Текст книги "Завещание ночи"

В кухне звонил телефон. Звонил с надрывом, словно предвещая близкую беду. Я остановил преближающегося к ослепительной красотке Ван Дамма и выполз из кресла.

Звонила одна дура, которая видела меня пару раз почти год назад и с тех пор считала, что имеет право беспокоить меня в любое время суток. Я довольно вежливо объяснил ей, почему ко мне сейчас нельзя приехать (куча проблем, родственники гостят, ты застала меня буквально на пороге, убегаю по страшно важным делам, нужное подчеркнуть), и, пообещав обязательно позвонить на следующей неделе, повесил трубку. Помутнение окончательно прошло.

– Нет, – сказал я вслух. – Нет, так не пойдет. Нечего ввязываться во все это дерьмо. Уеду в Крым, и хватит с меня…

Я забрал аппарат с собой в комнату, и, снова заняв позицию в кресле, набрал телефон одного своего приятеля, который держит в ялтинском «Интуристе» небольшой видеобар. Мы слегка потрепались о всяких пустяках, после чего я спросил, насколько реально получить сейчас хороший номер. Выяснилось, что именно сейчас это мало реально, потому что у них там проходит то ли конференция, то ли фестиваль, и в отеле полно иностранцев. Однако дней через пять мероприятие заканчивается, и тогда он (приятель) гарантирует тот же «люкс», в котором я останавливался два года назад с очаровательной длинноногой азиаткой, имени которой он, к сожалению, не помнит.

– Отлично, – сказал я, – значит, дней через пять. Я еще позвоню. Ну, бывай.

Я побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. На экране Ван Дамму крушила ребра патологическая личность по кличке Атилла.

– Не везет нам с тобой, брат, – грустно сказал я Жан-Клоду.

Пять дней. Пять дней торчать в плавящейся от жары Москве и глядеть, как ДД охмуряет Наташу. Пять дней жить с ощущением, что где-то рядом бродит лысый костолом, которому в любой момент может показаться, что пришла пора платить по счетам. Пять дней неизвестности.

Четвертый коктейль был просто необходим. Я выпил его залпом, как и первый, похрустел льдом и закусил пряником. Ван Дамм одолел, наконец, Атиллу. Я подумал о том, что, возможно, зря не позволил приехать давешней дуре, она бы сейчас, пожалуй, пришлась кстати.

Зазвонил телефон. Я снял трубку и сказал:

– Резиденция Красного Льва.

В ответ ухо ожег голос ДД:

– Ким, приезжай, ради Бога, несчастье, Ким…

– С кем? – гаркнул я, выскакивая из кресла. При этом споткнулся о телефонный шнур, упал и опрокинул столик.

– Черт, – огрызнулся я, пытаясь свободной рукой поставить вертикально бутылки – по счастью, уже почти опустевшие. – Что случилось, с кем?

– Дед, – почти простонал в трубку ДД. – Дед, Ким… Скорее, приезжай, пожалуйста…

– Через двадцать минут буду, – крикнул я и швырнул трубку на рычаг. В голове билась сумасшедшая мысль: «Допрыгался!» Я поднял столик, подобрал с пола бокал и рассыпавшиеся пряники.

– Несчастье, – тупо повторил я. – Несчастье…

Внезапно я ощутил, насколько все же пьян. Бросил взгляд на часы – было только девять вечера. Что же там могло произойти?

Минуту я соображал, брать с собой пистолет или нет. Потом в мою пьяную башку не без труда пробилась мысль о том, что если это несчастный случай, то, возможно, там будет милиция, а значит, лучше не светиться. Поняв, что больше ничего я все равно не придумаю, я натянул шорты, майку и выскочил на улицу.

Такси я поймал сразу же, опустил стекло и попросил водилу ехать с максимальной скоростью. В результате к дому Лопухина я подходил почти трезвым, хотя ни один инспектор ГАИ этого бы не признал.

Кнопка лифта горела тревожным багровым светом, напомнившем мне пульсирующий овал страшного лица из моего сегодняшнего сна. Лифт торчал где-то высоко, и я бросился вверх по лестнице, старательно выдыхая алкогольные пары.

