Текст книги "Хозяин Соколиного гребня"

Глава 24

Куда же подевалась Кири? Клив уже искал ее и в овчарне, и в уборной, и в бане. Где же она? Он обернулся, еще раз посмотрел на крепость, но среди стоящих там людей его дочери не было. Он направился к ячменным полям, чтобы поискать ее там.

В большом общем зале Кинлоха Варрик как всегда стоял на деревянном помосте, холодно взирая на собравшихся внизу людей, которых сегодня было более пяти десятков. Спокойным, бесстрастным голосом, который, казалось, звучал прямо с почерневших от копоти потолочных балок, он произнес:

– Аргана, я приказываю тебе подойти ко мне.

Чесса нахмурилась. Куда подевался Клив? С какой стати Варрик подзывает к себе Аргану? Она повернулась, чтобы посмотреть на Атола, который стоял рядом с Игмалом и его воинами, и не увидела на его лице ни малейших признаков страха. Напротив, его тощая физиономия выражала полное довольство жизнью. Более того, вид у него был откровенно торжествующий. Чесса встревожилась. О боги, что же здесь затевается?

Аргана, высокая, прямая, горделивой поступью приблизилась к помосту, где стоял ее муж, и, остановившись, вскинула голову, чтобы посмотреть на него:

– Я здесь, Варрик, мой господин. Что тебе угодно?

– Скоро узнаешь. А теперь ответь мне, Аргана: согласна ли ты с тем, что наш сын Атол еще очень юн? Что он еще мальчик?

– Да, ведь ему всего лишь шестнадцать лет. Однако он уже почти мужчина. Ты сам начал подыскивать ему подходящую жену. Ты говорил мне, что хочешь женить его в самом ближайшем времени. Ты бы не стал устраивать его брак, если бы считал его мальчиком.

– И все же он еще не вошел в разум. Он до сих пор легко поддается влиянию тех, кого он уважает и любит, тех, кому он верит. Например, твоему влиянию, Аргана.

– Надеюсь, что он всегда будет прислушиваться к моему мнению, мой господин. Даже тогда, когда достигнет твоих лет.

Варрик смотрел на жену молча, но Чесса ясно видела, что ее оскорбительный ответ привел его в ярость. Внезапно из распахнутых ставней за его спиной подул ветер. В руках владетель Кинлоха держал бурру, и его длинные белые пальцы поглаживали ее пеструю поверхность. Люди вокруг Чессы тихо переговаривались, и в их приглушенных голосах ей слышался страх. Но где же Клив? Она оглянулась и посмотрела туда, где стояли Меррик и Ларен. Ларен держала на руках Кири. У малышки был недовольный, скучающий вид, но она вела себя смирно.

Ветер постепенно ослаб и стих. Варрик по-прежнему молчал – похоже, он ждал, когда и внутри, и снаружи крепости воцарится полная тишина. Бурру он снова убрал в футляр, висевший у него на поясе, причем сделал это быстро и как бы украдкой. Интересно, подумала Чесса, видел ли кто-нибудь еще, что он держал в руке эту бурру, когда вдруг поднялся ветер?

Наконец Варрик заговорил снова.

– Мать имеет большое влияние на своих детей, и особенно – на сыновей, – сказал он.

– Да, – тихо ответила Аргана. – Обычно так оно и бывает. Но только не здесь, не в Кинлохе. Атол слушается только одного человека – тебя, господин мой Варрик. Все здесь слушаются только тебя и исполняют только твои приказы.

– Разве не ты назвала Чессу ведьмой?

– Да, я. Она ведь и впрямь ведьма. Разве ты сам не говорил нам, что ее отец Хормуз самый великий чародей, которого ты знал?

– Не ты ли сказала своему сыну Атолу, что она ведьма и лучше бы ей умереть?

– Нет, этого я не говорила.

– Но ты ведь именно так считаешь, верно? Аргана медленно повернула голову и посмотрела на Чессу. Ее брови слегка сдвинулись, как будто она старалась, но не могла понять чего-то, чего ей следовало бы понять. В ее взгляде не было особой неприязни, в нем читалось только замешательство.

– Ну.., возможно, – сказала она, и всем стало ясно, что она колеблется, что ей невдомек, куда именно клонит Варрик. Чесса почувствовала, что покрывается гусиной кожей. Ей было страшно. Где же Клив? Почему его здесь нет?

