Текст книги "Убийство из тюбика с кремом"

Глава 24
ВСТАТЬ. СУД ИДЕТ

Второго августа, в среду, в Москве начался судебный процесс по делу немецкой косметической фирмы «Милена», коей предъявляли обвинение в выпуске недоброкачественной продукции, в результате чего пострадало огромное количество российских женщин и несколько мужчин. Дело слушалось в одном из первых судов с присяжными. Дело для страны новое, волнительное.

В зале собралось много народу – так называемых зрителей. Все это напоминало зарисовки из газет начала века, пожалуй, только шляп и перьев на головах у достопочтенной публики не было. Да и разделения на лагеря защитников не виделось, все были единодушны во мнении, что «Милена» виновна. Из этого следует, что подводным течением, которое привело в зал суда столько народу, были конечно же миллионные суммы, запрашиваемые за увечья. Получат или не получат? Вопрос стоял ребром.

Обвинение с российской стороны представлял – кто бы вы думали – наш старый знакомый, младший адвокат Михаил Германович Максимов. Видно было, что это его первое серьезное дело, так как волнение выдавало его с головой, но упертость во взгляде говорила за то, что он будет биться до конца.

Немцев представляла сильная защита – адвокаты приехали из Бонна. Они были похожи на злых волкодавов. Когда я увидела их по телевизору, то первая мысль была, что с такими лучше на дороге не встречаться.

Итак, началось. Русская сторона выбрала для первого дела очень обожженную женщину. Факты, как говорится, были на лице и даже на руках. Все время упоминалась умершая на пресс-конференции девочка. Борьба началась жестокая. Немцы прежде всего строили свою защиту на предоставлении химических формул их продукции с отчетами о клинических испытаниях. Суть отчетов сводилась к тому, что единственное, что может сделать их крем плохого, так это не произвести никакого эффекта на коже пожилой женщины, то есть не омолодить ее.

Дальше – больше, оказывается, ядовитые тюбики на пресс-конференции были замечены и собраны нашей славной милицией, и пара экземпляров не сразу, но все же была передана немецким представителям. Поэтому немцы выложили на судейский стол отчеты об их составе (в общем, то, что Ниро уже давно сделал и предоставил немецкой стороне сразу после первых событий в летнем кафе).

Немцы, в свою очередь, собирались подать встречный иск, что на русском рынке идет фальсификация их продуктов. Делают вывод, что это мафия. Завязался жаркий спор о том, что такое мафия. Это понятие растяжимое. «Говорите конкретнее», – требует судья от немецкой стороны. Постоянно щелкают фотоаппараты, жужжат камеры – от этого в зале возрастает напряжение. Как выяснится позже, не только журналисты снимали происходящее…

Слушания шли четыре часа и были перенесены на следующий день, но сложившаяся ситуация близкой развязки не предвещала. Все эти перипетии и коллизии можно было увидеть в новостях.

Вечером я дополнила картину происходящего рассказом Аси, которую мы попросили сыграть роль пострадавшей. Адвокаты неоднократно звонили ей и предлагали, чтобы первое дело было ее. Ася даже встречалась с ними. Ей в открытую говорили, что «мордашка у тебя смазливая, тебя все пожалеют, тем более первый суд присяжных. Мнение, мол, зависит от простых людей, а не от судьи да пары народных заседателей». Ася еле отговорилась, сказав, что ей на работе достали путевку в ожоговый санаторий и что ехать надо непременно сейчас, а то потом лечение уже не поможет. Поэтому она не может в ближайшие два месяца быть в Москве. Договорились на том, что через два месяца она им сама позвонит.

У Ниро тоже были для меня новости, и очень хорошие. Ему позвонили немцы из «Милены». Извинились, сказали, что нервы сдали, что у них на западе таких ситуаций не было. Что в Москве их адвокаты говорят, что дело ужасно серьезное. И лично сам председатель совета директоров фирмы просит Ниро продолжить это дело, и если он, Ниро, согласен, то они еще просят его принять чек на оплату текущих расходов.

