Текст книги "Объятия дьявола"

Глава 18

Ворота виллы широко распахнулись. Из ярко освещенных окон лилось мягкое сияние, озарявшее двор. Граф швырнул Марко поводья и осторожно спрыгнул на землю, прижимая к груди Касси.

– Жозеф? – резко бросил он.

– Хирург только что прибыл, милорд.

У подножия лестницы стояла встревоженная Марина.

– Немедленно пришлите ко мне Розину, – приказал Энтони и только сейчас ощутил, как липнут руки к промокшему плащу. Опустив глаза, он заметил, что весь залит кровью. Кровью Касси.

Энтони устремился по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

– Мне нужна горячая вода и бинты! – крикнул он на ходу.

Наконец он положил Касси на постель По ее бедрам стекали ярко-красные струйки. Энтони прижал между ногами девушки полотенце, пытаясь остановить кровь, и бережно приподнял ее бедра, чтобы подложить еще несколько полотенец, которые тут же окрасились в багряный цвет. У Энтони дрожали руки, и он глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями.

– Синьорина потеряла ребенка?

– Да, – коротко ответил он, оборачиваясь к побледневшей Розине, и повелительно показал на валявшийся рядом с кроватью пропитанный кровью плащ.

– Унеси это и сожги.

Горничная взглянула на плащ и пошатнулась. Прошло несколько минут, прежде чем девушка, отводя глаза, завернула в простыню плащ и выбежала из спальни.

Касси тихо застонала, и руки Энтони замерли. Она слегка повернула голову и снова замолчала. Энтони не знал, что мешает ей прийти в себя – боль или ужас случившегося.

Дверь открылась и тут же захлопнулась. Граф мельком увидел, как взметнулись черные юбки, – это Розина вновь нашла в себе силы подбежать к изножью кровати.

Яростное проклятие сорвалось с губ графа. Он смыл кровь и обнаружил, что Касси зверски изорвана. Эти подонки искалечили ее! Энтони вознес горячую молитву Создателю, что Касси все еще не пришла в сознание.

– Принеси иглу, Розина, ее надо зашить. И бренди, – резко добавил он. Нужно промыть иглу и самому выпить немного, иначе он не выдержит. – Мне требуется твоя помощь, Розина, – объявил граф, вдевая нитку в иглу. – Немедленно, черт возьми. Ты должна держать Касси за ноги!

Но Розина не двигалась. Она тоже увидела изуродованное тело хозяйки, сочившуюся кровь и бесшумно соскользнула на пол в глубоком обмороке. Граф снова выругался и устремился к двери. Выйдя на площадку, он прогремел:

– Скарджилл!

Вернувшись в спальню, он переступил через обмякшее тело служанки, подошел к кровати и с тревогой уставился в лицо девушки.

– Пожалуйста, Касси, – тихо прошептал он, – только не вздумай сейчас очнуться!

Скарджиллу хватило беглого взгляда, чтобы все понять.

"Трусливая девчонка”, – подумал он, осуждающе взирая на Розину.

– Что я должен делать, милорд?

– Эти животные сильно разорвали ее. Поторопись, Скарджилл, пока она не чувствует боли.

Камердинер прижимал к кровати ноги девушки, пока граф сноровисто работал иглой. Наложив четыре шва, он бросил иглу на ночной столик и медленно выпрямился. Сам Скарджилл на своем веку зашил немало ран, тяжелых и глубоких, оставленных шпагой или саблей, но никогда еще не был столь потрясен. Мадонна была такой худенькой, а ее плоть – непередаваемо нежной и мягкой. Шотландец закрыл глаза, но перед его мысленным взором то и дело всплывали фигуры безликих негодяев.

– Спасибо, Скарджилл, – кивнул граф и, увидев зловещий блеск глаз камердинера, обратился к нему так тихо, что Скарджилл едва мог разобрать слова:

– Я отыщу их, не сомневайся. Один уже мертв, и я совершенно уверен, что ранил другого.

Скарджилл глубоко вздохнул. Граф положил на рану полоски чистого полотна и, только сейчас вспомнив о корсиканце, спросил:

– Жозеф будет жить?

– Хирург вынимает пулю. Он уже не молод, милорд, и, кроме того, бедняге раскроили череп.

– Я проведаю его, как только смогу оставить Касси. Пошли людей привезти из хижины Ванноне мертвеца. Возможно, кто-нибудь его узнает, – приказал граф. – И унеси Розину. Марина приведет ее в чувство.

