Текст книги "Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна"

Людмила Сукина
ТЮРЬМА, ПЛЕН И СУМА
Пространство христианской благотворительности в Русском государстве XVI–XVII веков

Проблема милосердия или благотворительности как социальной практики сглаживания неравенства и противоречий в обществе уже давно привлекает к себе внимание историков. Значительные успехи в ее исследовании были достигнуты европейской, особенно французской, исторической антропологией. Но и в современной России ее изучение насчитывает уже довольно длительную историю. Достаточно вспомнить успешно реализованную в 2000‐е годы в виде конференций, семинаров и публикаций программу Международного благотворительного фонда имени Д. С. Лихачева «Благотворительность в России как социальный институт: история, становление, развитие». Многие работы, опубликованные в рамках этого проекта, показали, что в Российской империи благотворительные усилия низовой части и средних слоев общества были сосредоточены не на поддержке культурных и образовательных проектов, а на помощи маргинальным группам – заключенным, каторжникам, военнопленным, нищим, пациентам больниц для бедных. Описания этого специфического социального явления мы можем обнаружить и в классической русской литературе XIX века. Там же мы найдем и отсылки к тому, что такая модель массовой благотворительности была связана с практиками повседневного благочестия и имела глубокую традицию. Но вопрос формирования и укоренения этой традиции еще недостаточно исследован. Дошедшие до нас письменные и визуальные источники показывают, что помощь вышеуказанным группам населения приобрела форму некоего единого пространства христианской благотворительности в Русском государстве XVI–XVII веков. И целью этой статьи является реконструкция общих контуров процесса его создания.

Христианская традиция благотворительности в пользу обездоленных социальных групп была усвоена Русью вместе с вероучением, и ее корни обнаруживаются в византийской религиозной культуре. Понятие «благотворение» распространяется в русской книжности посредством славянских переводов Евангелия, богослужебных книг, сочинений Отцов Церкви. Оно встречается в письменных памятниках XII–XV веков: славяно-русских переводах Хроники Георгия Амартола, Жития Варлаама и Иоасафа, в Рязанской кормчей, Толковой палее, Прологе, Пчеле и некоторых других древнерусских сборниках729729
  Аванесов 1988. С. 208–209; Срезневский 1989. С. 107.


[Закрыть]. Во всех случаях это понятие связано с заботой праведного христианина о душе, с дачей милостыни нищим и подношением даров церковным учреждениям. Известный древнерусский проповедник и писатель Кирилл Туровский (XII век), сочинения которого читались и переписывались на протяжении всего Средневековья, относил нищелюбие к числу добродетельных плодов древа жизни, а милостыню считал видом покаяния, доступным каждому человеку730730
  Дмитриев, Лихачев 1980. С. 291–310, здесь 301.


[Закрыть]. Однако сведений о самих фактах благотворительности на Руси до середины XVI века почти не сохранилось (если не принимать в расчет летописные и актовые данные о княжеских пожертвованиях в церкви и монастыри и рассказы житий святых о раздаче праведниками своего имущества нищим). Не определены точно и категории других обездоленных (кроме нищенствующих), помощь которым была сопряжена с представлениями о христианском долге.

Вероятно, такие практики, как и проблемы, с ними связанные, приобрели особую актуальность только в позднем Средневековье, когда к имущим слоям населения добавились служилые люди, купечество, ставшее более многочисленным, и зажиточные городские ремесленники. Об этом свидетельствуют тексты законодательных и нравственно-учительных сборников, связанных с формированием и развитием в Русском государстве середины XVI века институтов царской власти и укреплением религиозного благонравия населения. Это было время создания «предписанного» православия и встраивания его в систему русского самодержавия. Государственной и церковной регламентации подверглись все основные сферы религиозной жизни и культуры. Православный христианин должен был отказаться от греховных поступков и помыслов и придерживаться установленных властью норм благочестивого поведения, в том числе принимать участие в общегосударственных благотворительных «проектах»731731
  Сукина 2011. С. 70–105.


