Текст книги "Общая часть уголовного права"

§ 2. Виды составов преступлений

Составы преступлений делятся по различным основаниям: по конструкции (на простые и сложные), уровню общественной опасности (на основные, квалифицированные и привилегированные) и т. д. Но, пожалуй, самой известной классификацией составов преступлений является их подразделение на материальные и формальные. Это деление имеет большое теоретическое и практическое значение, а потому должно быть четким и понятным. Однако по этому вопросу среди ученых нет единодушия. Многие споры обусловлены, на наш взгляд, неоднозначной трактовкой делимого понятия (состава преступления) и основания деления.

Согласно общепринятому подходу, материальный или формальный тип состава определяется в зависимости от того, «включается последствие в состав преступления или остается за его рамками».[622]622
  Михлин А. С. Последствия преступления. М., 1969. С. 28.


[Закрыть] Иными словами, в материальных составах последствия обязательны, а в формальных – нет. В первом параграфе мы постарались внести ясность (насколько успешно – другой вопрос) в понятие состава преступления и пришли к выводу, что он является законодательной моделью определенного преступления. Но определенное преступление может включать разновидности, одни из которых описаны в законе с указанием на последствия, а другие – нет. К примеру, одна разновидность состава мошенничества (хищение) описана материально, а другая (приобретение права на чужое имущество) – формально. Поэтому по существу законодательную конструкцию состава мошенничества можно охарактеризовать как формально-материальную. Формально-материальную конструкцию имеют также деяния, описанные в ч. 3 ст. 126, ч. 3 ст. 127¹, ч. 3 ст. 206, ч. 3 ст. 211, ч. 1 ст. 212, ч. 1 ст. 220, ч. 1 ст. 258 УК и т. п.

В то же время очевидно, что классический критерий (обозначенный выше) обеспечивает дихотомическое деление, т. е. позволяет выделить только формальные и материальные составы преступлений. В нем нет места формально-материальным составам. Поскольку в таких составах последствия играют роль факультативного признака, а обязательного – лишь для одной из разновидностей состава, постольку – не нарушая законов логики – их следует причислить к формальным составам. Ясно, однако, что это слишком формальный, механистический подход, не позволяющий обособить группу формально-материальных составов, отличающихся заметным своеобразием. И это обстоятельство наводит на мысль об уточнении критерия деления. Вполне приемлем, как представляется, следующий: функциональная роль последствий в составе. Так, в формальном составе последствия находятся за его рамками, не играя в нем никакой роли, в материальных составах выступают обязательным элементом и, наконец, имеют факультативное значение в формально-материальных. Применительно к последнему типу конструкции, естественно, следует сделать важную оговорку: в этих составах последствия факультативны потому, что они обязательный признак не всех разновидностей преступления, описанного в соответствующей диспозиции уголовного закона.

Заметим, что при обозначении критерия анализируемого деления составов преступлений используется термин «преступные последствия». К сожалению, данный термин полисемичен. Этот факт в какой-то мере объясняет позицию ряда ученых, выступивших против деления составов на формальные и материальные и утверждающих, что все составы являются материальными.[623]623
  См.: Трайнин А Н. Общее учение о составе преступления. С. 139–140; Кузнецова Н. Ф. Значение преступных последствий для уголовной ответственности. М., 1958. С. 23; Она же. Классификация преступлений в Общей части Уголовного кодекса // Дифференциация формы и содержания в уголовном судопроизводстве. Ярославль, 1995. С. 23; Прохоров В. С. Преступление и ответственность. Л., 1984. С. 29–58.


[Закрыть] Их позицию, по сути дела, разделяют и те, кто усматривает разницу между материальными и формальными составами в том, что последствия первых обладают «четко определенным правовым содержанием» (закон их указывает), а последствия вторых «четкого правового выражения не имеют», поскольку их наступление «неразрывно связано с совершением общественно опасного деяния».[624]624
  Уголовное право России. Часть Общая: Учебник для вузов / Отв. ред. Л. Л. Кругликов. М., 1998. С. 149–150 (автор главы – В. Д. Филимонов).


