Текст книги "Вершина Великой революции. К 100-летию Октября"

Горький, переславший Ленину письмо Рожкова, приложил к нему и свое письмо, в котором также высказался в пользу установления личной диктатуры, но, в отличие от Рожкова, призывал Ленина в то же время не разрешать свободной торговли и сохранить государственную монополию торговли[558]558
  Ленин В. И. Неизвестные документы. С. 269.


[Закрыть]. В упомянутой речи, произнесенной 13 марта, Ленин вернулся к этим проблемам в связи с конкретными трудностями советской власти. Интерес этой речи, не публиковавшейся в советскую эпоху, состоит, помимо прочего, в том, что Ленин показал в ней связь борьбы с голодом с актуальными событиями Гражданской войны, которая велась против внутренней контрреволюции.

Необходимо помнить, что и продразверстку, и государственную монополию торговли изобрели отнюдь не большевики. Продразверстка была введена царским правительством 29 ноября 1916 года, а монополия торговли хлебом была узаконена в первый день власти Временного правительства, 25 марта 1917 года, а осенью того же года Временное правительство направило в села вооруженные отряды для конфискации продовольствия. (Другой вопрос, какова была эффективность этих мер.) Однако шаги, предпринятые Лениным для смягчения голода, не продолжали механически эту практику. Комментируя судьбу ранее не опубликованных документов Ленина, В. Т. Логинов, в согласии с результатами исследований В. Бруса и некоторых советских историков 1970–1980-х годов, справедливо указал на то, что в конце апреля 1918 года Ленин еще исходил из возможности мирного получения хлеба из деревни с помощью товарообмена. А несколько дней спустя он поставил в СНК вопрос о введении продовольственной диктатуры. Причиной этого было просто то, что в апреле-мае традиционные источники хлеба оказались изолированными от центральных областей. На Украине германские оккупанты привели к власти гетмана Скоропадского. В мае восстание пленных чехословаков отрезало от Центра Сибирь и часть Поволжья, более того, в июне прервались и связи с Северным Кавказом. Эта изоляция не предвещала ничего хорошего[559]559
  Логинов В. Т. Послесловие. Там же. С. 584.


[Закрыть].

С точки зрения нашей темы важно, что меры опиравшегося на ограничение демократии военного коммунизма, усиливая друг друга, оказывали определяющее влияние и на такие области повседневной жизни, как транспорт и передвижение населения. Вся цепь этих принудительных мер вела к складыванию директивной экономики, которая, конечно, не могла служить базой для сколько-нибудь стабильного, демократического правительства. «Советская диктатура», политическую форму которой придала Коммунистическая партия, сумела обеспечить разгром военной контрреволюции и диктатуры белогвардейских генералов на фронтах Гражданской войны[560]560
  Не случайно, что позже Ленин вернулся к этой тематике. В 1919 году он опубликовал в декабрьском номере журнала «Коммунистический Интернационал» пространную полемическую статью об Учредительном собрании, в которой объяснял причины победы большевиков в свете данных о выборах в Учредительное собрание. Ленин был прав в том, что в конечном итоге судьбу революции решили не выборы, а исход гражданской войны. Ленин В. И. Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата // Ленин В. И. ПСС. Т. 40. С. 1–24.


[Закрыть]. Однако деятельность и бюрократизация усиливавшегося государственного и партийного аппарата поставили Ленина и большевиков перед совершенно новыми проблемами. Как можно обуздать протестующие, «инакомыслящие» группировки, принадлежащие к социальной базе самих большевиков? До какой точки можно оправдывать угнетение, и когда революция начинает превращаться в свою противоположность?

В то время, в 1918 году, стоявшая (точнее, сидевшая в тюрьме) вдали от событий Р. Люксембург была единственной, кто постарался дать марксистскую, внутреннюю критику русской революции. Не случайно, что и меньшевики видели в сформулированной Розой Люксембург критике большевизма подтверждение своей собственной аргументации. Мартов дошел до того, что в письме, написанном из Берлина С. Д. Щупаку 23 декабря 1921 года, оценил работу Р. Люксембург как оправдание мнений К. Каутского: «Здесь – сенсация, о которой, вероятно, вы уже слышали: Пауль Леви издал, наконец, антибольшевистскую брошюру Розы (писана в сентябре 1918 года), которую коммунисты скрывали три года и в которой она ругательски их ругает не только за Брестский мир, но и за разгон Учредительного собрания. В постановке вопроса о диктатуре и демократии она почти буквально сходится с Каутским, так что впечатление от этой публикации колоссальное»[561]561
  Из письма Ю. О. Мартова С. Д. Щупаку. Берлин, 23 декабря 1921 г. // Меньшевики в 1921–1922 гг. М.: РОССПЭН, 2002. С. 393.


[Закрыть].