[Закрыть]. Дополнительную актуальность милостыни в пользу маргинальных групп населения как средству спасения души благотворителя придавало ожидание Конца света и Страшного суда. Оно сообщало особый смысл человеческому бытию в определенные моменты истории (например, в 1560‐х и 1660‐х годах)732732
  Юрганов 1998. С. 306–437.


[Закрыть].

Одним из ключевых событий этого времени стало проведение Стоглавого церковного собора 1551 года, целью которого была регламентация православного богослужения и благочестия. Три вопроса из ста, заданных на соборе молодым царем Иваном Грозным церковным иерархам, касались реализации благотворительных практик. Это было церковное попечение о нищенствующих монахах и монахинях, государственная и общественная забота о пленных («полоняниках») и призрение нищих и убогих733733
  Емченко 2015. С. 58–59.


[Закрыть]. На все из этих вопросов собором были даны развернутые ответы. В Стоглаве (Уложении собора 1551 года) детали обсуждения благотворительности в отношении названных социальных групп изложены в 71, 72 и 73‐й главах.

Собор поддержал инициативу царской власти запретить монашествующим скитаться и жить в миру и принудительно устроить их по монастырям: «Что чернецы и черницы по городом и по селом скитаются миру на съблазнъ и многым людем на осуждение и д<у>шамъ на погыбель – и тех черньцовъ и черниць собрати да, переписавъ, розослати по общимъ монастыремъ»734734
  Там же. С. 193.


[Закрыть]. Содержать их предусматривалось на вклады царя, митрополита и региональных епископов. О старых и больных прежде нищенствовавших монахах и монахинях должны были заботиться настоятели тех обителей, в которые власти их отправят на жительство и под надзор735735
  Емченко 2015. С. 193–195.


[Закрыть]. Но попечение о «безгрешном» существовании и обеспечении нищенствующего монашества пропитанием и уходом фактически оборачивалось лишением этих людей личной свободы и насильственным удержанием их в определенных монастырях.

Второй проблемной категорией, нуждавшейся в защите, с точки зрения царя и церковного собора, были люди, неволею оказавшиеся в то время в «ордынском» плену, в Царьграде, Крыму, Кафе, Казани, Астрахани. Среди них были как представители знати («бояре и боярыни»), так и простолюдины. Одних из них привозили на Русь выкупившие их иностранные (греческие, турецкие, армянские) купцы и держали под замком (фактически «полоняники», даже прибыв на родину, находились в заключении в частной тюрьме) в ожидании получить за них выкуп от родственников, другим удавалось бежать из плена самостоятельно. Если у первых не находилось состоятельной родни, готовой заплатить за их свободу, то несчастных «полоняников» увозили обратно «в бесерменство». Вторые, оказавшись на родине без средств к существованию, были вынуждены скитаться и нищенствовать и подвергаться унижениям уже от своих соплеменников736736
  Там же. С. 58.


[Закрыть]. Собор принял решение превратить выкуп («окуп») пленных в государственное дело. Их должны были выкупать царевы послы, находившиеся в «ордах». Тем, кто другими путями оказывался в Русской земле, предлагалось оказывать материальную поддержку, компенсируя затраты выручившим их из плена купцам, и выдавая средства на обзаведение необходимым для поддержания существования имуществом. Все расходы предполагалось производить за счет «царевой казны». Для ее пополнения вводился новый налог – затраченную в течение года сумму раскидывали «на сохи» по всей земле независимо от того, откуда были родом выкупленные пленники. Искупление «полоняников» объявлялось «общей милостыней», от которой и царю, и всем его православным подданным будет великое воздаяние от Бога737737
  Там же. С. 195–196.


[Закрыть].

Третье соборное решение касалось регламентации деятельности городских богаделен, которые содержались за счет казны и добровольной милостыни отдельных «боголюбцев». Предполагалось организовать во всех городах перепись престарелых, больных и увечных нищих и дать им приют в богадельнях, снабдив пищей и одеждой. Чтобы при этом не было злоупотреблений, состоявших, в первую очередь, в том, что богадельни занимали (выкупая в них места за небольшую мзду) здоровые, годные для работы мужчины и женщины, занимавшиеся бродяжничеством и попрошайничеством, надзор над этими богоугодными учреждениями поручался уважаемым местным священникам, целовальникам и «добрым городским людям»738738
  Там же. С. 196–197.


