Текст книги "Завещание ночи"

Мы вышли. Сашка прислонился спиной к двери и достал пачку «Мальборо».

– Я не курю, – сказал я холодно.

– Молоток, – одобрительно произнес он. – Здоровье, старик, всего дороже.

– В чем дело? – спросил я. Он замялся, похлопал себя по карманам, выудил зажигалку, прикурил. Весь он был какой-то суетливый и несобранный. Я терпеливо смотрел, как он копается.

– Короче, – наконец, родил он. – Звонил мне тут один мужик. Насчет тебя.

– Ну, – сказал я.

– Ну, – сказал Косталевич. – Звонит, значит, мне этот мужик, и говорит… – тут он глубоко затянулся.

– Косталевич, – произнес я угрожающим тоном, – у меня мало времени.

– Говорит, значит, – тут он как-то просительно заглянул мне в глаза. Вообще он был настолько не похож на прежнего Сашку, что я даже удивился.

– Говорит, что у тебя есть какая-то коллекционная вещь, которую он у тебя хочет купить. Сечешь?

– Не-а, – сказал я. – Не секу.

– Ну, вещь у тебя есть… Он так сказал. Ведь есть?

Я почувствовал неприятное, похожее на страх ощущение. Будто в темном лесу громко хрустнула ветка.

– Что именно, он не уточнил?

– Он сказал, ты знаешь. Он сказал, что вы с ним о ней уже говорили. Так вот… он хочет у тебя ее купить.

– Все? – спросил я.

– Нет. Он предлагает тебе за нее совершенно сумасшедшие бабки. Совершенно. Я просто не знаю, что за штука может стоить такую кучу бабок. Я про такое вообще никогда не слышал. Нет, старик, ты пойми, я знаю, что есть люди… Разные люди, короче… Но… Что это за вещь, а, Ким?

– Сколько? – спросил я.

– Лимон, – Косталевич сглотнул слюну. – Лимон, ты понял?

– Твои, стало быть, десять процентов? Сто штук?

– Ну, как обычно… – бормотнул он. – Губы у него были полуоткрыты, как у девушки, ожидающей поцелуя, и влажно поблескивали. Ах, как хотелось ему огрести сто тысяч – и ни за что, просто за разговор с отличным парнем по имени Ким!

– Он как-нибудь назвался?

– Да. Его зовут Роман Сергеевич, он коллекционер…

– Как? – я чуть не подпрыгнул. Лысый убийца взял себе имя Лопухина, он прикидывался жертвой, он словно бы воровал одежду у мертвеца!

– Роман Сергеевич, – повторил Косталевский. – Ты его знаешь? Ну, конечно, он говорил, что вы с ним уже встречались…

– Он не объяснил тебе, почему он предпочитает действовать через посредника?

– Нет, просто сказал, что так будет лучше для всех троих. И ты знаешь, я с ним согласен, – он заискивающе улыбнулся. – Ну как, Ким, ты не против?

– Он оставил тебе свои координаты?

Косталевич недоуменно уставился на меня.

– Нет, разумеется. Он сам будет звонить мне – ну, как обычно…

– Слушай, – я приложил титанические усилия к тому, чтобы голос мой звучал почти ласково. – Сдается мне, что эту штуку можно продать и повыгоднее…

– Повыгоднее? – обалдело повторил Сашка. – Еще? – уточнил он.

Я поразмышлял секунд двадцать.

– Вот что, Косталевич, – сказал я. – Если этот мужик позвонит еще, постарайся затянуть время. Ну, скажи, что я обдумываю его предложение, или еще что-нибудь в этом роде. Ну, ты же это умеешь.

– А зачем? – дверь за спиной Сашки стала открываться, и он отскочил, упруго, как джинсовый теннисный мячик. – Что мы с этого поимеем? Ты думаешь, он поднимет цену?

– У тебя есть еще выходы на коллекционеров? Крупных коллекционеров, а не всякой шушеры?

Он задумался.

– Ну, положим, это я найду… Но ты что же, всерьез думаешь, что кто-нибудь даст за твою штуковину больше лимона?

– Что я думаю, это мое личное дело, – сказал я. – А твое дело – найти мне коллекционера. Чем больше денег мне отвалят, тем больше ты получишь. Разве нет?

