Текст книги "Похищенная викингом"

Глава 5

Эльфвина проснулась одна. Она села и внимательно огляделась, словно в этом крошечном шатре было место, где мог спрятаться такой огромный мужчина. Рядом действительно никого. Сердце забилось так сильно, что грозило выскочить наружу.

Она прижала руку к груди и принялась дышать медленно и глубоко, стараясь выровнять сбившееся дыхание. Пришедшая в голову мысль заставила ее проверить, там ли лежит ее одежда, где ее оставил Торбранд. Нож на месте и чулки тоже. Ее репутацию не назвать теперь безупречной, однако она сохранила невинность. Вряд ли заснула и забыла, что с ней сотворил мужчина. Хотя много раз в жизни слышала откровенные разговоры женщин, которые, впрочем, лукавили, утверждая, что так и поступали после того, как муж получал удовлетворение. Они никак не связывались в голове Эльфвины с историями, рассказанными женщинами за прядением. Теперь же, после такого неприличного поступка – ночи с мужчиной под одной крышей, – она понимала, что запуталась окончательно.

Почему он интересовался, невинна ли она? Почему долго медлил, но потом прижал к себе и положил ее голову на грудь? Она была готова ко всему, к самому ужасному, но в этом его жесте не было ничего пугающего. Он лишь предложил себя в качестве кровати, на которой ей было бы удобно спать. Сначала Эльфвина слушала биение собственного сердца, а потом поняла, что слышит и его. Прямо под ухом.

Она твердила себе, что не должна засыпать, но Торбранд был таким теплым, шкуры такими мягкими, а она долго была на холоде и совсем замерзла.

Теперь же начинался новый день. Сквозь небольшую щель там, где плащ Торбранда и ее вещи загораживали вход, она заметила, что темнота стала не такой густой и не черной, а скорее серой. Внезапно все тело охватила дрожь, но не от холода. Эльфвина раньше порой представляла, что ее похитили, хотя, конечно, у нее и в мыслях не было, что человек этот будет столь устрашающих размеров. Она думала, что тогда будет покорна и мила, выразит готовность подчиниться судьбе, чем заставит похитителя прослезиться, смягчит его, потушит в нем огонь. А еще лучше – принесет себя в жертву с непременной молитвой.

Те, кто не держали в руках мечи и топорики, не разносили в залах кубки, чтобы помочь мужчинам расслабиться, не могли сделать ничего, лишь умереть достойно и красиво.

Эльфвина пребывала в смущении из-за того, что этим утром была совершенно здорова и… в хорошем настроении. Она не представляла, как реагировать на поведение дикого норманна, который не посягнул на ее честь, лишь обнял и помог заснуть.

В рассказах об этих варварах, которых она слышала немало, никогда не упоминалось о спокойном отдыхе на мягких шкурах. Должно быть, он играет с ней развлечения ради. В этом случае многое объяснимо.

Торбранд знал, кто она, следил за ней и похитил из-за ее положения, а не потому, что просто встретил на дороге. Он не счел нужным рассказать ей о своих планах, хотя они у него, несомненно, есть. И он будет держать ее в неведении, ему, похоже, это нравится.

Эльфвина хорошо понимала, что нужно мужчине от женщины. Так было и будет, но женщина всегда может изменить ситуацию с помощью улыбки и ласковых слов, сделать ее менее неприятной для себя. Торбранд – варвар и язычник, но все же он человек, значит, к нему можно найти подход. Разве умная женщина не справится с мужчиной?

Девушка принялась приводить в порядок прическу, затем намотала на голову шарф и немного расслабилась, почувствовав себя собой. Стоило выбраться из-под шкур, как холод пробрался под одежду, сделал движения неловкими, особенно это ощущалось, когда ледяными пальцами она стала завязывать шнурки на обуви. Впрочем, возможно, погода и ни при чем, делать что-то руками у нее всегда получалось неважно.

Когда она стянула тяжелый плащ, закрывавший обзор, сразу увидела у костра трех мужчин, смотревших прямо на нее так, будто понимали все ее замыслы. Похоже, сегодня у нее будет немало забот помимо того, чтобы выглядеть настоящей леди.

