Текст книги "Сердца нет!"

– Вот как раз иду подарок дарить, – Ларри вертит коробочку в руках.

– Умница, – Ларри терпеть не может, когда его называют «умницей», но у Герольда есть особенная черта: доводить всех тем, что другие терпеть не могут, и делать это искусно, не вызывая желания возразить, ответить. Ты просто подчиняешься ему и проглатываешь все слова грубого пробирающего голоса. Мэриан ненавидит, когда его называют Мэри, но отцу он ещё никогда при Ларри не возразил, хотя кулаки сжимал, кажется, каждый раз. – Ты ещё совсем юн, но скоро поймёшь, что семья – это единственное, что у тебя есть и за что стоит бороться. Так что давай, не ругайся с Лиз.

Ларри не понимает, к чему тот говорит ему эти слова, но согласно кивает.

– О да, они вечно пререкаются, Герольд, – встревает мать, изрядно выпившая, но ещё не окосевшая. – Думаю, конечно, это возрастное, но они почти не общаются толком с тех пор, как она на старшие курсы перешла, – продолжает причитать, и Герольд, ухватив держащую его за локоть руку матери, хлопает по ней, успокаивая. – Эх, и в пансионе отдалились тогда, и тут, в родных стенах.

– Ничего, Донна, – обращается к матери, – он умный мальчик, думаю, сможет найти с ней общий язык. – Снова вперивается взглядом: – Верно, Ларри?

– Конечно, мистер Герольд, – слишком тихо, не так, как хотелось, произносит Ларри, но смелость вечно улетает куда-то в открытое окно при встрече с дядей.

– Вот и умница, – слегка улыбается и добавляет: – Теперь иди куда шёл, а нам с твоей матерью нужно многое обсудить.

* * *

Ларри уже давно не ездил в город. Так давно, что в памяти остались лишь короткие обрывки. Ему тогда исполнилось лет пять, и Мэриан с Герольдом взяли его с собой, чтобы показать, чем живёт Резервуд и чем дышат обычные жители, а не те, кто проживает как и он – на окраине, в особняках. Но смутные картины, мелькающие в голове, не складываются в единое целое. Ларри помнит красивые невысокие здания, много велосипедов, пустые улицы днём и наполненные толпой людей вечером. Ещё он помнит тёмные дома и резко загорающийся свет фонарей на пару часов. Помнит общественное кафе, где электричество работало днём. Он пил какой-то странный напиток, до сих пор не может вспомнить, что это было, но на вкус он тогда показался немного противным. Однако, смотря на Герольда и Мэриана, которые пили и ели всё, что предоставили, ему было стыдно отказываться от напитка, и выпил до конца. Ещё он помнит, как Мэриан держал его всю дорогу за руку и рассказывал по пути факты о городе, о жителях. Маленький Ларри не понимал и половины, но, чтобы не показаться глупым, вечно поддакивал и кивал. С тех пор он и полюбил читать книги – чтобы самому рассказывать Мэриану интересные истории.

Сейчас Ларри и есть тот самый человек, который разъезжает на велосипеде. В город с тех пор он не катался, а проводил всё время либо в пансионе, либо на территории их дома. Для столь далёкого, по мнению матери, путешествия он слишком мал, чтобы кататься одному. Да и она считает, что нечего там делать, ещё успеет нагуляться и насмотреться всякого.

А Ларри уж очень хочется насмотреться этого «всякого» и понять, что именно она имеет в виду.

Если то, что каждый день в одно и то же время свет зажигается по всему городу на пару часов, то он уже в курсе. Если про то, что кругом одни монополии и лишь редко встречаются отдельные частные заведения, передающиеся по наследству, – тоже. Ещё он даже знает, что есть особенные места, куда пускают далеко не всех, тем более Ларри ещё не скоро пустят: места, где люди расслабляются, как говорил Мэриан.

А Ларри уж очень хочется посмотреть на эти самые «места, где люди расслабляются», и понять, что это вообще значит?

