Текст книги "На третий раз повезет"

Он плакал. Он горевал.

– Оставь музыку, – попросила я. Мне не хотелось вмешиваться.

Ник сел обратно и посмотрел на меня:

– Партия Изольды всегда была ее визитной карточкой.

Каждый уважающий себя романтик наверняка знает историю о Тристане и Изольде, вдохновившей Шекспира на повесть о Ромео и Джульетте. Как ни пыталась я представить себе Люсию в роли Изольды, мне это не удавалось. В моем воображении Изольда всегда рисовалась изящной красавицей с утонченными чертами лица, огромными глазами и нежным голосом. Люсия же скорее походила на боевую галеру времен Римской империи, ее грудь могла пробить любую брешь во вражеском борту, а ее манеры могли заставить капитулировать кого угодно.

С другой стороны, я мало что знала об опере.

– Она была настолько знаменитой, что ее записывали? – Его губ снова коснулась загадочная улыбка.

– Это единственная запись, но Люсия всегда ею гордилась.

Что говорить, петь она умела. Даже старая запись не могла скрыть этот факт. Ее голос проникал в самое сердце, и голос этот был богатым и душевным.

Я поняла, что в этом отрывке Изольда тоже о чем-то горюет.

Я решила не беспокоить Ника и отошла к каминной полке, чтобы посмотреть фотографии. На них Люсия была в костюме. Молодая и не такая полная. Но все равно маленькой язык не поворачивался ее назвать. Светлый парик смотрелся неуместным из-за черных глаз и бровей, зато платье было совершенно роскошным, фантазия из эпохи Средневековья. Люсия нарядилась для своей любимой роли. В глазах ее читалась гордость, и вся она олицетворяла собой торжественность. Определенно ей нравилось то, что она делала. Только теперь я поняла, почему Люсия так сильно красилась. Она просто привыкла к гриму в театре.

Были здесь и другие фотографии. На них Люсия сидела в кресле, хотя в позе ее все равно просматривалась театральность. На коленях она держала мальчишку. Судя по одежде парнишки, дело было во время войны. Улыбка на его лице была такой искренней, что хотелось улыбаться вместе с ним. Люсия тоже улыбалась, но в глазах ее стояла грусть, которой на ранних фотографиях не было. Люсия выглядела обеспокоенной.

Я протянула руку, чтобы взять фотографию, и чуть не подпрыгнула от испуга, когда Ник неслышно подошел сзади и сказал:

– Это мой отец.

Я присмотрелась к фотографии и нашла общие черты с Ником и Шоном.

– Он совсем не похож на нее.

– Да, он пошел в деда.

Ник приблизился вплотную ко мне, протянул руку и взял с полки свадебную фотографию, где Люсия в свадебном наряде стояла рядом с опрятным молодым человеком в костюме. И снова в глазах ее счастье сочеталось с какой-то задумчивой печалью. Я заметила, что ее поза больше не была театральной.

– Она забросила пение?

– Да, после того как родился отец. Тогда они и переехали сюда.

Этого я не знала.

– Но она ведь так любила петь. Это видно по блеску глаз. – Ник сунул руки в карманы и посмотрел на фотографию, где Люсия была в зените славы.

– Да, любила.

Как Люсия могла жить, отрекшись от любимого ремесла? Мысль эта не шла у меня из головы. Голос ее с пластинки все пел, наполняя сердце обидой за нее. Слов я не понимала, но пение Люсии было наполнено эмоциями.

К горлу подступил ком.

Должно быть, Люсия прекрасно понимала трагедию Изольды, которой пришлось пожертвовать любовью из-за властных интриг мужчин. Не исключено, что и сама она пошла по той же тропе.

Была здесь еще одна фотография, такая маленькая, что мне пришлось долго разглядывать ее, чтобы понять, что же на ней изображено. А изображено там было здание из красного кирпича. Я долго не могла понять, что же такого знакомого в нем, пока меня не осенило.

– Это же кинотеатр Розмаунта.

Ник взял у меня фотографию, присмотрелся и поставил ее на место.

– Раньше это был настоящий театр.

Я ждала, но Ник, как всегда, не стал ничего объяснять.

