Электронная библиотека » Константин Бальмонт » » онлайн чтение - страница 31


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 22:22


Автор книги: Константин Бальмонт


Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 31 (всего у книги 52 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Путь туда
 
Путь туда – бесповоротный,
В безызвестную страну,
Может, к низости болотной,
Может, в вечную Весну,
Может, к радости вольготной,
Может, в омут, вниз, ко дну.
 
 
Лютый зверь туда прорыщет,
И навек прощайся с ним,
Путь туда едва кто ищет,
У живых он нелюбим,
Только Ветер, он просвищет,
Но воротится другим.
 
 
Ничего он не расскажет,
Только дивно воздохнет,
Тень от трав иною ляжет,
Ниже глянет Неба свод,
Сердце словно кто-то свяжет,
Тьма в нем, тьма в нем запоет.
 
Синий камень
 
Если хочешь молча плакать с неразлучною тоской,
Приходи смотреть на травы, на осоку над рекой.
Травы белый цвет роняют на текучую волну.
Шелестит, шуршит осока. Боль в душе идет ко дну.
 
 
Приходи сюда к теченью, в преломлении зари.
Неподвижный Синий камень, как любимый, избери.
В тихом шелесте осоки, в белом цвете лепестков,
Ты уснешь на Синем камне, меж зеленых берегов.
 
 
Не увидят, не узнают, не притронутся к слезам
Не увидишь сам, что видно душу синим Небесам
Только дрогнешь, как приснится, что навек – река
с тобой,
Неподвижный Синий камень. Небо, сумрак голубой.
 
Всебесприютность
 
Не вся ли Земля для меня – отчизна моя роковая?
Не вся ли Земля – для мeня?
Я повсюду увижу – из серых туманов рождение
красного дня,
И повсюду мне Ночь будет тайны шептать,
непостижности звезд зажигая.
И везде я склонюсь над глубокой водой,
И, тоскуя душой, навсегда – молодой,
Буду спрашивать, где же мечты молодые
Будут счастливы, видя цветы золотые,
Без которых всечасно томится душа.
О, Земля одинакова всюду, в жестоком нежна,
в черноте хороша.
Я повсюду найду глубину отражений зеркальных
Чьих-то глаз вопрошающих, сказок печальных,
В их сияньи немом темноты и огня.
Не вся ли Земля – нам отчизна, навек роковая?
И Небо, все Небо – для них, для меня,
Повсюду нас Ночь обоймет, нам звезды, как слезы,
роняя.
 
Близ синего камня
 
Близ Синего камня песок золотой,
Песок золотой измельченный Водой.
 
 
Вода голубая прозрачная днем,
И черная злая во мраке ночном.
 
 
Близ Синего камня песок золотой,
И падает с Неба звезда за звездой.
 
 
Вода умножает и точит песок,
А Камень все тот же и путь вес далек.
 
 
Пути все далеки для тех кто идет
Песком измельченным над сказкою вод.
 
 
И вечно все тот же песок золотой,
Близ Синего камня над вечной Водой.
 
Вопль
 
Я верю в возможную силу и правду – его,
всепобедного Света,
Но есть несчастливцы, что гибнут зимою задолго
до роскоши лета.
 
 
Я знаю что мною озер серебристых в горах
и в лесах первозданных.
Но сколькие умерли в жаркой пустыне, без влаги,
без капель желанных.
 
 
Я видел, как кондор царит над пространством,
как мощь альбатроса прекрасна.
Но сколько убитых для них именитых, подумать —
подумать ужасно.
 
 
Я вижу, я слышу я помню я знаю что было
что есть здесь что будет.
Но, в бездну из бездны срываясь, в столетьях,
мои вопль никого не пробудит.
 
Отсветы
 
Мы – несколько маленьких раковин близ кипенья
бессмертных морей.
Мы – несколько пенных узорностей, летим все скорей
и скорей.
 
 
Мы – белые тучки чуть видные бахрома разорвавшихся
гроз.
Мы таем, блистаем, и падаем слезами на мертвый
утес.
 
 
Мы стебли былинок что выросли на разбитой стене
крепостной.
Весною своею цепляемся за осень мечты неземной.
 
