Текст книги "Полный курс уголовного права. Том II. Преступления против личности"

Эта разновидность квалифицированного убийства знакома российскому законодательству как советского (УК РСФСР 1960 г.), так и досоветского (Уложение о наказаниях 1845 г.) периодов. Повышенная общественная опасность такого рода убийств обусловлена тем обстоятельством, что виновный посягает на жизнь не только реального (сама беременная женщина), но и потенциального (ее плод) человека. Для квалификации по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК не имеет значения ни срок беременности, ни жизнеспособность плода.

С субъективной стороны это убийство предполагает возможность его совершения как с прямым, так и с эвентуальным умыслом. Обязательным признаком рассматриваемого элемента состава является заведомость. Заведомость в данном случае означает осведомленность убийцы о наличии состояния беременности у потерпевшей. Степень такой осведомленности может быть разной. Одни исследователи полагают, что знание о беременном состоянии потерпевшей должно быть бесспорным (Н. К. Семернева), другие считают, что оно может быть достоверным (Л. А. Андреева), третьи – предположительным (С. В. Бородин).

Нам представляется, что термин «заведомость» исключает возможность сомнений и предположений у убийцы относительно наличия состояния беременности у потерпевшей. В его представлении осознание этого факта должно быть несомненным, безусловным, бесспорным. Иными словами, виновный должен быть внутренне убежден в том, что потерпевшая, на чью жизнь он посягает, в момент убийства находится в состоянии беременности. Другое дело – насколько такое субъективное представление и убежденность соответствуют реальной действительности: здесь возможны и ошибки.

Верховный Суд РСФСР пришел к обоснованному выводу, что лицо, достоверно не знавшее о беременности потерпевшей, не может нести ответственность за ее убийство по п. «ж» ст. 102 УК РСФСР (п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

Основанием для такого вывода послужили материалы следующего уголовного дела. Приговором Тюменского областного суда Б. был осужден по п. «ж» ст. 102 УК РСФСР. Рассмотрев дело в кассационном порядке, Верховный Суд установил, что в соответствии с заключением судебно-медицинской экспертизы у потерпевшей имелась беременность 10–15 дней, согласно показаниям свидетелей она достоверно не знала о наличии у нее беременности, а лишь предполагала о ней, сам Б. знал о беременности жены с ее слов предположительно. Принимая во внимание все изложенное, Верховный Суд резюмировал: Б. заведомо не знал о том, что потерпевшая находилась в состоянии беременности, поэтому он не может нести ответственность по п. «ж» ст. 102 УК РСФСР.[212]212
  Единственное исключение здесь можно, пожалуй, сделать для случаев, когда убийца вначале своими действиями приводит жертву в беспомощное состояние (спаивает алкоголем, одурманивает наркотиками, усыпляет снотворными препаратами), а затем, воспользовавшись таким состоянием, убивает ее.


[Закрыть]

Источники получения информации о состоянии беременности могут быть самыми разными: визуальное наблюдение за жертвой, признание самой потерпевшей, наличие медицинских документов и т. д.

Наибольшие споры в теории и трудности в судебной практике вызывает квалификация действий лица, совершающего данное преступление в условиях фактической ошибки.

В ситуации, когда виновный убивает женщину, будучи уверенным, что она беременная, но в действительности этого состояния у нее нет, мы вновь стакиваемся с дилеммой. Квалифицировать это убийство по п. «г» ч. 2 ст.105 УК нельзя, ибо убитой оказалась не беременная женщина. Рассматривать деяние как оконченное простое убийство (ч. 1 ст. 105 УК) невозможно, поскольку умысел виновного простирался на лишение жизни именно беременной женщины. Расценивать это преступление как покушение на убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, тоже, строго говоря, некорректно, так как смерть потерпевшей все же наступила. Не выручает и четвертый вариант, предложенный некоторыми учеными: квалифицировать все со деянное по совокупности преступлений как простое убийство (ч. 1 ст. 105 УК) и покушение на убийство беременной женщины (ч. 3 ст. 30 и п. «г» ч. 2 ст. 105 УК).[213]213
  См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1965. № 11. С. 9.


[Закрыть] В последнем случае совершенное виновным одно убийство искусственно удваивалось бы, а в соответствии с ч. 2 ст. 6 УК «никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление».