Граф вымыл руки, сел на кровать рядом с неподвижной Касси и с бесконечной нежностью ощупал ее лицо и голову, все еще слегка набухшие груди и синяк, потемневший и расплывшийся.

Касси нехотя открыла глаза и увидела, что граф наклонился над ней и слегка надавливает на живот. Она ожидала нового приступа слепящей муки, но он так и не нахлынул. На мгновение ей показалось, что страшный сон кончился, но девушка тут же ощутила острую пульсирующую боль между бедрами, и какая-то страшная сила, словно тисками, сдавливала ребра. Касси снова опустила веки и вжалась в подушку, чтобы не закричать. На щеку легла рука Энтони.

– Кассандра.

Девушка с тихим стоном распахнула глаза. Неожиданно ей показалось, что она все еще лежит в хижине, а мужчины впиваются пальцами в ее плоть, насилуя и калеча. Но тьму ужаса прорезал знакомый голос, и Касси впервые за все это время осознанно взглянула на Энтони.

– Где я? – прошептала она.

– Дома, Касси. Я знаю, какие муки тебе пришлось вынести, любимая. Сейчас дам тебе немного опия.

Опий. Он дарит забвение, уносит в мир грез, где нет ни страданий, ни отчаяния. Энтони осторожно приподнял Касси, и она жадно осушила чашку, нетерпеливо ожидая благословенного забытья. Медленно-медленно боль стала отступать, словно оказалась вне ее, став чьими-то чужими терзаниями. Прежде чем погрузиться в сон, Касси долго смотрела на графа, удивляясь, почему его лицо стало каменно-бесстрастным, хотя в глазах стынет ледяная ярость.

Энтони туго перебинтовал ребра Касси и укрыл ее и лишь потом вымылся и сменил окровавленную одежду. Взглянув на нее в последний раз, он возблагодарил Бога за то, что опий поможет проспать ей несколько часов. Он тихо вышел и направился в спальню для гостей, куда положили Жозефа. Собравшиеся в комнате сначала не заметили его. Хирург, синьор Биссоне, худой лысеющий коротышка, согбенный под грузом прожитых шестидесяти лет, бинтовал грудь Жозефа.

– Ну что?

Скарджилл поспешно обернулся при звуках неестественно резкого голоса хозяина.

– Он будет жить, милорд, сам сказал нам, – улыбаясь одними глазами, объявил камердинер. Синьор Биссоне, однако, медленно выпрямился и задумчиво посмотрел на графа.

– Я удалил пулю, милорд, но, откровенно говоря, рана глубокая, и я боюсь лихорадки. Что же касается удара по голове.., ничего серьезного. Он сильный человек и так просто не сдастся.

Жозеф чуть приподнял веки, когда граф склонился над ним.

– Мадонна? – выдохнул он.

– Нет, чтобы каждый позаботился о себе, они только и справляются о здоровье друг друга. Она поправится, Жозеф, клянусь.

– Они так изувечили ее, – пробормотал корсиканец, отчаянно пытаясь не соскользнуть в пучину беспамятства. – Простите, милорд, я вас подвел.

– Не будь дурнем, старый пират! Ты едва не отправился на небеса, пытаясь спасти ее!

– Жозеф сказал, – вмешался Скарджилл, – что их было четверо, и все в масках.

– Да. И хотя я не смог увидеть лица этих животных, запомнил имена.

Граф невольно вцепился в руку Жозефа.

– Их главаря, настоящего великана, зовут Андреа. Джакомо и Джулио гораздо меньше ростом, но такие же злобные и подлые, как этот бык Андреа.

– Я убил одного и ранил другого, – сообщил граф. – Скоро мы узнаем, кто их послал. Жозеф с трудом растянул губы в улыбке.

– Мадонна ничего вам не сказала?

– Не смогла, Жозеф.

– Ему нужен покой, милорд, – перебил врач. – Синьорине требуется моя помощь?

Прежде чем граф успел ответить, Жозеф тихо пробормотал:

– Она сопротивлялась, милорд, изо всех сил, телом и духом. – И добавил, не сознавая, что его слова разрывают сердце графа:

– Они хотели, чтобы все происходило на моих глазах, но даже двое не смогли усмирить ее. Тогда Андреа и велел ударить меня по голове, чтобы остальные тоже держали мадонну. Ей плохо пришлось, милорд?

