Текст книги "Тутанхамон. Сын Осириса"

Тесные узы, связывавшие амарнскую семью с Нубией, во время правления Тутанхамона не ослабли, и храм, основанный Аменхотепом III в Каве, бывшем Гем-Атоне, удостоился внимания юного царя практически сразу после его восшествия на престол. Культ Амона и Атума, бога солнца Гелиополя, ранее исповедовавшийся там, был возрожден. Сам царь (названный обоими своими именами) изображен в момент подношения цветов Амону-Ра после торжеств по случаю восстановления памятников, сооруженных его отцом. Таким образом, Тутанхамон провел в жизнь грандиозный план реставрации святилищ по всему царству, вплоть до Нубии, где он также воздвиг небольшой храм с внутренним двориком и четырьмя колоннами, позднее присвоенный Рам-зесом II. Гем-Атон (или Гемпаатон) имел собственного правителя, «писца храма в доме Ра», «пашу Гем-Атона», Панахта. Фарас, располагавшийся к югу от Абу-Симбела на восточном берегу Нила, представлял собой еще одно важное сооружение Тутанхамона в Нубии. Этот религиозный центр, должно быть, был тесно связан с храмом в Каве, так как их официальные представители часто наносили друг другу визиты. Особенно запоминающимися были эти посещения тогда, когда подходило время доставить откормленных быков в столицу на праздник Опета. Дети Капа, помня о том, что они были воспитаны при дворе Египта, предпочитали собственноручно отбирать животных для наместника царя. Хаи, «управляющий землями юга» при Тутанхамоне, изобразил себя в качестве участника такой церемонии на одной из стен храма в Каве. Несомненно, это он появляется в Фарасе как первый пророк божественного царя Небхепруре (Тутанхамона).

В том же районе царь воздвиг также святилище во славу Амона-Ра, Атума и Ра Харахти, однако следует заметить, что построенный храм в основном был посвящен ему самому как властителю города. В древности человек, правивший городом, назывался Сехотеп-Нетуре, «тот, кто угождает богам», и эти слова фигурируют в официальных титулах юного царя в виде эпитета одного из пяти его имен. Не было бы ничего удивительного, если бы выяснилось, что нубийские предки Тии происходят из фарасской области. В любом случае при жизни Тутанхамона там было создано его изваяние в образе бога, видимо, в поддержание обычая, установленного его отцом, Аменхотепом III, который приказал воздвигнуть собственное божественное изображение в храме Солеба, далеко на юге.

Фарас был официальной резиденцией наместника Нубии, и среди современников Тутанхамона мы должны упомянуть его наместника по имени Хюи, гробница которого с ее рисунками позволяет нам получить полное представление о том, как осуществлялось управление южными провинциями Египта. Сестра (возможно, жена?) этого старшего чиновника, Темваджиси, по-видимому, играла роль первой дамы в Суданской Нубии того времени, о чем убедительно свидетельствуют ее титулы. Она не только представляла своего брата в храме Фараса, но также исполняла обязанности «смотрительницы гарема» Тутанхамона! По-видимому, эта женщина отбирала красивых нубийских девушек, чтобы они скрашивали жизнь фиванского двора. В удивительных росписях гробницы Хюи нам предстают образы прекрасных принцесс, которых владелец гробницы по поручению сестры должен был сопровождать в столицу метрополии.

Во время XVIII династии территория Нубии, южной провинции царства, простиралась до Напаты в сегодняшнем Судане и включала в себя две разграниченные области. Первая начиналась вблизи города Иераконполя, южнее Фив, и заканчивалась на уровне второго порога Нила: земля Вават, или Нижняя Нубия. Вторая, Верхняя Нубия, или земля Куш, простиралась до Кароя. У наместника, роль которого еще больше возросла с тех пор, как Нубия стала союзником Египта и по ее землям протянулись торговые пути из Африки к Средиземноморью, были два помощника или заместителя: в ведении каждого из них находилась одна провинция. Из надписей и рисунков в небольшом храме, вырубленном в скалах неподалеку от Анибы, современной столицы Суданской Нубии, мы узнаем имя одного из этих заместителей – Амонмипет. Назначенного наместника в нубийской столице Фарасе встречали старшие чиновники под руководством двух его помощников, которые подносили ему еду и мешочки с золотым песком. С ними находился Солеба, правитель Хеммаета, отвечавший за сохранность большого храма Аменхотепа III; правитель города, в котором новому наместнику предстояло обосноваться, его тезка Хюи; первый пророк храма Тутанхамона, сопровождаемый вторым пророком, Мермосом; жрецы храма и, конечно, начальник гарнизона, Пенно.

