Текст книги "Человек. Образ и сущность 2016. Гуманитарные аспекты. Информационный универсум и самосознание современного человека"

В. Франкл убежден в том, что нет необходимости отвергать смерть. Да, она обрывает человеческое существование, лишая людей возможности завершить свои планы. Философ М. Шелер принял смерть за собственным рабочим столом. Перечитав предыдущий абзац, философ написал: «Однако…». Но тут пришла смерть. Мы так и не знаем, какой взмах мысли она прервала. И все же смерть не способна обесценить то, что удалось тому или иному человеку создать в отведенное время. Шуберт задумал однажды написать лирическую симфонию, используя романтическую эстетику. Не отказываясь от принципов бетховенского симфонизма – серьезности, драматичности, глубины, Шуберт пытался воссоздать поэтическую атмосферу. Но произведение так и не получило завершения. Мы не можем сказать, что «Неоконченная симфония» Ф. Шуберта лишена смысла. Напротив, незавершенность позволяет вообразить, как могла бы звучать данная симфония. Древние знали, что судить о прожитой жизни можно лишь после ее завершения. Она имеет значение не по числу прошедших лет, а по тому, чему была посвящена и насколько удалось это посвящение. Жизнь юного героя по смыслу и ценности превышает долголетие мещанина, обывателя.

Обыденному человеку трудно представить нескончаемость жизни. Он невольно помышляет об этом в горизонте текущего существования. С таким же успехом можно обсуждать: почему бы не заставить машины рожать им подобных? Но машины, как известно, хотя бы по Ж. Бодрийяру, не способны рожать. Можно, разумеется, подправить в человеке «неполезные» в социуме качества. Но от таких проектов человечество уже настрадалось. Ф.Г. Майленова пишет: «С одной стороны, что может быть привлекательнее идеи победы человечества над смертью? Смерть, уравнивающая в конечном итоге всех, приходящая без спросу и зачастую без предупреждения, она может стать последним ярким аккордом героической жизни, а может оказаться позорным моментом, перечеркивающим все прочие достижения… Победа над смертью – это же не только долгие годы жизни, которые можно посвятить познанию, искусствам, путешествиям, да просто пожить в свое удовольствие, это же будет совершенно другая психология, философия, абсолютно другое мировоззрение, и как следствие – другая мораль и другая этика» (Майленова, 2014, с. 80–81).

Вот оно – выстраданное нашим временем – «пожить в свое удовольствие». Тут и возразить трудно. Разве только дать слово Гамлету: «Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?» В библейской притче об Агасфере, который получил бессмертие в качестве проклятия, речь идет вовсе не об удовольствии, а о страдании, мучительстве. Напомним, кстати, мысль известной французской писательницы и философа Симоны Бовуар, которой она завершает размышления Сартра и Хайдеггера о конечности человеческого существования. «Тем не менее, – пишет она, – если бы в жизни человеческой не коренилась смерть, отношение человека к миру и к себе самому было бы совершенно иным, и тогда определение “человек смертен” представляется вовсе не эмпирической истиной; будучи бессмертным, живущий уже не был бы тем, что мы именуем человеком. Одна из основных характеристик его судьбы заключается в том, что движение его временной жизни образует позади и впереди себя бесконечность прошлого и будущего, – и понятие увековечения вида сопрягается с индивидуальной ограниченностью» (Бовуар, Сартр, 2013, с. 18).

Именно так – обретя бессмертие, живущий уже не будет тем, что мы именуем человеком. Поэтому прелести вечной жизни, перечисленные психологом в качестве соблазна, уже не относятся к человеку. По мнению Н.А. Бердяева, жизнь должна иметь смысл, чтобы быть благом и ценностью. Но смысл не может быть почерпнут из самого процесса жизни. Он должен возвышаться над жизнью. Русский философ считал, что жизнь в этом мире имеет смысл именно потому, что есть смерть, и если в нашем мире не было бы смерти, то жизнь была бы лишена смысла.