И сегодня он едет вместе с Мэрианом туда, неизвестно куда, и без понятия, что же их ждёт. Такой дикий восторг он не испытывал уже давно. В последнее время все было либо немного пресно, либо негативно, и Ларри уже забыл чувство искренней радости. Когда они проезжают по извилистым дорогам, он, отпустив руль и раскинув руки в стороны, представляет себя летящей птицей, и ветер, искусственно вызванный скоростью, колышет рубашку и волосы, освежая своей прохладой и проясняя застоявшиеся мысли.

Он вспоминает, как летучий змей птицей улетел за территорию пансиона, и Ларри надеется, что в лучший мир. Там, где сейчас Шон, Таня, Сэм, Лина, Кэтрин, Соня, Пол, Роберт и многие-многие другие ребята, с которыми ему довелось познакомиться и которых теперь нет. Но, как говорят, мёртвые живы, пока о них помнят. Ларри помнит каждого и клянется никогда не забывать, пока они все в конце концов не встретятся.

Постепенно подбираясь к центру города, Ларри замечает, что домов становится всё больше и больше: они своими треугольными крышами будто пытаются проколоть небеса. Окна выглядят всё аккуратнее и ухоженнее, на их подоконниках красуются цветы в горшках. Фасады красные, зеленые, белые – основные цвета города, а Ларри уже и позабыл об этом. Количество этажей с каждым километром увеличивается, появляются красивые старинные здания с колоннами. Людей по пути встречается немного, и то в основном тоже на велосипедах: все в различных формах одежды – видимо, рабочих, а значит, катаются по делу. Из просто гуляющих попадаются в основном только беременные женщины и маленькие дети. Ларри знает, что «работать обязан каждый и до конца жизни, пока человек не сможет отдать всего себя служению немногочисленному народу, который также служит во всеобщее благо». В учебниках по разным предметам не раз повторяют одно и то же, вдалбливая в головы всем о том, что их ждёт в «счастливом» будущем.

Он едет чуть поодаль от Мэриана, периодически притормаживая на сложных участках, потому как не умеет так же хорошо кататься, как его брат. Наконец, подъезжая к какому-то пятиэтажному кирпичному зданию с красивыми зеркальными окнами, Мэриан останавливается, и Ларри повторяет за ним. Припарковав велосипеды, Мэриан кивает в сторону входа, над которым висит вывеска «Музыкальные инструменты». Точно, Ларри вспомнил то самое здание, где они гуляли с Мэрианом в прошлый раз, а особенный городской воздух разбудил чувство ностальгии, и Ларри заулыбался.

– Вспомнил? – спрашивает Мэриан.

– Почти, – приподнимает голову Ларри, смотря вверх, на крышу здания. Ласточки свиристят и ныряют в воздух. Ларри помнит, как садовник ему рассказывал о них: если ласточка упадет на землю, то больше взлететь не сможет, пока ей никто не поможет и не поставит на край чего-то повыше, откуда она сможет нырнуть и тем самым продолжить жить, а не умирать лёжа на земле.

Солнечный блик ослепляет Ларри, и перед глазами мелькают зайчики. Он жмурится несколько раз, но те не пропадают.

– Пойдём внутрь, – чувствует ладонь Мэриана на своём плече и как его направляют вперёд.

Бродя по магазину, Ларри уже перестаёт часто моргать и может разглядеть, что же происходит вокруг. Внутри очень светло и горят огромные люстры под потолком да бра на стенах, потому как в монополистских магазинах свет работает круглосуточно. Помимо этого, электричество доступно всегда в административных зданиях, больнице и аптечном доме. Большинство заводов, коих не очень много, а в Резервуде и подавно: только деревообрабатывающий, насколько Ларри известно, и по изготовлению кожаных изделий, – также обеспечены током в рабочее время.

– Во, пойдём сюда, – за оба плеча подталкивает Мэриан куда-то в арку, и Ларри не успевает прочитать название отдела.

Оказывается, отдел электрогитар. Ну кто бы сомневался?

– Ну что, на какой сыграть, Ларри? – проводя ладонью по висящим на стене инструментам, воодушевленно спрашивает Мэриан. Его глаза горят, а пальцы гладят корпуса и струны так нежно, что Ларри начинает ревновать.

Он выбирает самую невзрачную:

– На этой! – тычет пальцем.

