Текст книги "Объятия дьявола"

Глава 15

Касси сидела перед туалетным столиком, одетая лишь в нижние юбки и пеньюар. За спиной стояла Розина с пудреницей в руках, готовая осыпать ее золотистые волосы душистой пудрой. Но голос графа остановил их.

– Нет, Розина, – велел он, с небрежной грацией подходя к столику. – Не нужно. Сделайте хозяйке прическу в классическом стиле, но не стоит скрывать естественный цвет волос под белым порошком.

Касси, перед этим злобно взиравшая на пудреницу, обернулась и резко бросила по-английски:

– Вы по-прежнему следите за каждым моим шагом, милорд? Неужели не можете оставить меня в покое, даже когда я одеваюсь?

Граф с наигранным удивлением поднял брови:

– Но я всегда знал, сага, что ты терпеть не можешь этой моды! Считал, что ты велела Розине осыпать твои волосы пудрой, желая угодить мне.

Касси, не позаботившись ответить на вызов, зачарованно смотрела на графа. Он, как всегда, выглядел неотразимым в богатых вечерних одеждах из черного бархата. На жабо и манжетах пенилось дорогое белоснежное кружево. Напудренные волосы были схвачены на затылке черной бархатной лентой. Невзирая на свое предубежденное отношение к графу, она отметила, что Энтони походил на сказочного короля.

– Я в восторге, что ты одобряешь мою внешность, Кассандра, – лениво протянул он.

– По-моему, вы сносно выглядите, – пробормотала девушка, снова отворачиваясь к зеркалу.

Граф сел рядом, непринужденно положив ногу на ногу и пристально наблюдая, как Розина ловко укладывает косы девушки в корону и распускает по спине длинные локоны. Когда наконец Касси была затянута в сиреневое шелковое платье с квадратным вырезом, Энтони одним ловким движением поднялся и вынул из кармана фрака плоский футляр.

– Можете идти, Розина, – велел он горничной. – Я сам довершу туалет вашей хозяйки.

– Что вы имеете в виду, милорд? – настороженно осведомилась Касси после ухода служанки. Вместо ответа граф вынул из футляра длинную жемчужную нить, переливающуюся мягким светом и идеально подобранную. Прежде чем девушка успела опомниться, он сложил нить вдвое и застегнул у нее на шее.

Касси долго смотрела в зеркало и, решительно вздохнув, взялась за застежку:

– Прекрасный жемчуг, милорд, но я вынуждена отказаться. Меня нельзя купить.

– Нет, сага, – беспечно отозвался граф, сжимая ее пальцы. – Я не собираюсь дарить его тебе. После ужина тебе придется его вернуть.

– Но я могу вообще обойтись без драгоценностей!

– Не сомневаюсь, приглашенные джентльмены будут весьма довольны этим. Однако предпочитаю, чтобы они лишь догадывались, какие прелести скрывает твой наряд.

– Вы презренный, гнусный, подлый, я совсем не то имела в виду, и вам это прекрасно известно!

– Виноват, – признался граф, улыбаясь. – И прошу прощения за то, что подтрунивал над тобой, Кассандра. Не окажете ли мне огромную честь, синьорина, надев мои жемчуга хотя бы на один вечер?

Несколько мгновений Касси с подозрением разглядывала его, но, заметив, что он по-прежнему серьезен и, кажется, искренне раскаивается, нерешительно кивнула:

– Хорошо. – И добавила с плохо скрытой горечью:

– Вероятно, если сегодня меня выставят на всеобщее обозрение, то справедливо, что я должна выглядеть дорогой шлюхой.

Густые черные брови графа мрачно сошлись на переносице.

– Я уже говорил, Кассандра, это не тебя выставляют напоказ, скорее наоборот – я хочу, чтобы ты увидела моих друзей. Я не стал бы устраивать ужин, если бы хоть на минуту усомнился, что тебя кто-то попробует унизить.

– Наверное, нет, – вздохнула Касси. – Да и какой в этом смысл? Однако вы должны признать, что мое положение на вилле Парезе отнюдь не из завидных.

– И ты сдержишь обещание?

– Вы намекаете на то, чтобы я не вздумала встать из-за стола посреди ужина и во всеуслышание объявить, что я ваша пленница?!

– Совершенно верно.

