Текст книги "Другой в литературе и культуре. Том I"

«Сталин» как Другой: Биографический проект Анри Барбюса[120]120
  Статья написана при поддержке гранта РГНФ № 15-24-08001 а(м) («Кросскультурная коммуникация между Россией и Францией 1920–1930‐х годов: литература, публицистика, периодика»).


[Закрыть]

Н. В. Семёнова

 
Мы мировой идем дорогой
И светоч яркий видим мы…
Барбюса «Сталин», – вот та книга,
Что раскрывает новый мир!
 

Г. Табидзе. Анри Барбюс на конгрессе

(Пер. с грузинского Б. Серебряков)

Другой автор, другая биография, другой герой

В 1936 году в СССР массовым тиражом вышла официальная биография Сталина[121]121
  Первое издание: Барбюс А. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир. М.: Гослитиздат, 1936. Во Франции: Barbusse H. Staline. Un monde nouveau vu à travers un homme. Paris: Flammarion, 1935. Здесь мы обращаемся к изданию, которое является № 4/5 выпускаемой «Гослитиздатом» серии «Роман-газета» (М.: ГИХЛ, 1936). При цитировании в скобках указывается номер страницы.


[Закрыть]. Удивительным в этой книге было прежде всего то, что ее автором выступил не советский писатель или журналист, а иностранец – Другой по отношению к русскоязычной читательской аудитории.

Барбюс не был единственным кандидатом на роль биографа Сталина. Среди претендентов значились также Э. Людвиг, взявший у вождя интервью, и М. Горький. В итоге договоренность была достигнута с французским коммунистическим писателем[122]122
  Куликова Г. Б. Новый мир глазами старого. Советская Россия 1920–1930‐х годов глазами западных интеллектуалов: очерки документированной истории. М., 2013. С. 198.


[Закрыть]. В пользу Барбюса говорила его литературная и общественная репутация антифашиста и антиимпериалиста. Автор был хорошо известен в Советском Союзе. Многократно переиздавались его роман «Огонь» (Le Feu (journal d’une escouade), 1916) и рассказы. В 1929 году А. М. Роом снял фильм «Привидение, которое не возвращается» по новелле «Свидание, которое не состоялось». Существовал также личный контакт Барбюса со Сталиным: первая встреча произошла в 1927 году, когда праздновалась десятая годовщина Октябрьской революции. Кроме того, Барбюс опубликовал два сборника публицистических работ о СССР: «Вот что сделано в Грузии» (Voici ce qu’on a fait de la Géorgie, 1929) и «Россия» (Russie, 1930). В них создавался положительный образ страны и совершавшихся в ней преобразований. Французский писатель, как видим, оказался подготовлен к роли биографа главы Советского государства.

Ретроспективно обнаруживается другая причина, объясняющая, почему выбор мог пасть на французского автора. В 1935 году в Париже вышли две книги с названием «Сталин». Первая – апологетическая – написана Барбюсом, вторая – резко негативная – принадлежала одному из основателей Французской коммунистической партии Борису Суварину[123]123
  Souvarine B. Staline: Aperçu historique du bolchévisme. Paris, 1935. На русский язык труд Суварина не переведен.


[Закрыть]. Работа над ними велась, по-видимому, в одно время, и оба произведения составляли своеобразный диалог-полемику[124]124
  Held W. Stalin in Reality and Legend (December 1935) [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.marxists.org/archive/held-walter/1935/12/stalin.htm.


[Закрыть].

Издание в Европе книги «Человек, через которого раскрывается новый мир» предшествовало смерти Барбюса. Уход из жизни известного леворадикального интеллектуала закономерно вызвал интерес к одному из его последних трудов. Публицист Д. Осипов в 1936 году отмечал, что западная читательская аудитория книги делится на ее «восторженных друзей и ярых врагов»[125]125
  Осипов Д. Книга Барбюса о Сталине // Правда. 1936. 11 марта. С. 2.


[Закрыть]. Вскоре советская печать сообщила о фактах запрещения книги Барбюса в Венгрии и Югославии[126]126
  Запрещение в Югославии книги Барбюса «Сталин» // Правда. 1936. 19 мая. С. 1; Запрещение книги Анри Барбюса «Сталин» в Венгрии // Правда. 1936. 21 сент. С. 1.


[Закрыть]. В Италии в период власти Муссолини писатель был признан персоной нон грата[127]127
  Джерманетто Дж. Борец за свободу // Лит. газета. 1936. 5 сент. С. 2.


[Закрыть].

Книга Барбюса вызвала резонанс, но была воспринята неоднозначно (на суд публики выносились две версии биографии советского вождя, но об этой диалогичности советский читатель не знал). Произведение «Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир» было написано автором, оппозиционным для европейцев, и Другим для граждан СССР. Впрочем, скоро и в Советском Союзе этот труд Барбюса обрел статус «другой» биографии: в 1939 году институт Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК ВКП(б) выпустил «свой» очерк жизни Сталина. А после смерти «вождя народов» книга Барбюса стала ненужной и практически не заслуживающей упоминания[128]128
  Гуро И., Фоменко Л. Анри Барбюс. М., 1962. С. 244.


