Текст книги "Отпуск строгого режима"

10

В спортивном зале, который располагался в цокольном этаже офисного высотного здания, того самого, где недавно проходила презентация рекрутингового агентства «Турмалин», шли занятия по самообороне для девушек. Тренер уже провел разминку, показал, какие новые приемы надо отработать его клиенткам. Девушки с визгом и удовольствием по очереди бросали на ковер своих спарринг-партнерш.

– Внимание! – громко сказал тренер. – Теперь пары проводят свободный учебный бой. Вначале одна из вас нападает – изображает маньяка, насильника, грабителя или вора-карманника…

– Усы рисовать будем? – пошутила Светка. – Она стояла напротив своей подруги Ленки, прыгая на месте с ноги на ногу.

– Нет, усы не надо, – тренер не захотел поддержать шутку своей подопечной. – Итак, одна идет вперед, вторая нападает сзади. Поехали!

– Светка, ты будешь нападать, а я защищаться.

– Хорошо, только дай отдышаться, – Светка провела ладонью по взмокшему лбу.

– Ты сегодня какая-то странная, – сказала Ленка.

– Какая?

– Резкая, злая. Что с тобой?

– Ну конечно, будешь здесь добренькой. Валет, гаденыш, помнишь, я тебе рассказывала, мы с ним мутили, объявился и снова исчез в неизвестном направлении.

– Как? – раскрыла рот от удивления Ленка. – Столько лет ни слуху ни духу – и вдруг объявился, и ты его…

– Да, не смотри так на меня… Приняла.

– И было?

– Все было, и было отлично. Но недолго. Сбежал, козел.

– Деньги украл?

– Да нет… Не тронул, хотя все у него перед носом лежало. И лавешки, и брюлики, и рыжье – прямо в глаза блестело. Мне лень каждый раз цацки с себя снимать и в сейф сбрасывать, задолбаешься. Особенно, если на шпильках по кабакам день и ночь таскалась, рожи всяким нужным людям строила.

– Да тихо ты, услышат про твои брюлики, – Ленка настороженно осмотрелась по сторонам.

Рядом никого, до кого могли бы долететь слова подруги, вроде бы не наблюдалось. Спортсменки-любительницы уже увлеченно разыгрывали заданную сценку из полной опасностей женской жизни.

– Он с каким-то уродом переночевать попросился, – продолжала Светка. – Вот переночевал и смылся.

– Бросил?

– Да не знаю, бросил – не бросил. Записку написал: «Обнимаю бережно, целую нежно. Ночь была великолепна и незабываема. Провел бы с тобой целую вечность… но жизнь жестокая штука…»

К девушкам подошел тренер:

– Эй, а вам что – отдельное приглашение? Начали!

Светка отвернулась от Ленки, сделала пару шагов. Ленка бросилась к ней, попыталась схватить за руку с невидимой «сумочкой». Светка перехватила руку, провела бросок через себя, вышла на болевой прием.

Ленка бешено застучала ладонью по ковру.

– Ты чего! – чуть ли не закричала она.

– Ты ей руку чуть не сломала, – вмешался тренер. – не стоит уж так в образ входить. Подъем!

Девушки встали.

– Поменялись, – сказал спортивный наставник.

– Не могу, рука, – едва сдерживая слезы, произнесла Ленка.

– Ладно, для вас занятия окончены. Светлана, я тебя не понимаю, – укоризненно проговорил тренер.

– Извините, Степан Васильевич.

– Да это ты не у меня прощения проси, а у подружки своей. Елена, может быть, тебе надо обратиться в медпункт?

– Нет, спасибо, Степан Васильевич, уже лучше.

Девушки прошли в раздевалку.

– Сумасшедшая, – процедила сквозь зубы Ленка.

– Прости… Ненавижу воров. И как представила, что это его рука, так и схватила.

После душа и фена подруги чувствовали, будто сбросили не только парочку килограммов, но и пару-тройку лет. Румянощекие, веселые, они вышли на теплую вечернюю улицу.

– А знаешь что, Ленка, пошли ко мне. Я тебе компенсирую свой беспредел.

– Какой беспредел?

– Ну, что руку чуть тебе не сломала.

– Да брось ты. Все в порядке, – махнула здоровой рукой Ленка.

– Пошли, пошли, у меня коньячок есть, вафельки шоколадные, французские.

– Французские, говоришь?

– Они так приятно хрустят. Похрустим, поговорим. Ну, как?

– Ладно, идем, – наконец согласилась Ленка.

Подруги подошли к автостоянке. Из спортивной сумки-банана Светка достала электронный ключ. В двух шагах от нее приветственно пикнул желтый, закошенный под спортивный двухместный «бумер».