Лифт стоял на пятом этаже, и дверь его была распахнута. Квартира Лопухина была открыта, в прихожей мелькали белые пятна халатов. Пахло карболкой, ночной бедой, страхом. Я прошел мимо двух врачей из реанимационной бригады, уклонился от летевшей навстречу медсестры и вошел в кабинет. Роман Сергеевич Лопухин лежал на наспех накрытой простыней тахте. Склонившийся над ним полный розовощекий врач что-то делал с его левой рукой. ДД, как нахохлившийся журавль, ходил в некотором отдалении, бросая на врача быстрые взгляды. Я подошел вплотную и взял его за рукав.

– Что с ним? – и, видя, что он не слышит меня, а может быть, даже и не видит, дернул за руку и встряхнул. – Что с ним, Дима?

– Инсульт, – пробормотал ДД. – Ты приехал, Ким, спасибо… Врачи говорят, инсульт…

– Отойдите и не мешайте, – сказал розовощекий неожиданно злым высоким голосом. – Немедленно.

ДД шагнул вглубь кабинета, увлекая меня за собой. Механически я взглянул на пол у стеллажей – стекла уже убрали.

– Дед приехал из издательства, веселый такой, бодрый, – глотая слова, рассказывал ДД. – Спросил, где ты… Я сказал, что ты заедешь вечером, он обрадовался, объяснил, что не сказал тебе чего-то самого важного… Потом мы поужинали, и он пошел к себе в кабинет… Сюда… А потом…

– Я сказал – выйдите из комнаты! – рявкнул врач, не оборачиваясь. Тут я понял, что ДД говорит очень громко, почти крича, будто боясь, что я не расслышу. При крике врача худое лицо его исказилось, и мне показалось, что он сейчас заплачет.

– Пошли, – сказал я.

Мы вышли в коридор. Мимо, толкая перед собой какой-то раздвижной столик, прошла одна из медсестер. Дверь в кабинет закрылась.

– Потом мы услышали шум, как будто что-то упало… Я крикнул: «Дед, это у тебя?», а он не ответил… Тогда мы прибежали и увидели, что он стоит на коленях около шкафа и пытается подняться… Знаешь, цепляется пальцами за полки, пальцы соскальзывают, а он все пытается встать… Наташа тут же вызвала «скорую», а я никак не мог понять, можно ли его уложить, – так и стоял с ним полчаса… Он все говорил что-то, но так неразборчиво, понять нельзя было совсем ничего, а потом он потерял сознание… Врач сказал – это инсульт, все обойдется, как ты думаешь, Ким?

– Да, конечно, – сказал я и потряс его за плечо – жест, долженствующий обозначать сочувствие. – Естественно. Где Наташа?

– На кухне, – быстро ответил ДД. – Кипятит воду… Позвать?

– Нет… Постой здесь.

Я решительно открыл дверь кабинета и шагнул внутрь, столкнувшись с мягким животом розовощекого врача. Он вытеснил меня обратно в коридор и, обращаясь к бригаде, крикнул:

– Все, мужики, поехали!

– Все в порядке? – робко спросил ДД, вытягивая шею. Розовощекий мрачно посмотрел на него и сказал:

– Мы, во всяком случае, больше здесь не нужны… Я там написал все, что надо, бумага на столе…

– То есть? – ДД стал ощутимо ниже ростом. – Вы хотите сказать…

– Он умер, – отрывисто бросил розовощекий. – Романюк, прекрати копаться, поехали…

Я молча переводил взгляд с розовощекого на ДД. Вдруг ДД как-то по-заячьи взвизгнул и ринулся в кабинет.

– Дед! – кричал он. – Дед, не умирай, дед!!!

– Инсульт? – спросил я и взял розовощекого за отворот халата.

– Не знаю! – выкрикнул он, стараясь отцепить мои пальцы. – Скорее всего, инсульт плюс черепно-мозговая травма при падении… Позвонки, однако, не смещены… Я все написал в заключении, отпустите меня в конце концов.

Я разжал пальцы. Белые халаты суетились в прихожей, пахло аптекой и смертью. Я повернулся и вошел в темный кабинет.

Роман Сергеевич Лопухин лежал, высоко запрокинув седую голову, и руки его беспомощно свисали по обеим сторонам тахты. На туго обтянутом желтой сухой кожей лбу четко выделялось темно-фиолетовое, почти черное пятно, имевшее форму черепа с неестественно крупными овальными глазами.

– Стрела мрака, – прошептал я.

