Текст книги "Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг."

Поднимался вопрос и о нашем есауле Грабовском. Под Пасху Грабовский потерял часы. На другой день часы эти нашел казак, как раз на том месте, где они были утеряны. Претендентами явились есаул Грабовский и протеже Цугулиева подхорунжий Гучаков[326]326
  В расшифровке Н. Остапенко здесь и далее эта фамилия сокращена до первой буквы.


[Закрыть], не представивший никаких доказательств, что это его часы. Тем не менее, часы были отданы Гучакову. Грабовский подал рапорт. Цугулиев производил дознание – устный опрос, в результате которого часы были отобраны от Гучакова и остались в полку. После Цугулиева тоже снимал дознание, опять-таки тоже устное, подъесаул Шекемов[327]327
  В расшифровке Н. Остапенко эта фамилия сокращена до первой буквы.


[Закрыть], тоже осетин. Результатов никаких.

Через полтора месяца Грабовский подает рапорт с просьбой сообщить ему о результатах дознания. Резолюция: «Владелец не доказан». Тогда Грабовский подает рапорт председателю суда чести, членом которого он состоит, где указывает, что ему командиром полка выказано известное недоверие, и поэтому оставаться членом суда чести он не находит возможным. Расчет был на то, что председатель суда чести соберет суд и вытребует материал по этому делу. Такового не окажется, [поскольку] дознания проведено не было. Поднимется буча.

Дело приняло совершенно неожиданный оборот; председатель суда чести направил этот рапорт командиру полка, а тот наложил резолюцию «отчислить» и отдал соответствующий приказ. Приказа этого он отдавать права не имел, ибо по закону утверждает и устраняет членов суда чести только приказом начальник дивизии.

Вот это самое дело и было поднято на собрании. Блестящую речь сказал подъесаул Попандопуло, закончив ее так: «Если будут швыряться так есаулами Грабовскими, имена которых записаны золотыми буквами в историю Терского Войска, то на мордобойцах сотниках Гульдиевых далеко не уедешь».

Это все произвело фурор. Поднялось волнение. Командир сотни просил это близко к сердцу не принимать, ибо это какое-то недоразумение, что если это все так и кончится, то и он, как член суда чести, тоже демонстративно уходит, и будет большой скандал.

Заседание закончилось при обещании командира сотни переговорить по всем большим вопросам с командиром полка и попытаться сделать все возможное для того, чтобы жизнь в полку стала более приветлива.

На следующий день пришла «Самара»[328]328
  Пароход-транспорт, ранее участвовал в эвакуации частей Русской армии из Керчи.


[Закрыть], а еще через день на нее погрузили Платовский полк, и она ушла. Через день пришел очередной пароход-транспорт 411[329]329
  Транспорт № 411, ранее привлекался к эвакуации из Евпатории. Впрочем, в «259 днях Лемносского сидения» С. Рытченкова (с. 113) упомянут транспорт (траулер) № 412, «постоянно совершавший сюда рейсы из Константинополя»; возможно, это он.


[Закрыть], и на нем приехал Фальчиков брать ту самую тысячу, которая накануне уже уехала на «Самаре». Сегодня после обеда он будет в полку. Как будет держать себя Фальчиков, как реагировать на отправку Платовцев целым полком вместо той группы отдельных людей, которую думал набрать Фальчиков?

Фальчиков вел себя пистолетом, констатировал факт увоза не тех, кого он хотел. Никаких громов и молний не метал, но обещал, отправившись в Константинополь, эту тысячу вернуть обратно, и недели через две опять вернуться на Лемнос и взять ту тысячу, каких ему будет угодно. «Приезжай, – думали мы. – Как это тебе французы вернут обратно тех, кого уже вывезли? Это дело невероятное».

Пошли расспросы Фальчикова о том, что делается на белом свете. Много и долго говорил Фальчиков или, вернее, отвечал на миллион вопросов. Что удивительно нового привез Фальчиков, так это то, что атаман сдал в долгосрочную аренду часть Грозненских нефтяных промыслов, за каковую комбинацию в виде задатка получил 8 миллионов франков. Затем в несколько сроков должен получить часть арендной платы, во много раз превышающую задаток, и главную сумму – по возвращении в область.

Одним словом, Терский атаман не только богаче всех остальных атаманов, но может поспорить и с самим Врангелем. Это сильно меняет всю обстановку дела и, если принять во внимание, что Терцев очень немного, то сумма одного задатка 8 000 000 франков дает возможность устроить всех Терцев. Вот, собственно, одна такая интересная новость.

Тарарин, Бондарь хотели несколько раз вызвать Фальчикова на резкость, «кололи» его, но Фальчиков легко и остро парировал их удары. Когда они определенно хотели вызвать его на политический диспут, то он очень корректно и спокойно отвечал, что он дал слово ген. Абрамову никаких политических споров не вести, своих мнений и взглядов не только никому не навязывать, но и не высказывать. А потому, не вдаваясь абсолютно ни в какие споры и изложение собственных мнений, нарисовал ту картину политических комбинаций и хода событий, которая, по его взгляду, действительно была в тот момент, предоставляя выводы и умозаключения делать самим слушателям.

Одним словом, Фальчиков вел себя очень выдержанно и с большим тактом. Между прочим, он на вопрос, какая партия в настоящий момент самая сплоченная и сильная, отвечал, что за границей это монархисты, а в России, он полагает, это не совсем так, и монархисты там не пользуются абсолютно никаким весом и значением.

На вопрос, как смотрят социалисты на Бурцева и Алексинского, Фальчиков отвечал, что более одиозных фамилий для русского современного социалиста трудно придумать. Они и Бурцева, и Алексинского иначе как предателями не называют. Интересная гримаса наших дней: Бурцев и Алексинский – социал-предатели!