Все это мой любимый выслушал внимательно и ответил так: «Я дела не прекращал. Веду слежку и наблюдение за возможными подозреваемыми. Прорабатываю еще несколько версий. Я знаю точно, что это не „Милена“, но мне нужно время это доказать. Да, расходы у меня есть». Фирмач заверил, что завтра их новый представитель в Москве завезет ему чек домой. И спросил, во сколько это удобнее сделать.

Вечером Филипп доложил интересную подробность. Одна из видеокамер в зале суда была под видом журналистской, но пленку эту доставили не в редакцию телевидения, а на дом Гавриле Петровичу Самохину – старшему адвокату. Вечером он вместе с Михаилом Максимовым – младшим адвокатом – разбирал очень подробно его поведение на суде. Обсуждали план следующего заседания. Они оба не ожидали такого натиска и подготовленности со стороны немцев.

Новое заседание суда началось через день. Как раз к этому моменту в доме у Ниро он, я, Филипп и Паша разработали план действий по работе с кустарями.

Но теперь это было бесполезно. Милиция нас опередила и взялась за это очень серьезно. Людей у них было несравненно больше. Меня это очень расстроило, да и Ниро тоже. Но теперь проверка этих темных личностей отпадает сама собой. Что ж, извлечем положительное из создавшейся ситуации – мы будем в курсе всех кустарных дел, не тратя на это своего времени и сил…

– Надо что-то придумать еще, – сказал мой любимый. – Еще хорошенько подумать…

Глава 25
МСЬЕ ГИЛИЕМ ЖАККАРДЬЕ(Спектакль в двух отделениях)

В понедельник, в обеденный перерыв, за мной заехала машина.

В первой половине дня у меня было совещание, где я должна была дать добро на отправку в печать сразу четырех книг. Совещание, естественно, затянулось (я еще не видела в своей жизни совещания, которое бы закончилось вовремя), и я не успела не только пообедать, но и чашки кофе выпить. Но…

Машина сигналила уже в третий раз, и мне пришлось поспешить. Закончить с четвертой книгой я поручила Елизавете и скрылась из кабинета.

Я села в свою машину и направилась через Крымский мост в Центральный выставочный зал, где в данный момент свои работы демонстрировали русские художники-авангардисты. За мной следовала машина с двумя ребятами, которым было дано задание беречь меня как зеницу ока. Такие формулировки всегда приятны, тем более когда исходят из уст любимого.

…Итак, я должна была предпринять еще одну попытку познакомиться с Гилиемом Жаккардье. Благодаря Филиппу, который переключился на слежение за ним, я окажусь сейчас на одной с мсье Жаккардье художественной выставке, куда француза пригласила принимающая его сторона. На выставке я конечно же совершенно случайно должна попасться ему на глаза, ну, скажем, раза три, четыре или восемнадцать? Сколько нужно, чтобы меня, красивую, заметили?

Оказалось, это совсем не сложно. Мсье явно скучал, и по сторонам ему было смотреть куда приятней, чем на огромные полотна абракадабры. Я же, напротив, была полностью поглощена изображаемым. Протиснувшись к картине вплотную, я стала ее рассматривать вдоль и поперек. И чисто случайно ударилась о кого-то. Надо же! Этим кто-то оказался мсье Гилием Жаккардье. Я мило извинилась и продолжила придирчивый осмотр шедевра. Второй раз, уже в другом зале, мы прошли навстречу друг другу. Он, узнав меня, улыбнулся, я ему ответила.

Последующие встречи происходили примерно по тому же сценарию. Между третьей и четвертой я вдруг почувствовала легкое головокружение. Удивившись такому явлению, я не сразу поняла, что это от голода. И в эту же секунду я так сильно захотела есть, что согласна была бы даже на студенческую столовку. Сохраняя дежурную улыбку, я мужественно провела четвертую случайную встречу и удалилась в сторону выхода.

– Все, не могу!

– Что с тобою? – Меня окружили мои рыцари.

– Есть хочу! – Они, видимо, ожидали что-то посерьезнее, поэтому не сразу поняли мое заявление.

– А-а… – наконец догадался один из них. – Батончик могу предложить.

