Текст книги "Волк и голубка"

Он снова привязал ее запястье, но уже к противоположной петле, так что Эйслинн осталась стоять с распростертыми руками и не могла пошевелиться.

Гвинет, что-то нежно воркуя, приникла к любовнику, но тот раздраженно вырвался.

– Убирайся, сука! – прорычал он, брезгливо сплюнув. – Я испробовал сладость небесного меда! Неужели же теперь предпочту объятия тощей дворняжки? Иди, продавай свои костлявые прелести на улицах, может, там на них найдутся охотники!

Гвинет в отчаянии уставилась на возлюбленного, не в силах поверить такому бессердечию.

– Рагнор, милый, успокойся! Скоро тебе придется встретиться с Вулфгаром, и это плохой знак – срывать насильно поцелуй с уст той, кто отвергает тебя. Позволь мне перед смертельным поединком дать тебе залог своей любви.

Она с мольбой протянула руки, но Рагнор яростно вскинулся:

– Молчать!

И, приблизившись к огню, подкинул дров и снова всмотрелся в холмы. Однако Гвинет, рыдая, подбежала к нему и попыталась обнять.

– Нет, любимый! Ты познал мою страсть! Зачем тебе эта тварь? Возьми с собой и мою преданность!

Рагнор с силой оттолкнул ее, но Гвинет возвращалась вновь и вновь. Он с громким проклятием набросился на нее, размахивая подобранной с земли палкой. Гвинет пошатнулась и отлетела к стене. С глухим, ужасающим стуком она ударилась головой о камни, на которых мгновенно стало расползаться темное пятно. Женщина кое-как встала на четвереньки. Густая багряная струйка показалась в светлых волосах, пятная почти белые пряди. Гвинет тихо застонала, а Рагнор отшвырнул палку. Она отскочила от стены и ударила Гвинет по спине.

– Скройся с глаз, унылая кляча! – прошипел он. – Ты мне больше ни к чему.

Женщина потащилась к каменному порталу и исчезла. Рагнор презрительно сплюнул ей вслед и снова всмотрелся в смутно видневшийся берег, пытаясь разглядеть Вулфгара. Ничего. Но Рагнор продолжал упрямо вышагивать вдоль кромки воды, словно чувствовал близость противника. Наконец он с проклятием вскочил в седло и начал объезжать руины, то и дело наклоняясь в поисках следов. Неожиданно норманн натянул поводья, наткнувшись на валявшееся у берега бревно и широкий мокрый след, ведущий в лабиринт разбросанных по земле булыжников. Немного подумав, Рагнор послал лошадь в противоположный конец острова и скрылся в темноте.

Снова воцарилась тишина, прерываемая только нервным топотом остальных коней, привязанных на площади. Эйслинн затаила дыхание, стараясь услышать хоть какой-то звук – доказательство присутствия Вулфгара, но вдруг из мрака раздался его насмешливый голос:

– Рагнор, гнусный вор и грабитель! Выходи, испробуй остроту моего меча! Только такой трус с черным сердцем может вечно воевать с детьми и женщинами! Выходи и сразись с мужчиной!

Сердце Эйслинн тревожно заколотилось.

– Вулфгар! Покажись, бастард, и я сделаю то же самое! – отозвался Рагнор. – Хочу увидеть тебя лицом к лицу!

И тут Рагнор удивленно охнул при виде Вулфгара, поднявшегося посреди двора, словно из-под земли. Сейчас в неясном свете костра он напоминал зловещий черный призрак, явившийся, чтобы вершить праведную месть. Вулфгар выхватил длинный меч из ножен и потряс им над головой:

– Выходи, вор! Выходи, и скрестим мечи! Или я должен обыскивать развалины в поисках тебя?

Из темноты вылетел боевой конь Рагнора. Эйслинн в ужасе вскрикнула, вообразив, что сейчас он раздавит ее, и тщетно попыталась вырваться. Но ремешки оказались чересчур крепкими, и она лишь растерла до крови руки, однако не закричала, боясь отвлечь Вулфгара.

