахнулась Джолин.

– Люк вовсе не такой уж плохой.

– Наверно, не такой уж. Иначе ты не пошла бы за него замуж, – проницательно заметила Джолин. – Но, судя по всему, далеко не идеал, и ты еще с ним наплачешься.

– Туг ты совершенно права. Но я не вслепую пошла на этот брак. И своих позиций не сдала, если хочешь знать. – Коктейль развязал Хиллари язык. В нормальном состоянии она вряд ли рискнула бы выдать о себе столь интимную информацию. Но сейчас ей нужно было выговориться.

– Ты хочешь сказать, вы не…

– Я составила брачный контракт, включив туда один пункт, по которому брак наш является номинальным.

– И он это подписал? – спросила изумленная Джолин.

– А он его как следует не прочел. Спешил выехать в Гатлинбург, чтобы обвенчаться. – И Хиллари продолжила свой рассказ, включив в него эпизод с венчавшейся перед ними парой, а затем подробнейшим образом живописала свадебные апартаменты в мотеле Лил Абнера. Когда она закончила, у обеих слезы бежали по щекам – так они обе хохотали.

– Вот что я скажу тебе, детка, – патетически изрекла Джолин, – ты девушка сообразительная, из любой истории выкарабкаешься – если, конечно, не сгоришь, так сказать, в пламени любви.

– Не уверена, что не сгорю, – отвечала Хиллари, вспоминая, как Люк соблазнял ее утром, почти голышом разгуливая по комнате. – Люк по-прежнему уверен, что затащит меня к себе в постель.

– А ты?

– Я все-таки думаю, что устою – не повторять же все заново. Нет, но мне это тяжело дается, – созналась Хиллари.

– Да уж! – двусмысленно хмыкнула Джолин.

Хиллари замахнулась на нее салфеткой:

– Прекрати!

– Похоже, ты это сумеешь, – хихикнула Джолин. – Прекратить, я имею в виду.

– Ах ты, ехидна!

– До чего же хитро ты придумала с этим параграфом в контракте!

– Люк то же самое сказал. Назвал меня хитрой бестией.

– Да? Значит, он добродушно это принял, – заключила Джолин.

– Даже слишком добродушно. Только он себе на уме. Думает, ему удастся меня соблазнить. Дудки! – с жаром возвестила Хиллари. – Ничего у него не получится. Ничегошеньки!

– Кого ты так пылко убеждаешь в этом, радость моя? – сочувственно спросила Джолин.

– С мужчинами больше хлопот, чем они того стоят, – изрекла Хиллари.

– Точно, точно, – откликнулась Джолин, берясь за рюмку.

Глава седьмая

Люк и Хиллари договорились встретиться у нее дома и уж оттуда вместе отправиться на поиски нового жилища. За исключением Киллера, улегшегося подремать после пылкого объяснения обоим в любви, дома не было ни души – Чарлз Грант отбыл пообщаться с друзьями.

– Так как же реагировал твой отец? – спросила

У Люка Хиллари, когда он опустился рядом с нею на диван в гостиной.

– Бурно. Совсем как твой.

– А ты говорил, наш брак их сблизит.

– Так оно и будет. К моменту, когда родится их первый внук. Вот увидишь. – Зная, что Хиллари от подобного рода утверждений заводится, он поспешно добавил: – Кстати, кое-что из сказанного моим отцом подтверждает мою версию… Вражда между ними, несомненно, началась из-за женщины.

– Кто она? – мгновенно откликнулась Хиллари, предпочитавшая сменить провокационную пластинку под названием «наши будущие дети».

– Отец не назвал ее. Но, если верить его словам, она была сущий ангел, святая, не способная ни на что дурное. А такая характеристика меня настораживает.

– Почему?

– Совершенством ни одна женщина быть не может. Хиллари бросила на него укоризненный взгляд:

– Это твое личное мнение.

– Я хотел сказать, ни одна женщина, кроме тебя.

– Поздно, – покачала она головой. – Ты лишь отягчаешь свою вину.