Хюи, новый наместник, сын одного из сановников Аменхотепа III и преданный друг молодого царя, хотя намного старше его годами, был потомком старинного и знатного нубийского рода. В начале своей карьеры он служил при Меримосе, наместнике Аменхотепа III в Нубии, в качестве «писца, ответственного за корреспонденцию», так что хорошо знал эту страну. На дипломатическом поприще он еще в самом начале правления Тутанхамона завоевал всеобщее признание в должности «посланника правителя во всех чужих землях», прежде всего благодаря своему умению разбираться в людях. Когда Хюи направили в Нубию, он уже обладал большой властью при дворе, поскольку, помимо того что имел звание «Божественного отца», являлся одним из «опахолоносцев по правую руку царя», «поставщиком Амона в земле Куш» и «управляющим золотыми землями правителя Двух царств». К этому следует добавить ореол славы, который он приобрел, вероятно, во время неудачных сражений в мятежных провинциях Азии в конце еретического правления, когда он получил титул «храброго наездника его величества».

Для введения в должность своего наместника царь установил исключительно сложный церемониал, которым руководил лично, сидя на старинном троне под балдахином в своем дворце. На нем было парадное царское одеяние свободного покроя из льняной ткани в складку, его голову украшала корона хепреш; в одной руке он держал посох и цеп, в другой – знак жизни. Эти официальные регалии дополнялись длинным хвостом животного и сандалиями. Когда он появился на возвышении большой тронной залы, где проводилась церемония, ввели Хюи, также облаченного в льняные одежды и державшего цеп, служивший атрибутом одной из его многочисленных функций. Хюи сопровождали, низко склонившись, его приближенные. Говоривший от имени царя, «глава казны» приветствовал Хюи следующими словами: «[Область] от Нехена (Иераконполя) до Несут-Тави (Напата) была передана тебе». Хюи отвечал: «Пусть Амон Несут-Тави жалует тебе все, над чем простирается твоя власть, мой верховный повелитель». В это время придворные скандировали: «Ты – сын Амона. О, Небхепруре, пусть он пришлет тебе вождей всех чужих земель с самыми изысканными подарками от своих стран».

После этого вступления и приветственной речи следовало формальное введение в должность Хюи с вручением ему золотого кольца как символа его полномочий. Хотя надпись, поясняющая эту сцену, сильно стерлась, визирь Эйэ, по-видимому, упоминается в ней и, возможно, сам вручает наместнику личную печать.

Затем Хюи покинул дворец вместе с двумя родными сыновьями, один из которых, Песиур, был «смотрителем царского коня». В его руках были букеты цветов, и ему рукоплескали чиновники, рудус, которым предстояло работать под его началом в Нубии. Приближенные Хюи – его служащие и матросы с баржи – громко его приветствовали, махая цветами и ветками, пока провожали его до храма Амона, где он воздавал благодарение богу. Покинув святилище, Хюи отплыл под парусом в Нубию, к месту своего назначения. Его прекрасная ладья стояла уже наготове и мало чем уступала царскому судну. В центре ее находилась просторная кабина, раскрашенная в пастельных тонах, а рядом с ней располагались ящики, в которых уже было собрано все необходимое. Нос и корму украшали изображения четырех ипостасей Гора. На корпусе судна красовалось изображение фараона в виде сфинкса, покоряющего негра. Вся семья Хюи собралась на пристани: два его сына, мать, Венхер и прислуга, под предводительством певчего Амона. Они танцевали, провожая наместника, и, как только были загружены последние подарки и припасы, необходимые для плавания, судно снялось с якоря.

