Текст книги "Завещание ночи"

– Все нормально, – сказал я, делая шаг навстречу ДД и отсекая его от кушетки. – Просто мы забыли закрыть твоему деду лицо, и я сделал это. Пойдем, Дима, здесь нет никаких следов Тени…

– Запах, – произнес ДД странным голосом. – Ты чувствуешь запах, Ким?

– Ну, – неуверенно ответил я. – Ну, пахнет чем-то… В чем дело-то, Дима?

– Факелы Аннунаков, – непонятно пробормотал он. – Мне это не нравится… Совсем не нравится, Ким!

– Ладно, – сказал я, крепко беря его под руку. – Пошли к Наташе. В конце концов, непорядочно так надолго оставлять девушку одну…

Я напряженно соображал, заметил ли кто-нибудь кроме меня изменения, произошедшие с комнатой. Наташа была все время в кухне и не видела вообще ничего – в том числе и света, сначала погасшего, а затем загадочным образом включившегося. Лопухин видел, как я выключал свет, но едва ли запомнил это. Он не видел свисавшего с кушетки тела старика и бросающего в дрожь выражения его открытых глаз. Зато он почувствовал запах, и это почему-то сильно его взволновало. «Узнать, почему», – автоматически отметил я. И, наконец, все мы видели Тень за дверями кабинета. Теперь я был абсолютно уверен, что Хромец приходил вновь и что-то делал с телом Романа Сергеевича, но вот что…

В этот момент ДД вырвал свою руку из моих тисков и, задев по пути худым плечом Наташу, двинулся, шатаясь, в глубину коридора. У поворота на кухню он наткнулся на стену и бессильно привалился к ней.

– Все, – простонал он, – все бесполезно.

– Ты что? – я схватил его за плечо. – Что ты, Димка? Что бесполезно?

– Все… Бороться бесполезно… Прятать Чашу… Ким, неужели ты не понимаешь, он неизмеримо сильнее нас! Он может проникать к нам в дома, может подслушивать наши разговоры, может убивать нас на расстоянии… И у него впереди – тысячелетия, а у нас только короткая человеческая жизнь…

Он снова готов был расплакаться. Я сделал два коротких шага и оказался прямо перед ним. Отвел правую руку и влепил ему довольно-таки сильную пощечину. Не скажу, чтобы я сделал это с сожалением.

Он дернулся и уставился на меня удивленными близорукими глазами. Мало я тебе дал, мерзавец, подумал я сладострастно.

– Ты порешь чушь, Дима, – четко проговорил я. – Преимущества Хромца не настолько велики. Да, он может являться к нам в виде Тени, но он не может присутствовать при разговоре, будучи невидимым. Мысли он тоже, очевидно, не читает, иначе ему не пришлось бы допытываться у твоего деда, где спрятана Чаша. Убить нас он может, но на это уйдет огромное количество его Силы, которая, скорее всего, нужна ему для других целей (про то, что Хромец может превосходно расправляться с людьми без всяких там мистических штучек, я предпочел умолчать). И, наконец, главное наше преимущество – мы знаем, где спрятана Чаша, а Хромец этого не знает. А стало быть, мы можем диктовать ему свои условия, и вообще, наше положение не так плохо, как кажется, – тут я снова вспомнил Романа Сергеевича и примолк.

– Правда, Дима, – поддержала меня Наташа, – наверняка что-то можно придумать.

Лопухин опустился на пол, сложившись, как шарнирная конструкция, – торчком торчали острые колени.

– Я не уверен, – начал он слабым голосом и осекся. – Я не уверен в том, что Хромец не знает, где спрятана Чаша.

– Почему? – спросил я.

– Потому что я не знаю, что сказал ему дед, – голос ДД был неестественно спокоен, и это не понравилось мне больше, чем все его крики и слезы. – Потому что я все время пытаюсь понять, что могло заставить его убить деда – деда, который был хранителем Чаши. Потому что ответ на этот вопрос может быть только один – дед отдал ему тайну Чаши.

– Дима, что ты говоришь! – возмутилась Наташа. – Как твой дед мог рассказать что-нибудь этому… монстру?