– Тогда беру свои слова обратно. Ты не совершенство. Но ты нравишься мне такой, какая есть.

Нравишься. Даже хочу. Но только не люблю. Впрочем, незачем гадать, какие чувства питает к ней Люк. Ей все равно.

– Значит, ты убежден, что причина их вражды – женщина. – Забавно, правда?

– Разве?

– Столько ненависти, так выкладываться из-за… – Люк осекся, спохватившись, что может брякнуть лишнее.

Но было поздно.

– Из-за такого ничтожества, как женщина?

Ты это хочешь сказать? Ты всех нас причесываешь под одну гребенку. Так ведь?

– Нет, не так. Есть женщины, которым только дайся – доведут до потери рассудка.

Конечно, своей женщине он, Люк, никогда не даст воли и рассудок не потеряет. Черта с два! Но как он перед самим собой ни бахвалился, его не покидало смутное и тревожное ощущение, что не так-то все просто. Что его чувства к Хиллари куда сильнее, чем он готов себе в этом признаться.

Обеспокоенный, он постарался загнать подальше внутрь неприятное свое открытие. И для верности поспешил переменить тему.

– Кстати, о женщинах. Как прошла твоя встреча с подругой? На уровне?

– Превосходно. – Если Люк уклоняется от разговора, она будет держаться той же политики. Тем более что его отношение к женщинам не вдохновляет. – На высшем уровне.

Люк впился в нее подозрительным взглядом.

– Ты ей сказала! – прорычал он. – Сказала ведь, почему мы поженились? И это после того, как я велел не говорить!

Хиллари с вызовом вздернула подбородок:

– Совершенно верно. Рассказала.

– Ты что, спятила?

– Именно этот вопрос задала мне Джолин, когда узнала, почему я за тебя пошла, – не осталась в долгу Хиллари.

– Почему у вас, женщин, такой длинный язык? – раздраженно проворчал Люк.

Уже не владея собой, Хиллари схватила с дивана подушку и запустила в Люка.

– Женщины! Женщины! Женофоб выискался! Можно подумать, ты сам не проболтался своему отцу или приятелям.

– Вот уж нет. Не выворачиваюсь перед людьми наизнанку.

– Ни перед кем и никогда?

– Ни перед кем и никогда.

– Не вижу, чем тут гордиться! – возмутилась она;

– Есть чем, не сомневайся.

– Меня не тому учили.

– Точно. Не тому тебя учили, – парировал он.

– Ну что ты за человек! Весь мир не прав, один ты прав. Удивительно, как это у тебя получается.

– Удивительно, – повторил он, улыбаясь. Он уже откровенно ее поддразнивал, с удовольствием наблюдая, как ее огромные синие глаза полыхают гневом.

– Тут уж ничего не поделаешь, Ирландочка. Ты вышла замуж за удивительного человека.

Сердце Хиллари забилось с перебоями. Ирландочкой он не называл ее вот уже четыре года, с тех пор как они расстались. Это прозвище звучало у него как-то по-особенному, ей казалось, он заменял им ласковые слова. Однажды он сказал ей, что у нее ирландские глаза и что ему нравится наблюдать, как они у нее темнеют в минуты страсти. В устах скупого на нежные слова Люка такое признание звучало чуть ли не признанием в любви. Да, когда-то она считала, что он любит ее. Она ошибалась.

– Не называй меня так, – сухо оборвала она его. Она уже думала, что Люк забыл это прозвище. Ни разу не назвал он ее так после ее возвращения в Ноксвилл. Вот и хорошо, утешала она себя, значит, ей уже нечего опасаться. Как бы не так! Заблуждаться не стоит: он не прекратит своих попыток соблазнить ее, и надо быть постоянно начеку.

– А что тут такого? – пробормотал он. – Все-то тебя раздражает.

– У меня голова болит, – нашлась она. Не говорить же ему правду.

– Нервы шалят? – спросил он с участием и проницательностью заботливого мужа, но Хиллари этого не оценила. Потому что взгляд, которым он смотрел на нее, яснее ясного говорил, чему он приписывает ее нервное состояние. Конечно же, взаимному влечению, которое не находит выхода. И она с угрозой в голосе предостерегла:

– Посмей только произнести слово «гормоны», убью!