– Да, – процедил граф сквозь стиснутые зубы. Кровь стучала у него в висках. Но, почувствовав, что Скарджилл осторожно дергает его за рукав, Энтони вынудил себя говорить спокойно:

– Ты должен спать, Жозеф, чтобы поскорее поправиться.

* * *

Синьор Биссоне закончил осмотр, вытер руки и повернулся к графу.

– Вы проявили немалое умение, милорд. Я сам не смог бы лучше наложить швы. Что же касается ребер, они, вероятно, треснули, но не сломаны.

– А выкидыш?

– Она очень молода, милорд, и, очевидно, наделена прекрасным здоровьем. У вас еще будет много детей.

Он еще раз всмотрелся в синяки, покрывавшие ее тело, и покачал головой. Да, они живут в безумное время, но подобная жестокость просто неслыханна!

– Вы погостите на вилле, синьор?

– Да, милорд. И синьорина, и Жозеф нуждаются в моем уходе. Позвольте мне лишь написать записку жене.

Внезапно дверь спальни широко распахнулась, и задыхающийся Скарджилл ворвался в комнату. Синьор Биссоне поспешно укрыл девушку.

– Милорд, Франческо и его люди поймали одного из них!

Доктор взглянул на графа, и у него прошел мороз по коже. Плотно сжатые губы лорда Уэллза искривила ужасная усмешка, а глаза сверкнули дьявольским блеском.

– Вы узнали имя этой свиньи?

– Еще нет, милорд. Но это не Андреа. Худой, пониже ростом и ранен в бедро.

– Отведите его в библиотеку, – мягко приказал граф. – Я скоро буду.

* * *

Граф бесшумно переступил порог библиотеки, где уже стояли Скарджилл, Франческо, двое матросов и пленник, в грязной, промокшей от дождя одежде. Немного помедлив, Энтони осведомился:

– Джакомо?

Мужчина резко обернулся. Заросшее щетиной лицо исказилось от страха. На вид ему было лет тридцать, не больше. Залитые кровью штаны облепили ноги.

– Добро пожаловать на виллу Парезе, Джакомо, – продолжал граф, спокойно оглядывая пленника.

– Не знаю, почему ваши головорезы притащили меня сюда, – огрызнулся тот, не сводя с графа настороженного взгляда.

– Он упал с лошади, милорд, – вмешался Доннетти, – неподалеку от лачуги Ванноне. И мы нашли вот это.

Он вытащил из кармана плаща черную маску.

– Вот как! Ты, вероятно, торопился на маскарад, друг мой?

Граф медленно приблизился к письменному столу, оперся о тумбу и сложил руки на груди.

– Да, синьор, – поспешно подтвердил наемник. – Прошлой ночью моя сестра устроила вечеринку, и я не успел выбросить маску.

– Сестра, Джакомо? Позволь мне усомниться в твоих словах, приятель Создание, подобное тебе, не может иметь сестер. Говоря по правде, сомневаюсь, что ты вообще знаешь своих родителей.

Джакомо затаил дыхание и попятился назад. Граф кивнул Франческо, Доннетти и его люди схватили негодяя и грубо завернули ему руки за спину.

– Осторожно, не обижайте нашего гостя. Неужели вы не видите, что он повредил ногу? Как ты беспечен, Джакомо! Расскажи-ка, что ты делал сегодня. Нам не терпится узнать, – невозмутимо продолжал граф.

– Ничего! Я скакал в Геную, когда эти мерзавцы схватили меня. Что касается раны.., я случайно выстрелил в себя, когда чистил пистолет.

– Лживая тварь! – прошипел Доннетти, но граф нахмурился, и он счел за лучшее промолчать. Энтони поднял со стола блестящий стилет, осторожно провел пальцем по лезвию и, неожиданно шагнув вперед, взмахнул рукой. Рубашка Джакомо распалась на две части. Он взвизгнул, скорее от испуга, чем от боли. На груди у него появился кровавый крест.

– Я ничего не сделал! – простонал наемник, но тут же застыл – в спину уперлось дуло пистолета.

– Скажи, Джакомо, – задумчиво осведомился граф, – сколько человек потребовалось, чтобы держать ее?

Джакомо нервно облизнул губы. Граф – сущий дьявол с ледяной кровью!

– Сколько? – вкрадчиво настаивал граф. Джакомо скосил глаза на красный от крови кончик стилета.