Австрийский психиатр В. Франкл, переживший ужасы концлагеря, считал, что обретя бессмертие, человек утратил бы жизненные цели. В самом деле, какой смысл заниматься познанием, когда впереди беспредельная жизнь? Всегда успеется приобщиться к искусству, если существование бесконечно. По мнению Франкла, смыслы обретаются потому, что жизнь человека ограниченна. Бессмертный индивид не стал бы прилагать усилия к достижению конкретной цели, поскольку впереди необъятное множество шансов для реализации замысла.

Корпорация «Бессмертие»

Что поражает, когда трансгуманисты говорят о бессмертии? Обретение такого дара предстает как чудесное вознаграждение человечества. Наука позволит каждому стать бессмертным. Все это произойдет стремительно и безболезненно.

Российские элиты сегодня активно обсуждают тему бессмертия. «Новым и новейшим хозяевам РФ стало тогда очевидно, что пролонгация избранных жизней есть высшее отражение принципа универсальной справедливости. Действительно: логично ли, чтобы красавец-богач, источающий вкус и воздух эпохи, дающий работу сотням тысяч безымянных людей, летающий на сверхзвуковых самолетах и благотворящий Большому театру, жил столько же, сколько какой-нибудь склонный к дешевой водке закройщик из Торжка или потерявшая счет неплатежеспособным клиентам проститутка Магаданского вокзала? Одна из олигархических звезд конца 1990-х годов прямо говорила вашему покорному слуге: дескать, ты не думай, я уже планирую жизнь на 50–60 лет вперед. Как так? Да очень просто. Через 10 лет будут созданы индивидуальные лекарства, которые позволят прямо отключать гены, отвечающие за старение. Они окажутся очень дорогими, эти лекарства, но мы-то их купим. А еще через 10 лет – другие лекарства на ту же тему, только гораздо более мощные. И мы снова их купим» (Белковский, 2015).

То, что происходит сегодня вокруг бессмертия, напоминает роман американского фантаста Роберта Шекли «Корпорация “Бессмертие”». Итак, Томас Блейн – помощник главного конструктора морских яхт, возвращаясь из отпуска на личном автомобиле, не справился с управлением, выскочив на встречную полосу, спровоцировал лобовое столкновение с другим автомобилем. Подсознательно он приготовился к смерти, он как при замедленной съемке ощутил, как ломается руль в его руках, как трещат ребра и хрустит позвоночник. Он очнулся в больничной палате в чужом теле в 2110 г. Могущественная компания «Рэкс Корпорэйшн» переместила его сознание из прошлого в тело нового человека (Шекли, 2000).

Разве наука свободна от бизнеса? Проблема бессмертия, оказывается, стала делом корпорации. Тема покинула недра религии и превратилась в обычное предпринимательство. Бессмертие даровано не всем. Загробная жизнь стоит недешево. Но в случае «паломничества» на тот свет остается не вполне ясным, что будет за Порогом. Что ожидает пришельцев – рай, нирвана или преисподняя. Таинство смерти не разгадано. Оно просто стало предметом коммерции. Между прочим, Р. Шекли более чем за полвека до наших дней описал терзания трансгуманистов. Он рассказывает, как самостоятельно существующее сознание оказывается следующим этапом в эволюции человека. Смерть – это освобождение сознания от телесной оболочки. Процесс умирания оказывается психическим шоком исключительной силы. Энергетическая сеть почти всегда разрывается на части. Так наступает гибель не только телесной оболочки человека, но и его сознания.

Однако ослепительная мечта о вечном существовании, о преображении личности на деле оказалась неосуществимой. Чтобы душа претерпела переселение, нужно новое тело, уже освобожденное от прежнего владельца. Но у донора должны полностью стереться все следы прежнего сознания. И все же случается, что сознание не может проникнуть в нужное тело и гибнет. Впрочем, люди, которые приобрели страховку, не торопятся перебраться в другое тело. Они боятся потусторонней жизни, духовное существование наводит на них страх. Им хочется жить как принято, в потребительском обществе. А свободных тел на черном рынке полно.