Мэриан аккуратно снимает гитару, садится на стоящий неподалёку табурет и начинает настраивать её, прислушиваясь. Его взгляд, обращённый к неказистому инструменту, такой теплый, и Ларри невольно задумывается, что, наверное, когда что-то любишь, то тебе неважно, как оно выглядит.

– Нет, мне не нравится, – вертит головой Ларри, в ответ получает изумлённый взгляд.

– Ах так!

– Да как ты играешь – нравится, как звучит – не очень, – смеётся Ларри в кулак.

– Хм, ты прав, – одобрительно кивает Мэриан, встает и вешает гитару обратно. – У тебя есть слух. Давай вот эту попробуем?

Взяв очередную гитару, снова наигрывает, приплетая гримасы на лице аки крутой рокер, и, закончив, вопросительно смотрит на Ларри, ожидая вердикта.

– Да, красиво, – теперь уже Ларри демонстративно задумывается и, пожимая плечами, добавляет: – Но не очень.

– Да что такое, – Мэриан подозрительно щурится, глядя в глаза Ларри, – ты уже занимался музыкой?

– Нет, а что? – недоумевает Ларри.

– Замечаешь такие мелочи… – повесив гитару, произносит Мэриан, будто немного теряясь в своих мыслях. Но затем поворачивается и, хлопнув в ладоши, говорит: – Так, ладно, пойдём в кафе, как раз скоро свет включат в одном частном… О нем мало кто знает, поэтому толпы не будет, – шепчет на ухо.

– Это так необычно… Ну, что света нет большую часть времени. Дико, – Ларри задумчиво ковыряется в кексе с изюмом. Они добрались какими-то тёмными закоулками до кафе под названием «Турисас». Мэриан пьёт кофейный напиток, а Ларри заказал себе кекс и чай. Вокруг и правда немного людей, по сравнению с общественным кафе. Приглушённый свет умиротворяет, а мягкая речь Мэриана ласкает слух.

– Ты просто ещё на старшие курсы не перешёл, привыкнешь. Ты вообще, что ли, с Лиз не общаешься? – удивленно спрашивает Мэриан.

– Как-то нет… – устало вздыхает Ларри. – А что там?

– Ну, вас будут по полной готовить ко взрослой жизни. Ну, точнее, тебе это на практике не нужно будет в итоге, но в любом случае, как говорит мой отец, пригодится.

Ларри знает слухи о том, что в дальнем корпусе совершенно другой распорядок дня, другие правила, форма и что люди выходят оттуда… другими? «Ну конечно другими, они же в любом случае взрослеют и меняются», – думал тогда Ларри, но сейчас понимает, что под «другими» имеется в виду, видимо, немного иное.

– Так вот почему они все такие угрюмые там ходят… – делится частью своих соображений Ларри, на что Мэриан, сидящий напротив, пожимает плечами. – А у вас все так же, как и у нас?

– Да нет, есть различия, – Мэриан опускает кружку, ставит локти на стол, соединяя пальцы в замок и утыкаясь в них губами, отчего голос становится приглушённым: – У нас полегче, так как после учёбы мы все в армию отправляемся на год. Ну, все, кто годен. Даже я через год пойду, да-да, – обреченно добавляет он, когда Ларри открывает рот, чтобы спросить насчет самого Мэриана. – А вот у вас в городе армия, так скажем, размазана по старшим курсам. Так что, Ларри, лови момент и побудь ещё немного ребёнком.

Ларри сейчас не беспокоит, что его называют ребёнком и что будет на старших курсах, его больше волнует то, что вскоре с Мэрианом пропадёт связь на целый год.

* * *

Ребята ещё не раз за неделю пребывания семьи Келли в Резервуде гоняли в город, когда Мэриан не был занят репетицией с местной группой. В последний день Ларри вспоминает, что у него есть подаренный родителями телефон и, прихватив его с собой, когда они снова оказываются в том самом кафе, просит брата научить пользоваться загадочным гаджетом.