– Трое, – прохрипел он, чуя, что смерть близка. Надежд на пощаду никаких.

– Хочешь сказать, что трое прижимали ее к земле, пока четвертый насиловал? Джакомо молча кивнул.

– Как звали того, которого я убил?

– Джулио.

– А Андреа, ваш главарь.., именно он разорвал ее? Джакомо, внезапно смутившись, покачал головой и бессвязно пробормотал:

– Разорвал? Нет, это, должно быть, Джулио! Она была слишком скользкой, и он взял ее сзади.

– О Боже! – отчаянно взмолился про себя Скарджилл, видя, как побелело лицо хозяина. Сейчас он вонзит стилет в грудь подлого негодяя!

Шотландец замер, ожидая удара, но длинные пальцы графа по-прежнему ласкали блестящее лезвие.

– Снимите с него одежду.

Синьор Доннетти непонимающе уставился на графа.

– Немедленно, – резко приказал тот. – Я желаю видеть этот великолепный образец мужской породы.

Джакомо пытался сопротивляться, но уже через несколько минут остался обнаженным. Энтони оглядел наемника с головы до ног, и тот затрепетал.

– Как необычно, – заметил наконец граф, – на твоем члене тоже кровь. Ты не находишь это странным, Франческо?

– Да, милорд, – простонал синьор Доннетти, не отрывая взгляда от вялого пениса Джакомо.

– И татуировка у тебя на руке. Змея, обвившая меч. Твой приятель, которого вот-вот начнут пожирать черви, тоже обзавелся такой. Твоя карьера bravi оказалась успешной?

– Наемный убийца! – потрясенно охнул Скарджилл.

Джакомо не ответил.

– Я спрошу тебя только один раз: кто нанял тебя и твоих сообщников?

Джакомо знал, что обречен. Он вел жизнь наемника вот уже пять лет и сознавал, что умрет страшной смертью, если предаст неписаные законы bravi. Кроме того, только Андреа знал имя человека, заплатившего им.

Негодяй снова облизал сухие губы и приготовился умереть. Умереть всего лишь потому, что его угораздило свалиться с лошади. На этот раз судьба сыграла с ним злую шутку.

– Не знаю, – выдавил он, вынуждая себя выпрямиться и расправить плечи.

– Имя четвертого наемника? Джакомо покачал головой.

– Ты, оказывается, глуп, Джакомо. Правда, мой друг, Хар эль-Дин ничего не имеет против глупых мужчин.., но только если они перестают быть мужчинами.

Граф с преувеличенным вниманием уставился на чресла Джакомо.

– Возможно, пирату понадобится еще один евнух для гарема. Ты станешь толстым и ленивым, Джакомо, зато сможешь до конца жизни любоваться прекрасными женщинами. Если, конечно, выживешь.

Стилет мелькнул в воздухе, и Джакомо вскрикнул. На животе у него появилась тонкая багровая полоска, с которой медленно закапала кровь.

– Крепись, друг мой. Я не хочу, чтобы ты умер. Зато вечно будешь помнить, каково наказание за насилие над женщиной, особенно если эта женщина принадлежит другому.

Граф занес над ним стилет. И без того слабый разум Джакомо не выдержал. Громко завопив, он с неожиданной силой вырвался и выхватил у Франческо пистолет.

Громкий выстрел раскатился по комнате, эхом отдаваясь от отделанных панелями стен. Лицо Джакомо исказила ужасная гримаса. Он навзничь рухнул на пол, заливая кровью ковер.

Граф швырнул стилет на стол и выпрямился. Бесстрастно оглядев зияющую рану, он переступил через мертвеца.

– Жаль, – только и сказал он и, направляясь к порогу, бросил через плечо:

– Унесите эту шваль. Меня от него тошнит.

Глава 19

Чьи-то пальцы впивались в нее, жадные грязные пальцы с обломанными ногтями, рвущими плоть. Касси вскрикнула и постаралась высвободиться, но лишь беспомощно всхлипнула, когда ее бедра грубо раздвинули и насильник ворвался в нее.

– Касси! Любимая, проснись!

Граф тряс ее за плечи, пытаясь помочь вынырнуть из темной бездны, но Касси почему-то не могла остановить душераздирающие рыдания, подступавшие к горлу. Ночная сорочка прилипла к влажному от пота телу, однако она неудержимо дрожала в ознобе.