Р. Шекли подмечает еще одну странность. Парадоксально, но жизнь обесценивается. Убить человека – все равно, что состричь ноготь. Кроме того, уверенность в том, что смерть еще не кончина, порождает Годы Безумия. Люди хотят получить от жизни по максимуму. Перед смертью они стремятся испытать все жизненные блага – кто знает, что ждет человека за Порогом. Писатель показывает, что в грядущем изменились перспективы жизни и смерти. Выполняется наказ Ф. Ницше: умри вовремя! Люди начинают осознавать, что телесная жизнь – всего лишь бесконечно малая часть человеческого существования. Почему не приблизить конец, если хочется?

Далеко не всегда удается гарантированно перейти в другое тело. Можно оказаться зомби. Толкуют о том, что души ждут очереди заново родиться на других планетах, что составляет часть гигантского цикла возрождения. Есть также мнение, что потусторонняя жизнь – это колоссальная туманная область, где умершие обречены на вечные странствия, которые никогда не приведут к цели. Один философ сказал, что конкуренция есть закон природы. Он должен сохраниться и в потусторонней жизни.

Заметно, что Р. Шекли несколько десятилетий назад обрисовал все тупики, которыми изобилует современная трансгуманистическая идея бессмертия. Как и показано в романе, перейдя рубежи земного жребия, люди окажутся перед теми же метафизическими проблемами, которые волновали человечество на протяжении веков.

Не окажется ли дар бессмертия глупой мечтой или ловушкой? Не утратится ли при этом экзистенциальный смысл смерти? З. Фрейд в свое время подметил, что смерть – это то, что происходит с другими. Люди сегодня не хотят расставаться с земными наслаждениями. Они склонны видеть в смерти некую случайность, досадную событийную нелепость. Умирают только лузеры. Уходят из жизни только те, кому изменила удача. Поэтому само расставание с жизнью утратило свой сакральный смысл. В общественном сознании укоренилась мысль, что все избыточное, слабое, болезненное должно исчезнуть. И тогда над ним сомкнется забвение. То, что стало поживой смерти, не заслуживает сожаления. По той же логике слабые страны, не достигшие экономической мощи, тоже недостойны жизненной участи. Люди не только страшатся смерти, они в состоянии полного отчаяния стараются как можно дальше отодвинуть эту границу забвения. Выходит, у темы бессмертия немалое прошлое, но, разумеется, и немалое будущее.

Список литературы

1. Иоанн Сан-Францисский (Шаховской), архиеп. Московский. Разговор о бессмертии // Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской). Избранное. – Петрозаводск: Святой остров, 1992. – 575 с.

2. Белковский С. Дожить и пережить президента: Долголетие как либеральная идея // Московский комсомолец. – М., 2015. – 10 июля.

3. Беляев Д.А. Перспективные антропологические модели постчеловека: Трансформация человеческой природы и сверхчеловеческая атрибутика // Глобальное будущее 2045: Антропологический кризис; Конвергентные технологии; Трансгуманистические проекты: Материалы Первой Всероссийской конференции: Белгород, 11–12 апреля 2013 г. / Под ред. Д.И. Дубровского, С.М. Климовой. – М.: Канон+: РООИ Реабилитация, 2014. – С. 43–52.

4. Бердяев Н.А. О назначении человека. – М.: Республика, 1993. – 382 с.

5. Бовуар С., Сартр Ж.-П. Аллюзия любви. – М.: Алгоритм, 2013. – 240 с.

6. Гуревич П.С. Десакрализация мозга // Философская антропология. – М., 2015. – Т. 1, № 1. – С. 6–19.

7. Ланц Г. Проблемы бессмертия // Лики культуры: Культурологический альманах: Начала высшей культуры. – М.: Юристъ, 1995. – С. 169–187.

8. Майленова Ф.Г. Будущее наступает сегодня // Глобальное будущее 2045: Антропологический кризис; Конвергентные технологии; Трансгуманистические проекты: Материалы Первой Всероссийской конференции: Белгород, 11–12 апреля 2013 г. / Под ред. Д.И. Дубровского, С.М. Климовой. – М.: Канон+: РООИ Реабилитация, 2014. – С. 67–83.