– Атол рассказал мне, что именно ты велела ему убить Клива и всех тех, кого он привез с собой, включая его маленькую дочь и Чессу. Он сказал мне, что во всем виновата ты, а он только исполнял твои желания и твои приказы.

– Нет, ничего такого я ему не говорила. Клив твой сын. Для чего мне просить одного твоего сына убивать другого?

– Ах вот оно что, Аргана! Значит, ты называешь своего любимого сына лжецом и желаешь, чтобы я вонзил ему между ребер нож за его предательство?

Аргана улыбнулась:

– Как ловко ты все повернул, муж мой. Я задам тебе только один вопрос: зачем? Варрик не ответил на ее вопрос.

– Атол научится ходить дорогой чести, – сказал он. – Он раскается и пожалеет о том, что сделал сегодня. Потому что у него больше не будет матери, которая подстрекала бы его к предательству и насилию.

Он вытащил из-за пояса длинный узкий нож и медленно двинулся к Аргане. Та стояла неподвижно, не отводя от него взгляда, примирившись со своей участью.

Чесса не могла поверить своим глазам. Аргана покорно стояла и смотрела, как Варрик приближается к ней с ножом в руке, готовясь вонзить его в ее сердце.

Все его разглагольствования сводились к одному – убедить всех, что именно мать побудила Атола прибегнуть к насилию.

Чесса закричала:

– Не смей убивать ее, Варрик! О боги, что ты делаешь?!

Она как безумная бросилась к Аргане, оттолкнула ее в сторону и преградила дорогу Варрику, который был уже совсем близко и высоко поднял правую руку с ножом, чтобы нанести удар.

– Нет, я не верю, что ты способен это сделать! Послушай, Варрик, ты не убьешь ее, слышишь? Я тебе не позволю. Чтобы добраться до нее, тебе сначала придется убить меня.

Атол завопил:

– Убей ее, отец! Убей их обеих! Избавь меня от этой ведьмы и от вероломной матери.

Чесса пристально посмотрела на Варрика и сказала так же негромко и спокойно, как говорил он сам:

– Видишь, какого урода ты породил? Он заслуживает смерти. Клянусь богами, мне жаль, что Клив удержал мою руку и я не всадила нож в его черное сердце. Что с того, что он еще юн? Повзрослев, он не исправится, а только станет еще более жестоким, глупым и бесчестным. Но он вырос из твоего семени, поэтому ты защищаешь его и перекладываешь вину на его мать. Тогда уж лучше обвиняй во всем себя, проклятый ублюдок!

– Отойди, Чесса.

– Какой убедительный у тебя тон, Варрик! Как раз то, что надо для могучего чародея! Но я не отойду. Я не позволю тебе убить Аргану. Она всего-навсего назвала меня ведьмой, но что в этом дурного? Ты и сам считаешь, что я ведьма, более того, ты молишься богам, чтобы это было именно так. Так не обвиняй же ее в том, в чем она не виновата. Обвиняй того, кто действительно виноват.

– Отойди, Чесса.

Аргана попыталась оттолкнуть Чессу в сторону. Она была выше и на вид казалась сильнее, но ей не удалось сдвинуть Чессу с места ни на дюйм.

– Нет, – проговорила Чесса, не отрывая взгляда от лица Варрика, который продолжал пристально смотреть на нее. Его золотистый правый глаз горел, как полуденное солнце, голубой левый походил цветом на гневное беснующееся море, тело было совершенно неподвижно, а в правой руке по-прежнему холодно блестел нож.

– Не мешай мне, Аргана. Я не позволю ему убить тебя, я так решила. Не лезь в это дело. Я не дам тебе умереть вместо твоего сына. Я все думала: куда же подевался Клив? Но потом я сообразила: это ты, Варрик, куда-то услал его. Ты боялся, что если он будет здесь, то захочет защитить свою сестру. Ты был прав, он непременно встал бы на ее защиту. Он привез тебе Атола, чтобы ты покарал его, но вместо этого ты пытаешься убить мать Атола, свою жену. Почему, Варрик? Почему?

– Отойди в сторону, Чесса. Аргана, пусть она мне и жена, должна заплатить за свое предательство. Ее наказание – смерть.