– Давай, – без всякого стеснения сказала я и тут же принялась за него.

Только на улице, выбросив в урну обертку, я поблагодарила его:

– Спасибо. Не успела сегодня поесть.

– Бывает, – ответил мой рыцарь, поделившийся со мной батончиком.

Я сказала ребятам, что со своим заданием справилась, они, улыбнувшись, подтвердили это. Мы попрощались до вечера и разошлись по машинам. Я попросила не провожать меня. Сидя в машине, я представляла, что первое, что я сделаю, добравшись до работы, – это закажу обед из ресторана прямо в кабинет. Конечно, лучшей наградой за мои старания был бы обед, приготовленный моим любимым, но…

Вечером будет продолжение моего спектакля, его второе отделение. А перед этим, после работы, у меня была заказана парикмахерская. Вот такая я деловая! И кто меня пожалеет…

Вечером сделали так, что переводчица не смогла поужинать с Гилиемом. Мсье ужинал в одиночестве в ресторане своего «Палас-отеля». Через два столика от него, также в одиночестве, ужинала я. (А еще через два столика сидели два мальчика, которые страховали меня от непредвиденных событий.)

Томные перегляды сделали свое дело. Закончив ужин, два одиночества встретились у стойки бара. Он начал словами, что узнал меня, что я – это единственное, что он приятного запомнил на выставке. Я невинно удивилась, сказав, что мне выставка тоже понравилась, и добавила, мол, какое совпадение, что мы сейчас опять встретились. В моих словах звучал намек, уж не следил ли он за мною? Он, улыбнувшись, заверил меня, что просто здесь живет. Таким образом я избавила себя от лишнего вопроса.

Моей основной задачей было, по возможности, выспросить у него что-то, что натолкнуло бы нас на верный след. Но французского языка я не знала, а по-русски Гилием Жаккардье не говорил.

Все же мы нашли общий язык и изъяснялись по-английски, который я с грехом пополам еще помню. Гилием в отличие от меня был просто полиглот. Он говорил на английском и испанском, помимо родного французского. Как выяснилось, все языки романской группы не представляли для него большой сложности. Русские слова он тоже схватывал довольно легко. Но признался мне:

– Ваш язык другой, не похожий на наши. (Нашими, я так понимаю, он называл те европейские языки, на которых говорил, и те, которые мог понимать.) У вас каждое слово по-разному заканчивается.

Не понять им, иностранцам, наш великий и могучий. Кстати, самый согласованный в мире язык. Я так считаю! А вы?

Зная о моих достижениях в области иностранных языков и поняв, что вербальным способом я не смогу добыть нужной информации, Ниро придумал способ наверняка. Главная задача для меня была поставлена так: надо снять отпечатки пальцев Гилиема Жаккардье.

…Я продвигалась к своей цели. Наша беседа за рюмкой розового «Мартини» шла бурно, даже, можно сказать, весело. Слова были в основном английские вперемешку с русскими, весь этот коктейль соединялся выразительными жестами. Вечер делал свое дело – сближал людей, и я и Гилием, какой мне представился, интересовали друг друга.

В какой-то момент Гилием закурил сигарету. Опираясь локтем на стойку бара, большой палец его левой руки уткнулся в щеку, указательный и средний держали сигарету. Я поняла, что пора действовать.

Улыбаясь, делаю движение рукой, как будто что-то смахиваю со своей щеки. Он улыбается, но не понимает. На английском объясняю, что он запачкался. Он старательно пытается убрать что-то (чего нет) с лица, и я в этот момент подаю ему свою пудреницу. Делаю это крайне аккуратно, так, чтобы мои отпечатки занимали как можно меньше места.

Пудреница была слегка липкая, и этого должно было хватить для наших целей. Конечно, можно было применить специальный порошок, но где гарантия, что он не осыпется у меня в сумочке? Не класть же мне коробочку при нем в пакет?