 
Мы думаем будто мы думаем нами думают вихри
миров.
Мы отзвуки тысячных отзвуков от звука нездешних
громов.
 
 
Мы думаем будто мы ведаем Воскресенья
зиждительный свет.
Мы, бедные бледные отсветы оттуда где места нам
нет.
 
Амулеты из агата

Где же ты, сын мщенья?

Красинский


Пой и проклинай!

Мицкевич

Черные вороны
 
Черные вороны, воры играли над нами.
Каркали. День погасал.
Темными снами
Призрак наполнил мне бледный бокал.
И, обратившись лицом к погасающим зорям,
Пил я, закрывши глаза,
Видя сквозь бледные веки дороги с идущим
и едущим сгорбленным Горем.
Вороны вдруг прошумели как туча, и вмиг
разразилась гроза.
Словно внезапно раскрылись обрывы.
Выстрелы, крики, и вопли, и взрывы.
Где вы, друзья?
Странный бокал от себя оторвать не могу я,
и сказка моя
Держит меня, побледневшего, здесь, заалевшими
снами-цепями.
Мысли болят. Я, как призрак, застыл.
Двинуться, крикнуть – нет воли, нет сил.
Каркают вороны, каркают черные, каркают злые
над нами.
 
Амулеты из агата
 
Амулеты из агата,
И других цветных камней,
Ты дала мне в час заката,
В час заката красных дней.
 
 
Я с самим собой прощался,
О, Колдунья, и с тобой,
Обещал я, обещался
Быть в пещере голубой.
 
 
Да, к полдневной позолоте
Позабывши путь и след,
Подбирать в лазурном гроте
К амулету амулет.
 
 
Я свершил обет заклятья,
Я забыл, сдержав свой нрав,
Розы губ, восторг объятья,
Изумруды нежных трав.
 
 
Камни, камни заклинаний
Ты дала мне – вот они.
В их узорах – мир стенаний,
Чуть один пошевельни.
 
 
В них напевность так богата,
В их мерцаньях – смерть врагу.
Но враждою сердце смято,
Больше быть здесь не могу.
 
 
Стопы грома в миг раската,
Вот они – бери, скорей.
О, заклята жизнь агата,
Сколько воли в снах камней!
 
Крик
 
Мой крик был бы светлым и юным, —
Не встретив ответа, он сделался злым.
И предал я дух свой перунам,
Я ударил по звонким рыдающим струнам,
И развеялась радость, как дым.
 
 
Я был бы красивым,
Но я встретил лишь маски тьмы тем
оскорбительных лиц.
И ум мой, как ветер бегущий по нивам,
Стал мнущим и рвущим, стал гневным,
ворчливым,
Забыл щебетания птиц.
 
 
Над Морем я плачу,
Над холодной и вольной пустыней морей.
О, люди, вы – трупы, вы – звери, в придачу,
Я дни меж солеными брызгами трачу,
Но жить я не буду в удушьи людей.
 
Полночный час
 
Полночный час. Ведовски-страшный час.
День схоронен. И вновь родится сложность.
Разъять восторг и пытку – невозможность.
Из вышних бездн глядит бездонность глаз.
 
 
Как жутко мне. Вот глуше все и тише.
И веянье я слышу в тишине.
Так бархатно. Как будто льнет ко мне
Беззвучное крыло летучей мыши.
 
Круги
 
Круговидные светила —
Без конца и без начала.
Что в них будет, то в них было,
Что в них нежность, станет жало.
 
 
Что в них ласка, есть отрава,
А из мрака, а из яда
Возникает чудо-слава,
Блеск заманчивый для взгляда.
 
 
Из вулканов, из обрывов,
Рудников и разрушенья —
Роскошь ярких переливов,
Драгоценные каменья.
 
 
Из кошмарности рождений,
С свитой грязи, крови, криков —
Светлый гений песнопений,
Сонмы стройных женских ликов.
 
 
А из жизни вновь могила,
И горят, лазурно, ало,
Круговидные светила,
Без конца и без начала.
 
