Текст книги "Волк и голубка"

Вулфгар вскочил и гневно уставился на нее.

– Ты принадлежишь мне, и сама дважды клялась в этом.

Эйслинн, пожав плечами, ослепительно улыбнулась.

– Пришлось выбирать из двух зол. Один раз, чтобы избавиться от негодяя, второй – чтобы поддержать твое достоинство и помочь сохранить честь. Вулфгар, неужели ты не видишь? – Она протянула руку к двери. – Я сейчас могу отправиться на улицу, и ты, надеюсь, не станешь отрицать, что десятки знатных и благородных лордов будут счастливы оказаться в моей постели?

Вулфгар покачал головой и хотел что-то возразить, но она вновь заговорила с таким пылом, словно пыталась силой вбить мысли ему в голову.

– Вулфгар, послушай. Какая разница – один или дюжина? И при чем здесь цена? Мы не связаны обетами, а это значит, что, отдаваясь тебе без сопротивления, я становлюсь шлюхой.

Вожделение, снедавшее Вулфгара, мгновенно угасло, и он, вскинувшись, почти зарычал:

– В таком случае не все ли равно – пригоршня медяков или слова, которые бормочет святой отец в церкви? Только тогда человек связан на всю жизнь! Но цена… цена все равно уплачена!

Эйслинн отвернулась, и слезы снова потекли по щекам. Вулфгар так и не понял, что делает ее той самой женщиной, которую он так жаждет. Девушка вновь заговорила, так тихо, что ему пришлось напрягать слух:

– Я всегда буду рядом, как ты того желаешь. Бери меня снова и снова, но я буду сопротивляться, насколько хватит сил.

И, признавая поражение, она уныло опустила голову. Соленые капли разбивались о сложенные на коленях ладони. Не в силах вынести вида плачущей девушки и не зная, как ее утешить, Вулфгар повернулся и рассерженно выскочил из комнаты.

Он долго стоял перед очагом, стиснув зубы и угрюмо глядя в огонь.

– Неужели мне предстоит всю жизнь ее насиловать? Когда же она придет ко мне сама? – пробормотал он наконец.

– Вы что-то сказали, господин? – раздался за спиной гнусавый голос. Обернувшись, он увидел Сенхерста.

– Саксонская свинья! – заревел Вулфгар. – Убирайся!

Парень поспешил исчезнуть, а Эйслинн, услышав крик Вулфгара, догадалась, почему тот срывает зло на других. Она поднялась с постели и шагнула к двери, чувствуя, как слабеет решимость, но все-таки превозмогла себя и подошла к окну. Прислонясь головой к раме, девушка долго смотрела на темный спящий город.

Огонь совсем погас, когда Вулфгар снова открыл дверь спальни. Эйслинн, уже лежавшая в постели, быстро закрыла глаза и притворилась спящей. Перина просела под тяжестью мужского тела. Вулфгар прижался к девушке, но она лишь вздохнула и сонно пошевелилась. Однако он не устоял перед ее близостью. Его руки скользнули по ее телу в дерзкой ласке. Не успела Эйслинн опомниться, как он подмял ее под себя, терзая губы сначала нежными, а потом требовательно жгучими поцелуями, пока она, ослабевшая и задыхающаяся, не покорилась его воле.

– Нет, нет, пожалуйста, – чуть слышно лепетала девушка, но Вулфгар уже ничего не слышал, и она поняла, что битва опять проиграна. Вулфгар вонзился в нее, и Эйслинн всхлипнула, ощутив, как собственное тело предает ее. Напряжение все росло, пока огромная волна не захлестнула девушку и не унесла высоко в небо, где рассыпалась на сотни сверкающих капелек-искр.