Волнуюсь жутко! Но он спокойно берет из моих рук пудреницу и открывает ее. Пальцы его правой руки отлипают от гладкой поверхности, он их потирает друг об друга, старается, чтобы я этого не заметила. Затем отряхивает щеку (благо в баре не так светло) и демонстрирует мне результат. Я киваю и подтверждаю, что теперь чисто. Он благодарит меня за заботу и возвращает пудреницу. Теперь с пальцев левой руки также пытается незаметно стереть липкость. Ну и неряха же я, думает он! Я, стараясь быть непринужденной, принимаю свое орудие обратно и осторожно опускаю его в недра сумочки. Уф! Теперь это надо бережно донести до Ниро.

Ну и дорого же далось мне это приключение. Нет, оно было .безопасное, я о другом… Этот мсье Жаккардье просто неслыханно обаятелен! Не блондин, но… темные волосы и серые глаза – у него с Ниро было какое-то неуловимое сходство. От этого в моих глазах да и в голове просто двоилось. Когда дело дошло до предложения выпить чашечку кофе у него в номере, до которого надо было только подняться на лифте, мне пришлось преодолеть саму себя. Вы меня понимаете…

– На воздух! Давайте пройдемся, – уже более спокойно проговорила я.

Мужчина понял меня почти правильно, что мне душно, и охотно согласился пройтись. На улице я пришла в себя и твердо себе сказала: «Нет».

Дойдя до моей машины, я обрадовалась ей как спасению. Я стала доставать ключи, суетно говоря моему спутнику, что дома дочь одна-одинешенька и не кормленая осталась. Я понимаю, что это глупо, но это единственное, что пришло мне тогда в голову. Воспользовавшись его секундной растерянностью, я впорхнула в машину и, заведя мотор, скрылась за поворотом. Мои телохранители, которые вышли вслед за нами, рассказывали, что мсье еще долго недоуменно смотрел мне вслед…

Глава 26
ВЕРОЯТНОСТЬ ОДИН К ТЫСЯЧЕ. НО Я БУДУ ИСКАТЬ…

Милицейские поиски кустарей за три дня не дали никаких положительных результатов. Проверены были многие, если не все, но никто не вывел их к следующему шагу.

Ниро решил действовать сам. Его упертость, интуиция и привычка идти до конца, проверяя даже почти безнадежную версию, сделали свое положительное дело. Ниро с Пашей и еще двое человек несколько вечеров подряд поздно вечером выходили на дорогу… Мужчины брали такси и просили отвезти их по конкретному адресу по подмосковной дороге. Естественно, что платил за это удовольствие мой ненаглядный. А такси каждый из них менял не одно за вечер. На середине пути мужчины, характерно шмыгая носом, начинали трястись и так, между прочим, спрашивали у водителя, не знает ли он, где купить немного химии, для приема в организм, а лучше бы и побольше. Ну, а многие таксисты если сами не предложат, так адресок всегда могут дать. Так оно и вышло.

Повезло из всех Ниро. Он, на третий день поисков, поймал такси у Курского и отправился за город по северо-восточной дороге, именуемой официально Щелковским шоссе. Когда они уже выехали из Москвы, Ниро проделал описанную выше процедуру, после чего спросил водителя, нет ли у него зелья. Водитель сам расстроился оттого, что, у него нет ничего, но решил спросить по дороге у местных, заодно и самому прикупить на всякий такой случай. Ниро же облегченно вздохнул оттого, что у водителя ничего не было, а то на этом бы пришлось и закончить путешествие.

Они свернули с главной дороги и через несколько километров въехали в нечто, напоминающее деревню – десяток старых домов. На завалинке у одной из вросших в землю развалюх сидели подвыпившие личности, которые и указали дальнейший путь. На вопрос, хороший ли товар, они заржали, и один из них, со скошенной рожей, поднял вверх большой палец. Такси подъехало к нужному дому.

– Ты посидишь? – спросил шофер Ниро.

– Давай с тобой пойду. Подстрахую, если что.

Мужчины вышли из машины. Вошли через калитку и постучали в дверь дома. Изнутри послышался скрип деревянных половиц.

– Кто там?

– Клиенты. Нам немного твоей химии нужно, – ответил шофер.