Прибыв в Нубию, Хюи немедленно занялся сбором налогов. Царская казна сильно оскудела в результате экспериментов царя-еретика, и двор возлагал большие надежды на Хюи, поскольку он прославился своей проницательностью и пользовался авторитетом. От назначения Хюи ждали быстрых положительных результатов. Выбор оказался исключительно правильным: Хюи появлялся повсюду, вселяя в крестьян и рабочих уверенность, организуя экспедиции в копи и наблюдая за разведением скота. Его посланники отправлялись далеко на юг, убеждая охотников отлавливать больше слонов, жирафов и пантер. Он также занимался заготовкой эбенового и красного дерева, которое рубили и отправляли на баржах от одного порога Нила к другому. Новый наместник полностью задействовал все ресурсы Судана и Нубии и, используя власть и влияние нубийской знати, воспитанной при дворе фараона, навел в провинции порядок; при нем в Нубии расцвели искусства и ремесла: золотых дел мастера и краснодеревщики создавали настоящие шедевры. Если в отдаленной деревне вспыхивал мятеж, об этом сразу сообщали Хюи, и «заблудшие овцы» немедленно отправлялись на каторжные работы.

У Хюи были опытные помощники: писец Ха и «учетчик золота» Харнефер; во многом он также полагался на «начальника конюшен» Хати. Вскоре во дворце наместника стали появляться мужчины и изредка женщины, которые приносили золотую дань, иногда в виде колец, а порой в виде золотого песка в маленьких мешочках. Под наблюдением наместника, державшего в руке скипетр, поступления подсчитывались, взвешивались на весах под изображением бога Тота и регистрировались писцами. Вскоре Хюи смог доложить царю, что в ближайшем будущем собирается прибыть в Фивы с богатой данью, собранной на юге. Целая флотилия нагруженных по планширь лодок и барж, плывущая вниз по Нилу, представляла собой исключительно живописное зрелище. С берегов можно было увидеть скот в стойлах, перевязанные веревками тюки с экзотическими товарами и, как нетрудно было предположить, груды золота в особых будках, охраняемых военными. Принцы и принцессы Вавата и Куша сидели под навесами на мостике одного из великолепных судов. На крышах будок расположились мятежники, пыл которых поостыл в заточении, и теперь они, вместе с женами и детьми, плыли в Фивы, чтобы прислуживать в знатных домах.

Тутанхамон с нетерпением ожидал прибытия чудесных подарков, которые обещали привнести в его жизнь нечто новое. Облачившись в одежды, которые были на нем в день коронации, он вновь восседал под балдахином с колоннами в форме цветков лотоса, с которых, по последней моде, свисали стилизованные виноградные грозди. На карнизах помещались священные змеи с солнечными дисками на головах. Основание трона было покрыто изображениями птиц с человеческими головами, символизирующими покоренных вассалов, подобострастно и восхищенно взирающих на правителя мира. Постамент с балдахином был сооружен во внутреннем дворе главного храма, так как предполагалось, что процессия окажется весьма внушительной и даров будет много. Хюи, держа в руках цеп и посох – символы царской власти над югом и главный атрибут наместничества, – был обязан лично подвести знатных людей Куша к фараону, чтобы они принесли ему свои дары. Но первой должна была пройти депутация Вавата, которую возглавлял принц Миама Хикнефер, «один из детей Капа» и старый школьный товарищ Тутанхамона. Он упал ниц перед царем вместе с двумя другими принцами, на которых также было одеяние вождей Вавата: невыделанные шкуры, свисающие с плеч, с двумя страусиными перьями, воткнутыми в короткую прическу, которую удерживала белая головная повязка. Высокие гости преподнесли фараону прекрасно отделанную мебель, замечательно гармонировавшую с убранством его дворца: складные сиденья из ценных пород древесины с меховыми подушками, кресла, кровати, а также обтянутые шкурами щиты, луки и стрелы. Слуги положили к его ногам золотые кольца и мешки с золотым песком, кубки, украшенные сердоликом, яшму, слоновьи бивни, бумеранги из эбенового дерева, а под конец ввезли покрытую золотом колесницу. Кроме того, Тутанхамону подарили золотой реликварий и шедевр нубийского ремесла – своеобразную подставку, на верху которой помещался золотой поднос с изображением типичного пейзажа Вавата; в центре помещалась пирамидальная хижина в окружении охотничьих трофеев, фоном служили финиковые пальмы, два жирафа, лакомящиеся плодами, и фигурки нубийцев. Из-под подноса свисали шкуры животных и прямоугольные панели, декорированные золотыми дисками. Этот подарок был предметом гордости нубийских мастеров. Царю также поднесли другие прекрасные творения.

