Текст книги "Похищенная викингом"

Он поднял его, собираясь пронзить лежащего перед ним человека.

– Торбранд! – выкрикнула Эльфвина. – Нет! Он лежит! Он беззащитен! Разве это делает тебе честь?!

Кажется, прошло очень много времени, прежде чем Торбранд повернулся и посмотрел на нее. Взгляд был таким острым, что она невольно отступила на шаг.

– Да, Эльфвина, давай спасем этого человека, который даже сейчас думает, как доберется до твоего тела, если выживет. Он уже сделал бы это, если бы я опоздал.

Она посмотрела на лежащего Бьорна, перевела глаза на Торбранда. И все еще не понимала, в чем причина столь сильного гнева, что исказил даже его лицо. Девушка вскинула голову и, кажется, сама того не желая, ответила Торбранду ледяным взглядом.

– Я не защищаю его, лишь хочу сказать, что не стоит пятнать свое имя таким убийством. Лучше предоставить королю решать, как поступить с его подданным.

Она не сомневалась, что Рагналл вынесет суровый приговор человеку, посмевшему покуситься на то, что принадлежит правителю.

Торбранд несколько минут смотрел на нее, потом перехватил меч и ударил рукояткой по голове Бьорна. Эльфвина была уверена, что человек не выдержит такой удар, однако видела, что грудь мужчины поднималась и опускалась – значит, он жив и дышит.

– А теперь, Эльфвина, – обратился Торбранд к ней уже совсем другим голосом, пожалуй, она назвала бы его нежным, – может, ты объяснишь, почему так спокойно ушла из деревни с мужчиной в тот день, когда мы должны пожениться? И выглядела, по заверению многих, вполне счастливой. Когда шла с ним в лес. – Голос его теперь стал угрожающе низким, а взгляд тяжелым. – Совершенно одна.

Глава 13

Торбранд с трудом подавил желание разорвать Бьорна на части, сотворить с ним такое, что стало бы всем людям предупреждением, что он не позволит никому прикоснуться к своей женщине. Никогда. Он будет защищать ее, надеясь тем самым умилостивить богов и заслужить прощение, что стал причиной гибели другой женщины, которой не смог помочь.

Эльфвина стояла напротив, все еще сжимая в руке кинжал, золотистые глаза сверкали. Сердце билось так сильно, что, казалось, ударялось о ребра. Платье забрызгано грязью, волосы всклокочены, на щеках румянец, однако он не видел следов, дающих возможность предполагать, что Бьорн ею воспользовался. Похоже, никаких травм тоже нет, она даже не выглядит испуганной. Только по этой причине Бьорн еще дышит. Будь на теле Эльфвины хоть крошечная ссадина, маленький синяк, страх или печаль на прекрасном лице, он, не задумываясь, лишил бы подлеца жизни. Беззащитный он или нет – не имело значения.

– Я жду ответа, – произнес он.

Бьорн без сознания, потому не представляет для него угрозы и не вызывает интереса.

Эльфвина выше вскинула подбородок, и кровь ударила ему в голову.

– Я была уверена, что он ведет меня к вашему королю, – наконец сказала она.

– По-твоему, король до рассвета гуляет по лесам Нортумбрии?

– Я слышала, что он наполовину тролль.

Торбранд нахмурился, но Эльфвина сохранила чопорный вид.

– Поверь, так многие говорят. Возможно, он сам это придумал и поддерживает в людях веру, что это правда.

– Рагналл способен убить и двадцать троллей и счесть это утренней разминкой, – проговорил норманн, сам не понимая, почему рассуждает о каких-то троллях. – Но вот что он точно никогда не сделал бы, так это не послал бы такого слабака за женщиной, важной для него настолько, что в Мерсию за ней отправил трех своих лучших воинов.

– Если Бьорн так плох, почему он вообще рядом с королем? Ведь сопровождать правителя в пути – почетная миссия, доступная лишь самым отважным, доблестным, честным.