9. Мечников И.И. Этюды оптимизма. – М.: Наука, 1988. – 327 с.

10. Мотрошилова Н.В. Мартин Хайдеггер и Ханна Арендт: Бытие. Время. Любовь. – М.: Академический проект, 2013. – 526 с.

11. Розенцвейг Ф. «Вырвать у смерти ее ядовитое жало…» // Страх: Антология: Философские маргиналии профессора П. Гуревича. – М.: Алетейа, 1998. – С. 229–232.

12. Русская философия смерти: Антология / Сост., вступ. ст., коммент. К.Г. Исупова. – М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2012. – 663 с.

13. Франкл В. Психотерапия на практике. – СПб.: Речь, 2000. – 256 с.

14. Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. В.В. Бибихина. – М.: Ad Marginem, 1997. – 452 с.

15. Хайдеггер М. Вещь // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / Вступ. ст., коммент. и указ. В.В. Бибихина. – М.: Республика, 1993. – С. 316–326.

16. Хёйзинга Й. Осень Средневековья. – М.: Наука, 1983. – 371 с.

17. Цицерон М.Т. О старости; О дружбе; Об обязанностях. – М.: Наука, 1975. – 248 с.

18. Шекли Р. Корпорация «Бессмертие»: Рассказы. – СПб.: Азбука, 2000. – 448 с.

19. Шопенгауэр А. Новые parolipomena // Шопенгауэр А. Собр. соч.: В 6 т. – М.: Республика, 2001. – Т. 6. – С. 3–232 (Шопенгауэр, 2001 б).

20. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Собр. соч.: В 6 т. – М.: Республика, 2001. – Т. 2. – 560 с. (Шопенгауэр, 2001 а).

21. Fukuyama F. Our posthuman future: Consequences of the biotechnology revolution. – New York: Picador, 2002. – 272 p.

Коллективный индивид Пола Остера
(на примере «Нью-Йоркской трилогии»)

В.М. Кулькина

В статье дается краткий обзор зарождения нового этапа развития американской литературы, заключающегося, в частности, в появлении нового типа героя с особыми признаками «коллективного индивида». Его появление характеризуется слиянием философских и литературоведческих категорий, что наиболее ярко проявляется в «Нью-Йоркской трилогии» Пола Остера.

Ключевые слова: постмодернизм; Пол Остер; Нью-Йоркская трилогия.

Article reveals the summary of origin new the stage of development of the American literature expressed in emergence of new type of the hero with characteristic signs of «the collective individual» is made. Its emergence is characterized by merge philosophical and literary categories that is most brightly shown in «The New York trilogy» of Paul Auster. Research represents a new view on the person (character) in the society. Innovative for the American literature the view on the reader as the person capable to make spiritual jump from the idea a selectness of the USA to sacral truth of vision of the American nation as parts of mankind. Work is based on works of the Russian philosophers, supporters of intuitionalism (N.O. Lossky) and gnoseology (N.A. Berdyaev).

Keywords: postmodernism; Paul Auster; the New York trilogy.

Начало нового века в литературе США характеризуется ломкой внутренних категорий американского постмодернизма, связанной с реакцией на события 11 сентября 2001 г. Точка зрения СМИ воспроизводилась в сюжете многих новых американских романов. Американские литературоведы (А. Келли, Б. Макхейл и др.) обращались к истории как источнику «сюжетных линий», обстоятельств, возможностей, которые формируют историческую мета-прозу. Писатель получает возможность предъявлять свое право на изображение событий прошлого (Siegel, 2012, с. 132). В итоге американская деконструкция, т.е. набор аналитических приемов и критических практик, которые призваны показать, что любой текст всегда отличается от самого себя в ходе его критического прочтения (в том числе собственным сознанием) (Ильин, 1998, с. 174), претерпевает своеобразную метаморфозу.