С Фальчиковым расстались более или менее по-хорошему и забыли о нем, страстно ожидая Хутиева из Константинополя с лирами[330]330
  Жалованье выдавалось в турецких лирах и пиастрах (1/100 лиры).


[Закрыть].

Сегодня у нас 26 июня ст. ст. Что произошло за это время до вчерашнего дня. Взяли мы десять человек разбирать баржу Земского Союза. Работали очень усердно, хотя и не систематически. Условия такие: четверть дров наши, питание с Земского Союза, в 4 часа тарелка жидкого и стакан кофе или кофе и 50 драхм[331]331
  На оккупированных землях Турции в то время имели хождение и греческие драхмы.


[Закрыть].

Вели большие надежды на эту четверть дров, уступали ее в женско-детское общежитие за продукты. Действительно, отправили им фургон и двуколку [дров], но от них ни ответа, ни привета. Там приятели Грабовского, неудобно настаивать и требовать, он же тоже человек мягкий. Как бы четверть дров не пропала даром, хотя как сказать, кое-что перепадало нам из приюта: и рис, и фасоль, и манная крупа, и консервы, и какао, и спирт, и сода, и сахар, сардины, сгущенное молоко. Теперь [же] будем не только квиты, а они у нас в долгу.

20 июня Грабовский справлял день своего рождения, 27 лет. Устроил обед, на который пригласил Бейнар-Бейнаров[ича], Лепилкина, Загородного и Попандопуло. Была водка под огурцы, суп с вермишелью и плов. На сладкое сварили какао с сахаром и молоком.

После обеда принесли из приюта пирог, и пришли зять[332]332
  В смысле «муж сестры», судя по возрасту самого Грабовского.


[Закрыть] Грабовского, Шевченко, и Борис[333]333
  Читается нечетко; возможно, «Борисов».


[Закрыть] – станичники Грабовского. Съели пирога, еще супа, выпили. Вечером опять позвали Бейнара, Загородного, Лепилкина; пили чай, водку, ели пирог. Сидели до 12 часов ночи.

20 числа заболел Цыганков, простудился на барже, ожог получил, желудок не в исправности. 24-го ему было настолько плохо, что он отправился в лазарет. В лазарете ему сказали, что это довольно серьезная вещь.

26-го в 4 часа дня пришел на Лемносский рейд «Решид-паша» и привез обратно Платовцев, приехал и Фальчиков. Тотчас же сняли с «Решида» Фальчикова и и его <неразб. 1 слово>, встретил его французский лейтенант, подали автомобиль, alleёб нес вещи. Фальчиков одет пистолетом. Одним словом, очень мало общего с его первым приездом всего дней 10 дней тому назад. Разумеется, все в недоумении, что случилось, и нашлось много любителей отправиться вплавь к «Решиду» и узнать, в чем дело.

Пока плыли к пароходу, на пристани появилась сигнальная команда Калединского полка и стала сигнализировать на «Ре-шид». Командир корпуса приказал без его письменного приказания с «Решида» не сгружаться[334]334
  «Генерал Абрамов, желая во имя справедливости отправить в Болгарию платовцев, уже томившихся на судне к тому дню около двух недель, и учитывая, что разгрузка “Решид-паши” может невыгодным образом отразиться на настроении казаков и авторитете командования, решил отправить платовцев в Болгарию хотя бы в виде рабочей партии и вступил на этот счет в переговоры с французским штабом» («Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920–1921 гг.», с. 361).


[Закрыть]. Была передана эта команда и принято с «Решида» одно слово: «Передайте…».

В это время появились на пристани вооруженные аллеёбы и французские жандармы, разогнали сигналистов. Для того чтобы вернуть пловцов, стали стрелять по ним; некоторые, правда, успели доплыть. По берегу установлены французские дозоры.

Вернулись пловцы. Действительно, на пароходе Платовцы; для чего их привезли, они и сами не знают. Слухов тьма, [а] достоверного абсолютно нечего[335]335
  В книге «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920–1921 гг.» (с. 360–361) сказано, что на константинопольском рейде пароход посетила делегация Объединенного казачьего сельхозсоюза и объяснила, что «платовцы в Болгарию не поедут, так как туда Союзом назначено перевезти кубанцев, и притом беженцев, а не организованную воинскую часть, и что платовцам придется возвратиться на Лемнос. <…> Не все находившиеся на “Самаре” донцы были возвращены на Лемнос. Все беженцы (200) человек и около 50 человек платовцев, вышедших из армии, были отправлены в Болгарию, остальные же, 750 казаков-платовцев, были перегружены на “Решид” и отправлены на Лемнос. С тем же пароходом поехали на Лемнос и господа Белашев и Фальчиков».


[Закрыть].

Вечером Грабовский отправился в приют в надежде увидеть Фальчикова и выяснить вопрос о себе. Уходя, он предложил кому угодно его хлопоты по отъезду с Фальчиковым. Все молчали, Роменский просил[336]336
  Как можно заключить из публикуемого ниже письма В. Треугафта от 13 ноября 1921 г., поручику Роменскому тогда, в конце июня, не удалось уехать с Лемноса (или же он, в конце концов, сам решил остаться с полком).


[Закрыть], [а] я подчеркнул, что не хочу. Грабовский ушел.