Понятно, что у любого документа, в том числе и у брошюры Р. Люксембург, может быть несколько прочтений и интерпретаций. Однако отождествление Мартовым позиций Люксембург и Каутского было более чем недоразумением, оно имело психологические причины, источник которых достаточно прозаичен: желание механически оправдать собственную политическую точку зрения. Действительно, могли ли Каутский или Мартов когда-либо в ходе революции хотя бы на мгновение согласиться с многократно цитированными строками Р. Люксембург, написанными в тюрьме в 1918 году? Она писала: «Пусть германские правительственные социалисты вопят, что господство большевиков в России – это искаженная картина диктатуры пролетариата. Если она была или является таковой, то только потому, что она – результат поведения германского пролетариата, которое было искаженной картиной социалистической классовой борьбы. Все мы подвластны закону истории, а социалистическая политика может осуществляться лишь в международном масштабе. Большевики показали, что они могут все, что только в состоянии сделать истинно революционная партия в границах исторических возможностей. Они не должны стремиться творить чудеса. Ибо образцовая и безошибочная пролетарская революция в изолированной стране, истощенной мировой войной, удушаемой империализмом, преданной международным пролетариатом, была бы чудом. В этом отношении Ленин и Троцкий со своими друзьями были первыми, кто пошел впереди мирового пролетариата, показав ему пример; они до сих пор все еще единственные, кто мог бы воскликнуть вместе с Гуттеном: „Я отважился!“»[562]562
  Luxemburg R. Az orosz forradalom. Р. 35.


[Закрыть].

В этот контекст укладывается и истинный смысл критических замечаний Люксембург, ее критики террора: «Свобода всегда есть свобода для инакомыслящих». Настоящая теоретическая и практическая проблема состоит в том, существовала ли реальная возможность разрешения возникшего противоречия.

Насилие и террор: причины и следствия

Со времени распада СССР представители различных направлений в исторической науке пытаются путем «деконструкции» структуры «исторического повествования» втиснуть все наследие Ленина в нарратив насилия и террора.

В действительности у Ленина не было специальной теории насилия и террора, хотя его взгляды и действия в этой области могут быть реконструированы с необходимой полнотой. В конце XIX – начале XX века революционеры не отрицали неизбежности насилия в процессе революционных изменений. Ленин был знаком с теоретическими рассуждениями, которые сформулировал Энгельс в полемике с Дюрингом, который тоже признавал определенную роль насилия, но лишь со свойственной ему осмотрительностью, что вызвало заметный гнев Энгельса. «Лишь со вздохами и стонами допускает он возможность того, что для ниспровержения эксплуататорского хозяйничанья понадобится, может быть, насилие – к сожалению, изволите видеть, ибо всякое применение насилия деморализует, дескать, того, кто его применяет. И это говорится несмотря на тот высокий нравственный и идейный подъем, который бывал следствием всякой победоносной революции»[563]563
  Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд. М., 1961. С. 189.


[Закрыть].

Таким образом, Ленин унаследовал ту концептуальную основу, согласно которой источники насилия в истории выводятся из экономических противоречий, противоположности интересов, классового угнетения в современном обществе. Конечно, история XX века показывает, что существует огромная разница между теоретическим подходом к насилию и его практическим применением. В этой связи определяющую роль сыграло то, что в ходе борьбы за власть во время Гражданской войны в России столкнулись такие непримиримые политические и социально-экономические интересы, теоретические и культурные традиции и «логики», которые концентрированно вызвали к жизни самые ужасные формы насилия. Политическая классовая борьба велась в России до самых крайних пределов. Однако революция не только не принесла прекращения насилия и террора, но и распространила его применение в самых различных формах и с различным содержанием, не говоря уж о дальнейшей, одновременно сложной и ужасной истории насилия[564]564
  Об этой истории см. наш сборник: GULAG. A szovjet táborrendszer története. Tanulmányok és dokumentumok. Szerk.: Krausz Tamás. Pannonica. Budapest, 2001.


[Закрыть].

В незаконченной работе «Молодой Ленин» Л. Д. Троцкий верно отметил, что Ленин в течение нескольких лет разработал взвешенную точку зрения, касающуюся террора[565]565
  См.: Trotsky L. Young Lenin. New York, 1972. Наша ссылка дана по русскому переводу этой книги: Троцкий Л. Дневники и письма / Под ред. Ю. Фельштинского. Harvard, Houghton Library, Hermitage, 1986. С. 190–191.