Современный американский роман пребывает в состоянии так называемого «постмодернистского разворота», возвращения к традиционному / старому (Hassan, 1987). Повествовательная цепь постпостмодернистской прозы, представленная в виде рассказа, заключенного в одной или нескольких историях, определяется рядом факторов. Их сформулировал американский литературовед Р. Маклафлин (McLaughlin, 2013, с. 285–295). Во-первых, это политический и культурный консерватизм, противостоящий авангардной культуре постмодерна и стремящийся переосмыслить духовную и культурную деградацию масс. Во-вторых, это исчерпанность иронии, приведшая к истощению языка и идеологическому цинизму в обществе, заимствование литературных черт массмедиа (в частности такой как фрагментарность). В-третьих, это шок от событий 11 сентября 2001 г., который разрушил надежду на возрождение метанарратива4646
  Метанарратив – это исторический нарратив, будущее в нем предстает одновременно как прогнозируемое и как желаемое. Метанарратив содержит одновременно и предсказание о том, как будет, и предписание, как должно быть, и эти аспекты в нем соединены в нерасторжимое целое. См.: (Маслов, 2015, с. 150–152).


[Закрыть] о Востоке и Западе. И, наконец, глобализация – основополагающий фактор экономических, международных и межкультурных отношений, с помощью которых Запад определяет мир с точки зрения получения прибыли, источников дешевой рабочей силы, открытых рынков для инвестиций. Связь постмодернизма как художественного метода с формами производства первым определил Ф. Джеймисон. Заслуга американского философа и критика состоит не только в осмыслении определенной мировоззренческой ситуации, представляющей постмодернизм теоретическим отображением мироощущения современного человека, дезориентированного миром новейших технологий и властных структур, но и в попытке отыскать и показать пути ее преодоления.

Джеймисон выделяет три основные стадии капиталистического развития.

1. Рыночный капитализм, складывавшийся в ХVIII–ХIХ вв. (преимущественно в Западной Европе и Северной Америке) на базе парового двигателя, связан с эстетикой реализма.

2. Монополистический капитализм, существовавший с конца ХIХ до середины ХХ в. (до Второй мировой войны), переход на электричество и двигатели внутреннего сгорания, соответствуют эстетике модернизма.

3. Мультинациональный или потребительский капитализм, сложившийся после Второй мировой войны (с упором на перераспределении и потреблении благ), ассоциируется с развитием электронных и ядерных технологий, а в искусстве – с эстетикой постмодернизма.

Следуя этим «экономическим» рамкам культуры, американская литература ХХ в. тематически развивалась в ипостасях двух «национальных идей»: 1) сделай себя сам (У. Фолкнер, Ф.С. Фицджеральд, Т. Драйзер); 2) дом, семья, достаток (Ф. Рот, Дж. Апдайк, Т. Капоте).

Пол Остер выбрал для своего творчества наиболее «просторное» поле деконструкции романной формы. Изучаемой им темой стала цивилизация, взявшая на себя роль Бога в контроле над истиной, в поисках которой пребывает каждый человек. В его сознании формулируется возможность свободы от противоречий современного мира, допускается, что «возможность» может превратиться в реальность. Но для этого необходима воля человечества, что приравнивается к утопии. Один из признаков классической утопии – совпадение рассказа свидетеля о действительности с ее описанием героем / писателем. Антиутопия выступает как контрапункт утопии. Один из признаков антиутопии – посвящение в тайны исчезающего пространства, изображение распадающегося мира, смятение чувств и мыслей наблюдающих за этим процессом людей.