– Не понимаю твоей логики, – холодно сказал я. – С какой стати Роман Сергеевич отдал бы своему заклятому врагу секрет, который он оберегал всю жизнь? Из-за которого сидел в лагере. По-моему, Дима, ты плохо думаешь о своем деде… Ни за что в жизни…

ДД поднял на меня полные слез глаза.

– Да, – ответил он все тем же жутковато-спокойным голосом. – Да, ни за что в жизни. Но не после смерти.

Я почувствовал, как холодная молния пронзила мой позвоночник. В уши снова полился зловещий змеиный шепот: «Мертвые не лгут, Роман… ты же знаешь, что я умею допрашивать мертвых…», и я понял, что делал Хромец в кабинете Лопухина-старшего.

– Факелы Аннунаков, – продолжал между тем ДД. – Я понял это, как только вошел в комнату… Электричество, атмосферное электричество… Им пользовались в Вавилоне жрецы подземных богов, – Аннунаков – чтобы возвращать жизнь в мертвые тела. Электричество и черная магия… У них были специальные батареи, с их помощью можно было гальванизировать трупы, к которым на время возвращалась жизнь. Такие тела были полностью лишены воли, они делали все, что бы им ни приказали. И они отвечали на все вопросы, –память их человеческого существования оставалась нетронутой. Потому-то Хромец и убил деда… Он знал, что дед не сможет сопротивляться ему после смерти. И теперь он знает, где спрятана Чаша… Знает все…

– Прекрати! – рявкнул я, увидев, как побелела Наташа. – Прекрати немедленно! Все это чушь, Дима! Если бы Хромец мог вытворять такие штуки, он узнал бы о том, где спрятана Чаша, еще у первых Итеру!

Глаза, подумал я, вспомни о глазах!

ДД не слушал меня. Он, словно тряпичная кукла, склонил голову на колени, но на этот раз не заплакал – просто сидел, спрятав глаза, как будто смотреть на нас ему было противно.

– А я… – глухо пробормотал он. – Я в это время… мы в это время…

Он не договорил.

Наташа рывком склонилась над ним, подняла его голову и прошептала:

– Где спрятана Чаша, Дима? Куда твой дед ее спрятал?

И произошло невероятное – ДД улыбнулся. Не усмехнулся кривой и горькой усмешкой, а улыбнулся искренней улыбкой человека, которому есть чему порадоваться в этой жизни.

– Там, куда Хромец никогда не сунется, – сказал он твердо. – Среди тех, кого он боится больше всего на свете. Чаша находится в террариуме, в секторе ядовитых змей.

11. МОСКВА, 1991 год. РАРИТЕТ ЛОПУХИНА.

Утром следующего дня я предпринял кое-какие действия. Не скажу, чтобы я делал это с большим желанием, но ситуация не предусматривала такой роскоши, как выбор.

Для начала я открыл свою записную книжку на странице, исписанной залезающими друг на друга, размашистыми и просто неудобочитаемыми цифрами. Кое-где страница была испачкана пятнами темно-фиолетовой жидкости – судя по слабому запаху, портвейна. Здесь были записаны телефоны компании, с которой мы с ДД познакомились во время незабываемого набега на Малаховку.

Довольно скоро я вычислил местонахождение Зурика. Он оказался на квартире все той же медсестрички Светы, пребывая в состоянии, которое сам же охарактеризовал как «похмелье средней тяжести». На мое предложение встретиться и поговорить он откликнулся неожиданно охотно, выразив сожаление, что я не позвонил вчера, когда у них там был классный кипеж, и попросив привезти чего-нибудь подлечиться.

Было пятнадцать минут одиннадцатого. Часа за полтора до этого мы с ДД наконец-то уложили спать Наташу, заставив ее проглотить две таблетки элениума, а сами удалились на кухню для обсуждения дальнейших действий.

Ночное возбуждение уже прошло, и я с немалым изумлением обнаружил, что у меня дрожат руки. ДД выглядел человеком, навсегда потерявшим уверенность в себе и в жизни. Состояние для принятия решений было самое что ни на есть подходящее.

– Самое разумное, что мы можем предпринять в данных обстоятельствах, – сказал я, – это бросить всю эту мистику к чертовой бабушке и смотаться как можно дальше отсюда.

– Этот вариант не рассматривается, – ответил ДД.