Рагнор взмахнул булавой с длинными, острыми шипами. Нужно убить врага, прежде чем он опомнится. Вулфгар выждал, пока оружие взовьется в воздух, но тут же нырнул вправо, перед самой мордой коня. Усеянный шипами шар просвистел над его головой. Вулфгар быстро перекатился по земле и, когда конь промчался мимо, рубанул мечом по его задним ногам, подрезав сухожилия. Животное громко вскрикнуло от боли и рухнуло на холодные камни.

Рагнор успел спрыгнуть с седла и повернулся, по-прежнему держа в руках булаву. Однако он понимал, что ему не устоять против опытного воина, и поэтому с силой швырнул оружие в Вулфгара. Тот легко увернулся, но мгновенная передышка дала Рагнору возможность вынуть свой меч и приготовиться. Темные глаза сверкали ненавистью, и Рагнор явно приободрился, узрев, что на Вулфгаре нет доспехов, а в руках – всего лишь двуручный меч. Любой меткий удар может навсегда искалечить и даже прикончить бастарда. Безногий воин ни на что не пригоден, и перед мысленным взором Рагнора промелькнуло чудесное видение – великий Вулфгар, просящий милостыню на улицах.

Рассмеявшись, Рагнор заслонился щитом и бросился в бой, но Вулфгар быстро отступил, оставив широкую зазубрину на краю щита норманна.

Теперь Рагнор был вынужден отбиваться от мощных ударов, предназначенных, однако, скорее утомить, чем нанести смертельную рану. Наконец вес стальных доспехов и щита стал сказываться, и Рагнор все больше уставал. Происходящее очень напоминало недавний турнир – Вулфгар ни разу не открылся. Тоскливая сосущая тяжесть в желудке подсказала Рагнору, что бой идет не на жизнь, а на смерть. Он отбивался уже куда медленнее, ощущая, как струйки пота ползут по телу. Вулфгар взял меч в обе руки. Схватка разгоралась, но меч Вулфгара неизменно скользил по стали и ни разу не задел соперника.

Впрочем, Рагнор видел, что и Вулфгару нелегко. На нем не было доспехов, и приходилось парировать каждый удар и стараться ранить врага. Вулфгар отступил, прежде чем Рагнор успел вонзить меч в его ничем не защищенную ногу. Но лезвие скользнуло по обмоткам и пропороло сапог. Через разрез просочились капли крови. Рагнор торжествующе заревел и высоко поднял меч, видя, что Вулфгар упал на колено. Эйслинн в ужасе съежилась, но Вулфгар понял намерение Рагнора и, не поднимаясь, развернул свой меч плоской стороной. Таким образом он не только отразил удар, но и выбил оружие из рук Рагнора. При этом его собственный клинок прорезал тунику и безрукавку. Из раненого плеча хлынула кровь, но Вулфгар, не обращая внимания на боль, нанес ответный удар и отсек руку Рагнора. Тот отшатнулся, завопил и, зажав обрубок, перескочил через костер. При виде медленно приближающегося Вулфгара, замахнувшегося мечом, норманн смертельно побледнел и помчался к дверному проему полуразрушенной стены, но на мгновение остановился. Из горла у него вырвался клокочущий звук. Рагнор схватился за косяк, чтобы не упасть. Эйслинн вопросительно взглянула на мужа, готового прикончить врага. Тот быстро подошел к ней и перерезал ремни на ее руках, стараясь, однако, не спускать взгляда с соперника.

Рагнор прислонился к стене и медленно повернулся к ним лицом. Рот удивленно приоткрылся, глаза были устремлены куда-то вниз. И тут они с ужасом увидели, что из груди у него торчит усыпанная драгоценными камнями рукоятка кинжала Эйслинн. Тонкое лезвие легко проникло между звеньями кольчуги, и как только Рагнор попытался вытащить его здоровой рукой, из раны забил маленький красный фонтанчик.

– Эта сука прикончила меня, – в ужасе пробормотал мужчина. Его колени подкосились; он упал на землю лицом вверх и остался недвижим. Послышался шорох, и из темноты, спотыкаясь, выступила Гвинет. На виске у нее расплылся уродливый синяк, особенно заметный на бледном осунувшемся лице. Она долго смотрела на Рагнора, а когда повернулась к Эйслинн и Вулфгару, они не узнали былой Гвинет в этой зловещей маске. Тонкая струйка крови бежала у нее из уха и еще одна – из носа. Глаза ничего не выражали, но всем своим видом несчастная, казалось, молила о прощении.