– Пора спускаться вниз, милорд? – Граф ничего не ответил, и Касси небрежно добавила:

– Кажется, вы собираетесь вырвать у меня еще одно обещание? Осторожнее, милорд, вы подарили мне всего лишь лодку. Одну. Чем собираетесь подкупать меня на этот раз?

Энтони, улыбнувшись, покачал головой.

– Нет, малышка, никаких обещаний. То есть, признаться, кое-что мне все-таки нужно тебе сказать. Среди гостей будет графиня Джованна Джиусти. Я не хотел приглашать ее, но синьор Монтальто, мой близкий друг и деловой партнер, увлечен ею настолько, что не может провести без дамы ни единого вечера.

– И вы боитесь, что я буду груба с графиней?

– О нет, совсем не это. Если хочешь знать правду, графиня была когда-то моей любовницей. Но перед отъездом в Англию я порвал с ней.

– Вашей любовницей? – с чуть слышной тоской спросила она. Граф улыбнулся, сжал ее руки и, едва прикасаясь, поцеловал сомкнутые губы.

– Да, но пусть это тебя не волнует. Просто я хочу предостеречь, что от Джованны можно ожидать чего угодно.

– Спасибо, милорд, за предупреждение, – сдержанно бросила девушка. Энтони много отдал бы за то, чтобы узнать, о чем она думает, но по лицу Касси ничего нельзя было прочесть. Оставалось только взять ее под руку и повести к лестнице. Пытаясь немного отвлечь Касси, он заметил:

– Чезаре, конечно, тоже будет. Тебе, кажется, нравится его общество.

– Совершенно верно, милорд, – ледяным тоном произнесла Касси, но граф шутливо продолжал:

– Я, конечно, все время буду рядом, чтобы помочь тебе освоиться и лучше помнить обещание.

– Это весьма мудро с вашей стороны, – презрительно рассмеялась девушка, и Энтони облегченно вздохнул Спускаясь рядом с ней по широкой лестнице, он не мог отвести взгляда от мерцающих жемчужин у нее на шее. Ожерелье принадлежало его бабушке, а потом и матери. Жемчуга новобрачной – единственная драгоценность, которую позволялось носить молодым девушкам до и в первый год после свадьбы.

Оказавшись внизу, граф удовлетворенно кивнул Скарджиллу, одетому сегодня в ливрею дворецкого. Он стоял в окружении трех молодых слуг, нанятых на этот вечер.

– К чему такая страдальческая гримаса, Скарджилл? – покачал головой граф. – Все мы иногда чем-то жертвуем. – Камердинер что-то неразборчиво пробурчал, и граф с широкой улыбкой добавил:

– Следи только, чтобы вино лилось рекой, и твой успех обеспечен!

Касси восхищенно осматривалась. В вазах, стоявших вдоль стен вестибюля, красовались огромные букеты живых цветов, десятки свечей заливали виллу ослепительным сиянием.

Послышался громкий стук, и Скарджилл жестом велел одному из лакеев открыть дверь.

– Похоже, милорд, вы ничего не пожалели для сегодняшнего вечера, – шепнула Касси, когда на пороге появился Чезаре.

– Я рад, что тебе нравится, сага. Ах, дорогой брат, от тебя глаз невозможно оторвать!

Он энергично пожал протянутую руку Чезаре.

– Но, Антонио, должен же кто-то продолжать традиции семейства Парезе, члены которого славились своей элегантностью и безупречным вкусом! И, кроме того, твой комплимент относится вовсе не ко мне, а к Кассандре, – весело ответил тот, на мгновение остановив взгляд на жемчугах. – Боюсь, Антонио, нынче все мужчины будут мечтать о твоей безвременной кончине.

– Надеюсь, ты защитишь меня, Чезаре! – рассмеялся граф.

– Нет, дорогой брат, – мягко отказался Чезаре, – именно я возглавлю список жаждущих крови! Кассандра, вы, конечно, знаете, что любой ужин или бал у графа – событие, которое задолго служит предметом разговоров всей Генуи.

Касси перевела взгляд с его яркого фрака цвета сливы на жабо из серебряных кружев и вопросительно склонила голову набок.

– Чезаре хочет сказать, дорогая, – вмешался граф, – что всему причиной моя английская привычка щедро угощать гостей.

