Текст книги "Право. Порядок. Ценности"

Таким образом, очевидным представляется то, что жизнедеятельность в советской деревне 1920-х – 1930-х гг., нельзя воспринимать как процесс быстрого и одностороннего «давления» государственной власти на село. Вне сомнения является тот факт, что зависимость устойчивости советского строя от взаимоотношений государства с крестьянством (главной составляющей советского общества), определили своеобразие правительственной политики, направленной на «подчинению» деревни. Вместе с тем, рост сельскохозяйственного производства, обозначившийся в первые годы НЭПа, к середине 1920-х гг. был остановлен, в большей степени, из-за издержек общинного самоуправления единоличников «старого образца», неспособного побороть, прежде всего, земельную неустроенность. Размывание общинных устоев в условиях индустриализации, в совокупности с видением беднейшими крестьянами зажиточной части деревни как главных виновников бед, предопределили «идейное созревание» села к политике коллективизации.

Императив решений принятых на местных сходах обусловил отдельное внимание советских законодателей к институту референдума, так как первые советские референдумы проходившие по вопросам территориального самоопределения, представляли собой общее собрание местного населения. Решение, принятое на таком собрании и сам его сход имели легитимность и законность.

Введение референдума в политическую практику являлось программным положением некоторых политических партий в дореволюционной России. Так, в программе партии эсеров значилось «прямое народное законодательство (референдум и инициатива)»; в краткой программе Радикальной партии также был заявлен референдум «как необходимая предпосылка народовластия»²⁴⁰. В. И. Ленин относился к референдуму в России с осторожностью, считая, что заменять парламентаризм прямым народным законодательством нельзя. В России, считал он, имеется опасность вырождения «народного законодательства» в империалистический «плебисцит», и старые учреждения буржуазного империализма для интересов трудящихся и эксплуатируемых не годятся; советская власть гораздо более высокая форма демократии, чем буржуазные республики²⁴¹. В. И. Ленин признавал референдум только по вопросу самоопределения территорий. В п.2 его конспекта «Программы переговоров о мире» отмечено, что право на самоопределение осуществляется путем референдума всего населения самоопределяющейся области²⁴². Такое положение сразу стало применяться на практике. Так, на основе данных тезисов в декабре 1917 г. был издан Декрет СНК РСФСР «О свободном самоопределении Турецкой Армении», в котором решение армянского населения оккупированной Россией «Турецкой Армении» на свободное самоопределение вплоть до полной независимости должно было осуществиться на свободном референдуме²⁴³.

В целом укажем, что волевые установления законодателя в сфере прямой демократии, в первые годы советской власти показывают их эволюционное развитие относительно правовой политики самодержавия и Временного правительства. Несмотря на целый ряд ограничений демократических норм, в первую очередь, избирательных, большевистским руководством демонстрируется гибкость правовой политики, направленной, с одной стороны на упрочение советской власти, с другой – на поддержание традиционного формата правового регулирования социальной самоорганизации. Кроме того, обновление устаревших или невостребованных норм, отвечающих изменившимся социальным потребностям, также свидетельствует о невозможности игнорирования советским руководством дореволюционного правового опыта и сформированных им идеалов общественного сознания.

С. А. Котляревский о конституционном строе советской России

Кроткова Наталья Викторовна

ведущий научный сотрудник сектора конституционного права и конституционной юстиции Института государства и права РАН, заместитель главного редактора журнала «Государство и право» РАН, кандидат юридических наук

В статье показаны взгляды видного деятеля либерального движения в России, историка, крупного ученого-юриста С. А. Котляревского (1873–1939) на советский конституционный строй. Рассматривая советский конституционный строй в основном с формально-догматической точки зрения, он, тем не менее, пытается дать и политическую характеристику общественного устройства Союза ССР и его республик. С. А. Котляревский указывает на конфликт интересов, вполне возможный в рамках советского строя.

Основной предмет анализа в сочинениях ученого – принципы организации советской федерации и распределение компетенции между Союзом ССР и республиками. С. А. Котляревский призывает при строительстве советской федерации не делать механических заимствований из зарубежного опыта, а руководствоваться целесообразностью.

