Текст книги "Каятан"

Часть вторая
Поиски

Глава 1

1115 г. Термилион. Графство Верия.

1 день 2-го месяца.

Паника

Алиса торопилась. Солнце уже зашло, а она до сих пор не успела собраться. Собраться и, главное, понять, куда именно ей идти. А сбежать она решила твердо, у Алисы больше не осталось сил терпеть все это – особенно после того, что произошло сегодня.

Еще год назад дела были далеко не так плохи. Была жива мама, да и отчим казался человеком если не добрым, то, по крайней мере, не злым и даже по-своему справедливым. Но год назад мама умерла. Смешно говорить, но умерла потому, что у семьи не хватило денег на лечение. У нее была какая-то редкая болезнь, и, чтобы излечиться, простого врача было недостаточно: требовалась помощь мага. Не какого-нибудь шарлатана, а настоящего волшебника из столицы, специалиста в области медицины. И у семьи не хватило на него денег, не хватило денег на лечение графини, представительницы одного из древнейших родов королевства!

Алиса до сих пор не верила, что такое могло произойти. Неужели нельзя было как-то извернуться, взять кредит в банке, занять в долг у соседей, продать поместье, наконец? Все равно никакого дохода оно не приносило уже давно, а цена наверняка была бы высока, хотя бы из-за его размеров.

Ничего не было сделано – мама не позволила, не хотела, чтобы они пошли по миру, чтобы родовое имение попало в чужие руки. Алиса тогда подумала, что Людвиг – так звали отчима – не послушает ее и продаст поместье: ведь он, когда-то бывший бедным и безземельным, любил ее. Так Алиса думала год назад. Как же она ошибалась!

Мама умерла. Тихо, без страданий – просто однажды ночью легла спать, а утром не проснулась. Людвиг еще тогда так корил себя, что не успел вовремя найти покупателей на поместье, кажется, даже плакал…

Как же, как же ловко он притворялся! Алиса верила, что он переживает, что ему так же тяжело, как и ей, но все это была ложь, ложь – и ничего больше.

Вскоре после маминой смерти Людвиг унаследовал ее титул, – формально он должен был достаться Алисе, но ей было только тринадцать, и титул перешел к ее опекуну до того момента, пока Алиса не достигнет совершеннолетия. И она уже стала сомневаться, произойдет ли это вообще…

Поначалу Алиса не замечала в отчиме никаких перемен. Появившуюся небрежность, а иногда и грубость в отношении с прислугой и крестьянами она считала результатом тяжелой потери: ведь ей тоже тогда никого не хотелось видеть…

Алиса, бывало, целыми днями не выходила из своей комнаты, но это прошло, – а вот Людвиг продолжал меняться. И дело было не только в его поведении. Людвиг заменил почти всю прислугу, работавшую здесь долгие годы, завел личную охрану, которой в доме отродясь не было, до Алисы доходили слухи об увеличении налогов в деревнях, хотя она никогда этим не интересовалась. Перемены становились заметней с каждым днем: то необъяснимое чудесное тепло, которое некогда наполняло дом, исчезло. Дошло до того, что Людвиг отменил все уроки частных учителей, к которым Алиса привыкла с детства. Особенно было жалко старого юриста Тренигора, знавшего целую кучу интереснейших вещей. Он никогда не ограничивался рамками своего предмета, хотя и его умел подать так, что даже самые скучные, на первый взгляд, вещи заставляли Алису задумываться… К сожалению, теперь думать уже было поздно.

– Сейчас, у нас нет на это денег, на поместье уходит все до последнего сора, – коротко объяснил отчим свое решение и больше к этой теме возвращаться не позволил.

