Текст книги "Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна"

мужчин, женщин и детей, закованных в цепи и запряженных в повозки; цепи были достаточно длинны, чтобы люди могли двигаться беспрепятственно, а правил ими всеми один погонщик с кнутом в руках. Каждый должен получать по заслугам. Совсем иначе следует обходиться с честными бедняками; посему, повторяю, нужно отделять одних от других и размещать в разных заведениях, дабы разврат преступных не повлиял на добродетельных, – мысль, заслуживающая большого внимания; всякий добрый гражданин обязан способствовать порядочному содержанию злополучных неудачников, это предписывает Религия, этого же требует человеколюбие.

Реколлет видит в этих заведениях «прекрасную подмогу для бедных и немощных старцев, для несчастных отцов и матерей, а также для их детей, страждущих в нищете <…>. Они пригодились бы также для служанок, покидающих дома прежних хозяев и не умеющих найти новое место. Сколь многие из них, не зная, где преклонить голову, предаются распутству и из существ добродетельных превращаются в позор всего города». Существовать такие заведения будут на средства Службы призрения, а также на пожертвования короля и аббатств. У каждого заведения будет свой управляющий, а один раз в год все их будет осматривать главноуправляющий817817
  № 99.


[Закрыть].

Со своей стороны, Роман де Коппье полностью переосмысливает идею тюремного заключения. Подхватывая предложения тех, кто разрабатывает планы тюремной реформы, он предлагает «устраивать тюрьмы более или менее строгие, в зависимости от рода преступлений, а также пола и состояний», с дворами для прогулок и мастерскими, в которых «узники могли бы зарабатывать деньги своим трудом и не были бы обречены, выйдя на свободу, вновь просить милостыню». Вдобавок он требует, чтобы воров перестали приравнивать к убийцам, а «публичных монополистов, лживых банкротов, контрабандистов, фальшивомонетчиков и пр.» тоже причисляет к преступникам, ибо, уточняет он, «пускай эти люди не попрошайничают сами, они вынуждают попрошайничать других»818818
  № 113; Malvaux 1779. Р. 390–396.


[Закрыть]. Помимо тюрем, Роман де Коппье предлагает устроить еще исправительные заведения двух типов: во-первых, для должников и бродяг, а во-вторых, для беспутных детей, – и осуждает монастыри, в сущности представляющие собой «не более чем арестные дома, где держат взаперти людей, принесших обеты целомудрия, послушания и бедности»819819
  № 113.


[Закрыть].

3. АРГУМЕНТЫ В ПОЛЬЗУ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ

Хотя многие авторы осуждают насильственное содержание в больнице бедных, больных и умалишенных, остаются и люди, которые считают отправку в больницу наилучшим способом распорядиться разнородными слоями населения, а приют – единственным местом, где можно наказывать и перевоспитывать нищих, чтобы «прививать им добронравие и благопристойность», а уж затем возвращать к обычной жизни820820
  № 17.


[Закрыть]. Для этих авторов устройство заведений, где нищих сажают под замок, – это одновременно и способ преодолеть страх, который внушают нищие, и рациональная экономическая модель, и общественная утопия, а нищенство – плод лености и порока. Следовательно, нищих, которые ничем не болеют, нужно принуждать к труду: строительству и содержанию в порядке дорог, осушению болот, рытью каналов и обслуживанию портов. Некоторые авторы упоминают политику таких стран, как Голландия, где нет ни «бездельников», ни бродяг, ни тех, кто «подло выпрашивает себе пропитание». Один каноник хвалит эти страны, где отменена монархическая роскошь; упоминает он и Англию, и «Его Величество прусского короля, героя Севера», по приказанию которого нищих насильно отправляют служить в армию821821
  № 88.


[Закрыть].

Одна из причин, по которой участники конкурса требуют, чтобы попрошаек лишали свободы, – страх перед бандами нищих822822
  № 91, 59.


[Закрыть]. Дворянин из Берри, отец семи детей, сталкивавшийся с подобными бандами, настаивает на том, чтобы их участников запирали в «Дома раскаяния». Платить за их содержание должны монастыри; возможно, они же должны и принимать нищих в своих стенах. Администрацию заведений для нищих следует обновлять. Жандармам нужно платить по три ливра за каждого задержанного нищего, а деньги, найденные у нищих, делить между ними и заведением. Всех мальчиков и мужчин до семидесяти лет следует зачислять в военную службу, а тех, кто моложе сорока, – отправлять в армию его величества на континенте или на островах по выбору короля. Людей, содержащихся в приютах, следует обрить и снабдить шапкой и форменной одеждой, разной для различных категорий нищих. Рекомендуемый рацион – два фунта хлеба (половина ржаной муки, половина ячменной), полштофа вина, разбавленного водой, похлебка, сваренная из расчета полфунта говядины на человека. «Каждое утро – обход и распределение хлеба и воды. Мясо и суп – в полдень, тогда же вино, разбавленное водой. Ради поддержания порядка полезно делать обход и вечером».