– О проклятие, но почему? – взревел возмущенный Меррик и, оставив жену, загородил собою Чессу. – Только попробуй тронуть Аргану, и я сразу же прикончу тебя, а потом этого маленького поганца, который вырос из твоего семени.

– Это не твое дело, Меррик из Малверна. Отойди в сторону и уведи Чессу.

– Скажи нам, Варрик, зачем ты хочешь это сделать? – воскликнула Чесса, схватив Аргану за запястье, чтобы она не ринулась вперед.

– А ты подумай получше, Чесса, и ты тоже, Меррик. Он хочет избавиться от моей сестры, потому что не желает, чтобы она оставалась его женой.

Чесса резко обернулась, продолжая, однако, стоять между Варриком и Арганой.

– О Клив, ты здесь! Благодарение богам, наконец-то ты пришел!

Ей хотелось броситься к нему, но она не решилась это сделать. В глубине души она точно знала, что стоит ей отойти, как Варрик убьет Аргану.

– Да, я вернулся. Он сказал мне, что Кири убежала от Игмала, и я пошел искать ее. Но, оказывается, все это время она была здесь, с Ларен и Мерриком. Я ведь правильно угадал, не так ли, господин мой Варрик? Мы прибыли сюда два дня назад, и ты решил убить Аргану, чтобы заполучить Чессу, мою жену, дочь чародея Хор-муза. Но как же ты собирался это сделать? В чем состоял твой план? Ведь Атол легко мог убить Чессу заодно со всеми нами: в его распоряжении было не меньше сорока бандитов, готовых на все.

– Это Аргана, а не я, хотела смерти Чессы, – сказал Варрик. – Разве ты этого еще не понял, Клив?

– Нет, – ответил Клив, медленно качая головой. – Я думаю, Атол просто перестарался, выполняя твое пожелание. Он хотел убить нас всех, включая и мою жену. Если бы он выиграл, отец, ты бы проиграл, потому что Чесса все равно бы тебе не досталась. И кого бы ты обвинил тогда? Кому бы пришлось заплатить жизнью за твою неудачу?

– Ты ошибаешься, Клив, ты ничего не понял. Однако Клив продолжал:

– Но у Атола ничего не получилось. Чесса не погибла, и я тоже. Скажи, отец: что же ты собирался делать, покончив с Арганой? Убить меня, своего сына? А потом заставить Чессу выйти за тебя замуж? Клянусь богами, отец, ты не знаешь мою жену. Если бы я погиб по твоей вине, она бы тебя наверняка убила.

Варрик медленно опустил нож и вложил его в ножны. Он долго молчал, потом заговорил своим обычным, звучным, спокойным голосом:

– Чесса – всего лишь еще одна женщина, каких много. Я не хочу ее. С какой стати мне ее хотеть? Ведь она твоя жена. – Потом, не меняя тона, он обратился к Аргане:

– Аргана, принеси мне меду. Я хочу пить.

Аргана молча повернулась и направилась к огромной бочке, в которой обитатели Кинлоха держали мед. Мужчины, женщины и дети поспешно расступились, освобождая ей путь.

Варрик смотрел ей вслед.

– Ответь мне, отец, – настаивал Клив. – Так что же ты собирался сделать? Убить своего собственного сына?

Варрик только молча замахал рукой, ожидая, когда Аргана вручит ему серебряный кубок с медом. У Клива промелькнула мысль: интересно, у кого он украл эту вещицу? Варрик, не спеша, выпил кубок до дна, бросил его одному из своих людей, который ловко подхватил его, а затем вытер рот тыльной стороной своей безупречно белой руки.

– Ответь мне, – повторил Клив. Варрик тихо произнес:

– Твои слова причиняют мне боль, Клив. Я твой отец. Я не хочу убивать Атола, потому что он тоже мой сын. Я считаю, что именно Аргана, его мать, толкнула его на это вероломство. Вот я и пытался покарать виновную. Твои слова, Клив, глубоко уязвили меня. Ты должен поверить, что я не хочу твою жену. Не знаю, откуда у тебя появилась подобная мысль.

Клив досадливо отмахнулся от его уверений:

– Ты бы убил Аргану, если бы не вмешательство Чессы.

Варрик перевел взгляд на нее:

– Зачем, принцесса? Зачем ты спасла ее? Я считаю, что именно она виновна. Ведь и ты ее подозревала, не так ли?