– Ладно. Сдаюсь. Я ничего не понимаю. Зачем она хранила эту фотографию?

– Она была владелицей.

– Правда? Я не знала. – Ник пожал плечами.

– Недолго. После смерти деда она хотела сделать из него оперный театр.

Когда это было?

– В тысяча девятьсот семьдесят третьем.

Видимо, это было важно. Не знаю почему, но если Ник вдавался в детали, я всегда ловила каждое слово. Он не собирался объяснять, это было понятно, но, возможно, мне таки удастся выяснить самой.

Самая большая фотография была цветной. На ней были запечатлены двое мальчишек в свитерах. Похоже, это были семидесятые. Братья были так похожи, что различить их можно было только по выражению лиц.

Тот, что постарше, был строг и собран. Ник.

Я коснулась рамки и посмотрела на него, понимая, что можно не спрашивать.

– Это наш первый год здесь.

Как всегда, за этим не последовало никаких объяснений. Однако о многом можно было догадаться. Я снова взглянула на фото. В глазах мальчика застыла такая уязвимость, что защемило сердце. Я не помню, чтобы видела Ника с таким выражением лица. То ли с памятью моей что-то стало, то ли фотограф поймал его в момент, когда он не контролировал свои чувства. Видимо, Люсия тоже увидела это, раз поместила фотографию на самое видное место.

– Какой это год?

– А ты не помнишь?

– Нет. Ты ведь старше.

– Это был год одна тысяча девятьсот семьдесят третий. – Я снова посмотрела на фотографию со зданием театра.

– Люсия продала его после вашего приезда.

Ник кивнул и вернулся в кресло. Он был в тени, и я могла разглядеть только его сияющие глаза.

Впрочем, скорее всего он смотрел не на меня, а на фотографии, которые так много могли рассказать.

– Как умерли твои родители? – Ник пожал плечами и отвел взгляд.

– Авария на дороге.

Запись закончилась. Проигрыватель отключился, поднимая иглу, и между нами повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием дома. Я ждала, не в силах разрушить колдовство. Но Ник встал и убрал пластинку в пакет.

– Это уже история, Фил. Прости, что не придерживался плана. – Он взял меня под локоть, чтобы выпроводить из святилища Люсии.

И подальше от своих драгоценных секретов. Я уперлась каблуками в пол.

– А что, если история как-то связана с ее смертью?

– Нет, не связана. Идем.

– Но ты ведь не знаешь наверняка!

– Знаю.

У Ника талант завершать разговор. Такое впечатление, что он захлопывает перед твоим носом дверь и выбрасывает ключ, а ты стоишь и смотришь на деревянную преграду, о существовании которой секунду назад еще и не подозревала.

От этого хотелось плеваться.

Когда-то эта черта Ника казалась мне ужасно романтичной. Не мужчина, а настоящая загадка. И нужна лишь правильная женщина, чтобы разгадать все его тайны.

Ха. Времена изменились. Сейчас я не собиралась терпеть такое отношение.

– Как ты можешь быть уверен? Ты что, всезнайка? – спросила я, вырывая руку. – Откуда ты знаешь, что предусмотрел все?

– Мы оба знаем, что Шон виновен, – сказал Ник без тени сомнений. – Так что прошлое здесь ни при чем.

– А просто ответить на вопрос тебе сложно? Или ты считаешь, что я должна бегать за тобой хвостиком и слепо верить тебе? Мне любопытно, в конце концов. И если ничего важного в этой информации нет, то разве сложно рассказать мне? – Дыхание сперло, в глазах помутилось, и то, что я сказала дальше, сорвалось с языка совершенно случайно: – Почему ты не доверяешь мне, Ник? – Я схватила его за грудки и встряхнула. – Что я тебе сделала, чтобы ты не доверял мне?

Он долго смотрел на меня, а я никак не могла понять, о чем он думает.

– Я доверяю тебе.

– Чушь! Ты не отвечаешь ни на один из моих вопросов, даже когда я спрашиваю о совершенно безобидных вещах. – К моему стыду, я почувствовала, что на глаза навернулись слезы. Я лишь надеялась, что Ник не заметит их из-за плохого освещения. – Ты самый вредный из всех известных мне мужчин, а у меня три брата, так что конкуренция о-го-го.

