Текст книги "Экономическая история мира. Том 5. Реформы 90-х годов XX века в странах Восточной Европы. Опыт мирового кооперативного движения"

Поставив во главу угла своей экономической концепции понятие благосостояния в качестве «определенного состояния человеческих чувств» на основе удовлетворения некоторой совокупности потребностей, Пигу придал теории морально-этический характер с элементами психологизма и этики поведения. Для количественного измерения экономического благосостояния он предложил использовать категорию национального дивиденда, которая представляла собой по сути новое название национального дохода страны (чистого продукта общества). Национальный дивиденд, с точки зрения Пигу, это годовой поток товаров и услуг в денежном выражении за вычетом расходов, связанных с использованием капитальных благ.

Опираясь на маржиналистскую методологию анализа экономических процессов, Пигу предложил оригинальный подход к исследованию распределения ресурсов и доходов в обществе и тем самым – распределения национального дивиденда, который он считал ключевым показателем не только эффективности общественного воспроизводства, но и степени общественного благосостояния.

В рамках такого анализа требовалось выяснить соотношение экономических интересов индивида и общества, для чего было введено понятие предельного чистого продукта в двух его формах – частной и общественной, и на этой основе решалась проблема расхождений между предельным частным чистым продуктом и предельным общественным чистым продуктом.

Пигу установил зависимость объемов этих предельных величин от цены предложения реализуемых на рынке благ, под которой понимались предельные издержки производителей. Если цена предложения снижается, то предельный общественный чистый продукт будет больше предельного частного чистого продукта, а если повышается, то меньше. В случае постоянной цены предложения общественный и частный предельные чистые продукты уравниваются, и только при этом равенстве достигается максимум производства. Что же касается экономического благосостояния, то его максимум, выраженный в максимуме национального дивиденда, может быть достигнут лишь при оптимальном рассредоточении ресурсов по отраслям народного хозяйства. Иными словами, когда использование ресурсов в определенной сфере экономики приносит меньшую отдачу, чем в какой-либо другой, то для увеличения национального дивиденда необходимо их соответствующее перемещение в более эффективные отрасли.

Национальный дивиденд приближается к своему максимальному значению лишь при одинаковой стоимости предельного общественного чистого продукта, получаемой в результате любого возможного варианта использования ресурсов. Путь к подобному равновесию (к уравниванию недельных продуктов) и к достижению максимума национального дивиденда обеспечивается, по мысли Пигу, действием двух дополняющих друг друга сил: с одной стороны, «своекорыстным частным интересом», а, с другой, – государством, выражающим интересы общества. При этом основными государственными инструментами, содействующими ликвидации разрыва между предельными продуктами, выступают либо субсидии, либо налоги. Таким образом, несоответствие между двумя видами предельного чистого продукта явилось теоретическим обоснованием необходимости государственного вмешательства в рыночную экономику, направленного на увеличение эффективности размещения ресурсов.

В области налогообложения Пигу ратовал за более справедливое распределение национального дивиденда с помощью трансферта доходов от богатых к бедным, полагая, что такое перераспределение доходов (разумеется, при сохранении данной величины национального дивиденда в целом) должно вести к росту общего благосостояния.

Подобный рост благосостояния Пигу обосновывал действием убывающей предельной полезности доходов, когда некоторое уменьшение личных доходов богатых означало бы для них несопоставимо меньшую жертву, чем улучшение материального положения бедных, для которых прирост дохода мог бы приносить значительно больше удовлетворения, или полезности, по сравнению с богатыми людьми, пресыщенными имеющимися в их распоряжении благами. Тем самым Пигу доказал, что поскольку перераспределение не изменяет величины общего дохода, а предельная полезность является убывающей функцией дохода, то именно передача части богатства бедным позволяет увеличивать благосостояние страны.