Некоторое время спустя, когда порыв страсти прошел, она, утомленная и измученная, лежала в его объятиях, но, как ни странно, плакать не хотелось. Эйслинн переполняло необычное удовлетворение. Вулфгар так великодушен! Он осыпает ее подарками, хотя перед этим клялся, что не собирается тратиться на женщин. Утверждает, что не дерется из-за прекрасного пола, однако, не задумываясь, вступил в поединок с Рагнором. Очевидно, он во многом переменился, и, вероятно, это еще не конец.

Следующие несколько дней прошли быстро. Вулфгар неукоснительно выполнял свои обязанности и часто бывал во дворце по делам, касавшимся поместья. На людях они с Эйслинн вели себя как любовники – обменивались нежными взглядами и старались держаться поближе друг к другу. Но наедине с ним Эйслинн превращалась в холодную, недоступную деву, страшившуюся даже легкого прикосновения Вулфгара. Ее сопротивление стало выводить его из себя. Каждый раз приходилось все начинать заново и, набравшись терпения, усердно атаковать ее твердыню, однако потом она не спешила отстраниться, как прежде, и подолгу лежала, прижавшись к нему и наслаждаясь теплом его тела.

Через три дня Вильгельм прислал письмо, в котором освобождал Вулфгара от службы и приказывал отправляться в Даркенуолд и заняться строительством замка. Перед отъездом у Вулфгара оказалось множество дел, и вернулся он поздно. Эйслинн поужинала одна и ожидала его в спальне. У очага подогревалось блюдо с мясом, на подоконнике стоял кувшин эля. В эту последнюю ночь в Лондоне они долго стояли у окна, глядя вдаль, пока луна не поднялась высоко на небе, ощущая безмятежность, покой и тихую радость, никогда не испытываемые раньше.

На следующее утро началась предотъездная суматоха. Паковались последние узлы и сносились вниз. Эйслинн оделась и, завернувшись в теплый плащ, спустилась в холл, где наскоро позавтракала, прежде чем направиться к конюшне. Ее маленькая чалая лошадка была привязана к задку повозки, без седла и сбруи. Девушка, недоуменно нахмурившись, обернулась к стоявшему рядом Гауэйну.

– Сэр рыцарь, мне придется ехать в повозке?

– Нет, миледи. Ваша лошадь вон там.

Он со странной улыбкой показал куда-то, но больше ничего не прибавив, повернулся и отошел. Эйслинн пожала плечами и, присмотревшись, заметила в конюшне серую в яблоках кобылку. У нее на спине красовалось дамское седло Эйслинн, а рядом лежала меховая полость, чтобы прикрыть ноги девушки во время поездки. Эйслинн провела ладонью по спине кобылки, восхищаясь гладкой шкурой и упругими мышцами, погладила по бархатистой серо-голубоватой морде. Услышав чьи-то шаги, она обернулась и увидела Вулфгара, с веселой улыбкой наблюдавшего за ней. Эйслинн открыла было рот, но рыцарь опередил ее.

– Это твоя, – коротко объявил рыцарь. – Взамен Клеоме.

Он вывел Гунна из стойла. На сердце у Эйслинн потеплело. Счастливо улыбнувшись, она последовала примеру Вулфгара и огляделась. Но поблизости не было никого, кто помог бы ей сесть в седло. Заметив ее беспомощный взгляд, галантный сэр Гауэйн спрыгнул на землю, осторожно посадил девушку на лошадь и закутал ей ноги полостью. Потом вскочил на своего коня, и отряд выступил в путь. Не дождавшись ни слова от Вулфгара, Эйслинн постаралась держаться от него в нескольких шагах. Всадники не спеша проехали по улицам города. Кавалькаду замыкали лучники и скрипучая на ходу повозка. Они миновали мост и, проехав через Саутуорк, выбрались на большую дорогу. Вулфгар то и дело оборачивался, словно желая убедиться, что все в порядке. Наконец он придержал Гунна, пока Эйслинн не очутилась рядом. Девушка улыбнулась. Теперь она занимала место, по праву принадлежащее его жене.