[Закрыть], суть которой в том, что обычно террор является лишь вспомогательным средством политической и вооруженной борьбы и должен применяться только в крайнем случае. Уже после поражения восстания 1905 года Ленин рассматривал террор и всякие партизанские акции в качестве средства вооруженного восстания и связывал его с государственной тиранией. Классическим воплощением этой позиции этого стала написанная в августе 1906 года статья «К событиям дня». Название статьи действительно выражает ее суть, поскольку Ленин высказал свое мнение о терроре как технике политической и вооруженной борьбы в связи с такими событиями, как нападения на полицию в Варшаве и других польских городах, покушение на Столыпина и успешная акция, в ходе которой эсерка З. В. Коноплянникова 13 августа 1906 года убила генерала Г. А. Мина, руководившего кровавым подавлением московского вооруженного восстания. Ленин считал, что политическая необходимость в таких выступлениях определяется тем, как, благоприятно или неблагоприятно для социалистов, они влияют на «настроение масс». Он утверждал, что вооруженные партизанские выступления допустимы как метод борьбы с самодержавием, с государственной тиранией, но отвергал их как метод «экспроприации частных имуществ», поскольку революция воюет не с отдельными лицами, а с режимом, поэтому, как отметил Ленин, партия в принятой на съезде резолюции правильно «отвергает совершенно экспроприацию частных имуществ», признавая при этом «неизбежность активной борьбы против правительственного террора и насилий черносотенцев», включая «убийство насильников» и захват оружия полицейских и вообще «оружия и боевых снарядов, принадлежащих правительству»[566]566
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 366–367.


[Закрыть].

Год спустя, уже после победы контрреволюции, Ленин, обобщив накопленный опыт, считал, что террористический ответ на террор властей только усугубил бы масштабы поражения. По его мнению, в так называемое мирное время применение террористических средств было бы бессмысленным и вредным с точки зрения революционной борьбы, массового движения. В конце III конференции РСДРП, проходившей в г. Котке (Финляндия) 21–23 июля (3–5 августа), на заседании большевистской фракции Ленин и Рожков сделали заявление, в котором отвергали метод террора. В сложившейся тогда ситуации метод террора был нецелесообразным, поскольку, как говорилось в заявлении, «сейчас единственным методом борьбы должна являться научная пропаганда и Государственная дума как агитационная трибуна». Ленин и Рожков даже грозили уходом из партии, если их товарищи отклонят их заявление[567]567
  Ленин В. И. Неизвестные документы. С. 27.


[Закрыть].

Стихийность и организованность

В новой исторической науке уже обращалось внимание на то обстоятельство, что революционная перестройка 1917 года проходила в различных социальных плоскостях с применением различных средств и при участии социальных слоев, располагавших различным культурным уровнем и психологически-ментальными характеристиками. Начиная с 1914 года значительные социальные группы населения были затронуты определенным культом насилия[568]568
  См.: Булдаков В. Красная смута.


[Закрыть]. Не приуменьшая значения специфических российских традиций насилия как «благоприятной почвы» для его проявления в будущем[569]569
  См. Евреинов Н. История телесных наказаний в России. СПб., 1913.


[Закрыть], нужно сказать, что основным источником современного насилия была сама мировая империалистическая война, расшатавшая и без того колебавшиеся институты и структуры социального сотрудничества и морально освободила и высвободила убийственные инстинкты, после чего средства, применявшиеся «общинной революцией», легко распространились при посредничестве вооруженных солдат из крестьян[570]570
  Buharajev V. 1917 – Az obscsina-forradalom pirruszi győzelme. In: 1917 és ami utána következett. P. 47–48. Характеризуя традиционный крестьянский образ жизни, автор пишет о том, что в 1917 году реализовывались соображения этики выживания: крестьяне стремились защитить от насилий «своих» помещиков, новых помещиков, конечно, уже не щадили. Сельская община была беспощадна с теми, кто использовал землю не в традиционных целях натурального хозяйства, а ждал от нее прибыли, с купцами, банками и всеми, кто непосредственно не занимался обработкой земли. (Там же.)


[Закрыть].

Таким образом, в период Гражданской войны советская власть не получала «снизу», со стороны своей непосредственной социальной базы импульсов, которые ограничивали бы применение насилия. В свою очередь, развертывание монархистской военной контрреволюции лишь усиливало применение насилия новой властью как важнейшее средство ее выживания. Собственно говоря, контрреволюция, по крайней мере в историческом аспекте, является частью революции. Уже в феврале-марте 1917 года во многих крупных городах прошли уличные бои, а затем последовали июльские дни, корниловское восстание, стихийные крестьянские восстания, а осенью – октябрьский захват власти большевиками в Петрограде и Москве. Вслед за этим революция пронеслась по всей России. И все же психология Гражданской войны зародилась не в вооруженных столкновениях 1918 года и не в иностранной интервенции, а в царистском режиме, в течение столетий угнетавшем народы, и в потоках крови Первой мировой войны. На этой «благодатной» для насилия почве выросли насилие и террор послеоктябрьской эпохи с характерными для них средствами и институтами. Следовательно, в причинно-следственном аспекте революция была не причиной, а скорее следствием насилия[571]571
  Из революции, из некой необъяснимой болезненной мании власти, присущей Ленину и большевикам, выводит красный террор Ю. Г. Фельштинский, сотрудник Архива Троцкого Хогтонской библиотеки Гарвардского университета, получивший известность еще в 1980-е годы. Фельштинскй Ю. Г. О терроре и амнистиях первых революционных лет // ВЧК-ГПУ. Документы и материалы (ред. Ю. Г. Фельштинский). М.: Изд-во гуманитарной литературы, 1995. С. 3–25.


