Текст книги "Похищенная викингом"

– Я ничего не решаю, моему контролю ничего не подвластно. В моих силах лишь спасти себя. Потому мне удивительно, как может могучий воин считать, что у него нет выбора, в то время как силы у него больше, чем многие могут мечтать.

Что-то промелькнуло между ними, она не могла дать этому определение, но хорошо почувствовала. Весь мир ее сжался до ощущений в сердце, его ритмичного биения, тепла языков пламени, ласкающих снаружи. На мгновение она забыла, где находится. О проделанном пути и боли. Ее не интересовало далекое будущее, лишь час, который наступит скоро, когда придет время отдыха и они лягут на мягкие шкуры.

Эльфвина так погрузилась в думы, что забыла даже собственное имя.

Реальность довольно быстро заставила ее вернуться, послав Ульфрика с одной из зажаренных птиц, которую он поднес к самому ее лицу. Ее взял Торбранд, что она заметила не сразу, как и то, что тела их больше не соприкасаются.

Торбранд отрезал ножом кусок мяса и протянул ей. Эльфвина перевела дыхание и приступила к трапезе. Мясо оказалось сочным и вкусным, вероятно, потому, что было горячим, что особенно приятно в столь холодный вечер. Ужин прошел в молчании и закончился, как ей показалось, слишком быстро. Торбранд встал и повел ее в шатер.

Девушка испытала противоречивое чувство – желание подчиниться и сопротивляться одновременно. Однако она лишь задрожала от волнения, покорно кивнула и забралась внутрь.

Он залез следом, скинул обувь и повесил огромный плащ на то же место, что и вчера. Принцесса уже стала привыкать к размерам самого мужчины и его одежды, и не так пугалась. Даже казалось, сегодня Торбранд выглядит не таким огромным. Может, сегодня шатер больше?

Эльфвина сняла плащ и принялась развязывать обувь, а затем размотала непослушными пальцами шарф на голове.

– Ложись, Эльфвина, – велел Торбранд, когда она закончила. Она села, не сводя с него глаз, и он придвинулся ближе. – Ложись и широко раздвинь ноги.

Она сразу вспомнила все, что слышала о плотских отношениях между мужчиной и женщиной, те песни, исполняемые в больших залах, где много медового напитка, еды и жара огня от зажженных факелов.

– Но… – Она замолчала, потому что во рту пересохло. – Торбранд…

– Ложись, – повторил он, еще более грозно.

Впрочем, не этого ли ей следовало ожидать все проведенное рядом с ним время? Не к этому ли готовили ее почти всю жизнь? Каждая женщина знала, что такова ее участь. В голове зазвучал голос Милдрит: «Только от тебя зависит, разрубит ли он тебя пополам или останется висеть в воздухе».

Эльфвина набрала в грудь, как могла, много воздуха и выдохнула, собираясь с силами. Вскоре она поняла, что выглядит и чувствует себя спокойной и покорной, только тогда осмелилась посмотреть в темные глаза Торбранда.

Он был невозмутимым и уверенным.

Она приняла свою судьбу, легла перед своим похитителем воином-норманном. Покорилась, как и должна была с самого первого мгновения.

Глава 6

Торбранд не улыбался, скорее, выглядел подавленным. Будь он другим по характеру, мог бы не так спокойно воспринять сделанное мерсийской принцессой. Женщина легла на спину, широко развела ноги, руки вытянула вдоль тела, сжав кулаки. Она не просто закрыла глаза, а зажмурилась, да так, что, казалось, все лицо сморщилось от страха перед ударом. Торбранд не ожидал от нее повиновения, оттого ее поведение особенно удивило.

Он мог приблизиться к ней, но остался на месте, неподвижный, чтобы полностью выдержать паузу. Он видел, как поднималась и опускалась ее грудь, как участилось дыхание. Затем запылали щеки, вероятно, воображение ее потрудилось на славу.

Торбранд решил, что пусть так и будет.

– Поражаюсь твоей покорности, Эльфвина, – произнес он и спрятал в бороду улыбку, заметив, каким тяжелым стало ее дыхание.

Правда, она перестала жмуриться, даже открыла глаза, одарив его в очередной раз россыпью золотистых искр.

– Ты не оставил мне выбора.

– Это верно, не оставил. Скажу, что у тебя своеобразные представления о том, что такое плен. Разве при дворе твоей матери или дяди так содержали рабов и пленников?