Сильные руки сомкнулись вокруг нее, и Касси, ощутив на щеке тепло его дыхания, приникла к груди Энтони, ожидая, пока ледяной ужас разожмет свои тиски.

– Снова кошмар? – осторожно спросил он, прижимая ее к себе, и Касси прерывисто вздохнула.

– Да.

Граф пригладил ее растрепанные волосы и бережно уложил, помня об ушибленных ребрах. В тусклом свете раннего утра ее глаза казались огромными и черными.

– Все позади, Кассандра, и ты в безопасности. Клянусь, ничего плохого больше с тобой не случится.

Приподнявшись на локте, он пристально всмотрелся в нее.

– Тебе больно?

– Пожалуйста, сделай так, чтобы это кончилось, – запинаясь, пробормотала она. – Я не вынесу.., все повторяется снова и снова, совсем, как наяву…

– Знаю. Не в моих силах это прекратить, но, думаю, чем быстрее ты расскажешь все, как было, тем быстрее забудешь этот ужас.

Касси нерешительно взглянула на него. В темных глазах графа светилась безграничная нежность, но девушка опустила голову.

– Ты можешь мне все рассказать? – повторил Энтони.

Касси отрицательно покачала головой. Теперь она была почти рада боли, не оставлявшей ей времени на раздумья. Граф не решился настаивать. Прошло всего два дня после случившегося, и кошмары продолжали мучить ее.

– Хочешь еще опия, сага?

"По крайней мере, – подумал Энтони, – она позволяет мне заботиться о ней”.

– Нет, от него я все время чувствую себя одурманенной.

Энтони кивнул и легонько поцеловал ее в лоб.

– Я не желаю твоей жалости! – внезапно разозлилась она, ненавидя в эту минуту себя и его. Нет, она, конечно, ничего не скажет ему: узнав правду, он с отвращением отвернется от нее – ведь сама Касси испытывала по отношению к себе только брезгливость.

– Жалости? – переспросил граф, удивленно хмурясь.

Касси закрыла лицо руками.

– Я знаю, ты, должно быть, презираешь меня и поделом – ничего, кроме омерзения, я недостойна. Пятеро мужчин забавлялись со мной.

У графа перехватило дыхание. Пятеро! Нет, их было четверо! Жозеф говорил так уверенно!

– Кассандра, ты сказала пятеро, но их было четверо!

Касси оцепенела. Она сама не сознавала, что говорит, и хотя пыталась припомнить яснее, мысли путались. Только в кошмарах к ней возвращалась память.

– Пусть он вечно гниет в аду, – медленно выговорила она.

– Кто? – охнул граф, садясь.

Касси моргнула и уставилась в какую-то точку за плечом графа.

– Там был пятый.., их главарь. Жозеф лежал без сознания, и я считала, что он мертв. Когда я умоляла этого человека позаботиться о нем, тот ответил: “Пусть он вечно гниет в аду”.

– Так Жозеф не видел его?

– Нет, он пришел позже. – Образ неизвестного расплывался перед глазами. – Он чем-то отличался от остальных.., и не насиловал меня. Но именно этот, пятый, приказал нас убить.

– Чем он отличался, сага? – спросил граф, вынуждая себя говорить как можно спокойнее. Касси беспомощно покачала головой:

– Не знаю.., не могу вспомнить.

– Это не имеет значения, Касси, – мягко шепнул граф.

– Жозеф сказал, что ты убил двоих, Джулио и Джакомо.

Касси вспомнила серое от боли лицо корсиканца. Граф принес ее в спальню Жозефа и даже оставил их на несколько минут наедине.

– Что еще Жозеф говорил тебе?

– Что эти люди – bravi. У каждого татуировка на руке – змея, обвившая меч.

Широко раскрытые синие глаза с недоумением уставились на графа.

– Но кому понадобилось убивать нас?

– Не знаю, Кассандра, но обязательно найду остальных и добьюсь признания, – пообещал граф и, слегка улыбнувшись, добавил:

– Кажется, Жозеф – настоящий кладезь сведений.

– Он выживет?

– Не знаю, Кассандра. Жозеф уже не молод, а рана тяжелая.

Касси поскорее отвернулась, чтобы скрыть готовые хлынуть слезы. Граф погладил ее по голове:

– Может, попробуешь заснуть, сага? Но ядовитая горечь внезапно затопила сердце. Касси, задохнувшись, пробормотала:

– Ребенок. Я потеряла ребенка.