Во рту мгновенно пересохло, но все же она была дочерью своей матери, та не могла воспитать ее трусихой.

Эльфвина нагнулась, чтобы выйти из шатра, но сразу выпрямилась и приняла позу, полную достоинства. На востоке обозначились редкие лучи, пробивающиеся сквозь пелену, намекая, что очередной холодный день будет немного светлее предыдущего. Выдыхая, она видела, как клубки пара повисают в воздухе.

Кроме того, теперь можно было разглядеть то, что она не отметила вчера, когда Торбранд привел ее в лагерь. Мужчины, кажется, его родственники, были похожи на две глыбы, шрам на лице одного, рыжие волосы другого совсем ничего не меняли – горы мышц, хмурый, недружелюбный взгляд.

Что бы она ни думала раньше о тепле тела Торбранда и его нежелании сделать ей больно, сейчас девушка ощутила себя очень одинокой и особенно беззащитной. Ведь рядом не один, а три диких норманна. Все могучие воины. Они сидели, распахнув плащи, так что она могла видеть не только их физическую силу, но и оружие. У Леифа, рыжеволосого великана, были меч и топорик, а Ульфрик, тот, что со шрамом на щеке, помимо меча имел еще и лук. У Торбранда же – только меч.

Она возблагодарила Бога, что на их одежде нет следов крови, тогда они были бы очень похожи на тех воинов-дикарей, с которыми ее королевство всегда боролось, и она с детства часто видела их, когда жила в приграничных землях.

У каждого из них длинные волосы были заплетены в косу, оттого их грозные лица были хорошо видны. И еще они носили бороды – обычай, вызывавший у Эльфвины отвращение. Она и сейчас помнила прикосновение заросшего подбородка Торбранда к ее волосам. Тогда она испытывала сильное чувство, но определенно не отвращение.

Пока они разглядывали ее, она думала о призвании женщин. Ее учили, что женщины должны быть миротворцами, их натуре свойственно умение сглаживать острые углы и помогать враждующим сторонам найти компромиссное решение. Женщина всегда может склониться и уступить, не потеряв достоинство, в то время как мужчины будут считать это для себя позором. Стать средством для заключения мира между теми, кто постоянно находится в состоянии войны, – священная обязанность невест правителей, так говорила и Милдрит, и матушка, и все остальные женщины, рядом с которыми она росла. Неудивительно, что Эльфвина много думала о том, как и когда сможет выполнить эту часть долга. Видимо, как и все юные девушки. Она осознавала, кем является по праву рождения, кто ее родители, ее дядя и дед, потому считала миссию женщины одной из самых важных в жизни, и гордилась тем, что ее ждет.

Браки часто заключались для перемирия, и Эльфвина понимала, что обязана сделать на этом поприще все от нее зависящее, если будет отдана в жены врагу королевства. Ослабить напряженность между сторонами, не реагировать на оскорбления, ценить место, которое станет новым домом, сделать жизнь королевства такой, чтобы предки ею гордились.

Если же старания будут напрасными, мирный договор окажется нарушен, она должна от всего сердца оплакивать погибших с обеих сторон.

Много складывают сказаний и песен о восхвалении, почитании брака, поднимают за новый союз кубки, но нигде не описано, какие действия необходимо предпринимать.

«Вот такие и должны быть действия», – едва разборчиво прошептал внутренний голос.

У нее совсем нет опыта в ведении миротворческих разговоров, а перед ней три великана-варвара. Эльфвина чувствовала себя беспомощной, как никогда ранее. Такого чувства не было даже в тот день, когда взошла на трон Мерсии после кончины матушки. Тогда она принялась налаживать дружеские связи, но не с врагами, а с собственным дядей, влиятельным королем Уэссекса. Она не предпринимала никаких действий, которые он мог истолковать как выпад против него, хотя многие приближенные подталкивали ее именно к этому. Эльфвина выжидала. Часто молилась или делала вид, что молится. Это были трудные шесть месяцев, полные неизвестности и предательств. Эльфвина не была глупа и отлично понимала, что каждый вздох может стать для нее последним.