ДД плакал, стоя на коленях перед тахтой. Его длинное нескладное тело как-то странно подергивалось, он елозил коленями по вощеному паркетному полу и прижимал к губам сухую ладонь старика.

– Дед, – всхлипывал он, – ну как же, дед, как же ты так, дед…

Я склонился над телом. Отпечаток черепа был совершенно отчетлив, он как бы выдавался из лобной кости, будто выдавленный изнутри каким-то тупым орудием.

– Стрела мрака, – повторил я.

– Дед рассказал тебе, да? – всхлипнул ДД. – Он успел рассказать тебе про заклятие стрелы? Это Хромец, он решил все-таки покончить с дедом… Боже, Боже, ну почему… Дед… Ким… ты видишь, это Хромец, это его стрела, Ким…

– Вижу, – сказал я.

В эту минуту я поверил во все, что рассказал мне Роман Сергеевич. Я поверил в то, что лысому моему врагу действительно больше двух тысяч лет, и в то, что три реликвии, собранные вместе, действительно исполняют желания. В то, что Тень Итеру была именно Тенью, и в то, что все Итеру давно мертвы, а значит, тайна Чаши стала теперь тайной людей. И я сказал:

– Вставай, Димка.

Мне пришлось поддержать его, потому что он был близок к обмороку и шатался. Я вывел его в коридор и довел до кухни. Наташа курила, отвернувшись к темному окну, и видно было, что ей страшно.

– Ну что? – спросила она, не поздоровавшись со мной. – Врачи ушли? Все нормально?

– Роман Сергеевич умер, Наташа, – сказал я, усаживая ДД на табурет. – Ничего нельзя было сделать.

Наташа побледнела, и я испугался, что она тоже хлопнется в обморок.

– Есть в этом доме коньяк или нет?! – закричал я громовым голосом.

– Ты что, не видишь, он сейчас вырубится?

– В шкафчике, – дрожащим голосом пролепетал ДД.

– Достань, – крикнул я Наташе. – И стакан.

Я налил полстакана коньяку и влил в рот ДД. Он закашлялся, но проглотил.

– Теперь ты, – я протянул стакан Наташе.

– Я не люблю коньяк, – пробормотала она.

– Пей! – крикнул я. Она опрокинула стакан залпом, будто всю жизнь только тем и занималась. Я пить не стал, рассудив, что мне и так хватит. Пока эти двое приходили в себя, я поставил на плиту чайник и сполоснул имевшуюся в мойке посуду. Дрожь в руках потихоньку проходила.

– Ну вот что, ребята, – сказал я, когда выражение глаз ДД стало более-менее осмысленным (Наташа пришла в себя раньше). – Боюсь, что все мы оказались в чрезвычайно неприятном положении.

– Ты удивительно тактичен, Ким, – заметила Наташа.

– Помолчи, – сказал я. – Дима, ты должен это понимать лучше всех нас. Ты рассказывал что-нибудь Наташе?

– Нет, – ДД помотал головой. – Ничего… Рассказывать мог только дед, у нас был уговор… Можно мне еще коньяка?

Я налил ему на два пальца коньяка, и он выпил, судорожно дернув при этом острым кадыком.

– Значит, всей полнотой информации обладаешь ты, я знаю кое-что, а Наташа – вообще ничего… – Тут мне пришло в голову, что Наташе бы лучше и не знать всей этой истории, и я сказал:

– По-моему, Наташе нужно ехать домой.

К моему немалому удивлению, ДД тут же согласился.

– Да, Наташа, тебе действительно лучше уехать… Я тебя отвезу…

– До ближайшего перекрестка, – сказал я. – Посмотри на себя, родной. Ты машину-то откроешь?

– Тогда возьмем такси, – ДД сделал неопределенный жест рукой.

– Деньги у меня есть…

Молчал бы уж, подумал я злобно. Деньги у него есть.

Наташа сказала:

– Никуда я не поеду. Лучше рассказывайте все, что знаете.

– Нет, – ответил я твердо, но Лопухин уже растаял под ее взглядом, из него уже можно было вить веревки, и он, избегая смотреть мне в глаза, проговорил:

– А может быть, и правда, лучше все ей рассказать?

Подкаблучник хренов, подумал я.

– Это небезопасно для ее жизни. Тебе мало деда?

ДД поднял на меня удивительно трезвые глаза.

