Текст книги "Завещание ночи"

Готов поклясться, что это была она – собака из заброшенного дома в Малаховке, адский Эбих. Но сейчас она была раза в два крупнее и напоминала скорее тигра.

Стоявший в двух шагах от меня Олег бессильно выматерился. Он водил АКСом то вверх, то вниз, но понятно было, что выстрелить он не сможет. Пули прошьют тело собаки и достигнут Сергея. Но и стоять так, ожидая пока собака разделается с ним, тоже было не лучшим выходом.

В эту секунду клубок из сцепившихся тел покатился по полу, и мы услышали крик – полный смертельного ужаса нечеловеческий крик того, кто мгновение назад был еще Сергеем. Он не успел замереть, захлебнувшись глухим хлюпаньем, а собака уже выпрямилась над распростертым телом и обернула к нам страшную, окровавленную морду.

Олег вздернул ствол АКСа и нажал на курок. Собака поднялась, и я увидел, как пули рвут ее тело – мощные удлиненные пули со смещенным центром тяжести. В следующую секунду расстрелянное в упор чудовище ринулось на рысьеглазого.

Навстречу ему вылетело тугое, как обернутая в меховую шкуру пружина, тело Дария. Обе собаки – адская и земная – сшиблись в воздухе и тяжело рухнули на пол в полуметре от нас.

– Не стреляй! – заорал я, бросаясь к ним. Собака Хромца опять оказалась сверху, она рвала своими мощными челюстями горло Дария и полосовала ему бока острыми как бритва когтями. Я упал на нее и попытался просунуть цепочку от наручников под толстым мускулистым горлом. Ей удалось укусить меня за левую кисть, и я взвыл от страшной боли; на секунду мне показалось, что ее клыки выделяют яд. Затем я все же протащил цепочку у нее под нижней челюстью и, сомкнув браслеты на крутом загривке, начал душить. Дарию удалось выбраться из-под огромной туши, и он с молчаливым ожесточением вцепился ей в живот. Я душил ее изо всех сил, собака хрипела; Дарий вгрызался ей во внутренности; она была прошита десятком пуль, и все же она продолжала сопротивляться с силой и злостью раненого тигра. Эта безумная схватка продолжалась бесконечно долго, а потом рядом со мной грохнул одиночный выстрел, гигантское тело в последний раз напряглось, и все закончилось.

Я поднял голову и увидел разможженный череп собаки.

– Вставай, – произнес надо мной голос рысьеглазого. – Я добил ее… Проклятая тварь…

Я поднялся, скользя в крови мертвого монстра. Дарий тоже попытался встать, но лапы не слушались его. Правый бок был разодран, оттуда обильно сочилась кровь.

– Собака дальше идти не сможет, – сказал я, почувствовав, как враз пересохло горло. – Надо оттащить ее к стене.

– Наплевать на собаку! – рявкнул Олег. – Бери фонарь и иди вперед, быстро!

– Сними наручники, – попросил я. Он усмехнулся – скупо, зло.

– Перебьешься. Вперед!

Я нагнулся и поднял фонарь. Потянулся за арбалетом.

– Оставь! – скомандовал Олег и дернул стволом автомата. – Мы и так уже нашумели, беззвучного нападения не получится. Ну, шевелись, живо!

– Слушай, – сказал я, – кретин, ты же нам ни одного шанса не оставляешь…

– Мой шанс – это ты, – отрубил рысьеглазый. – Будешь вести себя разумно – выживешь. Будешь дурить – сдохнешь. Двигай!

Я пожал плечами и пошел вглубь туннеля. Впереди была тьма и неизвестность, позади – тьма и автомат в руках Олега. И где-то здесь была еще Наташа, а высоко над нами, над толщей земли и бетона, над лесом, над прозрачной кисеей атмосферы, наливалась кроваво-красным полная луна –источник магической силы Чаши Грааль.

– Стой, – прошипел вдруг за моим плечом Олег. Я остановился и замер. В окружавшем нас мраке что-то двигалось, что-то далекое и, по всей видимости, большое – из глубины коридора прилетело и достигло наших разгоряченных лиц слабое дуновение ветерка, вызванное перемещением невидимого тела.