– Ни фига себе, а я и не видела у тебя такой брички.

– Папан недавно подогнал. Он двухместных машин не понимает. А вот мне она как раз. На фига мне пассажира за спиной держать.

– Ты че, боишься? – удивилась Ленка.

– Ну, когда руки на руле, сделать практически ничего нельзя. И предок будет спокоен, что я никого подвозить не буду. А рядом усажу только того, кто мне на самом деле самый близкий человек.

– Да, логика в этом есть, – согласилась Ленка.

Светка завела двигатель, который почти неслышно заурчал.

– А сейчас послушай, какая музыка.

Светка дала газу, и мотор ритмично зарычал бархатистыми басами.

– Прям тигренок.

– Супер, и даже музон-шансон включать не надо.

– Нет, подружка, ты включи. Пускай парни нам что-нибудь исполнят.

Светка нажала кнопку, и в четырех динамиках – двух впереди и двух сзади, для объемного звука – голос с хрипотцой запел:

 
От бутылочки вина —
И не болит голова.
А болит у того,
Кто не пьет ничего.
 

Желтый «БМВ» рванул с места и полетел по улицам, рассекая светом фар городские сумерки.

А потом, сидя за барной стойкой у себя на кухне, Светка, выпив на пару с Ленкой двести граммов душистой «Метаксы» из пузатых бокалов, прослезилась и захныкала:

– Я из-за него хотела покончить с собой. Вот этими руками… Нажраться всякого дерьма и от этого дерьма умереть. А это он дерьмо! Дерьмо! Ты, Валет, полное дерьмо! – крикнула в потолок оскорбленная девушка.

– Правильно, Светка, он и есть дерьмо! И чмо! И все, что на «о»… – поддержала подругу Ленка. – А вафельки у тебя вкусненькие. И коньячок ок!

– Да он фуфло!

– Ты че, коньяк фуфлыжный?

– Да нет, успокойся, коньяк настоящий. Это Валет фуфло!

– Конечно! И ссыкло. Как с нормальной девушкой в серьезные отношения вступить, так срезу же бежать. Только пятки сверкают.

– И чего они, козлы, нас боятся? – Светка допила коньяк из своего бокала. Взяла фигуристую бутылку, обновила подружке, плюхнула себе.

– Чего-чего… – презрительно улыбнулась Ленка, представив лицо своего последнего кавалера. – Мужики все думают, что им с нами век свободы не видать. Думают, что мы для них камень на шее и гиря к ногам.

– Давай за нас – за прекрасных дам! – перебила Светка. – Если мы гири, то золотые!

– Правильно!

Подруги чокнулись, глотнули, откусили от французской вафельки по кусочку.

– А такое о себе возомнил, говорит мне: я гений житейских обстоятельств. Из любой тяжелой ситуации, говорит он, умный человек должен найти выход, а я, представь, Ленка, хвастается он, нахожу два выхода.

– Два? Че, он того, двинутый? Зачем два, у него что, раздвоение личности? – Ленка повертела указательным пальцем у виска. – Шиза косит наши ряды…

– Да нет… Говорит, что нужно найти два выхода, чтобы, когда он воспользуется одним, те, кто за ним гонится, подумали, что он вышел через второй.

– Ну, он загнул… Знаешь, он просто трепло. И язык у него помело… О! Видишь, Светка, опять все на «о-о-о», – протянула Ленка, уже порядочно окосевшая. – Слушай, подруга, а у него там тоже помело? – девушка глазами показала себе между ног и прыснула со смеху.

Светка неожиданно задумчивым и загадочным тоном произнесла:

– Вот там-то у него, честно говоря, черенок от помела. А руки у него… Такие руки, нежные и сильные.

Крупные слезы внезапно потекли по ее щекам.

Ленка перестала ржать, обняла подружку:

– И кто же он у тебя по профессии?

– Я же еще тогда тебе говорила – фокусник-иллюзионист.

– Артист, значит, – мотнула головой Ленка, – звезда арены, значит!

– От его прикосновений, честно, как в кино говорится, я летаю…

Обе подружки, вспомнив, как когда-то они «улетали» от хорошего секса, дружно пустили нюни.

А потом выпили еще коньячку.

– Найдем мы твоего артистишку… Вычислим, где у него гастроли, – решительно сказала Ленка. – Найдем, предстанем перед ним такими прынцесами, красивыми, сексапильными. Ты себя покажешь во всей красе и щедрости. Он нам номер откинет, а мы его или озолотим, или прокинем. Пускай себе локти тогда грызет. Правильно?