Алиса уже подумала, что удача окончательно отвернулась от нее, но пару месяцев назад отношение Людвига к ней внезапно переменилось. Совершенно неожиданно для Алисы он стал проявлять к ней куда больше отцовских чувств, нежели раньше. Обнимал ее при встрече, целовал на ночь, ни с того ни с сего заходил в ее комнату, даже стал дарить ей небольшие, но довольно дорогие подарки. Стал позволять ей выпить немного вина во время ужина, против чего мама раньше была категорически. Сначала Алисе все это даже нравилось, но вскоре она стала замечать, что отчим относится к ней… не совсем как к дочери, а точнее – совсем не как к дочери. Его прикосновения были… Алиса буквально переполнилась отвращением к нему. Внезапно ей стало понятно многое. Каким-то неясным, но совершенно отчетливым ощущением она догадалась, что и мама умерла не случайно…

Алиса стала избегать своего отчима. И очень бояться. Она буквально молилась на дверь у себя в комнате, запирающуюся изнутри. Но вечно девушка прятаться не могла, – одно понимание этого повергало ее в ужас. И сегодня вечером это, наконец, произошло…

Когда после ужина, на котором Алиса намеренно не выпила ни капли вина, она уже хотела было подняться к себе, отчим удержал ее. Не словом, а рукой, и притом весьма крепко. Он был красив, ее отчим – высокий, широкоплечий, с голубыми глазами и обворожительной улыбкой, но в данный момент для Алисы не было на свете человека страшнее. Алиса так долго и так сильно боялась, что это может случиться, что от малейшего намека ее обуял ужас. Он еще не успел ничего сделать, ничего сказать, а она уже всем сердцем ощутила и его желание, и, главное, – его решимость. Страх с такой силой давил на ее разум, что Алиса едва понимала, что происходит.

Отчим крепко держал ее за левую руку, и ей очень хотелось, чтоб он ее отпустил. Алиса чувствовала, что слабеет. Чтобы сделать хоть что-нибудь, она свободной рукой толкнула отчима в плечо…

Странно, но он тут же отпустил ее. Только несколько секунд спустя она поняла, что слышала его вскрик. Подняв глаза, Алиса увидела на плече Людвига кровь, которая уже успела покрыть всю руку. Но еще больше ее удивило то выражение лица, с которым Людвиг на нее смотрел. Он был не только удивлен, а, кажется, даже напуган.

Не понимая, что происходит, Алиса проследила за его взглядом. Отчим смотрел на ее правую руку. Взглянув туда же, Алиса подумала, что начинает терять рассудок. Ее рука… нет, это не могла быть ее рука. Аккуратное белое плечико с идеально гладкой кожей в локте переходило в гнусную, покрытую чем-то неравномерно черным костлявую лапу, заканчивающуюся несуразной клешней с тремя кривыми когтями на конце. Они были густо заляпаны кровью. Алиса почувствовала, что теряет сознание, – уж слишком много потрясений для одного дня. Наверное, она бы все-таки упала в обморок, но вдруг ей на глаза опять попалось лицо отчима. Теперь, когда первый испуг прошел, на нем отражался не только страх, но и ненависть: проступило его истинное лицо. К сожалению, Алисе потребовалось слишком много времени, чтобы осознать это.

Теперь Алиса не смогла бы с точностью вспомнить, как она добралась до своей комнаты, а ведь для этого требовалось не только подняться на второй этаж по крутой лестнице, но и пройти длинный коридор. Единственное, что отложилось в памяти, – это то, как она на ватных ногах буквально ввалилась в свою комнату. Последнее, что ей удалось сделать, – замкнуть за собой дверь. И только после этого она нашла в себе силы вновь взглянуть на свою правую руку. Рука выглядела совершенно нормальной, как и всегда прежде, – даже крови не было.

Очнулась Алиса уже в темноте. Она все так же лежала на полу, облокотившись спиной о закрытую дверь. В доме было на удивление тихо. Досчитав про себя до десяти, Алиса рискнула поднести к глазам руку – та была в полном порядке. На секунду Алисе даже показалось, что все произошедшее с ней на самом деле было просто страшным видением, навеянным переживаниями последних месяцев. Но нет: белое шелковое платье сохранило на себе несколько красных пятен. В тот самый момент Алиса и решила: больше в этом доме ей оставаться нельзя. Надо бежать, бежать, куда глаза глядят, и неважно, что с ней приключится в будущем, главное – уйти. Она стала собираться, чем в данный момент и занималась.