День выдался холодным, и в эту ночь пришлось раскинуть шатры – один для Вулфгара с Эйслинн, другой – для остальных рыцарей. Глинн пришлось спать в повозке, неподалеку от шатра Вулфгара. Разожгли огромный костер и после горячего ужина отправились на ночлег. Все было тихо, и Эйслинн уже из шатра любовалась мерцанием умирающего огня. Они укрылись потеплее, и вскоре Вулфгар обнял ее. Но со стороны фургона донесся шорох; рыцарь разочарованно опустил руку. Прошло несколько минут, и Эйслинн снова ощутила его прикосновение, но все повторилось сначала. Вулфгар отодвинулся, пробормотал проклятие, и Эйслинн услышала раздраженный шепот:

– Что она ворочается, словно голодная корова в стойле?!

Он сделал третью попытку, и Глинн вновь устроилась поудобнее. Вулфгар, окончательно выведенный из себя, натянул на голову волчью шкуру. Эйслинн весело прыснула и прижалась к его теплой спине.

На следующий день тучи разошлись, но было по-прежнему холодно. Лошади выдыхали огромные клубы пара, оседавшего инеем на сбруе. Они вновь отправились в путь, и на сердце Эйслинн было легко – девушка знала, что сегодняшнюю ночь она проведет в родном доме.

Глава 17

Процессия вступила во двор Даркенуолда, и хотя ни трубы, ни фанфары не возвестили об их прибытии, общего настроения это не испортило, поскольку во всей округе, кажется, не осталось ни единого человека, который не явился бы приветствовать нового хозяина. Эйслинн, тепло закутанная, восседала на кобылке. Норовистое животное гарцевало и вырывалось вперед, но девушка крепко вцепилась в поводья, стараясь держаться позади Вулфгара. Он провел Гунна через толпу и спешился у дверей дома. Как только слуга взял лошадь Эйслинн под уздцы, Вулфгар снял девушку с седла и поставил рядом с собой. Эйслинн подняла голову, намереваясь что-то спросить, и Гвинет мрачно нахмурилась, отметив их нежные взгляды. Они направились в дом в окружении рыцарей, сопровождавших Вулфгара в Лондон, и остававшихся в Даркенуолде норманнов, детей, подначивающих друг друга коснуться рыцарских доспехов, особенно панциря Вулфгара, и горожан, взиравших на суматоху издалека. Гвинет молча вошла следом, не закрыв за собой дверь. Псы радостно лаяли, а домочадцы громко здоровались с вновь прибывшими. От очага, где двое молодых парней вращали вертел, доносился аппетитный запах жарившегося кабана, смешиваясь с запахами пота, кожи и горьковатым благоуханием только что сваренного эля.

Здесь Эйслинн были знакомы каждый голос и каждый звук. В этом невыносимом хаосе она, казалось, расцветала. Сердце забилось сильнее при виде родных лиц. Она дома, наконец-то дома, избавилась от удушливой атмосферы двора! Женщины возбужденно переговаривались, стараясь скорее приготовить обед, и разносили уставшим с дороги путникам рога с элем. В зале зазвучали громогласные тосты, и Эйслинн очутилась среди людей, затеявших с Вулфгаром шутливую перебранку. Чувствуя себя не на своем месте, она попыталась отойти, но Вулфгар, не прекращая беседы, опустил руку на ее плечо и привлек к себе. Довольная, Эйслинн прислонилась к возлюбленному, наслаждаясь его глубоким голосом и заразительным смехом.

Но в эту минуту, перекрывая шум, прозвенели слова Гвинет, и в зале воцарилась тишина:

– Ну, Вулфгар, ты прикончил довольно саксов, чтобы наконец насытить жажду крови?

Она намеренно неспешно вышла вперед, и люди боязливо расступились.

– Сумел ты получить в награду это чудесное местечко, или нам придется снова сложить пожитки и ехать, куда глаза глядят?