Я решила не дожидаться беседы по душам, тем более не верила, что он на такое способен. Я повернулась и вышла из комнаты. Ник ничего не стал говорить, что в данной ситуации было, пожалуй, самым умным решением.

Я вышла в коридор, кипя от гнева. Я понимала, что сказанное мной ничего не изменит. Ник не изменится.

С этими мыслями я дошла до кухни, посмотрела на дверь в оранжерею. И… увидела Люсию.

Точнее, я увидела ее призрак. Он был одет в белое одеяние, волосы распущены, а в руке конфета. Казалось, ноги Люсии не касались пола, она словно летела. На шее ее виднелся красный рубец, а кожа была совершенно белой.

Мне показалось, что Люсия чем-то недовольна.

Призрак подплыл ближе и поднял руку, как будто хотел ударить меня. Или проклясть. Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. Меня парализовал страх.

Я вышла из ступора и пустилась бежать со всех ног. Кажется, я ударилась лодыжкой, но это не остановило меня.

* * *

Фил права.

Как бы он ни оправдывал себя, но в ее словах была доля истины. Она не сделала ничего, что могло подорвать его доверие.

Просто он такой, какой есть. Или, быть может, таким его воспитали.

Ник выскользнул из дома и обогнул его, держась в тени. Он видел, как впереди бежит Фил. Бежит от него. Но он не тешил себя иллюзией, что она остановится, если он окликнет ее.

Ник дошел до берега. Фотоальбом Люсии он зажал под мышкой. Он нашел дорогу и пошел по направлению к городу.

Воздух был свеж, хотя и сюда доносились запахи ресторанчиков быстрого питания. Ник ускорил шаг. В кармане шуршал рецепт от Чандры, под мышкой лежали альбом и пластинка с единственной записью Люсии.

Ник обнаружил, что забыл рюкзак с вещами в машине Фил. Впрочем, ничего жизненно-необходимого там не было. Паспорт и деньги он всегда держал при себе. А все прочее – дело наживное, главное, чтобы голова работала.

Впервые он задумался о своей жизни. До сих пор он считал, что никто ему не нужен, старался не привязываться ни к кому. Но Люсию убили, и он по-настоящему скучал по ней.

Несмотря на все его усилия, Ник чувствовал себя таким же одиноким, как после смерти родителей. Он вынужден был признать, что его стратегия выживания дала серьезную трещину. Да и Фил настаивала на том, что он оставил заметный след в ее жизни. Конечно, он не жалел об этом. Он хотел извиниться перед ней, чтобы она не держала на него зла, но получилось все наоборот. Он хотел замести следы своего пребывания в ее жизни, а вместо этого только натоптал. Интересно, возможно ли еще исправить ситуацию? Было что-то в Филиппе Коксуэлл, что притягивало его, словно магнитом. И всегда он чувствовал это притяжение. Она была такой веселой, такой решительной. Она была бунтаркой. Вот и сегодня она продемонстрировала это. Она готова была сражаться за свои убеждения, отстаивать свою свободу. А какую волю она проявила, чтобы изменить себя, просто уму непостижимо! Наверное, поэтому он хотел помочь ей. Ну да, рыцарь в сияющих доспехах.

Наверное, все дело в ее родителях. Они всегда говорили, что Салливаны не пара Фил. Вот он и решил сделать что-нибудь хорошее ради разнообразия. Они, ее родители, толкали Фил на проторенную дорожку, не задумываясь, хочет ли того сама Фил. Ее вообще никогда не спрашивали, чего же она хочет, в то время как она хотела самых простых вещей. Она хотела быть собой и принимать самостоятельные решения.

Ник только сейчас начинал понимать, как много дала ему Люсия, научив быть собой, научив жить своим умом, научив следовать за мечтой. Она никогда не давала никаких советов, зато поощряла самостоятельность.

В их доме было гораздо больше необычного, чем представляли себе жители Розмаунта.