Только минимум вещей: пара костюмов для верховой езды, черный тонкий немного потертый плащ с капюшоном, – в нем она однажды упала с лошади, – и последнее – оставшиеся у нее семейные драгоценности.

Еще раз проверив, надежно ли заперта дверь, Алиса отошла в угол комнаты и, опустившись на корточки, подцепила тонкими ноготками одну из паркетных дощечек. Внутри лежало два предмета: небольшая, покрытая коричневой кожей коробочка и миниатюрный кинжал в дорогих золотых ножнах, украшенных парой драгоценных камней. Две вещи, которые остались Алисе от мамы. Отрыв коробочку, Алиса переложила ее содержимое – драгоценный гарнитур из четырех предметов – к себе в карман. Кинжал она засунула за пояс, так чтобы его под плащом не было видно. Коробочку Алиса с сожалением вернула обратно. Бережно поставив дощечку на место, девушка поднялась на ноги.

Алису сильно волновало одно обстоятельство: почему Людвиг до сих пор никак не отреагировал на произошедшее? Боится? Возможно. Хотя если подумать о том, как это выглядело с его стороны… то вполне вероятно, что отчим просто посчитает, что в данной конкретной ситуации он сам разобраться не сумеет. А если не сам, то кто? Может, городская стража… Хотя Алису-то как раз и не за что привлечь. Нет, она, конечно, ранила отчима, но, во-первых, не сильно, а во-вторых – ведь это он сам во всем виноват. Подонок.

Алиса уже направилась к окну, когда ей в голову пришла еще одна мысль, в отличие от всех предыдущих, чуть более приятная. Вернувшись к платяному шкафу, Алиса принялась не без доли мстительного удовольствия обдирать с плащей и платьев все предметы, содержащие в себе хоть какую-нибудь ценность. Всего через пару минут в ее руке уже лежала целая горсть из серебряных и даже пары золотых пряжек и пуговиц. Сунув добытое в карман, она подобрала свой узелок и подошла к окну. Теперь, в случае чего, ей будет чем заплатить за обед в какой-нибудь таверне, – лишь бы за воровку не приняли…

Еще раз взглянув на правую руку – за последние полчаса она делала это уже раз двадцать, – Алиса осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, открыла окно. Алиса была уверена, что сможет слезть вниз по растущему рядом дереву, главное – сделать это незаметно. Никого из прислуги ночью во дворе быть не должно, а вот два-три человека из охраны отчима – будут обязательно.

Алиса посмотрела вниз: охраны не видно. Нет, на этот счет она, может быть, зря беспокоилась. Даже если охранники и обходят время от времени поместье кругом, то вряд ли это происходит слишком часто – хотя бы из-за размеров дома. А для того чтобы спуститься по одному дереву, пробежать два десятка метров и подняться на еще одно, после чего миновать каменный забор, – больше нескольких минут потребоваться не должно.

Длинная крепкая ветка могучего старого дуба разве что не стучалась в оконное стекло – так близко она подобралась к комнате Алисы. Сверток с одеждой девушка завязала в полы плаща, так что ни то, ни другое не должно было помешать. Только бы не поскользнуться на гладкой коре. На ногах у Алисы были кожаные сапожки для верховой езды с каблуками намного меньшего размера, чем у большинства остальной обуви. Это, конечно, не бальные туфли, в которых и на плоской поверхности не каждый устоит, но все равно – требовалось сохранять максимальную осторожность.

Забравшись на подоконник, Алиса свесила ноги вниз, чего практически хватило, чтобы коснуться ветки. Придержавшись руками о подоконник, она опустилась на ветку полностью и медленно поползла вперед. Добравшись до ствола, поднялась на ноги и крепко обхватила руками дерево – все-таки высота была немалая, и спуститься вниз чересчур поспешно – просто свалиться – совсем не хотелось.