– Бьорна взяли, но он не должен был вернуться. Зимой в лесах много голодных волков, лучше им скормить ничтожного человека. – Он покачал головой. – Тебя видели три крестьянина, которые пасли скот. Ты спокойно, даже весело шла в сторону леса, тебя никто не вел насильно, приставив нож к горлу.

– Едва ли мне было весело, ведь я не знала, чего ожидать. Скорее, я была растеряна.

– Хочешь сказать, эти слова – ложь?

– Откуда мне было знать, что он задумал? – раздраженно произнесла Эльфвина. – О Бьорне мне известно лишь то, что он приближенный Рагналла, я не сомневалась, что он пришел по поручению короля. Если ты забыл, я напомню, что я не одна из вас, только вчера твой король говорил о том, что может с легкостью лишить меня жизни, как только пожелает. А я, Торбранд, стараюсь вести себя тихо и не задавать лишних вопросов мужчинам, которые хотят меня убить. Тебе отлично известно, что совсем недавно этого желали даже два короля, но я, к счастью, пока жива.

Ему не нравилось, как она говорила, а еще меньше обращенный на него взгляд.

– Пожалуй, тебе стоит закончить участвовать в этих играх. Соблюдение хороших манер – прекрасно, но не стоит доходить до глупости.

– Вот как? – улыбнулась она, хотя взгляд был острее кинжала в руке, он хорошо ощутил, как она полоснула им по его лицу. – Значит, мне нужно прекратить пытаться подстраиваться под мужчин, которых на моем пути попадается огромное количество, и каждый настаивает, что я должна подчиняться только ему. Интересно, какой была бы моя жизнь, если бы после кончины матушки я не решила оставаться со всеми одинаково вежливой и беспристрастной? Если бы опрометчиво приняла решение и встала на чью-то сторону. Выбрала бы путь по собственному желанию, ничего не принимая в расчет. Ответила бы согласием одному из многочисленных женихов. Всего один раз в жизни позволила бы себе поступить так, как хочется.

О ее многочисленных женихах, особенно таким резким тоном, слушать было совсем неприятно.

– О судьбе можешь не думать и не тревожиться. Она найдет тебя, где бы ты ни была.

– В каждом из этих случаев я была бы уже мертва, Торбранд. Меня убили бы за предательство интересов дяди или Мерсии. По той причине, что для всех я была бы олицетворением того, что уже не вернуть. Ты серьезно полагаешь, что могло быть иначе?

– И все же ты не очень стремилась угодить мне, когда твоя жизнь была в моих руках.

Торбранд много времени провел с этой женщиной, но все же был вынужден признать, что испытывает влечение, которое приходится сдерживать по разным причинам. Они наедине в холодном лесу. Человек, осмелившийся покуситься на его собственность, повержен и лежит у его ног, а эта женщина до наступления темноты станет его женой, и не важно, что она думает по этому поводу.

Сдерживаться становилось все труднее. Правда заключалась в том, что будущее совсем его не пугало, напротив, виделось освобождением.

– Или ты хотела этого, Эльфвина? Лучше, если мерсийская принцесса погибнет от руки дикого норманна. Подумай, что о тебе говорили бы, если бы ты попала в плен, но получила свободу и рассказала, что произошло.

К его удивлению, хотя признаться он мог в этом только себе, она действительно замахнулась на него кинжалом. На него. Рассвирепевшая женщина, уверенная, что справится с любой преградой, даже с ним. Особенно с ним.

Ее глаза были светлыми, как северное лето, напоминали о землях, где никогда не заходит солнце. Гневная торжественность во взгляде. Торбранд никогда не видел женщины красивее. Никогда не желал никого так сильно. Даже ненавидел своего короля за то, что его заинтересовала Эльфвина. Как бы вырвать из сердца эти чувства и бросить в огонь? Он готов сжечь их обоих, тогда закончится эта мука от невозможности насытиться этой женщиной. И замолкнет навсегда этот голос внутри.

Несколько раз Эльфвина выбрасывала вперед руку с кинжалом, словно действительно хотела воткнуть его в грудь Торбранда. Он легко обезоружил бы ее, но не стал даже пытаться. И все потому, что и эта черта ее характера ему нравилась. Совсем недавно он был готов от отчаяния крушить горы, лишь допустив, что потерял ее навсегда. Если бы она подверглась насилию, это был бы наименьший по безрассудству поступок, на который он пошел бы.