В целях наглядности можно воспользоваться одним условным числовым примером. Предположим, что в ходе перераспределения национального дивиденда каждый миллион индивида уменьшается на 100 тыс. рублей, передаваемых равными долями десяти пенсионерам с месячным доходом 5 тыс. рублей. Если для миллионера вычет 100 тыс. рублей составит всего лишь десятую часть дохода, то для каждого пенсионера прибавка в 10 тыс. рублей приведет к троекратному росту получаемого дохода. В этом случае предельная полезность 10 тыс. рублей для одного пенсионера будет значительно выше, чем предельная полезность 100 тыс. рублей для миллионера. Отсюда само такое перераспределение вызовет увеличение совокупной полезности доходов всех одиннадцати субъектов экономики, т. е. одного миллионера и десяти пенсионеров. «Когда я говорю, – утверждает Пигу, – что распределение дивиденда изменилось в пользу неимущих, я имею в виду следующее: при данной общей производительной способности общества неимущие слои получают благ больше, чем хотели бы, за счет того, что состоятельные слои получают меньше, чем требуют… Тем не менее передача подобного рода представляется исключительно важной, и ее можно рассматривать в качестве основного средства, позволяющего осуществить изменения в распределении дивиденда в пользу неимущих».

Не вдаваясь во все многочисленные детали достаточно сложной по своей конструкции экономической теории благосостояния, Пигу, хотя и не забывая, что в этих «деталях» воплотился его недюжинный талант исследователя, необходимо обратить особое внимание на содержащуюся здесь очередную попытку согласования частных и общественных интересов, частной и общественной выгоды в условиях рыночной системы хозяйствования. Именно подобная попытка в очередной раз ставит со всей остротой вопрос о возможности разрешения противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения его результатов (частной собственности на средства производства), которое определялось в экономической теории К. Маркса в качестве основного противоречия капитализма.

В целенаправленном стремлении, пусть и не всегда опирающемся на четкие доказательства, обосновать реальную возможность смягчения социальных конфликтов в лоне рыночного типа общественного воспроизводства Пигу выступил отнюдь не беспардонным апологетом капиталистической эксплуатации, а в роли либерального защитника увеличения благосостояния неимущих слоев населения.

При этом нельзя не заметить, что он сознательно расширил понятие индивидуального благосостояния за рамки его чисто потребительского содержания, включив сюда такие элементы, как условия окружающей среды и характер труда, состояние здоровья, положение в обществе и взаимоотношения с другими людьми, жилищные условия, общественный порядок и безопасность, т. е. все то, что позднее социологи назовут «качеством жизни».

И, конечно, далеко не случайно в теорию благосостояния Пигу вошли проблемы налогообложения и налоговой политики государства, поскольку именно это направление государственной макроэкономической политики продолжает и сегодня вызывать явно растущий интерес в смысле ее воздействия на усиление социальной ориентации рыночной экономики.

Предложенное Пигу разграничение частных и общественных издержек и сформулированный им на этой основе принцип налогообложения позволили в дальнейшем разработать теорию внешних (побочных) эффектов, или так называемых «экстерналий», с использованием для их нейтрализации специального налога, получившего имя Пигу.

Внешние эффекты, иногда характеризуемые как «эффекты соседства», в состоянии приносить либо определенную пользу некоторым субъектам экономики (положительные эффекты), повышая их производительность и получаемую ими полезность, либо очевидный вред (отрицательные эффекты). Первая разновидность «экстерналий» может, например, проявиться в позитивном воздействии развития пчел в одном хозяйстве на растениеводческие хозяйства соседних ферм. Ко второй (и наиболее распространенной в настоящее время) разновидности относятся многочисленные формы загрязнения окружающей среды (водоемов, земли, воздуха, нарушения тишины и т. п.) Именно при отрицательных эффектах с целью устранения или необходимостью введения налога Пигу. Этот налог определяется как обязательный платеж в бюджет, которым непосредственно облагается создатель негативного внешнего эффекта, а величина самого налога, с точки зрения теории, должна быть такова, чтобы после его уплаты частные издержки порождающего подобный эффект субъекта оказались равными издержкам общественным.