– У-у-у, – ревела Светка.

– Перестань… Найдем мы его! Никуда он от нас не денется, – решительно проговорила Ленка. – Что они перед уходом у тебя делали? Вспоминай.

– В компьютере копались.

– Так, подавай сюда компьютер!

Ленка намного лучше разбиралась в интернет-прибабахах, чем Светка. Она быстро восстановила историю в браузере, вычислила, на какие сайты заходил Валет.

– Ну так понятно, все понятно, Светик… На юга потянуло пташек. В Турцию полетели. Город явно Сиде. Судя по тому, как они осматривали и пересматривали странички фотоотелей, цены и прейскуранты, – это «Голден Стар отель», «Сайд Сан парк», «Сан Флауэр» или «Нертон отель». В общем, картина ясная.

– Картина маслом… Давай добьем. – Светка разлила остатки «Метаксы». – Вот такая наша жизь – дзынь-бздынь, – заплетающимся языком сказала она.

– Не боись, подруга, у меня есть план, как вернуть или наказать твоего пижона, – ухмыльнулась Ленка.

11

На кровать Валета в гостиничном номере, заправленную клетчатым покрывалом, он и Борода сбросили все бабки, которые у них были в карманах, в лопатниках, в специальных тайниках в складках и швах одежды.

– Рыба крупная, – ощерился турок-месхетинец, – и главное, здесь ловить не переловить. Летят и будут лететь с бабками прямо к нам в руки.

Валет стопками, как складывают карты при раздаче, молча разложил купюры.

– Итак, у нас вышло три тысячи долларов, полторы тысячи евро, двадцать восемь тысяч рублей, золотая цепочка, три банковские карточки, – подытожил карманник. – И это всего за час с хвостом работы.

– Ты щипач охрененный… – похвалил подельника турок-месхетинец. – Но и моя доля в этом есть.

– Ты же чуть не попалился. Нам фартануло, что турецкий мент вмешался.

– Если я не буду тренироваться, то ничему не научусь. А на кой хер ты эту пластмассу набрал? Возни с ними, – Борода показал на банковские карточки.

– У меня в Анталье знакомый корешок отабарился, – сказал Валет. – Айтишник.

– Кто?

– Крякер… Он их вскроет.

– Возьмет и крякнет! – усмехнулся Борода.

– Он здешних дроперов снабжает, а они с нашими чуваками в доле.

– Бля буду, – проворчал турок-месхетинец. – Я ни в зуб ногой, что ты базаришь. Не врубаюсь я в эту новую феню.

– Дроперы покупают дорогие цацки по взломанным картам.

– А че, он сам не может?

– Его голова дороже стоит, чем вся эта хрень в магазинах, – многозначительно протянул вор-карманник.

– А сколько эта голова с нас возьмет за этот пластик?

– О проценте еще помозгуем, зависит, что на них есть. У него свои расценки. Я добазарюсь, – заверил Валет.

– Да, я компьютер никогда не расшарю, – честно признался Борода.

– Каждый должен делать свое дело. – Руки карманника быстро растасовывали купюры, делили по стопкам.

– Однако, слышь, твоему ремеслу я все-таки научусь, – решительно проговорил турок-месхетинец. – Ты мне все свои закавыки выложишь. Скажи – да или нет?

– Не кипятись… Если хочешь, научу, но учить буду аккуратно. Наша главная задача – жить и брать все от жизни незаметно. А обеспечивают нашу жизнь обеспеченные фраеры, – начал разглагольствовать Валет. – И брать надо только у того, кто может не заметить или сделать вид, что для него пропажа – это пустяк. Если украдешь последнее у инженера, который пару лет копил на поездку в Турцию, он хай поднимет, пойдет в посольство, те обратятся к туркам. А турецкие менты хуже наших – взяток, ты сам видел, не берут. И наши туристы для них – курица, несущая золотые яйца. За эту курицу они все и вся на уши поставят и перекроют нам, щипачам, пути-дорожки. А в тюрьме ты у них никто – сразу же, считай, опущенный. Но ты хоть сам турок, тебя, может, и пожалеют, мол, репрессированный народ, а я русский – вековечный враг их. У них знаешь какое о нас представление – что мы славянские звери и готовы любого турка в чан с парашей бросить и казацкой шашкой над головой махать, чтобы он в этот чан нырял.

– Откуда ты это знаешь? – скривился Борода.

– Да смотрел по ящику, как один турецкий профессор распинался о русско-турецкой дружбе и сравнивал, что думают русские о турках и что турки о нас.

– Когда ты все успеваешь? И памятку прочитать, и телик посмотреть? – удивился турок-месхетинец.

