Текст книги "Assassin's Creed. Кредо убийцы"

Глава 14

Агилар освободил ноги и развернулся, но застыл в оцепенении, не в силах оторвать взгляд от ужасного зрелища. Он видел сейчас не только Наставника Бенедикто, но и своих родителей, стоявших у такого же столба с «благословения» карлика, который служил не Богу, а исключительно своим интересам.

«Padre… Madre…»[14]14
  Отец… Мать… (исп.).


[Закрыть]

Бенедикто кричал в предсмертной агонии, сжираемый жадным оранжево-желтым пламенем; и запах горелой плоти…

Кэл сдержал рвотный позыв, вызванный несуществующим запахом, мысленно уносясь к тем рисункам на стене своей камеры: очертания незнакомой мужской фигуры, охваченной огнем; застывший взгляд матери; капли крови, падающие на линолеум.

Кэл закрыл глаза, желая вырваться из всего этого ужаса, нуждаясь в передышке…

– Кэл! Нет. Оставайся с Агиларом!

Голос ангела – нежный, жестокий, властный. Он – Кэл, и он – Агилар. И тот, кого он любит, умирает самой ужасной, мучительной смертью.

Но та, которую он тоже любит, еще жива…

– Мария! – закричал Кэл.

И его швырнуло назад в прошлое.

Агилар тряхнул головой, сбрасывая с себя ужас и оцепенение, в котором прошлое и настоящее сошлись в пламени костра. Его родители и Бенедикто хотели бы, чтобы он и Мария остались живы и выполнили свою миссию. И Наставник упокоился бы с миром, зная, что отдал свою жизнь не напрасно.

Агилар надеялся, что Бенедикто каким-то образом осознал это.

Сейчас он ничем не мог помочь Наставнику. Как рыба выпрыгивает из воды, так и он всем телом рванулся вперед, одновременно разворачиваясь лицом к столбу, уперся в него ногами и сделал сальто назад, высвобождаясь из оков на запястьях. Но он все еще оставался связанным с Марией цепями на шее. И его маневр притянул ее к столбу, едва не задушив.

Агилар выхватил меч у ближайшего охранника и полоснул им по горлу бывшего владельца. Продолжая размахивать мечом направо и налево, он одним ударом разрубил цепи на ногах Марии.

И хотя цепь все еще стягивала ее шею, теперь они могли драться вдвоем, согласованно. Он – мечом, а она, хотя руки все еще были привязаны к столбу, – ногами, обутыми в тяжелые сапоги.

София наблюдала за Кэлом с широко раскрытыми глазами. Сейчас уже не «Анимус» заставлял его двигаться, он сам наносил удары, разносившие голографические фантомы тамплиеров в клубы черной пыли, действуя свободно и легко. Естественно! Он был активным участником регрессии, а не беспомощной марионеткой, управляемой «Анимусом».

Сначала она не на шутку встревожилась, когда Кэл дважды приближался к опасной грани выхода из программы имитационного моделирования. Это означало бы конец всем ее попыткам найти Яблоко – и гибель самого Кэла Линча. София не знала, что вызывало у него такое сильное эмоциональное потрясение. Она видела только действия и их результат, но не знала, что творится у него в голове. Только сам Кэл понимал, что там происходит.

Казалось, он переступил какой-то порог, который навсегда будет скрыт от нее, но она была ему за это безмерно благодарна.

«Он синхронизируется», – прошептала София, и губы ее дрогнули в улыбке.

Неплохое начало…

Один из стражников быстро сориентировался, схватил факел и бросил Марии под ноги. И заплатил за это жизнью – Агилар метнул меч, и тот вошел охраннику прямо в грудь.

Масло недостаточно пропитало деревянный столб, и пламя не взметнулось в небо, но хворост все же загорелся. Мария заскользила вокруг столба, пытаясь уберечься от обжигающих всполохов.

Толпа, еще минуту назад заходившаяся в кровожадном восторге, теперь испуганно завопила. Торквемада, чья торжественная мистерия превращалась в хаос, выкрикивал приказы своим приспешникам. Пламя неумолимо подбиралось к Марии. Яростно зарычав, Агилар бросился к ней и со всего разбега ударился плечом в столб. Дерево застонало, столб треснул и упал. Марию потащило за ним, и она рухнула на помост.

