Текст книги "По дорожкам битого стекла. Private Hell"

Глава 12

Март догорал, но о том, как выглядит весна, все ужа давно забыли. Кажется, иногда в этом городе бывает тепло. Это ненадолго и точно не навсегда.

– Скорее бы уже лето, – вздохнул Герман. – Только летом я живу.

Ему казалось, что зима вынуждена держать его в коконе, пряча от внешнего мира. В такие моменты трудно проявлять какие-либо эмоции. Холод не очень способствует музыкальному таланту.

– У меня скоро день рожденья, – заявил Герман, прогуливаясь по кухне.

– У меня тоже, – лениво подал голос Макс, снова погружаясь в ноут.

– Какого числа?

– Пятого.

– А у меня седьмого.

– Надо отметить в один день, это будет лучше для печени.

***

Лукреция звонила пару раз, только вот её попытки помириться оборачивались новой ссорой. Герман был неприклонен. Его сложные и запутанные отношения с женщинами окончательно зашли в тупик. Они не понимали его и боялись. По крайней мере, так казалось Герману. В целом он не очень-то жалел о размолвке с сестрой. Воронёнок считал её весьма посредственной клавишницей и чёрным готическим пятном на репутации группы. «Crow» замучились срывать с себя ярлык готической команды. Им всегда хотелось казаться чуть выше рамок и стилей.

– Что тебе подарить на день рожденья? – спросил Гермна.

– Я был бы рад петле или дробовику. Ненавижу дни рожденья.

– Тебе ещё рано. Жди до двадцати семи.

– Чувак, мне будет двадцать, это слишком много, чтобы быть правдой. Я ненавижу себя.

– Мне двадцать три, это трагичнее.

Герман обнял Макса, чувствуя холод и отрешённость его тела.

– Мы с тобой оба старые больные идиоты, мы умрём в один день.

Герману самому становилось не по себе от своих слов. Он понимал, что в них была довольно горькая доля правды. Ему было страшно умирать одному. Пройдёт ещё каких-нибудь лет пять и его внешность перестанет быть наживкой для случайных любовников. А чем старше ты становишься, тем больше тебе кто-то нужен и уже не на ночь, а насовсем. Он не хотел быть один.

– Что с тобой происходит? – спросил Герман.

– Знал бы я сам. Я устал, понимаешь. Я до ужаса себя ненавижу. Чем глубже я в этом дерьме из Полины, водки и «фена», тем больше я теряю себя. Я мог бы бросить всё и разорвать, но мне кажется, что я просто умру без хорошей порции гнили в жизни. Я маленькая помойная крыса и всегда останусь таким. Я отброс и в глубине души наслаждаюсь этим. Если до знакомства с тобой, я скитался по своему городу ночами и пил портвейн до алкогольной комы, общался с бомжами, то теперь я очевидно на каком-то новом уровне дерьма. Я в мире, где есть шлюхи, наркота и музыка. Порой мне кажется, что это мой потолок. Это моя дешёвая игра в рок-звезду. Я ваш хренов Сид Вишез. Я не способен на что-то большее. Я презираю свои тексты, потому что просыпаясь утром, я перечитываю этот бред и не понимаю, как я мог писать такое. Мой голос – это… дерьмо.

Герман пожал плечами, он не знал, что делать с этими приступами самобичевания. Он был не из тех, кто станет утешать и говорить, что всё хорошо. Просить Макса меньше пить было бесполезно, потому что Герман в последнее время сам не отлипал от бутылки. Ему казалось, чтобы лучше играть, надо быть очень пьяным, чтобы голова не мешала творческом процессу. Он не трезвел даже на сцене. Оставалось молиться, чтобы не стошнило.

– Мы с тобой два грёбаных разложенца, – вздохнул Герман, наливая себе ещё коктейля.

– Я сторчусь, ты сопьёшься, а Дани когда-нибудь суициднёт удачно. Великая история, великой группы. Джеффри потом будет давать посмертное интервью.