– А если этот… ну, Роман Сергеевич… передумает? – взволнованно спросил Сашка. Видно, такая перспектива снилась ему в страшных снах.

– Не передумает, – сказал я твердо. – Он – не передумает.

Я взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Косталевич схватил меня за плечо.

– Но ты будешь продавать эту вещь, Ким?

– Ты, главное, ищи, – сказал я. – Начинай прямо сейчас. – И шагнул через порог…

– Тебя не было двадцать минут, – объявила Наташа. – Чай уже успел остыть. А что это за тип?

– Так, – неопределенно ответил я. – Гешефтмахер. Он тебе не понравился?

Наташа фыркнула.

– Нет, – и добавила после короткой паузы: – Именно так я и представляла себе твоих коллег по работе.

– Ты нашла замечательное слово, – сказал я рассеянно. – Коллега. Сашка Косталевич – мой коллега. Точно подмечено.

Я автоматически взял с фарфорового блюдца тонкостенную чашечку и отхлебнул теплого чаю. Дьявол, подумал я. Лысый дьявол. Нет дьявола, кроме дьявола, и Косталевич – пророк его.

– Что-нибудь случилось? – спросила Наташа.

Я посмотрел на нее. Она сидела так близко, такая красивая и такая чужая.

– Случилось, – сказал я. – Мне предложили продать Чашу.

– Этот?…

– Сашка – посредник, – объяснил я. – Он ничего не знает. Когда клиент не хочет сам контактировать с человеком, которого нанимает, или не знает, кого нанять, он действует через посредника. Так вот в данном случае на Сашку вышел Хромец.

Некоторое время я с удовольствием наблюдал, как темнеют Наташины глаза и сужаются и без того узкие зрачки.

– Ты уверен?

– Да. Он назвался Романом Сергеевичем. Хорошо хоть, фамилию не назвал.

– О, Господи, – неожиданно Наташа перегнулась через столик и взяла мои руки своими холодными ладошками. – Мне страшно, Ким.

– Брось, – сказал я. – Это как раз не страшно. Во-первых, мы знаем, что Чаши у него еще нет. Стало быть, даже если он узнал, где она спрятана, террариум оказался ему не по зубам, по крайней мере, пока. Во-вторых, если он действует через посредника, это значит, что он боится. Понимаешь? Он догадался, что мы нащупали его слабое место, и испугался. А испугать врага – это уже наполовину победить. – Я снова бросил взгляд на часы. Было уже пять минут пятого. Если мы не успеем провернуть операцию до того, как дневная толпа зевак, заполняющая зоопарк, рассосется, за успех предприятия можно будет смело давать не больше ломаного гроша. Я отставил чашечку и сказал:

– Сейчас ты позвонишь Диме. Если он дома, узнаешь, на какое время он договорился в террариуме. Если он еще не пришел, спросишь, не передавал ли он чего-нибудь по телефону. Я поднимусь через две минуты.

Боковым зрением я уловил, как Косталевич, бросив на меня подозрительный взгляд, спускается в бар в компании с каким-то потенциальным клиентом. Это меня устраивало – я очень не хотел, чтобы он слышал, как Наташа будет говорить по телефону.

– Хорошо, – Наташа посмотрела по сторонам в поисках официантки и встала. – Я жду тебя наверху.

Я следил, как она поднимается по лестнице в холл – грациозная походка, загорелые длинные ноги, туго обтянутые мини-юбкой слегка покачивающиеся бедра. Половина зала смотрела туда же, и меня пронзило странное, похожее на боль, ощущение. Через секунду оно прошло.

Я расплатился с незаметно подошедшей официанткой и поднялся. На самом деле я выторговал эти две минуты для того, чтобы немного прийти в себя от шока, в который повергло меня сообщение Косталевича, и сообразить, в какой степени оно нарушает мои планы. С одной стороны, то, что Хромец по-прежнему надеялся подкупить меня, вроде бы снимало опасность появления на сцене третьих лиц, о которых мы с ДД толковали нынче утром. С другой, это вполне могло оказаться довольно примитивной ловушкой, призванной ослабить мою бдительность. В этом случае вмешательство каких-нибудь громил, посылающих в нокаут ДД и отнимающих у него Чашу где-нибудь на выходе из зоопарка, казалось почти неизбежным. Сам я, например, не стал бы питать на месте Хромца особых иллюзий насчет сотрудничества с Кимом, особенно после того, как упомянутый Ким пытался проломить небезызвестную лысую башку. Впрочем, у Хромца могли быть свои резоны.