– Чьи гормоны? Твои или мои? – поинтересовался он.

– Тебе очень хочется на тот свет? Гормоны, кстати, к моей голове отношения не имеют. Она разболелась сразу после ленча.

– С чего бы это? Вы, девочки, случайно не переусердствовали с коктейлями? – И, прочитав ответ у нее на лице, выдал дружеский совет: – Никогда не садись играть в покер. Не такое у тебя лицо,

– Чем оно тебе не нравится?

– Всем нравится. Очаровательная мордашка. Только лгать тебе нельзя – даже чуть-чуть.

– Почему нельзя? Солгала же я папе насчет причины нашей женитьбы, – напомнила она Люку.

– И он удовлетворен твоим объяснением?

– Кажется. Об этом еще рано говорить.

– Мы с ним очень мило побеседовали у него в кабинете.

– Да-да. Ты мне напомнил. Я хотела тебя спросить, ты не в курсе, почему цикламен в отцовском кабинете вдруг стал клониться набок?

Люк пожал плечами.

– Вчера днем цветок был в полном порядке, – недоумевала Хиллари. – Тебе ничего не приходит в голову?

– Может быть, его слишком обильно полили, – высказал предположение Люк, вспомнив, сколько рюмок виски он опрокинул в цветочный горшок.

– Ты думаешь?

– Если мы не выйдем сейчас же, то опоздаем, – спохватился Люк.

– Куда опоздаем?

– Я договорился о нескольких встречах, чтобы осмотреть квартиры.

Люк, как всегда, не терял ни минуты и устроил все по своему усмотрению.

– Надеюсь, мы идем смотреть квартиры с двумя спальнями, – сказала Хиллари, заметив подозрительный блеск в его зеленых глазах. – Еще лучше, если бы их было три.

– Прекрасная мысль.

– Как, ты со мной согласен? – Голос ее выдавал удивление. – То есть я хочу сказать: я рада, что ты согласен.

– Еще бы мне не быть согласным. Третью спальню отведем под детскую комнату. Очень правильная мысль.

– Не под детскую! Под кабинет.

– Вот опять ты дергаешься, – упрекнул он, беря ее под руку и увлекая из дома. – Квартиры все в городских домах. Не сомневайся, сумеем подобрать такую, насчет которой у нас не будет разногласий.

– Впервые не будет, – проговорила Хиллари, не без удивления разглядывая серебристо-голубой «бьюик», к которому Люк ее подвел. – Чья это машина?

– Моя.

– Насколько мне помнится, у тебя пикап.

– И пикап, и «бьюик». А что, это противозаконно? – насмешливо спросил он.

Нет, отнюдь, подумала про себя Хиллари, но хорошо бы иметь закон, запрещающий ему так улыбаться. Его улыбка на нее действует нежелательно. Это нечестно!

Стоя рядом с ним, она видела солнечные блики в его зеленых глазах, глазах, вобравших в себя лучшие оттенки с палитры природы: весеннюю зелень молодой листвы, глубокую изумрудную зелень летней травы с золотисто-коричневыми переливами. Назвать этот цвет просто зеленым – значит ничего не сказать о магии его глаз, не говоря уже обо всем том, что умеет ими выразить Люк, о Тайных сигналах, которые посылает при каждом удобном случае.

Как вот теперь. Помогая ей сесть, он не сводил взора с ее юбки, задравшейся, когда она устраивалась на низком сиденье. Даже отвернувшись от Люка, она чувствовала на себе его взгляд, чувствовала, как его глаза ласкают ее, раздевают, искушают.

Хиллари схватилась за ручку и хлопнула дверцей, сожалея, что нет такой дверцы для ее чувств, которой можно было бы наглухо от него отгородиться.

