Текст книги "Психологические исследования личности. История, современное состояние, перспективы"

Наконец, в четвертом направлении исследования созерцания, представленном в основном в книге С. Л. Рубинштейна «Человек и мир», суть этого феномена сводится к такому ценностному непрагматическому отношению субъекта к объективной действительности, которое позволяет ему не столько успешно познавать мир, сколько определить свое место в жизни. «Величие человека, его активность проявляются не только в деянии, но и в созерцании, в умении постичь и правильно отнестись ко Вселенной, к миру, к бытию» (Рубинштейн, 1997, с. 73). Включенная в постижение созерцательность понимается как иной, отличный от познания и действия способ отношения к миру, восприятия, осознания мира человеком.

С. Л. Рубинштейн различает созерцание и деятельность. При этом он трактует первое не как феноменологическую непосредственность, пассивность чувственного восприятия, а как выражающее сущность самого субъекта ценностное отношение к бытию. Главная характеристика созерцания как одной из функций сознания состоит в его «заинтересованности» в раскрытии истины, в раскрытии реального положения дел.

«Введением категории „созерцание“, приравненной по своему рангу к познанию и деятельности, Рубинштейн фактически разрешает противоречие, выводит из тупика, в который привело стремление экзистенциализма противопоставить познанию мира его „принятие“, акцентировать не столько логические структуры познания, сколько способность личности к размышлению. Но тупик возник в связи с низведением категории „принятия“, „размышления“ к индивидуальному уровню, уровню личности. Несомненно, что между этими категориями есть существенное различие. Рубинштейн также учитывает это различие, для чего и вводит отличающуюся от познания категорию „созерцания“. Но ранг „созерцания“ Рубинштейн поднимает до уровня способности философски определенного, а не эмпирического субъекта. Здесь созерцание приближается по своему значению к дильтеевскому „пониманию“ или герменевтической интерпретации. Если познание раскрывает „логику“, сущность объекта, то созерцание выражает способность субъекта „верно отнестись к миру“, т. е. определить „логику“ своего к нему отношения. В этом смысле познать мир еще не значит разумно определить свое место в нем» (Абульханова-Славская, Славская, 1997, с. 125).

Таким образом, в созерцании как составляющей постижения выражается неосознаваемое ценностное отношение субъекта к эмпирической, социокультурной и экзистенциальной реальностям человеческого бытия, включающим себя и других людей.

Наконец, в-шестых, в каждом человеке есть что-то не выразимое в знании, не поддающееся познанию, а представленное только в жизненном и экзистенциальном опыте. Это «что-то» – потаенная основа бытия, его глубинные основания (Касавина, 2014; Кузьмина, 2014). Согласно М. Полани, это скрытая реальность, область неизвестных и непредставимых подлинных сущностей (Полани, 1985). Неудивительно, что во многих жизненных и экзистенциальных ситуациях неразумно и неправильно надеяться на полное и якобы абсолютно точное понимание фактов, событий, людей. Мудрые люди отличаются от других именно ясным осознанием недостаточности понимания-знания или понимания-интерпретации, они изначально принимают как данность необходимость понимания-постижения партнеров по коммуникации (Знаков, 2009). Мудрец знает, что человек – это такое духовное существо, потаенные глубины которого не дано узнать не только другим, но и ему самому. Вследствие непостижимости партнеров субъекты общения вынуждены удовлетворяться пониманием-постижением.

Человеческое бытие по объему и содержанию шире познания, и потому даже о себе современный человек не может знать все, – и самые глубокие мыслители никогда не смогут понять себя. Это очень точно сформулировал М. Н. Эпштейн, характеризуя Г. В. Иванченко: «Она не знала самой себя, она была много больше того, что понимала о себе; эту аристократическую черту нельзя подделать, – врожденный переизбыток бытия над знанием в существе, которое посвятило жизнь самопознанию себя и человечества» (Эпштейн, 2014, с. 4). Мы можем понять таких уникальных людей только по типу понимания-постижения. Это понимание процессуально, динамично и основано не на знании, а на опыте.