Решив, таким образом, ничего не менять в своих первоначальных планах, я поднялся в холл. Наташа сидела в уютном мягком кресле под огромным, в полстены зеркалом, и листала какой-то журнал.

– Все в порядке, – сообщила она, когда я присел на валик кресла.

– Дима уже дома, он обо всем договорился. В принципе туда можно ехать хоть сейчас, но я сказала ему, чтобы он дождался меня.

– Умница, – сказал я. – Держи деньги, к Диме поедешь на такси. Но оттуда – только на метро!

Она отмахнулась.

– Я помню… И не надо, у меня есть свои деньги. А ты сейчас куда?

Я вздохнул.

– Домой. А потом – в зоопарк. Думаю, что буду там раньше вас, но в любом случае, пока я не появлюсь, ничего не предпринимайте. Договорились?

Мы вышли на улицу, и я начал ловить такси. Первое я забраковал, просто потому, что не хотел нарушать золотое правило спасающихся от преследования: никогда не садиться в первую остановившуюся машину. Во второй машине водителем оказалась женщина, и я с легким сердцем отправил Наташу на Арбат. Затем я снова зашел в «Мэйхоа» и позвонил Зурику.

– Все в сборе, – доложил он. – Часа два уже сидим… У тебя все нормально?

– Да, – ответил я. – Боевая готовность номер один. Через час они будут у зоопарка.

– Понял, – Зурик кашлянул. – Девка-то хоть ничего?

– Увидишь, – сухо сказал я. – Ну, до связи.

Путь от «Мэйхоа» до дома и оттуда до зоопарка был проделан минут за сорок. Когда я подходил к сарайчику Михалыча, в руках у меня был огромный роскошный кофр, который я в свое время привез из Югославии. В кофре не было ничего, за исключением обещанной уборщику второй бутылки «Столичной» и зеленой бейсболки с надписью «FARMERS OF KENTUCKY». В кармане у меня мирно покоилась отмычка, которой я надеялся не в столь уж отдаленном будущем отворить тайную калитку, выводящюю с территории зоопарка.

– Здорово, парень, – сурово приветствовал меня Михалыч, – задерживаешься ты что-то… Я уж тут договорился, с кем надо, мол свояк за меня немного метлой помашет, а тебя все нет да нет. Смотри, парень, дисциплина – она на любой работе важна.

– Ясно, Иван Михалыч, – я старался говорить весело, хотя излишняя активность уборщика мне не понравилась. – Ну, как договорились, – и извлек из кофра бутылку и отдал ему. Он принял ее как должное, но ворчать все же перестал.

– Вот смотри, – сказал он, – все твое хозяйство. Халат, рукавицы, скребок вон железный, метла, ведро… Короче, все что нужно… Убирать тебе не очень много осталось, я почитай что все уже и сделал… Но, конечно, к птицам можешь зайти, гадят они сильно, потом у зубра сейчас пустая вольера, тоже надо марафет навести, и опилок бы подсыпать не мешало…

– Сделаем, – заверил я его, натягивая грязноватый халат. – А опилки где брать?

– За сараем их целая куча… Бери, сколько влезет… – он едва заметно покачнулся. – Ты мне вот что скажи, парень: тебя с этой дурой, –он потряс бутылку, – ждать, или ты на работе не пьешь?

– На работе не пью, – легко подтвердил я. Меня совершенно не радовала перспектива возвращаться к поджидающему меня Михалычу. – Вы просто скажите мне, куда потом инструмент девать.

– Здесь и оставь, – тоже явно обрадовавшись ответил Михалыч. – Я все равно вечером зайду, проверю, что и как. Ну, значит, если все понял, дуй работай.

– Уже ушел, – я надел бейсболку и засунул пустой кофр глубоко под скамью. – Это пусть тут пока полежит, ладно?

Я подхватил ведро и метлу и вышел из сарая. За сараем я обнаружил большой кусок полиэтиленовой пленки, набрал в него опилок и засунул ведро. Завершив эти несложные приготовления, я направился к террариуму. Приближалась решающая фаза операции, ее эндшпиль.