За вождями Вавата проследовали молодые нубийские принцы и принцессы, с очень тонкими чертами лица, в египетских одеждах, но с нубийскими серьгами-кисточками, к рукам которых были привязаны хвосты африканской кошки. За ними шли слуги, которые поднесли фараону золото и шкуры животных, а завершала процессию запряженная волами повозка, на которой сидела прекрасная принцесса с зонтиком, защищавшим от палящего солнца, и с молодой рабыней-возницей. Такая красотка и впрямь подходила для гарема фараона и была предметом особой гордости Темваджиси. С собой красавица привезла скованных рабов, за которыми шли их жены с отвисшими грудями в окружении детей; тех, кто еще не умел ходить, несли в корзинах на спине. Принцы Куша также привезли много золота и красной яшмы; они подняли руки, приветствуя фараона, и опустились перед ним на колени. За принцами в два ряда следовали их слуги, неся золотые кольца, шкуры животных и хвосты жирафов, вероятно предназначавшихся для украшения царских набедренных повязок. Они привезли также жирафа и удивительно упитанных быков этой страны, причудливо изогнутые рога которых всегда использовались для маскарадов; так, например, во время праздника Опет к ним привязывали ложные руки, а голова чучела помещалась между рогов.

Когда животные опускали головы перед царем, это означало, что перед ним склоняется вся Нубия. В конце процессии наместник вновь повернулся к своему владыке и опустил цеп, выражая тем самым свое почтение и просьбу принять подносимые дары.

Тутанхамон сохранял горделивую позу в течение всей церемонии, во все глаза глядя на происходящее. Зрелище заворожило его. Ему хотелось спуститься с подиума, рассмотреть бесценные подарки и поговорить с нубийскими принцами, с которыми у него было много общего. Супруга царя не присутствовала на этой церемонии, равно как и на всех других официальных мероприятиях. Древний этикет, от соблюдения которого отказался Аменхотеп III, желавший, чтобы на всех официальных церемониях рядом с ним восседала Тии, был восстановлен.

Деятельность наместника оказалась исключительно успешной, и царская казна весьма обогатилась: теперь снова можно было отливать из золота статуи Птаха и Амона. Последняя часть церемонии происходила во внутреннем дворе, где Тутанхамон одарил своего представителя ожерельями из золота, которые полностью закрыли его шею и грудь. Когда Хюи покинул дворец и вернулся в родной дом, домочадцы встретили его криками радости, размахивая густыми зелеными ветками и стуча погремушками.

И все же такие счастливые дни редко выпадали на долю молодого царя, который обучался нелегкому делу управления страной у двух своих наставников, Хоремхеба и Эйэ. Из них Эйэ, вероятно, был ему ближе, возможно, он приходился Тутанхамону двоюродным дедушкой. Во дворце Эйэ служил живым олицетворением силы и могущества, ибо ни одно решение не могло быть принято без его одобрения. Дошло до того, что он, не колеблясь, позволял изображать себя в ритуальных сценах с участием царя, в самых неожиданных местах и вопреки всем правилам. Декорированный золотом фрагмент, обнаруженный в первом тайнике Тутанхамона, подтверждает данное предположение: Эйэ стоит на месте Амона (или Ра) перед своим молодым владыкой Тутанхамоном, который, держа сирийский боевой серп, делает традиционный жест уничтожения врагов Египта. На этот раз царица Анхесенамон сопровождает мужа: она изображена за его спиной. Однако дерзость Эйэ, подобным образом узурпировавшего место верховного бога, является совершенно беспрецедентной.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как маленький фараон прошел обряд посвящения в соответствии с требованиями культа, верховным жрецом которого он официально являлся. Он уже понимал, когда следует занять свое место на массивном прямоугольном троне, скопированном с царских тронов древних фараонов; разбирался, какую силу заключают в себе фигуры диких животных, изображенных со связанными лапами на его сиденье, и знал, что, когда он восседает в специальном ритуальном складном кресле без подлокотников, он выступает в роли верховного жреца и должен иметь при себе цеп и опахало из страусиных перьев. Он усвоил, что его скипетр, украшенный изображениями жертвенных животных, обладает магической властью и одно прикосновение этого священного предмета превращает обычные вещи земного мира в божественные подношения. Когда ему вручили высокий посох с вырезанными на нем фигурками негра и азиата со связанными руками, он узнал, что, достаточно провести им черту на песке, границы Египта становятся неприступными для завоевателей.