Как разрешить дилемму? Поскольку три первых варианта квалификации неточны, а четвертого – не дано, остается из нескольких зол выбрать наименьшее. Меньшей неточностью, в нашем представлении, будет оценка содеянного как покушения на убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности. Аргументы в пользу такой квалификации – те же, что и при анализе предыдущего пункта: совершение убийства при ошибочном предположении о состоянии беременности потерпевшей в соответствии с принципом субъективного вменения можно рассматривать только как покушение на это преступление.

Дополнительным доводом в обоснование предложенной квалификации может служить следующий тезис, сформулированный А. Н. Красиковым. В абз. 3 и 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. «Осудебном приговоре» указывается, что по смыслу закона в пользу подсудимого трактуются не только неустранимые сомнения в его виновности в целом, но и неустранимые сомнения, касающиеся отдельных эпизодов предъявленного обвинения, форм вины, степени и характера участия в совершении преступления, смягчающих и отягчающих обстоятельств и т. п. Поэтому сомнения по поводу квалификации убийства женщины, которая не была беременной, хотя по убеждению виновного находилась в таком состоянии, следует решать в пользу обвиняемого (подсудимого)[214]214
  См.: Красиков А. Н. Указ. соч. С. 93.


[Закрыть]. Но не в смысле оценки его действий как совершения простого убийства, а в смысле квалификации их как покушения на убийство беременной женщины.

Виновный ошибся не в личности как носителе каких-то общесоциальных качеств, а в особенностях тех признаков, которые присущи только данной личности, в данный момент ее физиологического состояния. И коль скоро на эти квалифицирующие свойства потерпевшего фактического воздействия не было, то и вменять их нельзя, а значит, нельзя квалифицировать это деяние как оконченное преступление. Норма о неоконченной преступной деятельности в данном случае наиболее пра вильно отражает существо дела. Она показывает направленность действий виновного и то, что результат, к которому он стремился, не наступил по причинам, не зависящим от его воли[215]215
  См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 1999. С. 228.


[Закрыть].

Общее правило для оценки таких ситуаций сформулировал А. И. Рарог: «При квалификации преступлений, совершенных с ошибочным предположением о наличии квалифицированных обстоятельств, которые фактически отсутствуют, допускается юридическая фикция: фактически оконченное преступление квалифицируется как покушение. Эта фикция оправдана тем, что хотя общественно опасное последствие и наступило, но все же в реальной действительности оно не сопровождалось тем квалифицированным обстоятельством, которое охватывалось сознанием виновного и которое в соответствии с направленностью умысла обосновывает усиление ответственности»[216]216
  РарогА. И. Квалификация преступлений по субъективным признакам. СПб.,2003.С.183.


[Закрыть].

Тем более нет оснований для квалификации преступления как оконченного по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК, когда имеет место фактическая ошибка противоположного свойства: убийство действительно беременной женщины при неосознании этого обстоятельства убийцей. Такая квалификация была бы уже явным актом объективного вменения, грубо нарушающим положения ч. 2 ст. 5 УК.

Характерно, что в судебной практике такие ошибки встречались и последовательно исправлялись Верховным Судом России. Так, по делу П. Президиум Верховного Суда РСФСР указал: нельзя квалифицировать содеянное как покушение на убийство беременной женщины, если виновный заведомо не знал о наличии беременности у потерпевшей. Из материалов дела видно, что на день совершения преступления беременность потерпевшей была менее двух недель. Осостоянии беременности она узнала через полтора месяца после совершения преступления, когда обратилась в женскую консультацию. Осужденный утверждал, что не знал о беременности жены. Учитывая изложенное, Верховный Суд обоснованно расценил действия П. как покушение на простое убийство.[217]217
  См.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1962. № 11. С. 5.


[Закрыть]

Несколько иначе следует оценивать действия убийцы, который посягал на жизнь беременной женщины, но ошибся и причинил смерть постороннему человеку. В данном случае виновный, преследуя цель причинить смерть беременной женщине, фактически совершает про стое убийство. Его действия должны квалифицироваться по направленности умысла как покушение на убийство женщины, находящейся в состоянии беременности[218]218
  См.: Якушин В. А. Субъективное вменение и его значение в уголовном праве. Тольятти, 1998. С. 281.


[Закрыть].

Всякое убийство есть, несомненно, проявление жестокости, т. е. крайней суровости, безжалостности, беспощадности. Исключение, пожалуй, можно сделать лишь для убийств, совершаемых из сострадания к потерпевшему, по просьбе безнадежно больного человека.