Тишину вечера разорвал лязг открывающегося замка. На пороге дома стоял коренастый мужик, лет 55-ти, со злыми, колючими глазами. Он быстро глянул на них и коротко назвал цену.

– Согласен, – Шофер посмотрел на Ниро, который стоял слева от него, и, следовательно, свет из открывшейся двери на него практически не падал. Тот кивнул.

– Щас вынесу. – Мужик хлопнул дверью.

Ниро и таксист остались стоять перед закрытой дверью. Ниро спрыгнул, какой множество раз уже делал до этого, с крыльца и пошел вдоль дома. Дом был деревянный, одноэтажный. В одном окне горел свет, но оно было завешено цветастой шторой. Приникнув к щели, Ниро все же рассмотрел стол, на котором валялись всякие банки, коробки, оберточные бумаги, целлофан…

О! На полке мелькнула знакомая до боли упаковка «Милены», и рядом валяется еще пустой ящик из-под нее же!!! Странно это для местного «химика». Это возможно, только если… Только бы не спугнуть удачу! Больше ничего не удалось рассмотреть. За дверью опять скрипнули половицы, Ниро вернулся на крыльцо и стал доставать деньги.

Получив товар, мужчины опять сели в машину. Когда они въехали в подмосковный город Щелково, Ниро остановил машину у первого высотного дома и попросил шофера подождать, а затем отвезти обратно в Москву, чему тот явно обрадовался.

Зайдя в дом, Ниро поднялся на последний этаж. С помощью фонарика, который почти всегда был с ним так же, как и набор, в который входили ножик, штопор, ножницы и прочие штучки, рассмотрел то, что получил, повнимательней. Он отвинтил пробку и понюхал. Пахнуло очень характерно. Конечно, самопальный эфедрой! Ниро наклонил пузырек и капнул осторожно на ладонь. Темно-коричневый! Отвратительного качества… Отлично, мужика этого не было в списках УВД, а гнал он эту гадость явно самостоятельно.

Поразмышляв еще несколько минут и закрыв бутылочку, Ниро опустил ее в карман куртки, после чего спустился к машине. В Москву они вернулись той же дорогой. Такси отпустил на площади Курского вокзала. Дальше прошел квартал пешочком.

В Мельницком переулке Ниро поджидал его «линкольн».

Глава 27
ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС

Я донесла домой бесценную мою пудреницу. Через час приехал и Ниро. У нас у обоих были хорошие новости.

Пока ждала, столько мыслей пронеслось в моей голове. Меня распирали гордость и смех одновременно. Мои похождения в последнее лето делают из меня заправского сыщика. Вот уж никогда не думала увидеть себя в такой роли… и чего только ради любви не сделаешь. Но Матой Хари мне совсем не хотелось бы быть…

Чтобы занять себя, я стала прокручивать в голове все сведения об очаровательном французе. Гилиема Жаккардье обнаружил Филипп. Он следил за адвокатом и его путаной, когда они пошли в «Пассаж» примерить пару костюмчиков от «Шанель». Филипп наблюдал за парочкой из соседнего отдела парфюмерии, которая в это время демонстрировала мсье Жаккардье торговый зал.

Филипп мог беспрепятственно услышать весь разговор и, поскольку часто упоминалось слово «косметика» в сочетании с «заключить контракт», сделал правильный вывод, что этот человек может быть интересен для нашего расследования.

Информацию об этом мужчине Филипп получил довольно быстро, но сама по себе она не вела никуда. Все было чисто и гладко, зацепиться было не за что. Дальнейшие сведения мог дать только личный контакт. Вот только навести личный контакт в такой ситуации мужчине было не столь сподручно, с этим могла справиться опять-таки женщина. Поэтому я в свой медовый месяц уже который раз выступила в роли борца за справедливость…

Наконец-то доносится шум подъезжающей машины. Это Ниро. Бегу встречать его в прихожую.

– Здравствуй, мой ненаглядный! У меня столько новостей! Я все сделала, как ты хотел! – И я повисла у него на шее.

– Ева на шее – это же не про тебя, – мой любимый выдал литературную аллюзию, но отщеплять меня не стал. – Я знаю, ты молодец. Сейчас все расскажешь.