Неужели вчера – только вчера, – покидая Тамворд, она была почти уверена, что больше в ее жизни не будет подобных сложностей. Она говорила себе, что может больше не беспокоиться о земном, ведь Тамворд, а с ним и все проблемы остались позади.

И вот на нее смотрят три пары глаз, давая понять, что покой в ближайшее время ей не обрести.

Эльфвина нашла в себе силы безмятежно улыбнуться.

– Приветствую вас всех этим прекрасным утром, – произнесла она, впрочем, без видимой радости. Но и без страха.

Торбранд указал на еду, которую предлагал ей прошлым вечером.

– День впереди долгий. Тебе понадобятся силы.

Он выглядел грозным, но его соплеменники пугали еще больше. Лаиф любил поговорить, Ульфрик молчать, то и другое, как ей стало ясно, было проверенной тактикой, но и, вероятно, отражало суть характера каждого.

Мужчины медленно пережевывали пищу, не отрывая от нее пронизывающих, острых, как клинок, глаз. Торбранд производил на нее не лучшее впечатление, но все же не обидел, не причинил боль, хотя мог. И не раз.

Все же ему нельзя доверять. Она не глупа и отлично это понимает.

Однако Эльфвина благодарно улыбнулась, села рядом с ним, и он протянул ей кусок вяленого мяса и сыр на лезвии ножа.

– Раньше мне никогда не доводилось ночевать в шатре прямо в лесу. – Слова образовали клубы в воздухе, быстро исчезнувшие благодаря пламени костра. – Это оказалось приятнее, чем я могла предположить.

– Уж и приятно, – фыркнул Леиф.

– Ты, наверное, уже попадала в плен, леди Эльфвина, – глухо произнес Торбранд, – раз ведешь себя так спокойно.

Эльфвина не позволила себе растревожиться из-за ударившего в голову жара, как и ледяного воздуха, пробравшегося под одежду на спине. Она не доставит им радости видеть, что слова, брошенные явно с целью задеть, сделали свое дело.

– Хочешь знать, увозили ли меня раньше в далекие, неведомые мне земли? Нет, такого не случалось. Могла ли я в жизни делать только то, что хотела? Тоже нет. Иначе не приняла бы решение уйти в монастырь.

– Оказывается, леди не везли в монастырь против воли, – сказал Торбранд, поворачиваясь к друзьям. – Она мечтала стать Божьей невестой. Считала, что жизнь в стенах обители будет… мирной и спокойной.

Ульфрик не улыбнулся, губы были по-прежнему плотно сжаты, взгляд ледяной.

– Если полагаешь, что Бог милостив, значит, ты не знаешь Бога. И плодов Его труда.

Они загоготали прежде, чем она успела ответить, и перешли на не известный ей язык. Как она могла определить по мелодике – ирландский. Она не понимала ни слова.

Эльфвина молча ела мясо, а мужчины поднялись и принялись собирать вещи: свернули шкуры, связали толстые палки, которые использовали для возведения шатров, и привязали все это к коням. Ее сумки были привязаны к мешку Торбранда, а затем к его седлу. Костер потушили, засыпав тлеющие угли снегом. Когда стали выводить коней, Эльфвина огляделась в поисках своей старой лошадки. Она стояла поодаль, привязанная к дереву.

– А почему не отвязали мою лошадь?

Торбранд нахмурился:

– Она слишком слаба, чтобы поспевать в нужном темпе.

Больше он ничего не сказал.

Эльфвина вцепилась ему в руку.

– Нет, мы не должны ее здесь оставлять. Ее загрызут волки. Впрочем, эта быстрая смерть могла бы стать милостью Бога. Она может замерзнуть или умереть от голода.

– Подумай о том, как повезло тебе, что на тебя не напали те самые волки. – Он многозначительно посмотрел на нее сверху. – И тебя не оставили привязанной к дереву.