С другой стороны, Фил, похоже, не нужна была ничья помощь. Она многого достигла без его вмешательства, с легкостью проживет без него и дальше. Ник подумал вдруг о лососе, который всегда плывет против течения, не признавая поражений. Может быть, именно поэтому так сложно уйти от Фил. Потому что он всегда стремился заполучить сложные трофеи, а Фил, несомненно, была одним из таких трофеев. Его всегда тянуло к тем, кто находил в себе силы сопротивляться среде. Что ж, если он хочет стать причиной перемен в ее жизни, то перемены эти должны быть продолжительными и непременно к лучшему.

Или его тянет к Фил из-за того, что она сказала о его роли в своей судьбе? Из-за того, что дала ему понять, насколько он значим для нее? Из-за того, что она принимает его таким, какой он есть. И это несмотря на то что он временами раздражает ее?

Ник улыбнулся. Только теперь он понял, что надлежит сделать.

Сначала о главном. Он снова добрался до дома, где жил его брат. Снова дождался скандала. Снова сделал звонок. На этот раз Шон всматривался в темноту вокруг, когда полиция увозила его. Ник помахал, выйдя из тени. Не в его стиле, конечно, но Фил бы это понравилось.

К рассвету Ник добрался до рынка. Он прислонился спиной к стене здания и смотрел, потягивая кофе, как усиливается движение. Ему нравился рынок: цвета, запахи, торг с продавцами. С течением времени менялись здания, правила, подход, но суть рынка всегда оставалась неизменной.

Ник видел в рынках что-то торжественное, практичное и обнадеживающее. Совсем как в Фил.

Сначала появились торговцы в перчатках с обрезанными напальчниками и в тяжелых плащах. Они раскладывали апельсины, радиччо, свежую зелень. Они покрикивали на помощников, которыми зачастую были их дети, – слышны были несколько языков одновременно. Подъезжали грузовики, их разгружали, и они снова отъезжали, освобождая место следующим. Ник чувствовал запах свежей рыбы и слышал, как сбрызгивают зелень, чтобы она блестела на солнце. Ему захотелось приготовить что-нибудь.

У него никогда не было времени исследовать кухни народов мира, хотя и очень хотелось. Дело, возможно, было в том, что для того, чтобы готовить, нужно много всевозможного скарба, который не унесешь с собой. Но сегодня ему и не хотелось никуда уходить.

Затем пришли шеф-повара. Они принюхивались, приглядывались и отбирали лучшее для своих ресторанов.

Ник крепче сжал кружку с кофе, чтобы удержаться от соблазна купить что-нибудь.

Затем появились зеленщики с тележками на колесиках, закупая свежую зелень на продажу. И только после них потянулись первые туристы в кроссовках и с фотоаппаратами. К половине десятого на рынке воцарился хаос.

Ник решил, что он должен еще раз поговорить с Фил, потому что между ними не все было высказано. Не было ясности, и это не давало ему покоя. Инстинкт подсказывал ему, что нужно встретиться. А он доверял своим инстинктам, инстинкты не раз спасали его.

Он ни минуты не сомневался, что Макалистер будет виться вокруг Фил, пытаясь устроить ее, а заодно и свою юридическую карьеру. Так что имело смысл присмотреть за Фил, чтобы адвокаты во главе с ее родителями не испортили ей жизнь. Прежде чем уезжать, нужно убедиться, что у Фил все будет хорошо.

Нику вспомнилось предложение Фил остаться на ее диванчике. Может, им удастся договориться? Он будет готовить, а она разрешит поселиться у нее в гостиной. Ему нужно где-то остановиться, а она… не может же она вечно жить на еде из индийского ресторанчика быстрого питания.

Кроме того, могла позвонить Джози, и если это случится, Ник хотел быть рядом.

Похоже, им было что предложить друг другу.

Ник не стал обращать внимание на участившийся пульс. Он просто подумал, что нужно завершить неоконченные дела.

Кто-то бросил монету в кружку кофе, который он почти допил. От неожиданности Ник вздрогнул. Он вытер с подбородка каплю кофе и посмотрел на свои грязные брюки.

Нет ведь никаких гарантий, что Фил вообще станет с ним разговаривать. Если он хочет убедить ее, то надо побриться и сходить в химчистку.

