Текст книги "Тутанхамон. Сын Осириса"

На четвертый год своего правления Аменхотеп IV выделил основные принципы разработанной им ереси. В гораздо большей степени речь шла о выражении в современных представлениях идей, которые давно закостенели в архаических формах, чем о радикальном изменении самих догм. Аменхотеп IV не только придал разговорному языку статус официального, но также ввел смелую, натуралистическую и легко понятную символику для выражения религиозных концепций.

Зимой шестого года правления Аменхотеп IV берет себе имя Эхнатон, «служитель Атона», и объезжает на своей колеснице, покрытой электроном, одиннадцать новых стел, стоящих на западных и восточных утесах, которые обозначали границы его большой столицы. Здесь он делает соответствующие подношения и публично повторяет клятву никогда не покидать границы этого города. Отныне Эхнатон постоянно проживает в возведенном им городе Шара, и его клятва, которую он произнес в третий раз на восьмой год правления у четырнадцати пограничных стел, заставляет предположить, что, пока старый царь и его сановники по-прежнему управляли страной, он как соправитель не мог распоряжаться по своему усмотрению повсюду в Египте.

Главные здания в городе предназначались для религиозных целей; второй юбилей во славу Атона был отпразднован вскоре после второго юбилея Аменхотепа III в Малькате; в те времена семейные события еще больше сплотили соправителей. В городе Шара царственная чета отметила рождение третьей дочери, Анхесенпаатон, и тогда же в Малькате царица Тии на тридцать третий год правления родила последнюю свою дочь, Бакетатон. Это имя, по-видимому, было выбрано как подтверждение того, что новая религиозная практика пользуется симпатией и поддержкой у старших представителей династии. Маленькая принцесса родилась через два года после кончины дедушки и бабушки по материнской линии, Юйи и Туи, которые вскоре были перезахоронены в скромной гробнице в Долине царей. На их похоронах присутствовали Аанен, второй пророк Амона, высший жрец Ра в Гелиополе, и брат Тии. Погребальный инвентарь, помимо сундуков с драгоценностями, посланных Аменхотепом III и его женой, включал кресла, которые были поднесены их старшей дочерью, Ситамун. Ее отец женился на ней за несколько лет до этого, и кресла были украшены сценами, повествующими о его благоволении к ней. Однако, если допустить, что почившая чета являлась родителями «Божественного отца», Эйэ, удивительно, что от амарнского двора никаких даров не поступило.

На тридцать четвертый год правления умирает второй пророк Амона, Аанен, и его место занимает Симут; храмы Амона в Карнаке, следовательно, по-прежнему процветают, и никаким гонениям династический бог не подвергается. Брат матери-царицы был главным жрецом Амона. В то же время строительство храмов, начатое во владениях Атона в Карнаке еще до четвертого года совместного правления Аменхотепа IV, продолжается на шестом году правления амарнского царя. Четыре из них воздвигли из известняка, и в одном был сооружен один-единственный обелиск из того же материала. Пятый, из другого камня, был заложен в обширных владениях «Атона гелиополиса» на юге (то есть в Карнаке в период ереси). Возможно, также был построен небольшой павильон поблизости от священного озера во время третьего двойного юбилея двух царей и Шара на четвертый год правления Эхнатона, то есть в тридцать шестой – тридцать седьмой годы правления Аменхотепа III.

Мы можем предполагать, что Тутанхамон родился в тридцать четвертом или тридцать пятом году правления Аменхотепа III, однако самое тщательное исследование его погребальных сокровищ и развалин монументов, воздвигнутых в короткий период его правления, не дает ответа на вопрос, кто были его родители. Генеалогические записи, похоже, умышленно игнорировались во время атонистической ереси, как в Малькате, так и в Тель-эль-Амарне, где ничего, кроме Шара, творца всего живого, не имело никакого значения. Только в одной надписи, на льве, стоявшем в храме Солеба и позднее перенесенном дальше на юг в Гебель-Баркал, в Судане, Тутанхамон все же называет Аменхотепа III своим отцом. Многие исследователи не склонны понимать это утверждение буквально и рассматривают его как простое упоминание о царственном предке. По одной из гипотез Тутанхамон был сыном Аменхотепа III и принцессы Ситамун, то есть сыном своей сводной сестры и тети, а по другой версии его родителями могли быть Сменхкар и Нефертити. Третьи соглашаются с отцовством Аменхотепа III, но заявляют, что матерью Тутанхамона была неизвестная вторая жена царя. Не так давно выдвинуто предположение, что отцом Тутанхамона был гипотетический сын Эйэ и Тей («кормилицы» Нефертити), который приходился молочным братом царицы и позднее женился на дочери Аменхотепа III и Тии. Его матерью могла быть Меритре.