Имя Пигу получил также эффект реальных денежных остатков, что связано с его еще одним оригинальным подходом к изучению нарушений рыночного равновесия с помощью изменения совокупного спроса за счет колебаний покупательной способности наличных денег, образующихся в домашних хозяйствах. Эффект Пигу представляет собой механизм воздействия реальных остатков наличных денежных средств как на увеличение, так и на уменьшение спроса. Пигу обратил внимание на тот факт, что добавочное количество денег в обращении, приводящее к росту цен, вызывает соответствующее обесценение денежной наличности, хранящейся в домашних хозяйствах, снижает их покупательную способность и реальный платежеспособный спрос. В случае же уменьшения количества денег в обращении и снижения цен возникает противоположный результат, выражающийся в росте покупательной способности наличных денежных остатков и в соответствующем росте реального потребления. Поскольку цены обычно снижаются в периоды экономических спадов (кризисов), эффект Пигу в состоянии частично ослабить сокращение спроса и ослабление деловой активности за счет того, что реально возросшая по своей ценности денежная наличность может предъявить дополнительный спрос на потребительские и инвестиционные блага, способствуя росту занятости. И хотя эффект Пигу, рассматриваемый в качестве механизма достижения полной занятости в условиях рыночной экономики, продолжает и сегодня являться предметом научных дискуссий, его прикладное изучение с точки зрения многофакторной природы совокупного спроса остается достаточно актуальной проблемой современного макроэкономического анализа.

Выступив в начале теоретической деятельности как последовательный представитель неоклассического направления, Пигу занял в дальнейшем вполне самостоятельное место в исследовании экономической жизни общества XX в. И если за свои сугубо неоклассические концепции ему пришлось принять на себя основной удар критики со стороны Кейнса (бывшего, кстати сказать, одним из его учеников), то при этом нельзя не отметить, что идеи во многом уже не укладываются в рамки неоклассической конструкции, отражая ее сложную эволюцию вплоть до обоснования необходимости подключения государства не только к гибкому регулированию рынка (в частности, к усилению принципа социальной справедливости в перераспределении доходов), но и прямого государственного вмешательства в экономику, включая сюда использование даже таких форм, как частичная национализация производства в случае усиления опасных для развития рыночных механизмов монополистических тенденций.

Обобщая ключевые положения обширного теоретического наследия Пигу, следует особо подчеркнуть, что он выступал убежденным сторонником необходимости постепенного реформирования и трансформации капитализма. Первооснову же этой убежденности как раз и составил своеобразный «социалистический императив». Он искренне ратовал за удовлетворение неотложных нужд общества, за рост благосостояния неимущих слоев населения, за ликвидацию социальных конфликтов в производстве, за более успешную борьбу с безработицей. «Его центральной идеей, – как замечает в наши дни крупный английский ученый Марк Блауг, – было то, что попытки поднять уровень дохода бедняков не стоят приносить в жертву автоматическим экономическим силам», совокупность которых объективно воплощает в системе саморегулируемого рынка.

Далеко не случайно, выступая в 1949 г. с циклом лекций о Кейнсе, Пигу фактически признал (пусть и не полностью) правильность выводов своего талантливого ученика. «Те из нас, – говорил он в одной из лекций, – кто частично не был согласен с анализом Кейнса, испытали тем не менее на себе его влияние, и теперь очень трудно вспомнить, на каких же собственно позициях мы стояли до этого…».

Даже выборочное перечисление вопросов, рассматриваемых Пигу в рамках его теории благосостояния, служит подтверждением широты спектра тех социально-экономических проблем рынка, которые и сегодня не только не сданы в архив, но и продолжают требовать на практике своего более или менее успешного решения. К этим вопросам относятся государственное регулирование конкурентных цен и предложения, государственный контроль над процессами монополизации, устранение ценовой дискриминации (в частности, в области железнодорожных тарифов), деятельность государства в сфере промышленности, продолжительность государства в сфере промышленности, продолжительность рабочего дня, система оплаты труда, определение уровня справедливой заработной платы, зависимость заработной платы от производительности труда, установление национального минимума заработной платы и реального дохода, особенности международной миграции рабочей силы и, наконец, выделение неопределенности в самостоятельный фактор производства.

В качестве лишь одного, но характерного примера можно сослаться на обоснованный еще более семи десятилетий назад подход Пигу к реформированию трудовых отношений на предприятиях. Он советовал, что «лучше привлечь рабочих к производимым улучшениям в качестве активных участников». «Насколько это возможно, – указывал Пигу, – контроль над социальными институтами, учреждаемыми на предприятиях, должен быть передан рабочим. Ибо хорошая жизнь вырастает на почве товарищества, а не самовластия».