Ну и продуктов прикупить.

В предвкушении Ник оторвался от стены. Если женщина не готовит, то можно быть уверенным, что ее холодильник пуст. Возможно, у нее и посуды-то нет, кроме кружки со своим именем.

Ник решил купить все, что может пригодиться.

Глава 10

Ладно, я погорячилась, сказав, что Ник приносит мне удачу. Я просто сбежала от него в доме Люсии. Я знала, что не стоит расстраиваться из-за того, что он не доверяет мне. А еще я пыталась убедить себя, что мне все равно, ушел он или нет.

Снова.

Ник опять ушел из моей жизни, и на этот раз он не вернется. Казалось бы, надо радоваться, да что-то невесело на душе.

Вынуждена признать: не много я знала о Нике Салливане. Он всегда был загадкой – раньше это привлекало в нем. А еще он всегда был из тех, кто не делился мыслями с окружающими. Сначала он убедил меня, что Шон виновен в смерти Люсии. Но я всю ночь лежала и думала. Уж слишком много денег в бумажнике Ника. Дело ведь не только в том, где он раздобыл их, хотя каждый взрослый человек может заработать пару тысяч. Удивлял сам факт, что они у него есть. Кто же станет носить с собой столько наличности в наше время кредитных карт и чековых книжек – никто. Никто, кроме человека, которому нужно исчезнуть. Я, например, не смогу снять столько наличных денег, не привлекая внимания. Придется либо обналичивать деньги с кредитной карточки, либо снимать крупную сумму прямо в банке. Создавалось впечатление, что Ник заранее знал, что найдет Люсию мертвой, и заранее снял деньги со счета, чтобы можно было быстро и незаметно исчезнуть. Что объясняло, зачем он вернулся домой после всех этих лет – у него появились дела здесь.

Я поежилась и завернулась в одеяло. Страшнее всего было то, что мои родители могли оказаться правы. Я решила им не рассказывать, впрочем, что толку, ведь они все уверены в своей правоте.

С другой стороны, возвращение Ника – с целью убийства – не объясняло, зачем ему понадобилась я. Тем более к чему тратить на меня столько времени? Может, ностальгия заставила его вернуться сюда?

Хорошего мне ждать точно не стоит.

Опять же трое братьев привили мне убеждение, что мужчины – существа с причудами, что бы там они о себе ни воображали. Как бы они ни убеждали окружающих в своей практичности, они тем не менее часто действуют импульсивно.

Взять, к примеру, моего старшего брата, Джеймса. Спору нет, Марша когда-то была красавицей, но сейчас, когда у нее двое детей, муж юрист, большой дом и денег куры не клюют, она совершенно перестала за собой следить. Внешность непостоянна, красота увядает, и тогда на первое место выходит то, что внутри. А Марша настоящая мегера, поэтому Джеймс столько работает.

Импульс, который заставил Ника наброситься на меня с поцелуями, той же природы. Я думала, мне понравится, если Ник станет ухлестывать за мной, но я ошибалась. Впрочем, возможно, я просто не выспалась.

Вот и сейчас не спалось. Я выбралась из кровати – все равно уже скоро вставать, а работы в офисе невпроворот.

Зазвонил телефон. Это скорее всего мама. Будет отчитывать меня за то, что не пошла вчера с мистером Макалистером.

Не самые приятные мысли для начала дня. Надо возвращаться к обычной, распланированной жизни, а лучше всего выкинуть из головы последние тридцать с лишним часов. Забыть, что произошло за это время. Забыть про Ника. Забыть про Люсию. И думать о палисаднике для миссис Хатауэй.

Если бы все в моей жизни было так просто.

День начался плохо, а пошел и того хуже. Выяснилось, что отделочный камень, из которого миссис Хатауэй хотела сделать декоративную стенку вокруг палисадника, не ставился на попа, на что я рассчитывала. Дело в том, что паз для соединения не давал поставить камень вертикально. Джоул терпеливо объяснил, что пазы нужны для прочного соединения, но мне от этого легче не стало. Если же мы сделаем стену, руководствуясь конструктивными особенностями, то палисадник станет желанной площадкой для кошачьих игрищ. А если строить стену в том виде, в каком я ее задумала, но исходя из возможностей, то мы залезем на соседский участок. Да… мне достался непростой объект.