– Выключи фонарь, – прошептал рысьеглазый. Я надавил пальцем на скользящую планку, и конус желтоватого света, бивший на десять шагов вперед, исчез. За спиной послышалось шуршание ремней. Секунду поразмыслив, я понял, что Олег поднес к глазам прибор ночного видения.

Момент был исключительно удобный – автомат рысьеглазый наверняка закинул за спину, а руки его были заняты инфракрасным биноклем. Я запросто мог ударить его стальным браслетом в висок, тем более, что смотрел он явно не на меня. Но я продолжал стоять у стены и вслушиваться в зловещую тишину вокруг. Может быть, в этот момент мне просто стало страшно, и я не захотел оставаться один на один с тем, что надвигалось на нас из глубины туннеля. Может быть, я не смог заставить себя нанести столь предательский удар исподтишка. Так или иначе, я не сделал ничего.

– Ну? – спросил я, когда молчание Олега стало просто невыносимым.

– Что там?

Еще секунд двадцать он не отвечал, затем хриплым шепотом отозвался:

– Хрен его знает… Мелькают какие-то пятна…

В это время уже явственно слышен был шум – шум приближения чего-то огромного. Похоже было, что это нечто заполнило собой весь туннель. Мне ярко представился некий чудовищный червь, слепой и белый, ползущий к нам по гладким металлическим плитам коридора. Олегу, скорее всего, привиделось нечто похожее, потому что в его голосе был страх. Он крикнул:

– Оно совсем близко!

Его руки швырнули меня на пол, и я услышал, как сам он грохнулся сзади. В этот момент нас накрыло. Все вокруг заполнилось шумом, и я вдруг отчетливо понял его природу – это был шум хлопанья тысяч и тысяч крыльев. Гигантская стая каких-то существ проходила над нами, не издавая никаких других звуков, кроме этого неживого хлопания, и это было так жутко, что на несколько мгновений я потерял способность дышать. Потом я почувствовал, как одно из существ запуталось у меня в волосах и завозилось там, пытаясь вырваться и царапая кожу острыми маленькими когтями. Холодный кожистые перепонки опустились и накрыли мое лицо; я задохнулся от отвращения и, изо всей силы мотнув шеей, ударил головой о стену. Существо пискнуло и разжало когти, и я почувствовал, что мое лицо свободно. Хлопанье длилось еще минуту или две, а потом все стало замирать в направлении центральной шахты. Я услышал как выругался Олег, и увидел вспыхнувший за спиной луч света.

– Охренеть можно, – выдохнул рысьеглазый, переведя луч на раздавленное тельце, валявшееся на полу. – Летучие мыши! Но сколько!

– Кто-то их вспугнул, – сказал я. – Там, в глубине… Он сидит и ждет.

Рысьеглазый кивнул – я скорее угадал, чем увидел это.

– Недолго ему осталось ждать, – сказал он.

Интересно, подумал я, как бессмертные реагируют на очередь из Калашникова? Ну, допустим, убить Хромца из автомата нельзя, но хоть какой-то ущерб ему нанести можно? В конце концов, даже если он регенерирует как амеба, то на заживание рваных ран от пуль со смещенным центром тяжести требуется время. Знать бы еще, какое…

Мы пробирались по коридору, то и дело поскальзываясь на свежем помете. В лицо все сильнее дул теплый воздух – там, впереди, угадывалось какое-то открытое пространство. Логически рассуждая, высокое и обширное, поскольку должна же была такая масса летучих мышей где-то гнездиться. И по мере нашего приближения к этому месту идти становилось все тяжелее и тяжелее – мы словно рвали невидимую паутину, затягивающую туннель все гуще. Внезапно меня охватило неподдающееся контролю желание развернуться и броситься со всех ног обратно. Возможно, я бы так и сделал, если бы не уткнувшийся мне между лопаток ствол автомата. Затем я почувствовал ужас. Не страх, не подрагивание в коленках или что-нибудь еще в этом роде – ужас, древний, как ночь, поднялся из глубин моего сознания, грозя разорвать мое сердце. Я ощутил, как немеют мои лицевые мускулы.

– Тот-Амон, – сказал Олег негромко, и ужас отступил.

– Что? – ошалело спросил я, оборачиваясь. Рысьеглазый не ответил. Его лицо, застывшее как гипсовый слепок, было лицом робота, и я понял, что он не произнес ни слова. Он не мог произнести ни слова, он так же боролся с ужасом, как и я, только его методы борьбы были другими. И еще я понял, что ничего не означавшее для меня словосочетание «Тот-Амон» произнес я сам.

