Текст книги "Последние слова знаменитых людей"

Вильгельм фон Гумбольдт
(1767–1835)
немецкий филолог, философ, государственный деятель

Вильгельм фон Гумбольдт считается отцом современной лингвистики, а также создателем нового, научно-исследовательского университета.

В июне 1791 года он женился на Каролине фон Дахерёден. С тех пор, где бы они ни жили – в Берлине, Париже, Риме или Вене, их дом становился центром притяжения интеллектуальной элиты.

Смерть Каролины в 1829 году стала для ученого тяжелейшим ударом. Почти каждый вечер он писал сонет, посвященный покойной жене, словно продолжая беседовать с ней. К концу его жизни число таких сонетов далеко превысило тысячу.

В конце апреля 1835 года Вильгельм простудился и тяжело заболел. Брату он говорил, что хотел бы сохранить сознание до конца, чтобы отчетливо наблюдать переход в иное состояние. И действительно, почти до самой смерти он сохранял ясность ума.

Он читал вслух – в оригинале – сотни стихов из «Илиады» и древнегреческих трагиков. Когда озабоченные врачи попросили его поберечь себя, он ответил: «Я не в бреду; я лишь проверяю свои способности: не отказывает ли мне память».

8 апреля он велел дочерям принести портрет Каролины, долго его рассматривал и сказал:

– Ну, прощай, – а портрет повесьте на место!

Потом он впал в забытье и, не приходя в сознание, умер.

Николай Степанович Гумилев
(1886–1921)
поэт

В 1921 году Гумилeв руководил поэтической студией в Петрограде, жил в общежитии-коммуне литераторов и ученых «Дом искусств» и не скрывал своих монархических убеждений. 3 августа он был арестован как участник антибольшевистской организации профессора Таганцева.

Вечером накануне ареста поэт Владислав Ходасевич просидел у него до двух ночи. Гумилев был на редкость весел, много говорил, а под конец стал уверять собеседника, что проживет очень долго: «Непременно до девяноста лет, уж никак не меньше».

В тюрьму Гумилев взял Евангелие и Гомера. Жене он смог передать записку:

«Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы».

Полгода спустя в ту же камеру попал филолог Георгий Стратановский и видел процарапанную на стене надпись:

«Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь. Н. Гумилeв».

(Стратановский умер в 1986 году, о надписи сообщил его сын уже после реабилитации Гумилева.)

Поэт был расстрелян в ночь на 26 августа в группе 57 осужденных по «делу Таганцева». Чуть раньше вышел его сборник «Огненный столп». Одно из стихотворений сборника заканчивалось словами:

 
…За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней.
 

Ян Гус
(1369–1415)
чешский религиозный реформатор

В 1414 году Ян Гус был вызван на Вселенский собор католической церкви, заседавший в немецком городе Констанц на границе с Швейцарией. Собор обвинил Гуса в ереси и 8 июня вынес ему смертный приговор. Почти месяц прошел в попытках уговорить Гуса отречься, но он отказался признать себя еретиком.

6 июля на шею ему повесили табличку с надписью «Ересиарх», то есть глава ереси, и сожгли на костре у городских ворот. Перед казнью Гус пел церковный гимн на латыни «Дева, Христу дражайшая» и убеждал толпу, что он не проповедовал ересь. Уже на костре он еще раз отказался отречься.

Англичанин Гай Фокс в «Книге мучеников» (1563) приписывает Гусу слова:

– То, что говорили мои уста, я подпишу своей кровью.

Во множестве книг рассказывается, что какой-то крестьянин в порыве религиозного рвения подбросил в огонь хворосту (по другой версии, это была старушка). Привязанный к столбу Гус воскликнул:

– О, святая простота!

Эта легенда появилась два с лишним века спустя после казни Гуса в сборнике изречений на латыни, изданном в Германии.

Согласно немецким протестантам XVI столетия, Гус на костре предрек:

– Сегодня вы жарите гуся, но из этой золы восстанет лебедь, и его вам не сжечь.

Первым легенду о гусе – предвестнике лебедя рассказал Мартин Лютер в 1531 году. Роль лебедя он отвел себе самому: «Св. Ян Гус пророчествовал обо мне, когда писал из своего заточения в Богемию: “Сейчас они будут жарить гуся, но через сто лет они услышат пение лебедя, и им придется с этим смириться”».

Эта легенда выдумана лишь наполовину. В ноябре 1412 года Ян Гус обратился к пражанам с посланием, в котором предсказывал, что «вместо одного бессильного и слабого гуся» появится «множество ястребов и орлов».