Каждый будет «волен» заниматься своим ремеслом. Одна половина заработанного пойдет на приобретение необходимых орудий труда, а вторую будут отправлять в Управление и употреблять на удовлетворение нужд заключенных. Предусмотрен выход на прогулку по очереди, два-три раза в неделю, вечером, «под неусыпным надзором инвалидов, чтобы никто не забывался»823823
  № 59.


[Закрыть].

Другая причина лишать нищих свободы – экономия. Иоганн Лот из Санкт-Петербурга считает, что больница – рациональный вариант со всех точек зрения; она выгодна для государства, потому что по его, Лота, подсчетам, один нищий обходится государству в 200–300 имперских экю в год, тогда как, будь он помещен в больницу, на него уходило бы всего 25 экю, да вдобавок он бы еще и зарабатывал на свое содержание; выгодна больница и для нищих, потому что избавляет их от необходимости тратить время на попрошайничество и позволяет откладывать деньги на собственные нужды. Итак, Лот предлагает помещать в больницы всех нищих без разбора: детей, инвалидов, стариков, умалишенных, путешественников. Старики могли бы приглядывать за детьми и обучать их, а также, по мере сил, «заниматься каким-либо несложным трудом». Если сумасшедшие способны работать, им следует дать такую возможность наравне со здоровыми людьми, если же не способны, поселить вместе со стариками и держать взаперти. Нищим из числа путешествующих, в частности тех, кто пустился в дорогу ради участия в судебном процессе или по другим личным причинам, тоже следует давать работу хотя бы на время, чтобы они могли заработать на продолжение пути или, по крайней мере, на то чтобы добраться «до первого места, где им вновь позволено будет просить милостыню»824824
  № 16; см. также № 65, 111.


[Закрыть]. Еще один хороший способ сэкономить – использовать монастыри825825
  № 118; см. также № 76, 70, 110.


[Закрыть]. Адвокат из Нарбонна826826
  № 75.


[Закрыть] предлагает вообще сделать больницу сердцем всей городской жизни. Наконец, некоторые авторы в деталях описывают утопические общества, в центр которых помещают заведения для нищих.

Успех шалонского конкурса, богатство и разнообразие присланных сочинений свидетельствуют о напряженности споров, которые велись о судьбе нищих. Конкурс свидетельствует о существовании общественного мнения, вскормленного тогдашними бестселлерами и газетными статьями, в которых описываются иностранные эксперименты и излагаются новые идеи. В нем находят отражение споры, ведшиеся на самых вершинах власти. После того как стало очевидно, что все более и более репрессивная политика по отношению к нищим неспособна уменьшить их число, среди провинциальных элит широко распространилось убеждение, что больница гибельна для тех, кого туда помещают. Такому восприятию больницы способствовали новые медицинские концепции, осуждение роскоши и призывы управлять различными заведениями для нищих более разумно, чтобы избавиться от растрат и коррупции. Кроме того, в приютах слишком часто вспыхивали бунты, а простой народ роптал при виде слишком часто выходящих из стен приютов похоронных процессий, и это тоже заставляло задуматься о деятельности подрядчиков, которые интересуются только собственной выгодой, а королевская администрация, алчущая экономии, их поощряет.

Получила распространение и точка зрения щепетильного Тюрго: поскольку в период кризиса невозможно отличить честных нищих от праздных попрошаек, следует отказаться от репрессивной политики, символом которой служат большие больницы для всех категорий больных и нищих, а также приюты. Лишь редкие авторы по-прежнему поддерживают существование огромных заведений, где удовлетворяли бы элементарные потребности нищих и одновременно приобщали простолюдинов к учению и труду, а заодно и экономили расходуемые на все это средства. Большинство участников конкурса считают более правильным подражать северным странам, где, как им кажется, научились отделять честных больных от распутников, давать нищим работу, не отказываясь, впрочем, от надзора над ними и строгого наказания тех, кто не желает становиться на путь исправления.

Перевод с французского Веры Мильчиной

БИБЛИОГРАФИЯ

Beaud, Bouchart 1974 – Beaud J., Bouchart G. Le dépôt de Saint-Denis (1768–1792) // Annales de Démographie Historique. 1974. Р. 127–143.