При манере Люка все делать с напором и с огоньком, да еще импульсивности Хиллари, следовавшей первому порыву, к концу дня они выбрали подходящее жилье – отдельный дом с тремя спальнями, просторной гостиной, где не было недостатка в голых стенах, чтобы выбрать место для картины – свадебного подарка Люка, – а также задним двориком в почтовую марку величиной. Однако раньше конца следующей недели о переезде не могло быть и речи: прежде чем въезжать, дом требовалось наново покрасить и провести в нем мелкие ремонтные работы.

Хиллари такой срок в высшей степени устраивал.

Завтра утром она приступала к работе, и, естественно, в течение рабочей недели перебираться на новое место ей было совсем не с руки. Не то чтобы переезд требовал больших усилий. Значительная часть ее вещей все еще лежала нераспакованной с тех пор, как она вернулась из Чикаго. Она ведь собиралась нанять себе квартиру, но решила действовать благоразумно и осмотреться – без спешки.

И вот вам результат. Хиллари вздохнула. В последние дни она только и делает, что устраивает себе спешку, или ее устраивают другие. Теперь у нее все новое – муж, дом, работа. Зато она дошла до точки. Измоталась – дальше некуда.

– Это временно, пока не найдем хороший дом – чтобы без всякого изъяна, – заявил Люк. – Я не собираюсь быть всю жизнь арендатором.

Всю жизнь. А проживут ли они вместе всю жизнь, додумала Хиллари.

– Кстати, – продолжал Люк, – в пятницу ко мне приезжает один деловой знакомый. Важный для меня человек. Я хотел бы, чтобы ты встретила его в аэропорту вместе со мной. Мы отвезем Энгуса и его жену в гостиницу и поужинаем с ними.

– Но на пятницу мы планировали наш переезд, – напомнила ему Хиллари.

– Он не займет много времени.

Не займет у Люка – человека, все пожитки которого умещаются в спортивной сумке, подумала Хиллари. Но она накопила за эти годы кучу вещей – даже если большая часть из них еще не распакована.

– Хиллари, мне важно, чтобы ты там была.

Ей очень хотелось спросить: потому, что он встречает важного гостя, или потому, что она сама для него, Люка, важна? Но спросила только:

– В котором часу?

– В половине шестого.

– Хорошо. Я буду.

– Договорились.

По дороге к дому Грантов Люк вспомнил еще об одном деле:

– Теперь, когда мы вот-вот начнем жить своим домом, самое время устроить семейную встречу с нашими папашами.

– И с тем, и с другим? – спросила Хиллари, в голосе ее прозвучало сомнение. – Одновременно?

– Именно.

– Это лучше сделать на нейтральной почве.

– Можно встретиться с ними в нынешний четверг, в ресторане. И, пожалуй, самое лучшее – не говорить нашим папочкам, что мы приглашаем и того, и другого.

– Обмануть их? Ты уверен, что это достойная мысль?

– Мы не будем обманывать. Мы только кое о чем умолчим. Да и не вижу другого пути свести их вместе на первых порах. Думаю, для первого шага это сойдет, разве что поднимется легкий ветерок.

Легкий ветерок? Будет ураган, подумала Хиллари.

Хиллари плохо спалось в эту ночь. Очень многое не давало ей покоя: усиливающееся влечение к Люку, предстоящая встреча отцов, переезд в новый дом. Но больше всего ее волновала новая работа, к которой предстояло приступить с завтрашнего утра.

Туалет она уже продумала. Несколько раз решала и отменяла, что ей надеть, но в итоге остановилась на темно-синем костюме безупречного покроя и выделки. Блуза цвета морской волны к темно-синему должна была добавить колористический мазок. Эффектное сочетание.

Эффектное… Чего-чего, а эффектов ей сейчас в жизни хватало. Недоставало, и очень, покоя и тишины. Вот чем бы она с великим удовольствием воспользовалась!

Но об этом и мечтать было нечего. Покоя не предвиделось ни ногам, ни сердцу, ни голове. Она мысленно обозревала все, что ей предстояло на следующей неделе проделать, и одновременно вспоминала все, что проделала в предыдущую – включая венчание с Люком.

