Текст книги "Игра в любовь"

Они устроили великолепное представление! Как же она этого не заметила? Интересно, заметил ли Дэнд? Может быть, когда он хриплым голосом умолял ее сжалиться над ним – это тоже была игра? А реакция его тела была всего лишь физической реакцией на физический стимул?

– Надеюсь, на сей раз моя игра заслужила хорошую оценку? – спросила она, каким-то образом умудрившись говорить небрежным, слегка высокомерным тоном.

– Игра? – повернувшись к ней, переспросил он.

– Ну да. Уверена, что наша аудитория ее одобрила. – Она жестом указала на окружавшие их экипажи. Он без особого интереса огляделся вокруг. Разумеется, он знал, что они там находятся. Ну конечно, знал. – Мне показалось, что я сыграла чрезвычайно хорошо, – продолжала она. – Думаю, что тебе следовало бы извиниться перед моими прежними наставниками в искусстве любви за то, что ты их недооценивал. – Неизвестно, зачем ей потребовалось, чтобы он подтвердил ее подозрения, и неизвестно, почему именно в этот момент задрожал его голос. – Ну так как? Следует ли мне причислить тебя к своим рабам? Ты почему-то мне не ответил.

Вместо того чтобы ответить, он осторожно заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Я предупреждал тебя, что после этого приходится приводить себя в порядок, Лотти, – сказал он.

Он с любопытством наблюдал, как она, высоко подняв подбородок и распрямив плечи, быстро поднялась по лестнице к парадному входу. Ему показалось, что она едва не ударилась лицом о дверь. Он поморщился при этой мысли и чуть было не крикнул, чтобы смотрела, куда идет, чем, конечно, еще сильнее оскорбил бы ее, однако парадная дверь чудесным образом распахнулась, и она, даже ничуть не замедлив шага, вплыла в нее и скрылась из виду.

Кертис, который, судя по всему, стоял на посту у парадной двери и видел, как прибыла его хозяйка – и в каком она состоянии, – встретился с Дэндом взглядом, полным старого как мир мужского взаимопонимания, и тихо закрыл дверь.

Дэнд легонько хлопнул вожжами по крупам хорошо подобранной пары серых меринов. Наверное, ему не стоило так безжалостно дразнить ее, но она так и напрашивалась на то, чтобы ее поддразнили, а он никогда не мог устоять, если представлялась возможность сбить спесь с мисс Шарлотты Нэш. К тому же слишком уж всерьез воспринимала она свою роль первой сердцеедки высшего света. Было что-то трогательное в том, как ревностно поддерживала она свою репутацию дерзкой девчонки, сорванца. Он улыбнулся.

Она была... удивительной. Поразительным сплавом гордости, практичности, дерзости и скромности, прагматизма и сентиментальности, женщины и девочки. Ее губы были сладкими, как нектар, а поцелуй горячим, как жгучий перец. Ее прикосновение было подобно электрическому разряду и в то же время успокаивало, ее вздохи говорили о покорности и в то же время покоряли.

Улыбка исчезла с его лица.

Вот морока! Ну и что теперь ему со всем этим делать?

Глава 10

Партридж-Холл, Септ – Джеймс-сквер,

22 июля 1806 года

– Ну а теперь ее репутация абсолютно погублена и не поддается исправлению! – заявила графиня Джульетта Кеттл, отправляя в рот кусочек свиной грудинки. Сидевший за столом справа от нее лорд Бо Уинкл недовольно нахмурился. Он симпатизировал Шарлотте Нэш. Она умела поддержать компанию и вообще была весьма привлекательной малышкой.

Сидевшая по его правую руку баронесса Уэлтон, наклонившись над тарелкой, сердито взглянула на графиню:

– Не удивлюсь, если в «Тайме» в течение недели появится объявление.

– Да полно вам! – Графиня слизнула капельку жира с кончика своего пальца. – Для этого дело зашло слишком далеко, не так ли?

– Для некоторых, может быть, и так, – холодно произнесла леди Уэлтон, полные щеки которой покраснели от возмущения, – но для сестры маркизы Коттрелл, несомненно, сделают исключение все, кроме самых тупых педантов да тех, кому и надеяться нечего на то, чтобы попасть в самые высшие круги общества.