Я опять взялась за точилку для карандашей. Должно же быть какое-то решение. Проблема заключалась в том, что в четыре тридцать миссис Хатауэй назначила нам с Джоулом встречу, где мы должны представить окончательный проект. Джоул поехал искать другие камни.

Элайн бегала по офису, она тоже была в заботах. Она что-то рассказывала о своем клиенте, но я слушала ее вполуха. Телефон звонил беспрестанно. Одним словом, все как всегда: тебе нужно сосредоточиться, но мир вокруг, словно чувствуя это, сходит с ума.

Однако настоящий оптимизм сложно поколебать. Вакцины от этой болезни еще не придумали.

Кстати, о вечном. Джеффри звонил утром с повторным приглашением на обед. Я отклонила предложение, сославшись на занятость. Он звонил снова, минут двадцать назад. Набрался наглости заявить мне, что этот обед необходим для его карьерного роста. Когда же я снова отклонила сомнительную честь отобедать с ним, он заявил, что я глупая женщина, раз не хочу за него замуж, чтобы нарожать ребятишек и сидеть дома в ожидании муженька. Его тон ясно дал мне понять, какого он мнения обо мне и какую роль уготовил мне в своей жизни. Если он действительно хотел обольстить меня таким образом, то он явно просчитался. Я заявила ему, что браки по расчету родителей умерли вместе с королевой Викторией. Но Джеффри, похоже, и не знал, о ком я говорю.

– Расслабься, – сказала я. – Речь идет об Англии. – Ответом мне была тишина. – Виктория была королевой Англии. Она должна была родить наследника, но ее выдали замуж за человека, которого она никогда не видела.

Джеффри фыркнул:

– Не думаю, что твой анекдот уместен, Филиппа.

– Я говорю о том, что ее брак – последний пример родительского расчета из тех, что я знаю. Мой отец хочет выдать меня замуж в надежде на процветание своей империи. Но я не собираюсь играть по его правилам. Я не хочу с тобой обедать, Джеффри. Но уверена, найдется много женщин – женщин с куда более тонким вкусом к анекдотам, – которые с удовольствием согласятся провести с тобой время. – Я помолчала, затем набралась смелости и заявила: – Тебе нужно пригласить мою подругу Элайн.

– Ни за что! – взорвался он.

– Но почему? Между вами что-то было. – Джеффри быстро нашелся:

– Если действительно хочешь знать, я расскажу тебе за обедом.

Я рассмеялась, несмотря ни на что:

– Хорошая попытка, Джеффри. Однако спасибо, нет. – Даже он после этого понял, что разговаривать дальше нет смысла.

Стоило мне положить трубку, как телефон зазвонил снова. Я прикрыла глаза. Что ж, видимо, день такой.

Звонила соседка миссис Хатауэй. Она требовала, чтобы я сначала предоставила ей эскизы нового сада миссис Хатауэй. Но я отказала ей. Дело было даже не в тоне, а в том, что я никогда не показываю чертежи.

Затем позвонил еще один сосед. Его опасения касались ограды. Он заявил, что если ограда залезет хоть на дюйм на его землю, он с радостью разломает ее ночью. Я заверила его, что топограф уже выдал разрешение, так что все в рамках закона. Я сама приглашала топографа и попросила его, чтобы разметка пролегла немного глубже во владения миссис Хатауэй. Так надежнее. Сосед разочаровался, что я не запаниковала. Он небось надеялся, что я стану волосы на себе рвать. Наверное, ему просто скучно и хочется повздорить с кем-нибудь. Или просто сломать что-нибудь. Например, ограду. Ночью. Голыми руками.

Снова зазвони телефон. Они, похоже, сегодня не угомонятся!

– «Коксуэлл и Поуп».

– Зачем обязательно все разрушать? – спросил требовательно женский голос.

– Прошу прощения?

– Если в вас есть хоть толика здравого смысла, держитесь подальше от моего дома. Вы же все испортили!