У террариума толпилась шумная галдящая толпа детей, наблюдающих, как надувают газом разноцветные воздушные шарики. Я протолкался сквозь этот живой заслон и, по-хозяйски раздвигая плечом образовавшуюся в дверях пробку, вошел внутрь.

Вправо уходил длинный коридор, одна из стен которого была застеклена. За ней находились демонстрирующиеся в террариуме земноводные – насколько я помнил свое детство, раньше здесь были даже вараны, но проверить это было нелегко. Весь коридор был забит медленно продвигающимися вдоль стеклянной стены детьми и взрослыми, сплотившимися в монолитную колонну. С противоположной стороны находились лестница и перегораживающий ее легкий щит с надписью: «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Я поставил ведро и метлу под лестницу, уселся на подоконник так, чтобы видеть происходящее в коридоре, и принялся ждать.

Они появились минут через десять. ДД был в строгом темно-коричневом костюме и при галстуке. Он возвышался над толпою детей, словно скорбный Гулливер над шумными и беспокойными лилипутами. В руках у Наташи был скромный, но со вкусом подобранный букетик из пяти гвоздик. Я понял, что, несмотря на все превратности судьбы, ДД продолжает борьбу.

Они сразу же свернули направо и прошли мимо, не обратив на меня никакого внимания. Расчет мой оказался точен, и, мысленно вынеся себе благодарность от лица верховного главнокомандования, я неслышно стал подниматься за ними на второй этаж.

– А кто это разрешил вам сюда заходить? – спросил я официальным голосом, когда мы достигли лестничной площадки. ДД испуганно обернулся.

– Мы, собственно, к Пирожниковой… – начал он и осекся. – Ким? Почему ты в халате?

– Конспирируюсь, – ответил я хмуро. – Вы, я вижу, тоже, – я кивнул на букетик. – Остроумно придумано.

ДД посмотрел на меня с немым укором.

– Здорово, Ким, – протянула Наташа с искренним одобрением. – Тебя просто не узнать… Ты прямо как рожден быть дворником…

– Уборщиком, – поправил я. – Ладно, к делу. Дима, доложи обстановку.

– Значит так, рассказываю вкратце, тем более, что Наташа кое-что уже знает… Я был у одной милой тетушки, знакомой деда еще с 56-го, с реабилитанса… Она долгое время была сотрудницей террариума, к ней-то за помощью и обратился дед, когда решил спрятать Чашу…

Я вздохнул.

– Выходит, что о Чаше, кроме тебя и деда, знал еще кто-то? Да уж, строго секретная информация, нечего сказать…

– Нет, – замотал головой ДД. – Дед был абсолютно в ней уверен, но тайны все же не раскрыл. Она до сих пор полагает, что речь шла о рукописи книги… ну, в те времена иные рукописи были опаснее спрятанных сокровищ. Все эти годы Чаша хранилась в вольере с королевской коброй… в одной из деталей ландшафта. Было два коротких периода – один раз умерла старая кобра, и вольера временно пустовала, а потом террариум переносили на Новую территорию – когда Чаша оставалась практически без охраны, но Ольга Даниловна…та самая тетушка… относила ее к себе домой и там помещала к своим змеям.

– Забавная, наверно, старушка, – задумчиво произнесла Наташа.

– Она замечательный человек! – с жаром воскликнул ДД. – А змей любит какой-то трогательной, беззаветной любовью, как иные старушки кошек или собачек…

– Не отвлекайся, – сказал я. – Лучше объясни, как она могла принимать Чашу за рукопись.

– Ну, она же находится в портфеле, – пожал плечами ДД. – А на ощупь это, очевидно, не совсем легко различить.

– Ты хочешь сказать, она ни разу не заглянула в портфель?

– Ким, ну это же железные старики, люди, прошедшие лагеря, ссылки… Если товарищ не разрешал раскрывать портфель – портфель не раскрывался.

– Ага, – сказал я. – Все понял. Продолжай, пожалуйста.

Тут мимо нас прошли, оживленно о чем-то беседуя, две женщины в белых халатах – очевидно, сотрудницы террариума. Они с интересом нас оглядели, но мой наряд уборщика, очевидно, успокоил их, потому что они не стали задавать никаких вопросов и скрылись в конце коридора.