Агилар протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Но Мария дикими глазами посмотрела ему за спину и рывком опрокинула его самого. Он перекатился на спину, увидел опускающийся топор палача и понял, что Мария спасла ему жизнь. Он тут же дернул ее за ногу к себе. Палач уже не мог остановить удар, и топор, вместо того чтобы отсечь Марии голову, лишь разрубил цепь на ее шее.

Освободившись, Мария рывком вскочила на ноги.

Агилар бросился к палачу – сильному, но медлительному. Как всегда, Мария предугадывала его мысли. Вместе они обмотали цепь, сковывавшую им шеи, вокруг толстой шеи палача. Быстрый рывок, и все кончено: палач обмяк и тяжело упал на доски помоста.

Агилар выхватил у него топор и швырнул в бочку с маслом. Вместе с Марией он побежал к ступенькам, которые вели к трибунам со зрителями. Масло начало вытекать из пробитой бочки и, словно живое существо, потянулось к охватившему Бенедикто пламени.

С оглушительным ревом на месте помоста разверзся огненный ад.

Двое ассасинов бежали вверх по ступенькам. Тамплиеры горели, их крики тонули в рокоте пламени. Очевидно, Великому инквизитору так не терпелось увидеть огненное представление, что работники даже не успели убрать строительные леса. Именно к ним и подбежал Агилар, а вслед за ним и Мария.

Быстро взобравшись на самый верх, Агилар с Марией на мгновение остановились, перевести дух и оценить обстановку. Сверху лицо Торквемады походило на белое пятно, искаженное злобой, он показывал на них и что-то кричал. Главный враг Агилара тоже каким-то чудом уцелел. Охеда в развевающемся черном плаще вскочил на коня и пустился в погоню.

Агилар с Марией молча набросили на головы капюшоны, возвращая себе этим жестом статус ассасинов, и побежали по крышам Севильи, глотая пыльный, с привкусом дыма воздух.

Уйти без помех не удалось. Торквемада – или король Фердинанд – предусмотрел возможность побега и расставил на крыше лучников. Сейчас они отложили луки в сторону и, выхватив мечи, бросились за ассасинами. Возможно, солдаты отлично владели своим оружием, но им не хватало ловкости и быстроты ассасинов, для которых сражаться и бегать по крышам было так же легко и привычно, как дышать.

Припомнив, как удачно все вышло в прошлый раз, Агилар захлестнул цепью меч переднего противника, развернулся и толкнул его. Один за другим солдаты потеряли равновесие и полетели вниз, в толпу, метавшуюся в поисках спасения от огня.

Их место тут же заняли другие, и Агилар сразу понял: это не простые солдаты. Торквемада послал вдогонку за ними тамплиеров – слишком много, чтобы от них могли отбиться два ассасина, все еще связанные цепями на шее. Агилар и Мария поспешили к краю крыши и перепрыгнули на соседнюю, покатую и выложенную глиняной черепицей.

Они съехали вниз по крыше, спрыгнули на узкий выступ стены и побежали дальше, перепрыгивая с карниза на парапет, с парапета на крышу, каждый раз проверяя, не оказались ли они слишком далеко друг от друга, и отчаянно стремясь оторваться от гнавшихся по пятам тамплиеров.

Агилар услышал за спиной крик, один из тамплиеров, в тщетной попытке не отстать от ассасинов, оступился и полетел вниз. Агилар заметил, что он упал не в перепуганную толпу горожан, а на головы своих собратьев-тамплиеров. Они мчались по улице, задрав головы, кто-то бегом, а кто-то и верхом. Мимо Агилара в пугающей близости просвистел арбалетный болт.

Мария и Агилар добежали до последней крыши и одновременно спрыгнули на узкую балюстраду. Агилар приземлился первым, Мария чуть отстала, и ее нога соскользнула, она сорвалась, уцепившись за цепь, соединявшую их. Агилар мгновенно ухватился за цепь и втянул Марию на балюстраду. Старый камень крошился у них под ногами, и им снова пришлось прыгать, не теряя ни секунды.