[Закрыть].

Объект повествования у Барбюса тоже оказывался Другим. Для автора большое значение приобретает маргинальность Сталина. Она проявляется в революционной деятельности героя, противостоящего машине Империи, а также в том, что он был представителем Востока с точки зрения писателя-европейца. Возвышаясь над Европой и Азией, Сталин в своей инаковости воплощал для французского интеллектуала ответ на «величайший вопрос не только нашего времени, но и всех вообще времен: каково же будущее рода человеческого, так измученного историей, какова та мера благополучия и земной справедливости, на которую он может рассчитывать?» (с. 4).

Итак, вышедшая в Москве книга «Человек, через которого раскрывается новый мир» довольно необычна. В ней нарушены негласные конвенции и границы: разделение пространства на «свое» и «чужое», монополия на изображение советской истории и Сталина советскими авторами, презентация вождя как Другого. Произведение позиционируется как биография, но при этом преследует более широкие цели, чем традиционное жизнеописание. Это заставляет внимательнее взглянуть на данный текст.

Другой жанр

Первая трудность, которая возникает при анализе книги Барбюса, – проблема жанра. Р. Такер в предисловии к своему исследованию «Сталин-революционер» (1973) отметил:

У биографической литературы о Сталине есть свои традиции. Авторы обычно начинают с описания Закавказья – региона, расположенного южнее Кавказского горного хребта, между Черным и Каспийским морями, как исторического места смешения народов Европы и Азии. Затем они вкратце рассказывают о Грузии и грузинском городке Гори, где в 1879 г. появился на свет мальчик Иосиф Джугашвили, позднее известный всему миру под фамилией Сталин. После этого повествование следует в хронологическом порядке[129]129
  Такер Р. Сталин-революционер. Путь к власти. 1879–1929. М., 2013. С. 9.


[Закрыть].

Барбюс нарушает эту последовательность. В интродукции возникает Красная площадь, где проходит парад, на котором присутствует Сталин. Причем изначально вождь неотличим от своего окружения. Затем показана квартира Сталина, его обед в кругу семьи. И только после этого начинается основной рассказ.

Строго говоря, произведение Барбюса нельзя назвать в чистом виде биографией, предметом которой, по Г. О. Винокуру, является «личная жизнь в истории»[130]130
  Винокур Г. О. Биография и культура. М., 2007. С. 22. Для Г. О. Винокура эти два понятия взаимозаменяемы.


[Закрыть]. Понятие «личная жизнь» объясняется исследователем через процессы проживания и переживания. В качестве одной из важнейших составляющих биографии Винокур выделяет социальную действительность, относя к ней фактический материал жизни героя (начиная с рождения и т. д.), а также исторические события. Последние трансформируются в факт биографии, только если они пережиты личностью: «Становясь предметом переживания, исторический факт получает биографический смысл»[131]131
  Винокур Г. О. Биография и культура. С. 37.


[Закрыть].

Описание жизни и личности вождя в книге Барбюса отходит на второй план, а главную роль в повествовании начинает играть исторический фон. Подобная странность в русскоязычном издании ничем не мотивирована. Однако в оригинале такая подмена объясняется подзаголовком, который переводится как «Новый мир, увиденный через одного человека» (Un monde nouveau vu à travers un homme). Это означает, что акцент в произведении сделан не столько на конкретном субъекте, сколько на социальной действительности[132]132
  Другой перевод подзаголовка и вызванный этим смысловой сдвиг комментировался одним из рецензентов: «Подзаголовок „Человек, через которого раскрывается новый мир“ лишь приблизительно передает лаконическую и прекрасно построенную фразу Барбюса: „Un monde nouveau vu à travers un homme“. ‹…› …С самого начала художник объявляет о том, какова основная задача его книги. Барбюс показывает во весь рост гигантскую личность Сталина, неотделимую от всей истории революции, от всей борьбы за социализм. Книга, написанная Барбюсом, в равной мере является книгой о Сталине и книгой о пролетарской революции» (Книга о Сталине // Волжская коммуна. 1936. 5 апр. С. 2).


[Закрыть].

Часто из повествования исключаются упоминания о процессе переживания, что нарушает связь между биографическим фактом и историческим событием. Возникают логические и смысловые несоответствия:

В 1889 году он [Сталин] вступил в тифлисскую организацию Российской социал-демократической рабочей партии. Как видим, это случилось в самый год основания российской секции Второго интернационала (с. 8).