[Закрыть].

Как мы видим, Стоглавый собор полагал, что основную финансовую нагрузку по реализации христианского долга благотворительности должна была нести царская казна. Но она, как известно, часто бывала пуста. Не спасал дело и специальный налог на выкуп пленных. Поэтому уже в то время большие надежды возлагались на добровольные пожертвования благочестивых людей, принадлежавших к обеспеченным слоям населения – знати, служилой верхушке, купечеству.

К благотворительной помощи нуждающимся призывал своих читателей Домострой – один из известнейших памятников русской книжности XVI–XVII веков, целью составления которого была регламентация быта и благочестия православного человека. Его редакция середины XVI века также была создана в окружении Ивана Грозного при активном участии царского духовника Сильвестра.

Согласно Домострою, милостыня (как угодное Богу деяние) должна была совершаться, в первую очередь, в храме и других отведенных для этого местах, круг которых очерчен вполне отчетливо – монастырях, больницах, богадельнях, тюрьмах, а также дома у благотворителя («В монастыри, и в больницы, и в пустыни, и в темници заключенных посещаи, и милостыню по силе всяких потребных подаваи, елико требуют <…> и всякого скорбна, и нища, и бедна, и нужна, не презри, и введи в дом свои, напои и накорми, согреи…»739739
  Колесов 1990. С. 39.


[Закрыть]). Проявление щедрости в необходимых для нуждающегося размерах (независимо от его социального положения) указывается как обязательное условие настоящего благотворения, скупость в этом деле оборачивается против дающего милостыню, так как не согласуется с христианским благочестием.

С конца XVI века статья о неправедно распорядившихся своим имением перед смертью появляется во второй (патриарха Иова) редакции предисловия к синодикам – книгам записи церковных поминаний, использование которых в монастырском и храмовом обиходе после Стоглавого собора 1551 года стало обязательным740740
  Дергачева 2011. С. 44.


[Закрыть]. Похожий текст, порицающий тех, кто при жизни не помогает нищим, больным, странникам и узникам, содержался и во второй редакции Измарагда (популярного в средневековой Руси сборника нравоучительных рассказов и притч)741741
  Яковлев 1893. С. 225–226.


[Закрыть].

Установления государства и церкви, касающиеся заботы общества о маргинальных группах населения, имели вполне определенные положительные последствия. Известный исследователь массовых письменных источников русского Средневековья Марина Сергеевна Черкасова отмечает, что в писцовых и переписных книгах XVI–XVII веков по городам и селам обнаруживаются многочисленные указания на кельи нищих при кладбищенских и приходских церквях742742
  Черкасова 2017. С. 188.


[Закрыть]. В них обитали как неимущие миряне, так и нищенствующие монахи обоего пола. Учет этих людей, а также нищих, живших в собственных дворах, но добывавших себе пропитание, прося милостыню, по справедливому мнению М. С. Черкасовой, свидетельствует о том, что светская и церковная власть осуществляла систематический контроль над этой категорией населения743743
  Там же.


[Закрыть].

Но при этом, по вполне понятным причинам, реальная практика «творения блага» обездоленным соотечественникам все же отличалась от той идеальной формы, которая предполагалась составителями Стоглава, Домостроя и сборников для нравоучительного чтения. Милостыня воспринималась состоятельными людьми той эпохи как своего рода покупка вечного блаженства на небесах ценой разумных трат в зависимости от жизненных обстоятельств и желания благотворителей. Вкладные книги и синодики того времени дают нам примеры проявления не только щедрости, но и скупости милостников, корыстности их благотворительных поступков, попыток поделиться с нуждающимися не совсем честно нажитым (например, полученным за счет ростовщических сделок) или негодным для собственного употребления имуществом.

Реальным, но при этом исключительным, образцом высоконравственной христианской благотворительности была судьба дворянки Ульянии Осорьиной, жившей в Муроме в конце XVI века и ставшей после смерти местночтимой святой744744
  Скрипиль 1948. С. 257–264.