– Может быть, завяжем? – спросил Герман, сам не веря своим словам.

– И начнём играть христианский рок.

***

В День Грёбаного Рождения весна стала напоминать весну и даже не так мерзко было смотреть в окно.

– Вот мы и стали ближе к смерти! – воскликнул радостный Герман, просыпаясь утром.

Макс ничего не сказал, отворачиваясь к стенке. Ему всё было ненавистно с самого начала. Со словами «Братишка, я тебе покушать принёс» на пороге появился Дани с огромным шоколадным тортом.

– Ты умеешь испортить всё. Даже торт, – сказал Герман.

– Братишка. Это же сладкий хлеб, у нас в деревне все ели.

– Шутки из «Зелёного слоника» не смешные. Вообще я посмотрел его до того, как это стало мейнстримом, – подал голос Макс.

– Торт. Теперь я буду жирным, – хмыкнул Герман.

Недели две назад, он радовался тому, что весит пятьдесят семь килограмм при росте сто семьдесят пять. На данный момент он вообще ничего не ел, перебиваясь только соком. Макс считал его причуды несколько опасными, однако в этом мире каждый разрушает себя по-своему.

– Ты скелет, – сказал Дани.

– Ты жирный, – выдал Герман своё коронное.

Басист был единственным, кто ещё сохранил вид здорового человека, а не превратился в тень.

– Не хочу сегодня с кровати вставать, я вообще жить сегодня не хочу, – промычал Макс из-под одеяла.

– Вставай ты, труп! – Герман толкнул его в плечо.

– Понимаешь, праздники перестают нести хоть как-то смысл, если ты пьёшь каждый день. Всё как всегда, только надо же торжественно нажраться. Не хочу Сиську звать, но она же обидится и вынесет мне мозг. Видеть её не хочу.

– Зачем тогда ты с ней встречаешься? – спросил Дани.

– Я чувствую себя шлюхой, – Макс сам рассмеялся от такой мысли.

– Вы все любите драматизировать и играть в зависимости. Вам просто жизненно необходимо зависеть от кого-то или чего-то. Просто потому, что вам нравятся эти скандалы и жалобы. Тёлки – это говно. Жаль, что нельзя жениться на басухе и рожать с ней маленьких укулеле.

– Понимаешь, любить мы уже не умеем. Это всё, что нам осталось, – сказал Макс. – Это когда у тебя никогда не было примера нормальных взаимоотношений перед глазами. Скандалы становятся индикатором чувств. А всё, потому что мы вечно пускаем в свои постели, кого попало, а потом удивляемся почему такое дерьмо. И я бы просто не смог бы срать в душу нормальной девушке, поэтому я выбрал Сиську. Я могу показывать ей свою тёмную сторону, а она будет только рада, ведь у неё есть чувак, который поёт в рок-группе. А она идеальная девушка для меня – тупая безмозглая кукла. Мы просто поддерживаем имидж друг друга.

– Только потом вы оба об этом пожалеете, – сказал Герман.

Макс сполз с кровати и потянулся за гитарой. Вдохновение порой приходило внезапно. «Feel you like a whore», – напевал он, играя какой-то милый околоджазовый мотив. Получилась правдивая песня про шлюху и трах в туалете.

– А ты походу дела в душе романтик, – сказал Дани.

– А потом будет очень забавно объявлять со сцены: «А эту песню я посвятил своей девушке», – вставил Герман.

***

– Мне кажется, что алкоголь уже скучно пить, – сказал Дани, опрокидывая в себя стакан «Джека».

– Ну ты клизму что ли сделай, – посоветовал Макс.

– Я бы ширнулся, но боюсь игл.

– В лучших традициях рок-н-ролла ширяйся джеком, трахай шаурму и подтирайся кактусом.