Они приземлились среди покрытых пылью каменотесов, которые оторопело смотрели на них, открыв рты. Никто даже не шелохнулся и не выразил возмущения, когда Мария схватила зубило и присела на корточки так, что цепь, натянувшись, легла на крышу. Она выжидающе посмотрела на Агилара.

Он уже выхватил молот из рук ближайшего к нему каменотеса. Цепь лопнула от первого же удара. И они побежали дальше, оставив каменотесов в оцепенении. Агилар усмехнулся про себя, на мгновение представив, как кто-то из этих мужчин будет рассказывать о происшествии своим домочадцам.

Агилар потерял направление, но пока они оставались на крыше, у них было преимущество. Тренированные ассасины чувствовали себя здесь увереннее, чем тамплиеры.

Зато у тамплиеров было численное преимущество. Казалось, они мельтешат повсюду, словно пчелиный рой, преследующий своих врагов.

Агилар и Мария перепрыгнули через зубцы на стене и приземлились на плоскую крышу. «Церковь», – промелькнуло в голове у Агилара. И в это самое мгновение на крыше появился один из тамплиеров. Он бросился к Марии, но Агилар столкнул их обоих вниз, во внутренний двор.

Мария молниеносно вскочила на ноги, равно как и ее преследователь. Она легко увернулась от меча противника, метнулась к нему, схватила за вытянутую руку, развернула вместе с мечом, и тот вонзился в еще одного тамплиера, оказавшегося у нее за спиной. Как только он упал, Мария быстро разделалась с первым.

Уровнем выше Агилар ловко, по-кошачьи, запрыгнул на парапет крыши, с полдюжины тамплиеров последовали за ним, но он их уже ждал.

Всего несколько минут назад его должны были сжечь на костре. Воспоминания о родителях внезапно нахлынули на него, но Агилар не позволил страху взять верх над собой. Смерть Бенедикто была ужасна, но именно она подарила Агилару драгоценное время, чтобы спастись самому и спасти Марию.

Он был измучен голодом и жаждой, успел почувствовать отвратительный вкус отчаяния. Но сейчас силы вернулись к нему, и кучка тамплиеров не казалась больше серьезным препятствием на пути к свободе.

Кровь его кипела, и он снова чувствовал себя живым, настолько живым, что, когда тамплиеры набросились на него, Агилар играючи с разворота ударил одного ногой, выхватил у него копье и с дьявольской усмешкой кинулся на оставшихся пятерых. Он был достойным сыном своих родителей. И сейчас они гордились бы им.

Мария подбежала к нему, когда последний тамплиер уже испустил дух. Их глаза встретились, и она кивнула головой в сторону соседней крыши. Едва они успели прыгнуть, как Агилар заметил движение у себя над головой.

На выступе стены выстроились в ряд тамплиеры.

Глава 15

Пришло время спускаться вниз. С края крыши Мария прыгнула на покатую каменную арку окна галереи, а оттуда забралась внутрь.

Агилар последовал за ней. С треском вломившись в обшитую деревом дверь, они оказались в небольшом вытянутом помещении. Прихожане с криками разбежались и попрятались кто куда. Ни на секунду не задерживаясь, Агилар и Мария выпрыгнули в другое окно и вцепились, как репейник, в выступ крыши шириной всего шесть дюймов. Увлекшийся погоней тамплиер опрометчиво попытался повторить их маневр, но не удержался и с отчаянным криком полетел вниз.

С узкого выступа одной стены здания – на расположенный выше, на расстоянии шести футов от них, выступ другого. Продолжая подниматься зигзагом, Агилар и Мария оказались над фасадом большого собора. Им открылся великолепный вид на город и другая, куда менее приятная картина – десятки тамплиеров, забравшихся на крыши соседних домов, а также спешивших по улице на помощь тем, кто шел по их следу.

Среди них Агилар увидел Охеду. Их глаза встретились, Черный Рыцарь что-то неразборчиво крикнул, хлестнул своего огромного коня и понесся к собору.