Из сопоставления двух дат нарратор не делает вывода. Аналогичным образом вначале сообщается о ссылке Сталина в Сибирь с 1913 по 1917 год, а затем следует длинный пассаж о Первой мировой войне, в которой герой участия не принимал и о реакции на которую тоже ничего не говорится. Однако когда переживанию события уделяется достаточно внимания, произведение Барбюса становится больше похоже на традиционную биографию.

Что же перед нами за жанр? И почему вопрос о жанровой дефиниции книги так важен?

Без сомнения, «Сталин» относится к документальной прозе и базируется на различных «свидетельствах». При создании книги Барбюс наряду с широким корпусом воспоминаний и псевдомемуарных текстов использовал материалы своих бесед с современниками Сталина. Причем устные и письменные источники в большинстве случаев не разграничиваются. Отсюда возникает эффект многосоставности, словно все произведение сконструировано из многочисленных интервью и микрорассказов. Не случайно в советской прессе текст разошелся на фрагменты, образовавшие самостоятельные очерки[133]133
  Барбюс А. Человек у руля (Заключительная глава книги «Сталин») // Красный Балтийский Флот. 1936. 20 мая. С. 2; Он же. Человек у руля (Отрывок из книги «Сталин») // Социалистическая стройка. 1936. 12 июля. С. 3; Он же. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир (Отрывки из книги) // Молот. 1936. 11 апр. С. 3; Созвездие национальностей (Глава III из книги «Сталин» Анри Барбюса) // Рабочий. 1936. 30 марта. С. 3 и др. За помощь в подборе источников благодарю сотрудников Центра теоретико-литературных и междисциплинарных исследований Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.


[Закрыть].

Помимо вставных микроновелл, особенностью книги являются отступления от хронологии и общей сюжетной канвы – черта, свойственная художественной литературе. Показателен рассказ о старом Хашиме и подпольной типографии. Крестьянин и его сын помогали Сталину в распространении прокламаций, заворачивая в них продаваемые фрукты. Затем из начала 1900‐х годов – периода нелегального существования революционеров – следует скачок в 1917 год:

…Нарушим хронологический порядок и заглянем в другую эпоху. Место действия прежнее – тот же сад Хашима, время – 1917 год. После революции старый крестьянин вернулся в родную деревню и осматривает свой сад. Много месяцев назад, когда ему пришлось спешно покинуть дом, он зарыл здесь в саду подпольную типографию. Но дом был тогда занят солдатами, а те, порывшись кругом, раскопали типографию и разбросали части машины по всему саду. Хашим тщательно подобрал все куски и, сложив вместе, сказал сыну: «Смотри, это то, что помогало делать революцию» (с. 13).

Сразу после данного фрагмента нарратор возвращается в 1902 год.

Обратим внимание на последнюю реплику в цитате. Вновь собранная подпольная типография становится артефактом революции. О ней говорится как об экспонате, занявшем свое место в будущем виртуальном историческом музее (хотя впереди еще главы о трудностях, с которыми столкнулось молодое Советское государство). Рассказ о Хашиме получает статус полноценного факта биографии. Тем самым заполняются лакуны личной жизни Сталина. Даже если нарратор не обладает точными сведениями о деятельности Сталина на Кавказе, то яркий эпизод с Хашимом компенсирует его незнание.

В тексте Барбюса можно выделить фрагменты, напрямую не связанные с повествованием. В них нарратор выражает свою позицию по тому или иному вопросу. В главе «Гигант» это размышления о ценности человеческой жизни и колониальной политике. Подобные вставки можно назвать идеологическими отступлениями (по аналогии с «лирическими отступлениями»). Их, однако, нельзя идентифицировать как «авторский голос», поскольку высказывание осуществляется от коллективного «мы». Идеологические отступления, вступая во взаимодействие с цитатами из интервью и другими источниками, образуют диалог.

В итоге текст оказывается полифункциональным: это и фикционализированная биография, и публицистика, моделирующая общественное мнение, и своего рода «учебник», ставший предшественником таких метанарративов, как «История ВКП(б). Краткий курс» и биография Сталина 1939 года. Дать литературному эксперименту Барбюса какое-либо одно жанровое определение затруднительно. С подобной проблемой столкнулись в середине 1930‐х годов и журналисты, называвшие произведение максимально абстрактно – «книга о Сталине». Удачным решением представляется дефиниция «марксистская биография» (Д. Осипов): «Мир не должен заслонить человека. Человек должен быть виден через мир. Таковы требования марксистской биографии…»[134]134
  Осипов Д. Книга Барбюса о Сталине. С. 2.


[Закрыть] Это – рабочее определение, но оно позволяет объяснить наличие идеологических отступлений и преобладание истории над событиями личной жизни.