Через несколько лет после кончины Пигу известный американский профессор Бен Селигмен в своем фундаментальном труде об основных течениях современной экономической теории даст ему следующую оценку: «Несмотря на то, что система Пигу содержит ряд слабых мест и в ней царит атмосфера чрезмерного викторианского спокойствия, она остается важной вехой в истории экономической мысли».

3.6. Экономические взгляды Дж. Кейнса

Как нам уже известно, с 70-х гг. XIX в. в экономической теории господствовал микроэкономический подход. В центр анализа помещается экономический субъект (потребитель или фирма), который максимизирует свою выгоду. Предполагалось, что экономические субъекты функционируют в условиях совершенной конкуренции, где эффективность функционирования фирмы отождествлялась с эффективностью функционирования экономики в целом. Этот подход подразумевал рациональное распределение ресурсов в народном хозяйстве и, по существу, не допускал возможности длительного нарушения равновесия экономической системы.

Эти постулаты были поставлены под сомнение английским экономистом Дж. Кейнсом (1883–1946), с именем которого в экономической теории связано возвращение к анализу макроэкономических проблем. Во главу угла Кейнс поставил исследование зависимостей и пропорций между совокупными народно-хозяйственными величинами: национальным доходом, сбережениями, инвестициями, совокупным спросом – и главную задачу видел в достижении общенациональных экономических пропорций.

Кейнс подверг критике «закон рынков» Сэя, который разделялся и неоклассиками.

Напомню, суть этого закона состоит в том, что предложение автоматически порождает соответствующий спрос. Так как целью производства, по предположению Сэя, является потребление (производитель продает свой товар, чтобы купить другой, т. е. каждый продавец обязательно становится покупателем), то в этой ситуации общее перепроизводство товаров невозможно. Иными словами, любое увеличение продукции автоматически порождает эквивалентное увеличение расходов и доходов, причем в размерах, способных поддержать экономику в состоянии полной занятости. Это убеждение господствовало на протяжении многих десятилетий, и, по выражению Дж. Гэлбрейта, к 30-м гг. идея, что производство само создает достаточный для себя спрос, была святой истиной в области экономики. Принятие или неприятие человеком закона Сэя было, по выражению того же Гэлбрейта, признаком, по которому «экономисты отличались от дураков».

Несостоятельность этого закона в годы «великой депрессии» стала очевидной. В противовес Сэю и неоклассикам, считавшим, что проблема спроса (т. е. реализации общественного продукта) решается сама собой, Кейнс поставил ее в центр своих исследований, сделал исходным пунктом макроэкономического анализа. Кейнс справедливо указывал, что классическая доктрина предполагает в качестве исходного анализа экономику с полным использованием факторов производства, которые характеризуются относительной редкостью. Между тем в реальности (депрессия 30-х гг.) наблюдались не столько ограниченность, сколько переизбыток ресурсов: массовая безработица, недогруженные производственные мощности, праздно лежащий капитал.

Исходной посылкой теории Кейнса является убеждение, что динамика производства национального дохода и уровень занятости определяются непосредственно не факторами предложения (размерами применяемого труда, капитала, их производительностью), а факторами спроса, обеспечивающего реализацию этих ресурсов. В теории Кейнса они получают название «эффективного спроса» (сумма потребительских расходов и инвестиций). Значительную часть своей знаменитой работы «Общая теория занятости, процента и денег«, опубликованной в 1936 г., Кейнс как раз и посвятил анализу факторов, определяющих динамику личного потребления и инвестиций.