Однако мера жестокости при совершении различных убийств бывает неодинаковой. Законодатель учел этот момент, предусмотрев наиболее одиозные формы проявления жестокости и в качестве отягчающих наказание обстоятельств (п. «и» ч. 1 ст. 64 УК), и в качестве квалифицирующего признака убийства (п. «д» ч. 2 ст. 105 УК). Для квалификации убийства по данному пункту требуется его совершение с «особой жестокостью».

Известные трудности при квалификации этого вида убийства обусловлены тем, что «особая жестокость» является оценочным понятием. Сам законодатель не раскрывает смысл указанной категории. Попытки его уяснения судебной практикой нельзя пока признать до конца успешными. В доктрине уголовного права также не наблюдается единства мнений относительно трактовки словосочетания «особая жестокость»

Так, С. К. Питерцев утверждает, что убийство, признаваемое особо жестоким, должно характеризоваться крайней степенью жестокости – жестокостью сверхобычной, из ряда вон выходящей, исключительной[219]219
  См.:Питерцев С. К.Оценка множественности ранений в посягательствах на жизнь//Советская юстиция. 1973. № 19. С. 18.


[Закрыть]. Определение оценочного понятия через оценочные же категории ничуть не приближает нас к разгадке феномена особо жестокого убийства, к уяснению того истинного смысла, который вложил законодатель в анализируемый термин.

В. С. Ковальский определяет особую жестокость как совокупность юридических признаков физического или психического насилия, указывающего на изощренное или безжалостное причинение страданий потерпевшему или его близким[220]220
  См.: Преступления, совершаемые с особой жестокостью. Киев, 1989. С. 8.


[Закрыть]. В приведенной формуле крайне затруд нительно уловить грань, отделяющую особо жестокое убийство от обычного его аналога.

По мнению А. Н. Попова, особая жестокость при убийстве заключается в причинении потерпевшему особых физических и (или) нравственных страданий, т. е. сильных, достаточно продолжительных, многократных или однократных страданий[221]221
  См.: Попов А. Н. Указ. соч. С. 344–345.


[Закрыть]. К сожалению, и это, уже весьма близкое к совершенству, определение не позволяет в полном объеме раскрыть смысл понятия «особая жестокость».

По-видимому, без обращения к формам, видам и проявлениям особо жестокого убийства уяснить его отличительные особенности вообще невозможно. Определенный ориентир для правильной квалификации таких убийств дает судебная практика.

Особая жестокость связывается в ней в первую очередь со способом убийства, во вторую – с обстановкой убийства и иными обстоятельствами, свидетельствующими о проявлении виновным чрезвычайного немилосердия, экстраординарной жестокости.

Начнем со способа. Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г., признак особой жестокости наличествует, в частности, в случаях, когда перед лишением жизни или в процессе совершения убийства к потерпевшему применялись пытки, истязание либо когда убийство совершено способом, который заведомо для виновного связан с причинением потерпевшему особых страданий (нанесение большого количества телесных повреждений, использование мучительно действующего яда, сожжение заживо, длительное лишение пищи, воды и т. д.).

Так, Верховным Судом РФ действия Э., совершившего убийство способом, который заведомо для виновного был связан с причинением потерпевшему особых страданий (он был сожжен заживо), правильно квалифицированы по п. «г» ст. 102 УК РСФСР (п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ).[222]222
  См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 5. С. 11.


[Закрыть]

В судебной практике зафиксированы и такие особо жестокие способы убийства, как медленное обескровливание организма находящегося в сознании потерпевшего, длительное воздействие на него низкими температурами или электротоком, обваривание кипятком, обливание соляной кислотой, удушение жертвы с периодическим приведением ее в сознание, погребение заживо и т. п.

Другой разновидностью рассматриваемого преступления является убийство с использованием особой обстановки или иных специфических обстоятельств.

Такая обстановка может быть связана как с потерпевшим, так и с его близкими. В первом случае имеется в виду убийство, соединенное с глумлением над жертвой, а также поочередное убийство нескольких потерпевших на их глазах при условии, что убийца осознавал наличие особых психических страданий у пока еще остающихся в живых жертв.

В качестве использования иных обстоятельств можно рассматривать ситуацию, когда виновный перед убийством вырывает могилу на глазах у жертвы (или заставляет это делать саму жертву), причиняя тем самым особые страдания потерпевшему.[223]223
  См.: Попов А. Н. Указ. соч. С. 361.


[Закрыть]

Особая жестокость может выражаться в совершении убийства в присутствии близких потерпевшему лиц, когда виновный сознавал, что своими действиями причиняет им особые страдания. Под «близкими» в данном случае следует понимать не только близких родственников, но и всех тех лиц, о которых уже говорилось при анализе п. «б» ст. 105 УК.