[Закрыть]. Помешать неукоснительному исполнению ею долга милостыни не могли даже собственное разорение и физические страдания. Составленный ее сыном Дружиной (Калистратом) Осорьиным подробный рассказ о том, как Ульяния всю жизнь помогала голодающим, вдовам и сиротам, а после смерти родителей мужа на протяжении многих лет кормила в своем доме монахов и нищих и посылала милостыню заключенным в темницу, подчеркивал, что подобный подвиг был редкостью. Большинство современников Осорьиной ограничивались поминальными кормами монашествующим и нищенствующим и посылками еды тюремным узникам в течение 40 дней после похорон родственников и один раз в годовщину их смерти, как того требовала православная традиция, зафиксированная в синодиках и Домострое.

Все государственные и церковные установления в сфере благотворительности сохранили свою силу и в XVII веке, после смены царской династии. Конечно, тяготы Смутного времени не способствовали благотворительности, но вскоре после восстановления нормального течения жизни ее практики возобновились. Уже в 1627 году Спасо-Прилуцкий монастырь посылает милостыню в вологодскую тюрьму (хлеб, квас и квашеную капусту) в ответ на просьбу («челобитие») ее 105 узников745745
  Черкасова 2017. С. 189.


[Закрыть].

Во время церковных реформ середины XVII столетия основной упор делался на внедрение в сознание широких масс населения правильной модели «древлего благочестия», соответствующего православному «греческому» образцу. Для этого использовались не только законодательные акты, но и актуализированные и вновь составленные литературные произведения нравоучительного жанра. В XVII веке идея необходимости христианской благотворительности в пользу нищенствующих, пленников и узников распространяется в разных слоях населения благодаря расширению репертуара текстов, входивших в предисловия синодиков и читавшихся в храмах во время богослужений и на церковных и монастырских трапезах. Особенно отчетливо она звучала в сюжетах Притчи о бедном Лазаре, Притчи святого Варлаама о печали житейской, Повести о немилостивом богаче, русской по происхождению Повести о новгородском посаднике Щиле и других. В это же время проповедь заботы о нищих и попавших в иную беду (плен или заключение) по чужой или своей воле усиливается с помощью визуальных средств.

Значительное место в текстах синодичных предисловий теперь отводится необходимости подаяния милостыни неимущим, ибо «подающий нищему – Христу подает» (притча о милостыне из Пролога, пересказ которой включался в синодики). В миниатюрах синодиков можно обнаружить довольно многочисленные и разнообразные изображения «нищепитательства» и раздачи милостыни нищим. В Русском государстве XVII века каждое сословие и учреждение имело своих нищих, о которых должно было заботиться. В письменных источниках упоминаются нищие монастырские, церковные, патриаршие, кладбищенские, дворцовые, дворовые, богаделенные и прочие.

Одно из самых выразительных изображений благочестивого нищепитательства – иллюстрация синодичного поучения «О пользе милостыни» («Добро по умершим давати милостыню») в гравированном Синодике Леонтия Бунина, созданном на рубеже XVII–XVIII веков746746
  Хромов 1998. Ил. 20–21.


[Закрыть]. Ее иконография многократно повторялась в следующих столетиях в миниатюрах рукописных и гравюрах печатных синодиков, служа визуальным назиданием для милостников.

Пример благотворительности в пользу обездоленных показывала семья государей рода Романовых. Так, царица Евдокия Лукьяновна (супруга царя Михаила Федоровича) раздавала нищим десятки рублей милостыни, поила и кормила их в своих хоромах. Юродивому Юшке Артемьеву, лежавшему под переходами на Никольском мосту в Москве, она купила баранью шубу, а ее дочь царевна Ирина подарила теплую шапку747747
  Забелин 2001. С. 319–320.


[Закрыть]. Царица заботилась и о том, чтобы монахи опекаемых ею монастырей также имели возможность заниматься благотворительностью. В 1643 году она пожаловала старцу Макарию из калужского Леонтьева монастыря полтора рубля на шубу и полтину на милостыню748748
  Там же. С. 320.