– Помассировать еще раз спинку?

Вырвавшись из темноты, голос Люка напугал ее. Она думала, он спит, и так ему и сказала.

– Как же я могу спать, когда ты все время вздыхаешь?

– Прости.

– Хочешь, поиграем в «веснушки»? – шаловливо предложил он. Хиллари, как ни старалась, не смогла удержаться и прыснула – в последние дни редкий для нее случай. – Не такой реакции я от тебя ждал, – попенял ей Люк.

Она прикрыла рот ладонью, пытаясь заглушить смех:

– Прости.

– Взаимно.

Люк извиняется? Вот уж на него не похоже.

– А тебя за что? – спросила она;

– За то, что не лежу сейчас с тобой в одной постели и мы не играем в «веснушки», – пробурчал он. – Жаль!

Хиллари тоже было жаль, что он не в одной с ней постели. И это вызвало у нее новую волну тревоги. К счастью, она уже засыпала, а когда уснула, ей приснился Люк… он играл с ней в «веснушки», начав с тех двух родимых пятнышек под левой ее коленкой и кончив тем, которое сидело на бедре, с внутренней стороны… очень близко… совсем близко…

Хиллари проснулась с улыбкой на лице. До слуха ее донеслась песенка, которую Люк распевал под душем. На этот раз его выбор пал на шлягер «Эротоманы», ставший знаменитым в исполнении Роберта Паллера.

Вдруг пение прервалось.

– Где мое мыло? – раздался сердитый рев. Какой-то обмылок, вспомнилось Хиллари, попавшийся ей под руку вчера вечером в душе, она выбросила.

– Возьми мое! – крикнула она Люку. Он, очевидно, так и сделал, потому что новых воплей из ванной не последовало. Правда, пение тоже прекратилось, хотя Хиллари казалось, какое-то громкое мычание оттуда нет-нет да и долетает.

Свое неудовольствие Люк выразил при личной встрече – как только вышел из ванной с полотенцем вокруг бедер.

– Тебе известно, чем оно пахнет? – накинулся он на Хиллари, сжимая кусок ее любимого мыла в кулаке и поднося к самому ее носу.

– Пахнет огурцом. Приятно и свежо,

– Для девицы, может, и приятно; – Он смотрел на нее сверху, нависая над кроватью. – Я возглавляю строительную компанию. Где это слыхано, чтобы от главы солидной компании пахло огурцом!

Хиллари тщетно старалась согнать с лица улыбку.

– Тебе еще повезло, – хихикнула она, не испытывая ни малейших угрызений совести, – от тебя могло бы пахнуть гвоздикой или розой.

Не удостоив ее ответом. Люк швырнул мыло на изящную фарфоровую подставочку, украшавшую ее ночной столик, и шагнул к своей спортивной сумке. Она зажмурилась, чтобы не видеть, как он сбрасывает с себя полотенце и натягивает белые, облегающие бедра шорты. «Вж-ж» застежки-молнии просигналило, что опасность миновала, и Хиллари открыла глаза. Она смотрела, как у него на спине перекатываются мускулы: натягивая чистую белую футболку, он с отвращением нюхал собственное плечо.

– Огурец!

– Я, честное слово, куплю тебе другое мыло – с мужским запахом, взамен того, которое выбросила, – пообещала она, стараясь подавить улыбку.

Уж если кто имеет право скандалить, так это она: разбудил ни свет ни заря! Его счастье, что у нее нет настроения метать громы и молнии. Стоя перед ней с мокрыми волосами, еще не просохшими после душа и чуть взъерошенными натянутой через голову футболкой, он выглядел неотразимо!

Бормоча что-то себе под нос. Люк снова нырнул в свою сумку и вытащил мятую джинсовую спецовку.

– К твоему сведению: шкаф к твоим услугам. Можешь повесить в него свои вещи, – сказала она. – Незачем держать их в сумке.

– Мне так больше нравится.