– Он говорил, что любит меня, и взял все, что я могла дать, а потом отшвырнул, как грязную…

Гвинет всхлипнула и шагнула к ним, но споткнулась и упала на землю, рыдая и извиваясь в мучительных судорогах. Эйслинн подлетела к золовке и положила голову со спутанными светлыми волосами себе на колени.

– О Эйслинн, какой я была дурой, – прошептала Гвинет. – Не слушала никого, кроме собственного тщеславия. Прости меня, я слишком долго издевалась над тобой в надежде занять почетное место в доме брата. Но оно никогда не принадлежало мне. А какова участь бастарда?

Вулфгар встал в ногах у сестры, и та, подняв глаза, слабо улыбнулась.

– Я не могла вынести мысли, что придется жить у тебя из милости и сносить издевки окружающих, хотя ты сумел внушить им уважение к бастарду.

Она кашлянула, и в уголках губ запузырилась красная слюна.

– Наша мать стремилась причинить боль своему мужу и не побоялась оболгать невинного. – Гвинет опустила веки и тяжело вздохнула. – На смертном одре она умоляла меня признаться тебе во всем и рассказать о причиненной несправедливости, но я не смогла. Струсила. Но теперь наконец ты все узнаешь. Ты не бастард, Вулфгар, а истинный сын Болсгара. Да, это я и мой погибший брат должны были жить с клеймом незаконнорожденных. Мы были зачаты ее любовником, пока Болсгар храбро сражался за короля. Прости меня, Вулфгар. – Она снова кашлянула. – О Боже, отпусти мои грехи. Прошу…

Женщина глубоко вздохнула, вытянулась и застыла.

Вулфгар встал на колени и молча смотрел, как Эйслинн вытирает кровь и грязь с безмятежного лица сестры. Наконец он хрипло пробормотал:

– Надеюсь, она обрела покой. Пусть знает, что я простил ее. Главное бремя греха лежит на матери, из подлой мести принесшей нам столько страданий.

– Я прощу ее, только если мы исправим еще одно ужасное деяние! Гвинет отдала нашего сына какой-то нищенке, просившей милостыню в заброшенной деревеньке.

Вулфгар поднялся с искаженным от гнева лицом и, подойдя к двум оставшимся лошадям, схватил с земли седло, но неожиданно замер при воспоминании о хищных чайках, прилетающих с рассветом. Нельзя допустить, чтобы выбеленные обглоданные кости его сестры валялись на песке!

Бросив седло на землю, он повернулся к Эйслинн.

– Еще одна ночь ничего не значит.

Он расстелил шкуры подальше от трупов, привлек жену к себе и хорошенько укрыл плащом от пронзительного ветра, завывающего в руинах. Эйслинн положила голову ему на плечо, наслаждаясь ощущением безопасности в объятиях мужа. Оба так измучились, что мгновенно заснули.

Первые лучи солнца, пронизавшие небо на востоке, застали их уже на ногах, и, пока Эйслинн готовила еду, Вулфгар вырыл в песке две неглубокие могилы. Он похоронил Рагнора вместе с его щитом, мечом и седлом и вложил в руки Гвинет маленький кинжал острием вниз, так что рукоятка образовала крест. Пришлось потрудиться, чтобы закрыть могилы каменными плитами, дабы уберечь тела от волчьих зубов. Напоследок Вулфгар хотел произнести над могилами подобающие слова, но не смог их найти, и поэтому отвернулся и направился седлать коней. Они наскоро поели и отправились в путь.

Оба нещадно подгоняли коней, пока не достигли разрушенной деревеньки. Обыскав все, они нашли убогую хижину. Но угли в очаге остыли, а солома из тюфяка валялась на полу. Старуха, по всей видимости, покинула жилище, не оставив следов. Они объехали все окрестные деревни, расспрашивая о нищенке, но никто не встречал ее на дороге.