Это был, несомненно, успешный ответный удар. Было хорошо известно, что графиня всеми правдами и неправдами давно стремилась взобраться вверх по социальной лестнице, чтобы занять в обществе место рядом с теми, кто до сих пор воздерживался отвечать на ее приглашения.

– Есть вещи, на которые нельзя закрывать глаза потому лишь, что у человека имеются высокие родственные связи, – чопорно произнесла графиня.

– Любовь может заставить на многое закрыть глаза, графиня, – сказала леди Уэлтон.

– Любовь? – удивленно воскликнул сидевший за столом напротив леди Уэлтон молодой человек из высшего общества по имени Росетт, появившийся совсем недавно, под конец сезона, после продолжительного путешествия по американскому континенту.

Леди Уэлтон холодно взглянула на него:

– Надеюсь, вы слышали такое слово, молодой человек?

Самоуверенный юнец едва сдержал улыбку.

– Слышал так часто, что всех случаев и не упомнишь, уважаемая леди. Меня лишь удивило, что вы используете это слово, чтобы описать то, что происходит между мисс Нэш и ее... поклонником.

– Не знаю, что и сказать, – произнесла миссис Хэл Версон, сидевшая слева от Росетта, задумчиво устремив куда-то вдаль карие глаза. – Вы видели их вместе? А я видела. В среду, в публичной библиотеке. То, как он смотрит на нее... Просто дух захватывает. А она, когда он этого не видит, смотрит на него с таким страданием.

– Вот как? – удивился Росетт. – Но если верить ее репутации, она не должна испытывать нежных чувств, которые обычно приписываются юным леди ее воспитания.

– Она вполне заслужила свою репутацию, – прервал разговор мужской голос. Это был лорд Байлспот, который однажды высказал кое-какие намеки Шарлотте Нэш, но она его решительно отвергла, а теперь был вынужден наблюдать, как она принимает подобные знаки внимания от другого мужчины. Ему было двадцать восемь лет, но привлекательная внешность этого блондина уже сильно пострадала от неумеренного потребления горячительных напитков. Он угрюмо уставился в тарелку, потом осушил до дна свой бокал. – И какую бы дурную славу ни принесла ей ее последняя рискованная проделка, она тоже будет заслуженной.

Остальные присутствующие за столом обменялись друг с другом смущенными взглядами. Все знали, что лорд Байлспот был грязным сплетником и отличался мстительностью. А еще важнее было то, что он наушничал принцу и принц к нему прислушивался. И если он решил, что Шарлотта Нэш преступила некую грань... Ну что ж, если она надеется выплыть, бросившись в этот бурный поток, то ей придется рассчитывать на поддержку тех, кто ей сочувствует.

Капхолланд-сквер, Мейфэр,

24 июля 1806 года

– И чтобы ты не думал, что этим все и закончится, я должна тебя предупредить, что твой ферзь последует за твоим слоном, – торжествующим тоном заявила Шарлотта. Она сидела рядом с Дэндом на кушетке, вытянув ноги и положив ступни на его колени. Она подалась вперед и бойко опрокинула рукой белого слона Дэнда.

Дэнд, сидевший в другом углу кушетки, хмуро смотрел на шахматную доску, развернутую между ними на маленьком столике. Его длинные пальцы продолжали массировать ступню Шарлотты.

– Для девушки, умолявшей меня помассировать ей ноги, болевшие после курбетов, которые она выделывала предыдущим вечером в танцевальном зале, ты слишком уж безжалостно торжествуешь свою победу, – сказал он, изучая ситуацию, сложившуюся на шахматной доске.

Она провела ногой по животу Дэнда и попыталась надавить пальцами на его желудок. Но с тем же успехом можно было бы попытаться надавить на каменную плиту.

– Перестань. – Он рассеянно отвел ее ногу.