– Но что тут странно! о, милорд? По-моему, это долг каждого хозяина!

Чезаре, уныло улыбнувшись, покачал головой:

– Граф, конечно, говорил вам, что генуэзцы снискали печальную славу самых скупых людей в Европе? Увы, обычно в самых знатных домах весьма скудно кормят. Я уверен, что здешнее общество именно за это прощает моему брату примесь английской крови.

Касси невольно улыбнулась, а граф поспешил представить ей только что прибывшего синьора Монтальто, тучного приземистого итальянца средних лет с большим животом и тяжелым подбородком.

– Марчелло, – вкрадчиво начал он, – это синьорина Броум, молодая дама, о которой я упоминал.

– Очарован, синьорина, – прохрипел синьор Монтальто, кланяясь с некоторым трудом.

Касси наклонила голову и пробормотала положенные приветствия. Миндалевидные глаза Монтальто с немым вопросом уставились на графа, но поскольку внимание Касси отвлек приезд синьора и синьоры Аккорамбонис, она ничего не заметила.

– Как я рада познакомиться, синьорина! – приветливо воскликнула синьора Аккорамбонис – В Генуе так редко видишь новые лица! Надеюсь, вам понравится город – Я тоже очень рада, – поспешно заверила ее Касси, зная, что граф все слышит. Она сознавала также, что синьора Аккорамбонис жадно изучает ее из-под тяжелых век, и на мгновение застыла от возмущения. Но стоит ли винить итальянку? Можно лишь представить, как британские аристократы отнеслись бы к любой незамужней иностранке, живущей в доме английского джентльмена без родных или хотя бы компаньонки! По крайней мере тощая морщинистая синьора была сама любезность.

Познакомившись со всеми гостями, Касси вынуждена была признать, что граф сделал прекрасный выбор. Ни один человек не посмел сказать ей недоброго слова. Правда, граф все это время не отходил от нее. Девушка даже криво улыбнулась ему, когда Скарджилл, войдя в ярко освещенную комнату, торжественно объявил, что ужин подан.

Граф подвел ее к столу и легонько сжал руку, прежде чем отправиться на место хозяина, во главе стола. Касси беспомощно посмотрела на него через разделявшее их пространство, и Энтони ободряюще кивнул ей. Оглядев гостей, она с удивлением увидела, что все с вожделением взирают на расставленные блюда. Слева от нее сидел Чезаре, справа – синьора Бьянка Пьязи, молодая женщина, столь же жизнерадостная, сколь прелестная.

– Вижу, вы решили остаться с нами, синьорина, – промолвила она, потянувшись за ножкой тушеного фазана.

Касси не понимала, почему синьора Пьязи пришла к подобному заключению, однако улыбнулась и беспечно ответила:

– Все так добры ко мне, синьора.

Бьянка принялась с аппетитом уплетать фазана, а Касси повернулась к Чезаре, который с каким-то странным выражением продолжал ее разглядывать.

– Что случилось? – поддразнила она. – У меня подлива на подбородке или винные пятна на платье?

Чезаре, мгновенно просияв, весело ответил:

– Невероятно! Нет, я хотел сказать, что вы пользуетесь огромным успехом в здешнем обществе!

– Это все из-за моего ужасного акцента, – жалобно протянула Касси. – Люди считают меня чем-то вроде смешной диковины.

– Ошибаетесь, – возразил он и вскоре обратился с каким-то вопросом к синьоре Пьязи, а Касси продолжала рассматривать гостей. Никакой разницы между манерами итальянских и английских аристократов, если не считать того, что здесь говорят по-итальянски… Разве что смех чуть громче, и англичанам в голову не пришло бы столь выразительно жестикулировать, подчеркивая каждую фразу.

Взгляд девушки остановился на графине Джованне, сидевшей почти посредине, рядом с синьором Монтальто. Вне всякого сомнения, неотразимо привлекательна и брызжет весельем! Касси обменялась с ней всего несколькими словами, потому что графиня прибыла самой последней. Словно почувствовав взгляд девушки, Джованна пристально посмотрела на нее, но тут же отвернулась.

– Кассандра, вы не слышали ни слова из того, что я говорил!