– Оно мое, Гвинет, – снисходительно усмехнулся Вулфгар. – Даже Рагнор не смог отобрать его у меня.

– Что ты хочешь сказать? – удивилась Гвинет.

– Разве ты не знала? – издевательски хмыкнул Вулфгар. – Мы сошлись в поединке за право владеть этой землей и леди Эйслинн.

Глаза женщины зловеще сузились.

– Чего добивается эта шлюха? – злобно вскричала она. – Какие ее уловки и хитрости заставили сойтись в бою тебя и благородного рыцаря? Она, должно быть, наговорила всяких небылиц, чтобы оклеветать меня перед тобой! Так и вижу, как она с притворной невинностью закатывает глазки!

Вулфгар ощутил, как Эйслинн сжалась, хотя внешне ничем не выказала гнева. Гвинет под спокойным взглядом Вулфгара протянула к нему руку и умоляюще произнесла:

– О, неужели ты не разгадал ее игры, брат? Она пытается править Даркенуолдом и отвратить тебя от родных и семьи. Преодолей в себе низменные побуждения бастарда и избавься от нее, пока не погиб сам. Сколько благородных девиц ты встречаешь при дворе! Развлечения и игры с грязной тварью не пристали лорду!

Гвинет окинула девушку надменным взглядом, прежде чем продолжить обличительную тираду.

– Она и крепостных настроила против меня! Представь только, загородила мне дорогу и не дала наказать наглеца Хэма, когда тот осмелился ослушаться моего приказа! Да-да, даже Суэйна ухитрилась поймать в свои сети и заставила предать тебя! Теперь он, без всякого сомнения, на ее стороне! – И, злобно улыбнувшись, прошипела: – Она тебе не поведала про свою симпатию к бывшему женишку и о том, что оба творили в твое отсутствие? Ты как раз вовремя поселил в зале этого раба, чтоб дать им возможность получше познакомиться друг с другом!

Гвинет заметила помрачневшее лицо Вулфгара и поняла, что ее замысел удался.

– А эта добрая Хейлан, которую ты послал сюда…

Она обернулась к вдове. Та, смущенно переминаясь в углу, выглядела, однако, очень хорошенькой в одном из принадлежавших когда-то Эйслинн платьев.

– Эйслинн сразу же невзлюбила ее и не пожелала поделиться даже самыми жалкими обносками, пока я не восстановила справедливость. Не вижу ничего дурного в том, чтобы заставить ее отдать несколько платьев тем, кто в них нуждается. Но она потребовала еще, чтобы свободная женщина жарила мясо и готовила еду, как крепостная!

Вулфгар оглядел собравшихся. На некоторых лицах отразилось сомнение, на остальных – откровенная ярость. Гауэйн гордо выпрямился, готовый броситься на защиту Эйслинн. Вулфгар, покачав головой, повернулся к сестре.

– Я ни из чьих уст не слышал клеветы, пока не появилась ты, Гвинет, – спокойно заметил он, и та раскрыла рот от удивления. – Говоря по правде, Эйслинн ни словом не упомянула ни о тебе, ни о Хейлан.

Гвинет что-то смущенно пробормотала, и Вулфгар язвительно улыбнулся.

– Кажется, дорогая сестрица, ты сама себя выдала. Но теперь, когда ты выложила все свои жалобы, прошу тебя крепко-накрепко запомнить мои слова. Я здесь господин и повелитель, Гвинет, как указано в грамоте на владение. К тому же я еще судья, а если понадобится, то и палач. И ни один человек, кроме меня, не смеет здесь никого наказывать, даже ты. У тебя в этом доме нет никакой власти. И прав тоже. И ты, как остальные, должна подчиняться установленным мной законам, иначе, клянусь, тебя постигнет та же кара, что и любого другого ослушника, так что будь поосторожнее, сестра. Что же до тех, кого я послал сюда, – прибавил он, пристально уставясь на Хейлан, поежившуюся под его взглядом, – они должны работать на этой земле и верно служить мне, и никому не было дано позволения остаться в этом доме.