Индийский тотем
 
Индийский тотем – жуткий знак,
Резная сложная колонна.
Из зверя – зверь. Кто друг, кто враг,
Не разберешь. Здесь все – уклонно.
 
 
Друг друга держат все во рту,
Убийца – каждый, и убитый.
Грызя, рождают красоту,
Глядят бесовски-волчьей свитой.
 
 
Уста, и пасти, и глаза,
Зверинокрылость, чудо-рыба.
В цветных зрачках горит гроза,
Жизнь в жизни – в змейностях изгиба.
 
 
И древо жизни мировой
Растет в чудовищной прикрасе,
Являясь мной, чтоб стать тобой,
Пьяня и множа ипостаси.
 
Святой Георгий
 
Святой Георгий, убив Дракона,
Взглянул печально вокруг себя.
Не мог он слышать глухого стона,
Не мог быть светлым – лишь свет любя.
 
 
Он с легким сердцем, во имя Бога,
Копье наметил и поднял щит.
Но мыслей встало так много, много,
И он, сразивши, сражен, молчит.
 
 
И конь святого своим копытом
Ударил гневно о край пути.
Сюда он прибыл путем избитым.
Куда отсюда? Куда идти?
 
 
Святой Георгий, святой Георгий,
И ты изведал свой высший час!
Пред сильным Змеем ты был в восторге,
Пред мертвым Змием ты вдруг погас!
 
Встреча
 
Сон жуткий пережил вчера я наяву.
По улице я шел – один, не я всегдашний,
Лишь тело, труп меня, что телом я зову.
Тюрьма передо мной своей грозилась башней.
 
 
И вот навстречу мне идет моя душа,
Такая же, как я, до грани совпаденья.
Так прямо на меня, упорно, не спеша,
С решением немым жестокого виденья.
 
 
Мой труп упрямо шел. Был труден каждый шаг.
Но встреча этих двух сближалась неуклонно.
Как будто в зеркале, вот – я, но я – мой враг.
Идем. Тюрьма молчит. Враждебна высь, бездонна.
 
 
Все ближе, ближе мы. Бледнею я и он.
И вдруг нас больше нет. Миг ужаса. Миг встречи.
Ум вброшен в темноту. На башне тихий звон.
Кому-то целый мир, упав, налег на плечи!
 
Призрачный набат
 
Я дух, я призрачный набат,
Что внятен только привиденьям.
Дома, я чувствую, горят,
Но люди скованы забвеньем.
 
 
Крадется дымный к ним огонь,
И воплем полон я безгласным, —
Гуди же, колокол, трезвонь,
Будь криком в сумраке неясном.
 
 
Ползет густой, змеится дым,
Как тяжкий зверь – ночная чара.
О, как мне страшно быть немым
Под медным заревом пожара!
 
Тетенька из села
 
– Тетенька, тетенька, миленькая,
Что ты такая уныленькая?
Или не рада, что к нам из села
В город пошла ты, и в город пришла?
 
 
– Эк ты, девчонка, горазда болтать.
Чуть подросла, от земли не видать,
Только и знаешь – шуршишь, словно мышь.
Что же ты тетку свою тормошишь?
 
 
– Тетенька, может, мой разум и мал,
Только вот вижу – наш смех замолчал.
Тетенька, право, мне страшно с тобой,
Точно здесь кто-то еще есть другой.
 
 
– Девонька, эти ты глупости брось,
К ночи нельзя так болтать на авось.
Лучше давай про село расскажу,
После помолимся, спать уложу.
 
 
В городе, девонька, все бы вам смех,
В городе много забав и утех.
Наши избенки-то, наше село
Лесом, потемками все облегло.
 
 
В лес за дровами – а там лесовик,
Вон за стволом притаился, приник.
Чур меня, крикнешь он вытянет нос,
Так захохочет – по коже мороз.
 
 
Ночью, как это так выйдешь на двор,
Звери какие-то смотрят из нор,
Совы на крыше усядутся в 'ряд,
Углем глаза, как у ведьмы, горят.
 
 
В избу назад – а в клети домовой,
Ты на полати – а он уж с тобой,
Вот навалился – и стонешь во сне,
Душно так, тяжко так, страшно так мне.
 