– Простите, Чезаре. Здесь все так ново для меня! Он с деланной укоризной покачал головой:

– А я-то пустился в пространный рассказ о генуэзском бархате и о том, как некоторые дамы столь обожают рядиться в него, что даже белье шьют из бархата!

– В жизни ни о чем подобном не подозревала! Немного погодя по сигналу графа Касси поднялась и повела всех в гостиную, где лакеи уже разносили пирожные и вино. Вскоре граф отвел ее в сторону.

– Надеюсь, ты уделишь мне несколько минут, сага. Нам с синьором Монтальто нужно обсудить одно деловое предложение. Он ждет нас в библиотеке.

– Но вряд ли это уместно, милорд, – недоуменно прошептала Касси. – Синьор Монтальто, конечно, не захочет говорить о делах в моем присутствии.

– Ты слишком связана условностями, дорогая. Разве я не обещал, что не отойду от тебя весь вечер?

– Кажется, да, милорд, – нерешительно согласилась она.

– Пожалуйста, немного больше воодушевления, – попросил он, открывая массивные двойные двери в библиотеку. Синьор Монтальто удивленно поднял голову и устремил взор на графа, явно ожидая, чтобы тот избавился от девушки. Но граф невозмутимо кивнул партнеру и изобразил бесхитростную улыбку. – Вы хорошо провели время, Монтальто? – осведомился он. – Я взял на себя смелость привести синьорину Броум.

Синьор Монтальто с трудом поднялся и сухо поклонился Касси.

– Надеюсь, вы выпьете с нами немного шерри, синьор? – вкрадчиво добавил Энтони, хотя глаза его лукаво искрились. – Марчелло собирается обсудить весьма неприятную проблему, Кассандра. Возможно, ты сумеешь высказать свое мнение по этому поводу.

– Буду рада, милорд, если смогу хоть чем-то помочь.

Касси грациозно подошла к креслу, предложенному взволнованным Марчелло, уселась и поднесла к губам бокал с шерри.

– Речь идет о голландских судовладельцах, торгующих с южными колониями в Америке и понесших недавно большие убытки. К сожалению, эти неудачи сильно затрагивают меня, поскольку торгуют они в основном на мои деньги. Представитель голландцев приехал к Марчелло с предложением, которое позволит нам возместить расходы. Объясните все синьорине, Марчелло.

Касси перевела взгляд с язвительно усмехавшегося графа на раскрасневшегося синьора Монтальто. Он, казалось, заколебался, и Касси неохотно подавила улыбку.

– Как вам известно, синьорина, – торжественно произнес он наконец, прекрасно сознавая, что Касси ничего не знает, – английские южные колонии с каждым днем экспортируют все больше хлопка и табака. Даже их древесина растет в цене, поскольку англичане успели вырубить собственные леса.

Касси так раздражал его снисходительный тон, что она с трудом сдерживала нетерпение.

– Прошу вас к делу, синьор, – мягко, но решительно потребовала она. Синьор Монтальто неловко , одернул фрак.

– Голландцы торговали в основном с Вест-Индией. Пираты и штормы в Карибском море привели, как упомянул его милость, к значительным потерям, поэтому они решили расширить торговлю с колониями.

– Достаточно логично, синьор.

– Да, но дело не только в этом, Кассандра, – вставил граф. Чувствуя его пристальный взгляд, девушка невольно напряглась.

– Видите ли, южные колонисты, – объяснил Монтальто, – нуждаются в большом количестве рабочих рук для хлопковых и табачных плантаций. Голландцы предлагают, и, признаться, я одобряю это предложение, брать в плен африканских дикарей, перевозить их в колонии и продавать плантаторам. Мы немедленно получим ощутимую прибыль. Хлопок, табак и древесину можно сразу же переправить в Европу, и доходы мгновенно удвоятся.

– Не уверена, что правильно поняла вас, синьор, – удивилась Касси. – Вы считаете, что мы должны финансировать торговлю людьми? Поощрять рабство?

– Люди! – фыркнул Монтальто. – Они не что иное, как жалкие дикари, дражайшая синьорина. Их единственная ценность в том, что они плодятся, как кролики, и усердно трудятся на полях.

– Но как этих.., дикарей берут в плен? Ловят?