– А тебе не кажется, что Хромцу все равно, знает она что-нибудь или нет? Она была здесь – этого достаточно.

Он был прав, и это было паскуднее всего. Я выругался.

– Ким… – вяло возмутилась Наташа.

– Ладно, – вздохнул я. – Рассказывай.

И ДД рассказал. Во второй раз история эта воспринималась как-то правдоподобнее, но Наташа слышала ее впервые, да и к тому же ей не пришлось столкнуться лицом к лицу с лысым костоломом. Пока ДД рассказывал, она выпила вторые полстакана коньяка, но видно было, что не поверила.

– Ребята, это какая-то сказка, – заключила она. – По-моему, вы меня дурите. Ну-ка, рассказывайте все как есть на самом деле.

Я взбеленился.

– Ах, сказки?! Ну так пойди и посмотри, – заорал я, показывая на дверь. – Сходи, глянь, что там у его деда на лбу! Там череп, понимаешь, маленький такой черепок Смерти! Пойди да взгляни!

Наташа в ужасе посмотрела на меня, и я увидел, что в уголке ее левого глаза набухает слеза.

– Понимаешь, – я подсел к ней и обнял за плечи, – в это действительно трудно, невозможно поверить. Так не бывает, да, я согласен, я сам не мог представить себе такое… Но когда вчера, здесь, я столкнулся с Тенью Хромца, когда я прошел сквозь нее, как сквозь сгусток тумана, а потом увидел этот отпечаток… на лбу… не остается ничего другого, кроме как принять это за истину, понимаешь?

– Ты… ты видел Тень Хромца? – клацая зубами, спросил ДД. – Здесь, у нас?

– Да, – огрызнулся я. – Здесь, у вас… В кабинете… Это на нее я бросился с кастетом и разбил стекло. А ты думал, я показывал твоему деду самурайский танец «Легче январского снега»?

ДД покраснел.

– Черт бы меня побрал, – сказал он в сердцах. – Я ведь даже забыл спросить у него утром, что же это было…

Он посмотрел на Наташу и покраснел еще больше.

Убью скотину, подумал я.

– Это был Хромец, – объяснил я. – Точнее, его Тень. Он угрожал твоему деду, пугал его Стрелой Мрака. Перед этим он, видимо, очередной раз пытался договориться насчет Чаши, и твой дед ему отказал. Договорить он не успел, потому что я набросился на него, и…

– А что дед? – быстро спросил ДД. – Как он на это прореагировал?

Я на мгновение задумался, вспоминая.

– Ну, он не испугался. Сказал, что живой он Хромцу нужен больше, чем мертвый. Но я не понял, что он имел в виду.

ДД длинными пальцами вытянул из наташиной пачки сигарету, зажег и неумело затянулся.

– Это значило, что дед полагал, будто его жизнь – залог тайны Чаши. А Хромец решил по-другому. А из этого следуют два равновероятных вывода: либо он узнал, где находится Чаша, либо задумал вытрясти это из меня… Наверно, он полагает, что со мной это будет легче, чем с дедом.

Наверно, согласился я с ним про себя.

– А ты знаешь, где спрятана Чаша?

ДД кивнул. На короткий момент я ощутил прилив сатанинского торжества: тайна Чаши была у меня в руках, и я мог отдать ее лысому костолому хоть даром, отплатив ДД разом за все. Но потом я вспомнил запрокинутое лицо Романа Сергеевича, и все встало на свои места.

– Когда ты узнал об этом? – спросил я осторожно.

– Две недели назад… Я ведь тоже поначалу сомневался во всей этой истории, – ДД потыкал окурком в пепельницу. – А потом…

– Кто-нибудь еще в курсе дела?

– Нет, – ДД покачал головой. – Это совершенно точно. Теперь, после того, как дед… – плечи его вздрогнули.

– Прекрати! – приказал я.

– После того, как дед… в общем, теперь я единственный, кто знает.

Наташа обняла его и погладила по голове.

– Димочка, ну, успокойся, пожалуйста… Не надо плакать, ладно?

– Я единственный, кто знает, где спрятан Грааль, – выговорил, наконец, ДД. Зубы его стучали. – И если Хромец убьет меня, ему придется долго искать Чашу вслепую.

Я встал и отошел к окну, стараясь не смотреть, как Наташа вытирает своим платочком его блестящие от слез щеки. Ненавижу плачущих мужиков.