Созвездие национальностей: книга «Сталин» и ориенталистский дискурс

С жанром биографии А. Барбюс начал экспериментировать не случайно. По утверждению К. Кларк, «большевистский режим нуждался в новом нарративе об идентичности, чтобы занять место царского режима», а «фикционализированная биография была синекдохой национальной биографии, движения человека и нации во времени»[135]135
  Clark K. Moscow, the Forth Rome. Stalinism, Cosmopolitanism, and the Evolution of Soviet Culture, 1931–1941. Cambridge, Mass.; London, 2011. P. 103–104.


[Закрыть]. Социальный заказ партии совпал с личным интересом писателя, постоянно обращавшегося в своем творчестве к проблеме зависимых этносов и колоний. Однако, несмотря на свою антиимпериалистическую и антиколониальную позицию (незадолго до «Сталина» Барбюс написал «Речь, произнесенную в Гарлеме»), писатель был и оставался прежде всего европейцем, носителем мышления, основу которого составляло «онтологическое и эпистемологическое различение „Востока“ и „Запада“»[136]136
  Саид Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока / Пер. с англ. А. В. Говорунова. СПб., 2006. С. 9.


[Закрыть].

Аудитория книги «Сталин» – прежде всего французы, которым необходимо дать информацию о современном «Востоке», его народах (глава «Созвездие национальностей») и обычаях (главы «Первые камни» и «Великие лозунги»). И уже следующий адресат – жители СССР. Хотя, как отмечает Д. Осипов, Барбюс «иногда подробно и не всегда точно рассказывает о том, что давно знает советский читатель»[137]137
  Осипов Д. Книга Барбюса о Сталине. С. 2.


[Закрыть], автор воссоздает «глубокий и неотступный образ Другого» (Э. В. Саид). Ориенталистский дискурс настолько заразителен, что проникает даже в советские рецензии. Одна из них открывается «таджикской народной песней»:

 
Где у нас в горах увидишь орла,
У которого тысяча тысяч орлят?
Нет в горах у нас такого орла.
За горами широко долина легла.
Там такого увидишь орла.
Сталин такой орел
С тысячей тысяч орлят[138]138
  Лейтес А. «Человек, через которого раскрывается новый мир». Анри Барбюс: «Сталин» // За пищевую индустрию. 1936. 8 июня. С. 2. Текст песни, скорее всего, псевдофольклорный.


[Закрыть].
 

Популярен в СССР был и упомянутый выше сюжет о Хашиме. В 1936 году газета «Известия» сообщала о массовой читке очерка «Сталин и Хашим» в «колхозах Драбовского района Харьковской области» и о том, что этот рассказ к моменту публикации прочитали 15 000 человек[139]139
  Новости дня // Известия. 1936. 12 марта. С. 4. См. также: Осипов Д. Книга Барбюса о Сталине. С. 2; Лейтес А. «Человек, через которого раскрывается новый мир». Анри Барбюс: «Сталин»; Барбюс А. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир (Отрывки из книги) // Молот. 1936. 11 апр. С. 3; Он же. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир (отрывки из книги) // Северная правда. 1936. 10 нояб. С. 3; Он же. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир. Отрывки из последней книги А. Барбюса «Сталин» – которая сейчас выпускается в свет // Красный металлист. 1936. 31 мая. С. 3; Он же. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир (отрывок из книги) // Красный север. 1936. 8 апр. С. 5.


[Закрыть]. Интерес к Дальнему Востоку и Средней Азии культивировался в культуре на протяжении 1930‐х годов. Книга Барбюса отчасти вошла в советский ориенталистский дискурс[140]140
  Богданов К. А. Джамбул, Гомер и литературные юбиляры 1930‐х годов: эпическая история // Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране. М., 2013. С. 75.


[Закрыть].

Сравнение поездки в Советский Союз с путешествием на Восток мы находим и у другого современника А. Барбюса – дипломата Э. Эррио, который в травелоге «Orient» (1935) описал Грецию, Турцию и СССР. Восток чарующ, но его притягательность проявляется не только в экзотической природе и обычаях. И Барбюс и Эррио восхищаются новым социальным устройством страны:

С Востока как из источника света, пишет Теофиль Готье, шли когда-то к странам Запада религии, науки, искусства – вся мудрость и поэзия. ‹…›

И еще раз Восток этот подвергся изменениям, о которых мало знают на Западе. ‹…› Колоссальная мощь революции превратила прежнюю царскую Россию в Союз советских социалистических республик (sic! – Н. С.) – федеративное государство типа, еще неизвестного истории[141]141
  Эррио Э. Восток / Пер. с фр. Р. Гурович. М., 1935. С. 12–13.


[Закрыть].

Социалистическая же система – это система, служащая интересам человека. Разумной и справедливой организацией всех людей она стремится максимально улучшить жизнь каждого. Ее можно назвать системой «гуманитарной» по своей природе (с. 36).

СССР для Барбюса – площадка уникального социального эксперимента. Если, по утверждению Саида, «империи вместе и сделали мир единым»[142]142
  Саид Э. В. Культура и империализм / Пер. с англ. А. В. Говорунова. СПб., 2012. С. 44.