– Классный щипач должен работать не только руками, но и головой. Чтобы точно оценивать место своей работы и фраера – его цену, силу, тупость, чувствовать, насколько он подвязан с ментами и гебьем. Даже насколько он обидчив. Например, с холериками лучше сейчас не связываться.

– С кем?

– Короче, это уже я тебе начинаю выкладывать свои секреты.

– Так что это за холера? – поинтересовался Борода.

– Все люди делятся на четыре категории, – чуть медленнее, чтобы компаньон улавливал, говорил Валет. – Холерики, сангвиники, флегматики и меланхолики.

– Мы-гы, – старался запомнить будущий шипач. – Черт, это ты придумал такие крученые названия или твои кореша, что тебе ремесло передали?

– Это психологи ученые придумали.

– Бляха, – возмутился турок-мехетинец, – я что, академик?

– Слушай сюда… Так вот – холерики, видя, что их обчистили, – сразу же орут. Ничего не понимают, орут, кипеж. Всех клянут, зовут ментов, охрану. Готовы первого подозреваемого разорвать. С ними в принципе работать можно, но лучше не за границей, а дома, в России.

– А, это такие, как тот мужик из гипермаркета, – вспомнил Борода.

– Да, главное – перенаправить внимание холерика по ложному пути, он сам запутается. Здесь, в Турции, таких надо обходить, лишний шум нам ни к чему. Такие могут весь аэропорт на уши поставить. Будут орать, а в это время все вокруг сразу же свои сумки проверять начнут.

– Значит, тот, который матерился и плевался, тоже был холерик?

– Соображаешь уже, – похвалил подельника Валет. – Легче с флегматами – они вообще могут не заметить пропажи.

– А это кто? – наморщил лоб Борода.

– Это такие задумчивые ботаны. Сидят, сами себе в голову смотрят. Отмороженные по жизни. Ты подбираешься к ним, тихо, спокойно делаешь свое дело. – Щипач рассказывал и жестами показывал. – Шаришь, как мышка, и все готово. Они даже не заметят.

– А дальше? – внимал науку Борода.

– Сангвиники примут пропажу с легким сердцем: мол, еще себе заработаю. Ну, попыхтит, покраснеет, а иногда даже воскликнет – вот вор, ай да молодец, у меня, у такого крутеня крученого, деньги стырить сумел. Слышал я о таком – его один маститый щипач обшарил. А потом личная охрана все-таки вора достала. Так тот вору еще денег дал, а с охранников три шкуры спустил. Сам говорит щипачу – учи, учи этих дармоедов!

– Неужто? – поднял брови Борода.

– За что купил, за то и продаю. Мне Вертел рассказывал. Может, и притрындел чего, но такое вполне может быть. Логика в этом есть!

– А что четвертые?

Меланхолики… Чтобы работать с этими, надо железные нервы иметь. Мне лично очень трудно.

– Чего – очень чувствительные? Чувствуют фибрами, что вокруг делается?

– Да, они чувствительные, только по-другому. Вытащить кошелек у них – плевое дело. Но они начинаю реветь, жалиться.

– Ну хер с ними, пускай сопли по щекам размазывают, а ты в это время уходишь, – ухмыльнулся Борода.

– Так они так причитают, что хочется не то что лопатник вернуть, но еще туда свои бабки подложить. Очень тяжело. Я же не зверь.

– Как ты определяешь, кто это – холера, пингвин, флегма или этот мелкохолик? – с хитрым любопытством спросил Борода.

– Опыт – великий учитель. Смотрю и вижу.

– Че, значит, вот так позыришь – и сразу же нутро фраера видишь? Как у лепил на аппарате просвечиваешь? – скептическим тоном проговорил турок-месхетинец.

– Скорей всего, как таможенник, который не только смотрит, что у тебя в баулах, а еще пасет, как ты эти баулы тащишь.

– Говоришь, любого фраера раскусишь? – брал на понт Борода.

– Ну да, – самоуверенно произнес Валет.

– Щас проверим, как ты заливаешь.

Борода аккуратно отодвинул плотно занавешенные шторы, которые подельники задернули, чтобы посторонний взгляд не проник в номер. Наличие камер наблюдения Валет уже проверил. Приходилось верить хозяевам отеля, что они не ублюдки и свято блюдут неприкосновенность личной жизни клиентов – в номере видимых «глазков» и «жучков» не обнаружилось.

– Ну-ка, Валет, позырь на того чувака. Кто он по твоему ранжиру? – Борода, глядя на дорогу за забором, который отделял территорию отеля от остального света, указал на человека, копошащегося в мусорном баке.