Пол Остер описывает кризис действительности как истину, не нашедшую отражения ни в утопии ни в антиутопии. Он видит существование эмпирической реальности этого реального мира и таким образом избегает лжи. Словами героя «Нью-Йоркской трилогии» профессора Колумбийского университета Стиллмена писатель выражает свою позицию: «Ложь – это грех. Солжешь – пожалеешь, что на свет родился. А не родиться на свет – значит быть проклятым. Быть обреченным жить вне времени. А когда живешь вне времени, ночь не сменяется днем. Тогда даже смерть обходит тебя стороной. Ложь невозможно искупить. Даже правдой. Как отец я хорошо это знаю. Помнишь, что случилось с отцом-основателем нашей страны? Он срубил вишню, а потом сказал своему отцу: “Я не могу солгать”. Вскоре после этого он выбросил в реку монетку. Эти два события имеют для американской истории основополагающее значение. Джордж Вашингтон сначала срубил дерево, а затем выбросил деньги. Ты понял? Тем самым он поделился с нами высшей правдой. Деньги, хотел сказать он, не растут на деревьях. Оттого-то у нас такая великая страна. Теперь портрет Джорджа Вашингтона красуется на деньгах». Таким образом, Стиллмен, представитель американского истеблишмента (Колумбийский университет как часть «Лиги плюща», и Стиллмен как ее представитель), воплощает в себе приоритет интересов государства, осуществив эксперимент над собственным сыном. Так он подтверждал право власти над своим населением, над реальными людьми.

Методологией Пола Остера в «Нью-йоркской трилогии» стало применение идеи пяти ипостасей человека. Для того чтобы прояснить сложность внутреннего мира человека в ситуации глобальной реструктуризации бытия и противоречий геополитики, Пол Остер персонифицирует внутренние противоречия личности в образах героев первого романа трилогии «Стеклянный город»: самого автора, Даниэля Квинна, Макса Уорка, Уильяма Уилсона. Индивид предстает в расщепленной форме отдельных личностей, несовпадение личностных свойств которых отражает парадоксальные внутренние противоречия современного человека.

Перед читателем раскрывается образ «коллективного индивида». Это определение носит не правовой или социальный, а философский характер, в основе которого лежит философия интуитивизма.

Сама идея о сложности личности и актуальности роли самосознания влияет на формирование нового подхода к гносеологии: «Если классический рационализм с его чрезмерной склонностью к “чистому интеллектуализму” пошел по этому пути вполне сознательно, то эмпиризм оказался на нем de facto. Справедливо указав на опыт как на основу всякого знания, он, однако, свел его к чувственному восприятию реальной действительности и тем самым привел к “обессмысливанию” последней» (Новиков, 2000, с. 216–217).

Проза Пола Остера ориентирована на созидание себя, но не как «дельца», творца материальных благ. Она переориентирована на духовное познание мира, в частности на интуитивизм. «Интуитивистская онтология исходит из идеи признания трех основных видов бытия: реального, идеального и металогического. Реальное (материальное) бытие, как низшая его ступень, имеет пространственно-временную форму, доступную чувственной интуиции. Основной формой истинной бытийности, обусловливающей бытийность материальной реальности, является идеальное бытие. И, наконец, металогическое бытие является в образе некоего “сверхкосмического принципа”, именуемого то Богом, то Логосом» (Новиков, 2000, с. 221).

Один из последних романов писателя «Невидимый» (2009) поднимает вопрос о невозможности рационального подхода к познанию противоречий современной жизни, т.е. о ситуации, когда логика уже не способна отделять плохое от хорошего, видеть границы добра и зла. Человек должен учиться улавливать разницу и чувствовать невидимое. В этот момент автор и предлагает познавать себя в пространстве своего художественного мира: «Познание становится реальностью, когда заканчивается пассивный процесс восприятия объекта и начинаются активные действия субъекта, связанные с ответной реакцией с его стороны на сигналы объекта, как-то: внимание, сравнение, различение и т.п.» (там же, 221). В случае Д. Квинна к действию его обращает встреча с Остером, он принимает на себя личину писателя, при этом выдавая себя за сыщика, и начинает вести дневник, в котором пишет: «Самое же главное: помнить, кто я такой. Помнить, кем я должен быть. Непохоже, чтобы это была игра. С другой стороны, пока никакой ясности нет. Например, сам-то ты кто? У меня нет ответа. Могу сказать только одно: слушай меня. Меня зовут Пол Остер. Это не настоящее мое имя» (Остер, 2010, с. 71).