[Закрыть], то это объединение оказалось в начале XX века нарушенным и дискредитированным войной: «Великие мира сего решили начать мировую бойню» (с. 23). Барбюс же, пропагандируя альтернативный проект агломерации, выступал за демонтаж колониальной системы значительно раньше, чем это фактически произошло.

В то же время позиция писателя неоднозначна. Его восхищение перед освобождением этносов СССР от колониального гнета сопровождается тревогой о возможности наступления «красного империализма» – культурного и политического доминирования на Востоке. В 1927 году Барбюс начал беседу со Сталиным с обсуждения именно этого вопроса: «На Западе очень много говорят относительно Грузии. Когда толкуют о красном империализме, о том, что коммунисты угнетают национальные меньшинства, то выдвигают всегда Грузию»[143]143
  РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 699. Л. 2. Цит. по электронному ресурсу: http://sovdoc.rusarchives.ru/#showunit&id=45232;tab=img. См. также: Куликова Г. Б. Новый мир глазами старого. С. 201–202.


[Закрыть]. После встречи с генеральным секретарем и посещения республики Барбюс скорректировал свое мнение, подчеркнув положительное влияние Сталина на ситуацию:

…В первые годы советской власти существовало довольно «своеобразное» понимание национального вопроса в Азии. Оно выражалось в сильных «колонизаторских» тенденциях… ‹…›

‹…›

Сталин стремился как можно глубже вовлечь народы Советской Азии в дело самостоятельного строительства… он превратил их пассивный социализм в социализм активный (с. 44).

Мы-нарратив в книге «Сталин»

Включение биографии Сталина в ориенталистский дискурс усложняет фигуру повествователя. С одной стороны, нарратор демонстрирует имплицитное превосходство перед читателем. Оно проявляется в законченной целостности текста, перенасыщенности его идеологическими отступлениями и свидетельствами современников. Повествователь занимает положение невовлеченного наблюдателя, проводящего собственное исследование. Он вступает в диалог с другими текстами-высказываниями Э. Эррио, Э. Людвига, Дж. Рида, К. Е. Ворошилова, Л. М. Кагановича и пр. Система цитирования определенного круга авторов также отсылает к ориентализму[144]144
  Саид Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока / Пер. с англ. А. В. Говорунова. СПб., 2006. С. 40 («…Ориентализм, помимо всего прочего, – это еще и система цитирования работ и авторов»).


[Закрыть]. С другой стороны, повествователь стремится скрыть свое всезнание за маской социального разума (social mind) мы-нарратива[145]145
  О «мы-нарративе» см. подробнее: Alber J. The Social Minds in Factual and Fictional We-Narratives of the Twentieth Century // Narrative. 2015. Vol. 23. No. 2. P. 213–225.


[Закрыть]. Об этом свидетельствует приведенный выше фрагмент из истории Хашима («Нарушим хронологический порядок и заглянем в другую эпоху»).

«Мы» в книге «Сталин» гетерогенно. В ряде случаев личное местоимение множественного числа обозначает групповую общность единомышленников, «коллективное МЫ советского строя»[146]146
  Фещенко В., Райт Э. Американское Я и Советское Мы: Э. Э. Каммингс и его роман-травелог о Советской России // Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов: Э. Э. Каммингс и Россия. СПб., 2013. С. 36.


[Закрыть]. Против этого «мы» выступал американский писатель Э. Э. Каммингс в своем дневнике путешествия в СССР «ЭЙМИ, или Я ЕСМЬ» (EIMI: «I AM», 1933). Барбюс с помощью мы-нарратива идентифицирует себя как союзника Страны Советов и приглашает читателя присоединиться к рассказу. Однако у этого местоимения есть еще одна функция – разделения на «мы» и «они», лежащего в основе ориентализма как типа мышления. Аналогия с Каммингсом была не случайной. При описании СССР тот прибегал к саркастическому перифразу «марксистский немир» и противопоставлял его европейскому «Миру». Барбюс, не придерживаясь столь жесткой позиции, также воспринимает Советский Союз как другой, «новый мир», в котором живут люди особой формации:

И вот, люди Октября, совершившие свою революцию как раз в обстановке исключительно сложного национального переплета… впервые показывают нам разумное и окончательное разрешение застарелых национальных противоречий, раздирающих весь земной шар, дают нам логическую формулу, объединяющую два несовместимых на первый взгляд требования: требование индивидуальности для каждого народа и требование практической солидарности между ними. Патриотизм, который всегда был врагом социализма, они делают социалистическим (с. 41) (выделено мной. – Н. С.).