– … Когда же она ушла на пенсию, секрет перешел к одной из ее учениц, научной сотруднице террариума, к которой мы сейчас и направляемся.

Я застонал.

– Еще кто-то в курсе?

– Не беспокойся, – снисходительно усмехнулся ДД, – Надежда Яковлевна – тоже кремень-женщина. Она старая диссидентка, участвовала в движении подписантов, КГБ ее не раз трясло. Никому и ни о чем она бы не рассказала, можешь быть уверен…

– КГБ ее трясло, – от возмущения я начал заикаться – терпеть не могу, когда любители начинают с умным видом рассуждать о профессионалах.

– Во-первых, КГБ не «оно», а «он». Во-вторых, ты понимаешь, что если бы Хромец хоть немного бы почесался и выявил все послелагерные связи твоего деда, а потом прошелся бы по этим связям, то со своими костоломскими ухватками он не потратил бы много времени, чтобы узнать, где находится Чаша… Пусть даже они все думали, что это рукопись книги… Фантастическое разгильдяйство… – тут я запнулся, потому что одна из женщин, прошедших мимо нас две минуты назад, возвращалась обратно и на этот раз рассматривала нашу компанию излишне внимательно. Впрочем, и теперь обошлось без расспросов.

– Я вообще не понимаю, почему он так долго тянул, – сказала Наташа. – С момента освобождения Романа Сергеевича прошло тридцать пять лет… а он спохватился только сейчас.

– Кстати, – я закончил обследование сектора между будкой «Металлоремонта» и углом ограды и пришел к выводу, что лысый поблизости все же не обретается, – а где твой дед прятал Чашу до ареста?

У ДД слегка затрясся подбородок.

– Дед мне рассказывал… Это было, в общем, даже смешно – ОН НИГДЕ ЕЕ НЕ ПРЯТАЛ! Просто отдал какому-то своему знакомому, который работал в серпентарии – тот поставил ее к медянке – как украшение. Потом знакомого тоже забрали, причем раньше, чем деда. Видимо, поэтому следователи не потянули за эту ниточку… А когда дед вернулся из лагеря, он заглянул как-то в серпентарий, каким-то образом открыл вольеру и просто забрал Чашу. Змей он вообще не боялся, никаких…

– Змеи, – повторил я, – змеи… Опять змеи. Так, может быть, в пророчестве имелась в виду все-таки настоящая змея, а не стрела от твоего драндулета?

– Слушайте, – сказала Наташа сердито, – мы долго будем торчать на этой дурацкой лестнице? Может, мы все-таки пойдем за Чашей?

Я одобрительно посмотрел на нее и скомандовал:

– Вперед, славные рыцари Грааля!

Идти оказалось недалеко. Мы прошли полкоридора и остановились перед дверью, которую украшала табличка с надписью: «Пирожникова Н.Я. Старший научный сотрудник».

– Подождите здесь, – строго сказал ДД и, постучав изящно согнутым пальцем по двери, толкнул ее ладонью. На секунду стала видна тесная комнатка и наполовину скрытая конторкой миниатюрная женщина в очках, а затем дверь закрылась за узкой и длинной спиной наследника двухтысячелетней тайны. Наташа вертела в руках букет.

– Неудобно как-то, – пожаловалась она вдруг. – Принимать цветы от человека, у которого только что случилось такое горе… Как ты считаешь, Ким?

– Не знаю, – буркнул я. – Я бы просто не стал дарить.

– Но все же красиво… Смотри, белая, желтоватая, розовая, алая, бордовая… у него хороший вкус.

– Да, – сказал я. – Это у него есть.

Интересно, подумал я, что этот краснобай плетет сейчас Н.Я. Пирожниковой? Рассказывает, какие мы хорошие, старинные друзья Романа Сергеевича? И как старик нас любил и привечал?

Дверь распахнулась.

– Заходите, – сказал ДД. – Я вас представлю.

Церемония представления, однако, затянулась, так как Н.Я. Пирожникова говорила по телефону. Причем говорила явно со своей бывшей наставницей Ольгой Даниловной.

– Да, Ольга Даниловна, – суховатым тоном соглашалась она с трубкой, – я поняла, Ольга Даниловна… Ну, разумеется, если вы ручаетесь… Да, и насчет друзей тоже… Я все понимаю, уверяю вас. Не беспокойтесь, Ольга Даниловна. Всего доброго.