Однако исходя из логики русского интуитивизма, знание таковым становится тогда, когда формируется опыт, обусловленный не действиями субъекта (в нашем случае Квинна), а его мировоззрением и оценкой окружающего мира. А знания о мире у Квинна поверхностны, они в его книгах, в детективах, которые он пишет по две штуки в год. Держателем (и содержанием) его знаний является герой этих детективов – Макс Уорк, «от лица которого велось повествование, он раскрыл целую серию тяжких преступлений, прошел через нечеловеческие испытания, был неоднократно бит, несколько раз едва избежал смерти, и Квинна его подвиги несколько утомили» (Остер, 2010, с. 25). Такая «опора» для субъекта, источник его «синтетического опыта», или содержание его знания, – предикат, третья ипостась сущности человека.

«Уорк и Квинн сблизились. В отличие от Уильяма Уилсона, который оставался для Квинна абстракцией, Уорк с каждой следующей страницей обретал плоть и кровь. В этой триаде Уилсон был своего рода чревовещателем, сам Квинн – объектом, а Уорк – исходящим из “чрева” голосом, ради которого все и затевалось. Если Уилсон и был иллюзией, он тем не менее оправдывал существование Квинна и Уорка. Если Уилсон не существовал, он тем не менее был мостом, который соединял Квинна с Уорком. И мало-помалу Уорк вошел в жизнь Квинна» (там же). Такой синтетический опыт, полученный объектом через выдуманного персонажа, объединенный с таким же иллюзорным Уилсоном, стал рассудком Квинна, с помощью которого он анализировал и проводил опыты (в своих книгах) над окружающей его реальностью. Бессилен Квинн оказался исключительно перед последней своей ипостасью – интуицией. «Эффективность и надежность интуиции, как инструмента формирования знания, и состоит в том, что она “схватывает” объект “в подлиннике”, а не в отраженном облике, не в копии» (Новиков, 2000, с. 227). Телефонный звонок, как некий вызов в иную реальность, мир за пределами книг героя заставляет Квинна искать свою истинную сущность – объект, т.е. Пола Остера, человека, которого вызывает металлический голос из телефонной трубки и которым с третьей попытки Квинн назвал себя в ответ на звонок. Квинн встречает Пола Остера, тот обещает содействие и не имеет ничего против использования его имени другим человеком. Так Квинн начинает свой путь в металогическое бытие, в мир «сверхкосмического принципа», именуемого Логосом.

Как правило, понятие коллективного индивида представляет собой альтернативное название нации как части объективной реальности (государства). Коллективный индивид обладает всеми базовыми потребностями, общей волей, самосознанием, способностью единого и целенаправленного коллективного действия. Однако идея Остера состоит в том, чтобы «развернуть» ипостаси человеческого индивида с потребительства материальных благ на интуитивное видение себя частью человечества. Таким образом, Остер призывает читателя совершать духовный скачок от веры в истинность своего бытия (избранность США среди всего человечества) к вере в сакральную истину (видение американской нации как части человечества).

Список литературы

1. Видеман В. Преодоление модерна. – Режим доступа: http://www.guzmanmedia. com/gm3/postmod.htm (Дата обращения: 28.06.2016.)

2. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия. – М.: Интрада, 1998. – 256 с.

3. Маслов Е.С. Понятие «метанарратив» Ж.-Ф. Лиотара в контексте нарратологии // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота, 2015. – № 2 (52), Ч. 2. – C. 150–152.

4. Новиков А.А. Пять ипостасей русского интуитивизма // Философия науки. – М., 2000. – Вып. 6. – С. 216–217.

5. Остер П. Нью-йоркская трилогия. – М.; СПб.: Эксмо: Домино, 2010. – 416 с.

6. Hassan I.H. The postmodern turn: Essays in postmodern theory and culture. – Columbus: Ohio state univ. press, 1987. – 267 p.

7. McLaughlin R.L. After the revolution: US postmodernism in the twenty-first century // Narrative. – Columbus: The Ohio state univ. press, 2013. – Vol. 21, N 3. – P. 285–295.

8. Siegel J. The plot against America: Philip Roth’s counter-plot to American history // MELUS. – Storrs: Univ. of Connecticut, 2012 – Vol. 37, N 1. – P. 131–154.