– Мне повезло, потому что не пришлось идти пешком из Тамворда.

До нее донеслись недовольные возгласы братьев Торбранда. Они явно не понимали, почему эта женщина так дорожит какой-то старой клячей. Ей правда лучше беспокоиться о собственной жизни. К их удивлению, она не отступала.

– Надеюсь, когда я состарюсь и поседею, те, кому я верно служила, не выкинут меня так легко, не оставят на верную смерть.

Она вела себя безрассудно, но собиралась идти до победного конца.

Почему именно с этим мужчиной она позволяла себе подобные поступки? Она смогла не попасть в руки шпионов дяди, ушла живой от самого дяди, она отлично владела собой, понимала, как важно сдерживать эмоции, но тут…

Она смотрела в глаза Торбранду, понимая, что его братья наблюдают за ними. Он возвышался над ней, огромный, даже заслонял восходящее солнце. Эльфвина затаила дыхание.

– Возьмем ее с собой только до ближайшей деревни, – наконец произнес он угрожающе низким голосом. – И только если ты окажешь мне услугу.

– Услугу? – Эльфвина растерялась.

Она не ожидала такой легкой победы. Была уверена, что он закинет ее на своего могучего коня – под стать хозяину – и увезет прочь отсюда. Или зарубит ее бедную лошадку мечом, чтобы закончить пререкания. Возможно, в глубине души она была бы удовлетворена, поскольку получила подтверждение своей правоты, что они варвары. Но столь быстрое согласие… И еще услуга.

Жар вновь ударил в голову, принялся опускаться вниз, осушив горло, и остался где-то в самом низу живота.

– Какую же услугу? – пролепетала Эльфвина.

– Пока не знаю. Но я тебе обязательно сообщу.

Эльфвина кивнула, онемев от чувства, которое – она не могла не признать – было самым простым страхом. Сковывающим, обжигающим. Потом у нее было немало времени подумать о разумности своего выпада, не говоря уже о том, какую этот человек может потребовать от нее услугу.

Торбранд вновь сидел позади девушки, зажав ее бедрами, обхватив поперек туловища железной рукой. И вновь спиной она ощущала его мощный, как крепостная стена, торс.

Он сделал в точности как обещал – отпустил ее старую кобылу на волю на окраине деревни.

– Местные будут обращаться с ней не лучше, чем волки, – покивал Леиф.

– По крайней мере, у нее есть шанс выжить, – произнесла Эльфвина не так покорно, как следовало, потому что рыжеволосый великан нахмурился.

Она поспешила опустить глаза и, к собственному удивлению, обнаружила, что ее переполняют эмоции. У нее не было никакой привязанности к лошади, однако та сделала для нее гораздо больше стражников, сопровождавших ее от Тамворда. Она смотрела вслед неспешно удаляющейся лошади, думая, что не должна так остро реагировать на потерю и вообще считать это потерей.

– Надеюсь, ты не забудешь моей милости, – произнес, склонившись к ее уху, Торбранд. – И об услуге, на которую я имею право рассчитывать.

От жара его дыхания девушку бросило в дрожь. Кобыла скрылась за пригорком, и ей ничего не оставалось, как принять свою судьбу.

– Я ведь дала тебе слово.

Норманны в едином порыве пришпорили скакунов, и деревья вдоль дороги превратились в сплошную темную стену.

День в это время года короткий и холодный, но мужчины использовали светлое время наилучшим образом. Все происходящее очень отличалось от всех поездок Эльфвины. Даже вчерашней, обреченной на неудачу. Она привыкла к королевским процессиям, длинным караванам с шеренгами солдат по обеим сторонам – охраны на случай нападения. Они двигались только от города до города и только в светлое время суток. Так прошло ее последнее путешествие, когда она перевозила тело матери в Глостер, где Этельфледа упокоилась рядом с супругом, благословленная святым Освальдом, в честь которого был построен монастырь. Это же не похоже ни на что, совершавшееся ранее.