– Тот-Амон, – снова пробормотал я, будто вспоминая что-то давно забытое. – Сады страха…

Под ногами мягко и упруго заколыхалась насыпанная над глубокими известняковыми цистернами почва. Цистерна… в них обитали странные безглазые существа, которым иногда бросали рабов, колодцы, ведущие вниз, скрывались где-то здесь, в буйной растительности, среди пальм и роз Садов Страха…

Вспыхнул свет. Он хлестнул по глазам, как плеть, и я временно ослеп. Растерянно пытаясь справиться с мельканием желтых и красных пятен, я почувствовал, что меня снова толкают на пол, услышал короткую автоматную очередь и звон разбившегося на миллионы осколков огромного стекла. Сады Тот-Амона исчезли, я лежал на металлическом полу туннеля, а рядом со мной лежал рысьеглазый, уперев магазин автомата в неровный шов плиты. Коридор заканчивался метрах в десяти от нас, а дальше смутно угадывалось во тьме какое-то громадное помещение или пещера. Оттуда ударил в нас луч гигантского прожектора, уничтоженного Олегом, и где-то там, впереди и вверху, медленно одна за другой загорались потрескивающие синие лампы. Помещение становилось видно все лучше. Это был гигантский зал, стены которого уходили вверх метров на двадцать. Глубину его определить было пока трудно: лампы загорались, главным образом, перед входом и под потолком, а дальняя часть зала по-прежнему оставалась затемненной. Прожектор, скалящийся осколками фонаря, висел на двух черных паучьих кронштейнах посредине зала. А под ним на громоздком металлическом кубе непонятного назначения переливался отблесками синего пламени Череп Смерти.

И я понял, что мы достигли Конца Пути.

– Что это? – спросил Олег, не поворачивая головы. Я не ответил. Я смотрел в пустые глазницы хрустального Черепа, зачарованный исходившим от него свечением. Это был он, Череп Смерти, Око Виракочи, Хрустальный Ужас, вещь более древняя, чем все вещи нашего мира, исключая, быть может, Чашу, вещь, с которой началась для меня эта история и которой она, по всей видимости, должна была завершиться. Наконец, я заставил себя оторваться от завораживающего взгляда этой мертвой призрачной головы и поискал глазами Чашу. Чаши нигде не было, не видно было также и Железной Короны с Камнем, о которой я знал только со слов Лопухина-старшего.

Вспыхнула, потрескивая, последняя лампа. Гудели невидимые генераторы, равномерно выдыхая нам в лицо сухой теплый воздух. Густая тяжелая пыль, гонимая этим искусственным ветром, невысокими волнами перемещалась по ровному полу, по зачехленным пультам и панелям каких-то приборов. Зал казался мертвым, но кто-то прятался в нем – кто-то, включивший прожектор и лампы. И этот кто-то видел нас, а мы его – нет.

– Что будем делать? – спросил я рысьеглазого. На этот раз не ответил он, и я подумал, что зря все-таки не воспользовался своим единственным шансом тогда, в туннеле, когда руки его были заняты прибором ночного видения. Олег напряженно вглядывался в пугающую пустоту зала, и его автомат еле заметно перемещался вправо – туда, где между корпусами двух зачехленных машин темнел глубокий черный провал.

Внезапно он трудноуловимым движением перекатился на спину и снова на живот, оказавшись под прикрытием противоположной стены. Теперь нас разделяло четыре метра пустого пространства. Олег бросил еще один взгляд на черный провал и перевел автомат на меня.

– Встать! – тихо, но отчетливо скомандовал он.

Я почувствовал острую, неожиданно щемящую обиду. Странно было бы ожидать чего-то другого от человека, который всю дорогу держал тебя под прицелом, и все же где-то в глубине души я до конца надеялся, что мы будем сражаться вместе. Но Олег не хотел драться вместе со мной. Он предпочел выставить меня вперед как приманку и мишень, чтобы выманить Хромца из его убежища. На секунду мне захотелось демонстративно встать и пойти обратно, чтобы получить пулю в спину. Потом я вспомнил о Наташе.

– Сука, – ответил я так же тихо и поднялся.