Согласно Кейнсу прирост личного потребления представляет собой устойчивую функцию прироста дохода, роль остальных факторов несущественна. С ростом же доходов предельная склонность к потреблению[80]80
  Предельная склонность к потреблению (ПСП) показывает нам, какая часть дополнительного дохода уходит на приращение потребления и рассчитывается как отношение прироста потребления к приросту дохода. Например, если ваш доход увеличился с 500 денежных единиц до 600, а ваши расходы только до 560, то ПСП рассчитывается как 60/100, т. е. составляет 0,6. Это означает, что с каждой дополнительной единицы денежного дохода вы тратите 0,6. Забегая вперед, следует отметить, что потребление и сбережения подобны двум зеркалам, и аналогичным образом можно рассчитать предельную склонность к сбережению (ПСС). ПСС показывает, какая часть дополнительного дохода используется на дополнительное сбережение при изменении величины дохода. В нашем примере она составляет 0,4. Прекрасно видно, что ПСП + ПСС = 1, а ПСС можно представить как 1 – ПСП.


[Закрыть] уменьшается, т. е. по мере роста дохода прирост потребления замедляется, и это является важнейшей причиной снижения средней доли потребления на протяжении повышательной фазы экономического цикла в долгосрочном плане. Такую динамику потребления Кейнс связал с так называемым «основным психологическим законом» – уменьшением доли потребления (именно доли, абсолютные размеры потребления, безусловно, растут)[81]81
  Нетрудно предположить, что если вы получаете доход, соответствующий прожиточному минимуму, предположим, 200 тыс. руб., то ПСП = 1, т. е. вы не будете способны ничего сберегать. Но при доходе 1 млн руб. вы уже сможете отложить какую-то сумму, предположим, 200 тыс. руб. Мы видим, что хотя абсолютные размеры потребления во втором случае значительно выше (800 вместо 100), но ПСП составит 0,8 вместо единицы. При доходе в 100 млн естественно предположить, что ПСП еще больше уменьшится, но даже если она составит 0,5 – абсолютные размеры потребления составят 50 млн руб.


[Закрыть] и, соответственно, увеличением доли сбережений с ростом дохода.

Из «основного психологического закона» следует, что при росте дохода доля эффективного спроса, обеспечиваемая личным потреблением, постоянно падает, и поэтому расширяющийся объем сбережений должен поглощаться растущим спросом на инвестиции. Размер инвестиций Кейнс считал главным фактором эффективного спроса и, как следствие, роста национального дохода.

Но обеспечение нормального размера инвестиций упирается в проблему перевода всех сбережений в реальные капиталовложения.

Что касается представителей классического и неоклассического направлений, то они не видели здесь особой проблемы, так как исходили из предположения, что акт сбережения одновременно превращается в акт инвестирования, т. е. сбережения и инвестиции равны тождественно. Более того, в рамках классической школы традиционно считалось, что высокий уровень сбережений являются условием экономического роста, поскольку именно сбережения являются источником накопления капитала. Со времен А. Смита стремление сберегать расценивалось как одна из важнейших добродетелей (в ряду добродетелей протестантской этики – трудолюбие, скромность, бережливость), которую следовало поддерживать и развивать.

Кейнс же пришел к выводу, что чрезмерное сбережение является фактором, препятствующим экономическому росту, по его образному выражению, «индивидуальное благоразумие грозит обернуться социальным безумием», поскольку избыточные сбережения – не что иное, как избыточное предложение товаров, т. е. ситуация, грозящая обернуться и оборачивающаяся общим кризисом перепроизводства.

Отсюда следовал логический вывод, что для поддержания постоянного роста национального дохода должны увеличиваться капитальные вложения, призванные поглощать все более расширяющийся объем сбережений. Именно инвестиционному компоненту эффективного спроса принадлежит определяющая роль в определении уровня национального дохода и занятости.

Ключевым уравнением кейнсианской теории можно считать следующее равенство:

GNP = С+ I, где GNP

– валовой национальный продукт;

С – потребительские расходы;

I – инвестиции.

Казалось бы, принципиального различия во взглядах Кейнса и представителей классического направления в экономической теории нет. И в том и в другом случае инвестиции призваны поглотить объем предлагаемых сбережений. Но это лишь на первый взгляд.

У представителей классической школы, опять-таки со времен А. Смита, происходит автоматическое поглощение сбережений инвестициями, т. е. автоматическое достижение макроэкономического равновесия.