Энтони судорожно прикусил губу, боясь выплеснуть бессильную злобу на тех, кто осмелился сделать такое с женщиной, которую он любил.

– Кассандра, послушай, – с трудом выговорил он наконец. – Мне жаль наше дитя, но ты для меня важнее всего на свете. Пожалуйста, поверь мне и забудь о своей несуществующей вине. Главное – ты жива, и я люблю тебя. Остальное не имеет значения.

Одинокая прозрачная капля сорвалась с ее ресниц и поползла по щеке. Энтони быстро смахнул ее.

– Подумай, сага, – пошутил он, – как только ты поправишься, снова сможешь в любую минуту дать мне нагоняй, если посчитаешь, что я становлюсь невыносимым тираном.

Касси проглотила слезы и вынудила себя улыбнуться.

– Ты всегда будешь тираном, – прошептала она, уткнувшись носом ему в ладонь.

* * *

На следующее утро синьор Биссоне, уставший и угрюмый после очередного визита к Жозефу, постучал в дверь спальни, где граф сидел подле Касси. Накануне вечером доктору пришлось покинуть виллу, чтобы принять роды у Катерины Пизани. Дав жизнь маленькому сыну, женщина умерла на рассвете от потери крови.

– Просто поразительно, – пробормотал он, покачивая головой, – почему Господь в своей бесконечной милости предпочел загасить жизнь девятнадцатилетней девочки.

– А Жозеф? – резко спросил граф. Синьор Биссоне извинился за свою невольную бестактность и печально нахмурился:

– Милорд, будь он молод и здоров, его лихорадка тревожила бы меня меньше. Я, конечно, удалил гной из раны. Но у корсиканца не было времени восстановить силы. Он стар, ваша светлость.

– Что вы хотите этим сказать? – нетерпеливо спросил граф.

– Он не выживет.

– Нет! Этого не может быть! Касси вскочила, прижимая к себе одеяло, и лихорадочно затрясла головой:

– А я говорю, он поправится! Я сама стану ухаживать за ним! У него сильная воля, он не позволит лихорадке убить себя, когда даже эти негодяи не смогли его прикончить!

Задохнувшись от возмущения, она замолчала. Доктор с каким-то странным выражением уставился на нее.

– Ты говоришь по-английски, Кассандра.

– Простите, – промямлила она.

– Синьорина говорит, что при надлежащем уходе Жозеф может поправиться.

Синьор Биссоне осторожно поставил на стол хрустальный бокал и отвесил поклон графу.

– Вполне возможно, ваша светлость, – сухо заметил он. – Я велел этой женщине – Марине поить его отварами. Если ему станет хуже, я, конечно, немедленно вернусь. Но так или иначе, сегодня вечером я снова его осмотрю.

– Только вечером?!

Доктор мрачно воззрился на молодую женщину. Он не знал, кем она доводится графу, но, по-видимому, придется проявить снисходительность, хотя бы из-за состояния несчастной. Слишком много ей пришлось пережить!

– Боюсь, в этом случае медицина бессильна, синьорина.

– А я боюсь, ваше отношение к больному не имеет ничего общего с медициной.

Граф заметил, как врач оскорбленно поджал губы, и поспешил вмешаться.

– Я знаю, вы делаете все, что можно, – вкрадчиво начал он. – Мой лакей, Скарджилл, обладает немалым опытом в лечении подобных лихорадок. Благодарю вас, синьор, за помощь.

После ухода доктора граф обернулся к Касси, намереваясь сделать ей выговор, но, увидев ее потрясенное лицо, тотчас же прикусил язык.

– Пожалуйста, отнеси меня в комнату Жозефа, – попросила она.

Граф завернул ее в тяжелое одеяло и осторожно поднял на руки. Несколько часов спустя, когда Жозеф наконец впал в беспокойный сон, Энтони отнес Касси назад.

– Не хочу, чтобы ты переутомлялась, малышка. Тебе пора немного отдохнуть.

И отвечая на ее невысказанный вопрос, кивнул:

– Я останусь с ним.

Граф взглянул на часы, стоявшие в комнате Жозефа. Было четыре утра, и Кассандра наконец задремала.