Я шел по коридору к порогу зала, сжимая в скованных руках бесполезный теперь фонарик. Впереди щерил свои кристаллические зубы Череп Смерти, сзади смотрел мне в спину зрачок АКСа. Шаги гулко отдавались в гигантской раковине распахнувшегося надо мной пространства – прятаться теперь было бессмысленно.

Я сделал несколько шагов по направлению к металлическому кубу. Мои ботинки оставляли в пыли глубокие следы, но набегавшие пылевые волны тут же заносили их. Пять шагов… десять… хрустели под ногами осколки стекла… пятнадцать… куб был совсем близко. Теперь я хорошо видел Череп – он не светился собственным светом, его бесчисленные отшлифованные грани отражали свет горевших под потолком ламп.

– Остановись, – сказал чей-то голос.

Я замер – мне показалось, что это произнес Череп. И только секунду спустя я понял, что голос доносился откуда-то сбоку.

Несколько очень длинных, очень страшных мгновений в зале было тихо. Где-то под потолком поскрипывали, раскачиваясь, кронштейны прожектора. Скалился Череп.

– Возвращайтесь, – предложил голос, когда эти мгновения истекли.

– Вы не в силах изменить то, что предначертано. Щепка не может остановить поток.

Это был все тот же голос, он все так же мастерски менял интонации, – сейчас он был отрешенным и величественным, – но это все равно был голос человека, которого я ненавидел всеми силами своей души. Голос Хромца.

– Я дарю вам жизнь, хотя вы ее и не заслужили. Я дам вам уйти, чтобы вы могли встретить Приход Ночи… Ибо Ночь близка.

Я, наконец, пришел в себя и обрел дар речи.

– Ты, козел, – заорал я во всю глотку, – отдай мою девушку!

Его ровный, бесстрастный голос перекрыл мой крик – он продолжал говорить, как ни в чем не бывало, и я почему-то подумал, что он читает речь по бумажке.

– Смертные! – пророкотал Хромец. – Возвращайтесь туда, откуда пришли! Я могу стереть вас в пыль, могу ввергнуть в огненные бездны… Но я добр. Я отпускаю вас, чтобы вы увидели исполнение мечты, которой более двух тысяч лет, и предначертания, которое старше вашего мира… Идите!

Когда он сказал «идите», я, наконец, установил источник звука – им был небольшой динамик, вмонтированный в стену за неясными громадами машин слева от меня. Окончательно убедившись, что самого Хромца поблизости нет, я шагнул вперед и протянул скованные руки, чтобы взять Череп.

Казалось бы, эта история должна была бы отучить меня удивляться чему-либо. И все-таки я совершенно обалдел, когда Хромец появился в пяти метрах передо мной по ту сторону металлического куба. Он возник на пустом месте, словно соткался из воздуха. Властным движением он поднял руку –колыхнулись тяжелые складки странного золотистого одеяния, – и я остановился. Не от удивления, как в первый раз, а от того, что не мог больше пошевелить ни ногой, ни рукой.

– А, Ким, – произнес он уже совершенно другим, обычным и, я бы даже сказал, усталым голосом. – Опять вы… Я ведь предупреждал вас, по-хорошему предупреждал… Чего ради вы сунулись в эти норы?

Я попытался пошевельнуть губами – не получалось. Было такое ощущение, как будто мышцы лица скованы заморозкой, вроде той, что применяют дантисты. Только тут в меня заморозки вогнали литра три.

– Наташа, – сипло выдохнул я одним горлом.

– Наташа? – переспросил он, удивленно подняв брови. – А, это та самая девица, которую вы все никак не могли поделить с внуком археолога? Да бросьте вы, Ким, в самом деле… Речь идет о вселенском могуществе, об играх богов, а вы про какую-то девку…

– Где? – хотел спросить я, но из горла вырвалось что-то вроде рычания. Он улыбнулся – жуткой, мертвенной улыбкой скелета.

– Что-то я плохо слышу вас, Ким…

И в эту секунду рысьеглазый сзади рявкнул:

– Ложись!

Нечеловеческим усилием я напряг парализованные мышцы и рванулся вперед. Никакого движения у меня не получилось, но я потерял равновесие и начал медленно валиться в направлении куба. Я слышал, как над самой моей головой свирепо прожужжала выпущенная Олегом короткая очередь, а потом металлический пол стремительно придвинулся и врезал мне по морде. Стало очень больно, я закрыл глаза и шмыгнул разбитым носом, а когда сделал это, понял, что могу двигаться. Я выплюнул выбитый зуб и поднялся. Сзади гремели шаги – это подходил Олег, держа автомат дулом к земле.