[Закрыть]. Среди причин революции решающую роль играла мировая война.

После взятия власти теоретической и политической основой позиции Ленина было то, что слабость и нерешительность новой власти может лишь увеличить силу и шансы старых правящих классов, их контрреволюционного сопротивления. Ленин считал смешным, что в первые недели, месяцы после революции большевики отпустили под честное слово не только нескольких министров Временного правительства и участников юнкерского бунта 29 октября, но и самого жестокого, позже активно поддерживавшего фашистов казачьего генерала Краснова, который, вместе со многими юнкерами, немедленно продолжил вооруженную борьбу с советской властью.

Ленин, конечно, видел, что эскалация террора трояко коренилась в российской действительности. В России 1917 года уже чувствовались наследие Первой мировой войны и обострение внутренней классовой борьбы, зародился вирус Гражданской войны на взаимное уничтожение. В наши дни при изучении истории послереволюционного террора многие, в соответствии с новым каноном, забывают о том, что генерал-монархист Л. Г. Корнилов уже в январе 1918 года дал Добровольческой армии приказ «пленных не брать»[572]572
  Иоффе Г. З. Белое дело. Генерал Корнилов. Л., 1989. С. 233.


[Закрыть]. Это был уже тот голос террора, который предвещал повседневные ужасы Гражданской войны, выход террора из-под контроля[573]573
  В уже упомянутой работе В. И. Миллер отметил, что насилие и террор пустили такие глубокие корни во время гражданской войны, что их «воздействие» чувствовалось и десятилетиями позже в таких событиях, как уничтожение польских офицеров в Катыни или, например, в акциях власовцев и красновцев, действовавших в составе Вермахта. См. Миллер В. И. Осторожно: история! С. 62.


[Закрыть]. Процесс эскалации насилия определялся не какими-либо предварительными теориями, его нельзя было предвидеть в его уникальности. В нем в комбинации, обусловленной конкретными обстоятельствами, сочетались русская революционная традиция (например, «пугачевщина») и определенные составные части марксистской теории (например, «диктатура пролетариата»).

Не отрицая роль кровопролития в традиции бунтов против самодержавной власти, имеет смысл вспомнить точку зрения Бакунина, которая в другой форме появилась среди ценностей различных революционных течений, в том числе и среди ценностей, которым следовал Ленин. В прокламации «К офицерам Русской армии», написанной в женевском изгнании в январе 1870 года, в год рождения Ленина (Ленин, видимо, был знаком с этой прокламацией), Бакунин утверждал, что, несмотря на неизмеримые страдания народа, в ходе освободительной борьбы почти не будет кровопролития, если армия выступит на стороне народа. В этом случае «будет только поголовное изгнание за пределы России всех дармоедов и белоручек». «Стенька Разин, – продолжал Бакунин, – который поведет народные массы в будущем, столь явно приближающемся разгроме Всероссийской Империи, будет не богатырь одинокий, а Стенька Разин коллективный»[574]574
  Бакунин М. А. К офицерам Русской армии // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. М.: «Археографический центр», 1997. С. 280, 281.


[Закрыть]. В 1917 году этот «коллективный Стенька Разин» воплотился в крестьянских восстаниях, в Ленине, в Красной армии и ЧК. Конечно, теория, которой Ленин оправдывал революционное подавление, восходила не к бакунинским источникам. Диктатура пролетариата как специфический способ отправления власти возникла и стала «материальной силой» в сфере притяжения массовой демократии, причем, как мы видели, с целью сломить сопротивление правящих классов и создать режим непосредственной демократии. В конечном итоге источник проблемы состоял в том, что подавление осуществлялось не только по отношению к правящим классам, но и, как было описано выше, по отношению ко всем, кто по каким-либо причинам выступил против распоряжений новой власти. Мы видели и то, как параллельно с углублением террора и насилия постепенно сходила с повестки дня, превращалась в теоретический или конституционно-правовой вопрос задача расширения непосредственной демократии. Несмотря на то что Ленин не желал утонуть в водовороте мер по сохранению власти, перерождение великих целей с самого начала было реальной опасностью. Ленин буквально с первого дня революции находился в Кремле как бы на военном посту. Он постепенно усвоил так называемое военное поведение, соответствовавшее чрезвычайной ситуации, хотя, конечно, располагал точными знаниями о неизбежности применения и функциях террора в ходе Французской революции или Гражданской войны в США. Многое о возникшем положении выясняется из двух телеграмм, отправленных Лениным в первое послереволюционное время. Первая из них была написана 13 (24) января 1918 года: «Харьков. Народный секретариат, Штаб Антонова, Орджоникидзе. Москва. Главнокомандующему Муралову, Президиуму Совдепа. Мы получили сообщение, что между Орлом и Курском образовался затор, мешающий движению поездов с углем и хлебом. Всякая остановка грозит голодом и остановкой промышленности. Подозреваем саботаж железнодорожников в этом месте, ибо там не раз бывали случаи саботажа. Настоятельно просим принять самые беспощадные революционные меры. Просим послать отряд абсолютно надежных людей. Всеми средствами продвигать вагоны с хлебом в Петроград, иначе грозит голод. Сажайте на паровозы по несколько матросов или красногвардейцев. Помните, что от вас зависит спасти Питер от голода. Ленин».