Торбранд выжидал и наблюдал, желая понять, как далеко она готова зайти с этим кинжалом.

– Я всю жизнь была ничем, лишь удобным и всегда любезным дополнением. К тому времени, когда ты остановил меня на дороге, я уже давно не тешила себя надеждами, что каждый мужчина, приблизившийся ко мне после кончины матушки, очарован моим лицом, набожностью и прекрасным характером.

– Но такой ты известна всему миру. Желаешь услышать от меня слова похвалы? Не понимаешь, что быть знаменитой лишь этим – позор.

– Все не случайно, Торбранд! – вскрикнула она и сделала еще выпад. – Как, ты думаешь, мне удалось выжить?

– Благодаря крови, – ответил он и нахмурился, сочтя вопрос невероятно глупым. Неужели она ждала ответа? – Чему же еще?

Она вытянула руку с крошечным лезвием и сделала шаг вперед. Он мог выхватить кинжал, но не стал, происходящее забавляло. Интересно понаблюдать и узнать, чего она добивается. На что способна женщина, которую наделяли чертами святой.

– Что ж, я расскажу тебе о своей крови. – Лицо ее стало суровым, что возбуждало и радовало одновременно.

Она никогда не узнает, что он желал обладать ею каждую минуту, которую они проводили вместе. Мечтал вновь познать ее необузданный темперамент, в этом они ничем не уступали друг другу. Отныне все их битвы будут проходить только в постели. Он всегда умел ценить соперников и знал, что теперь у него есть достойный.

– С моей родословной все в порядке, она безупречна и ведет к королю Альфреду, имя которого все восхваляют, но какая мне от нее польза? Будь я сыном своей матери, кто знает, возможно, она вовсе не правила бы. Но я родилась девочкой. Королевская кровь помогла мне лишь стать способом достижения целей другими. Я – приз, который должен был достаться одному после того, как они решили бы свои споры. Я противилась этому всем нутром и боролась, Торбранд, хотя мое оружие ты можешь презирать.

– Это не так, – резко ответил он.

Эльфвина махнула рукой с кинжалом, но со стороны было непонятно, хочет ли она его ранить или просто забыла об оружии.

– Но, знаешь, мне надоело видеть эту игрушку у своего лица.

Сдвинув брови, она посмотрела на кинжал в руке, будто видела его впервые, и перевела взгляд на Торбранда. Выражение ее лица стало еще более мрачным и суровым, очевидно, в душе бушевала буря эмоций. Грудь вздымалась от тяжелого дыхания, даже сейчас, в минуты ярости, она была невероятно красива, по-другому, но не менее ярко и притягательно. Он хотел ее не меньше, чем прежде. Хотел, а она ушла в лес с мужчиной, который мог причинить ей боль, даже убить, и забыть об этом в ближайшее время не получится.

– Каждая женщина, какого бы рода она ни была, знает, какая судьба ее ждет, – продолжала Эльфвина, издав странный звук, отдаленно похожий на смех. – Надеть фату – удел немногих. – Она вздрогнула и опустила глаза.

Торбранд понимал, что причина в том, что она еще не свыклась с реальностью, с тем, что остальная жизнь ее пройдет не в монастыре. Подобные мысли были для него оскорблением, ей стоит забыть об этом, ведь ничего уже нельзя изменить. И дело не только в выборе богов, а еще в том, что теперь он будет тщательно следить за своей женщиной и ни за что не позволит подобному случиться вновь.

– Ты, конечно, полагаешь, что глупо размышлять о будущем, когда оно уже предрешено, но женщины – существа отличные от мужчин, разве не так? – В ее глазах блеснули молнии, острие кинжала было направлено на его горло. – Мужчины могут полагаться на судьбу. Женщина должна полагаться на мужчину, и, поверь, из этих двух вариантов судьба, пожалуй, милосерднее.

– Значит, ты ничего о ней не знаешь.

Она, казалось, не слушала его.