Сергея Андреевича Котляревского²⁴⁴ по праву можно назвать одним из крупных ученых-юристов, стоявших у истоков формирования советского государственного права. Представляют интерес взгляды ученого на конституционный строй Советской России.

Следует отметить, что Котляревский не принял революцию. Видимо, по этой причине в его работах советского периода чувствуется какая-то зажатость, скованность, боязнь возможных репрессий. Нет того полета творчества, присущего ему ранее, он обходит стороной политические вопросы, занимаясь в основном комментированием. До середины 1920-х годов, т. е. в период формирования советского политического режима, Котляревский написал большую часть своих работ. Совершенствование советского государственного аппарата, предложения «по устранению параллелизма в деятельности государственных органов»²⁴⁵, а также по оптимизации работы последних и т. д. – вот основные задачи, которые ученый освещал в своих сочинениях.

Хорошо понимая принципы организации советской власти, ее цели, он дает точный анализ конституционных актов СССР.

Однако, рассматривая советский федерализм, Котляревский ничего не говорит о Коммунистической партии – ядре политической системы советского государства, что является видимым пробелом. Объяснение такой позиции можно видеть в его нежелании обсуждать политические вопросы. Причина, как было указано выше, все та же – страх возможных репрессий.

Рассматривая советский конституционный строй и советский федерализм, С. А. Котляревский «пытается соединить отдельные положения своих дореволюционных работ с партийными установками большевиков»²⁴⁶. В его взглядах на конституционный строй Советской России присутствует формально-догматическая точка зрения. Однако он все же дает политическую характеристику общественного устройства Союза ССР и его республик. По Котляревскому, советский общественный строй «возник в эпоху великих разрывов со вчерашним прошлым и великих неизведанных возможностей будущего», а сам Союз ССР есть нечто совершенно новое²⁴⁷. СССР – социалистическое государство «с гораздо большей сферой прямого воздействия на окружающую жизнь, чем это имеет место в других государствах»²⁴⁸. Он обращает внимание на то, что современному государству присуще единство. Это же относится и к советскому государству, на конституционном уровне которого отрицается принцип разделения властей. «В условиях советского государственного строя нет противопоставления властей друг другу, а само разделение властей не считается гарантией в обеспечении гражданских свобод. Советский государственный строй носит строго монистический характер, его предпосылкой является диктатура дружественных классов – пролетариата и крестьянства, которым принадлежит вся полнота власти, осуществляемой посредством Советов. Полнота власти Советов исключает независимость и обособленность суда»²⁴⁹. По мнению С. А. Котляревского, которое он приводит в одной из своих работ, советской системе не свойствен бюрократизм²⁵⁰, что явно противоречило высказываниям В. И. Ленина о бюрократизме как одной из главных угроз для молодой Советской республики.

Однако С. А. Котляревский, указывая, что при советском строе существует конфликт интересов, тут же дает разъяснение своей позиции: «Но и здесь по смыслу советского строя нет той социально-политической противоположности или хотя бы существенного различия, которые сказываются в буржуазных государствах в отношениях центральной власти и местного самоуправления. И даже между союзом и отдельными частями в области автономно-федеративной, между союзной властью и автономной и союзной республикой, где, несомненно, могут проявляться различные национальные отталкивания, они остаются в пределах общей социальной базы…

В пределах этой социальной базы, на которой основана советская власть, возможно существование различия интересов города и деревни, промышленности и земледелия, рабочих и крестьян… Но столкновения и примирения и здесь происходят внутри общих советских органов. Все они признаются рабоче-крестьянскими»²⁵¹.

Рассматривая положения общественных организаций в СССР, С. А. Котляревский со ссылкой на В. И. Ленина полагает, что «было бы величайшей ошибкой в кооперативном деле идти путем искусственной централизации, забывать, что все строится на первичном кооперативе»²⁵². Вопрос, как казалось бы, о проблеме формирования в стране Советов гражданского общества, сводится всего лишь к тому, к чьей компетенции должно быть отнесено правовое регулирование общественных организаций: Союза ССР или его республик.