Два дня спустя Ленин снова «умолял» Антонова-Овсеенко и Орджоникидзе: «Ради бога, принимайте самые энергичные и революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! Иначе Питер может околеть. Особые поезда и отряды. Сбор и ссыпка. Провожать поезда. Извещать ежедневно. Ради бога!»[575]575
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 29, 30.


[Закрыть].

Как уже говорилось выше, основные вопросы, как, например, сбор и транспортировка хлеба, можно было решить лишь военными методами, точнее говоря, в данной ситуации невозможно было обойтись без военных методов, следовательно, Ленин под влиянием обстоятельств начал действовать так, как «принято» на военном положении, и вынужден был импровизировать. На его решения в значительной степени влияли такие разнородные факторы, как недостаток информации, боязнь падения режима, раскрытие настоящих или мнимых заговоров, формирование военной контрреволюции и т. д.[576]576
  Это доказывается ныне уже огромным архивным материалом. Из новых публикаций см., например: «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934). Т. 1. Ч. 1. ИРИ РАН, The Edwin Mellen Press, N.Y., London, Canada, 2000. Естественно, Ленин тоже получил первые обзорные донесения ЧК-ОГПУ, из которых явствовало, что для широких кругов населения характерно сопротивление советской власти или скорее неоопределенное недовольство из-за голода, хаоса и нестабильности.


[Закрыть] Друг с другом сосуществовали стихийно образовавшиеся народные органы, как, например, Военно-революционный комитет (отчасти из которого вскоре была создана ЧК) и местные Советы, с одной стороны, и органы централизации с СНК на вершине, который в принципе был подотчетен ВЦИК, а точнее – Всероссийскому съезду Советов, – с другой стороны. В то же время сохранялись сильные патерналистские отношения, на которые смогла опереться власть Центра, более того, личная власть Ленина. Наличие этих различных уровней власти породило своеобразный хаос. Первые решения властей также показывают, что Ленин был вынужден действовать в таких неожиданных ситуациях, о которых едва ли думал раньше. Уже в первые дни революции он столкнулся с проблемой алкоголизма, дезорганизовавшей и часть красногвардейских частей. Хорошее вино и спирт он намеревался продать за границу, чтобы «не отравлять» и не деморализовать местное население[577]577
  Так, в записке в Венно-революционный комитет он спрашивал: «Есть ли бумажка от Военно-революционного комитета, чтобы спирт и вина не выливались, а тотчас были проданы в Скандинавию? Написать ее тотчас». 9 (22) ноября 1917 года ВРК принял соответствующее решение: «Реквизированное вино (30 000 ведер) вывезти за границу». Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 5, 403.


[Закрыть]. Скоро сложилась и практика взятия заложников[578]578
  В записке наркому продовольствия А. Д. Цюрупе, написанной 10 августа 1918 года, Ленин писал: «Я предлагаю „заложников“ не взять, а назнчить поименно по волостям. Цель назначения: именно богачи, как они отвечают за контрибуцию, отвечают жизнью за немедленный сбор и ссыпку хлеба. Инструкция такая (назначить „заложников“) дается а) комитетам бедноты, б) всем продотрядам…» (там же, с. 145).


[Закрыть], а также заключения организованной оппозиции в концентрационные лагеря как средство и метод «временной изоляции от общества», возникший во время Первой мировой войны и даже еще ранее, в период англо-бурской войны.

На эскалацию насилия и террора указывали и другие явления. Огромное возбуждение вызвали террористические акты против деятелей советской власти. К числу наиболее ярких примеров относится убийство одного из руководителей петроградских большевиков В. Володарского, позже, 30 августа 1918 года, был убит председатель Петроградской ЧК М. С. Урицкий, и в тот же день эсерка-фанатичка Ф. Каплан совершила известное покушение на Ленина. Отвечая на «белый контрреволюционный террор», ВЦИК 2 сентября 1918 года принял резолюцию, напечатанную на следующий день в «Правде». В резолюции говорилось, что «на белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». Ленин теоретически и практически выступал за массовый, устрашающий террор государственного характера. В то же время он по-прежнему отвергал индивидуальный террор, личную месть, считая их бесполезными и бессмысленными. Можно считать символичным случай со служащей Царицынского жилищного отдела Валентиной Першиковой, которая была арестована в марте 1919 года за разрисовку портрета Ленина, вырванного из какой-то брошюры. Начальник одного из участков царицынской милиции В. С. Усачев и красноармеец Минин обратились к Ленину с просьбой об освобождении Першиковой, в ответ на которую Ленин послал председателю губернской ЧК следующую телеграмму: «За изуродование портрета арестовывать нельзя. Освободите Валентину Першикову немедленно, а если она контрреволюционерка, то следите за ней». На телеграмме сохранилась пометка Ленина о передаче всего материала фельетонистам[579]579
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 267, 474–475.


