Текст книги "Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг."

Приложения
Отчет о [работе Американского Красного Креста (ARC) на] Лемносе[395]395
  Перевод и примечания В. Е. Койсина. Судя по всему, отчет был написан примерно в середине июня 1921 г. лейтенантом Макнобом, возглавлявшим на Лемносе отделение ARC. Хранится в библиотеке Школы права Гарвардского университета (Charles Claflin Davis Papers, 1897–1923. Hollis 8872753. Box 1, Folder 19: Lemnos Report, American Red Cross).


[Закрыть]

Госпитали

Русские госпитали высадились здесь практически без оборудования, и нашей привилегией было снабдить их большей частью всего необходимого и помочь привести их в рабочее состояние.

К счастью, французы могли передать им несколько хороших бараков с железными кроватями и некоторыми постельными принадлежностями. Но в нашей первой поставке для лагеря (вскоре после прибытия беженцев) мы привезли [еще] постельных принадлежностей – матрасы, одеяла, простыни, подушки, вместе с лекарствами, посудой для кухни и столовой. [Этого было] достаточно для оборудования госпиталей, которые затем на хорошем уровне принимали более тысячи пациентов. В результате в течение пары недель мы помогли им оборудовать и запустить в работу госпитали, расположенные в хороших бараках, с достаточным количеством воды, электрическим освещением, хорошим уходом, чистыми пижамами и нижним бельем – с условиями, комфортными даже в самую холодную погоду, когда было нельзя найти дров для [хорошего] отопления палат.

Я уверен, что нам удалось создать и запустить в успешную работу первые комфортабельные, хорошие по санитарным нормам и «современные» госпитали из всех лагерей беженцев. Результаты, без сомнения, подтверждают [такую] их оценку.

Эти бараки из дерева и камня, однако, были доступны только в Кубанском лагере. В Донском же лагере, на другой стороне Мудросской бухты, использовались только палатки. Французы дали большие госпитальные палатки, а ARC снабдил большей частью медикаментов и оборудования. И все это, несмотря на отсутствие удобств госпиталей первого лагеря, [было сделано] благодаря управленческим дарованиям ответственного за это доктора Нечаева.

Подробный отчет низших подразделений уже подан.

Со времени открытия этого лагеря[396]396
  Видимо, речь идет об общей статистике для всех госпиталей в обоих лагерях – Донском и Кубанском.


[Закрыть] госпитали приняли 4822 мужчин, 155 женщин и 4 детей. Приняли также 71 новорожденных, включая 3 двойни, [причем] всего 14 из них – девочки.

Когда какой-то госпиталь уезжал из лагеря в Сербию, Болгарию или еще куда-то, ARC следил, чтобы он был хорошо снабжен из наших запасов [и чтобы] не снижалась эффективность остающихся госпиталей, поскольку все больные оставлялись на острове, дабы воссоединиться со своими частями позже.

На прошлой неделе были созданы и снабжены с наших складов два небольших новых госпиталя для двух военных училищ. Прежде эти училища посылали больных в лагерные госпиталя. Но поскольку лагерь быстро расформировывается и [при переезде] училища, вероятно, не будут присоединены к какой-то части, имеющей [свой] госпиталь, было посчитано целесообразным дать им свои [госпитали]. Я просил главного врача лагеря, который принимает наши склады, выделить материалы и оборудование из запасов ARC для амбулаторий на 25 коек для каждого училища. Что и было сделано.

Поскольку все беженцы были переселены в один лагерь, госпитали были объединены. В них сейчас только около 150 больных по различным диагнозам. Сегодня я посетил все здания и нашел их в превосходном состоянии: пациенты – в чистых пижамах, а кому разрешено – с удовольствием курят сигареты, [подаренные] ARC. Главный недостаток сейчас – в недостаточно питательной пище, поскольку наши запасы истощаются.