При подобном сочетании двух разных функций мы-нарратива повествователь совмещает «свой» и «другой» взгляды на изображаемый мир. Такая же подвижность наблюдается в попытках идентификации Сталина. В главе «Человек у руля» герой противопоставлен различным групповым объединениям – другим революционерам, «нашим врагам», будущим историкам, правителям, политикам (скандинавскому монарху, Гитлеру, Ллойд-Джорджу) и т. д. Постепенно Сталин дистанцируется от всех, кроме своего предшественника. Так возникает широко известная фраза «Сталин – это Ленин сегодня» (с. 109). Разделение на «мы» и «они» выходит на новый уровень, не ограничиваемый рамками ориентализма. Ленин и Сталин – квинтэссенция Другого. К этой мысли нарратор подводит читателя в финальном абзаце текста, в котором он переносится ночью на Красную площадь:

И кажется, что тот, кто лежит в мавзолее посреди пустынной ночной площади, остался сейчас единственным в мире, кто не спит; он бодрствует надо всем, что простирается вокруг него, – над городами, над деревнями. Он – подлинный вождь, человек, о котором рабочие говорили, улыбаясь от радости, что он им и товарищ, и учитель одновременно; он – отец и старший брат, действительно склонявшийся надо всеми. Вы не знали его, а он знал вас, он думал о вас[147]147
  Аллюзия на фильм «Три песни о Ленине» (1934). Картина оказала на Барбюса такое сильное влияние, что он задумал написать свой сценарий, продолжающий тему, затронутую Д. Вертовым.


[Закрыть]. Кто бы вы ни были, вы нуждаетесь в этом друге. И кто бы вы ни были, лучшее в вашей судьбе находится в руках того другого человека, который тоже бодрствует за всех и работает, – человека с головою ученого, с лицом рабочего, в одежде простого солдата (с. 111).

Подведем итог. Книга Барбюса «Сталин» сочетает две дискурсивные стратегии – ориентализм и коммунизм. Нарратор – леворадикал, выступающий против существующей системы. Но одновременно он – представитель Запада, чей взгляд обращен на новый Восток, где совершается небывалый социальный эксперимент под руководством уникального человека – абсолютного Другого. В результате текст из марксистской биографии трансформируется в биографию геополитическую. Эта метаморфоза отвечала интенции советской культуры середины 1930‐х годов, обусловливая распространение произведения Барбюса в СССР до появления новой биографии Сталина.

Конструирование политической идентичности в современном городском перформансе: «Партизанинг» vs «Война»

Н. В. Поселягин

В социальном поле современного российского акционизма можно выделить как минимум две тенденции формирования идентичности художника в политическом аспекте. При этом обе тенденции – казалось бы, противоположные друг другу – приводят к сходным результатам. В качестве примеров я привлеку перформансы арт-группы «Война» и деятельность арт-движения «Партизанинг».

Несмотря на то что участники группы «Война» вплоть до 2012 года старались по возможности избегать прямых политических высказываний (как в собственных заявлениях, так и в декларациях А. Плуцера-Сарно, занимающего промежуточное положение между пресс-секретарем и идеологом всей группы, а после ее раскола – «питерской фракции»[148]148
  О сложности понимания роли А. Плуцера-Сарно в жизни группы, как и других идентификаций ее участников, см. подробнее: Эпштейн А. Тотальная «Война»: Арт-активизм эпохи тандемократии. Иерусалим; Москва; Рига, 2012. Это единственная на сегодняшний день книга, полностью посвященная «Войне».


[Закрыть]), нет никаких сомнений в том, что перформансы «Войны» – это не только художественные, но и политические жесты. Их адресатами выступают общество – точнее, политически активная его часть (почти все акции широко освещались в интернете) и государственная власть разного уровня (от милиции/полиции до правительства России (акция «Штурм Белого дома»), против которой эти перформансы чаще всего и направлены. Однако дальше возникает странная ситуация: адресаты обоих типов, считывая политические смыслы этих выступлений, подчеркнуто их игнорируют.

В частности, интернет-сообщество активно обсуждало «Войну» с момента ее возникновения в 2007 году, но вплоть до 2012 года обсуждениями все и ограничивалось. За исключением процесса против «Pussy Riot»[149]149
  Помимо многочисленных публицистических выступлений, предлагающих самые разные интерпретационные коды этого дела (как правило, в зависимости от политических взглядов выступающего), см. ряд научных статей, посвященных «Pussy Riot», в номерах журнала «Неприкосновенный запас» за 2012–2013 годы.


[Закрыть], перформансы «Войны» не получали большой общественной поддержки, а судьбы участников этих акций (их нередко арестовывали по обвинению в хулиганстве) не становились катализаторами сколько-нибудь массовых политических выступлений.