Агилар услышал за спиной шаги. Твердо встав на узкий выступ стены высоко над землей, он повернулся всем телом навстречу нападавшему тамплиеру, крепко схватил противника и, используя его же собственный напор, сбросил на каменную мостовую. Затем подтянул к себе Марию, они повернулись и побежали по плоскому открытому участку крыши собора.

Тамплиеры карабкались по стенам. Мария на бегу резко заехала носком сапога одному из преследователей в челюсть, отбросив его на скат крыши.

Любым способом им нужно было оторваться от погони. На мгновение остановившись, чтобы перевести дыхание, Агилар посмотрел вниз и увидел ряд веревок, протянутых к соседнему зданию. На них собирались развешивать разноцветные флажки, но натянули достаточно туго.

Это был единственный путь к спасению.

Агилар примерился и запрыгнул правой ногой на одну веревку, а левой на другую. Мария последовала за ним, они побежали по веревкам с легкостью акробатов, словно переходили вброд реку, перескакивая с одного камня на другой.

Со всех сторон им вослед полетели разъяренные вопли. Каким-то образом Охеда ухитрился заехать на плоскую крышу собора верхом.

В следующее мгновение нога Агилара попала в пустоту. Тамплиер обрубил веревку. Агилар успел ухватился за ее конец. Мария, падая, вцепилась в его ногу. Их ударило о закрытые ставни окна, разбившиеся вдребезги, и они влетели внутрь.

Вскочив на ноги, Агилар и Мария помчались по коридору. Им навстречу уже кто-то бежал. Они резко повернули и нырнули в коридор слева, оттуда в кладовую, где хранилось оружие. От двери в дальнем конце комнаты к ним бросились два стражника. Мария не раздумывая ударила первого кулаком в челюсть, тот отпрянул и затряс головой.

Таким же способом Агилар устранил с пути второго. Оба ассасина вооружились луками и стрелами. Прижавшись спиной к спине, как они уже делали сотни раз, Агилар и Мария выстрелили одновременно – и каждый пронзил своей стрелой грудь тамплиера. Мария рванулась к двери, лицом к которой стоял Агилар, а он успел обернуться и всадить стрелу в еще одного преследователя.

За дверью открывался выход на галерею, тянувшуюся вдоль стены здания. Воин в красном плаще замахнулся на Марию мечом, но она с привычной ловкостью пригнулась, перехватила его руку, прижала к перилам балюстрады и пригвоздила, безжалостно и надежно, к ним стрелой.

Выскочивший в галерею Агилар одним выстрелом уложил тамплиера, бросившегося на помощь товарищу. Но враги все прибывали и прибывали, словно вылезая из всех щелей.

Агилар едва успевал пускать стрелы, быстро поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, Мария убирала с дороги тех, кто оказывался слишком близко для выстрела.

На мгновение она обернулась, и глаза ее – красные от дыма и усталости – возбужденно сверкали, как бывало в каждом бою, когда они сражались бок о бок. Агилар знал, что и его глаза горят точно так же. Они обменялись взглядами, и уже в следующее мгновение он резко повернулся, локтем сбивая с ног врага в красном плаще и практически одновременно выпуская стрелу, попавшую точно в цель.

Они бежали по галерее, перепрыгивая через тела, юркнули в дверь справа. В этой комнате были люди, но, к счастью, не тамплиеры – какая-то знатная особа со своим семейством мирно обедали, когда их потревожил шум на галерее.

«Не позволяй клинку поразить невиновного» – так гласит первая заповедь Кредо.

Ни Агилар, ни Мария не хотели причинять этим людям вред. Бросив взгляд на испуганную мать, крепко прижимавшую к груди ребенка, Агилар мог только надеяться, что и тамплиеры тоже не тронут это семейство.

Они уже выбегали из комнаты, когда закрытые ставни с треском разлетелись и из дождя щепок в центре комнаты возникла мощная фигура – Охеда. Он бросился к Агилару и отшвырнул ассасина к столу.

Мария схватила со стола разделочный нож и метнула его в другого тамплиера, бросившегося с мечом на Агилара. Нож попал точно в горло. Охеда обернулся, но ее уже не было в комнате, и Агилар кинулся к двери вслед за ней.