[Закрыть]. Сами монастыри регулярно раздавали деньги на «прокорм» нищим, пользуясь плодами государственной и частной благотворительности православным обителям.

Боярские, служилые и купеческие роды следовали примеру царской семьи. Так же как и в доме Романовых, в состоятельных семьях заботой о нищих, больных и увечных занимались в основном женщины (характерный пример – боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова). Но и среди высокопоставленных мужчин были люди образцового благочестия. Таковым, например, был Федор Михайлович Ртищев, принадлежавший к высшему слою придворной бюрократии царя Алексея Михайловича. Василий Осипович Ключевский считал, что кроме религиозного долга Ф. М. Ртищев, пускавший почти все свои доходы на милостыню, руководствовался и чувством личного сострадания749749
  Ключевский 199. С. 77–94, здесь 82.


[Закрыть].

Но в милостыни в XVII веке по-прежнему нуждались и пленники, и тюремные узники, которых в это столетие почти постоянных войн, продолжавшихся набегов крымцев, многочисленных политических, религиозных и социальных конфликтов становилось все больше, и власти были не в состоянии заботиться обо всех. Поэтому определенные усилия были направлены на дальнейшее закрепление в обществе представления о том, что попечение об этих социальных группах является неотъемлемым нравственным долгом православного христианина. В предисловия синодиков включаются новые литературные произведения с соответствующими сюжетами. В самых популярных сюжетах нравственно-учительной литературы присутствуют сцены приношения благотворителями пищи в места заключения (в иллюстрирующих их миниатюрах в качестве подаяния тюремным узникам фигурируют, как правило, круглые хлебы и калачи). Повесть о посаднике Щиле, Притча о некоем юноше, плененном в Персиду, Притча о богатой вдовице и другие поучительные рассказы формировали сочувственное отношение к заключенным, независимо от причин, которые привели их к лишению свободы – будь это пленение врагами или арест за уголовные, нравственные, государственные либо религиозные преступления и проступки.

В повестях синодичных предисловий благотворительность в пользу нищих и тюремных узников представлена как единый компендиум благотворительных деяний, способствующих спасению души. Их мог совершать как сам человек, жаждущий спасения, так и кто-то из близких после его смерти – сила этих действий была почти одинаковой в обоих случаях.

Сама ситуация, в которой находились в то время маргинальные группы населения, создавала особое поле для благотворительности. Считалось, что к действиям милостников благоволят высшие силы. Например, это недвусмысленно подчеркивалось в текстах перечисленных выше произведений. Так, в Притче о некоем христианском юноше, попавшем в плен к персам, рассказывается о том, что его родители, не имея о нем вестей, усердно молились, кормили нищих и раздавали подаяние другим нуждающимся. Увидев их благочестивые старания, Господь послал в персидскую тюрьму, где томился их сын, ангела, который усыпил стражников и не только вывел юношу на волю, но и проводил его домой.

В Повести о посаднике Щиле благочестивый сын спасает своего отца, павшего жертвой собственного тщеславия и гордыни, от вечных мук, раздав большую часть наследства в виде кормов нищим и тюремным узникам. Этим он угодил Господу и вымолил для Щила посмертное прощение его грехов. В лицевых рукописях как самой повести (она существовала и в виде отдельной книги750750
  Еремин 1932. С. 59–151.


[Закрыть]), так и ее кратких изложений в синодиках всегда присутствует миниатюра, иллюстрирующая этот эпизод. В таких миниатюрах мы можем видеть и разнообразные изображения нищих, а в некоторых и устройство тюрем. В большинстве своем – это тюремный «острог», обнесенный частоколом из заостренных бревен. В бревенчатой стене прорезаны небольшие окошечки, сквозь которые заключенные могут протянуть руку за принесенным для них подаянием.

Напротив, в также часто использующейся в синодичных литературных предисловиях Повести о немилостивом богаче, отказ его родных раздать, согласно завещанию, большую часть принадлежавшего ему имущества нуждающимся представлен как серьезное прегрешение. За него им приходится жестоко расплачиваться. Дети богача на себе испытывают тяготы тяжелого подневольного труда, нищенства и несвободы.