 
Нежити ходят, бормочут во тьму,
Шепчут, скривясь, – ничего не пойму.
Словно они балалаечники,
Баешники, перебаешники.
 
 
Тетка умолкла. Девчонка спала.
Тетки дослушать она не могла.
Обе застыли, и в комнате той
Явно, что кто-то еще был другой.
 
Подменыш
 
Я мать, и я люблю детей.
Едва зажжется Месяц, серповидно,
Я плачу у окна.
Мне больно, страшно, мне мучительно-обидно.
За что такая доля мне дана?
Зловещий пруд, погост, кресты,
Мне это все отсюда видно,
И я одна.
Лишь Месяц светит с высоты.
Он жнет своим серпом? Что жнет? Я брежу.
Полно. Стыдно.
Будь твердой. Плачь, но твердой нужно быть.
От Неба до Земли, сияя,
Идет и тянется нервущаяся нить.
Ты мать, умей, забыв себя, любить.
Да, да, я мать, и я дурная,
Что не умела сохранить
Своих детей.
Их всех сманила в пруд Колдунья злая,
Которой нравится сводить с ума людей.
Тихонько ночью приходила,
Когда так крепко я спала,
Мой сон крепя, детей будила.
Какая в ней скрывалась сила,
Не знаю я. Весь мир был мгла.
Своей свечой она светила,
И в пруд ее свеча вела.
Чем, чем злодейка ворожила,
Не знаю я.
О, с теми, кто под сердцем был, расстаться,
О, жизнь бессчастная моя!
Лишь в мыслях иногда мы можем увидаться,
Во сне.
Но это все – не все. Она страшней, чем это.
И казнь безжалостней явила Ведьма мне.
Вон там, в сияньи месячного света,
В той люльке, где качала я детей,
Когда малютками они моими были,
И каждый был игрушкою моей,
Пред тем, как спрятался в могиле
И возрастил плакун-траву,
Лежит подменыш злой, уродливый, нескладный,
Которого я нежитью зову,
Свирепый, колченогий, жадный,
Глазастый, с страшною распухшей головой,
Ненасытимо-плотоядный,
Подменыш злой.
Чуть взглянет он в окно – и лист березы вянет.
Шуршит недобрый вихрь желтеющей травой, —
Вдруг схватит дудку он, играть безумно станет,
И молния в овины грянет,
И пляшет все кругом, как в пляске хоровой,
Несутся камни и поленья,
Подменыш в дудку им дудит,
А люди падают, в их сердце онеменье,
Молчат, бледнеют – страшный вид.
А он глядит, глядит стеклянными глазами,
И ничего не говорит.
Я не пойму, старик ли он,
Ребенок ли. Он тешится над нами.
Молчит и ест. Вдруг тихий стон.
И жутко так раздастся голос хилый:
«Я стар, как древний лес!»
Повеет в воздухе могилой.
И точно встанет кто. Мелькнул, прошел, исчез.
Однажды я на страшное решилась: —
Убить его Жить стало невтерпеж
За что такая мне немилость?
Убрать из жизни эту гнилость
И вот я наточила нож.
А! Как сегодня ночь была, такая
На небе Месяц встал серпом
Он спал Я подошла Он спал Но Ведьма
злая
Следила в тайности, стояла за углом.
Я не видала Я над ним стояла:
Я только видела его.
В моей душе горело жало,
Я только видела его.
И жажду тешила немую: —
Вот эту голову, распухшую и злую,
Отрезать, отрубить, чтобы исчез паук,
Притих во мраке гробовом.
«Исчезнешь ты!» И я ударила ножом.
И вдруг —
Не тело предо мной, мякина,
Солома, и в соломе кровь,
Да, в каждом стебле кровь и тина
И вот я на пруду Трясина.
И в доме я опять И вновь
Белеет Месяц серповидно.
И я у моего окна.
В углу подменыша мне видно.
Там за окном погост. Погост. И я одна.
 