Через мгновение они встретились и побежали что было мочи по длинной галерее, ныряя под веревки с бельем и сушившимися травами и прочими мелочами, что составляли повседневную жизнь человека на земле.

Ассасины понимали, что могут только спасаться бегством от Охеды. Слишком много сил потрачено сначала на неудавшуюся попытку спасти принца Ахмеда, затем на то, чтобы уцелеть в подземелье без пищи и воды, и, наконец, на отчаянный рывок к свободе. Все это время Охеда вдосталь ел и пил. Он был огромный, но на удивление быстрый и ловкий. Он может просто загонять их до полусмерти. Подумав об этом, Агилар рискнул оглянуться – Охеду от Марии отделяло всего несколько шагов.

Они приближались к башне, которая, по всей видимости, была частью кафедрального собора Севильи. Ее окружали леса, и оба ассасина понимали, что это их единственный шанс. Не сбавляя скорости, они прыгнули и приземлились на небольшой настил из сырых неструганых досок. Охеда устремился за ними, но доски не выдержали его тяжести, и он провалился на настил уровнем ниже.

Мария мельком глянула на провалившегося рыцаря и поспешила за Агиларом, взбиравшимся по лесам. Иного пути к спасению у них не было – только наверх. Охеда быстро вскочил на ноги и продолжил погоню. Ассасины карабкались вверх, вытягивая шеи, чтобы разглядеть, за что ухватиться и куда поставить ногу.

Сердце Агилара бешено колотилось, мышцы горели от напряжения, но он и думать не хотел, что их может свести судорогой. Он родился в семье ассасинов, он кровью и личным выбором навечно связан с братством. Его тело – крепкое и тренированное, приученное подчиняться его воле – не подведет.

Тамплиеры их заметили и устремились к башне, кто-то уже карабкался вверх по лесам. Постороннему наблюдателю могло бы показаться, что тамплиеры на охоте загоняют зверя.

Раскинувшийся внизу город походил на груду детских игрушек. Но даже когда они достигли вершины башни, арбалетный болт пропел всего в двух дюймах от лица Агилара.

Мария, не медля ни секунды, встала у края помоста и бросилась навстречу ветру, широко раскинув руки. Агилар бросил взгляд через плечо на Охеду.

Кэл нахмурился, напряженные мускулы едва заметно ослабли. София затаила дыхание, заметив, что его глаза приняли осмысленное выражение. На смену Агилару снова появлялся Каллум Линч.

«Нет… пожалуйста, не сейчас, Кэл…»

– Прыгай! – крикнула София. – Прыгай!

Агилар проделывал такое много раз. Это было основой всех тренировок. Он уверенно разбежался, насколько позволял настил, словно в танце, грациозно раскинул руки и растворился в свободном падении – в ощущении абсолютного покоя. Внизу был рынок. Как всегда, он приземлится невредимым. Белые квадраты навесов торговцев быстро приближались, когда…

Кэл размахивал руками, тело его дергалось в попытках избежать столкновения с быстро приближавшимся каменным полом – с неизбежной смертью. Рука «Анимуса» остановилась, и Кэл безвольно повис в воздухе.

– Полная рассинхронизация! – рявкнул один из ассистентов.

И сердце Софии сковал ужас.

– Опускайте его! – воскликнула София и побежала к Кэлу, умоляя все силы небесные…

«Нет, нет, этого не должно случиться…»

Бесчувственное тело вдруг резко дернулось, и начались настоящие конвульсии; Кэл неистово бился об пол, на который опустила его рука. София упала рядом на колени, пытаясь своими слабыми руками остановить агонию.

– Врача! Быстрее! Помогите! – кричала она.

Подбежали трое медиков. Двое навалились на ноги Кэла, третий пытался удержать голову. Тело Кэла сопротивлялось отчаянно – извивалось и дергалось. Глаза закатились, так что были видны только белки.

Обычно София, как ученый и руководитель проекта, в таких случаях отходила в сторону и не мешала медикам заниматься пациентом. Но сейчас она сидела рядом с ним на коленях, одной рукой сжимала руку Кэла, второй гладила его по голове и плечу.