– О нет, – поспешил ее поправить Марчелло. – Таким способом их только можно искалечить и сбить цену на аукционе. Они словно дети, синьорина, и достаточно одного мушкетного выстрела в воздух, чтобы черные сбились в беспомощное стадо.

– Как странно, что вы сравниваете их с невинными детьми. Но в этом случае их необходимо защищать от хищников!

– Возможно, я не так выразился, – выдавил Монтальто, с мольбой глядя на графа, но тот ответил иронической усмешкой. – Все покупают и продают этих черных попрошаек! Даже церковь не уверена, что у них есть души!

– И, конечно, они ни слова не говорят по-итальянски, не так ли, синьор?

– Разумеется, нет! Бормочут какую-то тарабарщину. Порядочному человеку их ни за что не понять.

Касси медленно поднялась, и, поскольку была почти одного роста с синьором Монтальто, их глаза встретились:

– Следовательно, синьор, мы должны согласиться на поимку и продажу ни в чем не повинных мужчин и женщин, чтобы набить кошельки?

– Я уже объяснял, синьорина, они животные, невежественные дикари!

– Любопытно, – задумчиво протянула Касси. – А я почти поверила, что итальянцы не могут считаться цивилизованными людьми, поскольку не знают английского, и завели варварский обычай отправлять детей в монастырские школы. Как я ошибалась!

Синьор Монтальто пошел багровыми пятнами, и граф понял, что пора вмешаться.

– Итак, Кассандра, мы оставляем торговлю живым товаром другим, менее щепетильным людям. Однако, дорогая, нам все-таки необходимо возместить убытки.

Он понимал, что ставит ее в положение, из которого можно выйти, только обладая опытом, которого у Касси, конечно, не было, и уже хотел броситься ей на помощь, когда девушка резко спросила:

– Скажите, это правда, что в колониях огромные просторы свободной земли, где на много миль не встретишь ни одной живой души?

Монтальто, уже усвоивший, что с англичанкой нельзя обращаться снисходительно, торопливо ответил:

– Да, синьорина. Вся Европа может уместиться на восточном побережье.

Касси прикусила губу и повернулась к графу:

– Прошу простить мое невежество, милорд, но если в колониях так много земли, не могут ли свободные люди поселиться там и тоже работать?

– Что ты хочешь сказать, дорогая?

– Но ведь голландцы могли бы перевозить туда англичан и европейцев! Людей, которые желают начать новую жизнь на своей земле! Они, без сомнения, увеличат население колоний, а заодно и экспорт тех товаров, о которых упоминал синьор Монтальто! Возможно, я наивна, милорд, но разве с такого предприятия невозможно получить прибыль?

В комнате воцарилось молчание, и Касси нервно поежилась. Синьор Монтальто, слегка оправившись от удивления, пренебрежительно взмахнул рукой.

– Действительно, синьорина, вы правы, и я сам уже думал об этом, однако прибыль будет столь ничтожна, что и говорить не о чем.

– Прибыль, несомненно, мала, – согласился граф, задумчиво потирая подбородок, – поскольку у этих людей просто нет денег. Кроме того, голландцам придется переоборудовать суда, если им предстоит перевозить не рабов, а свободных людей. Но все это вполне достижимо, Монтальто. Прошу вас изложить наше предложение представителю голландцев.

– Ну что же, если вы настаиваете… – сдался Марчелло.

– Превосходно. Ну а теперь, когда мы пришли к полюбовному соглашению, давайте вернемся к гостям.

Он взял Касси под руку и повел к двери, но по дороге поднес ее пальцы к губам и поцеловал:

– Благодарю тебя, сага.

Касси, изумленно взглянув на него, покачала головой:

– Я не понимаю вас, милорд. Что мне думать о человеке, который похитил меня, привез в чужую страну, а теперь позволил рисковать своим состоянием?

Глаза графа остановились на жемчужном ожерелье. Однако вслух он лишь вкрадчиво сказал:

– Не ломай себе голову, дорогая. Вполне достаточно стать моей женой.

Касси мрачно нахмурилась, повернулась и поспешно направилась в гостиную.

– Тебе весело, Кассандра? – спросил Энтони, догоняя ее.

– Скажем, я приятно удивлена. Признайтесь, вы подкупили гостей, чтобы они были добры ко мне?

– Если считать вкусную еду и хорошее вино подкупом, тогда ты права.