Второй день клонился к вечеру, и сумерки все сгущались. Они сделали круг и вновь возвратились туда, откуда начали поиски. Эйслинн в отчаянии застонала и медленно опустилась на землю, сотрясаясь от рыданий. Вулфгар нагнулся и нежно поднял жену, отводя со лба растрепанные волосы. Это несчастье сломило Эйслинн. Она мешком обвисла у него на руках, выплакивая тоску. Прошло немало времени, прежде чем слезы наконец иссякли. Грудь и надорванное горло болели от рыданий. Вулфгар осторожно подхватил ее на руки и отнес в прохладу разрушенной стены, а сам разжег небольшой костер, чтобы прогнать леденящий холод надвигающейся ночи. Закат окрасил небо в багровый цвет, вскоре, однако, померкший, и на темно-синей канве неба стали одна за другой вспыхивать звезды, нависавшие так низко, что казалось, можно было их коснуться. Вулфгар повернулся к тупо глядевшей в огонь Эйслинн и, встав перед ней на колени, сжал маленькие ладони, словно хотел перелить в них свою силу. Но в фиолетовых глазах не было ничего, кроме невыносимой боли потери.

– Мой сын, Вулфгар, – простонала она. – Мне нужен мой сын.

Беззвучные рыдания снова сотрясли ее плечи, и Вулфгар сел рядом с женой, притянул ее к себе на колени и начал укачивать, как ребенка.

– Я мало знаю о любви, Эйслинн, – тихо выдавил он, – всю жизнь она ускользала от меня. Чувства матери, которые я так и не смог завоевать. Отцовская любовь, грубо отнятая у маленького одинокого мальчика. Я скрывал от всех свою любовь с рвением нищего, копившего жалкие медяки, но теперь она горит во мне, не находя выхода.

Вулфгар взглянул в глаза Эйслинн и увидел, что она смотрит на него уже совсем по-другому, внимательно и неверяще. Он осторожно навил на палец медный локон.

– Первая любовь. Любовь моего сердца, не предавай меня. Не покидай. Возьми все и стань частью моей души. Выноси мою любовь в себе, как ты носила дитя, и с радостным криком произведи на свет, и мы вместе будем упиваться ею! Я предлагаю тебе свою жизнь, свою любовь, руку и меч, глаза и сердце. Возьми и не оставляй даже самой малой толики. И если ты откажешься от них и отбросишь с презрением, значит, я мертв и мне останется лишь скитаться по лесам и выть, подобно одинокому волку, на луну.

Эйслинн улыбнулась, и он скрепил их союз поцелуем.

– У нас будут еще сыновья, а может, и дочери, и ни один человек не усомнится в том, кто их отец.

Женщина обняла его и, снова всхлипнув, пробормотала:

– Я люблю тебя, Вулфгар. Держи меня. Прижми к себе и не отпускай!

– Я тоже люблю тебя, Эйслинн, – выдохнул он. – Наслаждайся моей любовью. Пусть она станет твоей силой.

Эйслинн откинулась назад и легла ему на руки, осторожно гладя мужа по щеке.

– Поедем, – умоляюще попросила она. – Я не могу оставаться здесь еще одну ночь. Вернемся в Даркенуолд. Мне необходимо видеть родные лица.

– Хорошо, – кивнул Вулфгар и принялся затаптывать огонь.

Они подошли к лошадям, и Эйслинн с сожалением потерла ноющий зад.

– Боюсь, я уже никогда не смогу наслаждаться верховой ездой, как раньше.

Вулфгар остановился и задумчиво поглядел на жену.

– Сегодня, утоляя жажду у реки, я кое-что заметил. Думаю, это значительно облегчит путешествие. Пойдем, здесь недалеко.

Он поманил жену за собой, не выпуская, однако, поводья коней. Вскоре они оказались в ивовой рощице. Вулфгар развел низко нависшие ветви и, показав ей лодку, длинное, узкое, выдолбленное из ствола суденышко, низко поклонился.

– Ваша королевская баржа, миледи.