– Пойми, – сказал я, – я тоже готов допустить, что, если Чаша попадет к этому идиоту, ничего хорошего в результате не получится. Но что именно произойдет – неизвестно, а вот если мы будем продолжать играть в эти игры, нас попросту убьют.

– Или мы убьем его, – возразил он упрямо.

– Из этого драндулета? Да, я, пожалуй, взялся бы, если бы не было Наташи и тебя. Но в тройную мишень очень трудно промахнуться, поверь. Я не хочу подставлять под удар тебя, а особенно Наташу. Поэтому я предлагаю оставить все, как есть, а самим отправляться в Крым. Впрочем, возможно, будет лучше, если мы разделимся и поедем в разные места, – добавил я не без тайного умысла.

– Нет, – повторил ДД. – Этот вариант не рассматривается. Дед умер не для того, чтобы мы прятались, как зайцы…

– А почему ты так уверен, что Хромец узнал, где спрятана Чаша? Это же, в конце концов, только предположения…

– Ты заходил в комнату, – мрачно сказал Лопухин. – Ты видел, что произошло с дедом. Ведь так?

– А ты откуда знаешь? – огрызнулся я. – Ты-то зашел позже…

– В щель было видно, как ты поправлял голову… Лица я не видел, но этого было вполне достаточно. Когда жрецы Аннунаков допрашивали мертвых с помощью электричества и магии, то трупы совершали конвульсивные движения, дергались, иногда даже вставали… У фон-Юнцта все это подробно описано, есть даже две гравюры, очень впечатляющие… Да, Хромец допрашивал деда, в этом я уверен.

Я вновь вспомнил широко раскрытые глаза старика и почувствовал, как холодная волна стремительно скатывается вниз по позвоночнику.

– Тогда почему он не узнал, где спрятана Чаша, у кого-нибудь из Итеру? У того же Ли Цюаня, например?

ДД сосредоточенно вертел в руках вилку.

– Понимаешь, – ответил он, наконец, – возможность вернуть видимость жизни в мертвое тело, насколько я понимаю, предоставляется не всегда. И особенно важна тут способность человека… ну, то есть умершего человека, сопротивляться насилию над его душой… астральным телом, Ка, называй, как хочешь. Обычный человек не может сопротивляться магу, это ему не по силам. Вот я, например, не могу сломать эту вилку, – он совершил несколько титанических усилий, но лишь слегка погнул металл. – А ты, например, можешь.

Он передал вилку мне и я, чуть поднапрягшись, переломил ее пополам. ДД обрадовался.

– Ну, так вот и Итеру. Они ведь тоже были магами, очень сильными магами, и их наверняка не так-то просто было вернуть в их мертвые тела. Служители культа вуду могут превращать других людей в зомби, но что-то я никогда не слышал, чтобы в зомби превратили самого такого колдуна…

– Допустим, – неохотно согласился я. – Ну и что из этого следует?

– Ментальный контроль, – не слушая меня, продолжал Лопухин. – Главное здесь – ментальный контроль. Мы не Итеру, мы не обладаем такой тренированной психикой, как они. Ни я, ни ты, ни мой дед ничего не смогли бы противопоставить Хромцу. Вот почему, нисколько не желая обидеть деда, я все же считаю, что он открыл Хромцу тайну Чаши.

– Но ты же сам уверял нас, что Хромец ни за какие коврижки не сунется в террариум, – возразил я, прекрасно зная, что он мне на это ответит. И он ответил:

– А что помешает ему нанять какого-нибудь змеелова и выкрасть Чашу чужими руками? Теперь, когда он знает, где она спрятана, дело только в подборе подходящей кандидатуры.

«И я даже знаю, кто рассматривался в качестве такой кандидатуры», – хотел добавить я, но вовремя сдержался.