Простой человеческий контакт. Чудодейственный. Живительный.

– Все будет хорошо, – шептала София, смаргивая так неожиданно навернувшиеся на глазах слезы. Лицо Кэла угрожающе побагровело, изо рта поползла пена. – Все будет хорошо, Кэл, только не уходи…

Она – София Риккин, хладнокровная и безупречно сдержанная, – подняла голову и закричала четвертому бегущему к ним медику:

– Быстрее!

Она не могла потерять Кэла. Не могла. Она прижимала его голову к своей груди, пока подоспевший медик подносил ко рту и носу дыхательную маску. Кэл открыл глаза – дикие от ужаса, зубы под маской оскалились в рычании.

София сжала его руку, стараясь внушить покой, который сама растеряла.

– Посмотри на меня, – просила она, и дико вращающиеся голубые глаза замерли на ее лице. На его белой рубашке образовалось маленькое влажное пятнышко. Она даже не заметила, что плачет.

– Все будет хорошо, – шептала София. И когда его конвульсии стали затихать, она улыбнулась, дрожа от пережитого напряжения.

Глава 16

Алан Риккин в задумчивости сидел в кабинете и потягивал «Хеннесси паради империал». Вошла София и нарушила его уединение. Он ожидал ее прихода раньше, но Макгоуэн доложил, что София велела Алексу оповестить начальника службы безопасности и отца, что она «занята и сама сообщит, когда освободится».

Риккин принял это к сведению, но без особой радости. Логично, что Софии потребовалось время, чтобы разобраться, почему эксперимент провалился ко всем чертям, и убедиться, что с Линчем все в порядке. Но теперь она здесь, и он желает получить ответ.

София умела скрывать раздражение, но Алан Риккин научился его угадывать. Сейчас это легко читалась по ее взгляду, походке, по поджатым губам и по тому, как она сложила на груди руки, остановившись перед ним.

Но и он тоже был зол. Он видел, как она держала Линча за руку и нянчилась с ним, как с ребенком. Или это что-то иное? Раньше он не замечал, чтобы его дочь так себя вела. И она не должна так себя вести, когда так много – всё – поставлено на карту.

– Что случилось? – сурово спросил Алан Риккин.

– Рассинхронизация, – сухо ответила София.

– Это я знаю. Но почему? – не скрывая раздражения, повысил голос Алан Риккин.

– Он был не готов.

София не добавила: «Я ведь тебя предупреждала». Она знала, что этого говорить не следует. Алан Риккин молча ждал продолжения.

– Мы потеряли его. Потеряли контроль над тем, что происходит в «Анимусе». Мы не знаем, куда он шел, что он делал… ничего не знаем.

София оперлась ладонями о стол и наклонилась вперед, в глазах вспыхнуло темно-синее пламя.

– Что, если мы его снова потеряем?

Риккин не ответил. Если они его снова потеряют… они потеряют всё.

Кэла распяли и утопили одновременно. Он находился в клетке, в камере, заполненной водой, ноги были связаны вместе, руки – растянуты в стороны. Ужас охватил его. Легкие раздирало от нехватки кислорода. Над ним тускло поблескивала в слабых вспышках света серая рябь в водной синеве. Серый цвет, белый цвет… и чье-то лицо.

Агилар.

Кэл закричал, выдыхая остатки воздуха и захлебываясь водой…

Он заморгал, расправляя грудь. Он был уже не в воде, а плавал на поверхности. Санитар терпеливо ждал, когда выровняется его дыхание, и, как только Кэл сделал глубокий вдох, его снова погрузили в воду.

Он вспомнил – по крайней мере, какими-то фрагментами, – что с ним произошло. Ужас от вида – и запаха – заживо сжигаемого человека. Остроту и ясность восприятия, быстроту, с которой Агилар принимал решения. Его праведную ненависть к тамплиерам, творящим такие зверства. Глубокую любовь и доверие, связывающие Агилара и Марию.