Duprat 1993 – Duprat C. «Pour l’amour de l’humanité». Le temps des Philanthropes. La philanthropie parisienne des Lumières à la monarchie de Juillet. 2 tomes. Paris, 1993.

Fairchilds 1976 – Fairchilds C. C. Poverty and Charity in Aix-en-Provence, 1640–1789. Baltimore, 1976.

Hindle 2004 – Hindle S. On the Parish?: The Micro-Politics of Poor Relief in Rural England c. 1550–1750. Oxford, 2004.

Howard 1788 – Howard J. Etat des prisons, des hôpitaux et des maisons de force. Paris, 1788.

L’ Encyclopédie 1751–1772 – Diderot D., Le Rond d’Alembert J. Encyclopédie, ou Dictionnaire raisonné des sciences, des arts et des métiers. Paris, 1751–1772. Art. «Impôt», «Hôpital».

Lilti 2005 — Lilti A. Le monde des salons. Sociabilité et mondanité à Paris au XVIII^e siècle. Paris, 2005.

McStay Adams 1991 – McStay Adams T. Bureaucrats and Beggars: French Social Policy in the Age of the Enlightenment. Oxford, 1991.

Malvaux 1779 – Résumé des Mémoires qui ont concouru pour le prix accordé en l’année 1777, par l’Académie des Sciences, Arts & Belles Lettres de Chalons-sur-Marne. Et dont le sujet étoit, les Moyens de détruire la mendicité en France, en rendant les mendians utiles à l’État, sans les rendre malheureux, Chaalons-sur-Marne, chez Seneuze, imprimeur du Roi & de l’Académie, 1779.

Montesquieu 1748 – Montesquieu C. De l’Esprit des Lois. Genève, 1748.

Roche 1964 – Roche D. La diffusion des Lumières. Un exemple: l’académie de Châlons-sur-Marne // Annales ESC. 1964. № 5. Р. 887–922.

Roche 1989 – Roche D. Le siècle des lumières en province. Académies et académiciens provinciaux, 1680–1789. 2 tomes. Paris, 1989 [1978].

Венсан Мийо
ТЕНЬ ВЫСОКИХ СТЕН: ПАЛИМПСЕСТ ТЮРЕМНОГО ЗАТОЧЕНИЯ

Но тот, кто в Риме хотя бы чуть-чуть шевельнется, тот, за кем я замечу, не говорю уже – какое-либо действие, но даже стремление или попытку действовать во вред отчизне, поймет, что в этом городе есть бдительные консулы, есть достойные должностные лица, есть стойкий сенат, что в нем есть оружие, что в нем есть тюрьма, которая, по воле наших предков, карает за нечестивые преступления, когда они раскрыты827827
  Марк Тулий Цицерон. Официальный перевод с латинского на русский дается по изданию: «Вторая речь против Луция Сергия Катилины». Источник: Цицерон. Речи. В 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1993. С. 302–311 (примеч. пер.).


[Закрыть].

Совершать вместе с Цицероном, сокрушающимся против Катилины, такой обход через римскую Античность – забавный способ расшевелить то, что столь долгое время занимало место историографической очевидности. Исправительная тюрьма оказывается «дочерью» судебного реформизма Просветителей, учрежденной, на самом деле, под руководством либерального Государства в Европе и в Соединенных Штатах, прежде чем распространиться затем на остальную часть земного шара. Такое перекликание напоминает нам о том, что даже до этого периода, во всем определившего политическую и институциональную составляющую эпохи Модерна и современности, уже очень давно существовали места заключения и целые тюремные архипелаги. Они служили для того, чтобы отсечь от социального тела общества определенное количество «нежелательных», религиозных или светских лиц, мужчин или женщин. Все они оказываются социально вписаны в эту карцеральную систему или же как бы заключены в тюрьму «без признания», будь то по карательным или дисциплинарным мотивам пребывания, а также и в благотворительных целях: больницы, дома для бедных или другие сборы для нищих, королевские тюрьмы, тюрьмы для духовенства и для должностных светских служителей, места, где возможно проживать по очень многим причинам, кроме как в одном лишь ожидании приговора или пыток, женские и мужские монастыри, галерные работы и т. д. Существенность материальной составляющей этих мест неоспорима; они становились предметом многократного использования, подвергались переназначениям и различным приспособлениям с течением времени и в соответствии с возложенными на них поливалентными функциями, от искупления за содеянное до наказания, от простой помощи узникам до смены заключенными их вероисповедания. Эти места заключения привлекли вложения и спровоцировали реформистские дискурсы еще до начатых в XIX веке строительств новых тюремных сооружений, охраняемых и специально предназначенных для исполнения мер в виде лишения свободы и, теоретически, для подготовки к последующей социальной реинтеграции осужденных.