– Ну вот и все, коллега, – весело сказал он, хлопая меня по плечу.

– А ты боялся…

Я огляделся. Хромец лежал там, куда его отбросила очередь из автомата, – на кожухе какой-то громоздкой машины. Золотистая тога, облегавшая огромное тело, в нескольких местах была залита темной кровью. Пули вошли в него наискосок – от левого бока до правой ключицы, разорвав грудную клетку. Он был мертв. Несомненно и однозначно мертв.

– Готов, – безо всякого сожаления произнес Олег, обходя куб. – А нечего подставляться, дурик лысый…

Я по-прежнему стоял столбом. Я никак не мог поверить, что с моим страшным врагом, с эти бессмертным монстром будет покончено так легко и быстро. Но Олег не знал, что Хромец бессмертен…

– Где же Чаша? – бормотал он, подходя к трупу. – Чаша, она же должна быть у этого подонка…

– Вы совершенно правы, – любезно отозвался мягкий, вкрадчивый голос. – Чаша у меня.

Олег медленно обернулся. Я увидел его лицо: ни страха, ни удивления не было в его глазах. Там блестела сталь – холодная, безжалостная сталь.

Сам я не мог заставить себя обернуться. Мне почему-то казалось, что там я увижу что-то неописуемо страшное. Однако я ошибся – самое страшное происходило за спиной рысьеглазого. Прошитое пулями тело Хромца начало медленно таять. Оно съеживалось, будто его поливали невидимой кислотой, издавая шуршащие звуки, и скоро исчезло совсем. Тогда я отступил на шаг и тоже обернулся. На пороге зала стоял Хромец.

Он был и похож, и непохож на своего исчезнувшего двойника, сдувшуюся куклу, растворившуюся тень, или как там еще назывался этот фантом. Он стал выше ростом – по-моему, в нем уже было больше двух метров. Складками ниспадало на пол точно такое же золотистое одеяние, но на этот раз перетянутое красным поясом с бахромой. За поясом что-то блестело, но я не мог разобрать, что именно. И еще – на голове у него была Железная Корона. Простая полоска темного металла, в центре которой тускло отсвечивал желтоватый камешек. Волшебный камень Чандамани, надо думать. До него было метров пятнадцать. Это если считать от меня, Олег находился еще дальше, метрах в пяти, за кубом, на котором беззвучно зиял пустыми глазницами Череп Смерти. Я переводил взгляд с одного на другого и проклинал судьбу за то, что на мне так не вовремя оказались железные браслеты.

– Отдайте Чашу, – хрипло сказал Олег.

– Вам? – осведомился Хромец по-прежнему любезно. – Ни за что. И, поверьте, это вовсе не от пренебрежения к вам лично. Даже если бы сам Нергал, повелитель нижнего мира, явился бы сейчас за этой маленькой вещицей, я бы и ему ответил то же самое. Чаша моя. Я искал ее две тысячи лет. Вам, юноша, этого не понять.

– Да что вы говорите, – удивился Олег. Он медленно выходил из-за куба, и автомат в его руке по-прежнему смотрел дулом в землю. – Две тысячи лет? Ай-яй-яй, как долго…

Ясно было, что он согласится с чем угодно, лишь бы отвлечь Хромца и выиграть пространство для маневра. Надо было уходить с линии огня, и я незаметно шагнул вправо, под прикрытие огромного металлического шкафа.

– Брось свою пукалку, – сказал вдруг Хромец с классической блатной интонацией. – Все равно выстрелить не успеешь, афганец хренов…

И тут Олег, находившийся уже посередине прохода, вскинул руку – маленький автомат вздернул свое хищное рыльце – и выстрелил.

Но, на мгновение опередив его, рука Хромца метнулась к поясу, и что-то, блеснув в неверном свете ламп, со свистом рассекло воздух. Очередь ушла в сторону, глухо пробарабанив по бронированному шкафу, за который я успел отпрянуть, и в следующую секунду Олег выронил автомат.