Они скакали с бешеной скоростью, лавируя между деревьями. У Эльфвины временами даже начинала кружиться голова. Торбранд наклонился вперед, заставляя ее поступить так же, казалось, он лежит на ее спине. Она даже не задалась вопросом, почему не обращает внимания на неудобную позу. На бьющий в лицо холодный ветер. На боль в ногах после длительной поездки верхом, которая, впрочем, не мешала ей спать, не будила среди ночи, как было после менее длительных пребываний на лошади. Она провалилась в сон, и до самого пробуждения ее ничто не тревожило. Невозможно припомнить, когда нечто подобное случалось раньше. Определенно не в Тамворде, где она спала урывками, опасаясь заговоров против нее и тех, кто придет ночью выполнить задуманное. Но прошлой ночью из-за страха она заснула крепко, как ребенок.

Они продолжали ехать в бешеном темпе, держались вдали от дорог и редко останавливались.

На одной из кратких остановок Эльфвина, не сказав ни слова, направилась к дальнему дереву по нужде, решив, что лучше молчать и держать мысли при себе.

– Ты не убежала, – произнес Торбранд, когда она вернулась.

– Убежала? – Эльфвина огляделась.

С одной стороны был лес, с другой – поле, которое они обогнули, держась ближе к деревьям. И больше ничего в округе. Ей известно, что дороги проходят мимо деревень и городов, но этим норманнам, похоже, не нужны дороги. Вероятно, не хотят привлечь внимание и непременно вызвать интерес своим появлением.

– Куда мне убегать?

– Пленники сначала бегут, а потом думают, это уж точно.

– Значит, ты много раз попадал в плен?

Ах, снова ее подводит язык. Раньше такой привычки у нее не было. Сейчас перед ней совсем не тот мужчина, с которым стоит упражняться в острословии. Тем более в таких ужасных обстоятельствах. Похоже, у нее помутился разум.

Эльфвина кивнула в подтверждение собственных мыслей, но потом ей пришло в голову, что она, сама того не желая, провоцирует его, чтобы узнать больше о нем и его намерениях. Каков его характер, например? Груб ли он? Жесток? Она сможет лучше понять, как себя вести, что следует ожидать и всегда быть готовой. Или настроить себя на необходимость постоянно соглашаться и подчиняться. Принести себя в жертву. Уже в детстве она понимала, что однажды придется уступить мужчине, но тогда не представляла, как это физически непросто сделать. Она увидела себя с молитвенно сложенными ладонями… Но сразу ощутила давление в груди, вспомнив сильные бедра, прикосновение бороды к голове.

Эльфвина задрожала, но вовсе не от декабрьского холода. Она начала осознавать, что причина исходящего от них обоих жара была в чем-то другом, в том, что девочкой ей было сложно понять. О нет, это не заставит ее страдать еще больше.

Эльфвина подошла и оглядела красивого скакуна, великолепного, совсем не похожего на ее уставшую лошадку, брошенную ими вскоре после рассвета. Торбранд положил руку на седло и посмотрел на женщину с усмешкой. Ей никогда нельзя забывать, что для него это лишь игра.

– Я ни разу не попадал в плен, – сообщил он своим низким голосом. Звуки были больше похожи на раскаты грома, чем на человеческую речь. – И не попал бы, потому что выбрал бы смерть. А сначала сделал бы все, дабы избежать такой участи. У тебя еще будет время все испробовать.

– Я стараюсь во всем видеть благое для себя, – кротко произнесла Эльфвина.

Думала ли она, что такое положение может стать благом? Быть добычей человека – горы из мускулов, не имеющего никакого представления об изяществе и грации. Впрочем, это и понятно, какой от этого прок воину, ему надо уметь работать мечом.

Торбранд надолго задержал на ней взгляд.

– Значит, ты готова принять и похищение, Эльфвина?

По непонятной самой причине ее щеки вспыхнули. «Должно быть, от стыда», – решила она. Стыд оттого, что она не умеет бороться. Как сделала бы матушка. Но стыдом не объяснить ноющей боли в животе.

– Покорность – это добродетель. Так скажет любой священник.