Принципы организации советской федерации, распределение компетенции между Союзом ССР и республиками – основная тема работ ученого. Он отмечает, что в законодательстве, которое регулирует сферу распределения компетенции, много пробелов. С. А. Котляревский в соответствии с выработанной им классификацией относит союзную конституцию к разряду гибких: «Советской конституции вообще вовсе не свойственно предположение о какой-нибудь ее особой прочности, отличающей ее от обычного законодательства. В ней не принимается мер, долженствующих окружить ее пересмотр, хотя бы и частичный, значительными затруднениями, как это часто мы видим в других федеративных конституциях»²⁵³. Он прав в том, что союзная конституция закрепила отличавшиеся стремительностью и непоследовательностью первые шаги социалистического строительства. Периодический пересмотр конституционного законодательства неизбежен: «Пытаясь сформулировать даже сейчас, в 1925 году, взаимоотношения и компетенции Союза и союзных республик… можно быть совершенно уверенным, что через год или даже полгода придется эти формулировки существенно пересмотреть»²⁵⁴. Котляревский убежден, что благодаря стремительному развитию советской федерации союзные и республиканские органы в своей деятельности будут руководствоваться помимо конституции новым опытом. Поэтому, считает ученый, многим конституционным положениям будут присущи расплывчатость, аморфность.

У Котляревского двойственная позиция к форме политико-территориального устройства. Это прослеживается на протяжении всего его творчества. Он четко различает федерацию и унитарное государство, но в то же время убежден, что пока отсутствует точное определение федеративного государства и что между федеративным и унитарным государством есть промежуточные политико-территориальные образования.

Тем не менее, Котляревский «заявляет о том, что советская федерация имеет серьезные отклонения от общепризнанных свойств федеративного государства. Существо своеобразия Союза ССР состоит в необычно широком политико-правовом статусе союзных республик: 1) республики признаются суверенными государственными образованиями; 2) республики имеют право свободного выхода из Союза; 3) республики имеют “директивные наркоматы”, решения которых не вправе отменить союзные наркоматы; 4) республики вправе участвовать в выработке союзного законодательства»²⁵⁵. По мнению Котляревского, «СССР – это не союзное государство, а союз государств, т. е. довольно рыхлое и аморфное политическое образование. Однако… если оценивать советскую федерацию по существу, с учетом целей, поставленных в Договоре об образовании СССР, и в контексте реальных полномочий союзных органов государственной власти, то советское государство – типичная федерация»²⁵⁶. «Важен не вопрос об отнесении СССР к тому или другому типу… – важна реальная организация и распределение прав и обязанностей»²⁵⁷, – уверен исследователь.

Обращаясь к анализу советского федерализма, Котляревский прибегает к опыту зарубежных стран в создании федераций, который, как он полагает, имеет тенденцию к централизации: «Создаваясь в обстановке столь различной… эти федерации все же отражали в дальнейшей своей жизни некоторую общую тенденцию, и она шла скорее в направлении сплоченности данной федерации, чем ее разделения. Ведь самые федеративные организации обычно возникали на почве прежде независимых или почти независимых государств. Самая федерация была выражением их объединения… некоторым шагом к их централизации»²⁵⁸.

В сплочении федераций Котляревский видит два фактора: развитие капитализма и империализма; рост рабочего движения. По его утверждению, эти же факторы влияют и на советскую федерацию.

Однако при аналогии между советской федерацией и зарубежными федерациями им не учитывается «одно важное обстоятельство. Он верно указывает на тот факт, что, как правило, федерации возникают благодаря процессу объединения ранее независимых государств. Советская федерация, напротив, возникает как проявление распада некогда единого государства – Российской Империи. Для большевиков создание федерации (РСФСР и СССР) в известном смысле было вынужденным актом, поскольку процессы дезинтеграции России приобрели стойкий характер. Большевики не могли не разрабатывать идеологию советского федерализма, не могли не создавать федерацию на практике, так как сепаратизм стал фактом правосознания народов России и геополитической реальностью… При строительстве федерации большевики “держали в уме” централистские принципы организации коммунистической партии, которая и должна была бы стать подлинным средством единения страны. Коммунистический режим на несколько десятилетий законсервировал ставший необратимым процесс распада России, лишь отложив его на более позднее время. Советская федерация в этом смысле есть юридическая фиксация процесса распада некогда великой империи»²⁵⁹.