Ряд египтологов указывают на поразительное сходство между чертами лица Тутанхамона и лицом Аменхотепа IV, известным по многочисленным портретам. С другой стороны, подобие в строении черепа и тела Тутанхамона и мумии, обнаруженной в псевдогробнице царицы Тии в Фивах, считавшейся поначалу мумией Аменхотепа IV, а потом – Сменхкара, убеждает ученых в том, что Тутанхамон был братом одного из этих двух царей. Предположение выглядит более чем убедительным; почти наверняка Аменхотеп IV и Сменхкар были братьями, по крайней мере сводными. Последний, должно быть, родился в Малькате сразу же после празднования первого юбилея Аменхотепа III.

Но давайте обратимся к некоторым достоверным фактам. Некоторые исследователи утверждают, что царица Тии была бесплодна во время рождения Тутанхамона, но с учетом пылкости египетских и нубийских женщин и принимая во внимание тот факт, что двумя годами ранее она родила принцессу Бакетатон, вовсе не исключено, что она родила принца, когда ей исполнилось сорок восемь лет (Аменхотепу III в то время было пятьдесят два).

В гробнице Тутанхамона следует искать и другие указания. Юный фараон очень походил не только на Аменхотепа IV – Эхнатона или Сменхкара, но также на царицу Тии, что исключительно важно. Помимо этого, как бы подтверждая надпись на льве, обнаруженном в Солебе, в могиле царя-ребенка была найдена золотая статуэтка, изображающая Аменхотепа III, сидящего в позе солнечного мальчика: знак его тождественности с сыном, в плоть которого он переродится. Эта статуэтка, обернутая в ткань, и лежала вместе с локоном волос царицы Тии в отдельном крохотном саркофаге. Вывод напрашивается сам собой. Другие предметы, находившиеся в гробнице, также указывают на родителей царя, как, например, алебастровый кувшин с царственными именами малькатской четы.

В гробнице также были обнаружены различные предметы, принадлежавшие членам царской семьи: палетка из слоновой кости с именем Меритатон (невестка царя и жена Сменхкара); ящичек с крышкой, на которой изображена сидящей на корточках вторая невестка, Нефернеферуре, из погребальных сокровищ Сменхкара; ящик с картушами Эхнатона и его соправителя, Сменхкара, а также хлыст принца Зутмоса (старшего брата царя?). Кроме того, в гробнице были найдены подношения нескольких близких родственников, преданных слуг и друзей, вроде Нахтмина и Майя, которые преподнесли статуэтки царю. Но только статуэтка Аменхотепа III и локон царицы Тии, по всей видимости, указывают на происхождение Тутанхамона.

Мы, следовательно, не будем слишком смелы, если предположим, что в конце тридцать пятого года правления Аменхотепа III «Великая Царская Супруга», Тии, родила последнего ребенка, Тутанхатона, в гареме Малькаты. По египетскому обычаю, мать давала новорожденному имя, выбирая его из тех слов, которые она произносила во время родов; принц, которому надлежало стать царем, носил это имя до коронации. Позднее к его титулу добавлялось второе имя. Едва издав первый крик, с которым «дыхание жизни» вошло в него, Тутанхатон уже был отмечен знаком атонистической ереси; его старшая сестра, родившаяся за год или два до его появления на свет, также была посвящена Шару, владыке Ахетатона, столицы, где им вскоре предстояло зажить вместе со своими юными племянницами.