И город далеко внизу, заполненный тамплиерами и…

Кэл пришел в себя – с кислородной маской на лице, он лежал в соленой, нагретой до температуры тела воде. Вокруг что-то говорили об электричестве, стимуляции гальваническим током и еще о чем-то подобном. Достаточно, чтобы понять, что это лечение, а не пытка. Чтобы иметь минимальный контроль над ситуацией, он потребовал снять маску, без которой они не смогут долго держать его под водой.

Сверху лился тусклый голубоватый свет, ряд лампочек подсвечивал снизу черные металлические стены комнаты. Над водой поднимался легкий пар. Если бы он не был связан в этой чертовой клетке, а попал сюда по собственной воле, то процедура могла бы быть даже приятной.

Он не имел представления, как долго все это продолжалось, но понял, что к нему вернулась способность здраво рассуждать… и галлюцинации прекратились. По крайней мере, хотя бы в этом санитары его не обманули.

Они не спрашивали его о самочувствии, а ему не хотелось об этом рассказывать.

Когда его в пятидесятый, а может быть, и в тысячный раз вытащили из воды, он увидел… нет, не Агилара. Софию. И понял, что он в реальности. Но не знал, хорошо это или плохо.

София, входя в реанимационную, не успела погасить свое раздражение. Она ценила те средства, что орден тамплиеров выделял на ее исследования: без них она бы не достигла таких успехов в науке, но всегда старалась держаться в стороне от политических интересов ордена и «Абстерго индастриз». И до сего момента ей это удавалось, и это было успехом, почти таким же значительным, как и те, которых она надеялась достичь с помощью Кэла.

Она проверила данные о его состоянии, прежде чем направиться в реанимационную, и осталась довольна тем, как быстро он восстанавливается. Но София до сих пор не понимала, как отнестись к своему поведению в момент его рассинхронизации. Такая лавина эмоций была ей непривычна.

– Я не чувствую ног, – сообщил Кэл, когда София подошла к краю бассейна и внимательно посмотрела на него.

Спокойствие, с каким он констатировал факт, восхитило ее.

С таким же спокойствием она ответила:

– Паралич временный.

Казалась, он принял это с полным смирением.

– А как насчет плохих новостей? – спросил он.

– У тебя произошла рассинхронизация. Это вызвало неврологическое расщепление, но ты справился. – Она помолчала и добавила: – На этот раз.

Кэл посмотрел на нее, отблески света, отраженного от поверхности воды, замысловатым рисунком скользили по его телу. Его глаза были одного цвета с водой в бассейне, в них страх смешивался с болью.

– Я там умру?

София ответила не сразу. Она присела рядом с ним, закинув ногу на ногу и наклонившись вперед.

– Нет, – сказала она, – если будешь входить в «Анимус» добровольно.

Она мягко улыбнулась. Кэл отвернулся, и отблески света забегали по его лицу.

– Кэл, мы положим конец страданиям, – продолжала София совершенно искренне. – Навсегда.

– Я не могу этого сделать, – ответил Кэл.

И это не был крик протеста или отчаяния. Все было сказано просто и однозначно и потому еще сильнее огорчило Софию.

– Ты сможешь, – сказала она.

Кэл повернул к ней голову, ему хотелось верить ей, но осторожность и подозрительность не позволяли это сделать. Неожиданно – и это тоже ее ранило – София вспомнила свое детское горе: бездомную собаку, попытки ее приручить и конец всех надежд…

София вздохнула, обдумывая следующий шаг. Отцу не понравится ее идея. Это может дать результат, обратный желаемому. Но что-то внутри подсказывало ей, что она правильно поступает.

Если Кэл должен доверять ей, то и она обязана доверять ему. Доверять настолько, чтобы объяснить, чего от него добиваются.

– Я хочу тебе кое-что показать.

За двадцать минут санитары извлекли Кэла из реанимационного бассейна, одели и усадили в инвалидное кресло. София ждала у дверей бокса, досада и неприятие своей беспомощности волнами исходили от Кэла. София хотела взяться за ручки кресла, но он не позволил, крепко вцепился в колеса и с вызовом посмотрел на нее.

– Куда? – спросил Кэл.