[Закрыть]. Множество документов подтверждает тот факт, что вождь революции даже в кульминационные периоды Гражданской войны выступал против чекистских и бюрократических злоупотреблений, совершенных в ущерб «маленьким людям». Вот одна из иллюстраций этого факта. 29 марта 1919 года Ленин направил Череповецкому губисполкому следующую телеграмму: «Проверьте жалобу Ефросиньи Андреевой Ефимовой, солдатки деревни Новосела, Покровской волости, Белозерского уезда, на отнятие у нее хлеба в общий амбар, хотя у нее муж в плену пятый год, семья – трое, без работника. Результат проверки и ваших мер сообщите мне»[580]580
  Там же. С. 272, 476–477.


[Закрыть].

В мышлении и политике Ленина массовый террор времен Гражданской войны был самым крайним средством борьбы с врагами, которое он применял в зависимости от конкретных дел, случаев, ситуаций или применения которого он иногда напрасно добивался[581]581
  Письмо Г. Е. Зиновьеву, а также Лашевичу и другим членам ЦК от 26 июня 1918 года: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. …Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает» (Там же. С. 106). Телеграмма И. В. Сталину в Царицын. 7 июля 1918 года в 1 час ночи: «Сегодня около трех часов дня левый эсер убил бомбой Мирбаха. Это убийство явно в интересах монархистов или англо-французских капиталистов. Левые эсеры, не желая выдать убийцу, арестовали Дзержинского и Лациса и начали восстание против нас. Мы ликвидируем сегодня же ночью беспощадно и скажем народу всю правду: мы на волосок от войны. У нас заложниками сотни левых эсеров. Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов, ставших орудием в руках контрреволюционеров» (там же, с. 114).


[Закрыть]. В иных ситуациях, однако, он критиковал применение террора и насилия, мотивированных политическим, властным расчетом и социальными, классовыми соображениями. Он часто требовал ограничения применения террора, больше того, прекращения конкретных злоупотреблений властью и наказания виновных сотрудников ЧК. Так, например, в телеграмме М. И. Лацису от 4 июня 1919 года с ужасом протестовал против положения в ЧК на Украине: «Каменев говорит – и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, – что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся. <…> Надо подтянуть во чтобы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся»[582]582
  Там же. С. 338. См.: Фельштинский Ю. Г. О терроре и амнистиях. С. 19.


[Закрыть]. Ленин знал, что и большинство в ЧК составляют полуграмотные, политически неподготовленные молодые люди, включая таких «случайных карьеристов» и «безыдейных» людей, которые появляются везде, где надеются найти власть и материальную обеспеченность.

Таким образом, насилие было не только продуктом прошлого, мировой и Гражданской войны[583]583
  В обостренной исторической ситуации была использована и такая форма массового террора, как распространившиеся во время мировой войны «концентрационные лагеря» (конечно, не тождественные сталинским, а тем более – гитлеровским): «Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 143–144.


[Закрыть], но и неотъемлемой частью становления нового строя. Лучше всего это выразилось в том факте, что единственным возможным средством для обуздания самоуправства новой бюрократии тоже была угроза насилия, ведь на создание нового правового порядка ушли позже еще целые годы. Например, в апреле 1919 года в Княгининском уезде местные власти принуждали крестьян к вступлению в артели и коммуны, что от имени СНК было категорически запрещено Лениным, защищавшим крестьянство, образовывавшее хребет Красной армии: «Недопустимы какие бы то ни были меры принуждения для перехода крестьян к общественной обработке полей. Неисполнение этого будет караться со всей строгостью революционного закона». 10 апреля 1919 года в газете Известия ВЦИК было опубликовано циркулярное письмо, подписанное Лениным и наркомом земледелия С. П. Середой. Вот полный текст этого письма: «В Наркомзем поступили сведения, что в целях организации советских хозяйств, коммун и других коллективных объединений земотделы, упсовхозы отбирают поступившие в пользование крестьян земли нетрудовых владений, вопреки смыслу статьи 9 Положения о социалистическом землеустройстве. Подтверждается недопустимость подобных явлений. Все земли, находящиеся ко времени опубликования Положения о социалистическом землеустройстве в трудовом пользовании крестьян и предоставленные им на основании постановлений или инструкций уездных или губернских земотделов, никоим образом не могут быть отчуждаемы принудительным путем для организации советских хозяйств, коммун и прочих коллективных объединений. Изъятие земель из пользования крестьян для указанных организаций допустимо лишь при добровольном согласии, в порядке землеустройства. Недопустимы меры принуждения для перехода крестьян к общественной обработке, в коммуны и другие виды коллективного хозяйства. Переход к коллективным формам осуществляется лишь при точном соблюдении требований Положения, без всяких принуждений со стороны власти. Неисполнение настоящего распоряжения карается по законам революционного времени. Возможно шире осведомите население о настоящем распоряжении»[584]584
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 381, 495.