– А если в дело вмешаемся мы, то ничто не помешает ему устранить нас и забрать Чашу уже отсюда. Или же, если мы успеем перепрятать ее, допросить наши трупы…

– Да, – не стал спорить ДД. – Такая опасность, к сожалению, существует. Однако, несмотря ни на что, я, как хранитель Чаши, считаю необходимым забрать ее из террариума, пока Хромец не добрался туда. Дальше будет видно, а пока нужно пойти и забрать ее. Если хочешь, можешь не принимать в этом участия, Ким, я думаю, даже дед не стал бы осуждать тебя…

Я поймал себя на мысли о том, что мне ужасно хочется воспользоваться последним предложением Лопухина. И я бы, ни секунды не задумываясь, воспользовался бы им, если бы не Наташа. Но Наташа спала в соседней комнате, и Хромец наверняка учитывал ее, расставляя фигуры для своей дьявольской партии. Я тихо выругался, достал записную книжку и пошел звонить Зурику…

Зурик сидел на крохотной Светкиной кухоньке, занимая своим телом половину ее объема и со страдальческим видом ковырял вилкой в тарелке с растекшимся холодцом. На столе, подоконнике и, частично, полу громоздились пустые стеклянные гильзы расстрелянных вчера боеприпасов. В раковине возвышалась титаническая гора грязной посуды, да и вообще следы вчерашнего кипежа были заметны всюду, куда только не падал взгляд.

– Здорово, Джокер, – приветствовал меня Зурик, делая слабую попытку привстать из-за стола, чтобы подать мне руку. – Ты извини, тут бардак у нас… – Он скривился и снова сел. – Привез чего-нибудь?

– Естественно, – сказал я, вынимая из сумки запаянную в прозрачный полиэтилен упаковку немецкого баночного пива. – Лечись на здоровье.

– О! – Зурик с неожиданной энергией подался ко мне, отчего его черно-желтый спортивный костюм подозрительно затрещал в плечах. – Ну, ты мужик, Джокер! Пиво в банках! Отлично!

Он богатырским движением разорвал упаковку и вытащил запотевший серебристый цилиндрик. Отодрал крышечку.

– Ох, – выдохнул он, ставя на стол пустую банку, – вот она, жизнь-то наша! Здорово, что приехал, Джокер. Есть будешь?

– Да нет, – сказал я. – Я вообще-то ненадолго. Мне помощь нужна.

Зурик, не глядя на меня, расправлялся со второй банкой. Выпил и снова ковырнул вилкой холодец.

– Что нужно-то? – неожиданно хмуро спросил он.

– Ничего сложного. Сможешь найти за пару часов двух-трех крепких ребят?

– Полрайона таких, – ответил Зурик по-прежнему хмуро.

– Я позвоню тебе днем, – продолжал я. – Скажу, куда надо подъехать. Вообще-то это будет зоопарк.

– Слона, что ли, красть собрался? – хмыкнул он.

– Типа того. Помнишь парня, с которым я был на карьерах?

– Длинного-то? – Зурик подумал и взял еще одну банку. – Помню. И Светка его до сих пор вспоминает.

– Он там будет. С девчонкой. Сможете пройти за ними так, чтобы они ничего не заметили?

– Джокер, – сказал Зурик тоскливо, – я в эти игры не играю. Ментам не стучу. Следить ни за кем не собираюсь… За пиво – спасибо.

– Дурак, – беззлобно сказал я. – Следить ни за кем не надо. Надо охранять.

– От кого? – вяло поинтересовался Зурик.

– Не знаю, – признался я. – Знаю, что в зоопарке они будут в опасности. Возможно, к ним попробуют прицепиться. Если так – отбейте их. Во всех других случаях старайтесь, чтобы они вас не заметили. Проводите их до моего дома, потом позвоните мне. Все. Сможешь?

Зурик подумал.

– А что это ты пиво-то не пьешь? – вдруг спросил он. – Ты пей, пей, а то я сейчас все выглотаю… Сушняк у меня.

Я взял одну банку и выжидательно повертел в руках.

– Поверь мне, Зурик, это действительно мне очень нужно. Я бы и сам справился, но буду занят в другом месте. А что касается вознаграждения, то цену можешь назначать сам.

Зурик поморщился.

– Я бы, Джокер, с тебя вообще ничего не взял, сам понимаешь… Но ребята любят пиво. Как насчет по две кати на рыло?

– Без базара, – сказал я, испытывая сильное облегчение. – Так, значит, договорились?

– Ментовка точно не завязана? – Зурик смотрел на меня так испытующе, что мне стало смешно: как будто он мог что-нибудь прочитать по моим глазам.

– Абсолютно, – подтвердил я. – Веришь?

– Я тебя знаю, Джокер, – ответил он. – Когда ты позвонишь?