Алиса стала искать ногой следующую ветку. Сначала ничего нащупать не получалось, и тогда она постаралась поудобнее повернуть шею, чтобы посмотреть… Очень мешали листья – это был один из восьми растущих в усадьбе дубов. Особенных – не только не сбрасывавших листвы на зиму, но и вовсе никогда ее не менявших. Наконец извернувшись, Алиса углядела удобную нижнюю ветку и уже собиралась поставить на нее ногу, как замерла: где-то неподалеку послышались голоса.

– И чего это он сегодня такой нервный? Подумаешь, выпили чуток. Одна бутылка всего, это же не ведро, к сожалению…

– А ты что, разве не слышал?

– О чем?

– О том, как хозяин к девчонке подкатывался.

– Какой еще дев… а-а-а, к «дочурке» своей? Ну, и как? – послышался мерзкий гогот.

В поле зрения Алисы появилась пара охранников – к счастью, они смотрели прямо перед собой и не могли ее заметить. Пройдя еще несколько шагов, они остановились. Прямо под тем местом, где сейчас находилась Алиса.

– Как-как… Отшила она его.

– Ну, про это-то я и сам догадался. Я имею в виду – раньше-то его это не останавливало… еще до того, как он графом заделался.

– Так, насколько я понял, он и не собирался останавливаться, его вроде как сама девчонка остановила.

– Девчонка? Да кого эта малявка может остановить?

«Ах, ты, мерзавец!»

– Я тоже так думал…

«И ты тоже мерзавец!»

– …но собственными глазами видел, как Людвиг после ужина из столовой выбегал. Выглядел он, я тебе скажу! И как у него только глаза наружу не вывалились. И вся рука у него в крови была.

– А с рукой-то что?

Голоса стали отдаляться, охранники продолжали говорить уже на ходу.

– Да не знаю я. Может, она ему кинжалом полоснула или вилочкой приголубила, но вот только сразу после того, как руку ему перемотали, он тут же Ролана отправил за магом.

– А маг ему на кой черт?

– Не знаю, может, рука…

– Но ведь ты сам сказал, что не сильно. А инары со всех подряд три шкуры дерут.

– Да не докладывал он мне! Единственное, велел у комнаты девчонки охрану выставить и никуда ее не…

Охранники ушли. Прежде чем спускаться, Алиса решила некоторое время выждать.

Значит, маг… Внезапно ее сердце замерло. Алиса вспомнила о существовании в Термилионе запрета на практику магии без предварительного получения специальной лицензии. Конечно, она даже и не помышляла о нарушении каких-либо запретов, и вообще даже не знала – было ли то, что случилось сегодня, магией, но, тем не менее, мысль о возможности преследования Орденом была ей неприятна, и очень. О жестокости инаров Ордена вообще, а к нарушителям запретов в частности, в Термилионе, да и не только в нем, ходили легенды.

Хотя поблизости квалифицированного мага найти у Людвига не получится, уж это-то Алиса и сама знала. А до Туалона еще нужно добраться. Да и маги – они ведь народ занятой, важный. Конечно, за магом можно послать и в Лиг, там они тоже есть, но и там посреди ночи с пастели никого поднять не удастся. Разумеется, за отдельную плату маг не то что посреди ночи встанет, а сможет вовсе несколько суток подряд не смыкать глаз, но ведь отчим за лишний медяк удавится. Так что раньше завтрашнего утра мага здесь не будет… А что потом? Алиса почувствовала, как у нее слабеют ноги. Она неуклюже покачнулась, еле-еле успевая покрепче вцепиться в дерево руками. Наверное, на эту тему лучше пока не думать, особенно в таком травмаопасном положении…

Остаток пути она преодолела очень быстро. Легко спустившись по дереву, добежала до забора и, одновременно опираясь и на ветки, и на каменную стену, поднялась до уровня стены. Повиснув на кончиках пальцев, Алиса спрыгнула вниз.

Что ж, первую часть своей задумки она выполнила. Главная проблема заключалась в том, что второй части у нее не было и в помине.

Расправив плащ, Алиса взяла узелок с одеждой в руку. Уныло отвернувшись от забора, она обреченно побрела куда-то.

Глава 2

1115 г. Термилион. На границе Проклятого Леса.

2 день 2-го месяца.