– В зал «Анимуса». – Лицо Кэла напряглось, и София поспешила добавить: – В «Анимус» ты не пойдешь.

– Тут ты права, не пойду, – саркастически заметил Кэл.

София пошла впереди по уже хорошо известным Кэлу коридорам, так что сообщать ему о поворотах было необязательно.

София отпустила помощников, и они остались в зале одни. Через стеклянный купол лился дневной свет, но его было недостаточно, и потому углы зала тонули в холодном дежурном освещении.

Кэл позволил Софии подкатить его кресло к стеклянному шкафу, она извлекла из кармана связку ключей, открыла шкаф и достала одну-единственную вещь. Рассматривала ее некоторое время, стоя к Кэлу спиной. Еще не поздно было передумать. Но как только она покажет эту вещь Кэлу, уже ничего нельзя будет остановить.

София глубоко вздохнула и повернулась к Кэлу, протягивая ему подвеску, которая медленно раскачивалась на серебряной цепочке.

Поначалу Кэл наблюдал за ней без особого интереса, но потом взглянул на подвеску и узнал ее. Кровь прихлынула к его лицу.

Восьмиконечная звезда с камнем в виде бриллианта в центре. На камне черным выгравирован символ, похожий на букву «А», составленную из двух слегка изогнутых клинков.

Кэл видел эту подвеску каждый день, все первые семь лет своей жизни. В последний раз по серебряной цепочке, медленно раскачивавшейся в мертвой руке, стекала кровь.

В памяти вспыхнуло пугающе четкое видение: капли крови набухают на кончиках пальцев матери, чуть поблескивая в солнечном свете, и с мягким шлепком падают на линолеум. И резкий, дребезжащий голос Пэтси Клайн – безумный аккомпанемент к ужасной картине.

Уютная кухня в теплых, светлых тонах, землянично-золотистые волосы матери.

Пустота в застывших мертвых глазах.

Злоба и печаль – гремучая смесь, опаснее и разрушительнее ярости, – наполнили каждую клетку его тела. Но это была его злоба и его печаль, и Кэл не хотел делиться этим с женщиной, которая стояла перед ним.

Медленно Кэл протянул руку и взял подвеску.

– Откуда это у тебя? – спросил он хриплым шепотом.

– Мой отец подобрал ее на месте убийства твоей матери и сохранил.

Глаз Кэла нервно дернулся. Он вспомнил вереницу черных внедорожников, подъехавших к его дому. Мужчину с бледным сухощавым лицом, в темных очках и черном костюме на пассажирском сиденье одной из машин. Значит… это был Алан Риккин, тот самый, кого маленький Кэл видел на экране телевизора.

Отец этой женщины с ангельским лицом, которая – подумать только! – сейчас смотрит на него с состраданием.

– Сохранил? – скептически произнес Кэл. – Украл.

– Это подвеска твоей матери, – сказала София. – Она должна быть у тебя.

Она искренне считала, что сделала доброе дело, и не понимала, почему Кэл так отреагировал. В его памяти на мгновение возникла фотография другой улыбающейся – а потом убитой – женщины и маленькой девочки, которая выросла и сейчас стоит перед ним и вручает ему подвеску его убитой матери.

Кэл сосредоточился на словах Софии. Ее отец был там и подобрал подвеску.

– Что он там делал?

– Приехал спасти ее.

Лицо Софии по-прежнему выражало искреннее сочувствие, но отвечала она прямо и четко. Это помогало и ему оставаться спокойным. Кэл понимал, что София это понимает. И тем не менее он чувствовал, что его маска трещит по швам, а взгляд туманится от навернувшихся слез.

– От кого спасти?

– От ее же собратьев.

– Какое ты к этому имеешь отношение?

Искорки вспыхнули в глубине ее голубых глаз.

– На протяжении многих веков ассасины и тамплиеры ведут войну. Я намерена изменить положение вещей.

Это было почти забавно.

– Правильно, – с преувеличенной серьезностью сказал Кэл. – Я совсем забыл. Мы все здесь боремся с агрессией.

Они смотрели друг другу в глаза, и черный юмор Кэла перерос в настоящую злость. Однако он сумел сохранить самообладание.