– Твой дед по этому поводу говорил, что у Хромца перед нами есть одно большое преимущество. Он бессмертен, а значит, времени у него в запасе навалом. Он потратил две тысячи лет на поиски Чаши и Короны, и вряд ли с ним что-то случится, если он еще пару веков порыскает по Москве, разыскивая Чашу. С другой стороны, убив тебя, он уберет последнего свидетеля, который что-то достоверно знает о Граале. И в своих дальнейших изысканиях он, по крайней мере, не будет натыкаться на сопротивление. Или я не прав?

Некоторое время ДД жалобно сопел. Потом шмыгнул носом и сказал:

– Не знаю. Может быть…

– А по-моему, Ким прав, – неожиданно сказала Наташа. – Чем больше народу знает тайну, тем труднее этому вашему… Хромцу вести охоту в тишине. Если отдать Чашу куда-нибудь в Алмазный Фонд, он, мне кажется, вообще до нее никогда не доберется.

– Ты думаешь, ему проще было выцарапать Череп из тайных святилищ инков? – спросил ДД. – Но у него действительно вечность в запасе, и он может дожидаться удобного момента… Нет, единственно верная тактика –спрятать Чашу так, чтобы он не нашел ее никогда.

– А это невозможно, ты же сам говорил! – Наташа даже отодвинулась вместе с табуреткой. – И потом, что ты предлагаешь, сидеть и ждать, пока он убьет тебя просто так, от злости?

Я бросил еще один взгляд во двор и, не заметив там ничего подозрительного, отошел от окна.

– Ребята, – сказал я. – На самом деле есть один единственный способ. Твой дед, Дима, хотел завладеть Черепом, чтобы уничтожить его и разбить Триаду. Но и это не выход, потому что, имея в распоряжении вечность, можно либо найти еще один Череп, либо создать новый. Выход только один – Хромца нужно убить.

Мало кто задумывался над глубинным смыслом пословицы «В доме повешенного не говорят о веревке». ДД отшатнулся и чуть не свалился с табурета, зеленые глаза Наташи потемнели.

– Да, – повторил я. – Убить. И если до сегодняшнего дня я еще сомневался в необходимости такого шага, то теперь… – я запнулся, –теперь это очевидно. Я не знаю, чем грозит человечеству захват Хромцом всей Триады, но твой дед, Дима, боялся этого и просил меня помочь ему не допустить такого исхода. Поэтому я полагаю, что мы должны быть готовы к защите Чаши с оружием в руках. И Хромец должен знать об этом.

– Чтобы перебить нас всех поодиночке, – мрачно заключил ДД.

– Мне надо знать, как насылается Заклятие Стрелы, – сказал я.

– Роман Сергеевич что-то объяснял мне про древних майя, но я мало что понял.

– Я знаю не больше твоего, Ким, – откликнулся ДД. – Там используется какая-то чисто магическая техника… по-моему, нужно изображение человека… ну, жертвы… или хотя бы фигурка… Потом концентрируется энергия, да, точно, дед говорил, что это требует больших затрат Силы… Потом жертва отражается в глазницах, глаза загораются… и все, Стрела Мрака пущена.

– То есть это не оружие массового поражения, – уточнил я.

– Конечно, нет. Иначе конкистадоры погибли бы раньше, чем успели бы высадиться на побережье Юкатана… Это изысканное, избирательное оружие династической вражды.

– А изображение обязательно? – спросила Наташа.

ДД потер переносицу.

– Не помню… Нет, правда, не помню. Дед ведь говорил… господи, ну почему я никогда его не слушал…

Опять начинается, подумал я.

– В таком случае, бояться нам нечего. Вряд ли он перебьет нас всех, зная, что мы в любой момент можем передать тайну Чаши еще кому-нибудь.

– Ким, – сказал ДД медленно, – я, честно говоря, очень сомневаюсь, что мы передадим тайну Чаши еще кому-либо. Извини меня, но я вынужден напомнить, что из нас троих единственный человек, знающий ее местоположение, – это я сам.

Он так вызывающе на меня смотрел, что мне стало смешно.

– Ладно, – сказал я. – Наташ, собирайся, поехали домой.

ДД захлопал глазами.

– Я никогда не работаю на таких условиях, – пояснил я. – Мне всегда сообщают всю необходимую информацию.

– Работаешь? – переспросила Наташа. – Ким, ты о чем?