Мне страшно нездоровится. У нас полная палатка народа. Обсуждают последнее объявление Фальчикова, что Платовцев он сгрузит, возьмет 500 кубанцев, 150 донцов и 150 терцев. Ехать или не ехать с Фальчиковым? Только в 2 часа ночи разошлась публика. Я еле дождался, чтобы лечь. Грабовского нет[337]337
  «Отношение беженцев к Фальчикову было удовлетворительное, он, так или иначе, предоставлял им возможность выезда в Болгарию. Но отношение строевых казаков как к самому Фальчикову, так и к другим деятелям Союза было резко недоброжелательное. Казаки видели в Союзе не кооперативное учреждение, устроенное в экономических целях, а партию определенного экономического характера, стремящуюся всеми способами, при содействии французов, распылить Русскую армию, удалить ген. Врангеля, Донского атамана и весь высший командный состав, и самим стать правителями над бывшими воинскими чинами Русской армии. Случай с платовцами давал тому яркий пример. Тем не менее, единичные казаки строевых частей все же шли записываться к Фальчикову, думая хоть как-либо вырваться с Лемноса. До полуночи 9 июля у французского штаба находилась большая толпа беженцев и шла лихорадочная запись» (Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920–1921 гг., с. 363).


[Закрыть].

27-го разбудили нас очень рано, часов в 6 утра. Грабовского нет. Говорят, что он приходил, спал, но на рассвете ушел опять.

В полку скандал: все сотни отказываются идти в караул, рассчитывая уехать, кто с Фальчиковым, кто в Грецию. Как раз сегодня отправка и туда. Все караулы занимает офицерская сотня. Пошел и я в караул к опреснителю[338]338
  Вероятно, установка для опреснения морской воды на мысе Пунда.


[Закрыть]. Полубольной побрел служить.

Стоя от 12[-ти] до 2[-х] на часах, видел, как проходил Грабовский в полк. Часа в 3 он проходил обратно со всеми своими вещами. Зашел попрощаться. Больше я его не видел. В 6–7 часов их погрузили на «Решид», а ночью увезли. «Решид», опять он! Поистине роковой и фатальный пароход для лемноссцев.

28-го с нетерпением ожидал конца караула с тем, чтобы отдохнуть у себя в палатке, на той самой импровизированной койке Грабовского, которую он, оказывается, передал мне. Пришел домой, а у нас Содом и Гоморра. Все устраиваются с постелями; нас [теперь] 5 человек, и к обеду удалось устроиться всем и очень хорошо. Воротников от нас ушел, он устроился делопроизводителем женско-детского приюта на место Отченашенко.

28-го после обеда я возлег после 8 месяцев опять на постель. Правда, нет подушки, постельного белья, но на этих прелестях спал последний раз еще во Владикавказе 1-го или 2-го марта 1920 года[339]339
  Владикавказ был под контролем ВСЮР с 11 февраля 1919 г. до начала марта 1920 г., когда ряд казачьих и других частей, под командованием ген. Эрдели, отступили в Грузию, где были интернированы, а затем либо перевезены в Крым, либо выданы красным (см. письмо атамана Вдовенко ген. Деникину в: Цветков В. Ж. «Добровольческая армия не пропустит в горы ни одного фунта хлеба»: Гражданская война на Северном Кавказе в 1919 г. // Военно-исторический журнал. 1999. № 4). Можно предположить, что К. Остапенко покинул Владикавказ именно в составе одной из этих групп. Когда именно это произошло, сказать трудно: по всей видимости, части выступили в поход не в один день. Неизвестно и то, когда К. Остапенко попал в Крым, поскольку эвакуация терских частей с грузинского побережья была еще более растянута во времени. Так, Астраханско-Терская бригада (под командованием полк. Колоссовского) погрузилась севернее Поти в конце мая 1920 г. Другая группа войск, вместе с терским атаманом Вдовенко, эвакуировалась тоже из района Поти, но, кажется, позже (см.: Варнек П. А. У берегов Кавказа в 1920 г. // Гражданская война в России: Черноморский флот. М.: ACT, 2002). А Терский гвардейский дивизион прибыл в Крым только 27 июня 1920 г. (см.: Киреев Ф. С. Герои и подвиги: уроженцы Осетии в Первой мировой войне. Владикавказ: Ир, 2010).


[Закрыть], и с тех пор ни разу, почти полтора года нигде.

27-го вечером на катере «Днепровец»[340]340
  Бывшее вспомогательное судно Черноморского флота, с апреля 1919 г. в составе Морских сил Юга России. После эвакуации Крыма было передано французам и использовалось для обслуживания их морской базы в Константинополе.


[Закрыть] приехал полк. Хутиев. 28-го он слез на берег. Разговаривал в полку с казаками и офицерами. Он привез 6000 лир врангелевских денег Абрамову и 500 лир нефтяных[341]341
  В расшифровке Н. Остапенко вместо этого предложения стоит только «Он привез 6000 лир». Под «нефтяными» тут, вероятно, следует понимать деньги, вырученные ранее терским атаманом Г. Вдовенко от сдачи в аренду части Грозненских нефтяных промыслов (см. выше описание встречи с Г. Фальчиковым).


[Закрыть].

Агоев, по его словам, раньше 4[-го] июля из Конст[антинополя не выедет. Хутиев, благодаря своей глупости и хитрости, был настолько осторожен, что систематически на все вопросы отвечал «Не знаю». Одно только он сказал, что в Констант[ино]поле неспокойно, и турки настолько близко, что слышна артиллерийская стрельба[342]342
  Возможно, имелись в виду бои в окрестностях города с какими-то иррегулярными турецкими частями. Турецкие войска вступили в Константинополь только 6 октября 1923 г.


[Закрыть].

Хутиев [так]же заявил, что Сербия и Болгария принимают с залогом на 1 год еще 7 тысяч человек. Из них в первую очередь 3500 человек уедет с Галлиполи, и затем 3500 с Лемноса, чем Лемнос и будет ликвидирован окончательно[343]343
  То есть с острова будут вывезены все оставшиеся русские военнослужащие и беженцы.