Иллюстрации синодиков, соединяющих эпизоды подаяния нищим и тюремным узникам, возможно, апеллировали не только к христианским нравственным заповедям, государственным и церковным установлениям, но и к фольклорной народной мудрости, призывавшей каждого человека не зарекаться «от сумы и от тюрьмы». Особенно актуальный в век турбулентности русской истории, этот завет находил живой отклик у людей, искавших индивидуального спасения и покоя, если не на земле, то хотя бы на небесах.

О том, что милостничество в пользу заключенных как норма благочестия прижилось в русском православном социуме и было широко распространено в разных его слоях и группах, свидетельствуют известные примеры, содержащиеся в старообрядческих текстах второй половины XVII века. Так, в Житии протопопа Аввакума рассказывается, что в годы его заключения и ссылки в Братске, ему и бывшей с ним вместе семье тайно помогали жена и сноха местного воеводы, посылая милостыню пропитанием и деньгами751751
  Плюханова 1989. С. 38–93, здесь 56.


[Закрыть]. А его сподвижницу боярыню Ф. П. Морозову, которую по царскому распоряжению морили голодом, тюремный страж побоялся накормить. Но, верный христианскому долгу, он тайно выстирал в реке некую тряпицу, чтобы Морозова смогла обернуть свое тело в чистую ткань перед смертью752752
  Демкова 1991. С. 19–65, здесь 59–60.


[Закрыть]. Встречались на пути страдальцев за старую веру и другие милостники, для которых долг христианской благотворительности был важнее страха за собственное благополучие.

Однако подчас взаимоотношения благотворителя и лиц, нуждавшихся в его помощи, выстраивались в более сложные конфигурации. Например, в 1682 году один из постоянных ктиторов Спасо-Прилуцкого монастыря, богатейший вологодский купец, гость Гаврила Мартынович Фетиев выкупил «из‐за решетки» прилуцкого старца Васьяна, оказавшегося в тюрьме за невыплату обителью по причине безденежья таможенных пошлин, но сделал это не безвозмездно. Монастырь вынужден был уступить Фетиеву за бесценок весь имевшийся в распоряжении обители запас соли (несколько тысяч пудов)753753
  Малинина, Черкасова 2016. С. 84–153, здесь 97.


[Закрыть].

Но тот же Фетиев в своей духовной (завещании) не только оставил на помин своей души солидные суммы и дорогие вещественные вклады многочисленным вологодским и двинским монастырям, но и не забыл о подаянии тюремным сидельцам и нищим. Н. Н. Малинина и М. С. Черкасова отмечают, что только на раздачу этим людям калачей в течение сорока дней после похорон милостника выделялось сто рублей754754
  Там же. С. 108.


[Закрыть]. При стоимости калача в одну копейку ежедневная раздача должна была охватывать больше двухсот человек. Фетиев, как и другие его современники, знал, что «поминанием душа отмывается», а масштаб посмертной благотворительности должен был соответствовать количеству и тяжести грехов, совершенных поминаемым при жизни.

Хорошо известно, что значительная, если не большая, часть богаделен, больниц для бедных и тюрем в Русском государстве XVI–XVII веков находилась в монастырях или при них. Но при этом содержание пребывавших в этих местах людей, особенно их «корм», осуществлялось не столько за счет монастырской казны, сколько из средств благотворителей, в том числе и на поминальные деньги, о чем свидетельствуют сохранившиеся вкладные и кормовые книги многих русских обителей. Таким образом, здесь смыкалась и переплеталась церковная и мирская (общественная) благотворительность. Но к концу XVII века русская церковь начинает настаивать на том, что предпочтительной (более благочестивой и эффективной) формой благотворительности является передача средств и имущества на помин души через посредничество ее институций. Об этом, например, развернуто повествуется в Предисловии к Вкладной книге Троице-Сергиева монастыря 1672–1673 годов755755
  Рыбаков 1987. С. 11–14.


[Закрыть]. В абсолютистском государстве, каковым стала Россия к концу царствования Алексея Михайловича, все отчетливее просматривалось стремление направить частную благотворительность в нужное власти русло.