Энтони всмотрелся в лицо корсиканца. Раненый неровно, тяжело дышал. Впалые щеки горели от жара. Сухая, сморщенная кожа напоминала пергамент. Граф впервые осознал, что Жозеф действительно старик. Он и без доктора понимал, что корсиканцу не протянуть долго. Горло сжала спазма, глаза подозрительно защипало. Энтони взял бессильно повисшую руку Жозефа и еле слышно сказал спящему:

– Я не хочу терять тебя, дружище. Мы много лет были вместе. Помнишь тот вечер, когда синьор Доннетти, пьяный до беспамятства, подслушал, как испанский капитан хвастался своей отвагой и смеялся над трусостью генуэзцев? А ты, храбрый дурачок, рисковал жизнью, спасая его от пяти испанских матросов, решивших вышибить мозги итальянцу!

Граф немного помолчал, вспоминая, как Франческо, человек сдержанный и молчаливый, смеялся и сыпал ругательствами, когда Жозеф тащил его, связанного по рукам и ногам, на “Кассандру”, стоявшую на якоре в гавани Кадиса.

– Помню.

Энтони вскинул голову, уставился в затуманенные болью глаза Жозефа и, к собственному потрясению, заметил в них веселые искорки. Раненый рассмеялся, но тут же закашлялся.

– Бедняга Франческо, он до того допился, что даже не понял, как велика опасность. После той ночи он несколько дней клял меня, называя надоедливым ослом, который вечно лезет не в свое дело.

– Франческо будет здесь завтра или послезавтра. Он в Палермо.

Пальцы Жозефа чуть сильнее сжали руку Энтони.

– Жаль, что я больше не увижу его. Вы передайте ему, что это он был дураком, хорошо?

– Лучше ты сам все скажешь, дружище. Надсадный, хриплый кашель снова вырвался из груди Жозефа. Раненый так ослабел, что стал задыхаться. Граф быстро приподнял его и держал, пока не прошел приступ.

– Не сдавайся, Жозеф. Кассандра все время твердит доктору Биссоне о твоей несгибаемой воле.

Он зарылся лицом в седую шевелюру старика, не в состоянии вымолвить ни слова.

Жозеф вздохнул, и граф осторожно опустил его на подушки.

– Это у мадонны непреклонная воля, ваша светлость. Я хотел бы, чтобы мое заживо гниющее тело обрело вечный покой, но она и помыслить об этом не может. Я пытался сказать ей, что уже стар, что доволен своей долей, но она упрекает меня и отказывается слушать. – На потрескавшихся губах заиграла улыбка.

– Она очень любит тебя, Жозеф, как, впрочем, и я.

– Мадонна еще не сталкивалась со смертью по-настоящему близкого человека. Нет, не упоминайте о ее отце. Он, должно быть, просто мерзавец, хотя она, конечно, так не думает.

Граф видел, что каждое слово дается ему с огромным трудом.

– Отдохни, Жозеф. Мы еще поговорим, после того как к тебе вернутся силы.

– У меня больше не осталось сил, ваша светлость. Вы же не слепой, и не стоит заблуждаться относительно моей участи.

Жозеф на несколько минут замолчал, а когда заговорил снова, граф увидел, как решительно сверкнули его потускневшие глаза.

– Я пытался говорить с ней о том, что произошло. Вы должны исцелить ее, ваша светлость. Она мужественная девочка и притворяется, что жажда мести вытеснила из души страх. Но это не правда – Знаю.

– Обладай Мария таким же неукротимым духом, возможно, моя Жизнь была бы совсем другой. Берегите ее, милорд. Она пока сама не понимает, что ее судьба связана с вашей.

Граф медленно кивнул.

– Жозеф, – начал он, но тоска снова сдавила грудь.

– Спасибо за то, что ублажили прекрасную Забетту. Мне не хотелось бы кончить жизнь евнухом в гареме Хар эль-Дина. Прощайте, милорд.

– Нет!

Короткое слово взрывом отдалось в ушах графа, хотя с губ сорвался лишь еле слышный шепот. Он оцепенело смотрел на руку Жозефа, недвижно лежавшую в его ладони. Глаза корсиканца казались ясными, но незрячими. Боль ушла навсегда. Энтони осторожно опустил веки покойного. Он не помнил, сколько времени просидел, глядя на Жозефа. На сердце тяжким грузом давили невысказанные слова.

Наконец Энтони поднялся и прикрыл одеялом лицо усопшего.