Он поднял руку, и я увидел, что в его ладони торчит, пробив ее насквозь, металлическая звездочка странной конфигурации. Такие звездочки – сюрикэны – были излюбленным оружием средневековых японских лазутчиков-ниндзя…

Из-за шкафа мне было не разглядеть, какие действия предпринимает в своем углу Хромец. Но я увидел, как здоровая рука капитана спецназа скользнула к голенищу высокого сапога и метнула через весь зал тонкую стальную полоску. Продолжая двигаться со скоростью раненого леопарда, Олег нагнулся, чтобы подхватить автомат, и тут налетевший от дверей золотистый вихрь отбросил его назад и сбил с ног.

Посередине зала будто забилась в странном танце гигантская золотая бабочка. Я завороженно смотрел, как движется размытая, будто при ускоренной съемке, фигура Хромца, как взлетают тяжелые одежды, как пытается подняться Олег и как новые удары отбрасывают его на пол… Потом я повернулся – и побежал к выходу.

Вся надежда была на то, что капитан продержится еще минут пять. За это время я добрался бы до тела Сергея, освободился от наручников и взял арбалет. О том, что я буду делать потом и сколько еще времени мне понадобится, чтобы добраться до Хромца, я не думал. Главным было вернуть арбалет.

Я вырвался в коридор и замер, будто натолкнувшись на невидимую стену. Навстречу мне из темной глубины тоннеля брел, неуклюже переваливаясь на непослушных лапах, огромный пес с разодранным боком. В зубах у него было крепко зажато ложе Нефритового змея, а чехол с Жалом, привязанный шелковым шнуром, волочился позади. В десяти шагах от меня пес поднял голову, и я увидел в его глазах слезы.

Он тяжело, словно ему подбили сразу все четыре лапы, упал на землю, и я бросился к нему. Из-под мощных желтых клыков выступила красная пена, и на окованном металлом ложе была кровь. Бока собаки быстро вздымались и опадали, лапы беспомощно скребли по металлическим плитам.

– Дарий, – ласково позвал я, проводя скованными руками по большой лобастой голове. – Дарий, дружище… Спасибо тебе, слышишь? И не умирай, теперь-то я уже скоро…

Непослушными руками я вытряхнул из чехла стрелу, навинтил на нее Жало и попытался зарядить арбалет. Это получилось у меня с пятого или шестого раза, и стало ясно, что если выстрелить в наручниках я, может быть, и смогу, то уж попасть – никогда. Секунду я колебался: не вернуться ли туда, где лежал труп гарда, но затем за моей спиной раздался короткий раздирающий душу крик, и я понял, что времени уже не осталось.

Поднявшись с колен, я положил Нефритового Змея на согнутую в локте правую руку и, придерживая его согнутой левой, пошел обратно в зал. Больше всего я боялся случайно задеть спусковой крючок скованными руками и потерять единственную стрелу. Мысли о том, насколько нелепо я выгляжу, в тот момент в голову не приходили. И слава Богу.

Я прошел уже метров десять в глубину зала, когда из-за горбатого зачехленного механизма, находившегося за кубом, показалась высокая костлявая фигура. Лысый череп мертвенно блестел в свете синих ламп. Хромец выдвинулся на середину прохода, и я увидел, что руки его в крови.

Он сделал несколько шагов по направлению ко мне и остановился перед металлическим кубом. Расстояние между нами по-прежнему было слишком велико, и я понял, что ни за что не попаду в него. Я сказал:

– Я пришел, чтобы убить тебя, лысая тварь.

Он открыл рот, и я вновь услышал его голос – но на этот раз мне почудилась в нем нотка страха. Он сказал:

– Меня нельзя убить. Я бессмертен.

– Если только змея не ужалит тебя в третий глаз, – перебил я и сделал еще шаг ему навстречу. – Вот он у меня в руках, Нефритовый Змей, и вот его Жало. Я убью тебя.

– Щенок, – прошипел он, – я давно ждал, когда ты покажешь зубы… О, как горько будет твое разочарование, когда ты узнаешь, что ошибался… Не тот это Змей и не то Жало – вреда они мне причинить не могут. Тебя же, о смертный, ждет страшная судьба…

– Не заговаривай мне зубы, – снова перебил его я. – Палец мой на спусковом крючке – достаточно доли секунды, чтобы покончить с тобой. И если я пока не стреляю, то лишь потому, что ты еще не ответил, где Наташа. Отвечай, скотина, и я, возможно, оставлю тебе жизнь.