– Женщина может стать женой или просто наложницей. Добровольно или по принуждению, попав в рабство. Что бы с ней ни случилось, обязанности ее и жизнь, по сути, будут одинаковыми. Мужчинам нужно льстить и угождать. Поддерживать. Повиноваться и восхищаться. Я еще девочкой узнала, что моей матушке дозволено то, о чем не может и мечтать женщина. Но причина была не в том, что она сама этого хотела, а в том, что так было удобно ее мужу. Это устраивало ее брата, и он тоже позволял ей поступать как она хотела. Отец скончался, так и не успев выдать меня за соперника или врага, но дядя не терял времени, использовал меня по своему усмотрению. Мне оставалось только гадать, знала ли мама, что и ее силой мужчины пользовались?

– Жизнь сложна и коротка, дорогая, – зычно произнес Торбранд. – Большую часть своей я провел на войне. Там хорошо видно, кто силен, кто слаб, кто жив, кто мертв. Что еще? Мужчина должен брать все, что хочет получить, иначе сам станет жертвой. Так устроен мир. Надо уметь работать мечом, иначе тебя уничтожит тот, кто проворнее. – Он дернул плечом. – Я умею. И очень хорошо.

– Поздравляю, что у тебя есть выбор.

Торбранд пристально смотрел на ее хмурое лицо и кинжал в вытянутой руке. Грудь ее по-прежнему поднималась и опускалась довольно часто. В его голове мелькнула мысль, почему они разговаривают в такой позе, стоя лицом к лицу, ведь приятнее это делать лежа и без одежды. Так, по его мнению, лучше всего общаться с женщиной.

– Что тебя так возмущает? – спросил он и сразу покачал головой, видя, как вспыхнули глаза Эльфвины. – Я не желаю вновь слушать сказку о твоей семье и тяжкой судьбе. Вчера мы разговаривали в зале, я сказал, что женюсь на тебе, но ты была возмущена, скажи, почему?

Ее рука с кинжалом дрогнула. Казалось, на мгновение стихли все звуки в мире, слышно было лишь прерывистое дыхание. Потом с силой ударил холодный зимний ветер, ветки над головой зашевелились. В носу появился запах сырой земли, уже подтаявшей, от того чувствовалось в воздухе обещание скорого появления первой зелени.

– Ты должен был сразу признаться, что женишься на мне. – Глаза ее распахнулись и стали огромными, невероятно яркими. – Я считала себя твоей рабыней.

– Ты ошибалась, и это должно тебя радовать, не так ли? – сухо произнес он. – У тебя нет причин размахивать передо мной оружием.

– Ты должен был мне сказать, – повторила она с нажимом, и блеск ее глаз стал ярче прежнего. – Любой на моем месте так отреагировал бы, когда пытаются лишить последней надежды на свободу.

– Но разве я лишаю тебя надежды? – Изо всех сил он старался говорить спокойно, хотя готов был рычать от возмущения ее столь глупым поведением, этими словами, кинжалом, которым она пыталась ткнуть ему в лицо. А более того – необходимостью терпеть возбуждение и невозможность заключить ее в свои объятия. – Ты же сама признала, что у женщины нет выбора. Рабыня ли, жена, она всегда принадлежит кому-то. Почему не мне, раз ты, как утверждаешь, уже смирилась со своей долей.

Рука с кинжалом дернулась вперед.

– Между местом рабыни и жены есть разница!

– Не для тебя. У нас ведь уже есть опыт, – мрачно парировал он. – Если ты считала себя рабыней, должна понимать, что с тобой не обращались плохо. Поверь мне.

– Думаешь, это делает тебя лучше? Поверь и ты мне.

– Я скажу, что думаю. – Он сделал небольшой шаг, потом еще один, и встал так близко, что стоило сделать глубокий вдох – и кончик лезвия рассек бы ему кожу. Он смотрел на нее сверху вниз, каким-то чудом держа руки вдоль тела, тогда как единственным желанием было прикоснуться к ней, повалить на землю и показать, как им хорошо вместе, о чем она, похоже, забыла. – Ты предпочла бы быть моей рабыней?