Солнце не исчезло из сонма богов, которым он призван был поклоняться, вовсе нет. На любимом кольце маленького царя, обнаруженном в его гробнице, видны коршун и Гор, распростершие свои крылья, а коленопреклоненный фараон между двумя павианами с лунными дисками на голове поклоняется богу солнца Гору с головой сокола, восседающему на троне.

С вступлением на престол Тутанхамона дорогой, проложенной еретиком, больше уже невозможно было следовать. Однако последние персонажи амарнской драмы были столь тесно связаны с реформой, новые религиозные воззрения настолько в них укоренились, что полный возврат к прошлому оказался невозможен. В этой связи следует вспомнить религиозное празднество, в заключительной части которого богу представляли его любимую дочь Маат, «воплощение Миропорядка, Закона и Дыхания жизни».

Еретическое толкование этого действа было несколько иным. Царь с царицей, вместо того чтобы поднимать к Создателю крошечную статуэтку Маат со страусиным пером на голове, представляли богу не его божественную дочь, а порождение самого бога в форме его имен, заключенных в двух картушах. С другой стороны, принцессы носили в прическе по три пера, напоминавшие о богине Маат. Когда царица принимала участие в церемонии, она изображалась сидящей на корточках у одной из «стенок» картушей. Затем над алтарем появлялся сам бог, даруя жизнь своим могущественным дыханием, что символически выражалось через почти горизонтальное положение лент, развевавшихся за царским головным убором.

Каким образом можно было проводить эти обряды после возвращения к ортодоксальности? В погребальных сокровищах Тутанхамона, между стен золотых молелен, среди артефактов, связанных с жизнью монарха, был обнаружен сундук, который археологи описали как «сундук с мазями», вырезанный в форме двойного картуша. Его форма и декор наводят на определенные размышления, и не исключено, что Тутанхамон использовал этот артефакт при отправлении священных обрядов. Он указывает, что имело место не полное отрицание религиозной реформы, а скорее определенная адаптация. Во-первых, богиня Маат классического культа больше не участвует в ритуале – ее заменяет двойной картуш еретического культа. Она, однако, присутствует по-прежнему в образе двух больших страусиных перьев над каждым из священных колец. Внутри картушей, по обеим сторонам, коронационное имя царя изображают иероглифы, обозначающие солнце (Ра) и корзину (неб), но скарабея (хепера) заменяют фигурки сидящего на корточках маленького царя. На одной стороне показан мальчик с детским локоном, на другой – он же и в той же позе, но с царским хепрешем на голове. Здесь имя царя, вероятно, заменяет имя бога: сын бога теперь представлен в качестве высшего жертвоприношения. Этот далеко не единственный пример сходства египетских культов с христианской литургией: царь, сын солнца, предлагал свое собственное имя в жертву богу. Тутанхамон создал прецедент, а позднее Рамзес II выдал эту инновацию за свою.

Когда двор окончательно обосновался в столице, в фиванском искусстве утвердили новое направление. Прежний грациозно-элегантный и вычурный стиль испытал на себе влияние еретического экспрессионизма, которое спасло его от упадка и застоя. Художники старой школы, поначалу в изумлении отвергавшие новые веяния, постепенно уступили требованиям времени и усвоили отдельные приемы, позволявшие им изображать вещи такими, какие они есть. Очарование и изящество остались, но вкус к деталям и повествовательности, позволявший толковать традиционные сюжеты как жанровые сцены, одухотворил все виды живописи, включая парадный портрет.

Амарнское влияние проявляется в построении композиции, во внимании к характерам, событиям и жестам, никогда ранее не изображавшимся. Молодой принц, в отличие от своего старшего брата, не произвел радикальный переворот в творчестве придворных художников, но в первые годы его правления возник и развился совершенно новый, особый «тутанхамоновский» стиль, определивший своеобразие знаменитых барельефов праздника Опет в луксорском храме, а также совершенно очаровательных росписей на слоновой кости, эмалей на золотых пластинах, покрывающих деревянный сундук в гробнице и на спинке трона. Эти росписи замечательно передают красоту младшего сына Тии, его тонкий, слегка изогнутый нос и широкие густые брови.