Еще и теперь в лютеранских церквях Германии можно увидеть изображения лебедя и гуся – символы двух реформаторов.

Чарлз Гуссман
(1913–2000)
американский сценарист «мыльных опер»

С конца 1930-х годов Гуссман стал писать сценарии «мыльных опер» – 15-минутных радиосериалов, которые начинались и завершались рекламой моющих средств.

В начале 50-х годов три сериала, придуманных Гуссманом, слушали 20 миллионов американцев. Тогда же он стал сотрудничать с телевидением. Именно он написал сценарий пилотной серии «Дней нашей жизни» – одного из самых успешных сериалов в истории телевидения.

В годы маккартистской «охоты на ведьм» Гуссман давал работу голливудским сценаристам, включенным в черные списки.

Он не раз говорил, что хотел бы, чтобы его последние в жизни слова запомнились. 18 октября 2000 года, когда Гуссман умирал в больнице городка Холланд (штат Пенсильвания), дочь напомнила ему о его давнем желании.

Гуссман медленно стянул с лица кислородную маску и прошептал еле слышно:

– Ну, а теперь пора выслушать нашего спонсора…

Виктор Гюго
(1802–1885)
французский писатель

В 1851 году, после провозглашения империи Наполеона III, Гюго покинул родину. Он вернулся спустя 19 лет уже в республиканскую Францию в качестве духовного лидера нации. Еще при его жизни, в 1881 году, улица Эйлау, на которой стоял его дом, была переименована в улицу Виктора Гюго.

Тогда же Гюго написал завещание:

«Бог. Душа. Ответственность. Трех этих понятий достаточно для человека. Для меня их достаточно. Они и есть истинная религия. Я жил в ней, в ней же и умираю. Истина, свет, справедливость, совесть – это Бог. Скоро закроются мои земные глаза, но мои духовные очи будут зрячими как никогда».

В мае 1883 года умерла актриса Жюльетта Друэ, его старая возлюбленная и самый близкий к нему человек. Рассказывали, что вскоре после этого, сидя за столом, Гюго пробормотал стих:

 
Теперь уже недолго мне заслонять собою горизонт.
 

Писатель Морис Баррес в своем дневнике за 1914 год приводит слова Гюго: «Я стар. Я скоро умру. Я увижу Бога. Увидеть Бога! Говорить с ним! Это так грандиозно! Что я ему скажу? Я часто об этом думаю. Я готовлюсь к этому». За подлинность этого монолога поручиться нельзя: Баррес взял его из вторых и даже из третьих рук.

В середине мая 1885 года Гюго заболел воспалением легких и 22 мая умер. 24 мая Огюст Вакери, его литературный душеприказчик, опубликовал свои дневниковые записи о последних днях писателя.

16 мая Гюго сказал Вакери: «Я уже мертв», а два дня спустя, в разговоре с писателем Полем Морисом:

– Друг мой, какое это мучение – умирать!

– Но вы не умираете, – попытался утешить его Морис.

– Нет, это смерть, – ответил Гюго и добавил уже по-испански: — И я скажу ей: «Добро пожаловать!»

Его последние слова были сказаны 18 мая и обращены к внучке:

– Прощай, Жанна!

Таково свидетельство очевидца. Однако почти сразу же появились сообщения, что Гюго, умирая, бредил стихами:

– Идет борьба меж днем и ночью… – А потом: – Я вижу черный свет.

Именно эти слова цитируются чаще всего. Их приводит как подлинные даже Андре Моруа в своей биографии Гюго, хотя они, несомненно, выдуманы.

Нетрудно увидеть, откуда они взялись. В предисловии к драме «Кромвель» Гюго писал, что «закат – это мрачная драма, в которой борются день и ночь, жизнь и смерть». А «черный свет» явился из поэмы Гюго «Что изрекла тень» с ее знаменитой строкой: «Ужасное черное солнце, чьи лучи излучают ночь».

Давид,
царь Израиля

Согласно историческим книгам Ветхого Завета, Давид, второй царь Израиля, жил в X веке до н. э. и царствовал 40 лет. Он объединил Израиль, захватил Иерусалим и сделал его столицей. (Правда, современные историки склоняются к мнению, что Давид если и существовал, то разве что на правах племенного царька.) Согласно Писанию, Давид был также великим поэтом и музыкантом: он сочинил Книгу псалмов, которые сам положил на музыку.

В конце жизни Давид боролся за власть с собственными сыновьями и уступил престол Соломону. Перед смертью он завещал ему:

– Вот, я отхожу в путь всей земли, ты же будь тверд и будь мужествен и храни завет Господа Бога твоего…

Выражение «в путь всей земли» можно вольно перевести как «все мы там будем». Давид повторил слова полководца Иисуса Навина: «Вот, я ныне отхожу в путь всей земли».

Но он не ограничился благочестивыми наставлениями. Он еще указал сыну, кого из врагов пощадить, а кого покарать. Последнее указание касалось Семея, который обидел Давида «тяжким злословием», но после покаялся и получил от царя обещание: «Ты не умрешь».

– Ты же не оставь его безнаказанным; ибо ты человек мудрый и знаешь, что тебе сделать с ним, чтобы низвести седину его в крови в преисподнюю.

Таков был последний завет Давида, царя и поэта.

Жак Луи Давид
(1748–1825)
французский живописец

Давид, сначала якобинец крайнего толка, затем убежденный бонапартист, после поражения Наполеона при Ватерлоо бежал из Франции и конец своей жизни провел в Брюсселе. Его последние дни известны по книге Э. Ж. Деклюзе «Луи Давид, его школа и его время» (1855).

Летом 1825 года Давид тяжело заболел, но осенью, чуть оправившись, снова взял в руки кисть. Указывая на мольберт, он говорил с улыбкой: «Это мой враг; он убьет меня».

На ложе болезни художник, несмотря на жестокие боли, исправлял гравюру по своей картине «Леонид при Фермопилах».

Утром 29 декабря ему пришлось прибегнуть к помощи бельгийского живописца Мишеля Стапло. Взяв в руку трость, Давид указывал места гравюры, требующие исправления, и говорил еле слышно:

– Слишком темно… Слишком светло… Градация света выражена недостаточно… Вот здесь бликует… Однако… это действительно голова Леонида…

Тут его голос затих, и трость выпала из рук – уже навсегда.

Жорж Дантон
(1759–1794)
французский якобинец

Дантон был самой яркой фигурой и лучшим оратором среди якобинских вождей. Однако к весне 1794 года машина террора, созданная при его деятельном участии, добралась и до него. 30 марта группа относительно умеренных якобинцев во главе с Дантоном была арестована.

Незадолго до ареста друзья предлагали ему бежать из Франции. Дантон ответил: «Разве можно унести родину на подошвах своих башмаков?» Эту фразу, ставшую знаменитой, первым привел Луи Лежандр, бывший соратник Дантона, на заседании Конвента 7 января 1795 года.

2 апреля дантонисты предстали перед Революционным трибуналом. На вопрос судей о его местожительстве Дантон ответил своим громовым голосом: «Скоро это будет ничто, а имя мое – в Пантеоне истории».

Современники подправили эту фразу:

– Моим жилищем скоро будет ничто, а мое имя будет жить в Пантеоне истории.

Так родился «Пантеон истории».

На последнем, четвертом заседании судьи решили прекратить слушания и удалились для вынесения приговора. Со скамьи обвиняемых раздались голоса: «Нас судят не выслушав!» (Заметим, что право выносить приговор после трех дней слушаний предоставил Трибуналу якобинский Конвент – при полном согласии дантонистов.) Дантон прервал их:

– Довольно слов! Мы прожили достаточно, чтобы упокоиться на лоне славы.

5 апреля все обвиняемые сложили головы на гильотине. Никто из очевидцев о каких-либо словах Дантона не упоминает. Биографы, правда, ссылаются на книгу Антуана Арно «Воспоминания шестидесятилетнего» (1833), но это всего лишь хроника революции под видом мемуаров.

Зато потом предсмертные слова Дантона посыпались одно за другим. В конце концов усилиями доброго десятка авторов, включая Дюма-отца, сложилась полная картина, а вернее, легенда его казни.

По дороге на гильотину, проезжая мимо дома, где жил Робеспьер, Дантон предрекает:

– Робеспьер, ты последуешь за мной!

У подножия эшафота он вспоминает о своей юной жене:

– О моя жена! моя возлюбленная! Больше я тебя не увижу. – Затем он резко прерывает себя: – Дантон, тут не место слабости!

Две последние, наиболее знаменитые фразы появились (в чуть ином виде) в V томе «Истории Франции» Л. П. Анкетиля, вышедшем в 1805 году.

Эро де Сешель, идущий на казнь первым, хочет на прощанье поцеловаться с Дантоном, но палач не позволяет.

– Дурак! – восклицает Дантон. – Разве ты можешь помешать нашим головам поцеловаться в корзине?

Наконец, на эшафоте Дантон обращается к палачу:

– Не забудь показать мою голову народу: она того стоит.

Чарлз Дарвин
(1809–1882)
английский натуралист

Зимой 1882 года Дарвин уже часто терял сознание из-за сердечных болей. Ухаживала за ним его жена Эмма, с которой они прожили вместе 43 года, и дети – дочь Генриетта и сын Фрэнсис. До самого конца ученый не переставал работать. Еще 17 апреля он производил ботанические опыты в своем саду.

Поздно вечером 18-го он разбудил жену: «Опять боли, а когда ты не спишь, мне лучше – или хотя бы легче переносить боль».

Все же он снова лишился чувств. Очнувшись, он обратился к Эмме:

– Я совсем не боюсь умереть. Помни, ты была мне хорошей женой. И всем детям скажи: пусть помнят, они были хорошие дети.

Потом он добавил: «Мне так тебя было жаль, но я ничего не могу поделать».

Генриетте и Фрэнсису он говорил:

– Вы самые лучшие сиделки на свете. Вы так ухаживаете за мной, что ради этого я почти готов поболеть.

19 апреля, перед рассветом, он простонал: «Кажется, я теряю сознание…» – и через полчаса умер.

В «Автобиографии», опубликованной уже после его смерти, Дарвин писал:

«Если бы я мог прожить свою жизнь снова, я поставил бы себе правилом каждую неделю прочесть несколько стихотворений и прослушать несколько музыкальных произведений».

Луи Дезе
(1768–1800)
французский военачальник

В 1793 году 25-летний Луи Дезе стал самым молодым генералом французской революционной армии. В 1798 году он отплыл с Бонапартом в Египет и участвовал в Битве у пирамид.

В 1800 году Бонапарт, успевший вернуться во Францию и стать Первым консулом, уже воевал в Италии. 14 июня он сразился с австрийцами у Маренго.

Дезе прибыл в Итальянскую армию из Египта за три дня до сражения и сразу же получил две дивизии. Бонапарт отправил его в направлении Генуи, чтобы помешать подходу австрийских подкреплений. Дезе уже был на марше, но, услышав канонаду со стороны Маренго, двинулся на выстрелы, в нарушение полученного приказа. Его контратака решила исход сражения, но сам Дезе был смертельно ранен в сердце ружейной пулей.

По странному стечению обстоятельств, в тот же день в Египте был зарезан мусульманским фанатиком его друг и соратник генерал Клебер, которого Бонапарт оставил командовать вместо себя.

Согласно Бюллетеню Резервной армии от 14 июня, Дезе перед смертью сказал:

– Передайте Первому консулу, что я умираю, сожалея о том, что недостаточно совершил для того, чтобы жить в памяти потомства.

Мог ли раненный в сердце произносить столь высокопарные фразы?

А Бюллетень от 15 июня добавляет, что при известии о смерти героя Бонапарт произнес: «Почему мне не позволено плакать?» В том же номере Бюллетеня приводились слова Дезе, будто бы сказанные им своим адъютантам: «Давно уж я не сражался в Европе. Здешние пули разучились нас узнавать».

Вторая версия появилась семь лет спустя после сражения у Маренго, в IV томе «Истории столетия» Жюля Труссе. Здесь умирающий Дезе говорит генералу Будэ, который принял командование: «Скройте мою смерть, это может ослабить боевой дух солдат». А еще раньше, при появлении Дезе на поле битвы, Бонапарт говорит ему:

– Сражение проиграно.

– Это сражение проиграно, – отвечает Дезе, – но теперь всего лишь 3 часа дня, и есть еще время выиграть второе.

Этот рассказ принят всеми за истину; без него не обходится ни одно описание битвы при Маренго.

Между тем эффектный диалог генерала с главнокомандующим почти наверняка выдуман. Известно о нем только из книги Труссе; и невозможно поверить, что Наполеон в присутствии своих генералов назвал проигранным еще не оконченное сражение.

Рене Декарт
(1596–1650)
французский математик, философ, физик

Декарт был творцом аналитической геометрии, символов «x, y, z», а также тезиса «Мыслю, следовательно, существую». Церковь относилась к нему подозрительно как к вольнодумцу.

Осенью 1649 года Декарт перебрался из Парижа в Стокгольм по приглашению шведской королевы Кристины. Их регулярные беседы касались философии, геометрии и средств продления жизни. Однако уже 2 февраля следующего года 53-летний Декарт подхватил воспаление легких и девять дней спустя умер.

Считается, что перед смертью он произнес:

– Ну, моя душа, пора нам уходить.