– Интересно, о чем шла речь? При звуках мелодичного голоса графини Джованны Касси немедленно оглянулась.

– Дорогой Антонио, – мягко продолжала Джованна, положив ему на рукав нежную белую ручку, – до сих пор мне удалось обменяться лишь несколькими словами с вашей очаровательной.., гостьей. Вы же знаете, как меня интересует все, связанное с Англией. Не будете ли вы так добры оставить нас с синьориной наедине, чтобы мы смогли получше познакомиться?

Граф заколебался: ему совсем не нравилась коварная улыбка, растянувшая губы Джованны. Он уже хотел воспротивиться, но тут Касси весело заметила:

– Да, милорд, прошу, оставьте нас ненадолго. Я так много слышала о графине, что сгораю от нетерпения узнать о ней побольше.

Энтони испытующе посмотрел на девушку:

– Хорошо, дорогая, но не забудь, что остальные гости жаждут насладиться твоим обществом.

Однако тревожные мысли не покидали графа. Он до такой степени ушел в себя, что почти не слушал своего друга Джакопо Сандро, стареющего аристократа, чьим единственным развлечением было приобретение в Париже париков самых невероятных фасонов.

– Итак, синьорина, – вкрадчиво начала графиня, – вам нравится Генуя?

– Признаться, всегда интересно побывать в чужой стране, графиня, – осторожно откликнулась Касси. Хотя ее опыт в обращении с дамами, вооруженными кошачьими коготками и нравом фурии, был весьма скуден, у нее, однако, хватало сообразительности держаться начеку. Взгляд графини снова устремился на жемчужное ожерелье.

– У вас прелестные жемчуга. Совершенно необыкновенные.

– Благодарю, синьора, – просто ответила Касси, гадая, что задумала графиня. Ей пришло в голову, что она, возможно, ошибалась относительно истинных намерений Джованны, и девушка немного смягчилась:

– Ваши драгоценности подобраны с таким вкусом.

Графиня грациозно наклонила голову. Улыбка по-прежнему не сходила с ее губ:

– Это граф учил вас итальянскому?

– Нет, гувернантка. Боюсь, однако, мой акцент невыносим.

Итак, Чезаре был прав! У шлюшки была гувернантка – скорее всего она из благородной семьи.

Злость на мгновение затуманила ее рассудок, и Джованна не выдержала:

– Значит, вы собираетесь выйти замуж за графа?

Касси недоуменно подняла брови:

– Отчего вы так решили, графиня?

– Эти жемчуга вот уже несколько поколений носят невесты семейства Парезе.

Касси ошеломленно смотрела на Джованну, пока печальная истина наконец не дошла до нее. Девушка была вне себя от досады на собственную доверчивость. Подумать только, этот вероломный негодяй убедил ее надеть ожерелье! Уж не потому ли гости с таким уважением отнеслись к ней?! Приняли в свое общество, ибо жемчуг лучше всяких слов убедил их в намерениях графа?!

– Это всего лишь ожерелье, синьора, – сухо сообщила она Джованне, – и заверяю вас, не имеет никакого особого значения.

Сбитая с толку Джованна не знала, что и думать. Волна облегчения нахлынула на нее. Неужели граф действительно не собирался жениться на потаскушке? И у дурочки не хватило ума это скрыть!

– Но, моя дорогая синьорина, – сладко пропела она вслух, – ваши прелести способны очаровать любого мужчину!

Она недвусмысленно уставилась на округлые груди Касси, гордо вздымавшиеся над кружевной отделкой лифа.

– Боюсь, графиня, что мои прелести здесь ни при чем, хотя иногда они и впрямь побуждают мужчин на самые безумные поступки.

К сожалению, Касси плохо знала итальянский, и укол не достиг цели. Так и не поняв смысла язвительного намека, Джованна решила, что англичанка попросту глупа и не может стать достойной соперницей. Хорошо зная, что граф не выносит безмозглых женщин, она окончательно успокоилась и с довольной улыбкой отошла от Касси.

Однако девушка заметила, что Джованна немедленно отвела в сторону Бьянку Пьязи и” смеясь, сообщила той достаточно громко, чтобы было слышно окружающим:

– Кажется, граф посчитал, что генуэзское общество нуждается в развлечениях, иначе не выставил бы напоказ свою английскую шлюху. Потаскушка сама призналась, что жемчуга новобрачной не имеют никакого значения, дорогая Бьянка.