Последние слова она произнесла совершенно официально. Пока она выслушивала указания Ольги Даниловны, я как следует ее рассмотрел. Было Пирожниковой Н.Я. лет сорок пять, у нее была маленькая изящная фигурка и скуластое татарское лицо с явно злыми карими глазами. Волосы она закалывала сзади в пучок, что, на мой взгляд, ей не шло.

Она резким движением положила трубку на рычаг и смерила нас с Наташей недоброжелательным взглядом. Я послал ей самую застенчивую из своих улыбок, но это не помогло.

– Здравствуйте, молодые люди, – сказала она наконец. Мы поздоровались, причем я так оживленно тряс головой, будто наше знакомство было моей затаенной мечтой последние года три. – Дима рассказал мне о вас.

Она вышла из-за своей конторки и, стремительно пройдя мимо меня, растворила маленький стенной шкаф. Накинула на плечи белый халат и вернулась к столу. Движения у нее были порывистые, и вообще она произвела на меня впечатление нервной особы. Раньше я полагал, что со змеями могут работать лишь чрезвычайно уравновешенные люди.

– Вы должны отдавать себе отчет, – продолжала она, застегивая пуговки халата, – что ни в каких иных обстоятельствах я не пошла бы на раскрытие нашего профессионального секрета людям со стороны… Но Ольга Даниловна ввела меня в курс дела, и я вынуждена отдать вам то, что хранилось в стенах нашего террариума более тридцати лет…

Она сделала паузу, выдвинула ящик стола и достала оттуда, к огромному моему изумлению, зубило и здоровенный молоток.

– Но вы должны понимать, какую ответственность берете на себя, – грозно сообщила она, помахивая зубилом. Стоявший поблизости ДД даже отодвинулся. – Разумеется, времена изменились, но это не означает, что можно впадать в эйфорию…

Она молниеносно пересекла комнатку и распахнула дверь.

– Прошу! – приказала Надежда Яковлевна. Мы вышли в коридорчик, где она торжественно вручила инструменты Лопухину, и, сообщив, что ей нужно закрыть террариум, дематериализовалась.

– Крутая тетка, – сказал я, когда она скрылась из глаз. – По-моему, ей и змей-то никаких не надо…

Дмитрий Дмитриевич рассеянно смотрел на орудия труда, неожиданно оказавшиеся в его руках. Сочетание костюма, молотка и зубила делало его неотразимым и загадочным.

– Боюсь я, ребята, – сообщил он молотку и зубилу – на нас с Наташей он даже не взглянул. – Столько лет эта штуковина лежала тут, под надежным прикрытием… А теперь я… то-есть мы… – он запнулся и недоговорил.

– Поздно пить боржоми, – сказал я грубовато. – Идея была целиком и полностью твоя, я вообще был против того, чтобы трогать Чашу… И сейчас против, если это тебя интересует… Но наследник – ты, тебе и было решать. Ты решил, а обратной дороги, извини, нет.

– Послушайте, – вступила в разговор Наташа, – а что, если выкинуть эту Чашу в море? Ну, куда-нибудь очень глубоко, так глубоко, что никаким водолазам не достать? Море-то огромное, этот ваш Хромец до конца времен будет искать…

– Натуля, – закричал я совершенно неожиданно для себя, – ты гений! Ты прелесть, Наташка!

В этот момент я совершенно отчетливо представил себе картину: густой туман над бескрайним утренним морем, плеск волн о борт лодки, хлопанье паруса или визг уключин, и медленно погружающаяся в непроницаемые глубины драгоценная Чаша. Выход был элементарным, и я не мог понять, почему за все тысячелетия, что прошли со дня сокрытия Грааля, никто до нас не додумался.

Наташа улыбнулась мне, совсем как раньше, больше глазами, чем губами, но в это время заговорил ДД, и наваждение рассеялось.

– Давным-давно тиран Самоса Поликрат, которому всегда баснословно везло, решил испытать свою судьбу. Он снял с руки драгоценный перстень и швырнул со скалы в море… А на следующий день его повар нашел перстень в желудке только что выловленной рыбы. Это очень страшная легенда.