В феврале 2011 года социолог А. Д. Эпштейн, занимающийся современным акционизмом, в докладе «Арт-группа „Война“: Феномен радикального акционистского протеста в современной России и его социально-политические границы», представленном на конференции «Пути России» в Московской высшей школе социальных и экономических наук, задавался вопросом: «…Почему „народ безмолвствовал“, почему акции и выступления в поддержку задержанных активистов „Войны“ были столь малочисленны?!»[150]150
  Эпштейн А. Арт-группа «Война»: Феномен радикального акционистского протеста в современной России и его социально-политические границы // Пути России: Историзация социального опыта. Т. 18. М., 2013. С. 408.


[Закрыть] И отвечал на него так: российское общество, даже интеллектуальное и «продвинутое», не готово к радикальным политическим шагам, не готово поступиться собственным комфортом ради борьбы за достижение политических ценностей, пусть даже идеологически близких. Отношение этого общества к «Войне» Эпштейн охарактеризовал как «наслаждение», которое перестает быть приятным, как только перерастает из сферы удобного и забавного времяпрепровождения в область политического[151]151
  Его оценка интеллектуальных российских сообществ как деполитизированных и живущих в первую очередь во имя наслаждения не изменилась и позднее. См.: Эпштейн А. Тотальная «Война». С. 204–206. Повествование в книге доведено до декабря 2011 года, в том числе и до первого митинга на Болотной площади – 10 декабря.


[Закрыть].

Однако спустя всего десять месяцев после доклада Эпштейна это общество показало, что готово выступать с масштабными политическими заявлениями: от многотысячных митингов на Болотной площади и проспекте Академика Сахарова до многомесячной поддержки «Pussy Riot». Можно ли полагать, что в случае с «Войной» все дело в радикализме высказываний – что именно к нему потенциальная целевая аудитория арт-группы оказалась не готова?

Однако и государственная власть вплоть до 2011 года реагировала на «Войну» неодинаково: с одной стороны, арестовывала наиболее активных участников (Олег Воротников, Леонид Николаев и др.) за хулиганство, а с другой – признавала заслуги. Так, 7 апреля 2011 года Министерство культуры РФ вручило «Войне» премию «Инновация» в номинации «Произведение визуального искусства» за перформанс «Хуй в ПЛЕНу у ФСБ!». 65‐метровое граффити с изображением фаллоса было нарисовано в ночь на 14 июня 2010 года на одном из пролетов разведенного Литейного моста в расчете на единую композицию со зданием Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

И аресты, и присуждение премии можно объединить в рамках единой стратегии по деполитизации политических высказываний «Войны». Будь то хулиганство или визуальное искусство, такая акция, по мнению властей, выключается из сферы политического, становясь либо частью быта (по умолчанию неполитизированного, по крайней мере в рамках этих «правил игры»), либо оторванным от политической реальности арт-объектом.

Показательно, что сами активисты «Войны» при попытке государства деполитизировать их деятельность стараются вернуть своим выступлениям политический смысл. Например, они сначала отказались от премии «Инновация» в размере 400 тысяч рублей, мотивируя это тем, что не нуждаются в официальных одобрениях[152]152
  См.: Панкрашин В. Группа «Война» не хочет бороться за госпремию [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.bbc.co.uk/russian/russia/2011/03/110303_voina_arrests_presser.shtml.


[Закрыть]. Позже, в июне 2011 года, участники арт-группы передали эти деньги правозащитной организации «Агора» для помощи политзаключенным[153]153
  См.: Война идет на помощь! Октябрьский отчет группы Война о расходовании средств Бэнкси и премии «Инновация» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://free-voina.org/post/11519807466; Премию «Войны» потратили на бездомных детей и политзеков: Интервью с автором арт-группы «Война» Алексеем Плуцером-Сарно [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.metronews.ru/novosti/premiju-vojny-potratili-na-bezdomnyh-detej-i-politzekov/Tpokga-muI4FCUw56JS2/.


[Закрыть]. В ноябрьском интервью 2010 года одна из основателей «Войны» (и позднее – ее «московской фракции») Н. Толоконникова заметила:

Активисты Войны никогда не называли ее арт-группой. Группой, бандформированием – как угодно. В этом отказе маркировать себя в качестве арт-сообщества мы сопротивляемся попыткам политически кастрировать нас, сведя наши действия к попытке в очередной раз спровоцировать художественное сообщество, заставив его переопределить ради нас понятие искусства. Без сомнения, акции Войны могут поспособствовать, в том числе, и трансформации определения искусства, но, на взгляд активистов группы, проблемы внутрихудожественные все-таки уступают в значимости проблемам общественно-политическим[154]154
  Жвания Д. Надежда Толоконникова (гр. «Война»): «Мы всегда работаем с фриками» // Новый смысл [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.sensusnovus.ru/interview/2010/11/15/2469.html.


[Закрыть].