Чесса покачала головой, и на ее лице мелькнуло отвращение:

– Тебя с нами не было, Варрик. Ты не видел, что сделал Атол. Ты не слышал, что он говорил. Он был как шелудивый пес, обвиняющий нас в том, что на нем так много блох. Он недостоин такого отца, как ты, и такого брата, как Клив.

– Она права, господин Варрик, – вмешался Игмал, выступив вперед. – Я уже рассказал тебе, как все произошло. Атол не заслуживает твоего снисхождения.

– С Атолом поступай как хочешь, – сказала Чесса, – но Аргану не трогай. – Она взглянула на Клива, тот кивнул, взял ее за руку и притянул к себе.

Варрик улыбнулся, потом рассмеялся. Его смех оказался звучным, скрипучим и пугающим, потому что он не смеялся много лет. Все ошеломленно воззрились на него, однако никто не произнес ни слова и не сделал ни единого движения. Чессе показалось, что она чувствует даже запах их страха. Безмолвие огромного зала, тягостное, гнетущее, было полно этим запахом, накопившимся за много лет.

– Неужели ты, глупая женщина, воображаешь, будто можешь помешать мне сделать то, что я хочу?

Чесса отпустила руку Клива, спокойно взошла по ступеням помоста и встала перед Варриком. Глядя на него снизу вверх с таким видом, будто перед нею было просто насекомое, она сказала:

– Если ты причинишь вред Аргане, я убью тебя, и никто никогда не догадается, как я это сделала. Аргана права – я ведьма. Я дочь Хормуза, величайшего колдуна, который когда-либо жил на свете. Ты сам так сказал. Ты сам сказал, что я, его дочь, унаследовала его колдовскую силу. Ты ведь веришь в это, не так ли, Варрик? Ну так поверь и тому, что я скажу тебе сейчас. Клив – единственный мужчина, которого я люблю и которому всегда буду верна. Он и Кири – часть моего сердца, сердца ведьмы. Если кто-либо причинит им зло, он умрет. – Она по-прежнему смотрела на Варрика, но заговорила громче:

– Ты слышал, что я сказала, Атол? Надеюсь, что слышал, потому что, если ты попытаешься навредить тем, кто мне дорог, я сделаю так, что ты умрешь в тот же день, еще до того как зайдет солнце. Не сомневайся – я на это способна. Были такие, которые сомневались, и им пришлось горько об этом пожалеть.

Она не стала ждать, что ответит Варрик, только молча повернулась на каблуках, спустилась с помоста и, ни на кого не глядя, подошла к мужу. Приблизившись к нему, она улыбнулась и подмигнула. Клив долго молча смотрел на нее. Он знал, что никто, кроме него, не заметил ее подмигивания. Наконец он заговорил так тихо, чтобы слышала только она:

– Теперь я уразумел, что имел в виду Керек. Но послушай меня, Чесса, ты играешь с тем, чего не понимаешь. Это и пугает, и сердит меня. Ты должна быть осторожной и действовать самостоятельно лишь тогда, когда это совершенно необходимо, когда рядом нет меня.

Тут он осекся и досадливо тряхнул головой. Она поступила правильно. Его не было рядом, она была одна – и стала действовать по своему разумению. И она все сделала правильно: он на ее месте поступил бы точно так же.

– О боги, что же мне делать с женщиной, которая могла бы вести воинов на битву с римскими легионами? – тихо проговорил Клив.

– Это все нелепые выдумки Керека. Зачем ты их повторяешь?

– Выдумки? – эхом отозвался он. – Вот уж не знаю, выдумки это или нет. – И еще тише добавил:

– Пожалуй, мне просто-напросто придется всегда быть рядом с тобой и любить тебя крепко-крепко. Ты согласна?

Чесса вгляделась в его лицо. Она так давно хотела услышать от него эти слова!

– Да, – ответила она. – Я согласна. Я всегда буду согласна, муж мой. Всегда.

* * *

Следующие три дня миновали без происшествий. Атол старался держаться в стороне от Клива и Чессы. Что до Арганы, то она не сказала Чессе ни единого слова, но поскольку она и так всегда молчала, этому едва ли стоило удивляться. Кейман же с каждым днем хорошела еще больше, ее бело-розовая кожа сияла, как жемчуг, глаза блестели ярче полуденного солнца. Это было донельзя странно, но очевидно. Однако эта непонятная перемена не сделала ее более разговорчивой. Она молчала так же, как и ее сестра.