Вопреки ожиданиям Германа в квартиру набилось полно народу. Большая часть была типичными халявщиками, тусующимися тут просто для массовки. Воронёку нравилась эта неуправляемая людская масса. Всё, как в старые добрые времена, когда он только начал жить один. Гнездо превратилось в флэт. Странно было приходить домой, когда люди на кухне спрашивают у тебя кто ты и сильно удивляются, когда узнают, что ты хозяин квартиры. Ещё забавнее было встречать каждый раз новых людей в своей постели. Эти времена были славными и безумными. Теперь же пришлось угомониться.

Макс скучал, он не знал добрую половину народа. Да и Сиська постоянно лезла целоваться и тискаться. Все присутствующие на вечеринки парочки вели себя абсолютно так же, словно у людей вообще нет какого-то иного способа проявлять нежность. И все вокруг обязательно должны это видеть. Потом Полина начала докапываться до Германа, предлагая ему замутить стрип-шоу с её участием на своём выступлении. Он кривился и говорил о формате группы. Кристи и сотоварищи наоборот звали её к себе, но Королева Силикона не благоволила им в последнее время. Дани заскучал и поджог себе штаны. Какая-то девчонка окатила его ведром воды, тем самым испортив басисту причёску.

– Нахер ты это сделал? – спросил Герман.

– Иногда просто необходимо сделать что-то тупое, чтобы развеяться, – сказал он, садясь обратно пить виски, сияя адекватностью и приличием.

Лукреция прислала Герману новую гитару «Gibson Les Paul», стараясь получить прощение. Он ничего ей не ответил, но от подарка не отказался. Воронёнок считал эту гордость излишней. А вещи всегда остаются хорошими и совсем не важно, кто их подарил и с какой целью. Ему нетерпелось опробовать эту гитару. Только с ней начали появляться мысли о записи альбома.

Весь вечер они не сталкивались, напиваясь в разных концах квартиры. Кристи пытался расшевелить Германа, но тот обращал на него мало внимания. Макс стрельнул у Сиськи ещё порошка, уходя в небытие. Это дерьмо перестало доставлять радость. У кого-то из гостей был с собой спайс. Макс решил добиться им, по привычке засыпая в бонг целую хапку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил кто-то сквозь густой кисель. Изображение подрагивало и искрилось совсем.

Макс ответил что-то невнятное.

– Дай пять, чувак.

Рука прошла сквозь руку, не встретив сопротивления. Макс сполз по стенке. Ватные ноги отказывались держать тело. Кто-то стоящий над ним, спросил что-то, но Макс уже не смог разобрать слов. Язык потерял смысл. Он смотрел на свою руку и видел все семь астральных тел. Они трескались как панцирь или старая кожа змеи. Главное было не закрывать глаза, потому что тогда этот мир становился ещё ужаснее. В груди начало неприятно покалывать.

– Помогите, кажется мне совсем плохо, – сказал Макс, с трудом узнавая свой голос.

– Да расслабься ты.

– Нет, там что-то с сердцем, – повторил он.

Всё тяжелее становилось дышать. Это было бы менее противно, если бы не мелькание колючего света в глазах. Связь с реальностью истончилась, как нить. Макс понял, что проваливается в дырку в собственном зубе. Его тянуло в чёрный водоворот. «Это не свет в конце туннеля, это просто сфинктр изнутри», подумалось вдруг. Тело перестало слушаться, став вдруг мёртвым и ненужным. Было страшно и как-то грустно в шаге от грани перед порогом неизвестности. Всё вдруг перестало интересовать, став каким-то вторичным. У него не осталось имени, он стал просто искрой света. Где-то в вышине плыло множество таких искр, все они сливались в единую субстанцию. Соприкосновение с единым было главной и истинной целью. Макс соприкоснулся с субстанцией, став на миг её частью. Вот оно высшее наслаждение – просто перестать существовать. Один миг пленительного счастья, чтобы потом уйти в пучину и исчезнуть насовсем.

– Останешься? – прозвучал голос из ниоткуда.

Секунда тянулась бесконечно.

– Я, пожалуй, вернусь.