[Закрыть]. Случиться это должно не раньше середины июля и не позже 1 августа ст. ст. Такие же сведения идут из французского интендантства.

Получил с этим пароходишком письмо от братьев с Галлиполи, меченное 5 июля н. ст. Шло всего 7 дней. Тон письма очень хороший. Их там еще 20 000 человек. В ближайшее время могут рассчитывать на вывоз 5000 человек. Остальные 15 000, вероятно, принуждены будут зимовать вторично в Галлиполи.

29-го, по случаю именин Врангеля, парад. Я болен, температура до 39,5. Разумеется, сижу дома. Приступлено и закончено дело с работами на барже. Земсоюз забрал все дрова, уплатил 100 драхм и не имеет никаких претензий. Это первые 10 драхм, заработанные своими руками. Дорого они достались. Я и Цыганков лежим.

Сегодня 4-е июля ст. ст., воскресенье. За эти несколько дней произошли два события, вызвавшие массу толков.

30-го июня неожиданно покинул нас сторожащий нас французский стационер и ушел. До сих пор его нет обратно. Событие очень крупное, ибо до сего дня ни на одну минуту он нас не покидал. Сменялись они, но раньше прихода смены предыдущий не уходил. Главное, этот только 29-го пришел из Константинополя на смену. 29-го ушел сменившийся стационер, а 30-го часов в 12 задымил и этот, и часов в 6 вечера ушел. Куда, зачем, почему: тысячи таких вопросов вертятся у всех на устах.

С 1-го июля ст. ст. французы увеличили паек муки вдвое. И затем вместо 200 гр. консервов дают так: 150 гр. мясных консервов, 50 гр. овощных консервов и 25 гр. варенья.

2[-го] июля раздавали 6-е единовременное пособие. Первые четыре пособия мы получили в размере Врангелевском: офицер – 2 лиры и казак – 1 лиру. А 5-е и 6-е, благодаря приказам ген. Абрамова о выделении из этих сумм кредитов на хозяйственные, канцелярские, командировочные и прочие нужды, выразились в таком виде: офицер – 1 лира, казак – 1/2 лиры. Вдвое меньше. Вот какую массу денег пожирают канцелярии, «хозяйство» (это на Лемносе-то!), командировки и прочее. Главным образом, наверное, пожирает «прочее».

Я болен и, вероятно, серьезно. Попаду в лазарет.

Американский Красный крест. Такое заглавие еще ни разу не встречалось в моем дневнике, а вместе с тем, по тем благодарностям, которые должны питать все мы, русские эмигранты, к американцам, можно и должно было уже многое написать об американцах.

Через месяц maximum после прибытия нашего на Лемнос приехал Американский Красный крест, в составе главы отделения лейтенанта Макноб[344]344
  Вскоре повышенного в звании до капитана. В сборнике «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920–1921 гг.» (с. 355): «Личность самого капитана Мак-Непа, или, как его окрестили на казачий образец, – есаула Макнепова, была весьма популярна среди казаков. На всех смотрах, парадах, спектаклях, полковых и училищных праздниках можно было видеть его высокую, худощавую, слегка сутулую фигуру, в защитном френче, крагах, шляпе-панаме с резинкой под затылком и с неизменным “кодаком” в руках. Мак-Непу всюду сопутствовал его постоянный спутник – переводчик Василь Иванович – русский беженец, говорящий по-английски. Часто можно было видеть капитана Мак-Непа бродящим по лагерю среди палаток. Он интересовался мельчайшими подробностями жизни казаков и беженцев, заговаривал с ними, расспрашивая их о житье-бытье, о домах и семьях, разумеется – через переводчика. В ответ на его подарки казаки также одаривали Мак-Непа чем могли: подарили ему оружие, коллекцию русских бумажных денег революционного периода и много разных собственноручных изделий, что каждый раз приводило его в большой восторг».


[Закрыть], и больше никого. Это начало, говорили одни, следом едет целый состав служащих. Нет, служащих он наберет из русских[, – говорили другие]. Ошибались и те и другие. Следом за Макнобом не приехал никто. А из служащих набрал только 2[-х]: переводчика и денщика, ибо приехал даже без таковых.

Работа закипела. На первых порах он взял под свое покровительство оба лазарета на 800 больных, главным образом тифозных, и детское общежитие на 100 детей. Тотчас же в лазарете и у детей появилось у всех белье, носильное и постельное, у тяжелых больных – вино и варенье, у слабых и детей – какао, сахар. И все в таком количестве, что были довольны не только больные и дети, но и многочисленный персонал этих учреждений, каковой он сверх того еще одевал и обувал.

Как только наладилось более или менее дело с этими тремя учреждениями, Макноб развивает свою деятельность дальше. Он собирает всех женщин и детей и объявляет им, что будет еженедельно выдавать им дополнительный паек. На неделю на взрослую женщину: 2 банки молока, 2 банки мясных консервов, две банки сардин, столько-то какао, сухих овощей, муки. Детям – половину этого пайка. Кроме того, по получении дамского и детского белья он выдает им белье.

Эта вся работа на всех производится одним Макнобом при помощи переводчика. Эта вся работа идет еще тогда, когда Зем. Союз и Союз Городов сидят в Константинополе и не знают, с чего начать.

Наконец, Макноб не удовлетворен и этой работой, и всем без исключения выдает по одеялу.

В конце января приезжает из Константинополя уполномоченный ЦОКа[345]345
  Центральный объединенный комитет русских гуманитарных организаций.