Похмелье

Жутко болела голова. Мы скакали три ночи и три дня с короткими перерывами на сон. За это время мы успели преодолеть и границу Термилиона, в виде не очень качественно сделанной засечной полосы, и внушительный отрезок расстояния внутри страны.

Вообще за трое суток, если бы скакали по прямой, мы бы еще вчера вечером добрались до Лига, но по пути было препятствие, которое пришлось обходить кружной дорогой. Наверное, именно этим объяснялось отсутствие здесь дозорных башен. И в Трихре, и в Термилионе этот район пользовался дурной славой. Его предпочитали обходить стороной и термилионцы, и кочевники.

Здесь – формально эта территория принадлежала Термилиону – располагался один лес. Причем лес был не сплошной, а с многочисленными проплешинами в виде болот, по которым нельзя было передвигаться.

Именно из этого места происходило самое внушительное число выдуманных историй об оборотнях, леших, кикиморах, подниздунах и прочей разумной нечисти. Впрочем, я во все в это не особо верил: никаких намеков на присутствие здесь чего-либо подобного нами замечено не было. Даже волки не выли.

А голова у меня, как это ни странно, болела с похмелья. Почему странно? Потому что в последнее время голова у меня болела по другим, гораздо меньше зависящим от меня самого, причинам.

Еще сутки назад у нас закончилась еда, да и вода уже подходила к концу. Так что, когда вчера вечером мы остановились для ночлега, из съедобного у нас оставалась только конфискованная у кочевников бутылка. Потому мы и решили… отметить. А что именно? За неимением лучшего повода – благополучное преодоление территорий Проклятого леса, как его называли жители прилегающих деревень. То есть от леса мы еще не успели отойти, ночевали как раз на его окраине, но наш дальнейший путь рядом с его границами уже не лежал.

Решили – и отметили. Не имею никакого понятия, что именно было внутри бутылки, но по мозгам ударило крепко. Уж не знаю, за кем или от кого весь вечер бегал Мик, но мне тоже постоянно виделось в темноте что-то несуразное. И лошади всю ночь ржали. Может, они тоже чего-то лишнего на грудь приняли?

– Ми-и-ик! – протянул я, пока не рискуя открывать глаз. – Ты живой?!

– Сгинь, нечистый, – прозвучало спустя некоторое время, – ты мне снишься.

– Что с нами было? – спросил я, открывая глаза. – У меня такое ощущение, что, если я шевельнусь, тут же рассыплюсь на части.

– Тебе еще повезло: мне-то кажется, что я уже труп.

Я снова закрыл глаза: отчего-то показалось, что так будет легче встать. Так или иначе, но минут через пять я уже относительно твердо стоял на ногах. Мик тоже стал подниматься. И выглядел он совсем не как труп, и взгляд у него был почти осмысленным.

– Кай, а у нас там воды не осталось? – спросил он.

– Кажется, было еще немного, – неуверенно ответил я. – Ты ведь бурдюки с лошадей не снимал?

В пределах моей видимости на земле были только пара плащей, которые мы использовали вместо одеял, и отнятое у кочевников оружие.

– Откуда я помню? Может, и не снимал.

– А где эти лошади?

Лошадей поблизости действительно видно не было.

– Без лошадей плохо, – выдал гениальную мысль Мик.

– Это ты сам догадался?

– Сам, – честно ответил он. – Может, поищем?

– Поищем, – согласился я.

Искали мы недолго. И нашли.

– Может, это не наши? – с сомнением сказал Мик.

– Как будто они здесь табунами ходят, – ответил я, разглядывая то, что осталось от пары великолепных скакунов. А осталось, надо признать, немного. Кости – и те были погрызенные. Видимо, мы и вправду забыли вчера привязать лошадей, из-за чего они зачем-то поперлись в лес.

– Может, они просто очень сильно похудели за ночь.

– Или их кто-то… очень сильно похудел.

– А почему тогда и нас заодно не того… не похудели?

– Наверное, меня они просто испугались. Почувствовали мою скрытую силу и решили не связываться, – предположил я.