– Так, ну смотри, вот это – мой номер. Между городами связь не работает. Так, вот сейчас запишу номера твоих родителей. А это вот браузер, но интернет супер дорогой, да ещё и закрытый у каждого города. Только корпорации и определённые лица могут им свободно пользоваться. Но ты можешь, например, не знаю… Музыку скачать, да. И то, местных групп. Хотя есть, конечно, и пиратские сайты…

Мэриан всё болтает и болтает, а Ларри ничего не понимает и пропускает мимо ушей. Голос, который он снова не услышит ещё полгода, сейчас кажется особенно нежным и родным. Кажется, если Ларри отвлечется, то всё – упустит момент, наступит завтра, голос улетит на дирижабле вместе со своим хозяином, оставляя лишь лёгкий след в памяти.

– …вот, а теперь, улыбнись! – Мэриан выпрямляет руку с телефоном перед собой. Наклонившись к Ларри, натягивает улыбку, а Ларри засматривается на неё – вдруг сверкает вспышка. – Эй, ты не посмотрел в камеру. Ну да ладно, короче, это вот камера. Качество так себе, у меня лучше будет, но тебе пока сойдёт. Оп, сохранил. Держи. Ну что, всё понял?

– Э-э, контакты, дорогой интернет, камера… Думаю, да. Спасибо, – Ларри кладёт телефон в карман и принимается за уже остывший чай.

– Да разберёшься, если понадобится. Там ещё видео есть, кстати. Правда, записывает, по-моему, секунд тридцать, но тебе опять-таки больше и ни к чему.

– Угу, – Ларри вообще не знает, на фига ему фото и видео, но попробовать поснимать дома можно будет, конечно.

– …и диктофон. Да, кстати. Вот, выбирай, – кладёт перед Ларри несколько медиаторов. «И на фига мне медиатор?» – задумывается Ларри, но Мэриан, словно прочитав мысли, добавляет: – На память обо мне.

– Тогда… – Не может же Ларри сказать, что на память о Мэриане он готов забрать все его медиаторы. – А можно два? У меня есть друг, я бы ему тоже вручил.

– О, у тебя появился настоящий друг? Это круто, конечно бери! – искренне радуется брат.

– Спасибо, он из приюта, думаю, будет рад, – Ларри указательным и средним пальцем вытаскивает из кучки медиаторов парочку одинаковых – черно-золотых.

– А я рад, что ты не один, – подпирая одной рукой подбородок, другой тормошит волосы Ларри.

«Да, я тоже».

* * *

Ларри не может уснуть уже как полночи перед отъездом брата. Мысли атакуют голову, и нет возможности зацепиться за какую-то определенную. Он думает обо всём и всех, кто его окружает. О сестре с её непростым придурковатым характером, но когда он подарил ей подарок – впервые за долгое время, – она искренне обняла его и поблагодарила, поцеловав в щёку. О матери, которая в последнее время часто пьёт. Об отце, который вечно где-то пропадает, не слышно, не видно. О вездесущем Герольде, который, кажется, видит чужие слабости, просто взглянув в глаза. И о Мэриане, который так неожиданно стал близок, вновь заставляя Ларри думать сейчас о том, что он всё это себе придумал. Ещё ему кажется, что сейчас Келли улетят, и наступит полный штиль в его жизни вплоть до момента, когда снова увидится с Ховартом и подарит ему медиатор. Он даже начинает придумывать, как бы уговорить родителей пригласить Ховарта в гости в какие-нибудь из следующих каникул…

Солнечный луч пригревает так, что влажные кудряшки прилипают ко лбу. Ларри ладонью смахивает их назад и отворачивается от окна, прячась под одеялом от коварного света.

«Свет? Утро? Проспал!»

Ларри подскакивает с кровати и падает на пол, спотыкаясь обо что-то тяжелое.

– Ай, м-м-м… – он хватается за ушибленную коленку и со злости пинает это «что-то» пяткой. Продрав глаза, видит перед собой чехол, в котором явно лежит гитара. А сверху записочка:

«Проспал, Барашек!

Ну и ладно. Держи, это тебе подарок от меня. В кармане чехла лежит самоучитель, который я сам написал (да, и рисуночки тож мои). Пользуйся медиатором по назначению, я ж не совсем дебил, чтобы просто так его дарить. До встречи на твоём дне рождения. Чмоки!

М.К.»