[Закрыть].

Под влиянием эскалации террора Ленин, – хотя это и замалчивается историками типа Д. А. Волкогонова, Р. Пайпса и Ю. Г. Фельштинского, – был вынужден из властных соображений навести порядок в деятельности ЧК и трибуналов, не исполнявших законы и предписания. Во время Гражданской войны ведомственные организации могли совершать аресты на основании доносов, без всяких предварительных доказательств. Ленина приводила в гнев открытая бесчеловечность созданных по его инициативе административных властей и органов внутренних дел. Это подтверждается множеством документов, однако вместо их перечисления[585]585
  Можно сослаться, например, на письма Н. П. Брюханову от февраля 1919 года и на телеграмму Ярославскому губисполкому. Там же. С. 260, 256.


[Закрыть] целесообразнее показать некоторые шаги, предпринятые Лениным для укрощения вышедшего из-под контроля террора, и его позицию по этому вопросу, что, быть может, позволит сделать и некоторые теоретические выводы.

В начале 1922 года с реорганизацией ЧК и созданием официального ведомства, ГПУ, последнему были поставлены задачи защиты советской власти и власти Коммунистической партии, устрашения, вытеснения и административной ликвидации политической оппозиции[586]586
  Партийные документы, связанные сорганизацией ОГПУ, см. в кн.: Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936. (Под ред. А. Н. Яковлева). М.: МФД, 2003. С. 10–27.


[Закрыть]. На повестку дня было выдвинуто определение правовых рамок террора, что может восприниматься как своего рода юридическое обобщение опыта Гражданской войны и появления новой ситуации. Параллельно с прекращением репрессий периода военного коммунизма Ленин искал и в своеобразной форме нашел возможности обуздания влияния новой буржуазии. В мае 1922 года в связи с формированием революционного правового порядка он решительно высказался за прекращение произвола и «узаконение террора». По поводу проекта Уголовного кодекса РСФСР Ленин писал Д. И. Курскому, что необходимо «открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы. Из замечаний Ленина выясняется, что он стоял за ужесточение мер против политической оппозиции (особенно если речь шла о связи с «международной буржуазией») вплоть до расширения применения «высшей меры наказания» и в то же время «релятивизировал» эту меру, добавив, что она может быть заменена «высылкой за границу, по решению Президиума ВЦИКа»[587]587
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 189–190.


[Закрыть]. Таким образом, в свете этого видно основное направление деятельности Ленина. Из сформулированных им документов однозначно выясняется, что крупномасштабное наступление на священников, церковь и буржуазную интеллигенцию, осуществленное в 1922 году, было своего рода «завершением» Гражданской войны, изоляцией, изгнанием тех политических противников, которые во время Гражданской войны поддерживали из тыла белогвардейцев, монархическую контрреволюцию, антисоветский лагерь и после их поражения сохранили важные позиции в духовной и политической жизни советского общества. В то же время стало очевидным складывание того катастрофического комплекса взглядов, согласно которому всякая политическая оппозиция причислялась к лагерю контрреволюции.

Донесения ОГПУ о настроениях масс в первую очередь и в основном выражали не, пользуясь словами Теренса Мартина, «глубокое недоверие советского руководства по отношению к народу, боязнь возникновения стихийных беспорядков»[588]588
  См.: «Совершенно секретно». С. 22.


[Закрыть]. Эти документы скорее или в первую очередь выражали то противоречие, что Ленин и советские руководители в то время очень хотели и в то же время не могли, были неспособны соответствовать намеченным ими же целям, не смогли преодолеть те социальные и исторические предпосылки, из которых выросла сама революция[589]589
  Ежемесячные обзоры ОГПУ, информировавшие советское руководство о настроении населения, представляли собой новую форму экономической и политической информационной деятельности органов государственной безопасности, появившуюся во второй половине 1921 года. Эти обзоры подготавливались на основе информации областных – губернских органов безопасности и милиции, а также государственных, партийных и профсоюзных организаций. Обзоры, конечно, посылались и Ленину и в хронологически систематизированной форме хранились в его архиве. Третья Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий (июнь 1919 года) возложила ответственность за сбор политической информации на Секретный отдел ВЧК. В декабре 1921 года в составе нового Секретно-оперативного управления был создан Информационный отдел (ИНФО). Эта система была еще более усовершенствована при создании ГПУ. В обзорах «следовало отражать настроение „всех групп населения и факторов, влияющих на изменение этих настроений“, в частности связанных с мероприятиями советской власти…» (Виноградов В. К. Об особенностях информационных материалов ОГПУ как источника по истории советского общества // «Совершенно секретно». С. 31, 33, 43, 45 и далее).


[Закрыть].