[Закрыть] Шаповаленко, бывший прокурор вологодского суда. Макноб идет ему навстречу. Женщинам отпуск продуктов на руки прекращается; выдается все ЦОКу, который обязуется кормить всех два раза в день из двух блюд каждый раз. Кроме того, раз в день кормят на тех же пунктах всех выписавшихся из лазарета и всех малокровных, из расчета 10 человек на 100. Правда, к этому кое-что добавляет и ЦОК[346]346
  В отчете Макноба о работе на Лемносе сказано, что он сам попросил «Земство» организовать пункты питания, дабы нуждающиеся женщины и дети получали питание полностью, поскольку до этого они часто делили свой сухой паек с родственниками. Служащие этих пунктов были «экипированы “Земством” и даже получали от него небольшое жалованье, но контроль всегда оставался в руках Американского Красного Креста». Подробнее см. в приложенном отчете Макноба.


[Закрыть].

При непосредственной помощи того же Макноба, отпустившего палатки и инструмент, Земсоюз открывает читальни, 3 сапожн[ых], 3 швейных, жестян[ую], слесарно-плотничную, кузнечную и другие мастерские.

Дело у Шаповаленко поставлено, конечно, совсем на другую ногу, чем у Макноба. У Макноба двое служащих, а у Шаповаленко – 80, их них два помощника Главноуполномоченного. Верно говорит пословица, что горбатого исправит могила.

Макноб работает дальше. К Пасхе все получают по смене чудного белья, два полотенца, по пачке табака и зажигалку, одну на палатку. «Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь». А тут дорог и сам подарок, ибо остались совсем без белья. Виват американцам! Ура им!

С наступлением весны возникает вопрос об образовании санатория для легочных больных. Макноб на лету схватывает эту идею. Сам едет в Константинополь, через неделю привозит оттуда два чудных кабинета для исследований, а еще через десять дней верстах в трех от лагеря, на горе в ущелье, у родника под деревцами раскидывается санаторий на 40 кроватей. Санаторий обставлен отлично: есть все не только необходимые медицинские вещи, но и много запасного и лишнего. На столах – скатерти, салфетки и столовые приборы; кормят 5–6 раз в день вволю[347]347
  В рукописи дневника это слово – «вволю» – выведено карандашом особо, крупно и жирно.


[Закрыть] – яйца, молоко, какао, варенье[348]348
  Туберкулезный санаторий подробно описан в отчете Макноба.


[Закрыть].

Все в лагере начинают получать периодически сигареты и табак; и так, что если аккуратно курить, то можно протянуть от получки до получки. Это курево является колоссальным подспорьем в лемносской жизни. Это дело тоже Макноба.

Наконец, в конце мая месяца получаем от Макноба его самый крупный и ценный подарок; все в лагере получают по парусиновому костюму (панталоны и куртка), затем фланелевая рубашка с отложным воротничком и панталоны к ней, чудный мадаполамовый[349]349
  Мадаполам – белая хлопчатобумажная ткань, сорт миткаля высшего качества.


[Закрыть] докторский халат, из которого выходит отличная нательная или верхняя рубаха, 3 пары носков, 2 полотенца, 2 куска мягкого мыла – подарок крупный и ценный.

Сегодня Макноб опять выдал по фланелевой рубахе и панталонам. И все, что любопытно, один без всякой канцелярщины, в один день на 5 тысяч. Да какое в один день, в полтора часа[350]350
  Очевидно, выдавал не каждому на руки, а мешками на целую палатку.


[Закрыть]. Тихо, скромно, и от всей души. Чем мы сможем отблагодарить благородных американцев? Бездну благодарности, признательности и искренней любви будет целую жизнь хранить каждый русский с Лемноса к американцам за их милую, скромную и скорую отзывчивость ко всем нашим нуждам. Земной поклон вам! Те же детишки, которых кормили и баловали шоколадом, никогда не забудут добрых американцев. В настоящий момент для русского нет более близкой нации, чем американцы[351]351
  Подобные слова находятся и в дневнике И. Сагацкого: «Истинными друзьями оказываются лишь американцы, вернее, их американский Красный Крест. Он действительно деятельно, заботливо и бескорыстно помогает русским. Только благодаря американцам казаки, донашивавшие свое ветхое обмундирование еще из Крыма, страдавшие по ночам от холода и сырости, смогли немного привести в порядок свою одежду и не дрожать на земле под одной лишь английской шинелью» (На Лемносе, с. 401). См. также благодарственное письмо Женского комитета лемносского лагеря, процитированное в отчете Макноба.


[Закрыть].

8 июля. Сегодня четверг уже, [а] очередного парохода, который должен был прийти в понедельник, нет до сих пор. Нет и Агоева, нет писем, нет газет. Полная оторванность от всего живого мира.

6-го числа еще появилось французское официальное объявление, что 7-го на Мудросскую бухту придет греческий пароход «Македонец» и заберет желающих, 300 человек, в Грецию. Французы, идя навстречу русским, купят каждому отъезжающему билеты на этот пароход за 25 драхм. Кроме того, выдадут каждому по 50 драхм на руки на первые дни и снабдят продуктами на 3 суток пути. Одним словом, все удовольствия, только уезжай.

Вчера 7-го июля, действительно около 5 часов вечера, на горизонте показался корабль. Спорили: очередной или «Македонец»? Когда подошел пароход ближе, оказалось, что это и не «Македонец», и не очередной. Когда же он вошел в нашу бухту и бросил якорь, узнали в нем «Керасунда». Куда повезет, кого, зачем? Пловцы – к пароходу, но от турецкой команды добились только одного слова: «Батум».

Все в недоумении. Ведь все отправки всегда известны заранее; тут же ничего абсолютно, кроме Греции, известно не было. Не ошибка ли это?