Нет слез
 
Нет слез. Я больше плакать не умею,
С тех пор как посвящен я в колдуны.
О, Вещая Жена! Я ведал с нею
Ведовское. На зов ее струны
Скликались звери Говор человечий
Был меж волков лесных. А меж людей
Такие, в хрипах, слышались мне речи,
Что нет уж больше слез в душе моей.
Кто там под пыткой? Кто кричит так звонко?
Молчу. Себя заклял я колдовски.
Мучь всех' Меня' Мучь моего ребенка!
Мольбы не будет Кровь забьет в виски.
Забьется в голове как тяжкий молот.
Но слез моих тебе, палач, не знать.
Пусть будет самый свод Небес расколот.
Ты проклят Тверды мы. И эту рать
Не победить палачеством убогим.
Мы все растем Стальнеет пытка в нас.
Минуты время движут кругом строгим.
Ты проклят! Проклят! Жди! Еще лишь час!
 
Отзвук народного
 
Уж ты, Солнце, Солнце красно,
Ты с полуночи взойди,
Чтоб очам не ждать напрасно,
Кто там, что там впереди.
Чтоб покойникам в могиле
Не во тьме глухой сидеть.
Чтобы с глаз они сложили
Закрывающую медь.
 
 
Уж ты, Месяц, Месяц ясный,
Глянь, и с вечера взойди,
Чтоб забыть о муке страстной,
Что осталась позади.
Чтобы мертвым, властью слова,
Властью света твоего,
Не крушить, из-за былого,
Ретивого своего.
 
 
Уж ты, Ветер, Ветер буйный,
Ты с полуночи возвей,
Многовейный, многоструйный,
Будь отрадою моей.
Возвести моим родимым,
Что и в нас бесстрашный свет.
Все мы бросим, пустим дымом,
Но пойдем за ними вслед.
 
Заря-заряница
Заговор
 
Заря-Заряница,
Красная Девица,
Красная Девица, полуночница.
Красные губы,
Белые зубы,
Светлые кудри, светлоочница.
Все ли вы. Зори,
В красном уборе,
С кровавыми лентами, рдяными?
Вечно ли крови,
Встари и внови,
Розами быть над туманами?
Заря-Заряница,
Красная Девица,
Будь ты моею защитою,
От вражией силы,
Довременной могилы,
И от жизни, тоскою повитою.
По какому наитью,
Рудожелтою нитью,
Ты, иглой золотою, проворною
Вышиваешь со славой,
Пеленою кровавой,
Свой узор над трясиною черною?
Чудо-девица,
Заря-Заряница,
Заря-Заряница прекрасная!
Хочется ласки,
Мягкости в краске,
Будет уж, искрилась красная.
Нить, оборвись,
Кровь, запекись,
Будет нам, уж будет этой алости.
Или ты, Заря,
Каждый день горя,
Так и не узнаешь нежной жалости?
 
Заклинание
 
Месяц, Месяц, зачем ты мне дан?
Ты неясно мне светишь в ночах.
Ты застывший потухший вулкан.
Месяц, Месяц, зачем сквозь туман
Ты застылый внушаешь мне страх?
 
 
Ветер, Ветер, зачем средь ветвей,
Очерченных осенней порой,
Ты шуршишь все странней и странней?
Ветер, что ж в этой песне твоей,
Или только играешь ты мной?
 
 
Месяц, Ветер, я верным вам был,
Дайте сил мне мой мир возродить.
Если ж нет возрождающих сил,
Месяц, Месяц, светило могил,
Дай последнюю власть: – Отомстить.
 
Амулет
 
Ты дала мне амулет,
Для веселий и побед,
Странно в нем сияют светы.
Ты дала мне амулет
В той стране, где все предметы —
Волхованье, амулеты.
 
 
Грозен звук гортанных слов.
Нет цветов там без шипов,
Без уколов или яда.
Хищный клекот вещих слов
Манит слух, но в нем засада,
Как засада в зыби взгляда.
В этом крае Красоты,
Где отчетливы черты
Гор, скрывающих обманы,
В этом царстве Красоты
Всюду вражеские станы,
А с высот глядят вулканы.
 