– Часа через два, максимум – три. Будьте наготове. Да, если они вдруг разделятся… ну, поедут разными дорогами, вы должны будете разделиться тоже. И я прошу тебя, Зурик – иди за девушкой.

– Расслабься, – сказал Зурик. – Со мной не сдохнет.

Из Перово я электричкой добрался до Трех Вокзалов, доехал по кольцу до Краснопресненской и, выйдя на поверхность, направился в зоопарк. Был уже час дня.

В зоопарке я несколько раз прошелся по Новой территории, поглядывая на унылое желтоватое строение террариума и ведущие к нему подходы. Честно говоря, старое здание, сделанное в виде горы с пещерой, нравилось мне куда больше, может быть, потому, что я видел его пару раз в глубоком детстве, но это, имевшее вполне казенный вид, лучше подходило для моих сегодняшних целей. Завершив рекогносцировку, я отправился обратно на Старую территорию и, подойдя к хозяйственным постройкам с грозной табличкой «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», зашел в неказистый сарайчик. Там было полутемно и пахло мышами. У маленького окна стоял грубо сколоченный стол, вдоль стены тянулась массивная скамья, в углу были свалены какие-то проволочные мотки и куски жести. В сарайчике никого не было.

– Тебе кого? – спросил сзади низкий недружелюбный голос. Я обернулся. На пороге, заслоняя солнечный свет, стоял низкорослый и коренастый мужик в темно-синем халате уборщика. В руках у него был какой-то деревянный ящик.

– Вас, – сказал я и шагнул к нему, вытаскивая из кармана удостоверение. В свое время я понаделал таких удостоверений великое множество и могу теперь представляться сотрудником по крайней мере двадцати различных организаций, среди которых есть и очень солидные. На этот раз я выбрал удостоверение корреспондента газеты «Московский комсомолец». – Я журналист, мне поручено написать очерк о работе простых служащих Московского зоопарка. Читаете нашу газету?

– Читаю, – неодобрительно ответил мужик. – Чего про нас писать-то? Ну, дерьмо скребем. Больше писать и нечего.

– Простите, – я улыбнулся как можно шире, – как вас зовут?

– Иван Михалыч, – буркнул мужик. – Скребем дерьмо, и все. Чего писать-то?

– Иван Михалыч, у меня к вам будет одна просьба… Мой редактор хочет, чтобы я денек поработал в качестве уборщика, помахал, так сказать, метлой. Как вы думаете, мы могли бы договориться, например, с вашим начальством? Да даже пары часов вечером хватило бы за глаза. А вы бы пораньше ушли с работы и… – тут я еще раз заговорщически улыбнулся и вытащил из сумки увенчанное винтовой пробкой горлышко «Столичной».

– А зачем, это, с начальством договариваться? – спросил мужик моментально изменившимся тоном. В глазах начало разгораться выражение неподдельного интереса. – Начальство, оно, знаешь… У него своих делов хватает. Это мы здесь дерьмо скребем, а они, знаешь, того… Так, ты говоришь, вечерком?

– Ага, – подтвердил я. – Часов так в пять или чуть попозже. Годится?

– Можно и пораньше, – с готовностью предложил Иван Михалыч. – А если спросит кто, говори, свояк мой, Михалыч, скажи, вместо себя поставил…

– Отлично, – сказал я, извлекая бутылку. – Но раньше не получится, мне еще в редакцию успеть надо. А такой вот вопрос, Михалыч: здесь инструмент какой-нибудь будет? Ну, там, метлы всякие, лопаты?

– А как же, – гордо ответил Михалыч, – и метлы, и лопаты, все чин-чинарем. Приходи, введу тебя, так сказать, в курс…

– Как полагаете, Михалыч, – я уже вполне комфортно чувствовал себя в роли нахального молодого репортера, появилась даже некоторая профессиональная развязность, – принести вечером еще такую красавицу?

Михалыч с нежностью поглядел на бутылку.

– О чем речь, – произнес он после короткого раздумья и щелкнул ногтем по стеклу. – Тащи, конечно, все одно выпьем.