Я нашел необходимым проводить частые инспекции большинства госпиталей, особенно когда они были под управлением двух главных врачей, позже удаленных, и постоянно настаивать на большей чистоте содержания пациентов. Для меня было довольно неожиданным обнаружить, что многие из этих докторов, казалось бы, учившихся в одних из лучших университетов Европы, окажутся столь равнодушными не только к санитарно-профилактическим мероприятиям, как их понимаем мы в наших госпиталях, но даже просто к чистоте тела, так что нередко больные были оставляемы в состоянии «грязных животных». Я это резко критиковал, несколько раз «встряхнул» лагерное начальство, и теперь рад сказать, что условия здорово улучшились. И что теперь, проходя по палатам, всегда вижу пациентов в чистой одежде, [лежащих] на чистом постельном белье.

Одним из больших поводов для моих забот в этом лагере было общее санитарное состояние, в особенности отхожих мест. Они никогда хорошо не чистились, ведра часто опрокидывались, а разлитое никогда не убиралось. Миллионы мух размножались в этих местах и разлетались по всему лагерю. Я снова и снова обсуждал это с начальниками лагеря, врачами и со всеми, кто мог иметь какое-то влияние на это дело, но без особого успеха.

Общежитие для женщин и детей

В декабре [1920 г.], когда ARC основал свою базу на Лемносе вскоре после прибытия русских беженцев с Кубани и Дона, по причине скученности и антисанитарных условий сразу стало ясно, что одним из наиболее срочных дел будет [создать] место, где женщины и дети могли бы иметь лучшие условия жизни и питания. Тогда 10–15 человек были вынуждены жить в палатках, рассчитанных максимум на пятерых. Иногда жили вместе три семьи. Под сильными ветрами, которые всю зиму почти непрерывно обрушивались на остров, эти жалкие укрытия скоро стали массой пестрых лохмотьев, удерживаемых на месте только кучками камней, наваленных по краям. Вообразим чувство беспомощности и отчаяния женщин, многие из которых привыкли к высшему уровню жизни, вынужденных жить в таких условиях. Немного хлеба, тушенки, бобов и чая, приготовленных на маленьком очаге, разведенном в старой бочке из-под горючего, под воющим ветром, часто под дождем, возможно – с ребенком, которого в это же время надо было держать на руках и о котором заботиться. И это было для этих мужественных русских женщин только одним из многих испытаний; они оказались лицом к лицу с безнадежным будущим, с отчаянием в сердцах, но и с отчаянным мужеством, которое провело их сквозь 7 лет самой лютой из войн[397]397
  Очевидно, что здесь Макноб сознательно, для большей образности, объединяет Первую мировую войну (1914–1918) и Гражданскую войну на Юге России (1918–1920).


[Закрыть].

ARC тотчас же взялся за это, и хотя сперва поддержка со стороны женщин была слабой – они не хотели покидать мужей ради своего блага, хотя все равно могли бы видеться с ними каждый день, – мы основали общежитие, где могли бы найти приют и заботу наиболее одинокие и нуждающиеся. Французские власти выделили барак, и его разделили на 16 комнат.

Сюда были поселены женщины с новорожденными, по одной на комнату. Вскоре барак был заполнен, и мы добавили большую палатку, постелив в ней хороший пол и разделив одеялами на небольшие «комнаты», с домашним удобством. Когда наполнилась и эта палатка, добавили новые, так что теперь получился целый поселок из барака и трех палаток – приют для примерно 80 женщин и детей.

Всего, в течение 6 месяцев нашей общей ссылки на Лемносе, мы в нашем «Доме» помогли тремстам женщинам и детям.

Женщины, видя много лучшее жилье и питание, которые мы могли им предложить, постепенно тянулись к «Дому». Но я уверен, что они это делали больше ради своих детей, чем для себя. Некоторых надо было уговаривать пожить тут ради блага их детей. А теперь они все с глубокой признательностью говорят, что питание, приют и забота ARC спасли жизни многих детей.