Эйслинн недоуменно нахмурилась, но Вулфгар улыбнулся:

– Эта речка впадает в другую, пошире, огибающую болото возле Даркенуолда.

Эйслинн почувствовала невыразимое облегчение, что больше не придется садиться на лошадь. Вулфгар отпустил коней и сложил сбрую на носу лодки. Усадив Эйслинн в середине, где она могла удобно опираться на седло, он укрыл жену плащом и столкнул лодку на воду, а сам взял в руки короткое весло.

Время словно прекратило свой бег. Эйслинн задремала, но вскоре пробудилась и лежала молча, изредка трогая низко склонившиеся к воде косы плакучих ив. Сквозь голые сучья дубов виднелись звезды, и багровая луна постепенно бледнела, превращаясь сначала в золотую, а потом в бледно-желтую. Эйслинн снова погрузилась в дремоту. Так продолжалось всю ночь: недолгий сон, потом пробуждение, и Вулфгар, ни на секунду не выпускающий из рук весла.

Вулфгар чувствовал себя совершенно опустошенным. Сын, которого он только начинал любить, был навеки потерян, и он, возможно, никогда не увидит задорного рыжего хохолка и синих глаз. Боль затопила теперь уже беззащитное сердце, но Вулфгар упрямо греб, пока боль в руках не вытеснила мучительные мысли.

Первые лучи солнца осветили знакомый дуб на холме, сонный городок с черневшим на фоне посветлевшего неба силуэтом большого дома и почти достроенный замок Даркенуолд. Лодка заскрипела по песку, и Вулфгар ступил в воду, чтобы вытащить ее на берег. Вернувшись, он взял жену на руки и не отпускал до тех пор, пока не вышел на твердую, усыпанную листьями землю. Узкая тропинка вилась сквозь заросли. Вулфгар крепко сжимал руку Эйслинн. Дорога была ему хорошо знакома. Когда-то в такое же, правда, немного более теплое ноябрьское утро он пробирался верхом на Гунне через этот лес и наконец набрел на ослепительно прекрасную девушку, купавшуюся в холодном ручье. Как летит время! Радость залечивает раны, а боль убивает счастье в сердцах людей.

Эйслинн, вздохнув, подняла на него усталый взгляд. Они подошли к дому, и Вулфгар широко распахнул дверь.

Муж с женой переступили порог и недоуменно огляделись, ошеломленные ярким светом и шумом. Все были в сборе, и никто, казалось, не скучал по исчезнувшим хозяевам. Болсгар и Суэйн о чем-то громко спорили с Гауэйном и Милберном, а Хейлан нежно ухаживала за сидевшим в кресле Керуиком. Голова и нога молодого человека были перевязаны, что, впрочем, нисколько не портило его настроения. В темном углу, спиной к остальным сидела Майда, тоже не обратившая внимания на вновь прибывших.

Представшая взору картина была совершенно необычной для дома, в котором должны были царить тишина и тоска, особенно в такой ранний час. Эйслинн и Вулфгару не хотелось омрачать столь жизнерадостное расположение духа окружающих грустными новостями, однако они оказались у очага, прежде чем Болсгар заметил их и, приветливо махнув рукой, поднялся на ноги.

– Вот и вы! Наконец-то! – промолвил он. – Хорошо! Прекрасно! Часовые с башни видели, как вы подходили к дому. – Бросив мимолетный взгляд на Эйслинн, он удовлетворенно кивнул. – Вижу, дочь моя, этот влюбленный негодяй не успел причинить тебе зла. А ты, Вулфгар? Надеюсь, прикончил его? Я слишком дорожу обществом этой милой девушки и не перенесу, если подлый грабитель снова отнимет ее у меня.

Вулфгар отрицательно покачал головой, но не успел он все объяснить, как вмешался Суэйн.

– Что это? – проревел он. – Неужели я не могу доверить вам, зеленым юнцам, простого дела? – Он с оглушительным смехом наградил Болсгара дружеским хлопком по плечу, так что несчастный долго не мог отдышаться. – Придется нам с тобой пуститься в погоню и закончить начатое. Возможно, на сей раз у тебя не будет повода медлить.

Вулфгар переводил взгляд с одного на другого, но не мог и слова вставить.