[Закрыть]

В основе такого подхода лежит широкая трактовка преступных последствий. Любое преступление общественно опасно, а значит, оно всегда причиняет вред, поскольку разрушает регулятивное правоотношение – объект уголовно-правовой охраны. Уничтожение (разрыв) регулятивного отношения (дестабилизация общественных отношений, как иногда говорят) и есть преступное последствие в широком смысле. Но в основу деления составов на материальные и формальные криминалистами кладется узкое понимание последствий преступления. В узком смысле преступные последствия – это последствия, описанные в уголовном законе. Данная трактовка традиционна и общепризнанна в доктрине уголовного права. Отсюда, критика данного деления, основанная на широкой трактовке последствий, логически не безупречна.

Нередко такая критика строится не на доказывании присущих каждому преступлению последствий в широком смысле, а на обосновании факта причинения любым преступлением реальных последствий (либо создания угрозы их причинения). Последствия, согласно этому мнению, есть всегда, но их трудно точно зафиксировать, так как они носят моральный или политический характер либо слишком разнообразны и отделены от самого деяния.[625]625
  См.: Кригер Г. А. Определение форм вины // Советская юстиция. 1979. № 20. С. 5.


[Закрыть] А раз они есть, значит, все составы материальны. С приведенной посылкой (в отличие от вывода) трудно спорить. И в самом деле, законодатель признает преступлениями не некие безвредные явления, а деяния, порождающие негативные последствия. Разве можно отрицать этот очевидный факт? Иначе была бы неоправданна криминализация данных деяний. Но, говоря о составах преступления, мы обращаемся не к жизненному явлению, а к их описанию в уголовном законе.[626]626
  Осознав, видимо, уязвимость своей позиции, сторонники материальности всех составов вывели два значения состава преступления: 1) реальное преступление и 2) его описание в законе (см.: Советское уголовное право. Общая часть / Под ред. Г. А. Кригера, Б. А. Куринова, Ю. М. Ткачевского. М., 1981. С. 98). Поскольку реальное преступление всегда влечет какие-либо последствия, значит, состав преступления также всегда материален. Но даже если признать правомерность выделения первого значения термина «состав преступления», каковое небесспорно, вопрос о классификации составов как описания преступлений в законе не снимается. Отсюда, представляется убедительной критика В. Н. Кудрявцевым понимания состава в двух значениях. Необходимо, по его мнению, «пользоваться понятием состава преступления только в одном – нормативном смысле» (см.: Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. С. 61). Тем более что авторы указанной позиции (и Н. Ф. Кузнецова, в том числе) используют термин «состав преступления», прежде всего, для наименования установленных законом элементов (признаков) преступления.


[Закрыть] И здесь становится ясно, что любое криминализируемое явление законодатель волен выразить в законе как с описанием причиняемого им вреда, так и без оного. При этом последствия могут быть столь неопределенными или автоматически следовать за деянием, либо, напротив, отдалены от него и т. д., что возникает закономерный вопрос: не лучше ли обойтись без их фиксации в уголовном законе? Так и рождаются в УК формальные составы, отражающие вовсе не беспоследственные поступки людей.

Сомнения в наличии материальных и формальных составов отпадают при непосредственном ознакомлении с уголовным законом. Получение взятки – деяние опасное, подрывающее авторитет государственной власти и т. д., но основной и квалифицированные составы этого деяния обрисованы в УК (ст. 290) по типу формальных. Составы родственных деяний – злоупотребления должностными полномочиями и их превышения – напротив, сконструированы материально – ст. 285, 286 (несмотря даже на то, подчеркнем этот факт, что их последствия крайне разнообразны). В результате такого различия в конструкции различается и момент окончания этих преступлений: получение взятки окончено в момент ее получения, а родственные деяния – в момент наступления последствий. С данным обстоятельством напрямую связаны вопросы о добровольном отказе от совершения преступления, о стадии преступления и некоторые другие. Отрицать существование двух типов составов после этого нельзя.

Вряд ли правильно отрицать существование в уголовном законе рассматриваемых составов и из-за их неудачного наименования. Мы солидарны с Л. Л. Крутиковым, призывающим отвлечься от упреков чисто терминологического характера (насколько удачно обозначение «формальный состав» и т. д.), сосредоточив внимание на сути проблемы.[627]627
  См.: Кругликов Л. Л. О средствах законодательной техники в уголовном праве // Проблемы юридической техники в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве. Ярославль, 1996. С. 8.