Она хотела было сказать что-то в ответ, но он надавил ладонью на изгиб ее стопы, энергично помассировал, и она чуть не замурлыкала. Тая от удовольствия, она подумала, что было совсем не трудно научиться воспринимать его прикосновения, не вздрагивая и не краснея.

Прошло восемь дней после несчастного случая с Джинни и пять дней с тех пор, как Дэнд поселился в задней спальне. Она обнаружила, что ей с каждым днем все больше и больше хочется его ласковых легких прикосновений, которые оказывали на нее столь губительное воздействие. Она напомнила себе, что ласки эти предназначались для того, чтобы доставить удовольствие зрителям.

Не следует забывать, что это все не настоящее, а часть представления.

Было бы неплохо, если бы она могла сказать то же самое о собственной реакции. Но она слишком хорошо знала, как учащается сердцебиение в предвкушении его взгляда, его прикосновения к внутренней стороне запястья, как замирает сердце всякий раз, когда он непринужденно отбрасывает с ее лба кудряшки.

– Ты думаешь, что покончила со мной? – сказал он, прищурясь на шахматную доску. Он взглянул на нее, потом с улыбкой, на которую она не могла не ответить, вновь погрузился в созерцание доски. В этом заключалась еще одна проблема, причем, возможно, более серьезная. Чем больше времени она проводила с ним, тем больше ей хотелось быть с ним.

Даже когда они не были на людях и он не смотрел на нее напряженным взглядом, как положено смотреть любовнику (приходилось напоминать себе, что он изображает любовника), он все равно возбуждал ее, провоцировал и забавлял. Она с нетерпением ждала этих моментов, когда они были наедине друг с другом, а не на глазах у людей. Иногда в такие моменты она видела в его взгляде нечто большее, чем ирония. Нечто такое, что он старался скрыть. Но не мог. Не мог скрыть полностью. Она видела подобный взгляд у многих мужчин и понимала, что он означает. Желание.

Раньше ни один мужчина не мог напугать ее своей страстью. А невысказанное, скрытое желание Дэнда Росса ее пугало. Причем нельзя сказать, что это было ей совсем неприятно. Это создавало наэлектризованную обстановку. За свою короткую жизнь Шарлотта твердо усвоила одну истину: надо наслаждаться моментом, потому что следующий момент может оказаться далеко не таким приятным. Могут умереть, например, отец или мать, а ребенка могут отправить одного жить среди чужих людей, и его будущее может оказаться в зависимости от его способности угождать незнакомым людям...

Памятуя об этом, Шарлотта наслаждалась моментом. Ее нога скользнула ниже по его животу. Она сразу же почувствовала, как под ступней напряглись его мышцы. А над верхней губой заколотилась жилка. Правда, никаких других внешних признаков волнения у него не наблюдалось. Она робко потерлась пяткой о грубую шерсть лосин внизу живота.

Он взглянул на нее предостерегающе. Она затаила дыхание.

– Осторожнее, Шарлотта. Даже пес на цепи может поддаться искушению и броситься на приманку, если его как следует раззадорить.

– Ну что ж, в таком случае хорошо, что он на цепи, – заявила она. – По крайней мере можно предотвратить подобное нападение.

– Бывает, что цепи рвутся, – тихо сказал он, не спуская с нее взгляда.

– Нам повезло, что мы всего лишь разыгрываем спектакль, не так ли? – спросила она, с замиранием ожидая его ответа.

Он не ответил.

– Не так ли? – настойчиво повторила она.

Он лишь улыбнулся, наклонился и, переложив ее ноги со своих колен на кушетку, аккуратно поставил на место свою ладью.

Он дразнил ее. Ну что ж, она тоже умела это делать. Откинувшись на спинку, она картинно подняла над головой руки и изящно потянулась.

– Сдавайся, Дэнд! – промурлыкала она.

– Никогда, – заявил он, оценивая ситуацию на поле битвы. – Ты даже не подозреваешь, на какой риск я могу пойти, чтобы защитить свою королеву.

Он взял своего коня и, подумав мгновение, поставил его на черную клетку. Этот ход конем не позволит ей взять его королеву, что она намеревалась сделать. Но этот ход подставлял под удар ее пешки его последнего слона и ставил под угрозу его короля.