– Да, – ехидно заметил Болсгар. – Но я буду вынужден, судя по всему, поработать мечом, поскольку ты, кажется, и пальцем не пошевелишь, чтобы мне помочь!

– Ах ты, старый саксонский боевой конь! Неужели не заметил, что я изо всех сил пытался удержать этого похотливого жеребца подальше от тощих кляч, которых отпустил на свободу Рагнор. Проезжая мимо тебя, я только и смог, что махнуть рукой. – Обернувшись к Вулфгару он объяснил: – Я остановился на ночлег, и Гунн разбудил меня на рассвете, ткнувшись холодным носом в лицо.

Суэйн хмыкнул, искоса поглядев на Глинн, мешавшую суп в котле у очага, и громко продолжал:

– Сначала мне пригрезилось, что я целуюсь с хорошенькой девчонкой, но тут этот проклятый мерин так громко фыркнул, что я проснулся и погнал назад весь табун. Остальные лошадки оказались кобылами, и твой упрямый мул, Вулфгар, едва не прикончил меня в своем рвении, особенно когда мне удалось отыскать серую в яблоках, ту, что ты купил для леди Эйслинн. А сей злобный сакс утверждает, что я оставил его в беде.

– Весьма шаткий предлог, – проворчал Болсгар, – ты сам видел, что я сгибался под драгоценным бременем!

– Но в чем дело? – удивился Вулфгар. – Почему вам так туго пришлось?

– Да так, позаботились о кое-каком имуществе, которое вы оставили в спешке, – пожал плечами старик.

Вулфгар хотел расспросить его подробнее, но в разговор снова вмешался Суэйн:

– Что случилось с этим подлецом Рагнором? Он успел сбежать в северные земли вместе с Гвинет?

– Нет, – пробормотал Вулфгар. – Они прикончили друг друга.

Болсгар печально покачал головой и хрипло прошептал:

– Ах, Гвинет, бедная девочка. Может, она наконец обрела покой.

Старик шмыгнул носом и вытер лицо рукавом.

Короткое скорбное молчание затопило дом, и Эйслинн устало прислонилась к мужу, который обнял ее за плечи и прижал к себе. Она не могла разделить всеобщего веселья, на душе было пусто и холодно. Эйслинн обвела глазами домашних: наконец-то подружившихся Керуика и Хейлан, Мидерд и Глинн, и Майду, все еще жавшуюся в углу.

Суэйн громко откашлялся, нарушая тишину.

– Мы похоронили доброго Бофонта.

– Да, – подтвердил Гауэйн, поднимаясь с кресла. – Но мы втроем, да еще святой отец едва уговорили викинга не класть тело в лодку и не устраивать погребального костра.

– Клянусь Богом, – хмыкнул Милберн, – нам это стоило немалых трудов, но мы все-таки настояли на своем.

– Да, – согласился Болсгар. – Правда, пришлось положить в могилу побольше эля и вина, чтобы прогнать зимний холод.

– Вы правильно сделали, что почтили нашего верного друга, – пробормотал Вулфгар. – Сегодня отдыхайте, а завтра я, Суэйн, Милберн и Гауэйн вновь вместе поедем по дорогам разыскивать старуху нищенку с высохшей рукой.

– Зачем тебе эта грязная ведьма? Она оберет тебя до нитки, – заверил Болсгар.

Вулфгар с удивлением воззрился на старика.

– Ты знаешь ее? – встревоженно спросил он и заметил при этом, как насторожилась Эйслинн. Есть ли хоть крупица надежды, что Болсгар приведет их к нищенке, а возможно, и ребенку?

– Встретил как-то раз, – отозвался старик. – Она продала мне кое-какой товар и при этом безбожно торговалась, поскольку никак не хотела с ним расставаться. Пришлось выложить горсть серебра и пригрозить мечом, прежде чем удалось ее уговорить.

Вулфгар подозрительно нахмурился:

– О каком товаре ты говоришь?

– Майда! – окликнул Болсгар.

– Что тебе? – раздраженно ответила та, словно обидевшись на бесцеремонное обращение.