Учреждение это было вверено заботам Женского комитета, представлявшего все части лагеря. Они выработали правила управления и решали, кого принимать [в общежитие], назначали директрису и т. д. Все это подлежало моему утверждению или [было принимаемо] по моему совету.

Дома – или, правильнее сказать, тенты – были обеспечены всем возможным, чтобы сделать их удобными и приносящими радость. Одна большая хорошая палатка используется как школа и место игр детей, а в другое время – их матерями для шитья, бесед или угощений. Мы [тут] поставили две швейные машинки и граммофон, и все они постоянно используются.

Поскольку наши дамы находятся во много лучших условиях, чем другие женщины лагеря, они пробуют помочь своим менее удачливым сестрам [по несчастью] и другим. Они поочередно работают на швейных машинках, помогая [шитьем] другим женщинам, детям, училищам и т. п.

На прошлой неделе они устроили выставку разных поделок, созданных женщинами и детьми в их «мастерской» и детском швейном кружке. Я думаю, что весь лагерь пришел посмотреть на дамские наряды в «парижском» или «сибирском»[398]398
  Вероятно, имеются в виду калмыцкие народные мотивы.


[Закрыть] стиле, причудливо сделанные куклы и т. д. и т. п. Было выставлено много по-настоящему красивых и полезных вещиц. Удивляло, как много смогли сделать из такой малости доступного материала. Некоторые русские организации пытаются найти рынок сбыта для работ этих женщин и, по возможности, помогут им встать на путь самообеспечения.

Мы предоставляем «Дому» не всю еду, а только добавку к французским рационам. Мы добавляем муку, какао, кофе, свиной жир, хлопковое масло, сахар, сардины, манную крупу и молоко. Иногда – немного шоколада и табака, поскольку почти все русские женщины курят. Несмотря на то, что перечисленное выглядит внушительно, на самом деле это означает лишь то, что вместо одного блюда они могут пообедать двумя! Молоко идет или малышам, или к чаю, или к кофе. Сливочного масла и сладостей нет, за исключением небольшой порции сахара и шоколада, который мы выдаем раз или два в месяц, в весьма малом количестве. Но даже этот дополнительный паек избавляет от полного однообразия [питания] тушенкой и бобами в течение 7 месяцев и делает пищу сносной.

Другим важным делом, которому послужил «Дом», – это то, что он стал приютом для одиноких женщин. По недосмотру или халатности должностных лиц армии Врангеля из Крыма было эвакуировано много женщин, [оказавшихся] без родственников и средств существования, и обеспечения для них [выделено] не было. Во многих случаях эти несчастные женщины были вынуждены стать «временными женами» офицеров или солдат, чтобы обрести дом или хоть какой-то приют. Наше учреждение помогло спасти многих от такой судьбы и избавить от такой невыносимой жизни других. Многие из [обитательниц] общежития ARC вышли замуж, а другие нашли родных или работу в различных европейских странах.

Я надеюсь, что «Дом» сможет переехать в Сербию вместе с двумя военными училищами, так что о них будут заботиться некоторые надежные лица. И я искренне надеюсь, что ARC продолжит помощь «Дому» по меньшей мере до того времени, когда его обитатели смогут жить самостоятельно и найти свой кров. Лучшее, что мы могли бы сделать, – это найти для них работу.

Представителю ARC на о. Лемнос[399]399
  Поскольку в этом благодарственном письме многие фамилии искажены, оно, очевидно, было переведено с русского. В отчет оно вставлено не приложением, а окончанием главы «Общежитие для женщин и детей».


[Закрыть]

Капитану J. MacNabb.

Мы, нижеподписавшиеся, – некоторые из группы русских женщин (врангелевских беженцев) – считаем себя очень признательными Американскому Обществу Красного Креста за выбор кап. Макноба уполномоченным для нас [на Лемносе]. Его великодушие, доброта, вежливость, тактичность и рыцарское благородство навсегда вселили в наши сердца любовь к нему. Мы просим его принять это заверение нашей благодарности как малый знак нашего глубокого уважения и любви к настоящему сыну великого американского народа.