Глава 6
Дальний корпус

Прошло чуть больше года с тех пор, как Ларри получил в подарок электрогитару. В пансион, конечно же, запрещено провозить такие крупногабаритные личные вещи, поэтому он таскает с собой только самоучитель и медиатор – на шее, в виде кулончика. Второй он отдал Мышке, чему тот был несказанно рад. Он-то и предложил сделать из них парные кулончики в знак дружбы. Ларри показалось это слишком трогательным, но он не отказался. Да и маленькое отверстие для шнурка никак не помешает в случае чего воспользоваться медиатором по назначению. Что он и делал весь седьмой курс, умудряясь мастерить из подручных средств, натасканных из ангара, – пара дощечек, гвозди и леска, – макеты гитары для тренировки пальцев и прятать под кроватью.

Но настал очередной учебный год, ребята оказались в дальнем корпусе, и от макетов пришлось избавиться в срочном порядке, так как дошёл слух, что здесь проверки комнат на предмет несоответствующих личных вещей происходят на регулярной основе.

Широкое пятиэтажное кирпичное здание с высокими узкими тёмными окнами, окружённое размашистыми дубами, словно внушает какой-то первобытный страх всем, кто впервые видит его. Ребята кучкуются, шепчутся, глаза широко раскрыты. Однако Ларри раньше бывал здесь, когда посещал библиотеку, потому как детская библиотека не представляла с определённого момента для него интерес, и ему здание не кажется необычайно пугающим, как говорят его товарищи. Но мысль, что здесь придётся провести ближайшие пять лет, совершенно не радует. И не просто провести, а выжить бы как-нибудь. Здешний распорядок сильно отличается от того, к которому привыкли ребята, и теперь все новоиспечённые восьмикурсники, сидя за длинным общим на весь курс столом, ноют и возмущаются, делясь друг с другом негодованием. Громко говорить нельзя, иначе можно получить половником по голове и выговор на имя директора, поэтому все по большей части шушукаются. Рядом с ними, друг за дружкой, по возрастанию соответствующего курса, располагаются ещё четыре одинаковых стола.

Слегка обернувшись, Ларри замечает знакомую чёрную макушку где-то в конце соседней скамьи. Тео, активно жестикулируя, болтает со своими товарищами. Его чёрная косая чёлка отросла и теперь закрывает пол-лица, и он, периодически дуя, подкидывает её, чтобы не мешалась. Тёмные глаза, как две чёрные дыры в пространстве, даже издалека притягивают к себе внимание – и вот они уже смотрят на Ларри. Он, опустив взгляд, отворачивается, словно медленно ускользая от прицела, и обращается взором уже к своим приятелям.

– Нет, ну это вообще, вставать в семь утра! И не просто на учёбу, а на тренировку, – заговорщицки, чуть наклонившись над столом, произносит Нелл, сидящая напротив, – бледная светловолосая девушка, которая училась раньше в параллельной группе. Сейчас из всего потока составили только одну группу в пятьдесят человек – из тех, кто остался в живых. – А форма… – выпрямляется и оглядывает себя, – вы только гляньте. Кажется, ей уже лет триста.

На смену чёрным вельветовым пиджакам пришли темно-синие летние и зимние мундиры с отличительными эмблемами в виде определённого цвета ромба на левой части груди. У восьмых курсов – красные.

– Тебе в любом случае идёт, Нелл, – мягко произносит Мышка, сидя справа от Ларри и помешивая свою порцию овсянки. Он выглядит спокойным, но немного смущённым, и Ларри ухмыляется, подавляя смешок стаканом воды. Его друг явно неровно дышит к этой Нелл, которая внешне больше похожа на его родную сестру и не особо-то обращает на него внимание. Хотя она вообще не очень обращает на кого-либо внимание, привлекая его только к своей персоне, тем не менее этот факт никого, вроде как, и не раздражает. Кажется, будто это её изюминка, поскольку своими всплесками эмоций она довольно умело разбавляет мрачный настрой, порой царивший за столом или на уроках. Жёсткие правила поведения она пока не может усвоить, отчего уже успела схлопотать два низших балла за поведение в первую же неделю учёбы.