Часов в 7 вечера появился французский приказ № 93, где говорилось, что господин Серебровский, увезший на «Решиде» через Батум в Баку 4000 рабочих, известил французское командование, что первая партия была встречена на месте очень приветливо и даже торжественно, и что ему надо еще 1200 рабочих. Французское командование любезно предоставило транспорт и завтра, 8-го июля, желающие 1200 человек, со всеми своими вещами, благоволят собираться к ближайшим пристаням.

С 5 часов утра французы расставили всех своих аллеёбов и жандармов по всему лагерю. Около каждого объявления – часовой, у всех пристаней – усиленные наряды. Конные жандармы ездят по лагерю и раздают приказ № 93[352]352
  «Господин Серебровский, представитель Бакинских нефтяных рудников, сообщает, что он в состоянии принять новый контингент беженцев от 1000 до 1200 человек (1200 показывает максимальное количество). Пароход прибыл на Лемнос для принятия беженцев, желающих принять условия, которые им предложены для отправки в Баку. Военный губернатор о. Лемнос напоминает, что каждый свободен в выражении своей воли и не может быть задержан ни под каким предлогом. Все сведения, полученные французским командованием, свидетельствуют, что русские беженцы, которые были выгружены в Батуме, были хорошо приняты, и что все договоры, принятые г-ном Серебровским, были исполнены» (Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920–1921 гг., с. 365–366).


[Закрыть]. Кто в состоянии связать два слова, говорит: «Казак едет Батум». Ехать со всего Лемноса не набирается и двух человек. «Керасунд» стоит.

Часов в 10 утра на автомобиле ко всем местам, где расклеены приказы, подъезжают два франц[узских] офицера с русским вахмистром, донцом Чиковым, продавшимся французам и играющим у них роль шпиона и агитатора, и наклеивают дополнительную бумажку, где говорится, что приказ № 93 – истинная правда, а лагерные слухи – это злая фантазия, а поэтому собирайтесь скорее к пристаням.

У нас в полку казаки, исключительно по своей инициативе, встретили автомобиль шиканьем, свистом и тюканьем. Чикову кричали: «За сколько драхм, собака, продался?» На что противная морда отвечала: «Ничего, ничего. Скоро все в Совдепии очутитесь»…[353]353
  На этом дневник заканчивается. Последняя страница осталась почти чистой, всего с тремя строками.


[Закрыть]

Письма К. Остапенко и В. Треугафта

(На тетрадном листе в клеточку, без даты. Судя по содержанию и подробному адресу получателей, было первым или одним из первых в переписке. А судя по тому, что в адресе указана «офицерская сотня», было написано не ранее 6/19 января 1921 г.)

[Кому: ] Галлиполи, бывшая 1-я батарея <неразб. 2 слова> бригады. Шт. – кап. Н. М. Остапенко.

Или: Бывшая учебн[ая] батарея Арт[иллерийской] школы. Вольноопр. В. М. Остапенко[354]354
  Слово, расшифрованное как «вольноопр[еделяющийся]», в подлиннике разобрать трудно, но читается оно близко к этому. «Учебн. батарея Арт. школы» – это легкая батарея Учебно-подготовительной артиллерийской школы, 12 сентября 1920 г. переименованной в Офицерскую артиллерийскую школу (см. ниже письмо В. Треугафта от 24 октября 1921 г.).


[Закрыть].

Дорогие Коля и Володя!

Пользуюсь случаем и пишу. Сижу на Лемносе. Конечно, о многом хотелось бы переговорить, но обстоятельства не позволяют. Пишите мне, что думаете делать, что предпринимаете. Я никаких окончательных решений не предпринимал, да и что-либо трудно решить, не имея ни пиастра в кармане и имея вид полубосяка, я ведь все бросил в обозе в Северной Таврии и эвакуировался буквально только в том, в чем был. Пишите, Бога ради, что с Вами, в каком состоянии, что полагаете делать, каковы условия жизни. Здесь не так, чтобы очень хорошо, но и не плохо. Кончаю. Уезжает <неразб. 1 слово> Костя.

Адрес: Лемнос, Донской корпус, Терско-Астраханский полк, Офицерская сотня.

* * *

(на простой бумаге, в конце датировано 2/15 марта)

Дорогие братья!

Вот уже пятый или шестой раз пишу вам, а ответа все нет и нет. Страшно прямо. Четвертый месяц миновал, не так далеко друг от друга, а связаться все не можем. Думал приехать сам к вам, но и этому масса препятствий. I – нет монет, а II – нет шинели, а шуба уже не шуба, а одни лохмотья. Вот что, положим, так важно подумать, и подумать серьезно, о том, что делать; кажется, настал момент или настает[355]355
  Вероятно, намек на Кронштадтское восстание (начавшееся 28 февраля/13 марта 1921 г.) и связанные с этим надежды на скорое возвращение Русской армии на родину и на продолжение борьбы с большевиками.


[Закрыть].

Как вы себя чувствуете, болеете или нет? Одеты ли? Сыты или нет – об этом и не спрашиваю – сам знаю, что сыты, да не очень.

В силу многих обстоятельств я лично решил ждать и ждать. Одно только, ни о легионах, ни о Бразилии и т. п. прелестях я не думаю и думать не хочу. На крайний случай я не забываю, что в Грузии остался Зельгейм, Гамбаров, который теперь там чем-то вроде товар. министра финансов. Кахидзе, близкий родственник Буланова, помощ. заведующ. индоевропейским телеграфом в Тифлисе, в Констанинополе Чубка Станкевич с Туней и Витей имеет зубоврачебный кабинет на улице Бруссо[356]356
  Правильно: Брусса – улица в р-не Пера (ныне Бейоглу́), в европейской части Константинополя, на сев. берегу бухты Золотой Рог.