Например, убийство с особой жестокостью усматривается в действиях лица, лишающего жизни мать на глазах ее малолетних детей или убивающего невесту в присутствии жениха. Особая жестокость этой разновидности убийств заключается в том, что повышенные страдания, нравственные муки испытывают не сами жертвы убийств, а близкие им люди, оказавшиеся волею судьбы на месте преступления и вынужденные в силу этого быть не просто очевидцами убийства как свершившегося факта, но еще и наблюдателями самого процесса лишения жизни близкого им человека.

Вместе с тем далеко не всякое убийство в присутствии ребенка может квалифицироваться как совершенное с особой жестокостью. Обязательным условием должно выступать наличие близких отношений между ребенком и жертвой. Так, Верховный Суд РФ исключил из обвинения К. признак особой жестокости. Суд установил, что К. совершил убийство Ц. в присутствии семилетней дочери своей сожительницы. Для девочки убитый был посторонним (а не близким) человеком[224]224
  См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 11. С. 3.


[Закрыть].

Неосознание малолетним ребенком в процессе лишения жизни его близких характера происходящего (при понимании этого обстоятельства убийцей) также не дает оснований для квалификации содеянного по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК.

По аналогии с приведенной выше квалификацией С. В. Бородин предлагал оценивать по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК и действия лиц, использующих беспомощное состояние потерпевшего, который сознавал, что его лишают жизни, но по возрасту или в силу других причин не мог оказать сопротивления. И хотя автор ссылался при этом на практику Верховного Суда РФ, полагая, что «возражать против такой практики нет никаких оснований»[225]225
  См.: Андреева Л. А., Константинов П. Ю. Влияние жестокости преступного поведения на уголовную ответственность. СПб., 2002. С. 135.


[Закрыть], нам его позиция не представляется неоспоримой.

Осознание потерпевшим, что его лишают жизни в связи с тем, что он находится в беспомощном состоянии, есть, как мы уже убедились ранее, один из признаков состава преступления, предусмотренного п. «в» ч. 2 ст. 105 УК. Если во всех этих случаях подобные убийства рассматривать еще и как совершенные с особой жестокостью, то возникает вопрос: зачем законодателю понадобилось выделять данный вид убийства в самостоятельный пункт? Он это сделал, видимо, потому, что рассматриваемые убийства представляют собой относительно самостоятельные виды квалифицированных посягательств на жизнь человека.

Таким образом, сам по себе факт знания потерпевшим того, что он сейчас будет убит, не может являться основанием для признания убийства совершенным с особой жестокостью. При таком подходе практически каждое убийство пришлось бы квалифицировать как совершенное с особой жестокостью. Ибо жертва, как правило, знает, что она может быть или будет убита[226]226
  См.: Попов А. Н. Указ. соч. С. 277.


[Закрыть].

Следовательно, дополнительная квалификация убийства потерпевшего, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии (ребенка, престарелого, больного, увечного и т. д.), еще и как особо жестокого возможна лишь тогда, когда такое убийство действительно сопровождается особой жестокостью в вышеописанном смысле этих слов. Автоматическая квалификация рассмотренных видов убийств по совокупности, на наш взгляд, недопустима.

Примером правильной оценки такой ситуации может служить следующее уголовное дело. После длительного истязания своего малолетнего сына П. решил его убить. С этой целью он вынес практически раздетого ребенка в подъезд дома, взял за туловище и сбросил вниз головой в мусоропровод. Температура воздуха в этот момент была ниже 20 ℃. Лишь по счастливому стечению обстоятельств смерть потерпевшего не наступила. Красноярский краевой суд квалифицировал содеянное П. по ч. 3 ст. 30 и п. «в», «д» ч. 2 ст. 105 УК. Верховный Суд РФ посчитал такую квалификацию обоснованной[227]227
  Бородин С. В. Указ. соч. С. 112.


[Закрыть].

Наконец, еще одним проявлением особо жестокого убийства рассматривалось до недавнего времени глумление над трупом. Пленум Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. изменил подход к оценке этого деяния. В своем постановлении Пленум указал, что глумление над трупом само по себе не может расцениваться в качестве обстоятельства, свидетельствующего о совершении убийства с особой жестокостью. Содеянное в таких случаях, если не имеется других данных о проявлении виновным особой жестокости перед лишением жизни или в процессе совершения убийства, следует квалифицировать по соответствующей части ст. 105 и по ст. 244 УК, предусматривающей ответственность за надругательство над телами умерших.