– Скорее уж они сочли тебя несъедобным, – опустил меня на землю Мик.

– Знаешь, мне в голову внезапно пришла мысль, что тот, кто это сделал, до сих пор может находиться где-то поблизости.

– Это плохо, – в очередной раз продемонстрировал чудеса сообразительности Мик.

Собрались мы быстро. Впрочем, вещей у нас было немного, особенно теперь. Накинули плащи – хоть зима и перешла уже свой экватор, но, тем не менее, в это время года в Термилионе было довольно прохладно. Пристегнули оружие. Мы успели сделать несколько шагов, как вдруг Мик зачем-то придержал меня за плечо.

– Кай, смотри, какая чебурашка, – сказал он, указывая куда-то в сторону леса.

Что такое чебурашка, я не знал, поэтому тоже решил посмотреть. Развернувшись и проследив за взглядом Мика, на самом краю лесной чащи я заметил лежащий в траве комок шерсти – размерами чуть меньше колеса от крестьянской телеги, только если бы колесо было не круглое, а шарообразное.

Сначала я не понял, почему Мик решил, что это, чем бы оно ни являлось, живое. Но, повнимательней приглядевшись, я сумел различить маленькие черные глазки и совсем малюсенькие ручки и ножки, хотя скорее все четыре конечности следовало называть ручками – ни одним из них существо не пользовалось, чтобы опираться о землю. А еще мгновением спустя я заметил…

– Мама моя родная! – реакция Мика полностью выражала и мои чувства.

Чем бы ни являлось наблюдаемое нами создание, оно ненадолго открыло рот – как будто бы зевнуло. И я бы не взялся ответить с точностью, что именно напугало Мика: размеры самого рта – практически все тело этого существа – или количество желтых зубов, непонятно как помещающихся в таком небольшом чудище.

– Теперь я, кажется, знаю, кто сожрал наш транспорт, – проговорил я, – хорошо хоть, что оно одно.

Как будто наказывая меня за длинный язык, рядом с первым головастиком – очень подходящее название – появился второй.

– Кай, я только что вспомнил, что у меня назначена одна очень важная встреча, и, кажется, я уже начинаю на нее опаздывать…

Мы сорвались на бег.

Минут через пять Мик рискнул бросить взгляд за спину.

– Мама моя родная!!! – уже привычно выразив свои чувства, заорал Мик, резко ускоряя темп бега.

В свою очередь посмотрев назад, я моментально нагнал уже успевшего вырваться вперед друга. Нас преследовали уже не два, а целых пять головастиков. Несмотря на очень причудливый способ передвижения – перекат длиной в пару метров, а потом резкий прыжок метра на три, потом опять перекат, – двигались головастики удивительно быстро. Несмотря на всю нашу тренированность, расстояние до головастиков, изначально составлявшее не менее двух десятков метров, успело сократиться вдвое.

– Лезем на то дерево, – крикнул я Мику, указывая на высокую сосну в десятке метров впереди нас…

Уговаривать парня не пришлось: до дерева он добежал быстрее меня. Уцепившись за ветку, я едва успел дернуть вверх ноги: несмотря на малый рост, прыгали головастики очень хорошо.

– Мик! – крикнул я, напрягая связки. – Вряд ли эти твари умеют лазить по деревьям.

– Ты уверен?! – раздалось откуда-то сверху. Добрался ли Мик до верхушки, я точно сказать не могу – обзор закрывали ветки, – но расслышал я его с трудом.

– Уверен! Хотя… – Головастики не оставляли попыток подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы суметь отхватить от меня лакомый кусочек. Надо признать, прыгали они с каждым разом все выше и выше. Или мне это со страху казалось?

– Да невкусный я, невкусный, – попытался я разуверить маленьких тварей.

Судя по всему, они мне не поверили, хотя прыгать, как ни странно, перестали. Вместо этого уселись под деревом и стали смотреть на меня, как на… в общем, я так смотрю на свиные отбивные, хотя все же надеюсь, что вид у меня при этом не такой кровожадный.

– Я лучше пока здесь посижу! – раздалось сверху.