– Спасибо, Ховарт, – мило улыбается Нелл, заправив челку за ухо и мельком выстрелив глазами в Мышку, но тот всё ещё усиленно любуется овсянкой. – Думаю, я уже не вырасту, и эта старая форма с заплаткой на локте останется со мной на ближайшие годы, сменяя только эмблемы… Эх…

– Не переживай, ты не одна такая. Я, походу, тоже уже не вырасту, – подбадривает Ларри, дожёвывая уже остывшую склизкую кашу и указывая на дырку в подкладке мундира. Ларри как резко вымахал пару лет назад, так больше ни на сантиметр и не продвинулся: Мэриана до сих пор не перерос, хотя обещал; даже Ховарт его уже почти догнал; остальные ребята также не отстают. Хорошо, что хоть девчонки все примерно на его уровне и ниже и, вроде как, расти дальше не планируют.

– Мужчины растут до двадцати пяти лет, Ларри, так что надежда ещё есть! – обнадёживает Нелл, и Ларри в ответ, изобразив радостную гримасу, показывает большой палец вверх.

Звенит звонок, сообщающий, что всем срочно пора заканчивать со скудной трапезой и возвращаться к учёбе. Ларри относит к окну с грязной посудой свой поднос и оказывается позади знакомой спины. Однако Тео стал выше Ларри на голову и явно покрупнел по сравнению с позапрошлым годом.

«Сколько ему? Четырнадцать? Пятнадцать? И спортом занимается… Интересно, в этом году он продолжит меня доставать?» – вздыхает Ларри и вспоминает, каким же спокойным был седьмой курс.

– Смотри, куда прёшь, кудрявый, – незнакомым, басовитым голосом произносит Тео, когда Ларри, задумавшись, наступает тому на ногу. Тео уже поставил свой поднос и развернулся обратно, а Ларри как всегда неуклюже тупит.

– Отходи быстрее, чё тормозишь? – язвит Ларри вместо извинений, но позволить Тео такую роскошь он не может. Тот приподнимает бровь – одну или обе, Ларри не знает, так как челка закрывает обзор наполовину – и как-то подозрительно скалится.

– Ещё увидимся, Ларри, – бросает он, направляясь в сторону выхода, и собственное имя Ларри кажется слишком острым. Наверное, в этом году ему всё же не избежать стычек с Тео.

Неделю Ларри в дальнем корпусе, а с ним только в гляделки играли. Ларри уже обрадовался, что тот перерос их непонятные перепалки, но теперь что-то ему подсказывает, что всё ещё впереди. Хотя, если год назад Тео несмотря ни на что наехал бы на него и хотя бы подставил подножку, наступи Ларри тому на ногу, то сейчас ведёт себя довольно сдержанно. И правда, видимо, как и говорил директор, старшекурсники по большей части становятся тише воды, ниже травы. Правда ведь?

Первая неделя учёбы пролетела незаметно: сначала новеньких встретили здешние преподаватели и распределили попарно в комнатах, затем провели экскурсию по корпусу и по территории, находящейся за ним, которая, оказывается, настолько огромная, что по площади равна трём территориям детского корпуса. Ларри сначала задумался, зачем столько? Оказывается, помимо утренних тренировок, старшаки выполняют такую работу, как уход за животными, посадка и сбор урожая – несколько полей! – и когда только учёбой заниматься? На деле выходит, что работа в поле – это своего рода наказание для провинившихся, а за животными нужно ухаживать каждый день по особому расписанию, по крайней мере весь восьмой курс, а далее – кому как повезёт. Собственно, и вопрос о том, почему Ларри никогда толком не видел раньше старшекурсников, тоже отпал: а им и некогда гулять и фигнёй страдать. Видимо, всякие вылазки на каток и футбол – своего рода единственное развлечение в стенах пансиона. Ну, возможно, ещё на посвящении будет интересно, которое, как стало известно, проводится в октябре.

Но самый сильный удар для новеньких – режим света, почти как и в обычной взрослой жизни, а именно: только в семь вечера на три часа включается электричество. Ну хоть на час больше, чем в городе, и на том спасибо. Вот только попробуй успеть сделать всё, что необходимо, за этот промежуток времени, чтобы потом глаза не вывалились при тусклом освещении дымящейся свечи. Хотя и при тусклом освещении одной-единственной лампочки на комнату тоже велика вероятность в скором времени ослепнуть, но раз в городе такие правила, то и здесь аналогичные. Подготовка ко взрослой жизни!