У меня зашевелились волосы на голове.

Не могу даже описать вам, как звучит голос Люсии Салливан, уж слишком много лет прошло с тех пор, как я слышала его в последний раз. Однако голос звонившей был очень похож. Только женщина казалась старше и совсем выжившей из ума. Я подумала о призраке в доме Люсии, и перед глазами все поплыло.

– Простите, кто это звонит?

Но она бросила трубку с такой силой, что я подпрыгнула.

Признаться, мертвецы мне не часто звонят. А если честно, то это впервые. А все из-за того, что я пришла в чужой дом без приглашения.

Мои руки тряслись, когда я положила трубку на место. Я встала и пошла приготовить крепкий горячий чай.

Тут мне в голову пришла мысль. Нужно позвонить в телефонную компанию и спросить у них номер последнего звонка.

Но позвонил Джоул и сказал, чтобы я выезжала к миссис Хатауэй: он, видите ли, не успевает заехать за мной в офис. Черт побери! Сегодня явно не мой день.

Я не могла выкинуть из головы этот звонок. Зачем Люсии звонить мне? Ведь она могла просто отразиться в зеркале или пройти сквозь стену, чтобы сказать то, что хотела. Может, она еще неопытна в делах призраков? Ведь ее совсем недавно убили. А может быть, она и не мертва вовсе?

Или кто-то хочет внушить мне, что она не мертва.

Ага! Ну конечно! Ведь кто-то прибрал беспорядок в оранжерее после того, как там побывал Ник, поэтому я ничего там и не увидела.

Инцидент этот мог бы занять достойное место в головоломке. Для Ника. Но Ника не было. Ник ушел бог весть куда, сказав напоследок, что это не моего ума дело и он обойдется без подсказок. Ему же хуже.

Я покачала головой и подумала, что все Салливаны не без странностей.

Снова зазвонил телефон, и я со вздохом взяла трубку.

Моя матушка дозвонилась до меня только к двум, хотя мы обе знали, где я коротаю время. Она уже была навеселе, судя по голосу. Я приготовилась к долгому и нудному разговору.

– Мам, я работаю, я тебе позже перезвоню.

– Вчера ты мне то же самое обещала. Не выйдет, Филиппа Элизабет Коксуэлл. Как будто я не понимаю, что ты избегаешь меня. – Она замолчала, не исключено, чтобы сделать очередной глоток. – Вот только почему, не понимаю.

– Это ты звонила вчера вечером? – спросила я невинно, зная, что только так можно смягчить мамин гнев. Я повернула эскиз на девяносто градусов, затем еще на девяносто, бормоча под нос, что решение лежит на поверхности и надо лишь разглядеть его.

И тут я увидела.

Тропка на эскизе извивалась, но с этого угла она походила на букву «S». Нужно лишь немного растянуть клумбы, и все сойдется. Камня уйдет меньше, изгиб тропы станет положе, но требуемые пропорции сохранятся. Миссис Хатауэй останется довольна.

Я прижала трубку плечом к уху и принялась чертить карандашом на бумаге.

– Разумеется, я, но ты не перезвонила мне.

– Было уже поздно, мам.

– Ты слишком много работаешь, – сказала она холодно. – Если, конечно, ты действительно занята работой. Джеффри сказал отцу, что вчера за тобой пришел другой мужчина. Кто такой этот Ник? У вас серьезные отношения?

Я чуть не сказала правду, но вовремя поймала себя за язык.

– А, Ник. Не хочу, чтобы ты тешила себя напрасными надеждами… Мы встречаемся какое-то время.

– Ты должна была все мне рассказать. Тем более с Джеффри нехорошо получилось.

– Меня ведь никто не спрашивал на этот счет.

– Это показывает лишь, как сильно твоя семья беспокоится за тебя. Отец обиделся. Ходит мрачнее тучи. С ним стало просто невозможно. – Я промолчала, хотя хотелось добавить, что с ним всегда было невозможно общаться. – Ты выставила его дураком, Филиппа, а он не привык к такому обращению.

Последнее слово мать выговорила с трудом.