А вот поведение Варрика стало иным. Он по-прежнему держался отчужденно, но не со всеми. Исключением стал Клив. Варрик держал себя с ним так, словно был убежден: если он не завоюет доверие Клива, то потеряет все.

На четвертый день, когда Клив, Чесса, Меррик и Ларен прогуливались по узкой тропинке, идущей вдоль берега озера, Меррик вдруг сказал:

– Знаете, мы с Ларен решили, что нам пора возвращаться в Малверн. Мои люди соскучились по дому. Впрочем, скажу-ка я вам лучше все как есть. Они боятся, боятся этого странного места и озерного чудовища, которое Варрик называет Кальдон. Им не хочется оставлять здесь тебя, своего товарища, но они здорово боятся.

Клив посмотрел на Ларен и увидел, что ее взгляд устремлен на озеро. Он знал – она высматривает там чудовище. Она только и делала, что смотрела на озеро в разное время дня, пристально вглядываясь в его поверхность.

Меррик сказал:

– Она хочет увидеть чудовище еще раз. Она хорошо разглядела его в тот день, когда на нас напали разбойники, но, по ее словам, этого недостаточно. Она хочет, чтобы чудовище приплыло к ней, чтобы она могла с ним поговорить. Тогда она сочинит о нем историю, которая сотни лет будет переходить из поколения в поколение, и люди будут продолжать верить в это чудовище и искать его, как ищет она. Ей ужасно хочется выманить эту зверюгу из глубины.

– А я видела ее вчера, – вдруг сказала Кири, и все, остановившись, как вкопанные, уставились на нее. Девочка держала в руке ярко-лиловый цветок вереска, нюхая его и важно кивая. – Игмал был прав: Кальдон не чудовище. Кальдон – большая мама, у нее много деток. Она подплыла ко мне и улыбнулась. У нее длинная шея, но она умеет наклонять ее низко-низко, так что я смогла разглядеть ее лицо. Я сказала ей, что мой отец и ты, Чесса, не такие, как господин Варрик. Мне кажется, что ей совсем не хочется подплывать на его зов. Она была очень грустная. Я смотрела на нее и чувствовала, что какая-то сила заставляет ее плыть к Варрику, когда он ее зовет. А потом она вдруг скрылась под водой, и больше я ее не видела.

Клив смотрел на свою маленькую дочь, гадая, правдив ли ее рассказ. В конце концов он решил, что это выдумка, однако ему было приятно, что Кири способна сочинить такую великолепную небылицу. Возможно, у нее есть задатки скальда и, повзрослев, она станет второй Ларен.

– Кири, пожалуйста, расскажи мне перед сном обо всем, что ты видела, хорошо? – попросила Ларен.

– Хорошо, тетя, – прощебетала Кири и побежала собирать букет вереска, такого же лилового, как синяк, который остался на бедре Чессы после вчерашних любовных утех.

Клив сказал:

– Это моя земля, я здесь родился; Чесса говорит, что где буду жить я, там будет жить и она. Она клянется мне, что любит этот дикий край и что здешний туман ласкает ее лицо, как пальцы возлюбленного.

– Неужели я и правда так сказала, Клив?

– Ну, может быть, не так красноречиво, – сказал Клив. – Как бы то ни было, мы отсюда никуда не уедем. Это мой дом, моя земля. В Малверне мне ничего не принадлежит, Меррик. Хозяин там ты, а хозяйка – Ларен. Да, друзья мои, Чесса, Кири и я останемся здесь. Мы должны остаться. У меня есть один замысел, который, как мне кажется, должен понравиться моему отцу.

– Ты мог бы вернуться в Руан, ко двору герцога Ролло, – предложила Ларен. – Мой дядя очень ценит твои дипломатические способности.

– Когда я становлюсь дипломатом, я перестаю нравиться Чессе.

– Это точно, – подтвердила Чесса. – Он тогда становится скользким, как змея. Если бы он не был таким красивым, я бы не обратила на него никакого внимания, когда он явился ко двору моего отца.

Меррик коротко рассмеялся, качая головой, и пристально посмотрел на озеро.

– Смотрите, с моря опять наплывает туман. Похоже, здесь никогда не бывает ясно. В Норвегии бывают морозы и чересчур много снега, но в летние месяцы небо почти всегда безоблачное. Оно еще красивее, чем глаза Ларен.