Может, многим это и кажется обычным, но дома у Ларри доступ к свету есть всегда, и теперь он чувствует себя белой вороной.

Ну хоть теперь он живёт в комнате вдвоём вместе с Мышкой. Томас вообще с ними перестал нормально общаться, только и делал в прошлом году, что наезжал, огрызался и появлялся лишь переночевать. Ларри, несмотря ни на что, переживал за бывшего друга, но тот не хотел идти на контакт, словно специально отдаляясь. А вот изрядно вытянувшийся и даже немного похорошевший Мышка: лицо перестало трещать по швам и приобрело необычайно изящные, по мнению Ларри, формы, а позвонки уже не торчат, как у фантастических троглодитов из книг, – радует своим присутствием в жизни ещё больше, чем раньше. Ларри и не думал, что они настолько сблизятся, но сейчас он готов ему доверить почти все свои тайны. Самую уязвимую тайну он, оберегая, пока что носит за пазухой, под сердцем, ведь пока в их дружбе всё хорошо, и Ларри не торопится…

Не торопится признаваться в том, в чём сам себе не мог признаться, но устал отрицать очевидное: ему нравятся парни, а не девушки. А если ещё конкретнее, то ему нравится его кузен. Тот, конечно, не воспринимает его настолько серьёзно. Да и вообще, со временем, пока Ларри привыкал к своим чувствам, он понял, что в обществе они не являются нормальными. Пару раз Ларри слышал, как таких же, как и он, с позором отправляли по обмену в другие города на более тяжёлые работы и где наименее выражен дефицит с деторождением. Признаться Мэриану – всё равно, что обречь себя и свою семью на нестираемую кляксу бесчестья, поэтому Ларри просто пытается наслаждаться редкими встречами с братом. В этом году Мэриан отправился в армию, и теперь они вообще не скоро увидятся. Ларри хочется отвлечься и погрузиться во что-то, глубже утопая в делах, дабы постоянные мысли о брате не сверлили мозг.

– Гляди, я сегодня стащил с местного ангара леску и деревяшки. Сделаю как в прошлом году себе подобие гитары и теперь буду тебе тут концерты устраивать, – поиграв бровями, Ларри демонстрирует свой трофей: две дощечки и спутанный моток лески.

«Да уж, Ларри, ты умеешь отвлекаться. Прямо-таки профессионал. Учишься играть на гитаре, подаренной человеком, по которому с ума сходишь, и при помощи самоучителя, который написал всё тот же человек», – саркастично думает насчёт себя Ларри.

– Ага, клептоман ты, а не гитарист, – смеётся Мышка, полулёжа расположившись на кровати. Сейчас у ребят послеучёбное свободное время, уроков пока много не задают, так что есть время на отдых. Мышкина тумбочка рядом с кроватью уже завалена пирамидой книг, а сам он листает что-то по психологии. Он очень увлёкся идеей стать психологом, наплевав на прежнюю мечту об инженерии, но Ларри его в этом тоже поддерживает: какая разница, кем станет Мышка по работе, если он уже тот, кто ему нужен по жизни?

– Одно другому не мешает, – пожимает плечами Ларри и усаживается к себе на кровать. Ему непривычно спать так низко после верхнего яруса, но теперь он хотя бы не видит пустующий матрас, напоминающий о Шоне. Сейчас у стенки напротив находится живой и вполне себе здоровый человек, сердце каждый раз не сжимается, как улитка прячась в панцирь, при взгляде в сторону. Хотя здесь, в покое и тишине их комнаты, волнение и трепет ощущаются даже намного сильнее, громче, чем в гуще событий.

«Интересно, многое изменилось бы, останься Шон в живых?» – мелькает в голове, но Ларри старается мысленно отмахнуться от навязчивых бесполезных размышлений.

– Смотри, чтоб тебя не спалили, – в усмешке Мышки звучит капля строгости.