Этот обходной маршрут, который мы здесь совершаем, представляется своего рода «символом веры» для новой истории мест тюремного заключения, которая утверждается сегодня и выражением которой является это издание. Прежде всего, речь идет о том, чтобы вписать нашу рефлексию о происхождении и практике лишений свободы в длительную временную перспективу, не ограничиваясь при этом периодом крупных пенитенциарных реформ, которым до сих пор отдается предпочтение в большинстве исследований, ни также наследием Просветителей, которое, «изобретая тюрьму», намеревается гуманизировать репертуар уголовных санкций Старого режима. Начиная с момента нашей эмансипации от строго установленной связи между местами лишения свободы и правовыми санкциями нам удается выявить разнообразие причин, которые приводят к интернированию людей, разнообразие самих форм этого интернирования и, следовательно, многофункциональный характер карцеральных учреждений. Эта многофункциональность к тому же часто связана с материальными особенностями этих мест, с «самостроем», которым они оказываются, она просматривается также через их различные использования, которые при этом разворачиваются. Такова одна из точек входа в диалог, который объединил авторов этой книги.

Защита такой точки зрения приводит к рассмотрению смешанного характера мест и практик заключения в динамическом и сравнительном ключе начиная здесь со Средневековья и заканчивая современной эпохой. Однако это не предполагает какого-то упорного, линейного поиска «истоков» современной тюрьмы. Такой подход, бедный в плане поиска генезиса, подверженный риску телеологии, оказался бы слишком упрощающим. Зато стало возможно выделить широкий спектр практик, соответствующий видам наказаний, искупления, исправления, которые постоянно обновляются с течением времени и в зависимости от места: от изгнания до депортации, от принудительных работ до тюремного заключения. Следует принимать во внимание роль пространственной изоляции, уединения как исправительного средства в различных формах, данных им.

Это первое перемещение, хронологическое, быстро вынуждает нас совершить второе, но уже пространственное и географическое. Здесь приведены примеры, которые отправят читателя в путешествие из Королевства Франции в Российскую империю, из Нидерландов и из Священной Германской империи в Испанию и в Англию. Книга, которую мы держим в руках, – это вклад в демонстрацию того обстоятельства, что «диффузионистские» интерпретации международного развития пенитенциарной тюрьмы (prison pénale) в качестве изобретения Запада, которому якобы предназначалось затем распространиться по всему миру, в настоящее время вызывают сомнения. Совершенно ясно: старая Россия здесь не оказывается неким далеким завершением Европы, идущим c «опозданием» и предназначенным для адаптации модернизирующих решений прибывших из других стран. Об этом свидетельствует активная роль российских экспертов и официальных лиц в международных тюремных конгрессах. Начиная с 1777 года эксперты из Санкт-Петербурга, приезжающие на знаменитый конкурс Шалон-сюр-Марн, посвященный «способам уменьшения попрошайничества, делая бедных полезными для государства», показывают, что их заинтересованность и предложения далеко не односторонни, что обсуждаемые решения не принимаются пассивно.

Помимо разнообразия учреждений и мест тюремного заключения, здесь следует усматривать не единую матрицу, которая налагала бы на тела заключенных усиленную дисциплину, сопутствующую развитию Государства эпохи модерна и капитализма, а, напротив, узреть за этим своего рода полицентризм различных диспозитивов лишения свободы. В самых недавних работах эти диспозитивы рассматриваются в качестве самой сердцевины колониальных империй. C этих пор настоятельно обращается внимание на существование обменов и займов, на гибридизации, которые тут образуются; мы также стараемся уберечь исследование от «tabula rasa» (чтобы оно не начиналось с «чистого листа». – Примеч. пер.) и чтобы не оказались забытыми системы тюремного заключения, которые уже существовали и предшествовали той или иной якобы основополагающей реформе. Общие точки и расхождения, существующие между этими местами и этими пространствами, не могут пониматься исходя только из шкалы отставания или шкалы эпохи модерна. Принятие такой перспективы требует внимательного отношения к институциональному, социально-политическому и культурному контексту, а также к грузу определенных ограничений (бюджеты, схемы снабжения, демография и пространство), в которых разворачиваются и испытываются диспозитивы тюремного заключения. Даже оставаясь, в европейском масштабе, предметом дискуссии, здесь выступают формы Государства, более или менее компактного и централизованного, его превалирующие артикуляции с местными властями, балансы, существующие между светскими властями и церквями, степени формализации права, а также способы самоорганизации социальных регулирований и разрешения конфликтов, в том числе семейных. Удивительно, но конвергенции во времени и в пространстве проявляются, возможно, не столько вокруг более или менее строгих практик заточения узников, сколько в пользу других ограничений, таких как принудительные работы, которые становятся широко применимы и образует своего рода общую нить, все еще мало изученную, между английскими workhouses (работными домами) и французскими Hopiteaux General (госпиталями общего профиля), между дисциплинарными домами Северной Европы и монастырями-богадельнями и монастырями-долгаузами, не говоря уже о более современных формах исправительных колоний и других рабочих лагерей.