Мода продолжила диктовать ношение особых головных уборов и причесок, тонких льняных набедренных повязок и туник, оживляемых поясами и ремнями ярких цветов, соответствующих по тону огромным ожерельям, которые закрывали почти половину груди. Отдельные предметы обстановки царского дворца кажутся даже вычурными, скажем некоторые вазы и алебастровые светильники. Тем не менее они, по-видимому, нравились маленькому царю и царице. Никаких упоминаний о детях, родившихся от их брака, до нас не дошло, и ровно так же нам ничего не известно о вкусах царственной четы. Несмотря на роскошь и разнообразие погребальных предметов Тутанхамона, ничто в них не указывает на какие-либо личные предпочтения. Хотя все, что могла производить страна, принадлежало фараону, сокровища в его гробнице свидетельствуют об уровне развития египетской цивилизации, об обычаях и обрядах, но ничего не говорят о самом умершем.

Не следует делать поспешных выводов, глядя на оружие и боевые и охотничьи сцены, окружающие Тутанхамона в гробнице. Действительно ли он преследовал страуса в пустыне на колеснице, запряженной горячей лошадью? Разили ли его стрелы гиену и козерога? В любом случае он не в силах был противостоять взрослому льву, поэтому золотой нагрудник (предшественник кольчуги), изготовленный специально для него, он надевал только на торжественные парады, когда проезжал по Фивам в своей колеснице, за которой следовали пленные чужеземцы, и принимал хвалу за подвиги, которые физически не мог совершить. В самом деле, нет никаких достоверных свидетельств того, что Тутанхамон когда-либо участвовал в войнах, и определенно не на поле битвы он слушал пение боевых труб, а на берегу Нила во время больших праздников, вдали от Азии, которая всегда представляла скрытую угрозу для его царства.

Слабость египетских войск приходилось компенсировать тонкой дипломатией, и «Божественный отец», Эйэ, полностью полагался в этом на посланников фараона, в особенности на Хоремхеба, писца армии, который в начале правления Тутанхамона преуспел в сборе податей в Ливии и Палестине. Хюи, в качестве посланника его величества, пригласил во дворец вождей ретену, которые в духе истинных торговцев, без ненужного подобострастия, привезли с собой целый торговый караван; все это они поднесли царю в качестве «даров», рассчитывая, согласно молчаливой договоренности, получить в обмен вещи эквивалентной стоимости. Переписка между восточными вождями и египетскими царями в течение этого периода не оставляет сомнений по поводу такого толкования данной сцены, которую некоторые исследователи предпочитают рассматривать как завершение азиатской кампании молодого царя, а другие – как эпизод его коронации.

В начале правления Тутанхамона Хоремхебу, со своей стороны, удалось собрать всю дань в Палестине, но, возможно, он преувеличил значение этого деяния. На стенах его первой гробницы, сооруженной в Мемфисе, впечатляющая процессия, состоящая из представителей всех азиатских народностей, сопровождаемая кавалерией, доставляет собранную дань фараону (фрагменты хранятся в Лейденском музее). Фактически царская армия в то время была совершенно беспомощна и терпела постоянные поражения в Малой Азии. «Заказчик» «стелы восстановления храмов», воздвигнутой от имени Тутанхамона, другими словами Хоремхеб, не делал из этого секрета:

«Если одну [послать армию] в Джахи (родовое название Сирии), чтобы расширить границы Египта, она не добьется никакого успеха».

Это была критика мирной политики Эхнатона, которой Хоремхеб всегда открыто противостоял. Однако виновником случившегося был не только царь-еретик, но и его отец, Аменхотеп III, который оставлял без внимания жалобы и просьбы о помощи своих союзников, как это однозначно следует из амарнской переписки. Так, жалобы поступали от царя Акиззи. Граждане Тунипа (Алеппо) в течение двадцати лет умоляли о помощи, но безрезультатно; Аменхотеп III не предпринимал никаких действий. Можно также вспомнить о мольбах Риб-Адди, царя Библа, союзника Египта, который, в конце концов, не выдержал атак Азиру, царя Амора, союзника бедуинов и Хапиру Сагаз (головорезов). В этот период началась жестокая война между митаннийцами и хати (библейские хетты), но Египет даже не пытался защитить своих союзников от внешней агрессии. Официально он поддерживал видимость дружественных отношений с разными племенами, воевавшими между собой. Тушратта, царь Митанни, выдал замуж родную сестру и дочерей за фараона, но и Суппилулиума, который угрожал митаннийскому царству, судя по всему, имел неплохие отношения с египетским двором. Он не спешил завоевывать Митанни, наученный горьким опытом войны в Анатолии, но ему удавалось поддерживать и крепить союзнические связи, которые на неспокойном Востоке часто служили для того, чтобы вести двойную игру.