Что такое опыт? Согласно «Критике чистого разума» И. Канта, опыт есть главный продукт нашего ума. С точки зрения современной философии, «опыт – знание, которое непосредственно дано сознанию субъекта и сопровождается чувством прямого контакта с познаваемой реальностью – будь это реальность внешних субъекту предметов и ситуаций (восприятие) или же реальность состояний самого сознания (представления, воспоминания, переживания и т. д.). Большинство философов сближали опыт с чувственным знанием» (Лекторский, 2001, с. 158). В частности, «в экзистенциальной философии опыт понимается как глубинное знание, которое рождается в корне экзистенции в процессе переживаний и действий, составляющих духовное бытие личности, решение ею коренных вопросов существования: отношения к смерти, причастности миру, преодоления одиночества» (Калюжная, 2009).

В самом общем виде в науке опытом называются сохранившиеся в нашей памяти осмысленные и пережитые ситуации познания и общения, включающие возможные способы действий в них. В соответствии с антропологическим принципом опыт рассматривается как сложный сплав знаний, переживаний, ценностей, смыслов. Интегративная сущность опыта, описанная с удивительной категориальной ясностью, представлена в эмпирической антропологии М. Фуко. С его точки зрения, совокупность опыта образуют три элемента – формы возможного знания, нормативные основания поведения и вероятные способы существования возможных субъектов. Он писал: «А под „мыслью“ я понимал исследование того, что можно назвать средоточиями опыта, где одно сходится с другим: во-первых, формы возможного знания; во-вторых, нормативные основания поведения индивидов; и наконец, вероятные способы существования возможных субъектов. Эти три элемента – формы возможного знания, нормативные основания поведения и вероятные способы существования возможных субъектов, – эти три вещи или, скорее, сочетание этих трех вещей, я полагаю, можно назвать „средоточием опыта“» (Фуко, 2011, с. 15). «Средоточие опыта» М. Фуко иллюстрировал на примере исследования безумия как опыта нашей культуры. Он пытался постичь безумие, во-первых, как матрицу разнородных знаний: медицинских, специфически психиатрических, психологических, социологических и т. п.; во-вторых, в той мере, в какой оно выступает как совокупность норм, позволявших определять феномен девиации в обществе, сумасшествие. «Наконец, в-третьих, исследовать безумие в той мере, в какой опыт безумия определяет складывание определенного способа быть нормальным субъектом, в противоположность и по отношению к субъекту безумному. Вот три аспекта, три измерения опыта безумия (форма знания, матрица поведения, организация способа быть субъектом), которые я с большим или меньшим успехом и эффективностью пытался связать воедино» (там же).

Психологи изучают разные виды опыта – субъектный, личностный, ментальный, жизненный, экзистенциальный и др. В контексте исследования мудрости и постижения наиболее значимыми мне представляются два последних. Опыт объединяет в себе декларативные и процедурные знания, знание «что» и знание «как». Далеко не все события и ситуации нашей жизни память сохраняет как опыт – нужна еще внутренняя умственная работа. О. Хаксли писал: «Опыт – это не то, что происходит с человеком; это то, что делает человек с тем, что с ним происходит» (Huxley, 1932, p. 5). По моему мнению, это высказывание характеризует не экзистенциальный, а жизненный опыт. Действительно, любой человек каждый день узнает что-то новое, происходят какие-то события, он оказывается включенным во множество социальных ситуаций. Все они не могут сохраниться в нашей памяти: жизненный опыт – это только переработанные, осмысленные знания и впечатления. Иначе говоря, это то, над чем мы сознательно подумали, сделали выводы и решили, что это имеет для нас субъективную ценность и личностный смысл.

Формирование же экзистенциального смысла (эта категория по объему и содержанию уже понятия жизненного смысла) происходит несколько иначе. С позиций психологии человеческого бытия различение жизненного и экзистенциального опытов субъекта является принципиальным. Экзистенциальный и жизненный виды опыта следует различать, по меньшей мере, по трем критериям: 1) наличие или отсутствие в структуре опыта метасистемной организации; 2) ориентация на «субъективный» способ определения самого значимого, ценного для субъекта и на «объективный» выход за содержательные пределы ситуации, абстрагирование от ее конкретных обстоятельств, обобщение; 3) оценка субъектом событий и ситуаций человеческого бытия либо как привычных либо как критических, резко отличающихся от повседневных. Рассмотрим эти критерии подробнее.