В теории же Дж. Кейнса уровень сбережений определяется уровнем дохода, а уровень капиталовложений – совсем иными факторами, и потому равенство сбережений и инвестиций представляет собой скорее случайность, чем закономерность. По Кейнсу, реальный размер инвестиций зависит от двух величин:

– ожидаемого дохода от капиталовложений или их предельной эффективности (рентабельности последней инвестированной единицы капитала);

– нормы процента.

Предприниматель продолжает процесс инвестирования, пока предельная эффективность капиталовложений остается выше нормы процента. Таким образом, существующая норма процента определяет нижний предел прибыльности будущих инвестиций. Чем она ниже, тем, при прочих равных условиях, оживленней инвестиционный процесс, и наоборот. Интересно отметить, что неоклассики определяли норму процента точкой пересечения кривых сбережений и инвестиций (именно из данного предположения ими выводилось постоянное автоматическое равенство сбережений и инвестиций). Кейнс же писал, что сам процент определяет конечную величину инвестиций, а не определяется ими[82]82
  В интерпретации Кейнса процент представляет собой автономный «монетарный» феномен. Он формируется стихийно в ходе сопоставления спроса на деньги и их предложения. Спрос регулируется законом «предпочтения ликвидности», предложение – количеством денег в обращении.


[Закрыть].

Процент в теории Кейнса, как и склонность к инвестированию, явление преимущественно психологического порядка. Ожидаемый доход от инвестиций весьма чувствителен к пессимистическим настроениям, и последние, по мнению Кейнса, могут стать причиной глубоких экономических депрессий. Как видим, в кейнсианской теории инвестиции определяются независимо от сбережений экономических субъектов.

Показав, что в условиях динамично развивающейся экономики наблюдается тенденция опережающего роста сбережений по сравнению с капиталовложениями, Кейнс заострил внимание на проблеме стимулирования инвестиций. По его мнению, именно изменения величины желаемых инвестиционных расходов являются первопричиной колебаний совокупного производства и дохода, и будучи гораздо менее устойчивыми, чем потребительские расходы, инвестиции играют решающую роль в возникновении экономических спадов.

Рассматривая прирост национального дохода как функцию прироста инвестиций, Кейнс обращается к механизму мультипликатора. Механизм действия мультипликатора был описан в 1931 г., за 5 лет до выхода работы Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег» английским экономистом Р. Каном. Кан высказал мысль, что всякие производственные расходы, вызывая первичную занятость, рождают дополнительную покупательную способность со стороны предпринимателей и их рабочих, что становится источником нового спроса и вторичной занятости. Но новые расходы составят лишь часть добавочных доходов, поэтому вторичная занятость будет меньше первичной и т. д. Налицо убывающая прогрессия. В теории Кана мультипликатор – это коэффициент, показывающий зависимость занятости от суммы первоначальных инвестиций, в свою очередь он зависит от доли дохода, расходуемой на каждом этапе.

В отличие от мультипликатора занятости Кейнс развивал идею мультипликатора накопления. В его теории мультипликатор накопления – коэффициент, показывающий, во сколько раз увеличится прирост национального дохода в результате первоначальных инвестиций. Он определяется независимой переменной – предельной склонностью к потреблению (ПСП):

М = 1/(1-ПСП),

или, что то же самое,

М = 1/ПСС,

а прирост национального дохода определяется как произведение мультипликатора на прирост первоначальных инвестиций. Если предположить, что ПСП = 0,8, то вновь произведенные инвестиции на сумму, допустим, 1000 денежных единиц вызовут увеличение национального дохода на 5000 денежных единиц.

Величина мультипликатора в условиях реальной экономики всегда больше единицы, поскольку прирост дополнительных инвестиций в какую-либо отрасль дает прирост не только в ней самой, но и в связанных с нею отраслях. А создание дополнительных рабочих мест во всех этих отраслях скажется на повышении платежеспособного спроса рабочих и, соответственно, создаст стимулы для расширения производства продуктов питания и товаров народного потребления.

Таким образом, решаются две взаимосвязанные проблемы: обеспечение экономического роста и решение проблемы безработицы. Обеспечивать же первоначальные инвестиции в условиях недостаточного эффективного спроса со стороны потребителей и частного сектора экономики должно, по мнению Кейнса, государство, не пренебрегая при этом и косвенными методами стимулирования инвестиций.