Вулфгар мельком взглянул на Эйслинн, прежде чем вновь обратиться к Гвинет.

– Ты отказываешься видеть, что Эйслинн предана мне и старается исправить то, что ты умудряешься натворить. Мне по душе ее общество, и она живет в этом доме под моей защитой, так же как и ты. Я с радостью и охотой награждаю ее за труды и старание, поскольку таково мое желание. Керуик прекрасно знает силу моего гнева, и не сомневаюсь, что он не осмелится даже притронуться к тому, что принадлежит мне.

И, показав на одежды Гвинет и Хейлан, язвительно бросил:

– Вижу, вы прекрасно разделили ее жалкие обноски, но отныне все, чем владеет Эйслинн, неприкосновенно, и всякий, кто возьмет ее вещи, будет считаться вором. Мне не нравится, когда ты шаришь в моей спальне, и поэтому приказываю тебе заходить туда лишь с моего позволения.

Гвинет сконфуженно молчала, не в силах найти ответа.

– Из уважения к твоему отцу и нашей матери я говорю с тобой мягко, но впредь постарайся не испытывать моего терпения.

– Я и не ожидала, что ты посочувствуешь моей злосчастной участи, Вулфгар, – вздохнула Гвинет. – В конце концов, я всего лишь твоя сестра.

Она повернулась и со спокойным достоинством удалилась, вызвав жалость во многих сердцах. Хейлан с недоумением посмотрела ей вслед, и когда Гвинет исчезла из виду, подошла к очагу, где жарились кабан и другая дичь. Там уже стоял Керуик, издевательски поблескивая ясными голубыми глазами.

– Твой наряд слишком хорош для такого низменного занятия, миледи!

– Прекрати болтовню, чурбан неотесанный, – прошипела Хейлан. – Или я постараюсь вышибить дурь у тебя из головы! Теперь мой брат Сенхерст здесь и никому не даст меня в обиду!

Керуик искоса поглядел на вышеупомянутого защитника, который в этот момент, отдуваясь, тащил наверх сундук Вулфгара, и ехидно ухмыльнулся.

– По-моему, Сенхерсту не до твоих бед, у него и своих полно. Хороший парень, не замахивается высоко, не стремится разделить стол с хозяином, а честно делает свое дело.

Хейлан вспыхнула, но не нашлась с ответом и принялась протыкать мясо ножом, чтобы проверить, хорошо ли оно поджарилось.

Ужин закончился, и было уже поздно, когда Эйслинн направилась в спальню следом за Вулфгаром. Пока он запирал двери, девушка закружилась по комнате, радуясь, что она снова дома.

– О, Вулфгар, – воскликнула она, – столько счастья просто невозможно вынести!

Однако Вулфгару было не до веселья. Настроение непоправимо испортили грязные намеки Гвинет. Он так и не сумел выбросить их из головы и теперь намеревался добиться правды.

Головокружение наконец одолело девушку. Эйслинн остановилась и покачнулась, но тут же со смехом бросилась на кровать. Вулфгар подошел ближе и молча наблюдал, как она с детским восторгом разбрасывает шкуры, но не выдержал и грозно уставился на нее. Эйслинн встревоженно вскочила и уселась на корточки.

– Ты не болен, Вулфгар? Может, ноют старые раны? Ложись поскорее, я разомну мышцы, и боль уйдет.

Брови Вулфгара грозно сошлись.

– Эйслинн, признайся, ты обманула меня?

Эйслинн ошеломленно воззрилась на него.

– Прежде чем ты ответишь, – медленно продолжал Вулфгар, – знай, что я все равно докопаюсь до истины. Ты спала с Керуиком, пока меня не было?

Не отводя от него взгляда, девушка встала на колени, пока их глаза не оказались на одном уровне: серые, затуманенные нерешительностью и чем-то вроде страха, и фиолетовые, потемневшие от гнева. Эйслинн трепетала от бешенства. Подумать только, отнять у нее гордость, чтобы потом сомневаться в верности!