Волна репрессий 1922 года: завершение Гражданской войны

Необходимо напомнить читателю о том, что с лета 1918 года Ленин видел главный источник террора в интервенции западных держав. Лишь для примера сошлюсь на политический доклад ЦК, сделанный Лениным на VII Всероссийской конференции РКП(б). В этом докладе Ленин, отвечая на западную критику, обвинявшую советскую власть в терроризме, особо остановился на проблеме террора и заявил: «До сих пор больше всего мелкая буржуазия в Европе обвиняла нас в нашем терроризме, в нашем грубом подавлении интеллигенции и обывателя. На это мы скажем: „Все это навязали нам вы, ваши правительства“. <…> Это был настоящий террор, когда против страны, одной из наиболее отсталых и ослабленных войной, объединились все державы. <…> Наш террор был вызван тем, что против нас обрушились такие военные силы, против которых нужно было неслыханно напрягать все наши силы». С другой стороны, он указал на то, что мелкая буржуазия, средние элементы, интеллигенция с бóльшим трудом переносили тяжесть гражданской войны, поскольку «они десятки лет были привилегированными, но мы должны в интересах социальной революции эту тяжесть возложить и на них». А перенесение этих тягот в интересах победы в гражданской войне требовало, как подчеркнул Ленин, «строжайшей военной дисциплины»[590]590
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 354–356.


[Закрыть].

В объяснении нуждается волна репрессий, поднявшаяся в 1922 году и направленная на подавление сопротивления церквей, буржуазной интеллигенции и политической оппозиции. Прежде всего необходимо выяснить политические причины этих репрессий, ведь Гражданская война к тому времени практически завершилась. Во-первых, несомненно, что фоном этой волны репрессий была боязнь социальных и политических следствий новой экономической политики в условиях международной изоляции, к тому же со свежим опытом военной интервенции западных держав. Появление новой буржуазии, восстановление рынка и других элементов капитализма, а также связанные с этим социальные, культурные и идеологические конфликты (более конкретно мы остановимся на них позже) породили чувство страха и неопределенности, охватившее руководителей, членов и симпатизантов партии большевиков. Конкретной причиной этого страха было то, что различные силы, противостоявшие советской власти, могли объединиться, так как нэп, с одной стороны, открывал перед ними более широкие возможности, а с другой стороны, порождал те социальные элементы, которые были способны или казались способными свергнуть советскую власть[591]591
  В своих статьях и прочих документах Ленин и Троцкий часто ссылались expressis verbis на то, что нэп объективно создал «новых» социальных и политических противников советского режима. Об этом свидетельствует написанное тогда письмо Троцкого о взаимоотношениях между партией и государством: Пометка на письме Л. Д. Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) // Ленин В. И. Неизвестные документы. С. 513–514. В связи с церковью и высылкой групп интеллигенции см.: там же. С. 515–523, 544–547, 550–559.


[Закрыть]. Ныне нелегко понять этот страх, однако в этом может помочь исторический подход. Далее, психоз большевиков, связанный с боязнью потерять власть, получил новые импульсы в исторической ситуации, сложившейся после победы в Гражданской войне[592]592
  Как мы видели, конкретные события и определенный «психоз» были связаны и с введением красного террора летом 1918 года, это отразилось, например, и на судьбе царской семьи. Судьба царя сложилась иначе, чем планировалось заранее, большую роль в ней сыграли спонтанные элементы. Казнь царской семьи (17 июля 1918 года) обычно служит в современных работах доказательством «кровожадности» Ленина, хотя Ленин и советское руководство собирались обнародовать преступления царя на открытом судебном процессе. Этот процесс не состоялся по политическим причинам. Между прочим, нет никаких прямых доказательств того, что Ленин лично дал указание о казни царской семьи. Решение было принято в зависимости от актуальной политической и военной ситуации, так как возникли опасения, что царь и его наследники будут освобождены и станут эмблематичными фигурами контрреволюции. Вскоре после казни белые действительно заняли Екатеринбург. Документ о казни был подписан председателем Исполкома Уральского совета А. Г. Белобородовым в Екатеринбурге, где содержалась под стражей царская семья. Этот документ оповещал общественное мнение о том, что «Президиум Областного совета постановил расстрелять бывшего царя Н. Романова. В ночь на 16 июля 1918 года приговор приведен в исполнение». Содержавшаяся в документе ссылка на царскую семью была вычекнута от руки, поскольку и уральские большевики считали необходимом умолчать о казни детей, собственно говоря, стыдились ее, как не упоминалось о ней и позже в советской исторической науке. Документ о казни уже давно хорошо известен, так как его разборчивая цветная фотокопия была опубликована несколько десятилетий назад в кн.: Bildung der Russischen Revolution. Berlin – Frankfurt/M., 1978; репринт 1979. Р. 179.


[Закрыть]. Белые армии и армии интервентов были разгромлены на полях сражений Гражданской войны, однако большевистские руководители считали, что военное поражение контрреволюции не повлекло за собой ее полного политического поражения. По их мнению, нетронутой осталась тысячелетняя опора монархии, русская православная церковь с ее организацией и духовно-политическим влиянием, а кроме этого, выжили и контрреволюционные партии, готовые к свержению руководимой большевиками советской власти.