Мы прошли в гостиную. Он вынул из кармана бутылочку:

– А это мой улов.

– Что эта? Ты же вроде здоров? – Я подумала, что в пузырьке какое-то лекарство.

– Я здоров, но это не то, что ты подумала. Это наркотический самопал, именуемый эфедройом. Им сейчас многие травятся, у кого денег нет на что-нибудь более изысканное. – И победно добавил:

– Мне кажется, я нашел нужного кустаря-химика.

– Да ты что?! – Мое восклицание вызвало улыбку на лице Ниро.

– Твое милое личико выражает такой восторг, как будто я с Марса прилетел только что.

– Ладно издеваться! Ведь его вся милиция уже неделю ищет.

– Ты права, но думаю, я не ошибся. Посмотрим. А что у тебя?

Тут я вспомнила про свои подвиги и стала выдавать их со скоростью света. Начала с первого, дневного отделения, в красках описывая прежде всего, как на это «дело» я вышла абсолютно голодная.

Затем перешла ко второму, здесь, наоборот, опуская подробности, передала самую суть – что отпечатки пальчиков мсье Гилиема Жаккардье находятся у меня в сумочке.

– Отлично, – сказал Ниро и продолжил, улыбаясь, не сводя с меня глаз:

– Я рад, что мсье Гилием Жаккардье не задел тебя своим обаянием.

– С чего ты взял? – Я была в растерянности от такого неожиданного замечания.

– А то говорят про него всякое. Ведь правда же? Дескать, рекордсмен он по этому делу?

– Да ты, никак, меня ревнуешь?! – дошло до меня. Быть этого не может! – Да ты ли это? – Я протянула руку к его лицу и шутя пощупала. – Вроде ты… Вот уж не думала, что ты умеешь ревновать!

– Это не ревность, а проверка женской психологии, знаешь ли. – На этих словах он развернулся и пошел в кухню.

Ну и любовника я себе завела. Ну разве ж так можно!

Через полчаса, перекусив и переодевшись, мы были уже за работой в кабинете. На огромном столе Ниро раскладывал на первый взгляд несовместимые вещи: лейкопластырь, целлофан, две бутылочки с какими-то порошками, маленькие ножницы и прочие миниатюрные инструменты. Там же уже работал компьютер и к нему был подключен сканер.

– Ну и?.. – Мне не терпелось.

– Доставай свой трофей.

Я положила на стол сумочку, Ниро чем-то вроде большого пинцета извлек на свет пудреницу.

– Отлично, – последовало после осмотра, – теперь давай действовать.

– Давай, я не против. Только что мы будем делать?

Ниро не отвечал, разрезая пластырь на несколько кусочков.

Я не могла угадать его последующие действия и стала развивать свою теорию:

– А знаешь, у меня есть масочка для лица. Так вот, когда она застынет на лице, ее можно снимать как второю кожу, на ней все-все отпечатывается. – Я была довольна своей находчивостью. – Хочешь, поделюсь?

– Когда у меня кончатся все необходимые принадлежности, я непременно обращусь к тебе, – Даже не глянув на меня, он стал теперь вырезать из целлофана кусочки чуть больше лейкопластыря.

– А это зачем?

– Сейчас увидишь. Выбери пузырек с черным порошком.

– Они не ядовиты?

– Нет. Это обыкновенный толченый графит.

– Нашла.

Ниро взял у меня пузырек и зачерпнул из него на кисточку чуть-чуть порошка, поводил кисточкой по бумаге, отчего на ней остался черный след, а затем стал, еле прикасаясь, водить кончиком по поверхности моей пудреницы. Из моей груди вырвался стон.

– Бедный мой «Кристиан Диор», – со вздохом сказала я.

– А я богатый, – иронизировал мой любимый. – Я тебе другую куплю. Только ты мне ответь, почему такая большая коробка? Там что, запас на три года?

– Ничегошеньки ты не понимаешь! Это же комбинированная!

– Н-да. Если не секрет – это что такое? Что за зверь – комбинированная? Кого с кем она комбинирует?