[Закрыть] Тем более, что данная – устоявшаяся – терминология, несмотря на некоторую условность, понятна и ученым, и практикам.

Нередко в рамках этой классификации выделяют усеченные составы и составы создания опасности. Существование усеченных составов также иногда отрицается, ведь состав, как писал А. Н. Трайнин, всегда полон.[628]628
  См.: Трайнин А. Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1951. С. 235.


[Закрыть] Но и здесь мишенью критики оказывается терминология, а не объективно существующие в уголовном законе виды составов. Думается, что в зависимости от момента окончания преступления выделение такого типа состава вполне обоснованно. Момент окончания переносится законодателем на более раннюю стадию по сравнению с «жизнью». Таковы, например, составы, предусмотренные ч. 1 ст. 162, ч. 1 ст. 163, ч. 1 ст. 209 УК. В рамках же деления по обозначенному выше критерию (включение или невключение в состав последствий) усеченный состав, как правильно отмечается в литературе, «принципиально не отличается от формального состава преступления и может трактоваться лишь как его разновидность».[629]629
  Тенчов Э. С, Драченов А. С. Оконченное преступление с точки зрения законодательной техники // Вопросы юридической техники в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве. Ярославль, 1997. С. 6.


[Закрыть]

Немало разногласий вызывают составы создания опасности. Одни авторы считают их материальными, другие – формальными, третьи – особым видом составов. И здесь добрая половина всех споров – следствие неопределенности в критерии деления и понятии преступных последствий. Если последствия в узком смысле (описанные в уголовном законе) трактовать, в свою очередь, узко, т. е. как реальный вред, то опасность наступления вреда нельзя признать последствием. С этих позиций смерть человека – преступное последствие, а возможность (опасность) наступления смерти – лишь возможность этого последствия, но не оно само. Логика данного рассуждения налицо: А не есть возможность А. С этой точки зрения правомерно отнесение составов создания опасности к кругу формальных.

Думается, однако, что рассуждать нужно иначе. Возможность наступления последствий влечет, как отмечает В. Н. Кудрявцев, изменения во внешнем мире.[630]630
  См.: Кудрявцев В. Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 172.


[Закрыть] И в этом смысле такая возможность – то же последствие преступления, при этом предусмотренное законом. Значит, уголовному закону известны два типа преступных последствий – реальные (смерть человека, тяжкий вред здоровью и т. п.) и возможные (опасность наступления смерти человека или тяжкого вреда и т. п.). Поскольку последствия – обязательный элемент деликта создания опасности, значит, состав последнего материальный.

Этот вывод немаловажен, в частности, потому, что в уголовном законе встречаются составы преступления, одна разновидность которого причиняет вред, а другая – создает опасность его причинения. Например, в ч. 1 ст. 340 УК говорится о нарушении, которое повлекло или могло повлечь причинение вреда. К слову, и основной состав умышленного причинения вреда здоровью (ч. 1 ст. 111 УК) имеет аналогичную конструкцию: он включает как возможные, так и реальные последствия (соответственно, вред, опасный для жизни, и вред, относящийся к тяжкому по причине потери зрения, речи, слуха и наступления иных последствий). Изложенное выше позволяет заключить, что данные составы являются материальными, а не формально-материальными.

Изучение УК показывает, что еще рано говорить о системном подходе законодателя к выбору одного из проанализированных типов. Многие составы сконструированы по типу материальных, хотя предпочтительной представляется их формальная конструкция. И наоборот, в ряде случаев напрашивалась, на наш взгляд, конструкция материального состава, а законодатель по неизвестным причинам прибег к конструкции формального типа. По всей видимости, не лишены оснований постоянные упреки в адрес законодателя о завышении в гл. 22 уровня криминализации. Трудно спорить с логикой такого, например, рассуждения: «Воспрепятствование законной предпринимательской деятельности по закону (ч. 1 ст. 169 УК) влечет уголовную ответственность при наличии самого факта неправомерного отказа в регистрации индивидуального предпринимателя или коммерческой организации, уклонения от регистрации и т. п. Но совершенно очевидно, что в таком виде норма обречена на неприменение, ибо деяние, выражающееся в создании упомянутых помех предпринимательской деятельности, не достигает уровня общественной опасности, характерной для преступлений, – это по сути дисциплинарное или административное правонарушение, которое должно влечь не уголовную, а иной вид ответственности».[631]631
  Кругликов Л. Л. Особенная часть Уголовного кодекса Российской Федерации // Новое уголовное законодательство стран СНГ и Балтии: Сб. науч. статей / Под ред. Л. Л. Кругликова и Н. Ф. Кузнецовой. М., 2002. С. 254.