Поскольку, когда речь идет об этом историческом периоде, мы ничего не можем сказать наверняка, неудивительно, что ученые расходятся во мнении относительно значения имени молодого фараона. Все египетские имена состояли из коротких предложений, призванных обеспечить новорожденному защиту у одного из богов. Только семь богинь Хатхор, приветствовавшие появление младенца на этом свете, могли бы нам поведать, что Тии имела в виду, произнося эти слова более чем три тысячи лет назад, когда они были всем понятны. Одни утверждают, что они переводятся как «могущественна жизнь Атона» или «всемилостива жизнь Атона», но другие полагают, что их следует истолковать как «живое изображение Атона», и, наконец, согласно выдвинутой недавно гипотезе, «все живое находится в руках Атона». Так или иначе, филологи не пришли к единому мнению в отношении имени, которое египтяне перестали использовать с того дня, когда юный царь был коронован как Небхепруре.

Глава 5
ТУТАНХАТОН И ДВЕ СТОЛИЦЫ

1361–1359 гг. до н. э.

Ко времени рождения Тутанхатона город фараонов, Фивы, достигнув своего расцвета, превратился в богатую и свободную столицу, открытую для влияния с Востока и поддерживающую отношения со всеми странами Древнего мира. Ахетатон, еретический город, представлял собой квинтэссенцию, если так можно выразиться, утонченной фиванской цивилизации. Мир и процветание, последовавшие за победоносными войнами, способствовали беспрецедентному расцвету искусств: знать и средние классы купались в невиданной прежде роскоши и даже люди низкого происхождения благоденствовали. Старомодные привычки самоограничения и простоты канули в вечность: по праздничным дням мужчины надевали великолепные, изящные парики, а женщины вплетали в волосы длинные искусственные косы, ниспадавшие на плечи (мода более распространенная, чем короткий и круглый нубийский парик, которому отдавали предпочтение дамы еретического города из-за его экзотичности). Мужчины и женщины теперь носили льняные одежды свободного покроя в складку с широкими рукавами, часто отделанные бахромой и элегантными бантами. Сандалии еще не превратились в туфли с длинными, острыми, загнутыми кверху носами, характерные для XIX династии, но украшались вставками из кожи. Обувь царей отделывалась золотом или имела оригинальную форму с открытым мыском и закрытым задником. Стремление к роскоши нашло отражение в сооружении аристократических особняков: на окраине города появились большие сады, так как пространство в центре было ограничено и занято одно-, двух– и трехэтажными домами. Однако в Ахетатоне, который царская чета из Малькаты часто посещала, было достаточно места, чтобы воздвигать огромные, роскошные здания, вызывавшие зависть и восхищение у всех египтян.

Дворцы и лачуги сооружались из необожженного кирпича; известняк использовался только для порогов, оснований колонн, а также дверных и оконных рам. Двери и колонны делались из дерева. Вокруг каждого имения возводилась высокая стена с караульней около ворот, от которых под прямым углом шла тропинка к главному зданию. Оно всегда имело прямоугольную форму и делилось на три основные части. За просторной приемной располагалась общая зала, занимавшая большую часть дома. Ее потолок, располагавшийся выше, чем в смежных комнатах, поддерживали колонны, число которых в богатых домах достигало четырех, и в центре часто располагался очаг. Большой плоский камень с небольшим углублением, лежавший у одной из стен, служил для омовения рук и ног членам семьи и их гостям. У противоположной стены находился помост для сидений. Узкие окна располагались очень высоко. Это делалось для того, чтобы яркий дневной свет не слепил глаза. Иногда колонны, а во дворцах и потолки украшались изображениями растений и животных. По сторонам центральной залы располагались кабинет главы дома и его канцелярия; лестница вела на галерею, расположенную над приемной. Остальная часть здания была отведена под личные комнаты, и ее главная комната квадратной формы обычно принадлежала хозяйке дома. По обеим ее сторонам располагались спальни, как правило, очень скромные, каждая из которых имела альков. Туалеты отличались редкостной изысканностью и обычно даже имели стульчак. До греко-римских времен египтяне не были знакомы с ванной, но, вероятно, пользовались душевыми комнатами. Подобно жителям большинства жарких стран они тщательно следили за своей кожей после принятия ванны, и во всех частных домах имелись комнаты для втирания мазей и массажа. Дренажные и водопроводные трубы были керамическими. Резиденции правителей Амарны и Малькаты отличались еще большей роскошью.