Экзистенциальный опыт по отношению к жизненному является метасистемным, это «опыт второго порядка». Экзистенциальные события представляют собой такие осмысленные, понятые, оцененные субъектом факты и явления человеческого бытия, к которым он не может остаться равнодушным. Неудивительно, что экзистенциальными для субъекта становятся далеко не все повседневные события и ситуации, которые он помнит. Экзистенциальные – только события, оказавшие на человека сильное влияние, в процессе осмысления и понимания которых изменился его внутренний мир. Очевидно, что некоторые события приобретают для нас экзистенциальное значение лишь после осмысления, оценки, понимания того, что сначала могло показаться малозначимым и не имеющим непосредственного отношения к нашей жизни. И только рефлексия, сопоставление, умозаключения позволяют осознать не сиюминутный характер, а непреходящий экзистенциальный смысл произошедшего. Например, победа подростка в школьных спортивных соревнованиях может послужить толчком к размышлениям о роли спорта в жизни человека и о возможности в будущем стать спортсменом.

Из неразрывной связи двух видов опыта следует, что в психологическом исследовании экзистенциальный и жизненный опыт нужно рассматривать как единую систему, причем, по выражению А. В. Карпова, «систему со встроенным метасистемным уровнем». В содержании системы экзистенциальный опыт «одновременно является и ее собственным уровнем, и уровнем, выходящим за ее пределы (метауровнем), т. е. в определенном смысле – локализованным вне ее» (Карпов, 2011, с. 181). Системный и метасистемный уровни опыта не могут существовать один без другого. С одной стороны, основанием определения события как экзистенциального для человека становится формирование его эмоционального и познавательного отношения к этому фрагменту повседневного бытия, переживания всего, что с ним связано. С другой стороны, отнесение события к обыденному жизненному опыту возможно только с точки зрения уже осуществленных понимания, рефлексии, сопоставления с другими событиями и ситуациями.

Индивидуально-личностный способ отнесения субъектом события к разряду экзистенциальных определяется целостным пониманием ситуации, в которой оно происходит. Понимание ситуации включает переживания и смыслы, имеющие для человека позитивную или негативную ценность. Событие (в частности встреча с крупным ученым) может произвести на кого-то неизгладимое впечатление и стать значимым компонентом экзистенциального опыта. Для других знакомство с этим человеком – хотя и интересный, но все-таки рядовой жизненный эпизод. Например, для меня судьбоносное значение имело научное и личное общение с Б. Г. Ананьевым, A. В. Брушлинским, О. К. Тихомировым, а многие из моих коллег и друзей прежде всего вспоминают и называют другие фамилии – B. В. Давыдова, А. Н. Леонтьева, Б. Ф. Ломова. И это нормально с точки зрения психологии понимания, основанной на представлениях об индивидуальных различиях структур личностного знания, с которыми соотносится понимаемое событие или ситуация.

Однако экзистенциальность события определяется не только субъективно-личностными факторами. Экзистенциальное – это всегда выходящее за пределы внутреннего мира субъекта и оцениваемое с системных позиций: «Я и другие», «Я и человечество», «Человек и жизнь», «Бытие и небытие» и т. п. Понимание события как экзистенциального основано на таком абстрагировании от конкретных эмпирических обстоятельств ситуации, которое включает его содержание в духовный мир субъекта, способствует осознанию его непреходящей жизненной ценности. Понимание всего, что для субъекта значимо, основано на метакогнитивной осведомленности, на выходе за пределы конкретного содержания события (ситуации). Такой выход требует от субъекта не только соотнесения понимаемого события с личностным знанием, но и включения его в более широкий контекст человеческого бытия.