– Ты уверен?

– Я что-то там забыл. Возможно себя.

В следующий миг Макс услышал биение собственного сердца. До него только сейчас дошло, что всё это время оно было неподвижным и мёртвым. Перед глазами выступали силуэты. Он узнал Полину, Германа и остальных. Воронёнок держал его за руку. Макс понял, что находится на кровати, хотя, точно помнил, что отключился в коридоре.

– Надо же так упороться, чтобы пульс пропал, – сказал Герман.

– Я сдох. К чёрту. Я сдох, – повторял Макс.

– От спайса же не умирают.

– Значит, я был первым.

– Котик, как я рада, что с тобой всё впорядке, – проворковала Полина. Но было как-то совершенно не до неё.

Он посмотрел на часы и понял, что с момента упорки прошло пятнадцать минут, которые в сознании успели трансформироваться в годы. Вот уж точно «пятнадцать минут вечного ада». В голове всё ещё скакали ложные воспоминания. Собственные мысли казались открытыми для всех вокруг. Захотелось в сортир. Макс с трудом встал и поднялся, понимая, что его кроет. У дверей сортира стоял тёмный ангел в шелках и перьях. Он казался тут совершенно естественной частью интерьера.

– Дай пройти, – сказал Макс.

– Да ну вас наркоманов, – сказал ангел, размахивая косой смерти. – Надоели подыхать и возвращаться.

Он зловеще хихикнул и растворился в воздухе. «Наверное, этот чувак заходил за мной, но слегка опаздал». У наркоманов и смерти вообще странные отношения. Они давние друзья, потому что каждый торчёк умирает неограниченное количество раз. Он вообще считается немного мёртвым и смерть для него – нечто естественное, возможно он даже не заметит, когда на самом деле умрёт, это будет продолжением трипа.

Вернувшись, Макс налил себе целый стакан неразбавленного виски и залпом осушил его. Начало отпускать.

Чуваки вернулись с целым коробком натуральной травы. У Макса просто не было сил отказаться. Спустя полчаса после своей смерти в свой день рожденья, нет ничего лучше, чем сидеть с косяком в зубах и бутылкой виски в руке. «Смерть тебя ничему не учит», – бросил Герман, проходя мимо.

Максу он вдруг показался подозрительно похожим на ангела смерти из недавнего трипа.

Глава 13

Всё началось с того, что пьяный Герман решил склеить тёлку. Наверное, средний перст судьбы толкнул его на такой неожиданный поступок. Дело было в баре неподалёку от дома, который успел сильно испортиться за последнее время, собственно, как и все заведения Москвы.

Воронёнок подвалил к симпатичной шатенке где-то в два часа ночи. Бар был пуст и скучен. Из динамиков играл простуженный джаз. За окном мелькали силуэты такси.

– Детка, пойдём со мной, ночь слишком хороша, чтобы проводить её в одиночестве, – выдал он.

– Я с малолетками не связываюсь, – холодно ответила она, меряя его холодным взглядом.

– Мне двадцать три, – хмыкнул Герман.

– Мне тридцать два, – ответила она без тени смущения.

– С виду не скажешь.

Она была непрошибаема как стена, но отступать так рано не хотелось. Аргументов в голове было мало.

– Вообще-то я музыкант.

– А я работаю в музыкальном бизнесе, – бросила она небрежно.

Было ясно, что разглядывать себя в зеркало было ей интереснее, чем говорить с подвыпившим гитаристом. В голове Германа загорелась красная лампочка. Надо было срочно что-то делать, чтобы не опозориться. Женщина подняла голову и взглянула на него так, словно видела в первый раз. Герман вложил в ответный взгляд всё своё обаяние.

– Ладно, поехали со мной, покажу тебе настоящий секс, – снисходительно бросила она. – Всё равно делать нечего.

Герман пошёл, пусть даже и чувствовал себя оплёванным.