Он расхохотался, но глаза его по-прежнему, не отрываясь и не мигая, смотрели мне в переносицу. К счастью, я слишком ненавидел его, чтобы отступить перед этим взглядом.

– Возможно? О, да, ты всегда был дерзким, щенок. Тот, кого звали в Иуну Кеми, тоже был дерзким, и где он теперь? Спроси о нем слепых чудовищ известняковых пещер Тот-Амона, они живут долго, хоть и обречены на вечную тьму… Ты предлагаешь мне жизнь в обмен на девчонку? Да что ты знаешь о жизни, смертный? Жизнь твоя кончится, не успев начаться, и знаешь ты о ней не больше, чем муравей о пустыне. Нет, смертный, я не боюсь тебя и твоих жалких угроз. Ты не получишь свою девку и не убьешь меня. Тебе это не по силам…

Он замолчал и некоторое время тяжело смотрел на меня исподлобья. Я почувствовал, как немеет мой палец на спусковом крючке, как наливаются чугуном руки и неудержимо клонится вниз Нефритовый Змей. И когда я уже совсем было опустил арбалет, то понял, что Хромец действительно боится, и эта мысль вернула мне силы. Я взглянул в его мертвые глаза и усмехнулся –первый раз за весь день.

– Стой, – уже менее уверенно сказал он, когда наше противостояние взглядов закончилось. – Я не принимаю твоей сделки, но предлагаю тебе свою… Выслушай меня, смертный.

– Я не намерен тебя слушать, старый болван, – я крепко прижал ложе арбалета к плечу и прицелился. – Или ты скажешь мне, где Наташа, или…

– Хорошо! – рявкнул Хромец. – Я скажу, но сначала выслушай… Мне нужна твоя помощь!

Если бы он заявил, что отправил Наташу домой на ковре-самолете, я, наверное, поверил бы ему больше. Поэтому я воспользовался его растерянностью и продвинулся вперед еще на пару шагов.

– Я мог бы тысячу раз убить тебя, и там, на поверхности, и здесь, в подземельях Нергала, где сила моя возрастает многократно… Я мог бы прийти к тебе в дом и уничтожить тебя спящего, я мог бы послать к тебе духов ада, и они разорвали бы тебя на куски, я мог бы проткнуть твою фигурку перед Черепом Смерти, и ты умер бы, как умер старик-археолог, в страшных мучениях… Но я не тронул тебя.

Наверое, нужно было его как-то поблагодарить, но мне, честное слово, было не до этого. Я сделал еще шаг вперед, и расстояние между нами стало вполне приемлемым для точного выстрела из арбалета – правда, без наручников на запястьях.

– Я ждал, когда ты придешь сюда, – сказал он. – Я хотел, чтобы ты пришел. Хотел и боялся, но хотел все-таки больше. Игра, начавшаяся две тысячи лет назад, завершается. Согласись, что без противников играть скучно.

Мы уже встречались с тобой, Ким, очень давно, в Городе Столбов, Иуну… Тогда ты был совсем другим, хотя звали тебя похоже – Кеми… Ты был мастером мечного боя и стрелком из лука. И наемником.

(Вообще-то я уже не первый раз слышал эти сказки – когда-то у меня была подружка-астролог, утверждавшая, что в прошлой жизни я жил в джунглях Африки и был негритянкой. Поэтому откровения Хромца я воспринял спокойно и не преминул продвинуться еще немного вперед).

– Итеру выбрали Кеми как оружие против меня, – продолжал между тем Хромец. – Они не могли убивать сами… предпочитали действовать чужими руками… как и сейчас. Старик Лопухин тоже ведь послал тебя, Ким, мой мальчик… Ничего не переменилось за две тысячи лет.

Кеми было сказано, что он должен поразить меня в точку, на два пальца отстоящую от переносицы. Ему дали стрелу – Жало Змеи. И ему заплатили, заплатили несметными сокровищами, но он не успел ими воспользоваться.

Голос его окреп и загрохотал под потолком подземного зала.