Она вскрикнула и отпрянула.

– Нет же! Я предпочла бы, чтобы со мной не случалось того, что было. Для свободной женщины это позор!

Не обращая внимания на ее вспышку гнева, Торбранд продолжал:

– Но ты можешь радоваться, ведь это возможность, как ты и хотела, встать на путь мученичества. Разве это не благо для твоей христианской души? Принесение себя в жертву. Вечная борьба.

В ее золотистых глазах мелькало множество эмоций, он внимательно следил, как они менялись, хотя и не мог подобрать названия для каждой. Он подался вперед, и кончик лезвия коснулся туники.

– Неужели, Эльфвина, отдать себя северному чудищу так ужасно, что ты готова отказаться от жертвы? А ведь это и не жертва, и не страдание, верно? Как ни старайся, а отрицать чувства не получится. Отрицать то, чего ты по-настоящему хочешь.

Она побледнела и замерла.

– Ты не можешь знать, каковы мои желания.

– Могу. Ты хочешь меня, – прорычал он, и ей очень не понравилось, как кольнуло при этом сердце. И краска залила ее лицо до корней волос, подтверждая его правоту. Теперь отрицать бесполезно. – Однако одна мысль об этом – оскорбление для твоей мерсийской души. Ты предпочла бы страдания свадьбе со мной, жизни под моей защитой. О боги, ты предпочла бы оставаться рядом со мной в кандалах.

– Я не выбирала свой путь, и кандалы не выбираю, – промолвила Эльфвина, но по ее лицу было видно, какое сильное впечатление произвели на нее его слова. Рука ее ослабла, кинжал опустился. – Но ты ведь женишься на мне в любом случае, так же как и сделал меня своей женщиной – не давая мне право выбора.

– Разве не давая? А как же первая ночь, которую мы провели вместе в шатре?

– О да, хороший выбор. Голодные волки, убийцы, поджидающие за поворотом… или ты.

Торбранд рассмеялся.

– И все же выбор. Он есть всегда. Ты же хочешь выбирать из приятных тебе вариантов, а надо из того, что предоставляют нам боги. Лучше прими это сразу, нравится тебе или нет. Ни один из тех, что они дают тебе, не грозит лишением жизни, не всем так везет, помни.

– Мне стоило бы рискнуть и выбрать волков, – бросила она ему прямо в лицо. – С ними определенно договориться было бы легче, чем с тобой.

Торбранд склонился к самому ее лицу. Улыбка потухла, будто ее и не было.

– Тебе никуда от меня не деться, Эльфвина, волкам ты не достанешься. Но тебе решать, будет ли наша жизнь радостью для тебя или мукой.

Она стояла перед ним на холодной поляне, стараясь справиться с тем потоком эмоций, которые нахлынули волной. Торбранд видел, какая внутри ее идет борьба, как дрожит рука с кинжалом. Но все же он уже хорошо знал свою женщину, свою маленькую мученицу.

– Тебя раздражает совсем не то, что я с самого начала знал, что женюсь на тебе, – заговорил он, не скрывая рвущуюся наружу грустную усмешку. – Ты была моей рабыней, и роль эта тебе очень нравилась.

Как он и предполагал, увидел удивление в ее взгляде, а затем целое соцветие эмоций на лице, раскрывавшихся, сменяя одна другую, их было так много, что выражение лица было не просто определить одним словом. Возмущение. Стыд. Огонь желания горел в ней даже сейчас.

Эльфвина перестала дрожать.

– Ты демон, вырвавшийся из ада, – процедила она.

– И потому я так тебе нравлюсь, Эльфвина, – парировал он, ничуть не оскорбленный ее сравнением. – Ночью и днем, раз за разом, все больше.

Глаза ее пылали, все происходящее в душе хорошо читалось на прекрасном лице.

Она махнула кинжалом, и лезвие оставило тоненькую линию на его предплечье. Она все же рискнула. Пролила его кровь. Несколько мгновений они напряженно смотрели друг на друга. Эльфвина приоткрыла рот, словно шокированная собственным поступком, Торбранд напрягся от гнева и внезапно последовавшего за ним возбуждения. Видя, как она развернулась и побежала к деревьям, он улыбнулся, и последовал за ней, мечтая поймать и повалить на землю.