Маловероятно, чтобы Хоремхеб во время правления Тутанхамона действительно проводил грандиозные военные кампании в бурлящей Азии, и даже если ему сопутствовала умеренная удача в Палестине, он в основном был занят тем, что защищал границы Египта. В его гробнице в Мемфисе изображены палестинские беженцы, изгнанные из своих земель бедуинами из-за Иордана. Они добрались с изголодавшимися семьями до границ Египта и умоляли военачальника вступиться за них перед царем, чтобы тот предоставил им убежище:

«Варвары захватили их земли, их жилища были уничтожены, их города разрушены, а посевы сожжены. В стране разразился голод, и они жили в горах, подобно горным козлам. Теперь они пришли и молят Всемогущего прислать его победоносные войска, чтобы защитить их, говоря: «Мы, немногие азиаты, которые не знают, как выжить, пришли искать убежища в землю фараона, как мы это делали во времена отцов его отца с самого начала».

Фактически девятилетний период правления Тутанхамона, хотя и ознаменовавшийся, по мнению многих исследователей, постепенным ослаблением власти Египта над азиатскими протекторатами, не был отмечен сколько-нибудь серьезными войнами. Делами страны и отстаиванием ее жизненно важных интересов занимался Хоремхеб. Номенклатура титулов, дарованных ему, поражает воображение: «помощник царя во всех странах» (то есть его наместник); «избранник царя»; «управляющий Двух царств» (по административным вопросам); «два глаза царя Верхнего и Нижнего Египта»; «величайший среди избранных правителем Двух царств»; «истинный писец, возлюбленный царя»; «старший управляющий» и «наперсник особых наперсников царя». Если вспомнить возраст фараона, то легко понять, какую власть имел Хоремхеб не только над принцем, но также и над «Божественным отцом», Эйэ. Несмотря на типично восточную пышность перечисленных титулов, они дают определенное представление о влиянии Хоремхеба при дворе, которое он умудрялся сохранять даже в периоды резких разногласий внутри царской семьи, как, например, в последние годы правления Эхнатона. Несомненно, его власть была до некоторой степени диктаторской: титулы «величайшего из великих, самого могущественного из могущественных, верховного повелителя народов» он присвоил себе сам.

Хоремхеб был скорее опытным законодателем, нежели военным, потратил немало усилий для искоренения коррупции. Взойдя на престол, он обнародовал указ, направленный против служебных злоупотреблений, по которому мы можем представить положение дел в стране в конце амарнской эпохи. Уже в официальных письмах, которые он направлял молодому царю, или в надписях на его статуях, изображающих Хоремхеба как военачальника, находящегося под защитой Амона (музей «Метрополитен»), ощущаются первые ростки контрреформы, которую он пытался провести в стране, «дабы уничтожить злодеяния, творимые во всех уголках Двух царств, и дабы восторжествовала истина, а ложь была порицаема в стране, как в начале времен» («Стела восстановления храмов»).

На шестой год правления молодому царю исполнилось шестнадцать лет, и он уже обрел определенный опыт управления государством. Малькатский дворец на левом берегу Нила располагался неподалеку от Долины царей, и там же хранители некрополя начали находить следы разграбления захоронений. Наступил день, когда его величеству было доложено об осквернении святилищ одного из его предков. В данном случае погребение состоялось относительно недавно и гробницы принадлежали участникам амарнской драмы. Мы, однако, не знаем всех деталей, которые позволили бы нам разобраться в этих событиях. Исполнил ли взошедший на престол царь, покинувший Тель-эль-Амарну, желание родного брата, который хотел остаться после смерти в некрополе Ахетатона? Или же, покидая город, он решил перенести его тело вместе с погребальными сокровищами в Фивы? Мы опять встаем перед загадкой знаменитой гробницы № 55 в Долине царей; с уверенностью мы можем говорить только о том, что какое-то время различные предметы, принадлежащие амарнской семье, хранились в ней: золотой заупокойный храм царицы Тии, канопы и саркофаг, принадлежавшие принцессе Меритатон, и мумия фараона, который умер до Тутанхамона, – Сменхкара или Эхнатона?