Касси вспыхнула от стыда и гнева. Как она могла быть такой дурой?! Пальцы сами потянулись к жемчужинам. О Боже, если бы только граф оставил ее в покое!

Она подошла к Чезаре и, лихорадочно блестя глазами, попыталась завести остроумную беседу, но, к своему ужасу, поняла, что не может выговорить ни слова. Девушка поспешно направилась к выходу, бормоча на ходу извинения. Очутившись в спальне, она распахнула стеклянную дверь. Вечерний ветерок с моря охладил пылающие щеки. Касси вышла на балкон и в отчаянии прислонилась к перилам. В эту минуту она и впрямь не представляла, что делать. Пальцы снова сомкнулись на ожерелье, и девушка, бешено рванув нить, послала по полу дождь белых бусин. Жемчужины раскатились во все стороны, и было слышно, как некоторые ударяются о мраморные статуи в саду.

Касси оцепенела, потрясенная тем, что наделала. Опустившись на колени, она стала собирать жемчуг, но слова Джованны настойчиво сверлили мозг. Слепая ярость застлала глаза, и Касси отшвырнула горсть белых шариков. Одернув платье, она вынудила себя сойти вниз с высоко поднятой головой. Граф немедленно оказался рядом и вопросительно посмотрел на нее. Но Касси, подчеркнуто не обращая на него внимания, вежливо прощалась с гостями, хотя хорошо понимала, что все заметили отсутствие ожерелья.

– Вот теперь, синьорина, вы выглядите.., как подобает… – бросила Джованна на прощание.

– Сука, – пробормотала Касси, однако искренне улыбалась остальным гостям, желавшим ей спокойной ночи.

Как только Скарджилл закрыл входные двери, граф повернулся к Касси. Его темные глаза зловеще сверкали:

– Я жду объяснений, дорогая. Касси вздернула подбородок и продолжала упрямо молчать.

– Почему, Кассандра?

Слова, однако, не шли с языка, и девушка неожиданно для себя беззвучно зарыдала.

Граф немедленно сжал Касси в объятиях и погладил по голове.

– Прости, дорогая. Я надеялся, что тебе доставит удовольствие сегодняшний вечер.

– Так и было, – всхлипывала она, отстранившись. – Но графиня, ваша amata [15]15
  Любовница (ит.).


[Закрыть]…

Она осеклась. Только глаза блеснули гневом.

– Моя бывшая любовница, – твердо поправил ее граф. Плечи девушки устало опустились.

– Какой я была дурочкой! Она уничтожила меня!

Граф удивленно поднял брови:

– Что случилось? Я бы поставил состояние на твою способность заставить даму прикусить змеиный язычок.

– И проиграли бы, милорд. Она спросила меня о жемчугах, и я ответила, что они не имеют никакого значения. Она.., она воспользовалась моей глупостью, а потом рассказала дамам о вашей английской шлюхе.

– Понимаю. И что ты сделала с ожерельем? Девушка робко улыбнулась:

– Его можно перенизать, милорд, после того, конечно, как мы соберем весь жемчуг.

Касси отпустила Розину и уселась за туалетный столик, безуспешно пытаясь не смотреть на графа, снимавшего халат. Но глаза не желали ее слушаться. Оставшись обнаженным, он лениво потянулся. Энтони не отличался тщеславием, но хорошо сознавал, как великолепно его большое мускулистое тело. Ее смущенные взгляды исподтишка всегда приводили его в восторг. Граф подошел к столику и приобнял Касси.

– Неужели в вас нет ни капли скромности? – раздраженно спросила она, как всегда, недовольная тем, что ее тело бесстыдно отзывается на его прикосновение. Энтони нагнулся и поцеловал ее в висок.

– Еще несколько минут, сага, и я с полным правом смогу бросить тебе точно такое же обвинение.

И, взяв щетку из ее безвольных пальцев, стал расчесывать густые пряди.

– Ваша рана зажила, – заметила девушка, не сводя глаз с его отражения в зеркале. Энтони бессознательно повел плечом.

– Да. Слава Богу, что ты не превратила меня в калеку. Однако, – добавил он, осклабясь, – в постели я продолжаю наслаждаться временным бессилием, к которому ты меня вынуждаешь.