– Дерзкий ход.

– Но возможно, необходимый. – Он лениво поднял глаза и встретился с ней взглядом. Он говорил тихо, почти шепотом. – Я должен спросить себя, что я готов сделать, чтобы обеспечить ее безопасность и сколькими фигурами готов при этом рискнуть. А прежде всего как мой выбор повлияет на исход всей игры. Что ты думаешь по этому поводу, Лотти? Следует ли мне выйти из игры, или же я должен сыграть в эту игру и позволить, чтобы ее принесли в жертву? – Было в его голосе что-то такое, что заставило ее вздрогнуть. – Я не знаю также... – прошептал он, но договорить ему не дали шаги, послышавшиеся в коридоре перед дверью.

Он сразу же схватил ее за талию и пересадил к себе на колени. Она с той же поспешностью обвила руками его шею, взлохматив его волосы, как будто они часами только и делали, что обнимались. Дверь распахнулась, и вошла передвигавшаяся с помощью костылей Джинни. Следом за ней появился Кертис.

– А-а, миссис Малгрю, какой сюрприз! – воскликнул Дэнд, даже не подумав выпустить Шарлотту из объятий.

– Будьте любезны, подайте стул, – резко приказала Джинни, и лакей поспешно выдвинул стул и застыл, готовый помочь ей в любой момент, пока она грациозно, насколько позволяла ее сломанная нога, усаживалась.

Подождав, пока Кертис удалился из комнаты, Джинни взглянула на них и, увидев, что они все еще не разомкнули объятий, широко раскрыла глаза в явном раздражении.

– Я еще в коридоре слышала ваши голоса, когда вы что-то болтали о королевах и слонах, так что можете прекратить эти пылкие объятия. На меня они не производят впечатления и кажутся неубедительными, – холодно сказала она.

Шарлотта заерзала. Дэнд решительно удержал ее.

– Можешь отпустить меня теперь, – сказала она.

– Боже мой, Шарлотта! Разве ты не слышала, что сказала миссис Малгрю? Мы неубедительно исполняем роль любовников. Нам нужно постараться исправить это, потому что, как я слышал, безупречного результата можно добиться только благодаря практике, – сказал он, лаская нежную кожу на ее шее. – К тому же мне нравится, когда ты сидишь у меня на коленях. В моих объятиях.

Уж лучше бы он не говорил этого. Потому что она ему верила. И она действительно хотела, чтобы он этого не делал. Трудно было думать о чем-то, когда ей хотелось лежать в объятиях на его широкой груди и позволять ему проделывать все грешные вещи, которые она успела лишь попробовать. Те вещи, которые она воображала себе поздней ночью, когда на несколько минут перед сном рушились мощные баррикады, с помощью которых она отделяла реальность от игры и которые она снова возводила, проснувшись на следующее утро.

– Очевидно, вам требуется нечто большее, чем практика, – холодно сказала Джинни.

Ее слова удивили Шарлотту.

Насколько она понимала, осуществление их плана происходило удачно. Даже количество приглашений, обычно с трудом умещавшихся на столике в холле, сократилось наполовину, а это было верным признаком того, что она вскоре будет пользоваться дурной славой. Скоро никто не захочет приглашать ее в свой дом. «Каков успех! – скривив губы, подумала она. – Большего и желать нельзя!»

Джинни следовало бы улыбаться, а не рычать на них.

Дэнд лениво потирал ей спину между лопатками, прижавшись щекой к кудряшкам на макушке ее головы. Этот вроде бы простой ласковый жест оказывал на нее не такое уж невинное воздействие. Она была готова замурлыкать. Еще немного – и она положит голову в углубление между его плечом и шеей и заставит его...

– Миссис Малгрю, кажется, смущена, – шепнул ей Дэнд и спросил, обращаясь к Джинни: – Зачем вы поднялись с постели?

– Я сегодня уезжаю, – сказала Джинни.

– Это неразумно, – сказала Шарлотта, выходя из блаженного состояния, в которое погрузилась. – Ты еще слаба, и у тебя поднимется температура. Я не могу позволить...