Я сияла от удовольствия. Он все же чего-то не знал!

– Понимаешь, это значит, что в одной коробочке и тональный крем, и пудра одновременно.

– То есть там много чего внутри.

– Да нет, ты не понимаешь, внутри одна пудра и одна пуховка.

– Но…

– Пудра, если ее намочить, становится кремообразная, а когда высохнет, то как сухая пудра.

– Хорошее изобретение…

– Ты мне серьезно новую купишь? Если да, то я вообще-то собиралась поменять фирму.

– Да, и на какую же? – с усмешкой произнес мой любимый.

– Ничего смешного. На «Гурлян»!

Я хотела развить эту тему, но дальнейший мой монолог был прерван требованием серьезного отношения к делу. Начиналось самое интересное. Ниро точными, скупыми движениями приложил один кусок пластыря на вырисовавшийся отпечаток пальца и, крепко прижав его, через секунду аккуратно отлепил обратно. На белой липкой поверхности пластыря был точно скопирован отпечаток мсье Гилиема Жаккардье, по-моему, указательного пальца. Черный порошок повторял все бороздки и изгибы, данные этому человеку от рождения природой.

– Вот это да! – не удержалась я. – Ниро, ты гений!

– Целлофан, – скомандовал он, как хирург требует скальпель.

Я безоговорочно подчинилась. Кусочек целлофана припечатался на липкое изображение. Вот это да! Получился бутерброд – прозрачный целлофан, графит, повторяющий все особенности кожи, и белый пластырь, на котором черный графит прекрасно выделялся. Тонкий слой целлофана нисколько не размыл отпечаток пальца. Было такое впечатление, что его напечатали на белой бумаге!

Точно, мой Ниро – гений!

То же самое он проделал с остальными отпечатками. На верхней крышечке проявились два довольно четких изображения подушечек указательного и среднего пальцев Жаккардье и еще четыре смазанных отпечатка, два из которых были моими. На нижней крышечке красовался хороший оттиск безымянного пальца и мизинца француза.

Дальше еще интереснее, потому что Ниро положил получившиеся целлофановые бутербродики на светящуюся поверхность сканера и…

…закрыв крышку, нажал нужные кнопочки. Машина погудела минуты две, и что-то в ней ухнуло. Потом компьютер выдал какой-то запрос, Ниро дал ему команду, и…

…на экране компьютера стали медленно появляться отпечатки пальцев Гилиема Жаккардье…

– Уф! – вырвалось у меня. – Так быстро?

– Не три же дня ждать.

– Конечно. – Я с восхищением и неким испугом смотрела на своего умнющего любимого. А он, потерев руки от удовольствия, сказал:

– Теперь займемся следующими. Выберем самые четкие.

Он вызвал графический редактор, и весь экран заполнил один из отпечатков.

– Отлично, этот годится! – Он отрезал от изображения все лишнее и сохранил изображение в файле. Потом проделал то же со всеми остальными. – Удовлетворительно, – сказал он свое любимое слово, оглядывая получившуюся коллекцию через десять минут, – пошлем для верности вот эту парочку.

– Куда пошлем? – От такого моего вопроса Ниро развернулся на девяносто градусов.

– А ты как думаешь, для чего я все это делаю?

Я осознала, что такого вопроса я себе не задавала.

– Как тебе сказать. Мало ли что… – вывернулась я.

И здесь началось самое захватывающее. Ниро вызвал на экран компьютера эксплорер, который стал набирать телефонный номер провайдера Ниро, чтобы соединиться с Интернетом. Модем кряхтел, щелкал и сбрасывал номер совершенно безжалостно. Так продолжалось некоторое время, но упертость точит камни, и мы своего добились. Со-е-ди-ни-ло.

Эксплорер выдал запрос на вход, потом на пароль, Ниро все это ввел, и открылась стартовая страница провайдера. Ниро ввел какую-то странную комбинацию букв и цифр в адресное поле, и на экране замелькали картинки, какие-то необычные, что я, вроде бы уже давно привыкшая и работающая с компьютером, не могла оторваться от изображения.