Каким бы ни было наше будущее, мы навсегда сохраним в сердцах благословенное воспоминание об этом человеке, который знал, как принести радость в печальнейшие дни нашей жизни на о. Лемнос, заботясь о нас в наших тяжких нуждах и создав приют для нас и наших детей, и тем сохранив многие юные жизни для будущей новой Великой России.

Комитет (подписи):

Таран (Наталья, Иван, Григорий)

Михеевы (Екатерина, Валентин(а))

Кондрашевы (Иван, Сергей, Анатолий)

Васильевы (София, Константин)

Рахлицкая Людмила

Кравченко (Мария, Ольга, Ирина)

Важевы (Мария и Нина)

Новосельцевы (Александра, Константин, Роза, Виктор, Александр, Вальдек)

Чижмакова Валентина

Сехермч Юлия и 12 калмыцких женщин (отметки[400]400
  Очевидно, ввиду их неграмотности.


[Закрыть]).

Дети

В нашем лагере, в сравнении с другими, что около Константинополя, детей было немного. В Кубанском лагере – около 260, а в Донском – около 88. Это не считая детей, рожденных уже на Лемносе.

Я сделал все возможное с имевшимися тут средствами, чтобы сделать жизнь этих детишек немного более радостной. Поскольку лагерь был очень большим и разбросанным [по местности], было найдено непрактичным организовывать для детей отдельную столовую. Поэтому паек для маленьких детей получали их матери, а дети постарше питались вместе с выздоравливающими взрослыми.

Здоровье детей было удивительно хорошим. Было только одно серьезное заболевание (тифозный случай зимой), и только четверо детей были так больны, что пришлось поместить их в госпиталь. Мы все уверены, что причиной этому [благополучию] было дополнительное питание и молоко, предоставленные ARC.

Пасха для них – такой же большой праздник, как для нас Рождество, и нам удалось вручить каждому ребенку в лагере маленький подарок. А также приготовить особое угощение для их пасхального обеда – их любимую русскую выпечку, для чего мы предоставили сахар, муку и варенье, а Земский союз – печь и поваров.

Мы сумели сделать небольшую площадку для игр, иногда собирали компанию для пикника или похода в греческую деревню, или даже для прогулки по бухте на моторной лодке. Я бы сказал, что им это очень нравилось!

Некоторые из наших наиболее интересных юных беженцев – калмыки. Происходя из наиболее дикой части Сибири, близ китайской границы[401]401
  Калмыки жили и живут в европейской части России, рядом с Каспием.


[Закрыть], они и выглядят совсем как китайцы. Настоящий монгольский типаж. Для меня удивительно, и для них, наверное, тоже, как так случилось, что они оказались так далеко от родного дома. Большинство из них даже не говорят по-русски. Большинство – солнце– или огнепоклонники или последователи Магомета[402]402
  Большинство калмыков – буддисты.


[Закрыть]. Самые маленькие кажутся сияющими от счастья, всегда со счастливой улыбкой, но в их глазах, похоже, есть удивленный вопрос о том, что это и к чему все это…

Хотел бы я, чтобы Вы видели первый «приз» нашего общежития – первого беженского ребенка, рожденного на острове. Он увидел свет сразу после схода его родителей с парохода «Херсон». Так что и назвали его Херсоном. Счастливейший младенец из всех, кого я когда-то видел! Всегда всем улыбается. Всеобщий любимец всего приюта. Хотя калмыки, в общем, не в ладах с цивилизацией, но его мать и еще 1–2 женщины из их народа очень хорошо держат себя в рамках приличий.

Эти женщины и дети [сейчас] быстро разъезжаются во все стороны света. Некоторые – обратно в Южную Россию, [другие] – в Сербию, Болгарию, Грецию, Турцию, Бразилию, Польшу и т. д. Вскоре для ARC уже будет невозможно делать что-то для [еще оставшихся на Лемносе] как для [отдельной] группы. Возможно, какие-то группы поедут в Сербию, и я верю, что [в таком случае] мы сможем продолжить нашу работу там, по меньшей мере, какое-то время, потому что без нашей помощи им будет нелегко.