Эльфвина не сводила с него глаз, на мгновение нахмурилась, хотя по выражению лица было видно, что она не ожидала от него ничего плохого. Торбранду это понравилось.

– Думаю, ответ ты и так знаешь.

– Знаю. – Он придвинулся ближе к ней, ее тревожный взгляд мгновенно переместился на ладонь, которую он положил ей на колено. – Вариантов у таких людей немного, но ты уже получила больше, чем можно мечтать в таком положении. Я приму все протесты, которые созреют в твоей прекрасной головке. Ибо я милостив.

Рука скользнула выше по ее ноге и остановилась – Торбранд наблюдал за реакцией. Эльфвина напряглась, глаза ее распахнулись. Губы цвета спелых ягод разомкнулись. Она подняла руку, словно собиралась дать ему пощечину, но благоразумно ее опустила.

– Вот и умница, – пробормотал он. Теперь, преодолев преграды из ткани платья и чулок он чувствовал, как горит ее тело. – Успокойся.

Она тихо застонала, отчего забурлила кровь. Она дрожала, но больше не пыталась воспротивиться.

Торбранд принялся медленно поднимать подол платья, обнажая ноги. Он разворачивал ее, как подарок, которым она, собственно, и являлась.

Он мог и хотел получить все сразу, но предпочел не торопиться.

Снаружи доносились обрывки фраз – брат и кузен говорили по-ирландски, сидя у огня. Ночь была тихой, безветренной, что лишало возможности случайных разбойников незамеченными подойти к лагерю. Однако можно быть уверенными, что разговоры не усыпили бдительность братьев.

Хотя сейчас он, Торбранд, в более выгодном положении. Он растянулся на шкурах и любуется премилой пташкой, куда более аппетитной, чем любая дичь на вертеле.

Она нервно кусала нижнюю губу. Мужчина глазел на это и становился все тверже. И все же он не собирался спешить.

Вскоре край ее платья достиг талии, дав возможность увидеть больше, хотя на ней все еще были чулки.

Вид кинжала рассмешил Торбранда.

– Думала на меня напасть? – спросил он, не сдержав улыбку.

Эльфвина смутилась и покраснела, затем побледнела, когда он потянул за кончик ленты, который удерживал ее оружие.

– Я взяла его на случай необходимости защищаться в дороге. Я…

– Не шевелись, – предупредил он. На этот раз строже и громче.

Не доставая из ножен, он бросил кинжал туда, где оставил свою обувь; она больше никогда его не получит.

Торбранд провел ладонью по внешней стороне ноги вниз, до самых изящных ступней, и ухмыльнулся, когда она поджала пальчики. Он переместился к ее ногам, встал на колени и надавил большими пальцами на подушечки ступней. Ответом стал протяжный вздох. Вырвавшийся, кажется, против ее воли, так ему показалось. Торбранд молча принялся массировать обе ноги одновременно. Перешел к икрам и коленям, тщательно разминая уставшие мышцы. Было бы лучше, если бы она сняла всю одежду, но он не доверял себе, боялся, что может не сдержаться при виде ее тела и зайти дальше, чем следовало.

Он вспомнил прошлую ночь, взгляд Эльфвины и решил, что лучше помнить, что мама всегда учила его не спешить, что едва ли получится, будь она обнаженной.

Он никогда в жизни не испытывал столь сильного желания, однако хотел дождаться момента, когда женщина сама будет не просто отвечать ему взаимностью, но умолять взять ее.

И не важно, что она заставила его вспомнить, как сильно его руки запачканы кровью врагов.

Разминая ее тело, Торбранд находил все больше мест, прикосновения к которым вызывали стон. Несмотря на искушение, он не прикоснулся к месту между ног, чтобы понять, как там жарко и соблазнительно мягко. И сможет ли Эльфвина сдаться так быстро.

Желание пульсировало, плоть готова была разорваться.

Эльфвина раскраснелась, глаза ее были полуприкрыты, губы влажные, казалось, она сама была готова к соитию. Воистину, эта женщина не так смиренна. Скорее похожа на спелый и сладкий плод.

Торбранд слегка сжал руками ее бедра и во все глаза смотрел на мерсийскую принцессу, неожиданно растревожившую его душу.