– Неси товар сюда! Нужно научить эту парочку не разбрасываться в следующий раз так беззаботно своим имуществом. Да, Майда, скорее давай моего внука!

Эйслинн резко вскинула голову, а Вулфгар потрясенно уставился на отца. Майда наконец поднялась и повернулась к ним лицом. На руках у нее лежал ребенок. При виде крохотной рыжей головенки Эйслинн радостно вскрикнула и, не вытирая катившихся по лицу слез, выхватила сына у Майды. Прижав его к груди, она закружилась по комнате под одобрительные возгласы широко улыбавшихся домочадцев. Вулфгар засмеялся, но Брайс, которому не понравилось, что его так сильно стиснули, громко запротестовал.

– Дорогая, осторожнее. Он не вынесет столь страстной любви.

– О Вулфгар! Вулфгар! – весело закричала она, подбегая к мужу и не находя слов, чтобы выразить, как счастлива.

Вулфгар нежно улыбнулся жене, сознавая, что впервые за эти дни с плеч упало тяжкое бремя. Он взял сына у матери и высоко подбросил, к полному восторгу радостно завизжавшего Брайса. Только Майда неодобрительно покачала головой:

– Этот малыш скоро пожалеет, что обрел такого родителя! Поосторожнее с моим внуком!

Вулфгар уставился на нее, сомневаясь, в своем ли она уме, и покрепче сжал малыша, однако заметил, что Майда тоже переменилась. Стройная, с гордо поднятой головой, она ничем не напоминала забитую старуху, а лицо носило следы былой красоты, и Вулфгар лишь сейчас понял, от кого Эйслинн унаследовала свою прелесть.

– Почему ты так уверена, будто именно я его отец? – осведомился он.

– Он твой сын, в этом нет никакого сомнения, – вмешался Болсгар. – Как ты – мой.

Вулфгар вопрошающе поднял брови, но старик откинул пеленку Брайса, открыв красноватое родимое пятно на ягодице.

– Это фамильная родинка. У меня тоже есть такая. Надеюсь, ты поверишь мне на слово, без доказательств. Малыш в дороге обмочился, пришлось менять ему одежку, и, увидев это пятнышко, я понял, что ты – мой сын, а Брайс – мой внук.

– Но у меня нет такой метки, – недоуменно пробормотал Вулфгар.

– Как и у моего отца, – пожал плечами Болсгар. – Она передается через поколение, от деда к внуку.

– Гвинет открыла, что я действительно твой сын, – выдохнул Вулфгар. – А наша мать на смертном одре призналась, что родила ее и Фолсуорта от любовника.

Болсгар тяжело вздохнул:

– Возможно, если бы я пореже оставлял вашу матушку и меньше скитался после войны, все могло бы быть иначе. Теперь ясно, что я всем вам причинил одно лишь горе.

Вулфгар сжал его плечо и улыбнулся:

– Я нашел отца и потерял расположение Вильгельма, но ни о чем не жалею. Похоже, я обрел неоценимое богатство.

Брайс, сидевший на руках у отца, удивленно огляделся блестевшими любопытством глазами и сунул в рот кулачок. Майда, нежно воркуя, протянула было руку, чтобы приласкать его, но тут же искоса посмотрела на Вулфгара:

– Я нисколько не сомневалась, кто его отец, Вулфгар. Неужели ты никогда в жизни не познал девственницу?

– Что? – вскинулся Вулфгар. – Да ты, кажется, опять рехнулась, женщина. Рагнор…

Майда злорадно усмехнулась:

– Он неплохо управился с тем оружием, которое Рагнор так и не смог поднять в ту ночь, верно, дитя мое? А надутый норманнский петушок хвастался тем, что никогда не имел…

– Мама, – умоляюще прошептала Эйслинн.

Майда сняла с пояса маленький сверток и помахала им перед глазами дочери:

– Знаешь, что это такое?

Эйслинн недоуменно уставилась на мешочек и внезапно засмеялась:

– О, мама, как ты осмелилась?

– Эйслинн, о чем она толкует? – непонимающе допрашивал Вулфгар.

– Сонная трава, любимый, – улыбнулась Эйслинн, глядя на мужа обожающими глазами.