– Ты не можешь себе позволить держать меня здесь в комедийной роли какой-то дуэньи, – оборвала ее Джинни. – Людям взбредет в дурацкие головы, что я стала твоей компаньонкой. Я знаю, что это абсурд, но публика доходит до абсурда, особенно когда речь идет о том, чтобы опорочить того, кого ей хочется превозносить до небес, или, – она сделала многозначительную паузу, – например, того, кто является свояченицей человека могущественного. А ты, дорогая Шарлотта, являешься и тем и другим. И ты ничуть не способствуешь осуществлению нашего плана тем, как обращаешься с Россом.

– Я не понимаю.

– Оно и видно, – фыркнула Джинни. – Ты то смущенно краснеешь, то бросаешь на него лукавые взгляды. Я только об этом и слышу и от слуг в доме, и от моих знакомых за пределами дома. Предполагается, что ты испытываешь к нему вожделение, а не любовь! А вы, – она сердито взглянула на Дэнда, – перестаньте изображать из себя сгорающего от любви ухажера, а ведите себя, как положено властному любовнику. Черт возьми, ведь вы сказали, что должны вернуться во Францию, причем в ближайшее время. До отъезда вы должны внушить обществу, что имеете неоспоримое право на Шарлотту, а потом по возможности публично осуществить очень эффектный разрыв с ней.

Дэнд взглянул на нее.

– До сих пор вы дергали за ниточки кукол в этом марионеточном шоу, миссис Малгрю, а мы подчинялись. Я подчинялся. Однако мне следовало бы побеспокоиться о том, чтобы вы сами не запутались в собственных задумках.

Хотя говорил он вполне дружелюбно, Шарлотте показалось, что она заметила угрозу в его искоса брошенном взгляде. И она вдруг снова подумала, что Дэнд Росс, судя по всему, способен многое сделать ради достижения своей цели. Возможно, гораздо больше, чем она могла предложить. Еще хуже было то, что его способность идти на риск, вместо того чтобы отпугнуть ее, делала его еще более привлекательным в ее глазах. Джинни явно занервничала.

– Я знаю, что делаю. И думала, что вы тоже знаете. – Она повернулась к Шарлотте: – Или, может быть, ты забыла?

– Конечно, не забыла, – ответила Шарлотта, хотя, по правде говоря, время пролетело так быстро, что она и не заметила, как приблизился кульминационный момент этой маленькой пьесы. А потом...

– Я постараюсь не разочаровать вас, – услышала она слова Дэнда. – Возвращайтесь к себе домой с легким сердцем. Если, конечно, можете.

Он говорил повелительным тоном, и, как ни странно, Джинни восприняла это именно как позволение уехать. Что здесь происходит? Видимо, существовали какие-то подводные течения, о которых Шарлотта даже не подозревала и не была предупреждена. И течения эти давали основание предполагать, что эти двое знали друг друга раньше.

– Ладно, – сказала Джинни, поднимаясь на ноги. – А что касается моей способности воспринимать все с легким сердцем, то она, я уверена, такая же, как у вас, – добавила она, пронзив его взглядом.

Шарлотта, все еще находившаяся в объятиях Дэнда, почувствовала, как напряглись его руки, когда Джинни выходила из комнаты.

– Дэнд? Опасен для меня? – с улыбкой переспросила Шарлотта. – Думаю, что ты ошибаешься, Джинни. Для врага – возможно, но не для меня. Я его... товарищ.

Шарлотта последовала за куртизанкой в ее спальню и спросила напрямик о подводных течениях, которые она заметила при встрече Дэнда и Джинни. Известная красавица, сидевшая, откинувшись на гору подушек, вздохнула, заметив вскользь, что Дэнд еще до начала осуществления плана побывал у нее, желая убедиться, что Шарлотта в этой игре не является орудием в чьих-то руках.

Больше она ничего не сказала, если не считать тревожного предупреждения о том, что Дэнд Росс может оказаться совсем не таким, каким кажется. И что он может быть опасным. Шарлотта предпочла не говорить Джинни, что и сама уже поняла это.