Пряди ее светлых волос выбились из косы, уложенной вокруг головы, и беспорядочно разметались в стороны. Нежный овал лица. Едва ли она понимает, как прекрасна. Кроме того, она не лежала, как девственница на жертвенном ложе, принесенная в дар дракону, ожидая, когда вылетит поток пламени. Она сама была тем пламенем, горячим, способным спалить любого, кто к ней прикоснется.

– Торбранд…

– Перевернись, – хрипло произнес он.

Она вздрогнула и растерянно заморгала. Он был горд тем, как владел собой, что его собственная одежда еще на нем. Велик был соблазн сбросить ее, взять эту девственницу, обагрив мех под ней кровью, а затем еще долго наслаждаться ее телом, научив выкрикивать его имя в момент высшего удовольствия.

«Так и будет. Скоро», – сказал он себе.

Плохой гребец всегда винит весло. Торбранд же предпочитал все делать хорошо, не оставляя никому шанса для упреков.

Он ждал, смотрел, как она тяжело дышит, думая, как поступить, а затем одним движением перевернул ее на живот.

– Раздвинь ноги! – скомандовал он и вновь сам исполнил, не дожидаясь, когда на это решится Эльфвина.

Несколько мгновений он бездействовал и любовался видом раскинувшейся перед ним прекрасной женщины.

У нее была длинная шея, красивая линия спины, аппетитно выпирающие ягодицы. От похотливых мыслей он сам едва не застонал. Вздрогнул и принялся мять пальцами ее напряженное тело. Плотский голод его был, пожалуй, сильнее ее мышечной боли.

Опускаясь по спине ниже, и еще ниже, к ногам, он осторожно миновал то место, которое было, пожалуй, самым жарким в ее теле. Она отвечала на его прикосновения, подавалась вперед, будто хотела, чтобы пальцы надавили сильнее. Он представил, как она будет извиваться под ним, стонать от наслаждения, и остановил себя. Этот момент непременно наступит, и впереди у них много времени. Он исследует ее тело не только руками, но и губами и языком. Напьется сладкого нектара с ароматом меда.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы не позволить себе это сейчас. Нет, прежде надо сосредоточиться на задаче облегчить боль из-за долгой поездки в седле. Он непременно будет обладать этой женщиной, заберет ее невинность и привяжет к себе толстыми цепями на всю жизнь. Жар. Страсть. Она будет его, иного пути у нее нет и не будет.

Она станет его не рабыней, а объектом наслаждений, которые сможет испытать с ним. Торбранд долго обдумывал план во время дороги и решил выбрать такую тактику. Внутренний голос подсказывал, что он должен сделать из этой женщины, так похожей на его матушку, такую же супругу, какой та была отцу: верной, способной воспитать сильных сыновей, защитить свой дом и быть выносливой по-женски. Долгое пребывание на холоде, слава богам, прояснило голову.

Если уж вспомнилось прошлое, лучше подумать о том, как он не смог спасти мать, когда шла битва за Дублин. Отец прожил достаточно долго в тот проклятый день, чтобы высказать сыну все, обвинить в том, что случилось. Только после этого он умер.

Прошли годы с той минуты, когда Торбранд поклялся себе стать отважным воином, добиться славы не ради себя, а ради памяти родителей. Доказать богам, отвернувшимся от них в тот трагический день, что он не тот неудачник, каким был в пятнадцать лет, он стал достойным мужчиной, умеющим и знающим больше, чем раньше.

Однако о самой главной ошибке в жизни он так и не смог забыть.

Эльфвина станет средством достижения очередной цели. Только лишь способом подтвердить клятвы, которые он не забыл. Но он доставит ее Рагналлу в целости и сохранности, как этого требовал король.

Велико было искушение получить больше. Торбранд хорошо помнил, как матушка с отцом шептались и смеялись среди ночи на матрасе в своем углу, дальнем от очага. Он помнил, как мальчишкой просыпался от странных звуков и сразу засыпал, уверенный, что все так, как должно быть.

Сейчас он уже давно не тот мальчик.

Ему хорошо известно, что в этом бренном мире нет места, где человек был бы в безопасности. О таких вещах и говорить не стоит, этого он не может предложить принцессе Мерсии. Впрочем, она и сама должна понимать, что безопасность ей никто не сможет гарантировать. Если повезет, то между войнами будет только короткая передышка.