Торбранд громко рассмеялся. От оглушающего рокота жар и тяжесть внутри стали еще ощутимее. Почти нестерпимыми.

– Следи за тем, что говоришь, женщина. – Над полосой темной бороды сверкнули белоснежные зубы. – Покориться – слабость и верная смерть для мужчины. А я намерен умереть с честью.

Он запрыгнул на коня, оставив Эльфвину стоять, растерянную, затаившую дыхание. Впрочем, вскоре он наклонился и потянул ее вверх. Усадив перед собой, занял прежнюю позу и пришпорил коня.

Эльфвина не сразу смогла прийти в себя. Возможно, правда в том, что ей больше никогда не удастся стать прежней.

Она обессилела в его объятиях. В мире Торбранда не было места таким понятиям, как добродетель и слабость, значима была лишь сила, в той высокой степени, которой она не знала раньше. Великан, железной хваткой удерживающий ее на ретивом скакуне, уносящем все дальше от привычной, знакомой жизни. Было в этом ритме нечто завораживающее.

Щеки покраснели от холода, девушка, казалось, слилась с конем и всадником, оттого движения показались более плавными и темп менее тревожащим. Ей даже стало немного жаль прерываться, когда мужчины по какому-то сигналу, который она не заметила, остановились, коротко переговорили и двинулись уже медленнее вглубь леса. В сгущающихся сумерках фигура ехавшего впереди Ульфрика вскоре стала едва различима. Торбранд и рыжеволосый великан двинулись в другом направлении, и вскоре они выехали к большой поляне.

Торбранд занялся животными, Леиф нашел клочок земли у дерева, который не был покрыт снегом. Некоторое время он тщательно стряхивал снег с веток дерева, потом принялся разводить огонь, достав из кармана какой-то предмет, похожий издалека на кусок коры. Выбив искры, он поджег несколько веточек.

Эльфвина решила, что должна чем-то помочь, но остановила себя. Как верно заметил ранее Торбранд, она пленница, а не гостья. И конечно, не будущая супруга, отданная врагу, чтобы построить мирные отношения на руинах поселений и костях воинов. Принцесса села в отдалении и принялась обдумывать, как лучше вести себя дальше. Побег она по-прежнему исключала. Невозможно понять, где они находятся, можно лишь предположить, основываясь на том, что двигались они на север от того места, где ее остановил Торбранд. Даже если ей удастся найти, кто ей поможет, едва ли получится передвигаться быстрее, чем хорошо обученным выживанию в любых условиях воинам-норманнам.

Она не вполне отчетливо понимала, какова цель ее похищения, но уже могла сделать некоторые выводы. Она жива и невредима. Ее куда-то везут и хотят доставить в целости и сохранности. Конечно, мужчинам не стоит доверять, они всегда меняют планы, если это выгодно, но все же она не считала, что находится в смертельной опасности. Впрочем, тревожиться всегда есть о чем.

Сейчас, когда впереди ночь, она не могла позволить страху завладеть разумом.

Матушка ничего хорошего не говорила об обязанности женщины делить ложе с мужчиной, а ведь у нее был муж, которого надо было уважать и почитать, особенно сестре короля Уэссекса. «Я выполнила свой долг, – сказала Этельфледа в день совершеннолетия дочери. – Послушай же меня. Ты исполнишь свой так, как этого потребует судьба. И молись, чтобы тебе не пришлось ждать долгих десять лет, чтобы подарить мужу ребенка».

Этого хочет от нее Торбранд?

Пламя обжигало ее изнутри. Нет никакого смысла беспокоиться о том, что ждет ее в будущем, этого ей изменить не под силу. Потому она сидела на холодном камне и наблюдала за ловкими действиями мужчин.

Закончив одно дело, Торбранд стал устанавливать два шатра. Эльфвина внимательно наблюдала, стараясь не упустить, что и как он делает. Чем больше она знает, тем больше сможет сделать. По крайней мере, так всегда учила матушка. Она сама не была неженкой, предпочитала дать дочери больше знаний, обращала внимание как на важные вещи, так и на те, что казались второстепенными. «Женщине неизвестно, какая, пусть мельчайшая, деталь изменит все», – говорила Этельфледа.