Но в самом ли деле Декарт произнес эти слова?

Первая версия его предсмертных слов появилась в 1657 году, в предисловии Клода Клерселье к изданию писем Декарта:

– Ну, моя душа, ты долго томилась в плену; теперь пора тебе выйти из заточения и покинуть это несчастное тело; нужно бодро и мужественно перетерпеть этот уход.

В 1691 году вышла в свет биография Декарта, основанная на документальных свидетельствах. Здесь сообщалось, что вечером накануне смерти Декарт решил встать с кресла, чтобы посидеть у камина со своим камердинером Шлютером. Но тут ему сделалось дурно. После двух кровопусканий, на которые так щедры были тогдашние доктора, больной потерял сознание. Очнувшись, он сказал камердинеру:

– Ах, мой дорогой Шлютер, этот удар меня доконал.

(А если буквально: «…из-за этого удара я должен уйти».)

Однако еще при жизни великого математика, в 1646 году, появилось в печати стихотворение Франсуа Майнара «Моя душа, пора нам уходить…». Эти слова и приписали Декарту в XX веке. К тому времени Майнар, некогда включавшийся во все хрестоматии, был уже совершенно забытым поэтом.

Демонакт
(II в.)
древнегреческий философ-киник

Демонакт был родом с Кипра; все, что мы о нем знаем, мы знаем из его биографии, написанной Лукианом.

Когда на его ногах появились явные признаки старости, Демонакт с улыбкой заметил: «Это следы от зубов Харона». (Харон, как считали древние греки, перевозил души мертвых к вратам загробного царства через реку Стикс.)

На вопрос, бессмертна душа или нет, философ ответил: «Бессмертна, но не более, чем все остальное».

Когда его спросили, что из себя представляет загробное царство, он сказал:

– Подожди немного, и я тебе напишу оттуда.

А когда Демонакт уже был не в силах обходиться без посторонней помощи, он обратился к друзьям со стихами, которые выкликают глашатаи при окончании состязаний:

 
Ну вот и окончены игры! Венки
Почетные розданы. Зову внемли:
Исполнился срок.
 

И, отказавшись от всякой пищи, ушел из жизни.

Камиль Демулен
(1760–1794)
французский журналист, якобинец

В первые дни революции 1789 года Демулен оказался в самом центре событий, призывая народ к оружию. Вскоре он прославился как публицист. В 1790 году он женился на 20-летней Люсиль Дюплесси, причем одним из свидетелей был Робеспьер.

В рядах якобинцев Демулен занял не самое видное место. В декабре 1793 года, когда якобинский террор шел по нарастающей, он начал выпускать газету «Старый кордельер», где говорилось о необходимости милосердия, а Робеспьер иносказательно осуждался.

7 января 1794 года на заседании Клуба якобинцев Робеспьер предложил сжечь последние номера «Старого кордельера». Демулен возразил: «Сжечь – не значит ответить», но больше газета не выходила.

31 марта Демулен был арестован вместе со сторонниками Дантона и 2 апреля предстал перед Революционным трибуналом. На вопрос судей о своем возрасте он ответил:

– Мне 33 года – возраст хорошего санкюлота Иисуса в год его смерти.

Ради этой фразы он пренебрег точностью: за месяц до начала процесса ему исполнилось 34 года.

4 апреля, узнав, что его жена арестована, Демулен воскликнул:

– Им мало убить меня, они хотят убить и мою жену!

Действительно, Люсиль была обезглавлена неделю спустя после казни мужа.

5 апреля дантонистов повезли на эшафот. По дороге Демулен разговаривал с товарищами по несчастью и смеялся конвульсивным смехом. О его словах перед смертью очевидцы не сообщают.

Этот пробел с избытком восполнили авторы исторических повествований, драматурги, но особенно – сочинители поддельных мемуаров палача Сансона, «полная» версия которых вышла в 1863 году. Результатом этого коллективного творчества стали слова Демулена, которые можно прочесть в описаниях его казни. (Ниже приведены далеко не все из них.)

По дороге на эшафот Демулен обращается к враждебно настроенной толпе:

– Народ, тебя обманывают, твоих друзей убивают!

Проезжая мимо дома, в котором жил Робеспьер, он кричит:

– Чудовище, будешь ли ты снова жаждать крови, напившись моей?

На эшафоте горестно замечает:

– Так уходит из жизни первый апостол свободы!

Взглянув на окровавленный нож гильотины, растерянно твердит:

– Моя награда, моя награда…

И уже с головой на плахе произносит последнее слово:

– Люсиль!