Карманник внимательно посмотрел, на кого указывал турок-месхетинец, – человек в длинном то ли плаще, то ли темной тунике, похожей на поповскую рясу, в высокой шапке-скуфейке, бородатый и патлатый, под колпаком света, лившегося от уличного фонаря, отбирал из мусора ценные, на его взгляд, вещи – жестяные банки, стеклянные и пластмассовые бутылки.

– Что ты скажешь об этом «батюшке»? – повторил вопрос Борода.

– Это не просто «батюшка». Он знает местные законы, разбирается в ценах этих бутылок и банок, кому попало их не понесет.

– Ну, об этом бы и я догадался. На фига по дешевке сдавать то, что насобирал, – прокомментировал подельник.

– Он живет под кустом или низкорослым деревом, – продолжал Валет, – днем размышляет о смысле жизни на планете Земля, а вечером работает уборщиком, помогает жить другим, чтобы они не погрязли в собственной грязи. А приехал сюда он из селения, которое уничтожила стихийная катастрофа – селевой поток или оползень.

– Как братэллу Серегу Бодрова?

– Да!

– Откуда ты это все узнал!?

– Вижу и умею видеть…

– Да гонишь… – возмутился Борода, – полный гон и выпендрон. Только я не понимаю, зачем это тебе выеживаться перед корешем.

– Бляха-муха, гон, говоришь? сам присмотрись. Рожа у него полосатая.

– Как полосатая?

– Значит, спит днем под кустом. Загар так ложится. Одет как стародавняя секта, которая о нас с тобой молится. О таких в новостях трындели. Они вычищают наши грязные помыслы, и не только помыслы, а убирают наши отбросы. Тогда как раз говорили, что их селение в горах снесло селевым потоком.

– Ну ты даешь, у тебя в голове чан всякой всячины, и ты эту бурду по мастям раскладываешь… – удивился Борода – А кто он по твоему ранжиру?

– Скорей всего, сангвиник, только заторможенный тягомотными думами о смысле жизни. Но у таких брать нельзя, – заявил Валет. – Да у них ничего и нет. Разве что амулет стародавний, который на того, кто его стащит, несчастье наведет. Гол как сокол.

– Э, не говори. Я тоже иногда в ящик пялюсь, – не согласился Борода. – Видел я, как одного бомжа в Норвегии хоронили. Он всю жизнь банки из-под пива собирал. Так он миллионером оказался и столько всякого добра в разных загашниках припрятал – просто не поверишь. И никто рядом, бомжи такие же, как он, и не подозревал, что у него столько бабосов, – турок-месхетинец еще раз внимательно посмотрел на мужика в черной скуфейке, как будто хотел узнать, не скрывается ли у него под «рясой» мошна с золотыми монетами.

– У этого точно ничего за душой нет, – еще раз сказал Валет. – Брать надо у толстосумов, у жиреющих фраеров. Ощипывать их – то же самое, что делать липосакцию.

– Чего?

– Откачку жира. Чтобы фигура стройней была. Это им даже полезнее будет, – усмехнулся карманник. – Не зажрутся вконец.

– Достал ты меня с мудреными словам, – скривился Борода, – Короче, дело к ночи, а завтра пойдем на это самое… на лепосанкцию, тьфу, блин, на работу?

– Нет, завтра не пойдем, – решительно сказал Валет. – Держи. Это твоя доля.

Карманник протянул пачку евро и долларов Бороде:

– Русские рубли не даю, пока хватит «зелени», будет заначка.

– А почему это – не пойдем? – вскинул свои лохматые брови турок-месхетинец.

– На первых порах и этого хватит. Можно жить… Сейчас нам главное – не засыпаться, а поэтому прикинемся туристами. А после тяжелой работы надо отдохнуть, мы же тоже люди, не всем же трудоголиками быть. Да и я сыт по горло постоянным шухером, всю жизнь в бегах. Надо и нервы полечить. Короче, греем перышки на солнышке. Только давай так – хвостом друг за другом не ходить. В личную жизнь друг друга не вмешиваться – недаром здесь две спаренные шконки, – подмигнул Валет.

– Ладно, – с обидой в голосе буркнул Борода.

Он-то догадался, что у Валета на уме была та привлекательная попутчица из автобуса и теперь фактически кореш-подельник хочет от него если не избавиться, то отстраниться. – Пойду в бар загляну, а то в автобусе кимарнул, сон перебил.

– Давай, я здесь о своем покумекаю, – кивнул вор-карманник.

Борода положил купюры в свой бумажник и, не оборачиваясь, вышел из номера Валета.