Эти вопросы о разных видах деятельности, навязываемых заключенным, складываются в третью область, которая теперь занимает исследователей, – это жизнь и социальные взаимодействия в местах заключения под стражей, обмены и циркуляции, которые их питают и которые их открывают для окружения, иногда за тысячу лье от места, репрезентирующего самое строгое ограждение, установленное регламентом. Различные использования тюремного пространства и само «сообщество заключенных» с его иерархиями, его изворотливыми практиками и границами толерантности находятся здесь в самом центре новых вопросов историков, подпитанных, в частности, работами социологов.

Будучи плодом диалога между исследователями из многих стран, в частности из Германии, Франции, Бельгии и России, этот предстоящий к прочтению сборник знаменует собой ускоренную интернационализацию и обогащение историографии, давно опиравшейся на корпус работ «классиков», упомянутых во введении. Располагающееся на перекрестке истории правосудия и преступности, истории администрации и Государства, истории церкви и городов (тюрьма долгое время была городским устройством), истории трудоустройства и помощи бедным, это строительство истории мест тюремного заключения теперь обращается к новым пространствам и расширяется в хронологическом порядке; оно приумножает количество сравнений и масштабов анализа. Об этом динамизме свидетельствуют многочисленные публикации на разных языках, активно ведущиеся работы и оживление коллективных исследований828828
  См., например, программу исследований «Взаперти. Сравнительная история монастырских и тюремных заключений» (http://enfermements.fr), а также связанные с ней публикации.


[Закрыть], а также защиты докторских диссертаций. Настоящее издание выражает надежду стать важной вехой на пути, где уже есть чему радоваться. Оно участвует в создании целой сети международных исследований (ЕМС: тюремные заключения в эпохи раннего модерна/Early Modern Confinement829829
  https://emc.hypotheses.org.


[Закрыть]), посвященных изучению различных форм, практик, навыков и методов лишения свободы в эпоху модерна, в ее очень гибком хронологическом понимании: с XV по XIX век. Призвание этой книги – встречать и обсуждать в международном масштабе новые перспективы взгляда на историю тюремного заключения. После первой международной встречи, прошедшей в Париже в 2018 году, московская конференция осени 2019 года полностью отражает это стремление к усиленному диалогу между историографическими традициями и иногда отдаленными друг от друга академическими кругами. Парижский цикл ателье послужил для составления первого перечня новейших достижений и эволюций в историографии, в дебатах и текущих исследованиях; московский же коллоквиум позволил пойти дальше и сопоставить эти вопросы и области полевых исследований на примере конкретных описаний многофункциональности мест лишения свободы. Чрезвычайно важным представляется отметить этот диалог, который отныне открывается с настоящей публикацией некоторых из докладов, сделанных в эти дни. Не имея возможности передать все богатство имевших место обсуждений, это издание, как антология, тем не менее предлагает хорошую иллюстрацию текущего обновления в области исследований.

В нынешней ситуации, когда перенаселенность тюрем затрагивает многие сообщества и поскольку идеалы исправительных практик и реинтеграции заключенных знаменуют собой важный шаг перед лицом деградации тюремных учреждений и условий карцерального режима, сегодня, как никогда, необходим диалог в рамках социальных наук и опыт, который они могут принести. Практики и места тюремного заключения предоставляют обществу зеркало его страхов, его неравенств и противоречий, а иногда и его отказа улучшить условия «совместной жизни»830830
  Жить вместе (Vivre ensemble) – одна их официально признанных республиканских ценностей, определяющих организацию социальной жизни и ее институтов (примеч. пер.).


[Закрыть]. Озадачиться вопросами об их смысле, значении и об их функции остается верным способом исследовательского диалога с миром, что нас окружает.

Перевод с французского Екатерины Оде