В Союзе ССР в борьбе централизации и децентрализации победила последняя. По Котляревскому, нужен разумный баланс двух объективных тенденций: к централизму и децентрализации.

При строительстве советской федерации, полагает он, следует руководствоваться целесообразностью. По его утверждению, «в СССР в силу его национального состава есть веские основания для федеративного устройства. При всем национальном разнообразии… Союз ССР имеет общую социально-экономическую основу, обладает военно-хозяйственным и культурным единством, народы СССР связывает общая история и судьба. Основные черты союзного строя присущи всем союзным республикам. Единственный путь к единению и упрочению Союза – убеждение республик в необходимости такого единства… Соотношение в компетенции Союза ССР и республик… должна выработать сама практика, но при условии сохранения суверенных прав республик.

В поисках необходимого баланса интересов Котляревский проводит детальный анализ взаимоотношений Союза ССР и республик, стремясь выстроить ту линию разграничения компетенции, которая может стать оптимальной для успешного функционирования федерации»²⁶⁰. Он дает свои предложения в таких областях, как «внешняя политика, оборона, планирование хозяйства, промышленность, транспорт, связь, торговля, сельское хозяйство, лесное и горное дело, бюджет и финансы, труд, народное образование, здравоохранение, судоустройство, уголовное и гражданское право, уголовный и гражданский процесс, кооперация…»²⁶¹.

К ведению Союза ССР Котляревский предлагает отнести:

– вопросы внешней политики, обороны, внешней торговли, концессий, займов, таможни;

– железные дороги, меры, весы, внутреннюю торговлю;

– регулирование труда;

– народное образование: общая политика и финансирование;

– курорты;

– важнейшие налоги, кредитно-валютное дело, операции с иностранной валютой, страхование, руководство трудовыми сберкассами.

К республиканской компетенции, по его мнению, следует отнести:

– сельское хозяйство;

– установление конкретных норм трудового права;

– введение конкретных форм образования;

– управление курортами;

– второстепенные налоги и сборы, коммунальный кредит.

Как полагает Котляревский, сохранение республиками своего гражданства есть пережиток, от которого следует отказаться. Он не видит необходимости вводить в законодательство Союза нормы о бесплатном и общедоступном образовании, т. к. это должно быть увязано с финансами государства; он также против ведомственной военной медицины, объясняя это тем, что она может деградировать, будучи оторванной от общей медицины.

Что касается налогов, Котляревский указывает, что по Конституции СССР система налоговых поступлений централизована и отвечает финансовой эволюции федеративных государств. Он также говорит о том, что основные полномочия в области доходов республик должны быть предоставлены Союзу ССР, а в области расходов – республикам. Он также поддерживает лишение республик права эмиссии.

* * *

На основании вышеизложенного можно сделать вывод о том, что работы выдающегося юриста С. А. Котляревского до сих пор интересны ученым, несмотря на то что с момента их выхода в свет прошел целый век. В них дан «блестящий, строго научный анализ государственного строя России в переломную эпоху ее развития»²⁶². В сочинениях С. А. Котляревского исследователи найдут много интересного и полезного, что поможет им понять процессы, происходящие в Российской Федерации.

Идейный потенциал русского философско-правового наследия в постижении права как фактора социальной стабильности

Гараева Галина Фаизовна

профессор Северо-Кавказского филиала Российского государственного университета правосудия (г. Краснодар), доктор философских наук

В ряду стратегических целей, к которым стремятся правители и народы, социальная стабильность занимает особое место, ведь ее отсутствие в жизни конкретного общества делает его слабым, уязвимым, неспособным раскрыть в полной мере экономический, политический, культурный, научно-технический, человеческий потенциал. Социальная стабильность не является синонимом застывшего неизменного состояния общества, напротив, она позволяет при всех происходящих изменениях сохранять качественную определенность и целостность социальной системы.