– Я убил его, Ким! Это оказалось несложно! Я похитил его возлюбленную и предложил ему прийти за ней в сады Тот-Амон, одному и без оружия. И, когда он пришел, девушка ударила его ножом в спину, потому что к тому времени она была уже мертва, а в ее теле сидел суккуб, подчинявшийся мне! Но Итеру оказались хитрее, чем я думал. Пока я разбирался со своим неудачливым убийцей, они выкрали у меня Чашу. И мне пришлось искать ее, долго, очень долго, искать повсюду…

Я искал ее две тысячи лет! И везде я встречал одних и тех же людишек. Ли Цюань возродился в Чоодур-ооле, старом ламе из тувинского дацана, отдавшем Чашу археологу… Мороз был со мною в перуанском походе, когда отряды Писарро грабили империю инков… Старик Лопухин… его внук… многие другие… сколько раз я встречал их под разными обличьями и разными именами… Итеру учили, что время циклично. Что было, то будет, что будет, всплывет из глубин прошедшего. Вселенная – механический ящик с заводными куклами. Одни и те же люди играют одни и те же роли. Бесконечное вращение, змея, кусающая себя за хвост… Итеру были рыцарями Вечной Шарманки.

Чаша – ключ от ворот мира. Владеющий ее силой может разомкнуть круг. Время изменит свой ход, и в мир вернется Ночь. Конец циклов. Заводные куклы разбираются и сдаются в металлолом, механический ящик убирают в чулан. Представление окончено. Вот что есть приход Ночи.

И ты можешь помочь мне, Ким. Ты, мой вечный противник, ты, кого бессмертные кукольники, не спросясь, отправили в бесконечную погоню сквозь века, ты, бессчетное число раз пытавшийся убить меня и погибавший сам, ты можешь помочь мне в исполнении предначертанного. И, если ты поможешь мне, ты будешь вознагражден.

– То же ты обещал Чэнь Тану, – сказал я, прилаживая арбалет поудобней. – И старику Лопухину. Мы зря теряем время… Последний раз спрашиваю: где Наташа?

Он не ответил, и я тут же понял, что время мы теряли все-таки не зря. Потому что откуда-то из-под металлического куба вверх ударил столб прозрачного пламени, а в руках у Хромца оказалась переливающаяся всеми цветами радуги Чаша – я с трудом узнал в ее странных очертаниях бывший невзрачный Грааль.

– Полночь! – загрохотал под сводами зала нечеловеческий голос.

– Полночь, смертный! Ты проиграл – могущество Вселенной принадлежит мне!

Я вздохнул и нажал крючок. Нефритовый Змей дернулся у меня в руках, запела тетива, и тяжелая толстая стрела с коротким свистом пролетела высоко над левым плечом Хромца. Она не причинила ему никакого вреда, но он в страхе заслонился обеими руками, и Чашу со звоном выбило из его пальцев. Секунду Хромец стоял неподвижно, потом опустил руки и засмеялся. На этот раз он смеялся тихо, словно сам не верил, что остался жив, и у меня от этого его тихого смеха мороз прошел по коже. Я тоже не успел еще осознать, что упустил свой единственный шанс, что теперь впереди у меня только смерть – более или менее мучительная, вот и вся разница, – просто стоял и смотрел, как он смеется. Потом я выпустил арбалет из внезапно занывших рук, и он с грохотом упал на пол.

– А я боялся, – проговорил Хромец, совладав наконец с жутким своим смехом. – Очень боялся, Ким. И этой штуки – ее ведь тоже успел умыкнуть из дацана старый Лопухин, – и стрелы, и особенно тебя… Да, тебя, Кеми, Сын Змеи… Ты ведь родился в год Змея, смертный, и тогда, в Иуну, и теперь, спустя две тысячи сто пятьдесят лет… Потому-то я и не мог убить тебя сразу: боялся, боялся, как никого из людишек за все эти долгие, долгие годы… Но теперь все: у Змеи нет больше Жала. Ты не опасен больше, Ким, и жить тебе осталось недолго. Или, напротив, долго… это надо обдумать. Я мог бы продлить твою жизнь на столетия, столетия медленных и страшных страданий в самых темных подземельях Нижнего Мира… Что ты скажешь о том, чтобы послужить кладовой яиц для сколопендр? Или о том, чтобы твое сознание поместили в мозг гигантского червя? Впрочем, с тебя, возможно, хватит и столетнего погружения в бездонные топи Амара… и все это время ты будешь знать, что в моих силах уничтожить не только твое тело, но и твою душу… Бессмертную душу, Ким, мой мальчик…