– Ты привыкнешь, – сказала Чесса. – Я понимаю, ты не можешь решить, что делать. Ты боишься оставить нас здесь одних. Не бойся, ведь от тебя все равно ничего не зависит. Если Варрик захочет нашей смерти, он позаботится о том, чтобы нас прикончили. И твои воины нам не помогут. Возвращайся в Малверн, к своим детям, Меррик. А наш дом теперь здесь.

Меррик покачал головой, взял жену за руку и сказал:

– Мы уедем через два дня, если, конечно, ничего не случится.

– Мне надо поговорить с Кири, – бросила Ларен и поспешила вслед за девочкой, которая пыталась погладить овцу, пасущуюся на склоне холма возле куста вереска.

– Она хочет еще раз увидеть это треклятое чудовище, – сказал Меррик. – Молю богов, чтобы это ей удалось, иначе она будет изводить меня всю оставшуюся жизнь. – Он улыбнулся и быстро зашагал вслед за Ларен.

Глава 25

Чесса доела кашу с медом и медленно облизала деревянную ложку. Мед Арганы был так же сладок, как поцелуи Клива.

– Это верно, что Меррик со своими людьми скоро уезжает? – спросила Аргана.

– Да, – подтвердила Чесса. – Им незачем здесь оставаться. А мы с мужем останемся. Дом Клива здесь, а не в Малверне.

Аргана бросила на нее взгляд, смысла которого Чесса не поняла.

– Что ты будешь делать теперь, Аргана?

– Я? Делать? Что ты имеешь в виду, Чесса? Может быть, ты хочешь узнать, что я буду делать с Варриком, человеком, который восемнадцать лет был моим мужем и который готов был убить меня без особого сожаления? Ну так вот: я не сделаю ничего. Что может сделать женщина? Ничего, разве что продолжать прислуживать своему мужу и держать язык за зубами, а может быть, даже кусать его, пока не пойдет кровь.

– Ты могла бы по крайней мере сказать ему, что он свинья.

Аргана ошеломленно уставилась на нее, потом откинула голову назад и рассмеялась. Она все хохотала и хохотала, и Чессу в конце концов тоже разобрал смех. Все глядели на них с раскрытыми ртами, украдкой ища глазами грозного владетеля Кинлоха.

– Отчего здесь нет радости? – спросила Чесса. – Нет смеха? Сейчас ты смеялась, Аргана, и это тебе очень шло, однако посмотри на своих людей! Они потрясены тем, что мы посмели смеяться; пожалуй, они даже испуганы.

– Кейман иногда смеется, – сказала Аргана, – но чтобы дать волю смеху, она уходит далеко отсюда. Я видела, как она бродит по холмам, совсем как твоя Кири. Там она собирает цветы, нюхает их и улыбается, а порой даже смеется. У нее очень приятный смех. Кейман всегда была чудесным, милым ребенком, но она прожила здесь всю жизнь, а это, Чесса, слишком долго. Ты спасла меня, а я ни разу не заговорила с тобой об этом, потому что я… – Тут она вдруг осеклась и посмотрела на порез на своем пальце. Из него шла кровь.

– Ума не приложу, как это получилось. Я даже не заметила, как порезалась.

– Ранка глубокая, и тебе нужна помощь. У меня есть немного мази, которую мне дала Мирана с Ястребиного острова. Помажь ею свой порез, и он заживет.

Чесса быстро прошла в небольшую комнату, которую занимали они с Кливом, открыла сундучок, который стоял у изножия кровати и отыскала в нем целебные травы и баночку с мазью – подарок Мираны. Она отнесла мазь Аргане.

– Втирай ее в больное место по крайней мере трижды в день, и следи за тем, чтобы рана оставалась чистой. Повязки не надо. Мирана говорила мне, что раны заживают быстрее, если их овевает воздух.

Едва Аргана успела наложить немного белой мази на порез, обе женщины почувствовали, что на них упала тень. Чесса обернулась через плечо и вздрогнула, увидев, как Варрик смотрит на свою жену, которая втирала мазь в порезанный палец.

– Что ты делаешь, Аргана?

– Я как-то порезала палец, хотя совершенно не помню – как. И Чесса дала мне немного целебной мази.