Мы удивленно посмотрели на него.

– Есть вещи, отмеченные печатью рока. Нельзя пойти наперекор судьбе, древние это отлично понимали. Если бы можно было сокрыть Чашу в глубинах океана, это сделали бы еще первые Итеру. Но, во-первых, у Чаши есть своя воля, непонятная нам… и в один прекрасный день она может вернуться. Во-вторых, у Чаши обязательно должен быть хранитель – один или несколько. Есть еще и в-третьих… но это вы поймете сами.

– И все же я считаю, что это был бы лучший выход, – упрямо заявил я. – По крайней мере, это избавило бы человечество от хлопот на очень длительное время. Нас в первую очередь, – добавил я, глядя на Наташу.

– А может быть, Дима и прав, – задумчиво сказала она. – Как-то трусливо получается: выкинул – и дело с концом. Может быть, ее можно использовать для каких-то благородных целей?

Ей никто не ответил, потому что в этот момент рядом с нами образовалось маленькое турбулентное завихрение, и мы вновь оказались в приятном обществе стремительной Надежды Яковлевны.

– Ну, все, – выдохнула она. – Я закрыла здание, пойдемте, молодые люди.

– В гости к кобре? – игриво спросил я. Она не ответила.

Кобра безжизненно лежала на полусгнившем куске бревна над небольшим водоемчиком, в котором полоскалась бесцветная тонкая оболочка – ее старая кожа. Вольерчик у кобры был обставлен со вкусом, и, видимо, должен был напоминать ей родные места Северной Индии, откуда она происходила. Там имелась довольно натуральная скала, упоминавшийся водоем и спутанные космы кустов и трав, обозначающих джунгли. Нас кобра приняла за очередных зевак и не сочла нужным даже рассмотреть – веки ее были опущены, словно серые защитные щитки на огневых щелях невиданной боевой машины.

– Стойте здесь, – скомандовала Пирожникова и исчезла. Объявилась она через несколько минут, отворив расположенную как раз напротив толстого обзорного стекла неприметную дверцу вольеры. Она была вооружена длинной палкой с петлей на конце и странного вида мешком, и я догадался, что кобре сейчас придется туго.

Палка стремительно опустилась, веки-щитки дрогнули, но было поздно. Кобра взмыла вверх, бешено извиваясь, описала длинную дугу и исчезла в мешке Пирожниковой. Даже не удостоив нас взглядом, Надежда Яковлевна скрылась за дверцей.

– Идите за мной, – приказала она, появившись снова, но уже без мешка и без палки. Мы пошли. Впереди шагал ДД, косивший то ли под скульптора, то ли под каменотеса, за ним шла Наташа, а я замыкал шествие, то и дело оборачиваясь и проверяя коридор.

Внутри вольеры оказалось очень душно и влажно, от воды поднимался гнилостный сладкий запах. Пирожникова в своем белом халате легко, как лань, переступила по скользким камням и остановилась перед большим, бесформенным куском скалы.

– Видите трещину? – спросила она у покорно следовавшего за ней ДД.

– Бейте в нее зубилом, там скреплено цементом, так что все очень несложно.

Бедняга ДД близоруко склонился над камнем, кое-как всунул в трещину зубило и пару раз очень удачно ударил молотком. На третий раз он попал себе по пальцам. Это было даже не смешно.

Я подошел и отобрал у него инструменты. Пирожникова неодобрительно покосилась на меня, но промолчала. «То-то», – злорадно подумал я.

Скала производила впечатление вполне натуральной. Тем не менее это все-таки были два разных камня, видимо, выдолбленные изнутри и соединенные так искусно, что я, например, не обнаружил бы шва. Но теперь, зная, что углубление на влажной поверхности, заполненное какой-то зеленой тиной, –трещина, по которой нужно долбить, я справился с работой за пять минут. Пара отлетевших цементных крошек попали мне в глаз, и, пока я вынимал их, Пирожникова вместе с ДД оттащили одну половинку камня от другой. Раскрылся черный сырой провал, в глубине которого лежал какой-то обернутый в целлофан предмет.