Краска бросилась в лицо девушки, однако она нашла в себе силы поспешно парировать:

– Вы забываете о том, какой беспомощной оказалась я перед оскорблениями ваших гостей!

– Но, любовь моя, ты сама призналась, что прекрасно провела время, если не считать нескольких неприятных минут.

– Жозеф! – внезапно воскликнула девушка тоном судебного обвинителя.

– Дорогая?!

Энтони отложил щетку и, пробравшись под ее пеньюар, принялся дерзко ласкать груди. Касси на мгновение закрыла глаза, боясь, что он может отстраниться, и положила голову ему на плечо. Длинные золотистые локоны перепутались с густыми черными волосами внизу его живота.

– Жозеф? – негромко повторил он.

– Да, – хрипло промолвила Касси и невероятным усилием воли заставила себя подняться.

– Ты ослепительна.

Касси только сейчас поняла, что распахнутый пеньюар обнажил груди. Она торопливо стянула полы и повернулась к Энтони спиной, потому что глаза предательски желали смотреть исключительно на его чресла. Он негромко рассмеялся и лег на спину.

– Иди скорее, Кассандра. Я не против вечерних бесед. Предвкушение только усиливает наслаждение.

Касси села рядом, рассудив, что теперь Энтони не увидит, куда направлен ее взгляд, и с трудом припомнила, о чем шла речь.

– Вчера я спросила Жозефа, как может корсиканец служить генуэзцам, которых ненавидит. Но он ответил, что предан лишь вам. Когда я спросила, в чем причина, он заявил, что подобные истории не для невинных девушек. Как вам известно, милорд, я не настолько невинна, поэтому, может быть, вы меня просветите.

Глаза девушки зажглись любопытством. Граф немного помолчал, играя ее шелковистой прядью, упавшей ему на грудь.

– Говоря по правде, Кассандра, – наконец произнес он, – ты и впрямь очень целомудренна. Жозеф был прав, когда не захотел ничего говорить.

– Вы заблуждаетесь, милорд, – процедила она, изо всех сил стараясь не вспылить. – Разве не вы лишили меня невинности?

– Тот факт, что я сделал тебя женщиной, малышка, ничуть не умаляет твоей детской чистоты.

У Касси так и рвались с языка оскорбления, но в этот миг ее осенило, что хитростью она может добиться большего.

– Но вы когда-нибудь просили ребенка помочь вам в делах?

Граф без улыбки посмотрел на нее сквозь полуопущенные ресницы и покачал головой.

– Вот видите! И к тому же вы не ожидали, что наивная девушка предложит столь остроумное решение, не так ли?

Энтони невольно рассмеялся, и поскольку Касси против обыкновения не злилась и не раздражалась, решил не спорить.

– Конечно, нет, – согласился он.

– В таком случае, милорд, – торжествующе объявила она, – вы должны признать, что я уже давно стала взрослой! Недаром вы во всем со мной согласились!

– Связан по рукам и ногам и взят на абордаж! Прекрасно, сага, ты меня убедила! Слушай.

Заметив ее подозрительный взгляд, он поспешил объяснить, немного приукрасив истину:

– Видишь ли, я спас Жозефа от ужасной участи кастрата в руках Хар эль-Дина.

– Что такое “кастрат”?

– Кастрация, дорогая, – это лишение мужского достоинства, после чего мужчина либо умирает от потери крови, либо становится евнухом.

Касси уставилась на Энтони с открытым ртом и судорожно сглотнула, впервые усомнившись в том, хочет ли она услышать правду.

– Жозеф вообразил, что влюблен в одну из девушек гарема Хар эль-Дина. Не понимаю, каким образом он вообще смог ее увидеть. И хотя корсиканец был в большой милости у пирата, тот пришел в такое бешенство, обнаружив записку, переданную Жозефом девушке, что велел распнуть его на полу дворца, прибив гвоздями руки и ноги, собираясь собственноручно кастрировать. Но случилось так, что я гостил в то время у Хар эль-Дина и успел немного узнать Жозефа. И хотя преступление действительно было серьезным, мне не хотелось, чтобы его постигла столь жестокая участь, и я вступился за несчастного перед пиратом.