Видя, как Торбранд расстилает шкуры, на которых им предстоит опять провести ночь, она поняла, что не может больше обдумывать тактику. В голову пришла мысль, что она никогда раньше не спала в объятиях мужчины. Сначала не понимала, как к этому относиться, но потом решила: не стоит ничего усложнять. Расслабившись, она будто погрузилась в глубокую реку, и течение понесло ее. Сейчас многое нужно принять, со многим смириться. Эльфвина задумалась, почему ей спалось так хорошо и крепко, ведь без мягкого матраса должно быть неудобно, к тому же руки Торбранда были тяжелы, как толстые ветки могучего дерева. При этом воспоминании внезапно появилась тяжесть в ногах, хотя она и сидела.

Всех ее знаний об отношениях с мужчиной было мало, чтобы представить, каково будет совокупляться с ним на этих пушистых шкурах. При одной этой мысли бросило в дрожь.

«Терпи, будь сильной», – твердила она себе.

Впереди будет не один день, за которыми последуют холодные ночи. Никто не знает, чему и когда суждено случиться.

Сейчас перед ней уже разгорался костер, особенно яркий на фоне темного леса, от него исходило тепло. Надо радоваться и этому.

Торбранд переговорил о чем-то с братом и повернулся к ней, окинув хмурым взглядом, от которого внутри опять появилась дрожь. Он смотрел пристально и молчал. По непонятной причине, дрожь сменилась волнением, но странного характера, такого она не испытывала раньше. Дыхание сбилось, в животе появилась тяжесть.

Торбранд не успел ничего сказать – на поляну выехал Ульфрик с привязанной к седлу добычей.

– Но как ты узнал, где мы? – выпалила удивленная Эльфвина, забыв, что велела себе помалкивать.

Торбранд повернулся к ней, глаза его были темными и бездонными.

– Волшебство, что же еще.

– Видимо, вы все дни проводите в лесу, изучая его секреты. Когда не… – Она замолчала и ткнула пальцем в его меч, который был будто выставлен на обозрение, поскольку плащ он скинул.

– И это тоже, – произнес Торбранд, склонив голову набок.

Затем, сделав всего несколько шагов, преодолел разделявшее их расстояние, взял ее за руку и потянул на себя, заставляя подняться. Она вздрогнула от неожиданного прикосновения и вскочила, сразу ощутив, как слабы уставшие ноги.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Просто мне никогда не приходилось ехать так долго и так быстро.

Взгляд его стал еще острее, словно он хотел проникнуть в самые потаенные ее думы. Голова у девушки закружилась, но она не смогла найти ни одной разумной тому причины.

– Тебе больно, – заключил он, и Эльфвина покраснела от смущения до корней волос. Она отчетливо почувствовала, как незнакомые ощущения охватывают тело. – Не тревожься, я тебе помогу.

– Так вот зачем ты здесь, – резко произнесла она и, опустив голову, принялась опять корить себя за несдержанность.

Почему рядом с таким грозным мужчиной она ведет себя неразумно? Что с ней происходит?

– Ну, меня не назвать великодушным. – Глаза его весело сверкнули.

Эльфвине стало так жарко, что захотелось отойти подальше от костра, но Торбранд взял ее под локоть и усадил на положенное около огня бревно, сам устроился рядом. При этом он не произнес ни слова. Они так и сидели молча, пока Ульфрик ощипывал и потрошил дичь, а Леиф возводил свой шатер для ночлега.

В какой-то момент Торбранд зашевелился, она напряглась и приготовилась к новой порции слов, убеждая себя на этот раз промолчать, но он всего лишь накинул плащ. Впрочем, одного его присутствия было достаточно, чтобы жар внутри не утихал.

– Вы трое совсем не разговариваете друг с другом, – не сдержавшись, произнесла Эльфвина, – но, похоже, отлично понимаете.

– Мы выросли вместе, – ответил Торбранд. – Сначала были мальчишками, потом стали мужчинами, и все это время не расставались.