Наконец она не выдержала и ударила его в грудь крепко сжатым кулаком. Рука на мгновение онемела от боли, и на глазах выступили слезы, но Вулфгар даже не шевельнулся. Девушка разъярилась еще больше.

– Да как ты смеешь! Сделал меня своей рабыней, лишил добродетели и теперь задаешь подобные вопросы! Ах ты, гнусный предатель, подлый осел…

Сорвав с кровати шкуру, она вскочила и бросилась к двери, но у самого порога остановилась и обернулась. Горечь и злоба кипели в душе, не находя выхода. Разгневанно топнув ногой, она помчалась по лестнице в зал, не заметив Болсгара, удивленно глазевшего на нее со своего места у очага. Эйслинн пересекла двор, но не зная, куда идти, свернула на узкую тропинку, ведущую к лачуге Майды, и насмерть перепугала мать, когда распахнула дверь, но тут же заперла ее на тяжелый засов и улыбнулась.

Ничего не объяснив Майде, она уселась на единственный стул, завернулась в шкуру и упрямо уставилась на огонь. Старуха распознала все признаки надвигающегося урагана и поняла, что наконец-то отомщена – дочь отвергла Вулфгара. С губ Майды сорвался смешок. Злорадно оскалившись, она вскочила и начала плясать вокруг дочери, не разделявшей ее восторгов. Но раздавшиеся внезапно тяжелые шаги заставили ее замолчать. Дверь заскрипела и задрожала под тяжелыми ударами.

– Эйслинн!

Девушка рассерженно оглянулась и снова залюбовалась языками пламени.

– Эйслинн!!

Стропила тряслись, но Эйслинн не отвечала. Наконец засов вылетел из гнезда. Дверь, сорванная с кожаных петель, упала на пол. Майда вскрикнула и забилась в угол. Эйслинн вскочила со стула и в бешенстве стиснула зубы. Вулфгар переступил через лежавшую дверь и направился к разъяренной девушке.

– Саксонская девчонка! Запомни: никакие запоры не помешают взять то, что мне принадлежит!

– Я принадлежу тебе, господин? – издевательски бросила она.

– Да! – прогремел он.

Эйслинн заговорила медленно, словно каждое слово причиняло ей неимоверную боль:

– Так я стала твоей, господин, по праву завоевателя? Или после слов, произнесенных священником? А может, просто потому, что ты так утверждаешь?

– Ты спала с этим подлым псом? – закричал Вулфгар.

– Нет! – взорвалась Эйслинн и продолжала уже мягче и медленнее, чтобы он лучше понял: – Как я могла решиться на такое в присутствии Хэма, Глинн и моей матери, да еще Суэйна, каждую ночь спавшего под моей дверью? Неужели стала бы развлекать их подобными играми? – Глаза девушки засверкали непролитыми слезами. – Неужели стала бы отрицать очевидное и умолять пощадить меня и мое достоинство? Если желаешь, верь каждому слову Гвинет, но не ожидай, чтобы я кланялась, пресмыкалась и просила прощения за то, чего не совершала! Решай, кто прав, я или твоя сестра! Больше я не собираюсь отвечать на твои обвинения и не стану молить тебя признать мою правоту.

Вулфгар долго смотрел на нее и, протянув руку, осторожно смахнул прозрачную каплю с ее щеки.

– Ты нашла место в моем сердце, саксонская дева, – пробормотал он, – куда лишь одна ты способна нанести удар.

Он рывком прижал ее к себе, заглянул в ее огромные глаза, сгорая от страсти и желания, и, не произнося ни слова, взял ее на руки и понес через ночь в тускло освещенный дом. Провожая их взглядом, Болсгар тихо хмыкнул:

– Ах эти молодые парни, всегда добьются своего!