Глава 14

Эльфвина бежала, петляя между деревьями, надеясь, что ей все же удастся сбежать. Она так отчаянно этого хотела.

Сердце разрывалось от пугающих слов, сказанных Торбрандом, каждое из них будто пронзало его острой стрелой. Она твердила себе, что он не прав, что он не может знать о происходящем в ее душе, о самых тайных мыслях она никогда не осмелилась бы говорить. Нет, он неправ. Ее матерью была Этельфледа, госпожа мерсийцев. Она – внучка короля Альфреда. Она никогда не будет рабыней. Кровь ей не позволит.

Она бежала вперед, мечтая лишь увеличить, насколько возможно, расстояние между собой и отвратительным норманном, позволившим себе дерзость произнести вслух самые ужасные, самые личные ее тайны. Ветки, словно нарочно, цеплялись за волосы и одежду, а корни выползали из-под земли, чтобы она споткнулась.

В последнюю секунду перед падением ее удержала сильная рука.

В голове сформировалась мысль, что она не может больше быть покорной и услужливой. Или просто приятной и милой. Всегда соглашаться. Только не с этим мужчиной, который неторопливо сдирал с нее кожу.

Она принялась сопротивляться.

Впервые в своей жизни Эльфвина боролась, используя не слова или молчание, молитвы или благочестие. Она не улыбалась. Не была тихой и покорной. Она сопротивлялась по-настоящему, она дралась. Торбранд прижимал ее к себе, руки его были похожи на железные кольца. Она принялась бить его кулаками по груди и пронзительно закричала, откинув голову и глядя в серое небо.

– Что ж, давай, – приговаривал он с улыбкой, – выплесни все из себя.

Она ненавидела его за то, что он все понял. Знал о темных тайнах души и страстных желаниях тела. И это было правдой, она хотела его, он все понял еще раньше ее. Она всегда старалась относиться к происходящему между ними как к игре.

Она боролась из последних сил, но понимала, что проиграла, понимала, что извивается в его объятиях от стыда и горечи разочарования.

Воспоминания не давали ей покоя. Девушка помнила другие случаи, когда они были совсем рядом, как сейчас, но лежали, завернутые в его шкуры, прижимаясь друг к другу. Он проникал все глубже в нее, а она боялась оторваться даже на мгновение, лишиться приятного тепла тела, которое стало для нее самым дорогим и желанным.

Но она всегда говорила себе, что если представится шанс, то будет сражаться так же отчаянно, как мужчины, используя клинки, кулаки. И она так поступила, не сдаваясь, хотя страшная для нее правда уже всплывала на поверхность.

«Я не хочу драться с ним, это неприятно, надо признать. Я хочу драться за него. И я буду драться за него».

Торбранд был прав, он произнес то, о чем она старалась не думать. Правда заключалась в том, что она действительно считала себя его рабыней, однако, несмотря на это, получала удовольствие от жизни в домике в долине. Они тогда соединились, стали одним целым, будет ли так дальше? Каждый из них занимался разными делами, но задачи у них были одинаковые: еда, крыша над головой и поддержание огня в очаге. Между ними была настоящая близость, о которой Эльфвина слышала нечасто. И важным было не только физическое наслаждение, от которого содрогалось тело, и она громко выкрикивала его имя.

Полотно их дней было неоднородным, ведь она всегда плохо владела иглой, но существовало только для них двоих. «Их общая тайна», – подумала Эльфвина, ее она обязательно постарается сохранить. Это их личное, оно принадлежит только им. Сладкие минуты, их особенный ритм. Она любила его. Не важно, как рабыня или как жена. Как леди или как наложница. Она любила и будет любить одинаково.

Влюбилась в него в первую секунду, когда увидела на дороге в темном лесу, мрачного, будто незамечающего, что холодно и падает снег.

Эльфвина обхватила его, тяжело дыша. Заставить себя напасть на него было непросто, она должна гордиться тем, что осмелилась. И приложила все силы, которые у нее были.