Лицо его было так близко, что Эльфвина не решилась повернуться и посмотреть. Последние сутки они провели вместе, прижавшись, и в седле, и ночью. Но чувствовать на себе его внимательный взгляд – совсем новый интерес. Сложно привести в порядок мысли под пристальным взором этого огромного, сильного мужчины, казавшегося неприступным, даже когда пытался выглядеть веселым.

– Я всегда мечтала о брате. Впрочем, больше для матушки, чем для себя, – задумчиво произнесла Эльфвина. Но почему она опять не сдержалась? Она совсем не может себя контролировать? – В глубине же души всегда хотела иметь сестру. Я очень дорожила бы ее компанией.

Торбранд рассмеялся. Она покосилась на двух его братьев, которые были в нескольких шагах и занимались своими делами, но, скорее всего, прислушивались к их разговору. Не следует забывать, что все, сделанное и сказанное ею в обществе норманнов, ни в коем случае не останется незамеченным. Но пока непонятно, хорошо это или плохо.

– Что ж, желаю тебе удачи, – сказал он и опять рассмеялся. – Ульфрик, например, уже давно перестал быть хорошей компанией.

– Да уж, – закивал Леиф, – хотя он и раньше был не очень общительным.

Ульфрик пробормотал что-то по-ирландски, отчего братья разразились гоготом, но было видно, что его занимает не их болтовня, а дичь, которую он уже зажаривал на двух больших вертелах. Руки его были более сильными и ловкими, чем у всех, кто занимался этой работой во дворце матушки.

– Сколько еще дней мы проведем в дороге? – не удержалась от вопроса Эльфвина.

Улыбка еще не сошла с лица Торбранда, когда он повернулся к ней, но от нее по телу принцессы побежали мурашки. Она поспешила запахнуть плащ, убедив себя, что это от холода.

– Столько, сколько будет нужно, – ответил он.

– Ты специально делаешь тайну из того, куда мы едем? Хочешь, чтобы догадки меня убили?

И этого ей тоже не следовало говорить. Не следовало быть дерзкой, можно ведь то же самое сказать другим тоном, мягче. Тогда, возможно, его гнев не был бы так велик.

Впрочем, он молчал, разглядывая ее освещенное костром лицо.

– Зачем тебе это знать? Чем это поможет?

– Например, я могла бы подготовиться.

– Вот как? А какие приготовления тебе помогут, Эльфвина?

– Я могу подобрать нужные молитвы.

– Твоя судьба уже прописана. Как и судьба любого человека. – Он посмотрел на нее многозначительно. Звуки голоса отозвались эхом в каждой косточке. – Знаешь ты ее или нет, изменить уже ничего нельзя.

Эльфвина расправила плечи и выпрямилась.

– Я в это не верю.

Торбранд равнодушно дернул плечом.

– Твоя вера или неверие судьбу не изменят.

– Мне кажется, ты и сам не веришь, – резко парировала она и поджала губы. Похоже, вышло слишком громко и торжественно. – Иначе зачем ты и твой народ проводит так много времени в битвах за то, что никогда вам не принадлежало? Если бы ты верил, что все уже предрешено, остался бы там, где родился, позволив богам воплотить ими задуманное.

– Если дорога уже намечена, не значит, что надо пройти по ней, как трус, – внезапно вмешался в разговор Ульфрик.

– Да, страха быть не должно, – поддержал Леиф. – Ведь все решено.

Эльфвина знала, что так думают многие, включая ее собственный народ. Но ее саму воспитала женщина, для которой было немыслимо смириться с судьбой. Этельфледа всегда сражалась. Она любила повторять: «Судьба сделает то, что должна. Тогда и я тоже».

– И это судьба? Как тоскливо, – тихо произнесла Эльфвина.

Она услышала гогот, но Торбранд не поддержал братьев, она точно знала, хотя и не повернулась к нему.

– Она тебя печалит, потому что ты считаешь себя вправе творить судьбу. Ведь так?

Ей следовало отшутиться, но она не захотела.