– Все, – сказал я, – что называется, вопросов больше не имею. – Тут я бросил обеспокоенный взгляд на часы. – Ах, черт, опаздываю уже… А скажите, Михалыч, нет ли здесь поблизости выхода за территорию? А то пока я до главного входа добираться буду, полчаса пройдет…

Прежде чем ответить, Михалыч долго разглядывал бутылку.

– Есть одна калиточка, – ответил он, наконец. – Но только, парень, если сболтнешь кому, что я тебя через нее вывел…

– Понял, Михалыч, – бодро откликнулся я. – Военная тайна.

– Распустились, – бормотал он, ведя меня к высоким, затянутым мелкой сеткой клеткам с грифами и стервятниками, – ох, распустились… Военная тайна для них шуточки… Да ты знаешь, парень, что раньше за разглашение военной тайны делали?

– Знаю, Иван Михалыч, – смиренно отозвался я. – Никому не скажу, будьте уверены.

Калитка, совершенно незаметная со стороны прогулочных дорожек, выводила в заросший высокой травой и густым колючим кустарником овраг. Замок на ней был, как я заметил, самый простенький и открывался практически любой отмычкой. Я еще раз поблагодарил Михалыча, подтвердил обещание принести вечером вторую бутылку и спустился в овраг, над которым нависали мрачного вида старинные дома. Проплутав среди колючих зарослей почти двадцать минут, я все же выбрался на пустынную улочку где-то в районе Большой Грузинской, дошел пешком до Белорусского вокзала, поймал такси и поехал в «Мэйхоа».

«Мэйхоа» – маленький китайский ресторанчик на Красносельской. Мне часто приходится бывать здесь, поскольку люди моей профессии традиционно заключают контракты с клиентами именно в этом месте. Существуют, конечно, и другие заведения, «Джалтаранг», например, но там, на мой взгляд, слишком шумно. В «Мэйхоа» же всегда тихо, тихо было там и сейчас, в полупустом днем зале слышались лишь приглушенные разговоры склонившихся над низкими столиками людей, да шуршали время от времени бамбуковые завеси над входом, пропуская нового посетителя.

Я с порога оглядел зал и вернулся в холл. Бросил в автомат монетку и набрал номер ДД.

Трубку сняла Наташа.

– Привет, – сказал я, – какие новости?

– Приехала Димина мама, – сообщила Наташа, – из Питера… Я ей тут помогаю, потому что Дима уехал в час куда-то по делам, связанным с Чашей…

– Стоп, – сказал я. – Слушай меня внимательно: сейчас ты извинишься перед мамой и поедешь ко мне. Выйдешь из дому, дойдешь до Калининского и возьмешь такси. Ни в коем случае не садись в первую остановившуюся машину. Лучше всего – в третью. Скажешь шоферу, чтобы вез тебя на Красносельскую, к ресторану «Мэйхоа». Там я тебя встречу. Все ясно?

– Но, Ким, – запротестовала Наташа, – я же не могу так просто взять и уехать! Здесь очень много работы, Димина мама одна не справится…

– Это не обсуждается, – оборвал я ее. – Я не хочу тебя пугать, но от этого зависит наша жизнь. Жизнь нас троих, – пояснил я, вслушиваясь в ее испуганное дыхание.

– Хорошо, – ответила она после минутной паузы. – Хорошо, я приеду.

Я повесил трубку на рычаг и посмотрел на часы. Было два часа двадцать минут. Наташа должна была подъехать сюда никак не раньше, чем через полчаса. У меня оставалось вполне достаточно времени, чтобы спуститься в бар и пропустить стаканчик аперитива.

Я заказал двойной джин-тоник, перекинулся ничего не значащими фразами с тремя знакомыми ребятами у стойки и ушел в темный угол обдумывать план действий. Собственно говоря, вчерне он сложился у меня еще утром, но были кое-какие детали, над которыми следовало поработать.