[Закрыть].

Но все это еще в перспективе. Теперь важно: как живете там, может, очень скверно, так перебирайтесь на Лемнос. Будем жить вместе. Если у вас очень хорошо, может, я переберусь к вам. Хотелось бы только иметь связи и с 1-м корпусом[357]357
  1-й Армейский корпус (ген. Кутепова), размещенный в Галлиполи, в который были сведены регулярные части Русской армии.


[Закрыть], и с казаками. Где будет лучше, туда и курс держать. Может быть, кто-нибудь из вас приедет на время сюда. Посмотрит, поглядит, посоветуемся, к тому же это будет ближе к весне, на которую все почему-то возлагают так много надежд. Не напрасно ли только? Что-то все очень темно и неясно. Ну, пока довольно.

Лемнос. Лагерь Донского корпуса. Терско-Астраханский полк, Офицерская сотня.

Не откажите разузнать, находится ли в Галлиполи Михаил Петрович Никольский, бывший в Сергиевском артилл. училище в 1-й батарее юнкером, по слухам произведен уже в Галлиполи.

Целую вас крепко. Надейтесь на лучшее и более хорошее. Пишите все подробно.

Ваш К. Остап.

2/III н. ст.

Лагерь близ Мудроса

* * *

(на простой бумаге)

Лагерь Донского корпуса на острове Лемнос.

23–III–21 ст. ст., 5–IV–21 н. ст.

Дорогие братья! Вот уже 6-й раз пишу вам с Лемноса. Пять месяцев прошло, как мы из Крыма, а списаться никак не можем. Пробовал посылать письма разными способами, а результат один и тот же. Писал даже стар[шему] адъютанту штаба Добровольч[еского] корпуса[358]358
  Вероятно, имеется в виду 1-й Армейский корпус в Галлиполи.


[Закрыть] с просьбой сообщить о вас, но и от него ничего не имею.

А время наступает такое, что связь держать необходимо. Конечно, лучше всего нам было бы быть вместе, но к вам ехать что-то не хочется. Полагаю, что в настоящий момент гораздо выгоднее быть в казачьих частях. Хотелось бы перетянуть вас сюда, но понятия не имею, где вы, как устроились, хотите ли переводиться, быть может, к нам переехать. Одним словом, если получите одно из моих писем, отвечайте немедленно же, где вы, как живете, что думаете.

Я теперь напишу сразу 3 письма, одно опущу в ящик с маркой, другое перешлю через штаб корпуса, а третье передам по рукам. Может быть, какое-нибудь и дойдет.

Если решите вы переводиться, то ходатайствуйте сразу перед своим начальством, а я здесь устрою дело через брата председателя терск[ого] правительства[359]359
  Последним председателем Терского войскового правительства был Е. А. Букановский.


[Закрыть].

Я пока думаю сидеть на Лемносе до обалдения. Ни в какие Бразилию, легионы, Совдепию не поеду. Быть того не может, чтобы нас все бросили и мы померли с голоду. А бросаться в житейский водоворот здесь за границей не имеет никакого смысла. Особенно как нам, без пиастра в кармане и полуголыми.

С Кубанского и Донского лагерей военных и Кубанского беженского уехало в Совдепию, из общего числа 25 000–30 000, человек 7000. Остается нас еще здесь тысяч около двадцати.

Очередная запись теперь в Бразилию, а потом опять в Совдепию и, надо полагать, по всем видимостям, что больше 10 000 ни в коем случае не останется.

Живем мы здесь, очевидно, так же, как и вы. Человек по 8–9 в маленькой турецкой круглой палатке. Довольствие такое, как и у вас. 200 гр. консервов, 150 гр. лоби[360]360
  Вероятно, сушеная или консервированная фасоль.


[Закрыть], 500 гр. хлеба, 1 кубик[361]361
  Быстрорастворимый концентрат для приготовления бульона, так называемые бульонные кубики.


[Закрыть] на 2 дня, 30 гр. сахару, кокосовое масло, соль, чай – вот и все. Кой-как перебиваемся.

Выдавали нам здесь два раза по 2 лиры офицеру и по 1 лире казаку. Терско-грозненский нефтепромышленник Беллик[362]362
  В фамилии четко читается только первая буква «Б», но в целом похоже на «Беллик».


[Закрыть] пожертвовал полку 20 000 драхм (в руки 8 драхм). Как раз сегодня часть этих денег раздают, получу и я 16 драхм.

Получил я смену белья и ботинки. Это очень кстати, ибо в Крыму оставил все мои вещи вместе с обозом части. Выскочил я из Геническа и из Крыма только в том, что было на мне.

Из Терской области имеются, хотя и недостоверные, сведения, но более или менее однообразные – полнейшая анархия[363]363
  С сентября 1920 г. по май 1921 г. в Дагестане и Терской области еще велись активные партизанские действия белых.


[Закрыть]. Никто ничего не знает и не понимает. Врангель пользуется колоссальной популярностью, и вся надежда на спасение возлагается только на него. Из дому, разумеется, не имею ничего. И даже о доме, о Владикавказе ничего не слышал.

Целую Вас крепко, ваш Константин.

Адрес мой: Остр. Лемнос. Лагерь Донского корпуса. Терско-Астраханский казачий полк. Офицерская сотня. Артиллерийский взвод.

Здесь сестра Николая Александрова вместе с мужем Булановым. Если что можете узнать о нем – напишите, потому что <неразб. 1.5 строки>.