Приятно было наблюдать, как его длинные пальцы пробежались по спецовке, застегивая пуговицы. Они выполняли и эту задачу с тем минимумом движений, с каким выполняли любую другую. Хиллари нравились его руки – их форма, их прикосновения. Они всегда доставляли ей удовольствие – и раньше, и теперь. От этой слабости вряд ли ей удастся избавиться.

Усевшись к себе на кровать, он держал в одной руке пару белых, еще не разъятых носков, а в другой – бахилу. Томительные воспоминания об эротическом сне, привидевшемся ей ночью, овладели Хиллари. Ей представилось, как она подкрадывается к Люку, проводит губами по его уху, а ее руки обнимают его талию и скользят, скользят вниз, к упругому животу и еще ниже, ниже…

Глухой стук бахилы об пол вернул ее к действительности. Нет, так не годится! Она в ужасном состоянии! За эти два дня и две ночи, проведенные с Люком, она уже превратилась в наглядный пример того, о чем он пел, стоя под душем, – в эротоманку, в женщину, помешанную на сексе, женщину, жаждущую любви с собственным мужем. С мужчиной, давшим ей свое имя, но не свое сердце.

В Обществе защиты потребителей Хиллари встретили очень тепло, и она была за это благодарна новым своим коллегам. Пикировок и напряженности ей и дома хватало. В первые дни она фактически смотрела на свое новое место работы как на убежище. Здесь она могла укрыться от постоянных заигрываний Люка.

Он искушал ее и сейчас. Была среда, вечер, Хиллари предстояло переговорить с женщинами, желавшими занять должность экономки у ее отца. Но заниматься этим, когда Люк буквально дышал ей в спину, было непросто.

Она не приглашала его поучаствовать в переговорах. Но и не запретила. А Люк всегда делал все, что хотел, и в данный момент ему захотелось посидеть в гостиной на диване рядом с Хиллари. Склонившись к ней, он шепнул:

– Эта слишком тоща. Такая тощая вряд ли умеет хорошо готовить.

Хиллари бросила на него косой взгляд:

– Не надоело еще?

– Нисколько. – И Люк, нимало не смущенный ее сердитым взглядом, отхлебнул глоток пива. Снисходя к обычаям этого аристократического дома, где ели перцы вилкой, он налил пиво в кружку, вместо того чтобы хлестать прямо из бутылки. – Валяй дальше. Не обращай на меня внимания.

Хиллари еще раз взглянула на миссис Огден; она действительно выглядела до невозможности тощей. С другой стороны, хранила какой-то чересчур уж важный вид.

– Мы дадим вам знать завтра, – проговорила Хиллари.

Следующая кандидатка на упомянутый пост явилась вооруженная целым списком – нет, не рекомендаций, а требований к нанимателю.

– Слишком разборчива, – шепнул Люк на ухо Хиллари.

Третья кандидатка страдала аллергией к собакам и вся затрепетала при виде Киллера, хотя тот вел себя на редкость образцово – мирно спал, развалясь у дивана. Эту кандидатку сразу же отпустили с миром: ее и расспрашивать не стоило.

– Слишком пуганая, – сказал о ней Люк. Кандидатка номер четыре явилась одетая как Мадонна.

– Роковая женщина, – характеризовал ее Люк. – Ноги, правда, хороши. Твой папочка, надо думать, их оценит.

Хиллари только сердито на него посмотрела.

– Но твоим уступают. У тебя лучше, – торопливо заверил он ее, плотоядно улыбаясь.

Завидев кандидатку номер пять. Люк тотчас же выдал Хиллари на ухо ее характеристику:

– Не слишком ли эта красотка хороша для твоего папочки?

«Красотка» носила ортопедическую обувь и имела внешность тюремной надзирательницы. Просматривая ее послужной список, Хиллари выяснила, что она действительно последние двадцать лет проработала в тюрьме.

– Мы еще вернемся к вашей кандидатуре, – сказала ей Хиллари.

Последняя претендентка, номер шесть, слава Богу, оказалась тем, что надо, – единственной, на которой единодушно остановились и Хиллари, и Люк. Хиллари тут же ее наняла. И на следующий день София Андрополис уже приступала к работе.