– О своей работе, – любезно пояснил я. – Ты, по-моему, всегда интересовалась, в чем заключается моя работа. Так вот, гляди. Эта милая семейка (тут я подавился, но, к счастью, никто ничего не заметил) наняла меня для одного щекотливого мероприятия, связанного с Чашей. Вчера твой дед, – я кивнул ДД, – дал мне понять, что он хочет, чтобы я участвовал в игре на вашей стороне. Честно говоря, я не горел желанием влезать в эту историю, но, если уж я влез, то извольте давать мне всю информацию целиком. Ясно, Дмитрий Дмитриевич?

Возможно, ДД и попался бы на это, но Наташа опередила его.

– Не хочешь – уходи, – сказала она ледяным тоном. – Тоже мне, специалист…

Интересно, что это с ней сегодня? – успел подумать я, прежде чем осознал то, что я говорю. А говорил я следующее:

– А тебе я вообще посоветовал бы заткнуться и молчать в тряпочку. Если уж встряла в настоящую крутую разборку, где взаправду убивают, то имей хотя бы совесть не вмешиваться в дела, в которых ты не сечешь…

– Не смей кричать на женщину! – гаркнул ДД и встал.

– Да, – сказал я, сбавляя тон. – Только драки нам еще и не хватало. Извини, Наташа.

ДД, красный и пыхтящий как паровоз, сел и попытался прижать Наташу к себе. Она отстранилась.

– И вообще, – стараясь не смотреть ни на меня, ни на ДД, сказала Наташа, – по-моему, это дело милиции.

– Глубокая мысль, – похвалил я. – Тем более, что у Дмитрия Дмитриевича там и знакомые имеются. Вот, например, гражданин майор Лебедев, Владимир Никитич, если не ошибаюсь?

– Ну у тебя и память, – хмыкнул ДД.

– Да вот только беда, Натуля, лет через десять-пятнадцать Владимир Никитич уйдет в отставку, а наш хромой приятель за это время карьеру сделает в органах, ему не впервой, он при Берии в госбезопасности служил… Понимаешь, Наташа, мы с ним по разным правилам играем… Совсем по разным…

– Неужели нет никакого выхода? – тихо спросила Наташа.

На этот раз я промолчал. ДД ответил за меня.

– Разве что Ким действительно его убьет.

– А ты сможешь? – Наташа смотрела на меня, как на марсианина.

– Не знаю, – буркнул я. Не то, чтобы я сомневался, по силам ли мне перешагнуть психологический барьер – в конце концов, людей мне раньше убивать действительно не приходилось. Но наш враг был бессмертен. А убивать бессмертного – занятие незавидное.

– Дед говорил, что Хромца можно убить… Но нужно точно знать условие… В Свитках Итеру было сказано, что он может погибнуть от укуса змеи в третий глаз…

– Интересно, что здесь имеется в виду, – перебил я ДД. – Мы что, должны запустить к нему в спальню пару гадюк? И потом, что это за третий глаз?

ДД постучал костяшкой согнутого пальца себе по лбу выше переносицы.

– В восточной традиции это центр особой ментальной силы и интуитивного прозрения, одна из семи чакр… Во всяком случае, расположен он вот здесь.

Я потер переносицу.

– Какой змее придет в голову жалить человека в такое неудобное место?

Внезапно Наташа истерически расхохоталась.

– Ребята, вам не кажется, что мы все сошли с ума? Человек умер, а мы тут обсуждаем всякую муру!.. О-о, что же с нами случилось?

– Это не мура, Наташа, – сказал ДД строго и спокойно. – Из-за этого погиб мой дед.

Некоторое время мы молчали, ожидая, когда Наташа успокоится. Потом Лопухин сказал:

– Я не вполне уверен, что текст Свитка надо толковать так буквально… Возможно, это метафора. Кстати, дед тоже так думал, хотя и говорил, что Хромец панически боится змей…

Внезапно он поднялся и вышел из кухни. Я рванулся было за ним, но вернулся и опустился перед Наташей на корточки.

– Я очень не хотел влезать в эту историю, малыш, – сказал я, гладя ее руку. – А тебя тем более не хотел впутывать. Эх, не надо нам было сюда приезжать…

– Наоборот, – возразила Наташа почти спокойным голосом. – Диме сейчас очень нужна наша помощь, он же совсем один остался… Ты поможешь ему, Ким?