«Всё ещё нянчится», – качает головой Ларри и решает немного возмутиться:

– Я сделал в тумбочке двойное дно. А так… Ну и чё, отправят в поле работать? Вот напугали тоже, – закатывает глаза и возвращается к распутыванию лески. Пусть у макета и не слышно будет музыки, но для Ларри главное – это пальцы натренировать так, чтобы потом перед Мэрианом не опозориться, а еще лучше – удивить, поразить, заставить посмотреть на него, как на равного себе. Можно ли это сделать всего лишь игрой на гитаре? Ларри не знает, но попытка не пытка. Других вариантов он пока не может придумать, учитывая, как мало у них вечно времени на общение.

В прошлый день рождения они с братом мало виделись, только под самый вечер, но Ларри радовался и этому. Всё же тот не сбежал, а просто был занят каким-то очередным поручением Герольда. Но вечером они проболтали весь праздник, стоя на балконе. Ларри кажется, что брату не хватает внимания в его семье из двух человек. Герольд – сама строгость, а матери нет. Мэриан никогда не говорил, куда она делась, а у Ларри не поворачивается язык спросить в лоб, учитывая, что они только-только наладили общение. Раньше он был слишком мал для таких вопросов, а сейчас он слишком боится оттолкнуть своего брата.

– Ты не просто ученик, помнишь? Ты будущий наследник монополии… – продолжает нудить Мышка, читая книгу и накручивая длинный локон волос себе на палец, и Ларри не выдерживает:

– Мышк, я и так в курсе, – дёргает сильнее леску, отчего она ещё больше запутывается. – Но ведь дышать-то хочется немного свободнее, – вздыхая, откладывает клубок на тумбочку рядом с кроватью и падает лицом в подушку, бубня в неё: – То нельзя, это нельзя, – поворачивает голову в сторону оторвавшегося от чтения Мышки и встречает голубые глаза, обрамлённые светлыми ресницами. – Я постоянно сдерживаюсь. Ещё немного, и я набью кому-нибудь морду просто за то, что он на меня не так посмотрел.

«Только такие ясные голубые глаза могут смотреть на меня как угодно».

– Тук-тук. Ну привет, кудрявый, – Ларри устремляет взгляд в сторону открытых дверей – замков у них не предусматривается, – где ну прям своевременно к фразе про «набить морду» появляется Тео. Ларри присаживается, оглядывая того с ног до головы. «Отыскал же, припёрся. Чего припёрся?» – Первое негласное правило дальнего корпуса: прикрывайте детки двери, – ухмыляется Тео, осматривая их комнату со взглядом, полным отвращения, будто в грязный сарай пришёл.

– Здравствуй, Тео, – раздражённо здоровается Ларри. Ему хочется сказать, чтобы тот шёл, куда шёл, но в итоге типа интересуется: – Чем обязан?

– Хм… Раз спрашиваешь, то пусть будет всем, – опирается плечом на косяк и хитро улыбается. Ларри закатывает глаза и замечает то же самое действие за Мышкой, отложившим в сторону книгу. Тео, скрестив руки на груди, монотонно-низко произносит: – Ты, альбинос, выйди-ка отсюда.

– Слышь, – Мышка щурится и, подорвавшись с кровати, дёргается в сторону Тео, – оборзел? Ты в чьей комнате?

– Мышка, – Ларри, подскочив, выставляет руку в сторону, сдерживая порывы друга, глядя тому во взбешённые глаза, – выйди, пожалуйста. – Он понимает, что Тео пришёл явно поговорить с ним тет-а-тет, а значит, Мышке в любом случае нужно уйти. В конце концов, потом ему расскажет, ну или его заставят рассказать.

Мышка, искоса глядя на Ларри, глубоко вдыхает и, оттолкнув его руку, проскальзывает в коридор, не церемонясь толкая Тео в плечо. Пролетая мимо, фыркает:

– И да, я не альбинос, неуч.

– Да мне насрать, – лениво отвечает Тео. Закрыв за собой дверь, проходит внутрь медленными, мерными шагами мимо Ларри, у которого сразу же будто развилась клаустрофобия, и оказывается рядом с Мышкиной кроватью. Садится на неё и внимательно смотрит на Ларри, а он всё это время не вдупляет, какого черта тут происходит? Что за наглость? – Короче, кое-какие ребята хотят с тобой познакомиться.