Торбранд развернул ее и прижал спиной к ближайшему дереву.

– Ты меня ранила, – прорычал он, и его глаза стали такими темными, как никогда раньше.

Он выглядел очень грозным. Это должно было напугать, но нет, скорее возбуждало. Внизу живота вспыхнул огонь и быстро охватил все тело девушки. Горячее, мощное пламя, которое никогда не потухнет.

– Не похоже, что ты очень пострадал, – пролепетала она.

– Я готов это простить, – продолжал он, осклабившись, будто не слышал ее слов, – пусть это будет свадебный подарок, но знай, Эльфвина, в следующий раз, если решишься на подобное, советую очень, очень хорошо подумать.

– Торбранд! – выкрикнула она, едва сдерживая возмущение.

Она была в бешенстве. Она была в отчаянии. Она любила его больше жизни. И желала то, что было в ее понимании немыслимо. Она не представляла, что возможен союз по любви между норманном и женщиной, которую он похитил из-под стражи ее дяди, и не важно, что она была рядом с ним лишь для видимости. Было наивно на такое надеяться.

И все же она чувствовала исходивший от него жар, захватывающий и ее, вызывавший дрожь где-то в самых глубинах тела. Она жаждала большего, не останавливала даже его грубость.

И Эльфвина сказала себе, что надо не думать, а поступать так, как велят чувства. Она подалась вперед, и губы их соединились в страстном поцелуе. Она выплеснула из себя все беспокойство, стыд, страх, всю любовь, ведь теперь видела, что та взаимна.

Впрочем, это следовало понять давно, в самом начале. Он относился к ней как к женщине, хотя ей никогда не приходило в голову, что такое возможно. Дед, родители, могущественный дядя – все считали ее лишь инструментом для получения выгоды. Любимый ребенок, но все же истинное призвание которого выйти замуж, чтобы создать стратегически важный союз на благо королевства. Или в случае Эдуарда – незначительная помеха, которую можно легко устранить, чтобы расширить границы подконтрольных ему территорий. Торбранд, возможно, тоже использовал ее имя для личной выгоды, но только имя, в ней же самой он видел женщину. Свою жену. Она никогда ни для кого не была просто… Эльфвиной. До настоящего момента. И он собирался сейчас это доказать.

Он скинул с нее платье и прочие препятствия, стянул чулки до лодыжек, согнул ноги в коленях, поднял и резко вошел в ее лоно. Ощущения были такими внезапными и от того более острыми, что она откинула голову и громко закричала. От радости сдаваться и получать. От вспыхнувшей любви и страсти. Резкие толчки Торбранда дарили наслаждение не только ей, он прижимался все сильнее, будто не мог допустить малейшего отдаления. Губы почти вплотную прижались к уху, движения стали яростными.

– Если хочешь поговорить о жизненных трудностях, лучше делай в такие моменты, – хрипло произнес он. – Если захочешь пустить мою кровь, делай это лучше ногтями, а не кинжалом. И я, и ты, все мы сыграем роли в жизни. И наши такие встречи неизбежны, Эльфвина.

– Торбранд… – с трудом произнесла она на выдохе.

На большее сил не было. Потом она снова растворилась в блаженстве, и на этот раз он последовал за ней. Девушка не чувствовала ничего, кроме наслаждения от соединения, эта радость и счастье принадлежали только им.

Торбранд не пошевелился и не отпустил ее, пока не выровнялось дыхание. Она с грустью выдохнула, ощущая, как выскользнул его член, когда Торбранд отстранился. Бедрам сразу стало холодно, боль появилась в местах, где ее ударяли камни, задевали ветки, где появились ссадины, когда она падала, спотыкаясь о корни деревьев.

Она встала на землю и принялась поправлять одежду. Рука потянулась к волосам, но замерла в воздухе – она боялась, что все гораздо хуже, чем можно предположить. Она взъерошена и выглядит такой же, какой чувствовала себя из-за бушевавших эмоций.