– Верно, – согласилась Майда. – В ту ночь, когда Рагнор хотел взять ее силой, я подсыпала зелья в вино. Для него! Только для него! Но он заставил Эйслинн тоже пить. Я тайком спряталась в спальне и все видела. Он разорвал ее одежду и повалил на постель, а сам… упал на нее… но прежде чем их тела соединились, оба заснули мертвым сном и проспали до самого утра, пока мне не удалось разбудить дочь. Я убила бы его, если бы не боялась, что его люди обратят свой гнев на Эйслинн и покончат с ней.

Но Вулфгар продолжал грозно хмуриться:

– Должны быть и другие доказательства.

– Я их скрыла, – засмеялась Майда, сверкнув глазами. – Порванная тобой рубаха с пятнами девической крови. Я подобрала ее и спрятала.

– Мать! – рассерженно перебила Эйслинн. – Почему ты заставила меня сомневаться столько месяцев?!

Майда обернулась к дочери и гордо вскинула голову. Сейчас она казалась лишь немного старше самой Эйслинн и почти такой же прекрасной.

– Потому что я считала его норманном, а ты немедленно побежала бы к нему с новостями. Теперь же, когда выяснилось, что он наполовину сакс, я решила во всем признаться.

Вулфгар наконец дал волю смеху. Прошло немало времени, прежде чем он успокоился и пробормотал:

– Бедняга Рагнор, он так и не узнал.

Эйслинн бросилась на шею мужу, и Майда едва успела забрать у него ребенка. Вулфгар сжал жену в объятиях и оглядел зал, чувствуя дружеское участие и теплоту этого дома, с самого детства знакомые Эйслинн. Вулфгар смотрел на Милберна и Гауэйна, сражавшихся рядом с ним в самых отчаянных битвах, Суэйна, воспитавшего отверженного мальчика, Болсгара, вновь обретенного отца, Майду, Мидерд, Глинн, Хэма, Сенхерста, Хейлан и Керуика. Друзей и соратников.

Весело улыбнувшись, он еще раз взглянул на парочку:

– Разрешаю тебе жениться на вдове, Керуик! Через несколько дней строительство замка будет завершено, и мы устроим празднество. Самое подходящее время для свадьбы!

Керуик сжал руку Хейлан и расплылся в улыбке:

– Да, господин, если, конечно, к тому времени я смогу подняться.

Хейлан низко присела перед Эйслинн и Вулфгаром.

– Он встанет, – заверила она. – Или ему придется лечить рану похуже, чем эта!

Вулфгар, снова засмеявшись, потащил Эйслинн к выходу. Она слегка вздрогнула на холодном ветру, и муж прижал ее к груди, согревая своим теплом. Они вместе направились через двор к замку, но по дороге остановились у древнего дуба. Вулфгар, не выпуская Эйслинн из объятий, сел, прислонился спиной к стволу и приник горячими губами к нежной шее.

– Никогда не думал, что смогу так любить женщину, – выдохнул он. – Ты держишь весь мой мир в своей ладони.

Эйслинн улыбнулась, зарывшись лицом в волчий мех его безрукавки.

– Давно уже пора было понять это.

Она повернулась и посмотрела на замок, поднимавшийся над Даркенуолдом, словно великан стражник, охраняющий эти земли.

– Здесь наши сыновья будут в безопасности, – прошептал Вулфгар ей на ухо.

– Да, много наших сыновей, – кивнула Эйслинн. Она указала на флюгер, укрепленный на самой высокой башне: – Смотри!

Огромный железный волк, выкованный Гевином, вертелся во все стороны, словно учуяв запах добычи. Несколько минут Вулфгар молча присматривался к нему.

– Пусть этот зверь вынюхивает ветры войны, – тихо выговорил он наконец. – Я обрел покой здесь, с тобой. И больше не намереваюсь рыскать по лесу и искать битв. Отныне я Вулфгар из Даркенуолда.

Он снова обнял жену, и их тени слились в одну, под ярким светом солнца нового дня.

Даркенуолд навсегда стал местом безмятежного счастья и радости для Вулфгара и Эйслинн.