Завороженная и удивленная, в какой-то момент ловлю себя на том, что сижу с открытым ртом, еще минута, и у меня слюнка с боку потечет. Девяносто пятый год на дворе. Такого я в Москве еще не видела!

Наконец картинки перестали меняться, и Ниро щелкнул пальцами:

– Получилось!

– А? Где мы?

– Мы, дорогая моя, в Дании, в гостях у одного хорошего человека. Он-то нас и пропустит в базу Интерпола.

Я аж присвистнула.

– Не может быть! – дурацки вырвалось у меня.

– Может.

– А как ты туда вошел?

– На твоих глазах, – ответил мой любимый.

– Но, но… – столько вопросов в голове, как же их сформулировать правильно. Вот! – А я слышала точно, что наша страна еще не вступила в Интерпол. Только ведутся переговоры.

– Надо же, а я этого и не знал. – Ниро уже спокойно работал. Его пальцы равномерно перебирали клавиши, и взгляд был прикован к экрану. Из модема, периодически раздавались какие-то завывания.

– Что это с ним? – поинтересовалась я.

– Думает, считает, то есть передает. Связь у нас в стране до сих пор плохая.

– Как в анекдоте, легче докричаться. – Я пыталась разобраться, что же он все-таки делает.

В это время на экране появилась новая картинка. Машина при этом запищала и спросила что-то по-английски. Ниро набрал ответ (сим-сим, открой дверь), и на экране медленно появилась фотография.

– А где большая вывеска «Интерпол»… – Она мне была просто необходима и вообще – я ничего не понимала!

– И швейцар у двери… В золотой ливрее!

– Я серьезно.

– Это частный сервер, но поверь мне, он имеет всю самую свежую информацию и доступен для меня.

– А, так это ваш шпионский связной!

– Что-то вроде этого. Так, теперь запустим пальчики, – При этом Ниро наступил «мышью» на голову одного из лиц, изображенных на фотографии, отпустил ее и набрал с клавиатуры какой-то код.

Только я собиралась потребовать от него объяснений, как голова изображения как бы раздвинулась, образуя нечто вроде рамочки с несколькими кнопками.

Не знаю, где в тот момент была моя челюсть, но точно не на месте!

Мой возлюбленный нажал одну из кнопок, и компьютер выдал запрос на передачу файла. Что Ниро и сделал. Сначала один, потом другой.

– Все, теперь будем ждать.

– Чего? Ты куда?

– Сварить кофе. А ты смотри, если что появится, свистнешь.

– А долго ждать?

– Минут пять – десять, не думаю, что больше.

– Ты хочешь сказать, что ты сейчас послал пальчики в базу Интерпола и он их ищет…

– Ты почти права. – И он направился к выходу.

– А в чем я ошиблась? – не унималась я. Ниро остановился на пороге и сказал с улыбкой:

– Рыжик, если ты это серьезно, я расскажу, но подумай сначала, зачем тебе это надо.

Да, действительно, зачем мне это надо? – и поняла зачем. Любопытство, знаете ли.

С этой мыслью я предалась ожиданию, подперев голову левой рукой, правой барабаня по столу пальцами. Компьютер пока молчал. Прошла пара минут.

Вдруг на экране все замелькало, и…

…сверху вниз стала разворачиваться картинка.

– Ниро! – завопила я дурным голосом. А между тем передо мною уже была готовая информация. Вот только написана она была по-английски. Но с фотографии на левой стороне экрана смотрел на меня мой мсье Жаккардье. Вот это да!

– Гилием Жаккардье, француз, 1961 год, я так понимаю, рождения, – прочитала я вслух даже по-английски, приподнявшись с кресла.

– А дальше? – раздалось за спиною.

– Дальше? Знаешь, мне сегодня пришлось столько говорить по-английски, я так устала. Ты не почитаешь? – Я вежливо приготовила кресло для восседания на него моего возлюбленного, который, кстати, держал сейчас в руках две чашки наиароматнейшего кофе.

По лицу Ниро было видно, что он доволен своей работой. Он сел на предложенное мною кресло и пододвинул к себе клавиатуру.