[Закрыть] Следует, видимо, согласиться и с утверждением, что основной состав, предусмотренный ст. 273 УК, также без достаточных оснований сконструирован по типу формального (исследования не подтверждают высокую общественную опасность данного деяния самого по себе, а вред наступает отнюдь не всегда).[632]632
  См.: Бражник С. Д. Преступления в сфере компьютерной информации: проблемы законодательной техники: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Ижевск, 2002. С. 11.


[Закрыть]

Глава 8
Объект преступления (С. В. Анощенкова)

§ 1. Понятие объекта преступления

Учение о составе преступления традиционно открывается вопросом об объекте преступления. И это не случайно. Объект преступления по определению указывает, против чего или против кого направлено преступление, обозначает его социальную «мишень». Именно объект преступления дает качественную характеристику общественной опасности преступного деяния. Таким образом, объект характеризует преступное деяние не только как уголовно-правовое, но и как социально направленное, точнее, антисоциальное явление. По иерархии объектов преступлений, отраженной в уголовном законодательстве, можно судить о концепции уголовно-правовой политики государства, об уровне правового сознания законодателя.

Объект преступления издавна вызывает интерес ученых-правоведов. В России уголовно-правовое учение об объекте преступления активно развивается, по крайней мере, с XIX в.: вырабатываются авторские точки зрения (В. Д. Спасович, Н. Д. Сергиевский, Н. С. Таганцев, С. В. Познышев, А. Ф. Кистяковский и др.), формируются теоретические направления (классическая, социологическая школы). Большая заслуга в исследовании объекта преступления в послереволюционный, советский и постсоветский период принадлежит целой плеяде видных ученых: А. А. Пионтковскому, Я. М. Брайнину А. Н. Трайнину В. Н. Кудрявцеву В. Я. Тацию, Б. С. Никифорову М. И. Федорову Н. Д. Дурманову Н. Ф. Кузнецовой, Н. И. Коржанскому Л. Д. Гаухману, А. В. Наумову и др. Современные авторы продолжают работу над ключевыми вопросами о понятии объекта, его признаках, об основаниях классификации, системе, видах, механизме воздействия со стороны субъекта преступления. По сей день объект преступления остается самым «сейсмоактивным» в аксиологическом смысле сектором в системе элементов состава преступления. Ведутся научные дискуссии по поводу определения понятия объекта преступления, его обязательных и факультативных признаков, классификации объектов на виды.

Наиболее острой является проблема пересмотра представления об объекте преступления как об общественных отношениях. Возникшее в 20-х годах прошлого столетия на основе философии диалектического материализма, оно никем не оспаривалось и принималось как единственно верное. Учебная литература определяет объект преступления весьма пространно: «Объект – это то, на что направлено преступление».[633]633
  «Объект преступления – это то, на что посягает лицо, совершающее преступное деяние, и чему причиняется или может быть причинен вред в результате преступления», – такое определение дает А. В. Наумов. См.: Наумов А. В. Уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1996. С. 146.


[Закрыть] В настоящее время сложились две противоположные позиции по данному вопросу. Сторонники первой настаивают на том, что объект преступного посягательства – общественные отношения. Другая группа исследователей, отвергая традиционно сложившееся понятие объекта преступления, предлагает рассматривать в качестве объекта преступления правовое благо, систему или совокупность социальных ценностей или людей.

Среди ученых, которые признают общественные отношения объектом преступления, ведется дискуссия относительно структурных элементов, образующих общественные отношения. Ряд авторов придерживаются мнения о наличии в объекте преступления следующих составных элементов общественных отношений: 1) субъект отношений; 2) предмет отношения, по поводу которого складывается и существует общественное отношение; 3) социальная связь как содержание общественного отношения. Некоторые авторы элементами общественного отношения считают не одного, а нескольких субъектов, включают в структуру общественных отношений поведение субъектов, а также интерес, правовую форму – в качестве сопутствующих элементов общественных отношений.[634]634
  См.: Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. Б. В. Здравомыслова, Ю. А. Красикова, А. И. Рарога. М., 1994. С. 114–116.