Распределение помощи

Практически все выдачи женщинам и детям производились через Женский комитет, руководительница которого была поставлена баронессой Врангель, и я не видел причины сменять ее. В целом, комитет работал превосходно, за исключением заведования столовыми, как будет упомянуто ниже.

Они обновляли списки женщин и детей, изучали все запросы и производили, под моим руководством, раздачи. Надо сказать, что ни одно дело, организованное ARC и требовавшее наших запасов, не проходило полностью вне моего контроля.

Женщины и дети получили от ARC очень многое, и, я думаю, очень признательны за то, что для них сделано. Все они были хорошо снабжены одеждой, постельным бельем, обувью, тканью, пищей и т. д.

Дополнительное и особое питание для женщин, детей, больных и выздоравливающих было одной из наших задач на Лемносе. Задачей, успешно выполненной.

Когда я прибыл сюда, я нашел в лагере столько много истощенных и малокровных, что мои первые, после организации госпиталей, усилия были направлены на помощь этим людям. Женский комитет уже существовал, и я попросил их принять заботу о питании [нуждающихся]. Они пытались наладить это в течение около 6 недель, но я нашел их систему неэффективной для достижения нужных результатов. Было создано слишком много столовых со слишком большими штатами, и продукты проходили через столько рук, что только часть достигала тех, для кого все предназначалось.

Затем я попросил взять эту работу Земский союз, ставя условием, что должно быть не более 5 столовых в обширном Кубанском лагере и одна – в Донском лагере, и освободил от этой обязанности женщин. С того времени дело удовлетворительно велось Земством.

Сперва получали питание только выздоравливающие, поскольку они нуждались больше всего. Мужчины и женщины, выписываемые из госпиталей после серьезных болезней, просто не могли жить на тушенке и грубом черном хлебе (или даже есть их), из которых состоял их рацион. Они, насколько возможно, в течение 1–3 недель были питаемы по диете, предписанной врачом. Мы начали столовые с [охватом] 200 мужчин и женщин в день, и постепенно увеличили до 1400. Это число, конечно, включало всех позже прибавившихся, т. е. женщин и детей, которых я добавил в эту программу. Вначале это было некоторой проблемой, поскольку нам недоставало помощи, кухонной посуды, дров и т. п. Но вместе мы смогли дать каждодневную дополнительную пищу всем женщинам, детям и выздоравливающим в лагере.

Я нашел необходимым настоять на том, что все достаточно здоровые женщины и дети должны питаться в столовых, а не получать продукты на руки, так как во многих случаях эти продукты отдавались мужьям или другим членам семей. Конечно, во всех случаях, когда женщины или дети были больны и не способны прийти в столовую, им продукты выдавались. Сестры, занятые в госпиталях, тоже получали свои продукты на дом, поскольку не могли отлучиться с работы в обеденное время.

Затем, с уменьшением французского рациона, мы решили дать особое питание больным в госпиталях, что было сделано под прямым руководством главного врача лагеря и с моими многочисленными инспекциями.

Мы предоставили для столовых превосходные, большие и светлые палатки, снабдили их кухонной утварью, белой клеенкой для столов и белыми передниками для официантов. Столы и скамейки были сделаны из остатков упаковочных ящиков и из обломков, принесенных морем, поскольку леса на острове [почти] нет, на весь лагерь – всего два дерева!

Персонал был предоставлен Земством, и даже получал от него небольшое жалованье. Но контроль оставался в руках ARC, и я всегда сам устанавливал линию поведения, решал важные вопросы и запрашивал строгую отчетность обо всех продуктах, поступавших в столовые.