– Постараюсь, – фыркнул я. – Если он не будет делать глупостей…

– Вот, – раздался с порога голос ДД, – это дед называл «Нефритовым Змеем».

Я развернулся к нему, по-прежнему сидя на корточках. Но то, что Лопухин держал в руках, было столь поразительно, что я присвистнул и вскочил на ноги.

– Ну-ка, дай посмотреть, – сказал я.

Это был арбалет, средних размеров и очень необычной формы. Дуга была выполнена в виде чешуйчатого дракона с двумя головами, ложе заканчивалось третьей. Оружие было тяжелым, и вначале мне показалось, что оно целиком отлито из металла. Но нет – приглядевшись, я понял, что оно изготовлено из темного дерева, обшитого сверху пластинками зеленой бронзы.

– Из таких арбалетов воины Чэнь Тэна расстреливали легионеров на берегах Талассы, – пояснил Лопухин. – Возможно, такой же арбалет висел и за спиной Ли Цюаня, только он не успел им воспользоваться. Дед привез его из Тувы, из дацана, где хранились Свитки Итеру… Он, конечно, был очень старый, и его пришлось основательно подреставрировать… но бьет он хорошо, я пробовал.

– Ты считаешь, что Хромца можно убить только из этой рогатки? – просил я недоверчиво. Арбалет мне понравился, я люблю такие красивые пижонские штучки, но он, казалось, скорее мог бы стать украшением коллекции, чем боевым оружием. ДД смутился.

– Он носит имя «Нефритовый Змей», – повторил он упрямо. – А еще к нему прилагается стрела, которая зовется Жало.

Лопухин развязал тесемки зеленого брезентового чехла из-под спиннинга и извлек оттуда стрелу. Стрела была вполне современная – тяжелая короткая спица из серебристого металла, может быть, титана. На конце ее, прочно схваченный металлическими кольцами, крепко сидел наконечник длиной с указательный палец, искусно выточенный из полупрозрачного желтоватио-черного камня. Острие его было раздвоено и действительно напоминало жало.

– Старое древко, разумеется, давно рассыпалось, – ДД погладил блестящий металл. – Но наконечник настоящий, древний, он тоже хранился в дацане… Дед считал, что именно Жало должно поразить Хромца в точку, на два пальца отстоящую от переносицы.

– Очень может быть, – сказал я. – Но я не умею стрелять из арбалета.

– Это достаточно несложно, – неожиданно умелыми движениями пальцев ДД отвинчивал наконечник вместе с крепежными лапками. – Сейчас я покажу тебе, как надо…

Он осторожно опустил наконечник на стол и положил обезглавленную стрелу на ложе. После этого укрепил тетиву и с видимым усилием взвел рычаг.

– Европейские арбалеты удобнее, – пыхтя пожаловался он, – там вместо рычага – колесико…

– Ну, и в кого ты собираешься стрелять? – спросил я. – В одиноких пьяных прохожих?

– Можно попробовать в коридоре, – неуверенно отозвался Лопухин. – Все равно стрела без наконечника, ну, отлетит в крайнем случае.

– Пойдем, посмотрим, – сказал я притихшей Наташе. – Интересно все-таки.

Конечно, вряд ли мы выбрали подходящее время для подобных развлечений, но и ДД, и Наташу надо было чем-то отвлечь. Мы вышли в прихожую, откуда открывался вид на относительно незагроможденный скелет коридора длиной метров десять. Лопухин отошел к самой двери, прижал ложе арбалета к правому плечу и прицелился в календарь, висевший на противоположной стене.

– Вижу я плохо, – предупредил он, – поэтому могу и промахнуться. Но делается все именно так…

Палец его медленно заскользил к причудливо изогнутому спусковому крючку. Я внимательно следил за его манипуляциями. Излишне внимательно.

– Тень! – закричала изо всех сил Наташа, показывая на дверь кабинета.

Я развернулся к ней, на долю секунды опередив Лопухина, и успел увидеть бесформенный громадный силуэт, чернильным пятном расползавшийся на фоне стеклянных дверей кабинета, где лежало тело Романа Сергеевича. В следующий миг ДД, тоже развернувшись, спустил курок, и тяжелая стрела, ухнув в воздухе, вонзилась в притолоку над дверью, где только что извивалась, растворяясь в воздухе, чудовищная фигура. Но Тень уже исчезла.