Так, например, я некоторое время раздумывал, не прибегнуть ли мне к помощи грима. У меня есть одна приятельница, обучающаяся на третьем курсе ВГИКа и подрабатывающая на киностудии, которая держит у себя дома восхитительный запас всевозможных аксессуаров для перевоплощения. Пару раз я уже пользовался ее услугами, и грим, наложенный ею, никогда не подводил меня, но, поразмыслив хорошенько, я решил не использовать этот вариант. Он требовал немалого времени, и я боялся, что не успею закончить все приготовления прежде, чем ДД войдет в террариум. С другой стороны, еще Честертон заметил, что нет лучшей шапки-невидимки, чем форменная одежда, которую люди видят изо дня в день; правда, он имел в виду почтальонов, но я полагал, что синий халат уборщика и бейсболка с длинным козырьком скроют меня не хуже. Оставалось только рассчитать всю операцию по минутам, и этому я посвятил остаток времени, исписав малопонятными постороннему человеку обозначениями две фирменные салфетки.

Без десяти три я поднялся наверх, вышел на улицу и огляделся, высматривая Наташу. Наташи не было, и я принялся выхаживать по тротуару, незаметно поглядывая по сторонам. Ровно в три из дверей ресторанчика появилась компания из двух девиц и трех южного вида парней. Девиц я знал, причем с одной из них у меня около года назад было нечто, похожее на роман. Мы поцеловались, причем южане предприняли попытку испепелить меня взглядами, а я искренне порадовался, что Наташа еще не приехала.

Она появилась в семь минут четвертого, приехав не на такси, а на довольно-таки пижонской «девятке» цвета «мокрый асфальт». Доехала она, насколько я мог догадаться, бесплатно, однако шофер «девятки» долго не хотел выпускать ее из машины, перегнувшись к ней через сиденье и сопровождая свою речь оживленной артикуляцией. Я подошел и постучал в стекло.

– Выпусти девушку, – сказал я строго.

Он испуганно взглянул на меня и без звука открыл заднюю дверцу. Наташа вышла, произнесла: «До свидания», и он укатил.

– Телефончик просил? – поинтересовался я, подводя ее к дверям «Мэйхоа».

– Приглашал к себе, – произнесла Наташа таким тоном, будто ей предложили поработать в квартале «красных фонарей» в Гамбурге. – Нет, все-таки ваша Москва – жуткий вертеп.

Мы спустились по ступенькам и вошли в уютный полутемный зал.

– Выбирай столик, – сказал я. – Полагаю, пока я буду давать тебе инструкции, мы успеем быстренько перекусить.

– Да я, вобщем, не голодна, – вяло попыталась возразить Наташа, но я не стал ее слушать.

– Очень рекомендую свинину под кисло-сладким соусом, – я развернул меню. – А я, пожалуй, возьму трепангов.

Когда миниатюрная китаянка, приняв заказ, удалилась на кухню, я перегнулся через столик и спросил:

– Ты не знаешь, как там дела у Димы?

– Нет, – ответила она слегка встревоженно. – Он не звонил… А что, ты думаешь, с ним может что-нибудь случиться?

– Вряд ли, – сказал я. – То-есть, если он будет действовать так, как мы договорились утром, то ничего не случится. Если же он решит сыграть в одиночку… трудно сказать. Никогда не знаешь, чего ждать от этих дилетантов.

– Он очень умный, – с едва заметным вызовом сказала она.

Я кивнул.

– Тот человек, который противостоит нам, тоже далеко не дурак. Я вообще был против того, чтобы трогать эту дурацкую Чашу, но переубедить Димку было невозможно… Однако, раз уж я играю с ним в эту игру, то и диктовать условия тоже буду я. Одним словом, сейчас я расскажу тебе, что вам следует делать. Ты выслушаешь все очень внимательно и не перебивая. Ты все запомнишь и расскажешь Димке. Ты наверняка захочешь пойти с ним, и я могу только еще раз попросить тебя не впутываться в эту историю. Так будет лучше и для тебя, и для нас.

– Поздно, – Наташа посмотрела мне прямо в глаза, и что-то в выражении ее лица заставило меня отвести взгляд. – Я пойду с ним. А ты, что же, не пойдешь?

– Слушай, – повторил я. – Слушай меня очень внимательно.

Я быстро и сжато объяснил ей суть своего плана. Несколько раз она скептически морщилась, но терпела и не перебивала. Кое о чем я ей не рассказал – мне было совершенно ни к чему, чтобы она и ДД знали все.

Официантка принесла заказ. Я знаком призвал Наташу к молчанию и пару минут рассказывал ей о достоинствах знаменитого кисло-сладкого соуса по-кантонски. Потом сказал:

– Теперь повтори.