Большую вероятность превращения в экзистенциальные имеют критические события, выходящие за пределы обыденного опыта человека: неизлечимая болезнь, утрата близких, страх смерти у летчиков-испытателей или обычных людей, которые оказались на месте теракта или техногенной катастрофы, и т. д. Естественно, что такие события эмоционально очень нагружены и имеют большие шансы повлиять на внутренний мир субъекта. Однако то, станет ли событие критическим и экзистенциальным для субъекта, определяется не только перечисленными выше объективными факторами: важную роль играет соотношение объективных жизненных обстоятельств и субъективного восприятия и понимания их как простых, обыденных, или сложных, труднопреодолимых. Экзистенциальный опыт объединяет в себе и то, что мы можем выразить, описать вербальными средствами, и то неосознаваемое, в существовании чего мы почему-то уверены, но о чем можем только строить интуитивные догадки и понимать на уровне понимания-постижения.

Заключение

Итак, мудрость и постижение были для Л. И. Анцыферовой не только научными проблемами, но и неявными и, скорее всего, даже неосознаваемыми векторами ее собственной жизни. Она понимала, что решения, принимаемые людьми в трудных жизненных ситуациях, основаны как на разуме, рациональных рассуждениях, так и на интуитивном внепонятийном постижении. Будучи мудрым человеком, Л. И. Анцыферова осознавала это лучше многих других психологов (см., например, самую цитируемую в научной литературе ее статью о личности в трудных жизненных условиях: Анцыферова, 1995). Людмила Ивановна, вероятно, очень удивилась бы, если бы услышала, что кто-то называет ее мудрой. Между тем она была мудрецом в классическом историко-научном значении этого слова. Мудрец говорит то, что есть, о бытии мира и вещей, он высказывает истину от первого лица, от своего имени. Обычно мудрец «хранит свою мудрость в уединении, по крайней мере, для него важно хранить ее. В сущности, мудрец мудр и сам по себе, ему не нужно говорить. Ничто не понуждает его говорить, ничто не обязывает его распространять свою мудрость, учить ей или выказывать ее. Этим объясняется то, что мудрец, так сказать, структурно молчалив. А если и говорит, так только если кто-то обратился к нему с вопросом или если в государстве чрезвычайная ситуация» (Фуко, 2014, с. 27). Но главное – в науке мудрец всегда является носителем и продолжателем определенной традиции. Эпистемологическая позиция Л. И. Анцыферовой представляет собой оригинальную линию изучения человеческой психики, отличную от линий А. В. Брушлинского и других учеников и продолжателей рубинштейновской традиции. Неудивительно, что ее исследования по психологии личности и психологии мудрости до сих пор остаются образцом научной эрудиции, глубины и тщательности анализа изучаемых проблем.

Литература

Абульханова-Славская К. А., Славская А. Н. Комментарии // Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М.: Наука, 1997. С. 113–128.

Акопов Г. В. Созерцание как предмет психологических исследований // Созерцание как современная научно-теоретическая и прикладная проблема: Материалы Поволжского консолидирующего семинара, 21 мая 2010 г. / Отв. ред. Г. В. Акопов. Самара: ПГСГА, 2011. С. 36–43.

Алексеев Н. А. Созерцание – метод и цель // Искусство и образование. 2013. № 1 (81). С. 111–125.

Анцыферова Л. И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита // Психологический журнал. 1995. № 1. С. 3–18.

Анцыферова Л. И. Психологическое содержание феномена субъект и границы субъектно-деятельностного подхода // Проблема субъекта в психологической науке / Под ред. А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой и В. Н. Дружинина. М.: Академический проект, 2000. С. 27–42.

Анцыферова Л. И. Мудрость и ее проявления в разные периоды жизни человека // Психологический журнал. 2004. № 3. С. 17–24.

Анцыферова Л. И. Гуманистически-экзистенциальный подход к мудрости: Способы постижения истинного Я и призвания человека // Психологический журнал. 2005. № 3. С. 5–14.

Богуславская О. Н. Понятный, ясный, доступный, постижимый, внятный // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первый выпуск / Под общим рук. Ю. Д. Апресяна. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 258–262.