– Прощай, старый друг, – вздохнул он и задул единственную свечу. Выйдя из комнаты, Энтони направился в сад и сел на мраморную скамью. Тонкий серп луны освещал дорожки. Только на рассвете граф поднялся, размял затекшие члены и, вздохнув, взглянул на окна спальни.

– Кассандра.

Кто-то тряс ее за плечи. Глаза Касси широко открылись. Она безмолвно воззрилась на Энтони, боясь заговорить, словно зная, почему он ее разбудил.

– Все кончено, сага. Пойдем, нужно попрощаться.

– Когда?

– Около часа назад. Он отошел спокойно, Кассандра. Последние его слова были о тебе.

Энтони помог ей подняться и надеть пеньюар. Он ожидал слез и проклятий, но лицо девушки было спокойным и замкнутым. Он оставил их наедине. Когда Касси наконец вышла из комнаты, глаза ее были холодны и бесстрастны.

– Ты поможешь мне пойти на похороны, хорошо? – только и спросила она.

– Да, Кассандра, – кивнул Энтони и понес ее обратно в спальню.

* * *

Касси плотнее закуталась в черный бархатный плащ, но промозглая сырость, казалось, проникала до самых костей. Она тяжело опиралась на руку графа – ноги отказывались ее держать.

"Мы все похожи на черных ворон, – подумала девушка, осматриваясь. – Даже священник”.

Синьор Доннетти и вся команда яхты стояли вокруг могилы, склонив головы. Чезаре тоже приехал, как подозревала Касси, из уважения к сводному брату, поскольку едва знал Жозефа и теперь нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Энтони смотрел куда-то вдаль.

Синьор Монтальто подхватил насморк и выглядел жалким и нахохлившимся. Были еще люди, которых она не узнавала. Касси прислушивалась к монотонной латинской речи, но слова утратили для нее всякий смысл. Задыхаясь под черной вуалью, девушка откинула ее на лоб, не подозревая, что святой отец счел это величайшим неуважением к покойному. За эти дни она почти ничего не ела, и сейчас перед глазами у нее все расплывалось. Холмик земли над могилой почему-то угрожающе рос, грозя поглотить ее.

Касси почувствовала прикосновение руки графа, но продолжала упрямо смотреть вдаль, от души желая, чтобы священник поскорее замолчал. Она всегда думала, что люди, посвятившие себя Богу, лишены радостей плоти и должны быть тощими аскетами, но этот напоминал бочонок с салом.

Касси покачала головой, ругая себя за нечестивые мысли. Ей следовало бы думать о Жозефе, но она отказывалась верить, что в дубовом гробу лежит тот, кого она знала и любила.

Наконец священник закрыл Библию. Касси на мгновение прикрыла глаза, а когда очнулась, люди уже расходились, тихо переговариваясь. Она хотела обратиться к графу, о чем-то беседовавшему со святым отцом, но внезапно услышала тихие слова, слова, и без того высеченные огненными буквами у нее в мозгу.

– Pazza fragitara nigli inferno. – Пусть он вечно гниет в аду.

Касси в ужасе огляделась, но вокруг были торжественно-серьезные лица, знакомые и незнакомые. Она лихорадочно дернула за рукав Энтони, не обращая внимания на священника, взиравшего на нее с неприкрытым неодобрением. Энтони, нахмурясь, посмотрел на нее, явно рассерженный столь неуместным вмешательством.

– Он здесь! – охнула девушка. – Я слышала его.., он здесь!

Земля неожиданно стала уходить у нее из-под ног, и Касси второй раз в жизни потеряла сознание. Граф едва успел подхватить ее и окликнул Доннетти:

– Франческо, скорее!

– Что случилось, ваша светлость? Граф наспех объяснил, в чем дело.

– Собери своих людей. Приведи каждого, кого они не знают, на виллу.

Но, даже отдавая приказ, он понимал, что все напрасно. Многие из скорбящих уже покинули кладбище.

– Потрясение оказалось для нее слишком сильным, Антонио?

Чезаре сочувственно вглядывался в бледное лицо девушки.

" – Похоже. Она услыхала голос одного из похитителей. Если можешь, Чезаре, обойди всех и посмотри, не покажется ли кто-то тебе подозрительным. Мне доставит огромное удовольствие расправиться с ублюдком в день похорон Жозефа.

Касси, почувствовав, что ее укачивает, попыталась приподняться.

– Лежи, сага, – велел граф, покрепче обнимая ее.