На миг на лице Варрика мелькнуло такое выражение, словно у него руки чесались вырвать у нее пузырек с мазью и бросить его в огонь в очаге, однако он только пожал плечами и сказал:

– Чесса, я хочу поговорить с тобой. Клив сейчас с Кири и Игмалом – они оба учат ее ездить верхом на пони, которого я велел Атолу привезти из Инвернесса.

Аргана даже не подняла глаз. Если ее палец, втирающий мазь, и замер на мгновение, то это было единственным свидетельством того, что она вообще слышала то, что сказал ее муж.

– Хорошо, – сказала Чесса, улыбаясь Аргане. – Не забывай, что мазь надо втирать не меньше трех раз в день. Тогда порез заживет очень быстро. А теперь, господин мой Варрик, скажи мне: о чем ты желаешь говорить со мной? Может быть, о чем-нибудь смешном? В твоем Кинлохе не хватает смеха.

– Я желаю поговорить с тобой о Кальдоне. Я позвал его сегодня рано утром, но он не явился.

– Возможно, Кальдон – не он, а она? – ответила Чесса, и голос ее был холоден, как вода горного ручья, бегущего к югу от озера и со всех сторон затененного мшистыми скалами, высокой осокой и густыми ветвями кленов. – Возможно, она просто устала от твоих приказов.

– Возможно, – сказал он так же холодно. – Я хочу, чтобы ты прошлась со мной, Чесса.

Она кивнула. У нее не было причин для отказа. Этот человек был ее тестем, и она будет жить с ним бок о бок до самой его смерти. К сожалению, в настоящий момент он выглядел бодрее того козла, от которого убегала Кири, спеша в надежные объятия Игмала. На мгновение Чессе стало любопытно: в чем заключается его магическая сила? – и она бросила взгляд на бурру, висящую в футляре у него на поясе. Она явственно вспомнила исходивший от нее пронзительный холод и пугающий жар, вспомнила, как перед ней, точно наяву, вдруг предстала ее мать. Повернувшись к Аргане, она сказала:

– Аргана, я ненадолго выйду. Мы с моим тестем идем гулять.

Чесса почувствовала, что эти простые слова разгневали Варрика, что он едва сдерживает раздражение, и это ее порадовало. Она твердо решила добиться своего – сделать так, чтобы в Кинлохе снова зазвучал смех, чтобы там стало так же шумно и весело, как в любом другом многолюдном жилище. Споры, перебранки, шутки, потасовки, крики детей – вот какой должна быть нормальная жизнь. А с гнетущим холодом и оцепенением, которые принес с собою Варрик, должно быть покончено.

– Итак, ты хочешь поговорить о Кальдон? Он продолжал хранить молчание, пока они не отошли туда, где их не смог услышать никто из обитателей Кинлоха. Здесь Варрик наконец заговорил.

– Нынче утром выдалась хорошая погода, – сказал он. – Солнечная. Чесса рассмеялась:

– Бьюсь об заклад, что это ненадолго. Здесь всегда так. Всякий раз, когда я начинала верить, что солнце будет светить ярко и долго, появлялся туман и за несколько минут заволакивал все. Хочешь, побьемся об заклад, Варрик, что и на этот раз будет точно так же?

– Почему ты не называешь меня господином?

– Ты мой тесть. Для чего мне называть тебя господином? Разве не ясно, что я и так чту тебя, поскольку ты отец моего мужа?

Он поглядел на нее так, словно хотел придушить. – Я согласен побиться с тобой об заклад, что солнце нынче будет светить ярко и долго, – сказал он, и тут Чесса заметила, что его тонкие белые руки сжаты в кулаки. – И если я выиграю, ты должна будешь кое-что для меня сделать.

– Что именно?

– Я хочу, чтобы ты родила от меня ребенка.

– – Что?! – Она смотрела на него, широко раскрыв глаза. От несказанного удивления все остальные слова вылетели у нее из головы. – Что?!

– Я не могу убить своего собственного сына и взять тебя в жены. Поэтому ты просто станешь моей наложницей и родишь от меня ребенка, а Клив ничего не узнает. Ребенок, который родится у нас с тобой, Чесса, будет еще более могущественным волшебником, чем я или твой отец. Родить его – это твой долг перед той великой древней силой, что сокрыта от смертных, ведь наше дитя унаследует способности, каких еще не было ни у кого. Забудь об этом глупом пари. Я жалею, что предложил его. То, о чем я прошу тебя, очень важно, важнее тебя или твоего мужа, важнее всего на свете. Скажи мне, Чесса, ты согласна? Согласна стать моей наложницей и родить мне сына, который станет великим чародеем?