– Но он никогда не причинит мне зла, – упрямо заявила она. – Он предан как собака.

– Позволь рассказать мне кое-что о собаках, Шарлотта, – сказала Джинни. – Когда мы жили в Александрии, мой отец держал собак для охоты на львов. Один из псов – огромное, добродушное на вид создание – мне особенно нравился, и я упросила отца отдать его мне. Он, конечно, согласился, почему бы нет? Джабари был очень ласковым, послушным и медлительным животным. Он любил спать на моей кровати и позволял украшать себя бантиками. Он ел рахат-лукум из моей руки, а потом тщательно облизывал каждый палец.

Шарлотта улыбнулась.

– Однажды отец решил, что я достаточно подросла, чтобы принять участие в охоте на львов. Это было ужасно. И вызывало захватывающее ощущение. После нескольких часов пребывания в вельде собаки загнали огромного льва, который частенько нападал на стадо местного племени. Собаки одна задругой бросались на зверя и одна за другой отскакивали, скуля, отпробовав его когтей или клыков, пока наконец одна из них, метнувшись, словно копье, не сжала челюсти на его горле. Разъяренная собака не ослабляла хватку до тех пор, пока лев не упал с перегрызенным горлом.

Представив себе эту картину, Шарлотта побледнела.

– Только потом, когда собакам обрабатывали многочисленные раны, отец сказал, что псом, вступившим в драку с такой яростью, был мой ласковый Джабари. Я никогда не подозревала, что он может быть таким свирепым, таким беспощадным, таким стремительно опасным. Мне было страшно думать, что животное, способное на такую жестокость, каждую ночь спало в ногах на моей постели.

Шарлотта вздрогнула.

– Наверное, после этого ты больше не разрешала ему спать в своей комнате?

– Конечно, разрешала, – рассмеялась Джинни.

– Но почему? – удивилась Шарлотта. – Ведь он тебя так напугал?

– Потому что я его хозяйка. Я держу под контролем всю эту великолепную ярость. Знаешь, какое головокружение, какое восхитительное ощущение власти это мне дает? К слову сказать, он спал рядом со мной до конца его жизни. – Джинни чуть помедлила, криво усмехнувшись. – Зато я после этого никогда уже не была такой доверчивой.

– Из твоего рассказа следует извлечь какой-то урок, Джинни? – спросила Шарлотта, чувствуя, что у нее немного дрожит голос. Слова куртизанки подтверждали то, что она уже и сама поняла: способность Дэнда быть безжалостным воздействовала на нее как сильное возбуждающее средство.

– Да, – ответила Джинни, приподняв свои элегантно выщипанные брови. – Будь уверена, что знаешь существо, спящее в твоей постели, Шарлотта.

Монастырь Сент-Брайд,

август 1791 года

– Как я завидую вам, мальчики! – сказал брат Фиделис, принесший четверым парнишкам в ведерке их полдник – печенье, сыр и пиво, – останавливаясь у входа в обнесенный стеной садик и с явным удовольствием оглядываясь вокруг. – Вы проводите свои дни среди такой красоты!

Существовала легенда о том, что в стародавние времена один крестоносец привез из своего похода на Дальний Восток желтую розу и презентовал этот уникальный цветок монастырю Сент-Брайд в благодарность за то, что монастырь приютил его семью во время чумы. Настоятель монастыря построил этот обнесенный стеной садик специально для этой розы, единственной желтой розы на всех Британских островах. Но с течением времени благодаря определенной политике численность католиков среди населения Северо-Шотландского нагорья сократилась, и для ухода за цветами, когда приходилось решать более неотложные задачи, рабочей силы не хватало. Так было до тех пор, пока нынешний настоятель, отец Таркин, не превратил монастырь в своего рода сиротский приют для внуков и внучек тех немногих шотландцев католического вероисповедания, которые остались в живых после якобитского восстания и последней неудачной попытки принца Чарли вновь обрести шотландскую корону. Отец настоятель увидел в этом заброшенном розовом саду идеальное место, где непокорные и недисциплинированные мальчишки могли бы найти применение своей энергии и научиться послушанию.