Посидит он. Как бы нам здесь ночевать не пришлось. Дерево, на котором мы сидели, находилось в середине небольшого луга, разделяющего окраину Проклятого леса и небольшую рощицу. Между деревьями виднелись просветы, так что вряд ли в ней было больше двух-трех десятков метров ширины. В стоящем с другой стороны Проклятом лесу никаких просветов не наблюдалось.

От нечего делать я решил навестить Мика. Может быть, потеряв нас из виду, головастики решат, что мы им померещились, и спокойно покатятся домой?.. Я решил понадеяться на это.

Когда я долез до места, где устроился Мик, я передумал называть его трусом. На мой взгляд, даже для недолгого пребывания на такой высоте требовалось куда больше мужества, чем для близкого знакомства с полдесятком пусть и страшненьких, но миниатюрных чудищ. А ведь мы даже до середины дерева не долезли.

Видно было очень далеко, и первым, что мне попалось на глаза, была дорога, проходящая с юга-запада на северо-восток, сильно заброшенная, но все еще отчетливо видная в сравнении с окружающим пейзажем, особенно с такого ракурса. Дорога проходила сразу за небольшой рощицей, лежащей в пятидесяти метрах восточнее нас. Все мое восхищение «храбростью» Мика резко отошло на второй план.

– Ты почему не сказал мне, что отсюда дорогу видно? – с оскорбленным видом спросил я.

– Какую еще дорогу? – он не понял.

– Ту, – махнул я рукой в сторону предмета нашего разговора.

– Действительно дорога, – согласился он. – А мы что, искали дорогу?

– А ты что думал, мы с тобой направление пути все время наугад выбираем? – саркастически осведомился я.

Я думал, он скажет что-нибудь вроде «нет, конечно», но вместо этого Мик немного смутился:

– Вообще-то да, – признался он.

У меня возникло труднопреодолимое желание дать ему в лоб, но, приняв во внимание, что мы сидим на одной ветке, я все же сдержался.

– Давай сюда оружие, – сказал я.

– Ты мне больше не доверяешь? – Он совсем расстроился.

– Ну, и дурак же ты. – Я немного помолчал, чтобы он получше обдумал сказанное. – Там снизу голодают пять головастиков, а у нас с тобой есть четыре единицы оружия. Трех уговорим с расстояния, оставшихся двух – с земли.

– С земли? Ты видел, какие у них зубы?

– Да не бойся ты, саблей я буду махать сам.

– Хоть что-то хорошее. А я что буду делать?

– Практически ничего, – ответил я. И, дождавшись его облегченного вздоха, быстро добавил: – Ты будешь приманкой.

– Что?!!

Кажется, я оглох на одно ухо. Мы слезли на нижние ветки. Головастики все еще сидели снизу, при нашем появлении в их рядах наметилось некоторое оживление. Я, конечно, могу ошибаться, но, судя по всему, эти твари смеялись.

Пасти были чуть приоткрыты. Из них вырывался ритмичный каркающий звук.

– Они что, смеются? – спросил Мик.

Я где-то слышал, что в умные головы мысли приходят одновременно. Или это про глупые головы?

– Так, на – подержи пока, – я отдал Мику свою саблю, оставив себе только кинжал. Поскольку у меня будет только одна попытка, нельзя, чтобы что-нибудь мне помешало.

Судя по их виду, головастики ничего не заподозрили, только продолжали скалиться, сволочи. Хорошенько прицелившись, я что было силы метнул кинжал в ближайшее чудище.

– Э-э… – Мне приходила в голову мысль, что я могу промахнуться, теоретически, или что может увернуться сам головастик, но до того, что эта тварь сможет так запросто перехватить кинжал своею пастью – я кидал со всей силы! – а потом еще и перекусить его надвое, я додуматься не мог. Но сделала она именно это.

– П-при-и-иманкой? – что-то раньше я за Миком не замечал заикания.

На этот раз первым наверх залез я. Только когда расстояние между мною и головастиками увеличилось с двух метров до четырех, я задышал немного спокойней.