В такси он запустила руки ему в штаны. Пришлось держаться, чтобы не трахнуть её прямо на сиденье. Её квартира представляла из себя большую студию с минималистическим дизайном, что больше походило на жилище холостяка. Обилие пустых бутылок и коробок из под пиццы.

– Кстати, а как тебя зовут? – спросил вдруг Герман.

– Мария. Мария Тофель, – ответил она.

Это имя действительно показалось ему смутно знакомым.

– На выпей «Хенесси» и падай в койку, скомандовала она.

Это был чумовой трах. Мария взяла власть в свои руки. Она была жёсткой, как постельный фюррер. Она сидела сверху, пригвоздив Германа к кровати своим хрупким телом.

Когда Герман проснулся, всё тело отозвалось тягучей болью, словно он провёл всю ночь в камере пыток. На руках алели свежие следы от наручников и пара сигаретных ожогов. Лучше уж получать свою долю боли так, а не принимать на сердце. И то, что болит на душе отлично выходит через раны и порезы.

Вошла Мария в красном халате и поставила на столик перед кроватью бутылку хорошего «Гинесса».

– Вот. Похмелись.

– Обычно я похмеляюсь водкой, но это точно сойдёт.

– Твою печень уже можно пускать на фуагра.

Она закурила, опускаясь в кресло. Герман наблюдал за плавностью её движений и дымом от сигареты. Он понял, что скоро пора уходить. Бутылка с пивом опустела в несколько глотков.

– Кстати, пришли мне пару демок. Может быть, играешь ты лучше чем трахаешься, – усмехнулась Мария. – Я постараюсь тебе помочь, если это чего-то стоит.

От неё он вышел в приподнятом настроении. Было недалеко и вполне можно дойти пешком, наслаждаясь утренней прохладой, глядя на спешащих куда-то людей. Апрель перетекает в май и уже можно жить. От приятных мыслей отвлёк телефонный звонок. Звонила мать. Лукреция рассказала ей про проблемы с алкоголем. Она рекомендовала лечь в клинику. Предлагала найти самую лучшую и даже заграницей. Герман прекрасно умел врать, особенно в такие моменты. Мало того, что он честно полагал, что не нуждается в лечении и вполне себе может протянуть и так. Лукреция драматизировала. Она хотела любыми путями вырвать его из привычной среды.

Дома встретил Макс, излучающий какую-то подозрительную теплоту и любовь

Ближе к вечеру Герман рассказал ему эту историю, тот смеялся, шутя про шоубизнес через постель.

– Вот не надо. Трахался я с ней просто так и это не стопроцентная вероятность, что всё выгорит. Тем не менее, Герман прислал ей пару домашних записей и вскоре забыл про этот инцидент.

 
***
 

В это время «Opium Crow» наконец-то удалось сделать себе сольный концерт в небольшом клубе за пределами садового. Герман считал такие места помойкой, но отказываться было глупо. На репетиции он превращался в полного тирана, стараясь добиться от всей команды идеального звучания. Чтобы расширить концертную программу пришлось добавить в неё каверы. На взгляд Германа Максу вообще не давались чужие песни. В «Welcome To The Jungle» его голос звучал как карикатура на голос Эксла Роуза. Учитывая, что настоящий голос Макса был намного ниже, это звучало несколько странно. Петь эту песню своим натуральным вокалом не получалось вовсе. С «Lost Boys» «The69Eyes» ситуация выходила обратная. Пришлось всё немного изменить, сделать кавер агрессивнее и жёстче оригинала.

– Да всё зашибись, только «shades of blue», а не «shit of blue», – поправил его Герман.

– Да ты думаешь слова кто-то слышит?

Позже Макс начал ныть, что без ритм-гитары ничего не звучит, но Герман скорее убьёт, чем допустит в группу ещё одного гитариста. Он был очень ревнив, если дело касалось собственной музыки.

– И вообще, мне скучно стоять без инструмента, как неприкаянному, – продолжал Макс. – Я тоже, между прочим, умею играть на гитаре и музыку тоже могу писать.