Производит впечатление видеть этих людей за едой, собирающихся и занимающих свои места ради небольшой порции риса, какао с молоком и хлеба, или что есть в меню в этот день, – генерала-инвалида, княгиню, простого казака, офицера, лично награжденного бывшим царем, калмыцкую женщину – и получающих свою порцию в оловянную тарелку и чашку, сделанную из консервной банки. И видеть глаза, показывающие их волнение при виде этой скромной еды, которая для них сейчас – настоящее пиршество. Попробуйте пожить полгода на консервированной «конине», бобах и на половине потребной порции хлеба, и вы их поймете.

До 7 июня мы приготовили 28 179 обедов для женщин и детей и 48 206 – для выздоравливающих. В госпиталях у нас есть такие записи лишь с 5 мая, и с того времени мы выдали [больным] 11 014 рационов.

Дело это было очень важным как для физического, так и психологического [состояния беженцев]. Истощенные тела восстановились и, может быть, были спасены от смерти. В некоторых случаях, особенно среди женщин, сохранены души [людей], ибо некоторые опустились до весьма жалкого состояния и полного уныния просто от мыслей о том, что снова и снова придется есть это бесконечное «обезьянье мясо», как они прозвали [консервы].

Одно из учреждений [на Лемносе], которыми ARC имеет право гордиться более всего, – это санаторий для туберкулезных больных, успешно действующий в настоящее время. Хотя сперва он был одним из самых трудно начинавшихся наших предприятий, сейчас он стал гордостью и Медицинского управления, и административной службы, и лагеря в целом.

Я нашел много этих страдальцев, живших в невыносимых условиях, скученных по 10–12 человек в палатках [вместе со здоровыми], где не было места переодеться и даже редко была возможность помыться. Я решил, что наиболее важная и срочная задача – это переселить их, как ради их собственного блага, так и ради блага тех [здоровых], с кем они жили. Смог я это сделать лишь ценой больших усилий. Но в конце концов доктор Говоров, ныне главный врач лагеря, заинтересовался, и мы сделали санаторий – такой, о котором стоило бы говорить.

Когда санаторий был открыт, первыми пациентами в нем были 26 мужчин, две женщины и 6-летняя девочка. ARC предоставил палатки, полы для них, постельные принадлежности, медикаменты, еду, одежду, оборудовал лабораторию. И вообще предоставил все, чтобы сделать это место чистым и удобным.

Учреждение это было расположено напротив склона горы, у потока, с красивым видом на Мудросскую бухту, а вдали видны даже Самотраки и Афон. Здесь, укрытые от ветров, больные наслаждаются солнечными ваннами и душем, приятной тенью деревьев даже в самые жаркие часы. Это, вкупе с хорошим питанием, чистой одеждой, хорошими условиями жизни и заботливой медицинской помощью, дает весьма заметное улучшение их состояния.

Месяц спустя, из-за логистических трудностей, Донской лагерь переехал в Мудрос Западный и объединился с Кубанским лагерем. С ним переехал и санаторий. Найти хорошее место для него было нелегко, но в конце концов мы поставили его на холмах примерно в двух милях от лагеря, около главного водопровода, идущего с гор. Рядом с входом расположен большой сад, владелец которого, грек, любезно позволяет пациентам пользоваться им для воздушных ванн в особенно жаркую погоду. Мы обеспечили пациентов играми и иногда привозим русские газеты. Но [в общем] найти для них развлечение было нелегко, поскольку мы [тут] отрезаны от цивилизации и трудно что-то купить.

Санаторий обеспечил лечение 80 мужчин, 12 женщин и одного ребенка. Сейчас на лечении – 50 человек. 16 были выписаны, а другие были вынуждены покинуть нас для переезда в другие страны.

По общему мнению, это замечательное дело вполне удалось. Все начальство и пациенты столь воодушевлены, что санаторий, если возможно, переедет в Болгарию, увеличится и станет постоянным учреждением. Главный врач [лагеря] хочет заинтересовать [в этом] болгар и получить их поддержку, обещая принимать [в санаторий] и болгарских больных.