 
Дротик метко достает,
Чуть коснется кончен счет,
Там отравленные стрелы.
Лук поет и достает,
Чуть задет ты, онемелый
Ты уж мертвый, ты уж белый,
 
 
В этом крае вечных чар,
Чтобы меток был удар,
Ты меня околдовала,
И, вложив змеиность чар
В круг узорный из опала,
Ты меня мечтой связала.
 
 
Сильный этою мечтой,
Очерненный чернотой,
Недруг духам отупелым,
Амулет с твоей мечтой
Обращу я к их пределам,
Будет, будет враг мой белым.
 
Драконит
 
Темный камень драконит
Уж не так хорош на вид.
Изумруд его нежней,
В бриллианте свет сильней.
И нежней его опал,
И рубин пред ним так ал.
И однако драконит
Тем хорош, что верно мстит.
Чтоб достать его, дождись,
Как ущербный Месяц вниз,
Над пещерой колдовской,
Желтой выгнется дугой.
Там Дракон в пещере спит,
В мозге зверя драконит.
Гибок Змей, но мозг его
Неуклоннее всего.
Мозг Дракона – весь в узлах,
Желтый в них и белый страх.
Красный камень и металл
В них не раз захохотал.
Темный в этом мозге сон,
Черной цепью скован он.
Желтый Месяц вниз глядит.
Вот он камень драконит.
Тише, тише подходи,
В сне Дракона не щади.
Замер в грезе он своей.
Метко целься, прямо бей.
Поразив его меж глаз,
Мозг исторгни, и сейчас
Пред тобою заблестит
Страшный камень драконит.
С этим камнем – на врага.
Реки бросят берега,
И хоть будь твой враг велик,
Он в воде потонет вмиг.
Этот камень-амулет
Много даст тебе побед.
Вещий камень драконит,
Зеленея, метко мстит.
Этим камнем под Луной
Поиграй во тьме ночной.
Дальний враг твой ощутит,
Мстит ли камень драконит.
 
Притча о великане
 
Был в мире древний Великан,
Без сердца исполин.
Он был как между гор туман,
Он был чумой для многих стран,
Угрюм, свиреп, один.
 
 
Он сердце вынул у себя,
И спрятал далеко.
Не дрогнет гром, скалу дробя,
Хоть громок он; и лишь себя
Люби, – убить легко.
 
 
Без сердца жадный Великан
Давил людей кругом.
Едва расправить тяжкий стан,
Как в рот свой, точно в страшный чан
Кровавый бросит ком.
 
 
А сердце где же? Топь болот —
Чудовищный пустырь.
Который год там дуб растет,
С дуплом, и дуб тот стережет
Слепой и злой Упырь.
 
 
Внутри дупла, как черный гад,
Уродливый комок.
Он шевелится, говорят,
Мохнат, он судорожно рад
В час казни, в страшный срок.
 
 
Едва свирепый Великан
За горло хвать кого, —
Паук заклятый топких стран,
Комок в дупле как будто пьян,
Дуб чувствует его.
 
 
В дупле шуршание и смех.
Что жизнь людей? Пузырь
В дупле сам Дьявол, черный грех,
И в соучастии утех,
Скрипит слепой Упырь.
 
 
Но крылья ведают полет,
Стремленье знает путь.
И кто воздушен, тот пройдет
Все срывы ям, всю топь болот,
Чтоб цели досягнуть.
 
 
Комок кровавый, злой обман,
Ты взят моей рукой!
Последний миг свирепым дан,
И был, лишь был он, Великан,
Объят он смертной мглой!
 
Тринадцать сестер
 
Сестры, сестры, Лихорадки,
Поземельный взбитый хор!
Мы в Аду играли в прятки
Будет! Кверху! Без оглядки!
Порадеет хор сестер.
 
 
Мы остудим, распростудим,
Разогреем, разомнем
Мы проворны, ждать не будем.
Сестры! Сестры! Кверху! К людям!
Вот, мы с ними. Ну, начнем.
 
 
Цепко, крепко, Лихорадки,
Снова к играм, снова в прятки
Человек забава нам.
Сестры! Сестры! По местам!
Все тринадцать – с краснобаем
Где он? Жив он? Начинаем.
 
 
Ты, Трясея, дай ему
Потрястись, попав в тюрьму.
 