В задней части дома располагались комнаты для слуг, кухни и пекарни, домашняя пивоварня и погреба с кувшинами для вина, на которых было указано место его изготовления и сорт; вина из «Владений Атона» поступали главным образом из дельты Нила, из окрестностей современной Александрии. Позади дома также располагались конюшни, сараи для скота, собачьи конуры, столярные и прядильные мастерские. Воду брали из колодца, а в многочисленных силосных ямах хранилось зерно. Разумеется, богатые египтяне не могли обойтись без садов. В садах росли платаны, пальмы, ивы, иногда акации и гранаты, а также папирус, мак, василек и мандрагора. В прямоугольных прудах цвели лилии и лотос. У входа в сад стояла небольшая открытая молельня с алтарем в виде плоской каменной плиты с изображением солярного шара, простирающего свои лучи-руки к амарнской царской семье. С двух сторон от этой плиты помещались портреты главы и хозяйки дома. Возможно, здесь надо искать истоки христианских триптихов с изображениями покровителей церкви.

В центре еретического города помещались дворцы, главные храмы и государственные учреждения. Официальная резиденция царя состояла из огромных зданий с внутренними дворами, украшенными статуями и колоннадами; через центральную улицу города была перекинута большая арка, первый в Египте мост, соединяющий две части владений фараона.

Приватная резиденция стояла на холме, ее окружал сад, располагавшийся на трех террасах. Под склоном холма протекала река, и в небольшой бухте причаливали царские баржи, доставлявшие на 220 миль вниз по Нилу правителей Малькаты, пожелавших приобщиться на несколько дней к блистательной жизни Шара. Сюда не проникали суета и тревоги повседневной жизни, и все помыслы города были обращены к религиозной реформе.

Когда Тутанхатону было года три, между тридцать седьмым и тридцать восьмым годами правления Аменхотепа III и в конце девятого или в начале десятого года правления Эхнатона, он в сопровождении своих родителей и старшей сестры, Бекетатон, отправился в Ахетатон. На это время пришелся третий юбилей фиванского царя, который также отмечался в городе Шара одновременно с празднованием двойного юбилея Атона и его служителя, Эхнатона. Прежде чем пришвартоваться, баржа проплывала мимо торгового района, где амбары с зерном возвышались над ослепительно белыми парапетами доков.

Затем маленького принца усадили в колесницу одной из амарнских принцесс, и он проследовал по городу в веренице конных царских экипажей в восторге от этого парада и во все глаза глядя на тяжело дышавших придворных, которые все шли пешком, включая царского писца, и старались не отставать, когда процессия проходила мимо огромных храмов. Шествие остановилось за городом – перед двумя большими пилонами, похожими на те, что были воздвигнуты в храмах Луксора и Карнака. Впереди возвышались мачты, на которых развивались длинные ленты, символизирующие дыхание жизни; но эти мачты разделены на две группы по пять штук в каждой, священное число Хмуну (Гермополя) и Ахетатена, а не на группы из двух или четырех мачт, как это было в Карнаке или Мемфисе. Две царские четы миновали просторные открытые галереи с кирпичными постаментами (по одной для каждого дня в году) для ежедневных жертвоприношений во время празднеств в честь юбилея Атона. Возложив специально отобранные растения на алтари солнца, к которым ведет несколько ступенек, торжественная процессия покидает первое здание, Перхай (Дом праздника), и вступает в следующее, стоящее поодаль и носящее имя Гем-Атон.