Тем не менее он твердо решил сделать ее зависимой от себя, так и будет. Судьба переменчива, боги принимают разные стороны в зависимости от своих желаний, он хорошо знал, каким долгим бывает ожидание получения их милости. И как безгранична жадность. И еще: что выполнить задание Рагналла будет легче, если женщина сама не пожелает расставаться с похитителем. И сейчас он делает для этого первые шаги. Прямо сейчас.

Торбранд велел Эльфвине опять перевернуться на спину и вытянулся рядом. Медленно оглядел ее с головы до ног, спутавшиеся нитки ожерелья, сбившееся платье из тончайшей шерсти, полуспущенные чулки. Он провел ладонью по ее бедру и остановился, наткнувшись на край корсажа. И самодовольно усмехнулся про себя, видя, как она встрепенулась и покраснела. Веки ее стали тяжелыми, все норовили опуститься, а глаза потемнели и напоминали по цвету бронзу.

– Скажи, что ты знаешь об удовольствии, которое женщина доставляет мужчине? – спросил он, не отводя взгляд.

Блеск в ее глазах потух, мышцы под его рукой ощутимо напряглись.

– Женщина обязана подчиняться супругу.

– Однако, как я вижу, такая перспектива тебя не радует.

– Я надеюсь, моя уступчивость тебе понравится, – пролепетала она. Ресницы опустились, не позволяя увидеть, что отразилось в глазах. – Тогда ты не сделаешь мне больно.

Торбранд не понимал, почему ее слова кольнули сердце. Словно растеребили старые раны, самые глубокие и уродливые.

– А если я скажу, что не могу этого обещать?

Он не станет признаваться, что скрестит меч с любым, кто попытается оставить синяк на ее коже. А оставлять следы сам не станет никогда. Но говорить такое пленнице нельзя.

Ресницы поднялись, и он ощутил на себе уверенный и твердый взгляд.

– Тогда я буду молиться, чтобы обрести мужество, и попрошу помочь мне в этом святых мучеников.

– Красивые слова ты говоришь, Эльфвина. А что, интересно, тебе известно о настоящих страданиях? – Он сам мог бы поведать ей о морских походах, уносящих больше жизней, чем любые другие сражения. О долгих переходах и бесконечных ожиданиях. И наградой за это был бой. – Что такого страшного в жизни тебе приходилось терпеть?

– Осмелюсь сказать, я мужественно держусь целых два дня, пока нахожусь в плену северного воина. А это немаловажно.

Он приподнял бровь и смотрел на нее многозначительно, пока ее щеки не запылали. И снова его поразили множественные противоречия натуры этой женщины. Он ожидал, что она будет вести себя, как милая, покорная, невинная девица, а увидел перед собой смелую и гордую принцессу Мерсии, которая не хотела скрывать то, что думала.

Ее слова окажут ей плохую услугу.

Торбранд видел, как она смутилась, вспомнив, где лежит его рука. Он приподнялся на локте и долго разглядывал ее лицо, пока она растерянно молчала, думая, как выбраться из этой ямы, куда загнала себя сама же.

Наконец Эльфвина тихо кашлянула.

– Я действительно очень признательна тебе, Торбранд, что своими руками ты делал только то, что мне приятно.

Он мог бы воспользоваться моментом для урока, но даже то незначительное, что произошло между ними, изменило его отношение к ней, пробудило собственнические черты. Он желал ее, желал большего. Хотел, чтобы и она сияла, а не оставалась в тени.

– В твоих глазах я вижу страх, – произнес он и с удовольствием заметил, что она не смутилась и не отвернулась, а по-прежнему смотрела прямо на него. – Мне надо узнать твои страхи.

– Чтобы стать одним из них?

Он чуть сильнее надавил на ее живот.

– Если ты еще не боишься меня, женщина, значит, все слухи о тебе, которые дошли до меня, правда. Ты, должно быть, глупа, ни к чему не годна и вообще плохо приспособлена к жизни, любой жизни, не только той, которую должна была принять, как дочь своей матери, но и той, на которую надеялась в аббатстве.

Эльфвина вскинула подбородок. Слова его были уместны еще и потому, что ее взгляд теперь не был подернут пеленой. Было бы замечательно, если бы они ее растревожили.

Торбранд спросил себя: какое ему, собственно, до всего этого дело? Эта женщина уже принадлежит ему, почему его заботит… И что же? Какое она составит о нем мнение?