[Закрыть] Б. С. Никифоров в качестве структурных элементов общественного отношения называл участников (субъектов) общественного отношения; отношения между этими участниками; условия правильного функционирования социального установления. Придерживаясь своего вывода об общественных отношениях как объекте преступления, А. А. Пионтковский при рассмотрении непосредственного объекта в качестве такового называл не сами общественные отношения, а их элементы (материальное выражение). Об условиях существования общественных отношений как их структурном элементе говорит и Е. А. Фролов. В. Н. Кудрявцев предлагает в понятие объекта преступления, кроме общественных отношений, включать «людей с их сознанием, взглядами и идеологией… орудия и средства производства… то есть производительные силы общества».[635]635
  Кудрявцев В. Н. К вопросу о соотношении объекта и предмета преступления // Советское государство и право. 1951. № 8. С. 58–59; Демидов Ю. А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975, с. 51. Цит. по кн.: Гаухман Л. Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. М., 2001. С. 66–67.


[Закрыть] Эта точка зрения представляется наиболее близкой к истине. Общественные отношения – не есть абстракция, они складываются между людьми по поводу материальных и нематериальных благ. Такое видение объекта преступления позволяет определить механизм преступного посягательства.

Иной точки зрения придерживается Л. Д. Гаухман, который исключает из структуры общественного отношения как предмет, так и субъект (субъектов). В частности, он пишет: «Объект преступления – это охраняемые уголовным правом общественные отношения… являющиеся чисто социальной категорией, не содержащей ничего материального…»[636]636
  Гаухман Л. Д. Указ. соч. С. 80.


[Закрыть] Аргументация автора заключается в следующем: поскольку субъектом общественных отношений является общество в целом, каждый его член, но не отдельные лица, то субъект общественных отношений как объекта преступления отграничивается от субъектов конкретных общественных отношений и социальных связей, которые могут быть в уголовно-правовом смысле, в частности, потерпевшими или лицами, совершившими преступления.[637]637
  См.: Там же. С. 67.


[Закрыть]

Второе направление исследования сущности объекта преступления ориентировано на отрицание общественных отношений как объекта преступления. Объектом в дореволюционной России считались отдельно взятый человек (В. Д. Спасович), правовое благо (Н. Д. Сергиевский), субъективные права лица (А. Фейербах), правовые нормы (К. Биндинг), жизненные интересы (Ф. Лист).[638]638
  См.: Расторопов С. Понятие объекта преступления: история, состояние, перспектива // Уголовное право. 2002. № 1. С. 38.


[Закрыть] В настоящее время данная концепция развивается отчасти благодаря реанимированию идей правоведов дореволюционного периода. Критикуя теорию общественных отношений как объекта преступления, авторы предлагают признать таковым правовое благо (А. В. Наумов)[639]639
  См.: Наумов А. В. Уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М., 1996. С. 149. Поддержала данную позицию А. В. Пашковская. См.: Курс уголовного права. Общая часть: Учебник / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой, И. М. Тяжковой. Т. 1. Учение о преступлении (автор главы VII «Объект преступления» – А. В. Пашковская). М., 2002. С. 206–207.


[Закрыть] или систему ценностей, принадлежащих субъектам правового оборота (А. Э. Жалинский).[640]640
  См.: Жалинский А. О материальной стороне преступления // Уголовное право. 2003. № 2. С. 29.


[Закрыть]

Представлена в современном уголовном праве и позиция, сторонники которой отождествляют объект преступления с человеком, на которого направлено преступное посягательство. Особенно определенно эта идея выражена Г. П. Новоселовым, который, в частности, утверждает, что «объектом любого преступления, а не только направленного против личности, выступают люди, которые в одних случаях выступают в качестве отдельных физических лиц, в других – как некоторого рода множества лиц, имеющих или не имеющих статус юридического лица, в третьих – как социум (общество)»; «в определенном смысле потерпевший есть всегда лицо, являющееся объектом преступления».[641]641
  Новоселов Г. П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. М., 2001. С. 60, 66.