Далее они посещают почти достроенный храм под названием Шуэт-Ра («Опахало Ра»), воздвигнутый в честь царицы Тии. Это святилище имеет форму громадной беседки, сквозь стены которого освежающий ветерок проникает в тенистую центральную часть. Как и все святилища, находившиеся под покровительством женщин из царской семьи, он весь был проникнут божественным дыханием жизни, которое они передавали верховному правителю, воодушевляя его, подобно тому как крылья Исиды вдохнули жизнь в безжизненного Осириса. Пока старшие оценивали, насколько успешно продвигается строительство, мальчик и маленькие принцессы с изумлением разглядывали воздвигнутые из песчаника расписные статуи Аменхотепа III и Тии, Эхнатона и Нефертити, слушая объяснения Мутнеджмет, сестры Нефертити, которая их сопровождала.

Однако официальные визиты пришлось сократить до минимума из-за недомогания малькатского царя. Действительно, когда на тридцать шестой год правления Аменхотепа III царь Тушратта из Нахарина уступил его настойчивым требованиям и направил ему одну из своих дочерей, принцессу Тадухипу, в жены, она обнаружила, что фараон слаб и совершенно беспомощен. Тушратта, по совету своих послов или по просьбе самого фараона, согласился одолжить египетскому правителю замечательную статую Великой Иштар, богини любви и войны. Богиня, вероятно, полностью оправдала свое доброе имя; фараон хранил статую в своем дворце и никак не хотел расставаться с таким чудесным лекарством. Тем не менее Тушратта, союзник Аменхотепа III против хиттов и его друг, который осыпал фараона знаками внимания в виде золота и лазурита, оружия, драгоценных камней, колесниц и упряжи (последний дар составили тридцать женщин), не собирался навсегда расставаться со своим сокровищем. Аменхотеп III благоразумно оставил статую в Фивах, опасаясь за ее сохранность в городе Шара, где царил культ Атона. В Малькате отношение к прежнему культу было намного терпимее, Аменхотеп III и на тридцать шестом году своего правления спокойно приносил жертвы в честь Амона и богини Хатхор на Синае.

Но давайте вновь присоединимся к процессии, проходящей мимо министерства иностранных дел (канцелярии «переписки фараона»), у ворот которого, низко склонившись, стоит министр Туту, отвечающий за все письма, адресованные царю его союзниками. Во время периода совместного правления, как можно предположить, копии писем также поступали к Эхнатону, жившему в своем городе. В развалинах архива было найдено более 360 табличек с клинописью.

Стража, стоящая на специальных тумбах, под создающими тень навесами, сдерживает толпу, жаждущую увидеть, как проедут в покрытых электроном колесницах ее правители, живые воплощения солнца на земле. По такому случаю ученикам дома жизни – университета – разрешили покинуть лаборатории и скриптории и некоторых из них даже допустили во внутренний двор дворца, где придворные и знатные сановники собрались, чтобы встретить царей, когда они появятся в «Большом церемониальном окне».

Спустя несколько лет принцесса Анхесенпаатон, которая всегда жила при еретическом дворе, напомнила Тутанхамону, в какой исступленный восторг пришла толпа, когда Эхнатон с Нефертити из того самого окна преподносили «золотую награду» «Божественному отцу», Эйэ. В подобных случаях церемония «явления» происходила на огромном дворцовом балконе, – очевидно, еретическая новация. Золотые ожерелья надевались на шеи фаворитов; драгоценные кубки, посеребренные или позолоченные блюда, а также драгоценности раздавались избранным. Однако Эйэ, как царский конюх, наверное, больше всего ценил подаренные ему перчатки из красно-коричневой кожи, которые он гордо демонстрировал всем, пока не вернулся с триумфом домой. Эти торжества были даже более пышными, чем чествование Пернефера, главного распорядителя царского двора.

Процессия минует резиденцию Панехеси, верховного жреца, и канцелярию общественных работ. Из казарм выходят отряды интернациональной «миротворческой» армии фараона со знаменосцами во главе: впереди шествуют отряды египетской пехоты, затем войска бедуинов и шарданов, за ними – нубийские лучники.

Всякий раз, посещая Ахетатон, Аменхотеп III останавливался в своем дворце «Великолепие Атона». Тот визит родителей Эхнатона и Тутанхамона навел Хюи, дворецкого царицы, на мысль украсить собственную заупокойную молельню двумя параллельными сценами, изображающими царственную чету. На одной стороне Эхнатон и Нефертити, нежно сидящие рядом, принимают знаки внимания от своих четырех старших детей. На другой стороне – Тии в сопровождении младшей дочери, Бекетатон, смотрит на своего мужа. Некоторые египтологи полагают, что поза ребенка символизирует ее благоговение перед скончавшимся отцом, но ничто не подтверждает эту точку зрения. В любом случае здесь нет изображения Тутанхатона, который не присутствует на портретах царской семьи (равно как и другие принцы крови), поскольку в соответствии с правилом Атона (вероятно, по ритуальным причинам) только царственные особы женского пола могли изображаться рядом с царями. Даже придворные следовали этому закону, украшая свои гробницы; например, один высокий чиновник изображен за трапезой с женой и тремя дочерьми.

Безусловно, в пределах четырнадцати пограничных стел города Атон должен был даровать свое благословение царским дочерям, подчеркивая таким образом значение происхождения по материнской линии. Кроме того, царицам и принцессам посвящались особые храмы – «Опахала солнца Ра» (Шуэт-Ра). Символами царственных женщин были страусиные перья опахала, которые использовались в иероглифическом письме для их обозначения; эта символика выражала «дыхание жизни», которое они пробуждают через посредство солярного шара. Вблизи больших официальных храмов Тель-эль-Амарны при раскопках был найден ряд «Опахал солнца Ра» Тии, Нефертити и Меритатон. Судя по развалинам последнего, он был ориентирован вдоль оси север – юг: самое выгодное положение в этих краях, чтобы ловить свежий ветер. Второй Шуэт-Ра был сооружен на левом берегу Нила, вблизи Гермополиса, Аменхотеп IV посвятил его маленькой принцессе Анхесенпаатон Ташери.

На другом изображении, относящемся к тому же царскому визиту, Эхнатон выказывает почтение своему отцу, сам наполняя бокал фиванского царя. Нет необходимости обращаться к дипломатической переписке того времени в поисках указаний на заболевание, от которого могла бы помочь излечиться богиня Иштар: физическая немощь Аменхотепа III слишком очевидна на изображениях амарнской стелы: на фоне увитой виноградом решетки за столом сидят два малькатских правителя (стела в настоящее время хранится в Британском музее). Дряхлый царь запечатлен, видимо, незадолго до своей кончины, – тучный, с расплывшимся лицом и скорбным взглядом, он являет собой разительный контраст полной жизни и энергии Тии, профиль которой все же можно различить, хотя камень поврежден.

Вскоре после своего первого визита в столицу старшего брата маленький Тутанхатон начал посещать школу при дворце, где он старался превзойти в учении сыновей знати и принцев из Капа. В Египте того времени, на наш современный взгляд, детей очень рано отдавали в учение: в четыре года они уже умели читать. Сначала их учили распознавать и произносить несколько сот иероглифов, отображающих все аспекты бытия и реальности. Эти знаки были разделены на отдельные категории: таким способом дети приобщались к идее иерархии. Овладев этими навыками, они учились правильно спрягать глаголы и склонять местоимения; после освоения грамматического согласования по числам и родам, а также арифметических действий в уме, отпрыски знатных семей переходили к изучению иератического письма на папирусе и остраконах. Далее они постигали литературный язык, его особую лексику и систему, используемые для передачи иностранных, главным образом азиатских слов. Юному принцу разрешили писать на папирусе, производимом в Египте со времен I династии из волокон болотного тростника, чего не могли себе позволить обычные школьники, поскольку этот материал стоил исключительно дорого и обычно использовался только для учебников. Школьники писали на известковых или глиняных черепках, которые мы называем остраконами. Учитель относился к будущему правителю Египта весьма строго, никак не выделяя его среди учеников, и, когда тот делал ошибки, переписывая фразы из сборников сказок или кодекса поведения, отмечал их красной тушью. Камнем преткновения всегда было соединение слов – тяжелая задача для любого ребенка, привыкшего к разговорному языку, от которого внезапно потребовали, чтобы тот перешел на незнакомый, архаичный язык.