 
Ты Огнея, боль продли,
Прах земли огнем пали.
 
 
Ты, Ледея, так в озноб
Загони, чтоб звал он гроб.
 
 
Ты, Гнетея, дунь на грудь,
Камнем будь, не дай дохнуть.
 
 
Ты, Грудея, на груди
Лишку, вдвое погоди.
 
 
Ты, Глухея, плюнь в него,
Чтоб не слышал ничего.
 
 
Ты, Ломея, кости гни,
Чтобы хрустнули они.
 
 
Ты, Пухнея, знай свой срок,
Чтоб распух он, чтоб отек.
 
 
Ты, Желтея, в свой черед,
Пусть он, пусть он расцветет
 
 
Ты, Корчея, вслед иди,
Ручки, ноженьки сведи.
 
 
Ты, Глядея, встань как бес,
Чтобы сон из глаз исчез.
 
 
Ты, Сухея, он уж плох,
Сделай так, чтоб весь иссох.
 
 
Ты, Невея, всем сестра,
Пропляши ему «Пора».
 
 
В Человеке нет догадки
Цепки, крепки Лихорадки.
Всех Сестер тринадцать нас
Сестры! Книзу! Кончен час!
 
Синие молнии

Как в глубинностях Моря, в глубинах Народной души – скрываются чудо-хоромы – там таятся, среди жемчугов, огнеглазые громы. – Миг синих расцветов, спеши!

Голос Прилива

В безмерном все
 
В безмерном Все я только быстрый атом.
Но нет меня, – вселенной в Мире нет.
Вселенных – тьма. И свежим ароматом
Цветут цветы бездонность пышных лет.
 
 
В безмерном Все я малая былинка.
Но нет меня, нет в Мире красоты.
Безумец! Знай, что в должный миг снежинка
Лавину сбросит с высоты!
 
Электрон
 
Электрон, камень-Алатырь,
Горюч-могуч-янтарь!
Гори! На нас восстал Упырь,
Отвратных гадов царь!
 
 
Заветный камень-Светозар,
Рожденье волн морских!
Как в Море – глубь, в тебе – пожар.
Войди в горючий стих!
 
 
О, слиток горечи морской,
И светлых слез Зари!
Электрон, камень дорогой,
Горя, враждой гори!
 
 
Волна бежит, волну дробя,
Волна сильней, чем меч!
Электрон, я заклял тебя
Ты, вспыхнув, сможешь сжечь!
 
Камень-Алатырь
 
На море-Океане,
На острове Буяне,
Меж камней-богатырь
Есть Камень-Алатырь.
 
 
Он бел-горюч и ярок,
Неостудимо жарок
Красив его изгиб,
Кипит тот Камень-кип.
 
 
Горит тот Камень-чудо,
Что лучше изумруда
Он каждый миг – живой,
Тот Камень солнцевой.
 
 
Под Камнем тем сокрыта
Мечта, что не изжита.
Спеши к нему скорей,
Коснись до тайн морей.
 
 
Все шире Море, шире.
На Камне-Алатыре
Сидит, в лучах горя,
Громовница-Заря.
 
 
Сидит Девица Красна,
Смеется безучастно
Смешинки Девы той —
Рассветы над водой.
 
 
А раз придет oxoтa,
Совсем тот смех без счета, —
Смеяться так начнет,
Что молния сверкнет.
 
 
Все звонче смех певучий,
Пожаром рдеют тучи
Огниста Красота,
Светла ее фата.
 
 
На море-Океане,
На острове Буяне,
Я Деву ту любил,
У ней в гостях я был.
 
 
Я был на этом Камне,
И заговор дала мне
Она, в Огне живом,
На Камне солнцевом.
 
 
О, заговор тот властный!
Он дан мне Девой страстной.
Все покорю я с ней.
Гори, Огонь, сильней!
 
 
Лишь Камень кто изгложет,
Тот заговор мой сможет
Лишить его лучей.
Гори, Огонь, скорей!
 
 
Но Камень кто ж изгложет,
Кто пламень превозможет?
Привет сиянью дней.
Гори, Огонь, сильней!
 

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 | Следующая
  • 5 Оценок: 1

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации