Текст книги "Последние слова знаменитых людей"

Герхарт Гауптман
(1862–1946)
немецкий драматург

Уже к концу XIX века пьесы Гауптмана ставились по всему миру, а в 1912 году он стал нобелевским лауреатом.

В 1900 году он начал строительство усадьбы в Агнетендорфе (пригород нижнесилезского города Хиршберг, ныне Еленя Гура). С виду это был замок, внутри – роскошный особняк в стиле модерн. Работа над интерьером затянулась до 1922 года. В этом доме Гауптман не только работал, но также собирал друзей, причастных к литературе и искусству.

В 1945 году Нижняя Силезия вошла в состав Польши, и немецкое население было выселено в Германию. Для Гауптмана, нобелевского лауреата в преклонных летах, сделали исключение.

В начале мая 1946 года стало известно, что польское правительство решило выселить из Силезии всех еще оставшихся немцев. Но Гауптману уезжать не пришлось: 6 июня он умер от бронхиального воспаления.

Его последними словами были:

– Я все еще у себя дома?

Эрнесто «Че» Гевара
(1928–1967)
латиноамериканский революционер родом из Аргентины

С осени 1966 года Че Гевара воевал под флагом «Армии национального освобождения Боливии». Армия насчитывала человек пятьдесят, и боливийцы составляли в ней меньшинство.

8 октября 1967 года отряд был окружен, а Гевара, раненный в ногу, взят в плен. Ночь он провел на глиняном полу развалюхи, служившей деревенской школой, рядом с телами двух убитых товарищей. 9 октября по радио пришел приказ уничтожить Гевару.

Исполнителем стал Марио Теран, 31-летний сержант с репутацией пьяницы. Он то ли был выбран по жребию, то ли вызвался добровольцем, чтобы отомстить за троих товарищей, убитых бойцами Гевары. О дальнейшем Теран поведал в своем интервью, опубликованном в 1977 году по-французски в еженедельнике «Пари матч».

Гевара сказал: «Ты пришел меня убить». Теран промолчал. «Что сказали другие?» – спросил Гевара, имея в виду своих товарищей, подвергнутых, как и он, допросу. «Ничего», – ответил Теран. «Они показали себя храбрецами», – сказал Гевара.

Теран не решался выстрелить. «В эту минуту, – рассказывал он, – Че казался мне большим, просто огромным. Его глаза горели. Видя, как он стоит и смотрит на меня, я почувствовал слабость. Думаю, быстрым движением он мог бы вырвать у меня винтовку».

Из столбняка его вывели слова Гевары:

– Возьми себя в руки и целься точнее! Тебе нужно всего лишь убить человека.

Для легенды этого оказалось мало, и слова Гевары цитируются с прибавлением:

– Стреляй, трус! Тебе нужно всего лишь убить человека.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель
(1770–1831)
немецкий философ

В 1818 году Гегель возглавил кафедру философии Берлинского университета. Слушать его лекции приезжали не только немцы из всех частей разъединенной тогда Германии, но и немало иностранцев.

14 ноября 1831 года Гегель скоропостижно скончался, по диагнозу тогдашних врачей (вероятно, неверному) – от холеры, которая бушевала по всей Европе. Последние дни философа описаны в письме его жены Марии к его сестре Кристине.

За три дня до смерти, в пятницу 11-го, Гегель читал лекции в университете. Вернувшись домой, он сказал жене: «Сегодня мне удавалось особенно легко».

В субботу он экзаменовал своих слушателей, а в воскресенье принимал у себя друзей. В тот же день ему стало плохо. В ночь на понедельник он почти не спал от болей в животе, однако просил жену, сидевшую у его кровати, пойти и поспать.

В понедельник утром он уже не чувствовал боли и сказал:

– Дай бог, чтобы нынче ночью мне выпал хотя бы один такой спокойный час, – и попросил жену не принимать посетителей.

Когда Мария хотела прощупать его пульс, он бережно сжал ее руку, словно желая сказать: довольно тебе своих забот. В начале шестого вечера философ скончался.

Почти сразу же после его кончины в университетской среде появилась фраза, которую Гегель будто бы произнес на смертном одре:

– Из всех моих учеников лишь один меня понял, да и тот меня понял превратно.

Среди прочих слушателей Гегеля эту фразу приводил Генрих Гейне.

В 1835 году вакантную после смерти Гегеля кафедру занял Георг Габлер, слушавший лекции Гегеля в Йенском университете. Он оправдал ожидания прусских властей, искусно согласуя гегельянство с лютеранством. Нового профессора, в отличие от его учителя, многие хвалили за ясность изложения, но никто – за глубину мысли.

С этого времени именно Габлера стали считать тем единственным учеником, о котором будто бы говорил Гегель.

Вернер Гейзенберг
(1901–1976)
немецкий физик

Вернер Гейзенберг, один из творцов квантовой механики, известен прежде всего своим «принципом неопределенности», согласно которому невозможно одновременно точно измерить координаты и импульс элементарной частицы.

Ученый скончался от рака в своем мюнхенском доме 1 февраля 1976 года. По сообщению его коллеги Карла Фридриха фон Вайцзеккера, перед смертью он произнес:

– Это легче, чем казалось мне раньше.

Среди множества проблем, которыми он занимался, была проблема турбулентности в гидродинамике. Вскоре после смерти Гейзенберга в печати появились будто бы сказанные им слова:

– Если мне доведется встретиться с Богом, я задам ему два вопроса: «Почему относительность? И почему турбулентность?» Я действительно верю, что на первый вопрос он ответит.

Любители пошутить рассказывают также, будто на могильной плите автора «принципа неопределенности» вместо эпитафии выбита надпись:

ОН ЛЕЖИТ ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ

Генрих Гейне
(1797–1856)
немецкий поэт

В 1845 году Генриха Гейне разбил паралич верхней части тела. Год спустя, уже не надеясь на выздоровление, поэт пишет своему другу Юлиусу Кампе: «Я прожил прекрасную жизнь». И добавляет: «Ужасно умирание, а не смерть, если смерть вообще существует. Смерть – это, может быть, последний предрассудок».

В мае 1848 года Гейне, живший в Париже, вышел на свою последнюю прогулку и с трудом добрался до Лувра. Оставшиеся восемь лет жизни он провел в «матрасной могиле». Он говорил: «Я еще не вполне верю в рай, но уже предчувствую ад по тем прижиганиям позвоночного столба, которые мне делали». Однако его поэтический дар нисколько не пострадал.

13 февраля 1856 года Гейне работал целых шесть часов, хотя перед тем был совершенно неработоспособен. Своей сиделке Катрин Бурлуа он сказал: «Мне нужно еще четыре дня, чтобы закончить работу».

15 февраля он спросил доктора: «Скажите мне чистую правду: дело идет к концу, не так ли?» Тот промолчал. «Благодарю вас», – сказал Гейне.

17 февраля, между четырьмя и пятью часами дня, он трижды прошептал:

– Писать…

Сиделка не поняла его, но ответила «Да». Тогда он сказал громче:

– Бумагу… карандаш…

Это и были его последние слова, по свидетельству Катрин Бурлуа.

Однако в легенду вошли совсем другие слова. Согласно воспоминаниям Альфреда Мейснера, опубликованным почти сразу же после смерти Гейне, в ночь перед смертью поэта в комнату к нему ворвался некий знакомый, чтобы увидеть его в последний раз. Войдя, он сразу же задал умирающему вопрос, каковы его отношения с Богом. Гейне, улыбаясь, ответил:

– Будьте спокойны, Бог меня простит, это его ремесло.

В эту историю невозможно поверить: к умирающему поэту ночью запросто врывается неведомо кто (ведь имени Мейснер не назвал), с ходу берет на себя роль исповедника и остается не замеченным никем – даже сиделкой, оставившей подробный рассказ о кончине поэта.

Правдоподобнее выглядит версия, которую братья Гонкур записали в своем «Дневнике» в 1863 году со слов филолога Фредерика Бодри, друга Гейне. Жена Гейне, ревностная католичка, молилась Богу за его душу. Гейне утешил ее: «Не сомневайся, моя дорогая, Он меня простит; это Его ремесло!»

Возможно, Гейне действительно произнес легендарную фразу. Но нельзя исключить и того, что Бодри всего лишь подправил рассказ, пущенный в ход Мейснером.

Во время болезни Гейне не раз говорил о своей вере в личного Бога, но похоронить себя завещал без религиозных обрядов. Все совершилось так, как он предсказывал задолго до смерти:

 
Не прочтут унылый кадош,
Не отслужат мессы чинной,
Ни читать, ни петь не будут
В поминальный день кончины…
 

(«Поминки», перевод Н. Зиминой)

Томас Гейнсборо
(1727–1788)
английский живописец

Гейнсборо считал себя пейзажистом, однако деньги ему приносили портреты. Как портретист он превзошел своего главного соперника Джошуа Рейнольдса. Особо ценились женские портреты Гейнсборо, написанные под влиянием голландца Ван Дейка.

Когда в 1784 году умер придворный художник, эта должность досталось Рейнольдсу, но лишь потому, что он был президентом Академии художеств. Фаворитом королевской семьи оставался по-прежнему Гейнсборо.

Когда Рейнольдс написал портрет знаменитой актрисы Сарры Сиддонс в виде музы Трагедии, Гейнсборо вступил в состязание и изобразил актрису без всякого пафоса, зато несравненно более романтичной.

Гейнсборо умер 2 августа 1788 года. Десять лет спустя Уильям Джексон в книге «Четыре эпохи» написал, что перед смертью Гейнсборо будто бы произнес:

– Все мы отправимся на небеса, и Ван Дейк с нами.

Джексон не уточнил, кого именно имел в виду художник под словом «мы». Зато в «Жизнеописаниях прославленных британских художников» (1829) утверждалось, что на смертном одре Гейнсборо послал за Рейнольдсом, помирился с ним и именно ему сказал: «Все мы отправимся на небеса…»

Со временем история о примирении двух выдающихся живописцев расцвечивалась все новыми и новыми красками. Хотя они, собственно, никогда и не ссорились.

Генрих VIII Тюдор
(1491–1547)
английский король, основатель англиканского вероисповедания

Каждый знает, что Генрих VIII был женат шесть раз, ради второго брака поменял государственную религию и двух жен казнил.

Он умер 28 января 1547 года в лондонском дворце Уайтхолл в возрасте 55 лет. Его смерть по документальным источникам описана Гилбертом Бёрнетом в «Истории Реформации английской Церкви» (1679).

27 января королю сообщили, что конец близок. Он ответил:

– Я верю, что милосердие Иисуса Христа способно отпустить мне все мои грехи, будь они даже много больше, чем они есть.

Потом он сказал, что хочет поговорить с архиепископом Кентерберийским Томасом Кранмером, но сначала немного поспит. Кранмер прибыл после полуночи, когда у короля уже отнялась речь. В два часа ночи он умер.

Эту версию можно считать протестантской. Однако гораздо известнее другая, католическая версия смерти Генриха VIII. В сочинении Николаса Сандерса «О зарождении и развитии английской схизмы», опубликованном в 1585 году, утверждалось, что перед смертью король воскликнул:

– Мы все потеряли!

В 1848 году вышел в свет V том «Жизнеописания королев Англии». Здесь говорилось, что королю перед смертью привиделось что-то ужасное, и он в бреду бормотал:

– Монахи, монахи!

Этот возглас, по-видимому, должен был означать раскаяние в упразднении монашества. Автор «Жизнеописания…» Агнес Стрикланд ссылалась на Николаса Хартсфилда, католического историка XVI века.

В наши дни эта версия, как более эффектная, окончательно победила. Плодом новейшего мифотворчества стали слова короля, приводимые в Вики-цитатнике:

– Все потеряно. Монахи, монахи, монахи! Да, теперь все потеряно – и держава, и тело, и душа!

Католические памфлетисты XVI столетия не сочинили бы лучше.

Георг V
(1865–1936)
король Великобритании

14 ноября 1935 года 70-летний Георг V участвовал в своей последней охоте; трофеем стала добрая тысяча птиц. Затем королю становилось все хуже, и 20 января 1936 года он умер в Сандрингемском дворце в восточной Англии.

На другой день по радио с обращением к нации выступил премьер-министр Стэнли Болдуин. Он поведал британцам, что в день своей смерти король спросил:

– Как там с Империей?

Услышав ответ: «Государь, с Империей все в порядке», – король впал в забытье.

Официальная версия была подхвачена всеми газетами.

Что же было на самом деле? По сообщению лорда Уинграма, личного секретаря короля, утром 20 января на столике перед кроватью Георга лежал номер «Таймс», открытый на полосе с рубрикой «В Империи и за границей». Заметив газету, король и задал Уинграму свой вопрос. Но это не были его последние слова.

Днем во дворец приехали члены Тайного совета с проектом распоряжения о создании, ввиду недееспособности монарха, Государственного совета. Выслушав проект, король произнес: «Принято». Однако расписаться он уже был не в силах. Лейб-медик безуспешно пытался направить его перо.

– Джентльмены, – сказал король, – мне очень жаль, что заставляю вас ждать. Я не могу сосредоточиться.

Он все же сумел изобразить два значка, сочтенные подписью «К[ороль] Г[еорг]». Вечером было официально объявлено: «Жизнь короля мирно подходит к концу» (фраза, запомнившаяся надолго).

Но и это еще не всё. В 1986 году Фрэнсис Уотсон, биограф лейб-медика Доусона, опубликовал статью «Смерть Георга V». Оказалось, что наследник, будущий король Эдуард VII, а также королева Мария, жена Георга, сочли, что хорошо бы избавить умирающего от лишних страданий. Решение об эвтаназии было оставлено на усмотрение Доусона.

В 11 часов вечера умирающему вкололи крупную дозу морфия, а затем кокаина. Во время укола король воскликнул:

– Черт бы вас побрал!

Это и было его последнее напутствие миру.

Леди Асквит на старости лет сделала курьезное замечание: «Лорд Доусон был не слишком хорошим врачом: король Георг V сам говорил мне, что он никогда бы не умер, будь у него другой доктор!» В свете того, что мы знаем теперь, это замечание выглядит не столь уж курьезным.

Александр Иванович Герцен
(1812–1870)
писатель, публицист

«Декабристы разбудили Герцена…» – это едва ли не всё, что мы помним о редакторе «Колокола». Между тем его главным свершением была не революционная агитация, а «информационное обеспечение» первого, решающего этапа великих реформ Александра II.

В январе 1870 года Герцен приехал в Париж по семейным делам, почти сразу заболел воспалением легких и умер в ночь на 9 (21) января. Его последние дни описаны его женой Наталией Тучковой-Огаревой.

«…Накануне кончины Александра Ивановича, – вспоминает она, – проходила по нашей улице военная музыка. Герцен очень любил ее. Он улыбнулся и бил в такт по моей руке. Я едва удерживала слезы. Помолчавши немного, он вдруг сказал:

– Не надобно плакать, не надобно мучиться, мы все должны умереть.

А спустя несколько часов он сказал мне:

– Отчего бы не ехать нам в Россию?»

Перед смертью Герцен в бреду говорил: «Пойдем и предстанем перед судом Господа». Требовал коляску, чтобы куда-то ехать. Разговаривал с кем-то, сидящим наверху: «Сударь, видите ли вы меня с высоты? Я вас отсюда очень хорошо вижу. Какие огромные агенты теперь, я давно его знаю, ездил с ним в омнибусе».

Он стал просить шляпу, потом попытался сложить одеяло по форме шляпы и обратился к жене:

– Натали, держи. Я возьму наши вещи и пойдем. Возьмем с собою Тату [Наташу, дочь Герцена]. Я готов.

Иоганн Вольфганг Гёте
(1749–1832)
немецкий поэт

16 марта 82-летний Гёте простудился. Жить ему оставалось шесть дней. Кончина поэта «по рассказам его друзей» описана в книжке К. Мюллера, законченной полтора месяца спустя после смерти поэта. (Позднее, правда, обнаружилось кое-что новое.)

В ночь на 22 марта Гёте сказал своему переписчику: «Это не продлится больше, чем несколько дней». Тот не понял, что имелось в виду – скорая смерть или скорое выздоровление. Утром Гёте перенесли в кресле из спальни в рабочий кабинет. Он спросил, какое сегодня число. Услышав, что 22-е, сказал: «Значит, весна началась, и мы скорее сможем поправиться».

Одни его замечания были вполне осмысленны, другие указывали на помутнение разума. Заметив на полу листок бумаги, он спросил, почему здесь валяется переписка Шиллера. Затем обратился к своему слуге Фридриху:

– Отворите же и вторую ставню, чтобы впустить больше света!

Чуть позже, в статье Карла Фогеля, врача Гёте, эта фраза была сокращена до восклицания:

– Больше света!

Этот возглас и был сочтен заветом, который Гёте оставил потомкам. Очень часто он приводится в еще более выразительной форме:

– Света! Больше света!

Потом Гёте уже не мог говорить и лишь пытался что-то писать рукой в воздухе. Отчетливо можно было распознать большое «W» – начальную букву имени «Вольфганг». В своем кресле поэт и скончался за полчаса до полудня.

Одно время всерьез обсуждалась гипотеза, что Гёте вместо «Mehr Licht!» («Больше света!») пробормотал на родном для него франкфуртском диалекте «Mer lischt…», то есть «Лежать… [неудобно]», но не закончил фразу. Умирающий Гёте, однако, не лежал, а сидел в кресле.

Иногда еще утверждается (едва ли вполне серьезно), что будто бы с дикцией у старого Гёте было неважно и на самом деле он произнес «Mehr nicht…» – «Больше нет…».

Позднее обнаружились свидетельства современников, утверждавших, что последние сознательные слова Гёте были обращены к его невестке Отилии, которая заботливо ухаживала за ним:

– Подойди-ка, дочурка, и дай мне свою милую лапку.

Наконец, в 1965 году был опубликован рассказ слуги Гёте Фридриха Крауса – того самого, кто должен был «впустить больше света». Из этого рассказа следовало, что Краус такой просьбы не слышал: «Действительно, он под конец назвал мое имя, но не для того, чтобы я открыл ставню, а потому, что ему понадобился ночной горшок, и он сумел взять его сам и держал поближе к себе, пока не скончался».

Этот рассказ вполне согласуется с отчетами медиков. Стоит добавить, что свет из окна резал умирающему глаза, так что он прикрывал их рукой, а потом – зеленым козырьком, надетым на лоб.

Шарлотта Перкинс Гилман
(1860–1935)
американская писательница-феминистка

Шарлотта Перкинс Гилман стояла у истоков феминизма XX века. Всемирную известность принесла ей книга «Женщины и экономика» (1898). Здесь заявлялось: «Домашний труд женщины, конечно, позволяет мужчинам производить больше, чем если бы им приходилось трудиться по дому. Тем самым женщины становятся экономическим фактором. Но то же относится к лошадям». И еще: «Никакого “женского ума” не существует; мозг – не половой орган».

Среди сотен ее статей было эссе «Жизнь и смерть», напечатанное в 1912 году. Шарлотта писала: «О смерти мы знаем лишь то, что она – не противоположность жизни, ведь жизнь течет непрерывно, а смерть – только миг». В том же году Шарлотта опубликовала эссе «Хороший и дурной вкус в суициде», где защищала право на добровольную эвтаназию.

В 1932 году у Гилман был диагностирован рак молочной железы. 17 августа 1935 года, в возрасте 75 лет, она ушла из жизни способом, предсказанным ею в старом эссе. Прощальная записка заканчивалась словами:

«Я предпочла хлороформ раку».

В автобиографии, опубликованной посмертно, Шарлотта обращается к читателю со словами:

«Смерть? Она не стоит наших тревог. Напрягите воображение и попробуйте представить себе мир без смерти! Смерть – непременное условие жизни, а вовсе не зло».

Пауль фон Гинденбург
(1847–1934)
генерал-фельдмаршал, президент Германии

30 января 1933 года президент Германии Гинденбург назначил Адольфа Гитлера рейхсканцлером. В июле следующего года здоровье Гинденбурга резко ухудшилось.

Утром 1 августа в его поместье Нойдек (Восточная Пруссия) прилетел Гитлер и некоторое время беседовал с президентом наедине. На другой день Гинденбург умер. О его кончине год спустя рассказал врач Фердинанд Зауэрбрух.

1 августа после обеда (то есть уже после отъезда Гитлера) Гинденбург обратился к своему врачу со словами:

– Зауэрбрух, вы всегда говорили мне полную правду. Скажите ее и теперь. Правда ли, что друг Хайн уже в замке и ждет?

Ни о каком «друге Хайне» ничего не известно, он возник в больном сознании умирающего – вероятно, как образ вестника смерти. Врач взял Гинденбурга за руку и ответил:

– Нет, господин фельдмаршал, но он бродит неподалеку.

Гинденбург, помолчав, сказал:

– Спасибо вам, Зауэрбрух, а теперь я хочу с моим Господом там… – указал он рукой на небо.

Зауэрбрух умер в 1951 году, и в том же году вышла в свет книга его мемуаров. Здесь сообщалось, что умирающий Гинденбург спутал Гитлера с кайзером Вильгельмом II, обращался к фюреру «Ваше Величество» и каялся в том, что в 1918 году посоветовал ему эмигрировать. Три года спустя по книге был снят телефильм, получивший большую известность.

Однако Рудольф Ниссен, ученик Зауэрбруха, заявил: к концу жизни Зауэрбрух страдал серьезными нарушениями памяти; книга, вышедшая под его именем, сочинена журналистом Гансом Берндорфом по заказу издательства и наполнена очевидными вымыслами.

Но это не относится к словам Гинденбурга о «друге Хайне». Кто бы решился их выдумать в 1935 году, когда культ Гинденбурга уступал только культу Гитлера?