Антиподом социальной стабильности выступает нестабильность общества, порождающая неизбежные деформации в структуре и функциях социальной системы, создающая условия для подрыва ее целостности и единства. Несмотря на то, что социальная нестабильность как объективно существующее состояние неустойчивости является фундаментальной характеристикой мироздания, ее крайние последствия для общества, как показывает всемирная история, могут быть весьма драматичны и кровопролитны, порождая революции, войны, террор, гибель людей, стран, цивилизаций и т. д. В этой связи социальная стабильность общества как противоположность нежелательной социальной нестабильности актуализируется в современном мире, обретает аксиологическое измерение и требует всестороннего изучения.

В числе одного из важнейших внутренних факторов, способствующих достижению обществом социальной стабильности и всех вытекающих из этого благих последствий, является право, значение которого в данном случае трудно переоценить. Ведь право, являясь устойчивым, непрерывно воздействующим социальным регулятором, способно приводить социум и краткосрочно, и в долгосрочной перспективе к стабильному состоянию. Именно право, а точнее эффективное правоприменение, предотвращает разгул преступности, беззаконие, правовой нигилизм и другие деструктивные явления. При этом очень важно иметь верное представление о сущности права с тем, чтобы отделить его от беззакония, правового беспредела, различного рода деформаций. К тому же, право выступает фактором социальной стабильности при условии, что и на этапе правотворчества и на этапе правоприменения используется подход, отвечающий смыслу права. В том случае, когда законодатель руководствуется идейными установками, не отражающими истинную природу права, оно не может стать фактором социальной стабильности общества. В этой связи важно не предавать забвению философско-правовое наследие, содержащее рассуждения о важных проблемах взаимодействия права с обществом, государством, личностью, нравственностью и т. д., через призму которых раскрываются теоретические и практические особенности достижения социальной стабильности в обществе.

Русская философия права не обходила стороной острые и трудные вопросы, связанные с организацией жизни, отвечающей устойчивому социальному порядку, общему благу и достойному существованию индивида. В конце XIX – начала XX вв. в русской философии права сформировались концепции, которые и сегодня не теряют своей идейной ценности и могут способствовать исследованию современных проблем. На наш взгляд, русская философия права включает такое концептуальное наследие, в котором содержатся важные, опорные точки для сегодняшних рассуждений о влиянии права на формирование социальной стабильности в обществе. Учитывая, что история русской философии права достаточна разнообразна, богата именами, методологически неоднородна, наша цель – рассмотреть некоторые подходы и выводы представителей разных школ конца XIX – начала XX вв., которые позволяют выявить условия, при которых право может фактически реализовать свой потенциал в достижении обществом социальной стабильности, а также условия, при которых это становится невозможным и вызывает дестабилизацию социума. Иными словами, в центре нашего внимания будут находиться не идейные разногласия представителей различных школ, а порожденный ими калейдоскоп мнений о праве, которые в совокупности помогают осознать сегодня значимость права как фактора социальной стабильности. Безусловно, русское философско-правовое наследие гораздо богаче тех сентенций, которые будут рассмотрены, а представленные имена вполне позволяют показать сложившийся вектор размышлений о праве на рубеже XIX – начала XX веков в контексте вопросов, имеющих большое значение для понимания роли права в достижении социальной стабильности.

Так, в частности, большое значение для достижения социальной стабильности имеет представление законодателя о соотношении общественного и личностного начал, которым он руководствуется в своей правотворческой деятельности. В русской философии права, особенно конца XIX – начала XX вв. этому вопросу отводилось немало места. Это было обусловлено истори ческими и социокультурными предпосылками, связанными с процессом капитализации, резким социальным расслоением российского общества, социальными противоречиями и идейными разногласиями между представителями позитивистских и непозитивистских подходов к праву. Предчувствие революционных перемен вызывали у философов права в России активный интерес к человеку и обществу, особенно в аспекте согласования их интересов, достижения общего блага и прогресса.