Итак, с одной стороны, в «предписанном» благочестии Русского государства XVI–XVII веков тюремное заключение, плен, нищета рассматривались как несчастье, социальное зло, наказание за грехи. С другой стороны, они представлялись и как формируемое властью, церковью и самим православным социумом единое пространство христианской благотворительности, позволяющее имущей части населения продемонстрировать свое благонравие и расширить репертуар практик заботы о спасении души. Эти практики, утвержденные соборными решениями середины XVI века, распространились и прочно укоренились как в верхах русского общества, так и среди рядовых зажиточных людей. На них не повлияли ни Смута, ни государственные и церковные реформы XVII века. Подавать нищим и заключенным, «окупать» пленников в период перехода от Средневековья к Новому времени было в Русском государстве религиозной и социальной нормой.

В конце XVII – начале XVIII века порядок жизни начал серьезно меняться. Эпоха Петра I была отмечена строгими полицейскими мерами против профессиональных нищих и особой жесткостью по отношению к преступникам. Подача милостыни тем и другим наказывалась штрафом. Частная благотворительность была запрещена по причине ее недостаточной обдуманности и организованности756756
  Павленко 1994. С. 479.


[Закрыть]. Однако сложившаяся в позднем Средневековье благотворительная традиция подаяния нищим, пленным и заключенным сохранилась в народе и продолжала существовать вплоть до XX века.

БИБЛИОГРАФИЯ

Аванесов 1988 – Аванесов Р. И. (Гл. ред.) Словарь древнерусского языка (XI–XIV века). Т. 1. М., 1988. С. 208–209.

Демкова 1991 – Демкова Н. С. (Сост.) Повесть о боярыне Морозовой. М., 1991. С. 19–65.

Дергачева 2011 – Дергачева И. В. Древнерусский Синодик: исследования и тексты. М., 2011.

Дмитриев, Лихачев 1980 – Дмитриев Л. А., Лихачев Д. С. (Сост.) Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1980. С. 291–310.

Емченко 2015 – Емченко Е. Б. (Подгот. текста) Стоглав: Текст. Словоуказатель. М.; СПб., 2015.

Еремин 1932 – Еремин И. П. Из истории старинной русской повести. Повесть о посаднике Щиле (Исследования и тексты) // Труды комиссии по древнерусской литературе. Т. 1. Л., 1932. С. 59–151.

Забелин 2001 – Забелин И. Е. Домашний быт русского народа в XVI и XVII столетиях. Т. II. М., 2001.

Ключевский 1990 – Ключевский В. О. Добрые люди Древней Руси // Ключевский В. О. Исторические портреты. М., 1990. С. 77–94.

Колесов 1990 – Колесов В. В. (Сост., пер.) Домострой. М., 1990.

Малинина, Черкасова 2016 – Малинина Н. Н., Черкасова М. С. Торговые люди и Православная Церковь в XVII веке (по архиву вологодского гостя Г. М. Фетиева) // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2016. Вып. 4 (16). С. 84–152.

Павленко 1994 – Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1994.

Плюханова 1989 – Плюханова М. Б. (Сост.). Пустозерская проза: Сборник. М., 1989. С. 38–93.

Рыбаков 1987 – Рыбаков Б. А. (Отв. ред.). Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987. С. 11–14.

Скрипиль 1948 – Скрипиль М. О. Повесть об Ульянии Осорьиной (Комментарии и тексты) // Труды отдела древнерусской литературы. Т. VI. М.; Л., 1948. С. 257–264.

Срезневский 1989 – Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. Т. I. Ч. 1. М., 1989. С. 107.

Сукина 2011 – Сукина Л. Б. Человек верующий в русской культуре XVI–XVII веков. М., 2011. С. 70–105.

Хромов 1998 – Хромов О. Р. Русская лубочная книга XVII–XVIII веков. М., 1998.

Черкасова 2017 – Черкасова М. С. Северная Русь: История сурового края XIII–XVII веков. М., 2017.

Юрганов 1998 – Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 306–437.

Яковлев 1893 – Яковлев В. А. К литературной истории древнерусских сборников: Опыт исследования Измарагда. Одесса, 1893.