Уход за розовым садом стал специальным заданием для четверых самых шумных, самых сильных мальчиков, мастеров натворить каких-нибудь бед: Дугласа, Кита, Рэма и Дэнда, только что вылезшего из канавы, которую копал, и с озорной улыбкой взглянувшего на добродушного толстого монаха.

– Не отказывайте себе в удовольствии ради меня, брат Фиделис! – крикнул он все еще лучезарно улыбавшемуся монаху. – Вы можете занять мое место, как только пожелаете!

Брат Фиделис совсем не обиделся. Брат Фиделис никогда не обижался. Если бы Дэнд допустил подобную дерзость с любителем сада, раздражительным и угрюмым братом Мартином, ему бы в течение целой недели пришлось смазывать мазью свою тощую задницу. А брат Фиделис лишь погрозил Дэнду пальцем и сказал:

– Когда-нибудь ты оценишь то, что делаешь здесь.

– Что именно? – переспросил, прервав работу, Дуглас, который, ворча, тащил охапку соломы, чтобы мульчировать землю под пересаженными растениями.

– Поймешь, что создаешь красоту. Всем, кто приходит сюда в поисках уединения и покоя, стоит только оглянуться вокруг и прогуляться по этим тропинкам, чтобы вспомнить, как благосклонен к нам Господь.

Дуглас склонил голову набок.

– Вы действительно очень любите розы, не так ли, брат?

Брат Фиделис улыбнулся.

– Я их обожаю. А теперь возвращайтесь к работе, – сказал он и, наклонив голову, вышел из сада через единственную дверь в стене.

Рэм Манро водрузил на место тяжелый камень, выпавший из разрушающейся стенки, которой был обнесен колодец. Отступив на шаг, он утер рукавом вспотевший лоб и огляделся вокруг. Вокруг них пышно цвели розы, которым не было дела до четверых мальчишек, трудившихся в поте лица.

– Что ты по этому поводу думаешь, Дэнд? – крикнул, переводя дыхание, Рэм, обращаясь к тому месту, где за плетеной изгородью ритмично мелькала лопата Дэнда. – Превратим мы когда-нибудь этот садик в произведение искусства?

– Какое же это произведение искусства? – проворчал Дэнд, не переставая копать.

– Это не произведение искусства! – заявил вдруг Дуглас, который, бросив охапку соломы, вскочил на полуразвалившуюся стенку сада. Отломив от куста старую ветку, он принялся размахивать ею как шпагой. – Это дракон, а я Тристан, который, пришел, чтобы убить его.

– А я тогда буду сэром Галаадом, – заявил Рэм, подбирая другую ветку и направляя острие импровизированной шпаги на Дугласа.

– Почему бы уж тогда не самим королем Артуром? – крикнул Дэнд из своей канавы.

– Потому что ему никогда не приходилось никуда ездить! – объяснил Дуглас, делая выпад, который Рэм изящно парировал, а потом нанес ответный удар. Дуглас рассмеялся довольным смехом. – Он посылал других на поиски приключений, а я буду искать приключения сам. А это... – он широким жестом указал на все, что вокруг, – будет моим испытательным полигоном.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Кит, который старался выкорчевать массивный корень, вросший в стену, отделяющую розовый сад от остальной территории монастыря. Хотя ему было всего пятнадцать лет, плечи у него были широкие, как у мужчины.

– Я думаю, что это одно из испытаний, которое должно подготовить нас к дальнейшей жизни, – сказал Дуглас.

Голова Дэнда появилась над плетеной изгородью.

– В таком случае мне можно больше не копать.

– Это еще почему? – ожидая подвоха, спросил Рэм.

– Потому что у меня нет полной уверенности в том, что я стану землекопом, – заявил Дэнд.

Дуглас усмехнулся, со вздохом отбросил свою «шпагу» и легко спрыгнул на землю, показывая, что игра закончена.

– Тебя ждут более важные дела, чем копание канав, Дэнд Росс. Никогда не забывай об этом.

– В этом я не сомневаюсь, – прошептал Дэнд, глядя вслед удаляющемуся приятелю.