– На, – протянул саблю ни на мгновение не отставший от меня Мик, – теперь можешь с земли попробовать.

Пробовать я благоразумно не стал. Вместо этого начиная понемногу свыкаться с мыслью, что на ближайшее время дерево, на котором я сижу, станет для меня домом.

Это еще хорошо, что ствол дерева имеет около полутора метров в диаметре: будь он хотя бы раза в два тоньше… звон ломающейся стали до сих пор стоял у меня в ушах. А этих тварей целых шесть, уж дерево они бы запросто перегрызли. Кстати, а почему собственно шесть, ведь раньше их было… по крайней мере, на одного меньше.

– А почему их уже шесть? – спросил я у Мика. – Раньше ведь было только пять?

– Восемь, – угрюмо сказал Мик.

Пересчитав копошащихся внизу головастиков, я усомнился в наших с Миком математических способностях. Число злобных монстриков увеличилось до десяти.

– Десять, – возразил я Мику.

– Одиннадцать, – ответил друг.

– Тринадцать, – упорствовал я.

– Пятнадцать, – стоял он на своем.

– Кажется, их становится больше, – тонко подметил я.

И действительно: головастики прибывали. То один, то другой появлялись из высокой травы на краю леса. Если так пойдет дальше, то скоро они смогут съесть нас вместе с деревом… Вдруг, нас сильно тряхнуло. К счастью, держались мы крепко. Хотя от некоторой специфической ситуации это не спасло.

– Мама моя родная!!! – закричал Мик.

– Ты что, материться разучился? – недовольно попенял я ему, но, надо признать, сделал это чисто машинально. Внизу происходило нечто нехорошее. Как будто бы прочитав мои мысли, головастики решили, что, раз уж по-другому до нас не добраться, то надо повалить дерево, на котором мы сидим.

– Лезем наверх, – сказал я Мику, тут же показывая, что надо делать, на собственном примере. То есть хотел показать: в последний момент Мик ухватил меня за рукав.

– Ты что, с ума сошел? Сейчас дерево упадет, и… – Но на его лице мелькнула тень понимания: – А-а-а… ты решил выбрать для себя легкую смерть? Ведь эти твари могут терзать нас не один час, смакуя и смакуя сочную плоть наших юных тел, – последние слова были произнесены таким зловещим тоном, что мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Только потом я осознал, что на этот раз Мик зачем-то все же полез вверх, и уже мне пришлось его останавливать.

– Ты куда? – спросил я его, хватая за сапог, – ухватить его за что-нибудь другое, я уже не успевал.

– Как куда? – удивился он. – Наверх.

– И зачем?

– Ну, это… чтоб не мучаться.

Немного подумав, я отвесил ему пощечину.

– За что?! – возмутился он с осознанным видом.

– Я думал, у тебя истерика, – смущенно признался я.

– Какая к чертям истерика? Ты же сам сказал, что надо лезть наверх.

– Ну, я-то хотел, чтобы у нас был шанс убежать от головастиков, когда дерево упадет. – В том, что дерево все-таки упадет, не оставалось никаких сомнений. Иголок у меня не было разве что лишь во рту, а ветку, на которой мы сидели, трясло так, что у меня уже начала кружиться голова. – В этот момент все головастики будут рядом со стволом, и у нас будет фора метров в пятнадцать.

– А если дерево упадет в другую сторону – туда, где лес?

– Тогда постарайся падать головой вниз, – посоветовал я.

Мы полезли вверх. По трясущемуся дереву это делать было сложнее, но маршрут был уже хорошо знаком. Оказавшись на высоте метров тринадцати-четырнадцати – в самом дереве было метров двадцать, – мы остановились: падение с более внушительной высоты, даже несмотря на подушку в виде кучи ветвей, и вправду слишком уж походило на осознанное самоистребление.

Дерево раскачивалось все сильнее. Мы с Миком специально встали на ветку с той стороны, к которой лес был ближе. Во-первых, мы надеялись толкнуть дерево вперед, когда оно начнет падать, а во-вторых, ветки ветками, а падать на спину все равно не хочется.