[Закрыть] К такому выводу автор пришел в результате рассуждений о связи объекта преступления и преступного вреда, об их приоритетных отношениях.

Позиция Г. П. Новоселова признается особой, и в научном мире не встречает единодушной поддержки. Так, А. В. Пашковская сомневается в справедливости высказанных ученым положений: «Подобная трактовка как бы меняет местами понятия объекта и предмета преступления, необоснованно примешивая сюда еще и категорию потерпевшего… Данная позиция не отвечает главному требованию понятия объекта преступления – определению того, чему именно причиняется или может быть причинен вред в результате преступного посягательства. При таком подходе невозможно разграничить отдельные преступления между собой… Смешение же объекта и предмета преступления нивелирует сущность и значение, как первого, так и второго».[642]642
  Курс уголовного права: В 5 т. / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой, И. М. Тяжковой. Т. 2. Учение о наказании. М., 2002. С. 206.


[Закрыть] Критически оценил выдвинутую Г. П. Новоселовым концепцию и В. Д. Филимонов. Путем метода исключения всего того, что Г. П. Новоселов не относит к объекту преступления, В. Д. Филимонов пришел к выводу: «Люди, в том виде, в каком они представлены в теории Г. П. Новоселова, не могут рассматриваться в качестве объекта даже преступлений против личности».[643]643
  Филимонов В. Д. Охранительная функция уголовного права. СПб., 2003. С. 24.


[Закрыть]

Суждение об объекте преступления, представленное Г. П. Новоселовым, привлекательно идеей об антисоциальной направленности преступления: какое бы преступление ни совершалось, оно, в конечном счете, обращено против людей – отдельных или объединенных в группы, в социум. Действительно, как негативное социальное явление преступление вредоносно для общества, оно общественно опасно. Однако это не следует понимать буквально и механистически, иначе трудно будет определить направленность преступного посягательства. Как нам видится, не вполне верно рассматривать людей в отрыве от ценностей, по поводу которых совершается преступление, в отрыве от государства, общества и правовых норм, которыми охраняется и человек, и все значимые для него блага. На основании выработанной Г. П. Новоселовым концепции объекта преступления и потерпевшего трудно определить их соотношение.

Объект преступления, по Г. П. Новоселову, это тот, против кого оно совершается, т. е. отдельные лица или какое-то множество лиц, материальные или нематериальные ценности которых, будучи поставлены под уголовно-правовую охрану, подвергаются преступному воздействию, в результате чего этим лицам причиняется вред или создается угроза причинения вреда. Объектом выступают те лица, против которых совершается преступление. Причем объект – это не все участники общественного отношения, а лишь те субъекты, на которых направлено преступное посягательство. Потерпевший – фигура, возникающая не в процессе, а в результате преступного посягательства; лицо, которому реально причинен вред.[644]644
  См.: Уголовное право. Общая часть: Учебник/Под ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамовой (автор главы 6 «Объект преступления» – Г. П. Новоселов). С. 133, 134–135; Новоселов Г. П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. М., 2001. С. 60.


[Закрыть] Автор указывает на нетождественность людей – объектов преступления и людей – потерпевших от преступления. Действительно, из цитаты следует, что объект и потерпевший темпорально не совпадают. В результате получается, что потерпевшему нет места в объекте, тогда его «вотчина» – объективная сторона, где он олицетворяет результат воплощения общественно опасного последствия.

Впрочем, и правовое благо также нельзя рассматривать изолированно от правообладателя и полностью отождествлять с объектом преступления. Только совокупность этих элементов – благо и лицо, им обладающее, – есть объект посягательства, и данную систему не следует разобщать. Признание объектом лишь одного из элементов будет ущербным: объект «люди» лишен конкретной направленности, у объекта «благо» нет социального содержания; такое видение сужает понятие объекта до одного из элементов системы, каковую он, объект преступления, представляет.

Одним из аргументов исследователей, отрицающих теорию общественных отношений как объекта преступления, является ссылка на якобы устаревшую философскую основу данного учения – диалектический материализм. Однако, коль скоро отрицается методология в отношении теории объекта, она не может быть использована и в отношении иных понятий и категорий уголовного права. Тем не менее диалектический материализм повсеместно называется методологической основой уголовно-правовой науки.