Брушлинский А. В. Философия и психология: С. Л. Рубинштейн и С. Л. Франк // Психологический журнал. 1999. № 6. С. 6–12.

Брушлинский А. В. О критериях субъекта и его деятельности // Психология субъекта профессиональной деятельности. Москва – Ярославль: ДИА-Пресс, 2001. С. 5–23.

Знаков В. В. Понимание в познании и общении. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 1994.

Знаков В. В. Три традиции психологических исследований – три типа понимания // Вопросы психологии. 2009. № 4. С. 14–23.

Калюжная Н. А. Философский анализ опыта: экзистенциальные аспекты // Вопросы философии. 2009. № 9. С. 164–170.

Карпов А. В. Психология сознания: Метасистемный подход: Монография. М.: РАО, 2011.

Касавина Н. А. Экзистенциальный опыт как феномен культуры // Вопросы философии. 2014. № 10. С. 46–56.

Кузьмина Т. А. Экзистенциальная философия. М.: «Канон+» – РООИ «Реабилитация», 2014.

Лекторский В. А. Опыт // Новая философская энциклопедия: В 4 т. М.: Мысль, 2001. Т. 3. С. 158–159.

Леонтьев Д. А. Мудрость как интегральная характеристика личностного потенциала // Личностный потенциал: структура и диагностика / Под ред. Д. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2011. С. 92–106.

Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. М.: Прогресс, 1985.

Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М.: Наука, 1997.

Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб.: Питер, 2000.

Сергиенко Е. А. Возвращение к Пиаже // Психологический журнал. 2008. № 1. С. 34–46.

Франк С. Л. Непостижимое: Онтологическое введение в философию религии. М.: ACT: ACT Москва; Хранитель, 2007.

Фуко М. Герменевтика субъекта // Социо-Логос. Вып. 1. М.: Прогресс, 1991. С. 284–311.

Фуко М. Герменевтика субъекта: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1981–1982 учебном году. СПб.: Наука, 2007.

Фуко М. Управление собой и другими: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1982–1983 учебном году. СПб.: Наука, 2011.

Фуко М. Мужество истины: Управление собой и другими II: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1983–1984 учебном году. СПб.: Наука, 2014.

Хмелевская С. А., Яблокова Н. И. Система форм постижения бытия в контексте современной культуры // Вестник МГОУ. Серия «Философские науки». 2013. № 2. С. 74–78.

Эпштейн М. От мудрости к философии – и обратно // Эпштейн М. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук. М: Новое литературное обозрение, 2004. С. 788–806.

Эпштейн М. Н. Галина Владимировна Иванченко, 4 июня 1965–4 августа 2009 // Иванченко Г. В. Я не искала образов и слов: Избранные стихотворения. Таганрог: Издатель А. Н. Ступин, 2014.

Baltes P. B. Wisdom as Orchestration of Mind and Virtue. Berlin: Max Planck Institute for Human Development, 2004.

Baltes P., Kunzmann U. Wisdom // The Psychologist. 2003. V. 16. № 3. P. 131–132.

DeCicco T. L., Stroink M. L. A Third Model of Self-Construal: The Metapersonal Self // International Journal of Transpersonal Studies. 2007. V. 26. Issue 1. P. 82–104.

Huxley AI. Texts and Pretexts: An Anthology of Commentaries. L: Chat-to and Windus, 1932.

Mara C. A., DeCiccо T. L., Stroink M. L. An Investigation of the Relationships Among Self-Construal, Emotional Intelligence and Well-Being // The International Journal of Transpersonal Studies. 2010. V. 29. Issue 1. P. 1–11.

Nisbett R. E., Peng K., Choi I., Norenzayan A. Culture and systems of thought: Holistic versus analytic cognition // Psychological Review. 2001. V. 108 (2). P. 291–310.

Scheler M. Wesen und Formen der Sympathie. Bonn: Verlag Cohen, 1923.

Sternberg R. Wisdom, Intelligence and Creativity Synthesized. Cambridge: Cambridge University Press, 2003.