– Не говори при мне, что умеешь играть на гитаре, пока я тебя не треснул, – Герман начинал закипать.

После репетиции все собрались за пивом в парке.

– Знаешь, мне впервые уютно на наших репах, – сказал Макс. – Раньше я всё время чувствовал себя лишним либо каким-то отдельным элементом. Теперь же мне как-то спокойнее.

***

Перед концертом в гримёрку пришла журналистка одного из вебзинов, посвященного тёмной сцене. Рок-журналы постепенно канули в лету, уступив место интернету. Такие дети постоянно маячат на разных мероприятиях ради халявного прохода в клуб. Максу понравился её прикид готической школьницы и рваные колготки в сетку.

– Вы рискуете стать главным открытием этого года, – начала она, грызя кончик ручки. – Сколько уже существует группа?

– Где-то около полугода, – ответил Герман. – Но раньше у нас у всех были разные проекты.

– Я играл с пункерами в подвале, – рассмеялся Макс.

Девушка вопросительно посмотрела на Дани.

– Я вообще не играю, я яйца чешу, – ответил он.

– А кто из вас пишет тексты, а кто музыку? – она перешла дальше к списку вопросов.

– Большую часть текстов пишет Макс, но и я, когда у меня есть вдохновение. С музыкой аналогично, но все аранжировки мои, – сказал Герман.

– Как приходят идеи ваших песен?

– Сначала они шли ко мне из другого мира. Они были отрешёнными и странными, теперь же всё черпается из моей жизни, – ответил Макс. – Всё изменилось. Стало насыщеннее.

– Есть ли у вас кумиры в музыкальной среде?

Герман решил ответить первым. Он упомянул Дэвида Боуи, Элиса Купера, Хендрикса, Слэша, Роберта Смита и ещё целый список имён. Так же добавил, что никого не хочет копировать. Макс же от ответа воздержался, потому что было слишком трудно вспомнить хоть кого-то.

– Когда планируется выход вашего дебютного альбома? Мы и многие ваши поклонники уже заждались вашего диска.

– Не думаю, что это будет скоро. Мы ещё в полной мере не готовы к записи. Альбом должен быть по-настоящему классным, чтобы всех порвать.

– А ещё у нас пока нет денег, – встрял Макс.

– Мы думаем попробовать записать альбом на пожертвования наших поклонников, как делают сейчас многие. Наверное, отчасти это выглядит как грязное попрошайничество, но мы и так рок-н-рольные бомжи, – продолжил Герман.

Макс заскучал вопросы были скучными и банальными, ему хотелось как-то больше и откровеннее рассказать о природе своих песен. Сейчас он снова переборол своё отвращение к ним. Они снова казались живыми. Он вообще представлял себе интервью более интересным. Всякие там провокационные вопросы про шлюх и наркоту. Ему просто показалось, что публика знает о нём ещё слишком мало, чтобы распускать сплетни. Но ничего, ещё есть время подать им повод для размышлений.

Поры было выходить на сцену и снова жить. Взрываться, истекая собственной кровью, на глазах у удивлённой публики. Что его песни, если не чистая грязь? Людям нравится его музыка, но они предпочтут не касаться этого дерьма даже трёхметровой палкой. Если бы они знали, про что все эти песни, что эти истории не просто блеф, что это целые лоскуты жизни, смятые и разрозненные. А Макс будет и дальше медленно убивать себя, выжимая песни как кровь по капле. Они переживут его.

Герман снова выпил перед выступлением, чувствуя, как на него накатывает волна небытия. Дани пошутил как-то раз, что Воронёнок может играть ещё десять минут после того, как отключится. Эти руки помнят все ноты. Он мог играть спокойно, даже когда руки Макса обвивали его за талию, или даже когда тот опускался на колени, имитируя оральный секс с гитарой. Играть со стояком тоже просто и возможно.