Можно предположить, что стратегия власти заключается в выведении за пределы политического поля всего, что мешает его унифицировать и претендует на роль независимых агентов. Однако такому пониманию противоречит другая, на первый взгляд обратная тенденция, упомянутая мной в начале статьи. Речь идет о политизации общественных явлений, которые изначально политическими не являлись, но противоречили государственной стратегии по унификации сферы политического. Сошлюсь на пример движения «Партизанинг», которое уже несколько лет существует в крупных российских городах (в основном в Москве), но известно меньше, чем «Война».

«Партизанинг» – это фактически вариант теории «малых дел», совмещенный с современным акционизмом. Он возник на стыке двух явлений, обеспечивших его гетерогенность. С одной стороны, это разновидность уличного искусства, так себя и позиционирующая. С другой – способ социальной работы граждан по улучшению городского пространства: от создания пешеходных переходов там, где они, по мнению жителей, необходимы, до художественных граффити, улучшающих облик дворов среди типовых панельных застроек. Подобные инициативы на грани стрит-арта и социальной работы были заимствованы из Европы (в частности, из Германии и Нидерландов) и реализованы группой уличных художников, назвавших себя «Партизанингом» – «партизанскими городскими перепланировщиками». Свою идеологию они выразили в манифесте, поместив его на сайте. В нем, в частности, говорится:

Сегодня активные жители городов уже не склонны рассматривать искусство как замкнутую систему, ориентированную саму на себя. Они используют художественный язык как инструмент для изменения реальности: начиная от починки городской мебели и заканчивая борьбой за новые формы государственного строя.

Несанкционированные интервенции в городскую или медиа среду, ориентированные на трансляцию нового бескомпромиссного видения будущего, становятся действенной тактикой преобразования настоящего.

‹…›

Задача нашего проекта – отражение и популяризация идеи свободного высказывания или действия, направленного на переосмысление и перестройку городской среды и общества в целом[155]155
  Партизанинг. Партизанские городские перепланировщики: манифест [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://partizaning.org/?page_id=6.


[Закрыть].

Очевидно, что «Партизанинг» – одно из движений, переносящих опыт европейского 1968 года на современную российскую почву. И хотя в манифесте паблик-арт и политическое высказывание обозначены как равноправные действия, «Партизанинг» по своей сути ближе к радикальному уличному искусству, чем к новым формам политической оппозиции. Другими словами, в качестве предшественников «Партизанинга» следует считать скорее такие группы 1960‐х, как нидерландские «Provo», чем, например, французский ситуационизм. Это заметно не только в выступлениях манифестарного типа, но в первую очередь в направленности действий группы. Большой город в них постулируется как гигантская игровая площадка, которую каждый желающий может перестраивать на свой лад. Четкой политической программы при этом не предполагается: урбанизм соединяется не с политикой, а с эстетикой. Примечательно, что одной из недавних акций этого движения стала организация бесплатного общественного велопроката в городе Выксе[156]156
  Партизанинг в Выксе: общественный велопрокат как объект паблик-арта [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://partizaning.org/?p=7157.


[Закрыть] – мероприятие, очень напоминающее акцию «белый велосипед», ставшую визитной карточкой «Provo»[157]157
  История движения «Provo» в России известна слабо. Одна из редких публикаций на эту тему: Смарт А. PROVO: радикальная транспортная форма для пешеходного содержания / Пер. с англ. Н. Поселягина // Новое лит. обозрение. 2012. № 117. С. 378–402.


[Закрыть].

«Партизанинг» сложился как самостоятельное движение в 2011 году в Москве, где и проходит большинство его акций. Хотя у него есть собственные манифест и сайт, его трудно назвать оформленной группой. Он редко афиширует имена участников (при этом не ясно, являются ли они реальными членами движения или только «аффилированы» с ним), отчеты о собственной (или не собственной?) деятельности чередует с информацией о международном городском акционизме и альтернативных вариантах городских перепланировок (как правило, в Европе и США). Как представляется, «Партизанинг» – не столько арт-движение в привычном смысле (пусть даже анонимное), сколько некая точка пересечения социальных отношений в урбанистической среде, существующая для того, чтобы аккумулировать опыт проживания и изменения города, транслируя его обратно в открытое городское пространство. Вместе с тем существует ряд акций, которые ассоциируются именно с «Партизанингом», то есть если по форме это нечто среднее между коллективным блогом и тематическим информагентством, то по функции «Партизанинг» остается самостоятельным арт-движением. В числе его акций – организация бесплатных импровизированных «ресторанов выходного дня» в течение одного уик-энда; установка «желтых ящиков пожеланий» в нескольких районах Москвы для сбора сведений о том, что, по мнению жителей, следует изменить или улучшить (другими словами, установка обратной связи с населением в местах проведения акций); установка велоразметки на некоторых центральных улицах Москвы; расклейка собственной версии карты Московского метрополитена и т. д. «Отчеты» об акциях или, чаще, проекты будущих акций экспонировались на больших московских арт-площадках («Винзавод», «Флакон», «Стрелка» и др.).