В русской философии права тема общества и личности более всего исследовалась и развивалась в трудах представителей естественного права. Большое внимание этому вопросу уделял, например, В. С. Соловьев. Лейтмотивом его подхода к изучению феномена сосуществования общества и личности была мысль о том, что их нельзя противопоставлять друг другу. Этот мыслитель предостерегал от крайностей индивидуализма и коллективизма, отмечая недостатки того и другого подхода. «С одной стороны, – пишет В. С. Соловьев, – гипнотики индивидуализма, утверждая самодостаточность отдельной личности, из себя определяющей все свои отношения, в общественных связях и собирательном порядке видят только внешнюю границу и произвольное стеснение, которое должно быть во что бы то ни стало упразднено; а с другой стороны, выступают гипнотики коллективизма, которые, видя в жизни человечества только общественные массы, признают личность за ничтожный и преходящий элемент общества, не имеющий никаких собственных прав и с которым можно не считаться во имя так называемого общего интереса. Но что же это за общество, состоящее из бесправных и безличных тварей, из нравственных нулей? Будет ли это во всяком случае общество человеческое? В чем будет заключаться и откуда возьмется его достоинство, внутренняя ценность его существования, и какою силою оно будет держаться?».²⁶³

Собственное понимание истинного взаимоотношения общества и личности выстраивается В. С. Соловьевым на диалектическом основании, на учете исторически сложившихся неразрывных, взаимодополняющих связей между обществом и личностью. По убеждению В. С. Соловьева, общество не является внешним пределом личности, а есть ее внутреннее восполнение. Его не следует рассматривать как арифметическую сумму единичных лиц, оно есть «нераздельная целость общей жизни», проявившаяся в прошлом, проявляющаяся в настоящем и предполагаемая в будущем. Связь между обществом и личностью настолько тесная, неразрывная и взаимодополняющая, что это позволило В. С. Соловьеву характеризовать общество как дополненную и расширенную личность, а личность как сжатое, или сосредоточенное, общество.

Стабильный социальный порядок в обществе опирается, не в последнюю очередь, на осознание человеком необходимости ограничения его свободы при помощи права. Е. Н. Трубецкой, например, рассматривал это как преодоление людьми эгоистических побуждений: «Живя в обществе, я должен сознательно поступиться в пользу ближнего целым рядом эгоистических интересов и целей: я должен уважать чужую жизнь, свободу и имущество; так же должен относиться ко мне мой ближний; все мы должны почитать право, как общий порядок, который должен господствовать над волей каждого из нас».²⁶⁴ Однако, помимо субъективной готовности человека к некоторому ограничению его свободы, отмечал Е. Н. Трубецкой, право возможно и действительно еще и в силу того, что граница внешней свободы человека поддается регулированию. Право воздействует на установление границ внешней свободы человека через угрозу наказания при ее несоблюдении со стороны государства, поддерживающего в обществе границы этой свободы. Таким образом, через обеспечение государством установленной в обществе меры свободы, которой осознанно следует адресат правовой нормы, в социуме достигается стабильность.

Принимая во внимание важность социальной стабильности в структуре потребностей личности, очевидно, что от положения личности в обществе, состояния ее правосознания и в целом мироощущения немало зависит. В русской философии права, в частности в трудах П. И. Новгородцева, было уделено значительное внимание анализу места личности во взаимоотношениях с обществом, а также в структуре общественного идеала. Личность, также, как и общество, представляет собой самостоятельное начало, которое не может быть растворено в обществе или уничтожено. По причине своей автономности она вступает в противоречие как с обществом, так и с другими личностями. В этой связи недооценка личности, отмечал П. И. Новгородцев, приводит к ошибке обожествления общества и тогда сторонники абсолютного коллективизма, например, К. Маркс, начинают полагать, что оно «само по себе своим внутренним совершенством спасает личность».²⁶⁵ Конечно, личность имеет в себе общественную сторону и откликается на запросы общества, но при этом она вовсе не теряет своей индивидуальности, собственных стремлений, моральных и религиозных потребностей, желания свободного самоопределения. П. И. Новгородцев предостерегал от того, чтобы в общественном идеале абсолютизировать одну из составляющих личности, например, ее общественную сторону, в ущерб индивидуальности. Также он предостерегал и от абсолютизации личности, несущей в себе большой заряд самочинной энергии, своеволия и эгоизма. Абсолютизация воли свободной личности создает угрозу общему благу, общественному прогрессу, устойчивости социального порядка и способствует расцвету асоциальных прихотей личности.