Она недовольно поджала губы – ей никогда не нравилось, когда я пытался ею командовать, но повторила.

– Только на метро, никаких машин… С собой взять большой пластиковый пакет… не оглядываться… на тебя внимания не обращать, пока ты не подойдешь сам и не заговоришь… к тебе ехать разными маршрутами с двумя пересадками как минимум…

Я одобрительно улыбнулся.

– Правильно. Из тебя получилась бы неплохая Мата Хари.

Наташа фыркнула.

– И ты полагаешь, вся эта джеймсбондовщина нам пригодится?

– Может быть, да, а может быть, нет, – ответил я меланхолически.

– Если нет, вы, в лучшем случае, получите прекрасную возможность посмеяться надо мной и над моей шпиономанией. Если да, то мы просто останемся живы.

– Ты все же полагаешь, что это настолько опасно? – в ее глазах вновь появилась обеспокоенность, и я с горечью подумал, что волнуется она наверняка не за меня.

– Да, – сказал я, – именно так я и полагаю.

В этот момент бамбуковые портьеры с шелестом разошлись, и по ступенькам в зал спустился пружинящей походкой преуспевающего бизнесмена туго затянутый в дхинсовый костюм молодой человек с пухлыми, покрытыми апельсиновым пушком щеками – Сашка Косталевский собственной персоной.

Секунду я еще надеялся, что он зашел в «Мэйхоа» просто так, отвести душу – в наших кругах он был известен как гурман. Но секунда прошла, и Сашка навис над нашим столиком, поблескивая идеальными зубами и круглыми стеклышками очков. – Здорово, старик, – произнес он таким радостным голосом, будто мы с ним были лучшими друзьями. – О, да ты с дамой!

– Привет, Косталевич, – буркнул я. – Наташа, познакомься – это Саша. Косталевич, это Наташа.

Удивительно, но Сашка никак не отреагировал на оскорбительное прозвище, произнесенное целых два раза. Он еще ослепительнее улыбнулся и поцеловал Наташе руку. Как с цепи сорвались, подумал я зло. К счастью, Косталевич был не из тех, кто способен понравиться моей девушке.

– С вашего позволения, я присяду? – осведомился он, придвигая свободный стул почти к Наташиным коленям. Голос его становился все медовее, и это меня насторожило. Обычно Сашка в меру хамоват, что для человека его профессии понятно и простительно. Стать предельно вежливым эту акулу-посредника могли заставить только совершенно фантастические комиссионные, маячившие где-то на узком его горизонте. А комиссионные для Сашки означали работу для меня, и чем больше они были, тем труднее становилось от него отвязаться. Я вздохнул и приготовился дать ему достойный отпор.

– Какая в Москве отвратительная погода этим летом! – говорил меж тем Косталевич. – Жара, пыль, грязь… Все умные люди давно уже свалили к морю. Между прочим, Козырь с Лялькой отправились в круиз по Адриатике. Вы, мадмуазель, никогда не были в круизе по Адриатике? А вокруг Европы? Я, впрочем, тоже. Крутишься, крутишься, жизнь проходит мимо, а ты, как проклятый, все делаешь бабки, бабки… А! – он махнул рукой.

– Саша, – сказал я, – если ты пришел, чтобы агитировать нас за поездку к морю, то должен тебя обрадовать: мы уже и так собираемся в Крым.

Я украдкой поглядел на Наташу, но на челе ее бесстрастном не отразилось ничего. Я продолжил:

– Причем очень скоро. Завтра-послезавтра. Буквально сидим на чемоданах.

– Крым? Чудесно! – воскликнул Косталевич, и я решил, что ошибся насчет работы. Но тут он наклонился к моему уху и прошипел:

– Ким, ты мне нужен на пару слов.

Он был неудержим, как баллистическая ракета. Не успел я сказать свое знаменитое твердое «Нет», как он уже положил свою пухлую ладонь на Наташино колено и, заговорщически подмигнув ей, попросил:

– Я украду Кима на минуточку, ладно?

Наташа удивленно посмотрела на свою коленку и кивнула. Как всегда, все решили за меня. Я поднялся и двинулся за Косталевичем, который довольно резво бежал к выходу.

– Выйдем на улицу, – бросил он мне через плечо, – там и побазарим.