– Хорошо стреляешь, – с трудом выговорил я.

Не без опаски я приблизился к дверям кабинета и попытался выдернуть стрелу. Это удалось мне лишь после того, как я приволок из глубин коридора какой-то ящик и встал на него – древко вошло в притолоку сантиметра на три.

– Что это было? – неестественным голосом спросила сзади Наташа.

– Ты же сама ответила, – отозвался ДД. – Это была Тень. Тень Хромца.

Наташа подошла ко мне и притронулась к моему плечу.

– Да, Ким? Это действительно была Тень?

– Не знаю, – сказал я, польщенный, что она обратилась именно ко мне. – Не уверен. Может быть, нам показалось…

– Всем троим? – спросил Лопухин.

– Может быть, абажур в комнате качнулся, – стоял я на своем. – Во всяком случае, это совсем не похоже на ту Тень, которую я видел вчера. Ту просто нельзя было отличить от человека. А это так, нервишки пошаливают…

Повисла напряженная, гнетущая тишина. Я повертел в руках стрелу.

– Схожу, посмотрю, все ли там в порядке, – произнес я и, понимая, что опять сморозил глупость, сделал шаг к двери кабинета. Взялся за гладкую бронзовую ручку и начал поворачивать. В следующий момент я отчетливо понял, что не хочу открывать дверь и заходить в комнату.

В кабинете горел свет.

Тихий, приглушенный свет настольной лампы – той самой лампы, что освещалa вчера наше бесславное побоище с Тенью лысого урода. В этом свете не было бы абсолютно ничего страшного, если бы я не помнил, что, вытолкав из кабинета ДД, я автоматически щелкнул выключателем на стене, и в комнате стало темно. Если бы я не помнил темных дверей кабинета, на которые оглянулся, когда мы шли на кухню.

Я повернул ставшую холодной и скользкой ручку до упора и слегка толкнул дверь. В ноздрях у меня защипало – воздух в комнате, казалось, был перенасыщен озоном, в нем чувствовалось потрескивающее напряжение, словно под линией высоковольтных передач. Я сделал два очень коротких шага и остановился.

Голова Романа Сергеевича свешивалась с кушетки.

Я заставил себя приблизиться. Было такое ощущение, что тело старика наполовину сползло на пол. Одна из его худых длинных рук пальцами касалась паркета. Страшный фиолетовый отпечаток по-прежнему выделялся на сухой желтой коже, обтягивающей лоб старика. Но появилось и кое-что другое, что было, на мой взгляд, похуже всяких фиолетовых пятен.

Глаза старика были широко раскрыты. В них застыл непередаваемый словами, невыносимый ужас. Эти глаза видели что-то такое, от чего хотелось умереть, превратиться в пыль, исчезнуть… Но я твердо помнил, что розовощекий врач закрыл Роману Сергеевичу глаза перед тем, как уехать со своей реанимационной бригадой.

Дрожащими руками я осторожно взял голову Романа Сергеевича и с уcилием – мешали закаменевшие мышцы шеи – переложил ее обратно на подушку. От явственного следа на накрахмаленной наволочке до края тахты было сантиметров тридцать. Я попытался уверить себя, что это ДД в панике задел своей нескладной рукой подушку и сдвинул голову старика на край. Бесполезно. Я слишком хорошо натренировал себя на фиксирование мельчайших деталей, чтобы не помнить, как лежал Лопухин-старший, когда мы выходили из кабинета. Затем я подумал, что, быть может, розовощекий ошибся, и Роман Сергеевич не был еще мертв некоторое время после отъезда «Скорой». Но я своими глазами видел застывшее, отмеченное печатью смерти лицо, безжизненно упавшие руки, видел то, что несомненно и бесповоротно указывает на наступление смерти.

Все еще содрогаясь, я положил ладонь на глаза Романа Сергеевича и опустил ему веки. Потом прикрыл ему лицо простыней, испытав болезненное облегчение, когда черный отпечаток оказался спрятан под толстым полотном. Сзади скрипнула дверь, и я обернулся, чувствуя, как исчезает пол под ногами.

Но это был ДД. Он вошел и тут же потянул носом воздух. Откуда этот странный запах озона? Что произошло в этой комнате, пока мы пили коньяк и обсуждали ненужные вопросы?