Чесса, по-прежнему не сводя с него пристальных глаз, спокойно сказала:

– Стало быть, Клив был прав. Ты хотел убить Аргану, чтобы заполучить меня. А что ты собирался делать потом? Убить своего собственного сына?

– Нет, Клив заблуждался. Я желал убить Аргану, потому что это был вопрос чести. Я хочу тебя, Чесса, это правда, но я вовсе не собираюсь делать тебя своей женой, так как ты замужем за Кливом. Ответь же мне: согласна ли ты родить от меня ребенка?

Что же ей сказать ему? Как поступить? Она сделала над собой усилие и спокойно сказала:

– Возможно, когда-нибудь в будущем, Варрик, но не сейчас.

– Нет, мы не можем ждать. Ведь люди так недолговечны. Ты должна зачать моего ребенка сейчас.

– Я не могу этого сделать, Варрик, – все так же спокойно ответила Чесса и улыбнулась ему. – Я уже ношу под сердцем ребенка. Ребенка Клива.

* * *

– Что? Ты беременна? – растерянно переспросил Клив, глядя на нее сверху вниз. В его мозгу сразу же зароились беспорядочные воспоминания, и все слова, кроме слова “беременна”, разом выскочили из головы. Только что он страстно целовал ее, ласкал ее груди, и вдруг она без всякого предисловия выпалила эту новость. Клив потряс головой и подпер рукой подбородок, хотя это было не очень-то легко сделать, поскольку он лежал на Чессе.

– Что, Чесса, опять? Ты опять беременна от меня? А я-то думал, что ты уже бросила эти игры. Одно хорошо – по крайней мере на сей раз ты не стала утверждать, что беременна от Рагнора.

– Выслушай меня, Клив, и ты поймешь, что у меня не было другого выбора. Твой отец вознамерился переспать со мной и сделать мне ребенка.

– Что?!

Клив с такой силой хлопнул себя ладонью по лбу, что чуть не потерял равновесие.

– О всемогущие боги, за что мне такое наказание! Я уже почти взобрался на вершину наслаждения, и вдруг ты говоришь, что мой собственный отец хочет прижить с тобой ребенка! Чтоб ему провалиться, он же старик! Клянусь богами, за такое оскорбление я перережу ему горло! Теперь я вижу, что он так же вероломен, как Рагнор, только умнее его, хотя обратиться к тебе с подобным предложением было не очень-то умно. Так он, стало быть, хочет переспать с тобой? За это я убью его, Чесса, и не вздумай мне перечить!

– О нет, Клив, я не стану тебе перечить Я только попрошу тебя выслушать меня до конца. Варрик хочет сойтись со мной вовсе не потому, что он желает меня, а потому, что он всей душой верит, будто ребенок, рожденный от нашего союза, станет величайшим чародеем всех времен. По годам он годится мне в отцы, и, когда он заявил, что хочет поговорить со мной, я посмотрела сначала на него, потом на Аргану и в конце концов сказала, что с удовольствием прогуляюсь со своим тестем. По-моему, когда он услышал это, ему захотелось меня задушить, однако он сдержался. Потом он объявил, что хочет сделать меня своей наложницей и родившийся у нас ребенок станет величайшим колдуном на свете. Вот тогда я и сказала, что не могу выполнить его желание, поскольку уже ношу под сердцем твое дитя. Так что вряд ли тебе есть смысл убивать его прямо сейчас.

Клив скатился с Чессы и сел на край кровати. Его желание остыло, как остывает зола в очаге, когда ее покрывают на ночь толстыми бревнами.

– Подумать только, мой отец возжелал мою жена! Конечно, я знал, что у него на уме, но когда ты помешала ему убить Аргану, я решил, что на этом все и закончится. Он понял, что все прознали о его недостойных намерениях, вот я и подумал, что впредь он поостережется лезть к тебе с домогательствами, ан нет, он опять взялся за свое! О боги, как же мне быть? Наверное, мне все-таки придется убить его. Это бы положило конец его поползновениям раз и навсегда. Но с другой стороны, тогда Аргана с ее сыновьями и все его люди остались бы без защитника.