– Сегодня ты выходишь за меня замуж, – сказал Торбранд, застегивая штаны. – Хочу услышать эти слова от тебя.

– Я выхожу за тебя замуж, – согласно кивнула Эльфвина. Ей не хотелось об этом думать. – Сегодня.

Темно-синие глаза были совсем рядом, казалось, она утонула в них, и прошла целая вечность, прежде чем девушка стала ощущать остальное, и прежде – внутреннее томление, желание, которое никогда не покидало ее, желание соединяться с мужчиной, которого она любила всем сердцем, испытывать от этого радость и счастье. Об этом нашептывал внутренний голос. Она будет жить и верить в то, во что верит его народ, в их легенды. Если им суждено вновь оказаться в Мерсии, она будет сражаться за право любить дикого норманна, и не станет скрывать свои чувства. Эльфвина дала себе слова никогда больше не скрывать себя настоящую под маской. Никогда.

– Не ожидал, – протяжно произнес Торбранд, сжал руками ее плечи и склонился так близко, что ей ничего не оставалось, как только посмотреть в его глаза. И вновь раствориться в синеве ночи. Будь у нее выбор, она предпочла бы именно это. – Не ожидал получить тебя, Эльфвина.

Ей было больно, словно он тоже ранил ее. Она потупила взгляд и грустно улыбнулась.

– Извини, если стала разочарованием.

Она привыкла к этому, ничего другого не стоило ожидать от себя после того, как она никому не была в состоянии угодить в качестве правительницы мерсийцев, которой была шесть месяцев. Впрочем, сейчас ей гораздо хуже. Тогда она думала, чтобы выжить, но после встречи с Торбрандом начала желать от жизни большего. Настолько, что перехватывало дыхание. В этот зимний день она узнала нечто очень важное – она не сильна в кулачном бою, но у нее есть другое оружие, которое всегда принесет победу. И она готова им пользоваться. Это и есть выбор, который она делает.

– Я ошибался, – продолжал Торбранд, крепко обнимая ее, что вызвало прилив восторга. – Для меня принцесса из Мерсии была лишь поручением короля, которое необходимо было выполнить. Я поклялся в верности моему королю, потому это было делом чести, хотя и не принесло бы мне славу. Я дал слово выполнить, как и все, о чем он просил меня ранее.

– Ты очень преданный, – ласково произнесла Эльфвина. – Все короли мечтают о таких приближенных, а находят, как правило, подобных тем, которые бросили меня на дороге.

Торбранд нахмурился и покачал головой.

– Я ожидал увидеть избалованную, вредную девчонку, ни на что не годную. Я решил, что в любом случае отвезу ее в дом, который подготовил, и посмотрю, что из этого выйдет. Конечно, дальнейшие планы это не изменило бы, но прежде, чем отправиться на остров на западе, я хотел узнать, умеет ли эта женщина вести хозяйство, обращаться с огнем, печь хлеб. И готовить эль.

– А если бы я не оправдала надежды?

Она была не совсем уверена, что хочет услышать ответ.

– Я все равно взял бы тебя за море, даже если бы ты ничего не умела. Но наша жизнь была бы другой. Мне пришлось бы искать жилье в деревне. Я решил, если ты все же умеешь хоть самую малость, я отвезу тебя на землю, которую прошлым летом объявил своей.

– Надеюсь, я прошла испытание для… невесты?

– Эльфвина. – Торбранд издал звук, который она сочла смехом, однако лицо его оставалось серьезным. – Ты меня не слушаешь. Меньше чем за день я совершенно забыл, что выполняю задание.

Она едва слышно перевела дыхание от наслаждения теплом его рук.

– Это очень важно.

– И это не все. Короткая жизнь с тобой в тишине позволила многое обдумать и вспомнить, что я мечтал не только о славе, которую добывают в бою, работая мечом, но и о другом. – Он провел рукой по ее растрепанным волосам. Утром она заплела их, как делали женщины норманнов. Этого мужчины-норманна. Одна из них. – О спокойной жизни. Любви хорошей женщины. О земле, которая будет принадлежать нам, мы будем работать на ней и растить сыновей, которых ты мне родишь.