Оптимальное соотношение общественного и личного в общественном идеале, по мнению П. И. Новгородцева, должно рассматриваться, исходя из понимания, что общество и личность имеют один корень – живой человеческий дух. Однако основой всех построений будущего общества, считал П. И. Новгородцев, должна стать именно личность, в силу ее непреходящего и безусловного значения для всех времен, ведь только она является носителем нравственных норм и потребностей. Именно личность, по мнению П. И. Новгородцева, ценна своим правом «…отрываться от существующих установлений и требовать их усовершенствования».²⁶⁶ Только личность может выступить источником и двигателем общественного прогресса, который определяется ее потребностями и направлен на решение задач, вытекающих из этих потребностей. Иными словами, общество не может достичь социальной стабильности, если в процессе правотворчества будет пренебрегать потребностями личности в ущерб потребностям общества, ведь никакие совершенные формы общественного устройства не могут дать личности всего, что требуется для ее развития, никакое общество не может заглушить чувство ее неудовлетворенности, стремление к высшему нравственному идеалу добра. Как верно подчеркивал В. С. Соловьев, для нравственно настроенного человека важно «…чтобы собирательная организация человека действительно подчинялась безусловному нравственному началу, чтобы общественная жизнь в самом деле принимала к исполнению нормы добра – правду и милосердие – во всех делах и отношениях между людьми, чтобы лично-общественная среда по существу становилась организованным добром».²⁶⁷ Вообще, вся палитра взаимных притязаний личности и общества укладывается В. С. Соловьевым в следующую формулу: «Степень подчинения лица обществу должна соответствовать степени подчинения самого общества нравственному добру, без чего общественная среда никаких прав на единичного человека не имеет: ее права вытекают только из того нравственного удовлетворения или восполнения, которое она дает каждому лицу».²⁶⁸

Нравственная взаимосвязь личности и общества находит свое реальное воплощение в конкретном взаимодействии нравственности и права. Если подойти к правовой сфере через призму глубинной характеристики нашего мира, расколотого антиподами добра и зла, тогда, как отмечает В. С. Соловьев: «Между идеальным добром и злою действительностью есть промежуточная область права и закона, служащая воплощению добра, ограничению и исправлению зла».²⁶⁹ В тоже время, нельзя говорить о безусловном воплощении добра и нравственного начала в правовой сфере в силу того, что «…источник человеческих законов, – подчеркивает В. С. Соловьев, – источник смутный. Прозрачная струя нравственной правды едва видна в нем под наносом других, чисто исторических элементов, выражающих только фактическое соотношение сил и интересов в тот или другой момент».²⁷⁰ Кроме того, в условиях постоянной динамики потребностей личности право не поспевает за постоянно развивающейся жизнью, а в результате – всегда несовершенно и нуждается в изменениях. Обобщая, можно сказать, что право выступает как фактор социальной стабильности общества только при условии, если оно своевременно отражает происходящие перемены с личностью и социумом и при этом служит, наряду с другими факторами, долгосрочным целям, сопряженным с общественным идеалом. Социальная стабильность разрушается под влиянием различных причин, в том числе под влиянием конфликтов и деформаций в правовой сфере, в выявлении которых очень важна позиция личности, ее нравственно-критическое отношение к обществу и его принципам. Это обусловлено антропологическим фактором, включающим рациональную природу человека, его потребность в идеальных представлениях о праве, нравственные основания человеческого сознания, да и в целом критическое отношение человека к результату собственной деятельности. П. И. Новгородцев, например, указывал на очень важную взаимосвязь между нравственной оценкой права и состоянием правосознания человека, которое неразрывно связано с нравственным сознанием. Следовательно, отказ от нравственной оценки права оказывает негативное влияние на состояние правосознания, порождая его кризис, что в свою очередь становится негативным явлением с точки зрения поддержания социальной стабильности в обществе.