– Там нет змей? – спросил я, не особенно надеясь получить ответ. Но Надежда Яковлевна неожиданно хмуро ответила «не знаю» и засунула в отверстие отломанный в ближайших джунглях прутик. Реакции не последовало, и она, опустившись на колени, извлекла из глубин фальшивой скалы огромный черный портфель, заключенный в целлофановый мешок. Честно говоря, я обрадовался, что это сделала она. Даже после проверки прутиком мне как-то не хотелось соваться в это пахнущее гнилью отверстие. Да и вообще в этом гадюшнике я чувствовал себя немного неуютно.

– Держите, – она протянула портфель ДД и тот бережно принял его, прижав мокрый и грязный целлофан к отворотам своего прекрасного костюма.

– Помните: ваш дед придавал огромное значение безопасности этой рукописи. Еще раз примите мои соболезнования.

– Спасибо, – поблагодарил Лопухин. – Я очень благодарен вам, Надежда Яковлевна. Мы все… очень благодарны.

Я сдержанно кивнул. Чем-то эта женщина мне нравилась, и это удивляло меня.

– Вот, – смущаясь, произнесла Наташа, протягивая Пирожниковой злополучные гвоздики, – вот, возьмите, пожалуйста… Вы, правда, так нас выручили, спасибо вам большое…

Мне показалось, что Пирожникова на секунду тоже смутилась.

– Нет, – отрубила она по прошествии этого незначительного отрезка времени, снова становясь самой собой. – Цветы совершенно ни к чему. Они, очевидно, были подарены вам молодым человеком, – взгляд ее проницательно остановился на Димке, – так пусть у вас и остаются. Уверяю вас, я делаю все это исключительно из уважения к Ольге Даниловне. Пойдемте, я провожу вас.

Когда мы подошли к лестнице, ведущей на второй этаж, я сказал:

– Минуточку.

Надежда Яковлевна остановилась и удивленно посмотрела на меня. Я наклонился и вынул стоявшие под лестницей ведро и швабру.

– А вы, молодой человек, являетесь сотрудником зоопарка? – с сомнением в голосе произнесла Пирожникова, впервые проявив хоть какой-то интерес к моей личности.

– Временно, – вежливо ответил я, извлекая мешок с опилками. – Крайне временно, если можно так выразиться.

Я взял из рук ДД портфель и с некоторым усилием затолкал его в ведро. Затем перевернул мешок и высыпал сверху гору опилок, совершенно скрывшую портфель от постороннего глаза.

– Надежда Яковлевна, – сказал я, закончив эти манипуляции, – я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы показали мне, где у вас расположен служебный вход, и позволили бы через него выйти.

– Вы уверены, что это необходимо? – бесстрастно спросила она.

ДД кашлянул.

– Да, Надежда Яковлевна, так будет лучше.

– Ну что ж, – Пирожникова внимательно посмотрела на него. – Я выведу вас.

– Как договорились, – сказал я, оборачиваясь. – Точно по инструкции.

Через две минуты я, с ведром и шваброй в руках, вышел из неприметной дверки на задний двор террариума и двинулся, насвистывая, по территории извилистым, одному ему понятным маршрутом уборщика зоопарка.

По пути я пару раз проверился, но слежки за собой не обнаружил. Один раз в поле моего зрения попали пробирающиеся к выходу ДД и Наташа – они о чем-то ожесточенно спорили и ругались, как и было предусмотрено в сценарии. Было в сценарии и еще кое-что, о чем они не догадывались: метрах в десяти за ними шли, раздвигая мощными плечами толпу, двое крепких парней в свободных цветастых рубашках – друзья Зурика. Сам Зурик, а также еще один его приятель, двигались чуть позади, время от времени зорко поглядывая по сторонам. Я прекрасно отдавал себе отчет, что против Хромца с его знанием тайных и явных способов убийства эти четверо не выстояли бы, как не выстоял бы, наверное, вообще никто другой, но весь расчет у меня был на то, что Хромец не станет лезть в драку сам. То, что он вышел на Косталевича, недвусмысленно свидетельствовало в пользу его маниакального желания обтяпывать все свои дела чужими руками. А вот если бы он додумался нанять кого-нибудь еще и попробовать напустить на ДД и Наташу каких-нибудь мелких рэкетиров, то Зурик с компанией пришлись бы чрезвычайно кстати. Рассудив, что я обезопасил остальных участников концессии как только мог, я свернул к хозяйственным постройкам и вошел в полумрак сарая.