Уничтожение или расчленение трупа с целью сокрытия преступления не может быть основанием для квалификации убийства как совершенного с особой жестокостью.

Умерщвление потерпевшего не особо жестоким способом, хотя и с последующим расчленением и изъятием фрагментов тела с целью приготовления их в пищу или использования как трансплантатов, также не может влечь ответственность по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК.

Особая жестокость, в чем бы она ни выражалась – садистских ли проявлениях, специфических способах убийства или в причинении моральных страданий близким потерпевшего, – должна охватываться умыслом виновного. Развернутая формула вины при совершении этого преступления включает в себя осознание особо жестокого характера действия или бездействия в процессе лишения жизни потерпевшего, предвидение возможности или неизбежности наступления смерти и желание (либо сознательное допущение) наступления таковой как особо жестокой смерти.

Для квалификации убийства как особо жестокого необходимо установить единство объективного и субъективного моментов: а) действительно (реально) испытываемые потерпевшим в процессе лишения жизни особые страдания; б) стремление убийцы причинить жертве именно такую мучительную смерть. Если потерпевший перед смертью не испытывал упомянутых мучений и страданий (находился в бессознательном состоянии) или был умерщвлен не особо жестоким способом, а убийца, заблуждаясь по поводу этих обстоятельств, полагал, что причиняет жертве особо жестокую смерть, то содеянное по правилам о фактической ошибке можно квалифицировать только как покушение на убийство с особой жестокостью.

В работах, посвященных исследованию феномена жестокости, справедливо утверждается, что о такой характеристике деяния, как его жестокость, следует судить на основании анализа его субъективной стороны, личностного смысла осуществляемых действий для преступника, а не базируясь на оценке внешних фактических обстоятельств. Внешними эмпирическими показателями жестокости (в сочетании с особенностями внутренней стороны деяния) являются такие ее характеристики, как отсутствие какой-либо утилитарной цели, а также чрезмерная интенсивность насилия, его явная избыточность[228]228
  См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 2. С. 27.


[Закрыть].

Мотивы убийства с особой жестокостью влияют на квалификацию лишь тогда, когда сами являются квалифицирующими признаками ч. 2 ст. 105 УК. Поэтому убийство с особой жестокостью, отягощенное корыстными или хулиганскими побуждениями либо мотивом кровной мести, требует дополнительной квалификации совершенных преступлений по соответствующим пунктам ч. 2 ст. 105 УК.

И наоборот, убийство, даже характеризующееся особой жестокостью, но совершенное при наличии смягчающих обстоятельств (например, в состоянии аффекта или при превышении пределов необходимой обороны), влечет ответственность по ст. 107 или 108 УК. Предпочтение при такой конкуренции норм отдается привилегированным составам.

Особая жестокость есть категория уголовно-правовая, а не медико-психологическая. Поэтому окончательная оценка этого признака является прерогативой юристов, а не судебных медиков. Заключение судебно-медицинской экспертизы по данной категории дел служит хотя, безусловно, и важным, но всего лишь ориентиром для правильной квалификации содеянного.

Например, сам по себе факт нанесения множественных ранений холодным оружием потерпевшему, зафиксированный судебными медиками, может в процессе расследования уголовного дела подтвердить версию не об убийстве с особой жестокостью, а, наоборот, о стремлении убийцы как можно скорее покончить со страданиями потерпевшего, смерть которого, несмотря на все усилия виновного, не наступала долгое время в силу недюжинных физических кондиций самой жертвы.

Верховный Суд в свое время также отмечал, что сама по себе множественность ранений при убийстве или покушении на него не является условием, которое во всех случаях следует рассматривать как свидетельство совершения преступления с особой жестокостью, поскольку по смыслу закона необходимо установить такие доказательства, которые свидетельствуют о том, что виновный действовал с умыслом, направленным на совершение преступления с особой жестокостью, заведомо причинял потерпевшему особые мучения и страдания и желал этого.[229]229
  См.: Кудрявцев И. А., Ратинова Н. А. Криминальная агрессия. М., 2000. С. 80.


[Закрыть]

По другому делу Верховный Суд пришел к выводу, что убийство не может квалифицироваться как совершенное с особой жестокостью, так как множество ранений было причинено потому, что потерпевший убегал, т. е. действия убийцы были обусловлены не стремлением причинить особые страдания потерпевшему, а целью как можно скорее убить его.[230]230
  См.: Там же. 1981. № 1. С. 27; Бюллетень Верховного Суда РФ. 1992. № 5. С. 17.


[Закрыть]