Сегодня все были в ударе, и группа и толпа. Пот лился ручьями. Было жарко как в кровавой бане. «Opium Crow» жгли, переполненные чувствами.

 
***
 

Всё было хорошо и ничто не предвещало беды. «Opium Crow» прикатили на очередную вечеринку, которую они должны были обеспечивать музыкой. Был приятный майский вечер, источающий запах жасмина. Слишком душно, чтобы сидеть в клубе, дожидаясь начала. Герман прогуливался у чёрного хода на высоких каблуках. Макс и Дани, курили прислонившись к стене.

– Как ты вообще в этом выступать сможешь? – спросил Макс.

– Ничего, нормально, – ответил он. – Когда работал моделью, я ещё не такого натерпелся.

Из-за угла вырулила парочка в чёрном. Макс не обратил на низ никакого внимания. Герман узнал их и демонстративно отвернулся. Это были чувак и тёлка из «Devil’s rose».

– Эй, Герман, ну ты совсем, как педик! – усмехнулась она.

Тот ничего не ответил. Дани как бы невзначай метнул в их строну бычок.

– Эй, мы назвали тебя педиком! – присвистнул Бройлер.

– Не потому ли ты называешь меня геем, что сам дрочишь на мои фотки ночи напролёт? – небрежно бросил Герман.

– Да пошёл бы ты! – Бройлер сплюнул под ноги.

– Сколько бы ты не косил под меня. Тебе никогда не сыграть и половину моих соло, – Герман картинно поправил волосы, растрепавшиеся на ветру.

– Дорогие гитары ещё не делают тебя музыкантом, – хихикнула девка.

Максу надоел этот балаган так похожий на спор двух блонднок. Он подошёл и положил руку Герману на плечо:

– Пойдём отсюда. Они меня утомляют.

– Да, твой любовник дело говорит. Проваливайте, – усмехнулся Бройлер.

Макс почувствовал, как в его голове щёлкнул переключатель. Режим надменного дружелюбия сменился расчётливой жестокостью. Его кулак прилетел в лицо гитариста «Devil’s rose», разбивая и без того сломанный нос. Тот сделал ответный замах, но промахнулся. Удар сбил его координацию. Тёлка завизжала пронзительно как сирена. Герман отшатнулся в сторону, он понимал, что в драке от него толку мало. Дани пытался оттащить Макса, но получив локтём в лоб, быстро изменил своё решение.

«Opium Crow» не выперли раз и навсегда с тёмных вечеринок, лишив при этом халявного бара и внимания тусовки. Всё было бы вполне приемлемо, если бы организаторы согласились бы назвать хотя бы одну причину. Дальше всё покатилось в ещё более скверную сторону, когда их выступление на фестивале было отменено, потому что «Devil’s rose» отказались выступать с ними на одной сцене. Организаторы считали «DR» ценными участниками, потому и пошли у них на поводу. Герман злился, он говорил, что просто может губительно сказаться на их карьере.

Чёрная полоса тянулась бы и дальше, если бы внезапный звонок от Марии.

– Привет. Забыла совсем о тебе. Так бы и не вспомнила, если бы не наткнулась вчера снова на твою демку. В первый раз она меня не впечатлила. Но если хорошенько нюхнуть и переслушать, то всё встаёт на свои места. Не желаешь ли съездить в тур?

– Реально в тур? – переспросил Герман.

– Ну так сказать. Покататься в сторону югов. Я должна была вести «Х.Z.c» (по названию Герман догадался, что это очередная безликая альтернативная команда, пользующаяся успехом у школьников), но их гитарист сломал руку. А договорённость с клубами осталось. Я спросила: могу ли я отправить туда другую команду, некоторые из клубов дали согласие. Вы конечно хрен что получите, но дорогу, еду и бухло вам оплатят.

– Я только за, потому что Москва объявила мне бойкот.

– Это уже интересно.

– Чем же?

– Если тебя ненавидят, значит, это чего-то стоит? – сказала она на прощанье.