Это должно иметь значение, если ищешь жену обычным способом, но его жизнь никогда не была обычной, в ней никогда не было все спокойно. С того мгновения, как потерял мать. И отца. Как похоронил обоих родителей, будучи еще юношей.

«В этот день ты стал мужчиной, – сказал ему сам Рагналл, положив руку на плечо. – И потому ты должен продолжать песнь своего отца. Добавь свой стих, чтобы все узнали о славе рода, даже в Валгалле».

Торбранд посмотрел на Рагналла.

«Да будет так», – с жаром произнес он.

«Да будет так», – сказал и Ульфрик, который был лишь на одну зиму младше, но не уступал брату в горячности.

Торбранд дал себе слово либо вернуть славу роду, либо погибнуть, стремясь к этому.

С тех пор он сражался. В его жизни не было забот по хозяйству, свадьбы, пререканий с соседями или отдыха. Он все время проводил на войне. Видел только драки и кровь. Редкие мысли о тихой жизни вдали от поля битвы, где свою силу мог бы использовать для работы плугом, считал предательством памяти родителей. Последнее время он все чаще думал перестать разрушать и начать созидать. Впрочем, в такие моменты сразу вспоминал, что на нем лежит груз обязательства. И так, вероятно, будет до конца его дней.

Он и в этот раз отказался бы, если бы мог. Его возмутило, что король требовал сделать с этой мерсийской пленницей.

«Ты единственный, кому я могу это доверить», – сказал ему Рагналл. Король в определенной степени заменил ему отца, ведь родного он помнил плохо, за исключением моментов перед самой смертью, когда видел во взгляде укор. Это единственное, что он помнил во всех деталях. «Ты сможешь не только доставить ее в сохранности, но и обеспечить ей спокойное существование, пока не придет время использовать принцессу в игре».

«Это честь для меня», – сразу ответил Торбранд, не обращая внимания на то, как засаднило горло.

Сейчас он испытывал нарастающую тревогу оттого, что, находясь в этом шатре из ткани и меха, еще на территории Мерсии, все меньше думает о клятвах и долге, а все больше о ценности таких вот тихих вечеров.

Не знай он, что в христианском мире это осуждается, решил бы, что Эльфвина ведьма.

Она задрожала, хотя смотрела на него прямо и уверенно.

– Считаешь правильным заставлять меня так долго ждать ответа? Я же сказал, что хочу знать, что тебя пугает.

– Мне сказали, это больно, – наконец произнесла она.

Он перевел взгляд на ее живот, где кончиком пальца нарисовал руны. Две руны для защиты. Убедив себя, что делает это для короля, ведь ему нужна эта женщина. А вовсе не для того, чтобы избавить ее от страхов.

– В жизни многое причиняет боль. Но это не значит, что так бывает всегда.

Она совсем не выглядела испуганной.

– Отчего же это зависит?

– От мастерства практикующего.

Торбранд не был вполне уверен, что она поняла его мысль, но заметил, как ее глаза распахнулись, а потом потемнели, выражение их стало именно таким, как ему нравилось.

– Я видела совокупляющихся мужчин и женщин, – произнесла она так, будто признавалась в страшном грехе. – Их безумие, похожее на агонию.

– Агония – лишь один из подходящих эпитетов.

Эльфвина нахмурилась, уловив смех в его голосе.

– Ты не согласен?

– Отчего же? Возможна ли жизнь без агонии?

– Матушка больше всех была против того, чтобы мне об этом рассказывали.

– Твоя мать – необычная женщина. – Слова прозвучали совсем не как одобрение. – Будь она братом твоего дяди, у нее совсем не было бы времени думать о том, что дочери забивают голову россказнями, которые лишь повредят ей на брачном ложе. – Он начертил еще одну руну, ингуз, помогающую в новых начинаниях, способствующую плодовитости союза мужчины и женщины. – Только женщины любят рассказывать о страданиях неопытным девицам. Зачем они это делают?

Эльфвина заерзала, хотя не сделала попытки освободиться от давления его руки.

– Ты не понимаешь, насколько подготовленной должна быть женщина.

Она все же опустила глаза.

– Как же все сделать правильно, если не знаешь, что от тебя ожидают? Ведь совсем непросто связать нити разорванного полотна, чтобы вновь на землях наступил мир.

– Каждому из нас выпадает шанс выполнить свой долг. – Торбранд посмотрел на нее задумчиво, размышляя, рисует ли он руны для нее или пытается принять в себя ее тяжесть. – Ты можешь не верить в предначертанное, но судьба все равно ведет нас. Твоя мать могла бы объяснить тебе это, чем помогла бы.

– Моя мать никогда не оказалась бы в плену! – Ее глаза сверкнули, что так ему нравилось. – И не думала, что окажусь я. От него меня должно было спасти происхождение.

– Ничто и никогда не защитит от судьбы, Эльфвина. – Он принялся водить рукой, рисуя еще символы. – Твою девственность заберу я. Вопрос – когда.

Она вздрогнула, хотя в глазах не появилось испуга. Он чувствовал ладонями, что тело ее готово принадлежать ему.

– Ты только этого боишься? И все?

Эльфвина тяжело перевела дыхание и раскраснелась.

– Признаться, я не понимаю, как получается, что женщины испытывают и боль, и одновременно ничего, некоторые утверждают, что даже начинают дремать.

Торбранду не удалось сдержаться, и он громко захохотал.

– И опять скажу, что все дело в мастерстве.

– Но я не понимаю.

Он испытал неожиданный прилив чего-то едва уловимого… нежности? И ласково посмотрел на Эльфвину, ее подбородок был все еще вздернут, но они оба знали, что это ей никак не поможет, реши он сейчас же получить ее. Он желал ее больше, чем прежде, больше, чем когда-либо другую женщину, но в то же время знал, что стоит подождать, потому что сейчас все иначе. «Так будет правильно», – говорил он себе.

– Это так же, как владение мечом, – продолжал он вслух.

– Конечно, мечом, – фыркнула Эльфвина. – Опять одни мечи.

Торбранд вновь рассмеялся.

– Пожалуй. Но тебе наверняка известно: если мужчина может поднять меч и нанести удар, это не значит, что он воин. Всего надо добиваться тренировками. Главное – опыт и немного творчества.

– Всякий раз, когда пытаюсь представить, что ужасного в жизни делают мужчины, сразу вспоминаются их бои на мечах. – Эльфвина выглядела по-настоящему сбитой с толку.

Да хранят его боги, но… она ему нравилась. Это плохо, учитывая, что женщина принадлежит Рагналлу, но здесь и сейчас для него это не имело значения.

– Если настаиваешь, я тебе покажу.

– Ты ведь не хочешь сказать… – Она растерянно заморгала и сглотнула. – Что заберешься на меня и будешь ползать, пока не услышишь мой стон и не будешь удовлетворен?

Торбранд не мог судить о поведении другого мужчины, и все же, если это довольно сдержанная оценка, что же тогда осуждение?

– Обещаю, что не проникну в тебя, – сухо сказал он. – Тебе нечего бояться, самого соития не будет. Не хочешь, можешь даже не лежать на спине.

Глаза ее засветились, и Торбранд не сразу понял, стоит ли ему гордиться тем, что так быстро вызвал такую ее реакцию. Или должен стыдиться, потому что ей известно лишь о том, для чего женщина должна лежать на спине и терпеть.

– Ты говоришь серьезно? – спросила она с таким азартом, будто он предложил ей мешочки с золотом.

– Я всегда говорю серьезно. – Торбранд потянул ее на себя и вскоре лежал на спине, а она на его груди. – Вот и ты забралась на меня, Эльфвина. Что же здесь опасного?

Он видел, как она успокоилась и немного расслабилась. Женщина выглядела такой соблазнительной, что он был потрясен тем, что не развел ее колени в стороны и не погрузился глубоко в ее тело, наплевав на то, что сказал ей.

Вот только он всегда держит слово. Нельзя быть человеком чести, поступая по совести, лишь когда есть свидетели. Представляя себя настоящим мучеником, каким и был этим вечером, он подхватил и покрутил пальцами несколько светлых прядей, выбившихся из ее прически. Кто знает, может, в глубине души он симпатизирует христианам? Надо как можно скорее принести жертвы настоящим богам. Но пока это затруднительно, ведь он в лесу, и рядом Эльфвина. Он непременно исполнит обещанное королю. В его власти лишь немного скрасить путешествие всеми доступными способами.

Торбранд улыбнулся, посмотрел в глаза девушки и увидел желание, сопоставимое по силе с собственным.

– А теперь, Эльфвина… – Имя ее приятно для языка, словно мед, она и сама изысканная сладость. – Настало время выполнить мою просьбу. Я желаю поцелуй.