На всякий случай сообщаю, что Станкевичи в Константинополе, живут на Пэра[364]364
  В современном написании – Пера. В этом р-не Константинополя располагалось Русское посольство.


[Закрыть], улица Broissaud, напротив одного из кинематографов. Адрес пропал как-то в <неразб. 2–3 слова в кавычках>[365]365
  Возможно, во время дезинфекции в Каваке.


[Закрыть].

* * *

(на линованном тетрадном листке)

Остр. Лемнос

28–III–21 ст. ст., 10–IV н. ст.

Дорогие братья! Пишу, но абсолютно не уверен, получите ли вы и это письмо. Это уже что-то 8[-е] или 9[-е] мое послание к вам, а ответа все нет и нет. Не знаю, чем и объяснить отсутствие известий от вас. Где вы и что с вами?

Последние дни у нас более чем упорно говорят об отъезде не то в Сербию, не то на Дальний Восток[366]366
  В то время еще существовала Дальневосточная Республика, независимая от Советской России.


[Закрыть]. Справедливо ли это или нет, сказать трудно, но, безусловно, в течение апреля месяца мы куда-то должны уехать, ибо французы нас кормят только до 1 мая ст. ст. К этому числу они обязуются нас вывезти на материк или вообще в такие места, где, работая, можно не умереть с голода. Одним словом, я глубоко убежден, что через месяц буду уже не на Лемносе, а где-либо в другом месте.

Вот тут-то и обидно не иметь связи с братьями. Нас, что ужасно неприятно, могут отправить в различные места или даже части света. – Это, во-первых, а во-вторых, мы и знать не будем, где кто из нас. Это все и побуждает меня при всяком удобном случае писать вам. Авось какое-нибудь письмо да получите.

Пишите, где вы, как живете, какие ваши предположения и расчеты на будущее, как обстоит ваше дело с обмундированием, относительно денег не пишу, ибо откуда им и быть. Я в этом отношении яко наг, яко благ.

Надежды на лучшее будущее, однако, не теряю. Авось как-нибудь вывернемся. Очередная наша задача – это как-нибудь устроиться в одно место, в одну часть. Или мне перевестись к вам, или вам сюда. Если вас там ничто особенно не удерживает, переводитесь ко мне. В казачьих частях, быть может, будет в настоящий момент выгоднее служить.

О себе много писать не буду. Со стороны посмотреть, положение тяжелое, но настроение хорошее. А это главное.

На всякий пожарный случай знайте, что в Константинополе живут Чубка с Витей и Туникой Станкевич. Адрес их: Пэра, улица Бруссо, зуболечебный кабинет Ришарда Станкевича, недалеко от кинематографа. Более точного адреса не знаю. Кроме того, в Константинополе должен быть и Нестор Григорьевич Гамбаров. Адрес его можно узнать в Грузинском консульстве.

Конечно, лучше всего ни к одному, ни к другому не обращаться, но все может случиться. В материальном отношении помощи они, конечно, не дадут, но помочь советом, протекцией, пожалуй, смогут. Ну да даст Бог, до этого не дойдет.

В Галлиполи ли Николай Александров? Здесь его сестра Наталия Капитоновна с мужем Булановым. Пишут они ему тоже чуть ли не 10–15[-е] письмо, а ответа все нет.

Итак, жду от вас сведений. Попробуйте ответить письмом с маркой. Адрес мой: Лемнос. Лагерь Донского корпуса. Терско-Астраханский полк. Офицерская сотня. Артиллерийский взвод. Сотнику Остапенко.

Целую вас крепко. Ваш Костя.

* * *

(на простой бумаге)

8–IV–21 ст. ст.

Сегодня получил от тебя, Коля, письмо, меченное 6–III [19]21 н. ст. Слава Богу, что связь восстановлена, и вы живы и здоровы. Завтра уходит «Самара», и это письмо передам со знакомым офицером.

Писать нет времени. У нас [есть] определенные сведения, что вы едете в Венгрию[367]367
  Венгрия, в ожидании «весеннего похода» (возобновления вооруженной борьбы с большевиками), одно время рассматривалась ген. Врангелем как наилучший вариант размещения Русской армии.


[Закрыть], а мы или с Донцами в Сербию, или с Кубанцами в Болгарию. Старайся держать связь. По приезде на новое место и окончательном выяснении нашего положения и роли, в том случае, если будем предоставлены самим себе, тогда съедемся. Пока еще немного потерпим.

Поздравляю тебя и Володю с праздником Свет[лого] Христова Воскресения и желаю всего-всего доброго. Дай Бог, чтобы следующую Пасху встретить дома и там найти всех в добром здравии. Христос Воскресе!

Целую вас крепко. Ваш Костя.

Кто из Владикавказцев у вас? Привет и поздравления знакомым.

* * *

(на простой бумаге)

Лагерь Мудрос, 19 27/IV 21 г.

Дорогие Коля и Володя!

Сегодня имеется оказия[368]368
  Вероятно, снова кто-то из знакомых мог передать письмо в Галлиполи, уплывая туда на пароходе.


[Закрыть], пользуюсь случаем и пишу. Оказывается, достоверность того, что мы уезжаем на днях в Сербию, еще под большим сомнением. Хотя говорят об этом гораздо больше, чем следовало бы. Настроение было несколько поднято праздниками, но теперь после праздников оно упало еще ниже, чем было до праздников. Газеты последних дней нравятся мне все меньше и меньше. Приходят мысли о зиме. Апрель на исходе, пролетит лето, а там зима. Мало написал, а тоски, кажется, много нагнал. Хотелось с тобой поговорить о твоей фразе в твоем письме от 9 апреля н. ст.: «Что думают казаки? Мы с Врангелем, и без него себя не мыслим».