– В следующий раз пусть сначала спрашивает, прежде чем сводить меня с кем бы то ни было.

– Филиппа!

– Что – Филиппа?

– Ну смотри! Ты во всем виновата и приготовься к тому, что будут последствия. – Мама мученически вздохнула. – Хотя уверена, что этот твой Ник того не стоит. Филиппа, Джеффри рассказал, насколько жалок был твой ухажер, а он еще и грубил ко всему прочему.

– Мне достаточно того, что это не Джеффри Макалистер.

– Это лишь доказывает, насколько ограниченны твои вкусы, Филиппа. Не удивлюсь, если ты спишь с ним. Ах нет, не говори, не желаю знать.

Но по голосу, разумеется, было понятно, что знать ей хочется.

Иногда трудно удержаться.

– Ты не представляешь, мам, насколько он хорош в постели. У меня ни с кем такого не было.

– Филиппа! Придержи язык! – выдохнула мама. Похоже, во время разговора она уже не раз приложилась к бутылке. – Раз все так серьезно, то ничего не поделаешь. Тебе придется привести его на ужин в честь дня рождения твоего отца в субботу. А уж там мы решим, правильный ты сделала выбор или нет.

Ладно, признаю, я действительно забыла про день рождения отца. С другой стороны, можете считать это стратегий а-ля «забудь про плохое, и оно может не случиться». Но в данной ситуации меня вывела из себя вторая часть маминой речи.

– Что? Не ваше дело, с кем я встречаюсь, ясно!

– Филиппа, не дерзи матери! Разумеется, это наше дело, и, естественно, мы должны убедиться, что ты не натворишь глупостей. Всем известно, что ты ничего не понимаешь в мужчинах, а это уже повод для беспокойства. Мы говорим о твоем будущем, Филиппа, и я не хочу, чтобы ты испортила себе жизнь неудачным браком.

Вот теперь я по-настоящему разозлилась:

– Уж не потому ли, что твой собственный брак оказался неудачным?

Провод от трубки покрылся изморозью.

– Что ты сказала?

Ну вот я и ляпнула то, что вертелось на языке уже много лет. Хватит быть девочкой для битья. Настало время объясниться.

– Знаешь, мама, я никогда не понимала, почему ты защищаешь институт брака в то время, как твой собственный оказался таким неудачным. Может, я никогда не выйду замуж. Может, я считаю мужчин не более чем бродячими псами и буду матерью-одиночкой с дюжиной ребятишек.

– Филиппа!

– И я уж точно не выйду за парня вроде вашего Джеффри Макалистера, которого больше интересует, как ублажить босса, нежели с кем он проведет остаток жизни. – Я щелкнула пальцами. – А может быть, я выйду за одного из неудачников, с которыми меня сталкивает жизнь. Может быть, я даже выйду замуж за Ника только потому, что он жалок.

– Филиппа, лучше тебе привести этого молодого человека на ужин…

– Может, и приведу. Ты ведь наверняка помнишь Ника Салливана, мама. Того самого, что отсидел в тюрьме. Знаешь, в этих уголовниках действительно есть что-то притягательное.

Мама зашипела, но я уже бросила трубку. И не стала отвечать на очередной звонок.

Руки так тряслись, что я ни черта не могла нарисовать. Я и не думала, что так расстроюсь из-за этого разговора. Не чувствовала я ни триумфа, ни гордости.

На самом деле я только запутала все. Мало того что я сказала матери – а значит, весь Розмаунт через пару дней будет знать об этом, – что Ник вернулся в город, но и пообещала, что приведу его в субботу на смотрины, словно хряка-производителя.

Хотела бы я знать, где он сейчас, потому что это тот редкий случай, когда мне не терпелось доказать родителям, что они не правы.

А пока же я посмотрела на часы и принялась чертить как сумасшедшая. Мне, кровь из носу, нужно успеть до четырех.

Вы скажете, мне давно следовало высказать все матери? Вы просто не все знаете.

Я уже говорила, что мы переехали в Розмаунт, когда я была совсем маленькой, в 1970 году. И маме переезд пришелся не по душе. Оказывается, причины были весомые, но узнала о них гораздо позже.