Школьные принадлежности Тутанхатона включали обычный набор ученика писца: палетку прямоугольной формы (самые простые из них изготавливались из дерева, а самые изящные – из слоновой кости, а иногда покрывались позолотой) с двумя углублениями в верхней части, куда помещались краски: черная и красная (сажа и охра, смешанная со смолой). Паз в центре палетки предназначался для стеблей морского тростника, использовавшихся как перья, – калами, концы которых, в отличие от гусиных, не затачивались, а разжевывались, так что получалась кисточка. Небольшая полая трубка, украшенная сверху головкой в виде цветка, служила «пеналом» для этих хрупких письменных принадлежностей. У маленького ученика было также особое приспособление для разглаживания поверхности папируса после стирания написанного. «Ластик» представлял собой кусок песчаника, который хранился в кожаном мешочке с завязками. Для исправления ошибок на остраконе применялась губка, висевшая на шнурке. На внешней стороне чаш для смачивания кисточек часто делались надписи, которые напоминали писцу, что перед тем, как приступить к работе, ему следует совершить возлияние несколькими каплями воды в честь Имхотепа, обожествленного мудреца, который построил ступенчатую пирамиду в Саккаре во время правления III династии. Однако большая часть палеток писцов находилась под покровительством Тота, бога письменности, счета и мудрости. После уроков Тутанхатон с друзьями занимались физическими упражнениями: плаванием или борьбой. Он также обучался стрельбе из лука и, возможно, верховой езде на чистокровных лошадях, которых дарили его отцу правители Востока. Египтяне не слишком любили ездить верхом, и эти уроки скорее были исключением из общего правила. Обычно фараон изображался на колеснице, запряженной скакунами.

Приобретя основы знаний, маленький принц начинал осваивать такой предмет, как словосложение; самые мудрые и образованные ученые указывали ему, насколько важно уметь правильно излагать свои мысли:

Что ты получишь за один день в школе, останется навечно… работа, проделанная там, незыблема, как горы. Ты не принес палетку? Она отличает тебя от того, кто гребет веслом.

Погружайся в книгу, как погружаешься в воду. Бедность ожидает того, кто не хочет учиться.

Несмотря на хрупкое здоровье юного принца, личный «егерь» научил его охотиться в пустыне на зайцев, газелей, козерогов, антилоп и даже страусов, как это изображено на браслете из слоновой кости, украшенном сценами охоты на страуса, который был обнаружен в гробнице египетского правителя. Однако будущий царь предпочитал бегать вместе со своими собаками или сидеть во дворце, играя в сенет или в «змейку» со своими сверстниками, а порой устраивая фейерверки с помощью источника огня, который он даже взял с собой в могилу.

Тутанхатон еще не успел пройти первый цикл обучения, когда в столице Шара состоялась грандиозная церемония. Правители Ахетатона вместе с шестью дочерьми приняли всех иностранных послов в здании, специально выстроенном для этого случая. При дворе Малькаты уже долго ходили мрачные слухи, и придворные умоляли царицу Тии вмешаться и поддержать шатающийся трон. Аменхотеп III умирал (мумия царя свидетельствует о плохом состоянии его зубов, что вылилось в различные осложнения) и потерял интерес ко всему окружающему. Верховные жрецы Карнака снова подняли голову. Ситуация в Азии тоже оставалась напряженной. Послания, которые союзники направляли Аменхотепу III и его соправителю, оставались без ответа. Двор оставался безразличным к вторжению хапиру, подстрекаемых Лабайя, принцем караванов, в Палестину и к регулярным набегам на Сирию хеттского царя, Суппилулиумы. На севере Сирии ряд провинций уже обрели автономию благодаря предательству царя Амора по имени Азиру, который приходился сыном Абдиаширте. Дань, выплачивавшаяся провинциями, присоединенными к Египту в результате завоеваний Тутмоса III, теперь поступала крайне нерегулярно. Тии с беспокойством следила за тем, как ее муж увядает, и отчетливо понимала, что ее сын-еретик обязан что-то предпринять, дабы положить конец разговорам и покончить с опасной ситуацией, угрожавшей всему царству. Теперь очень мало азиатских послов прибывало с богатыми подарками, и эти подношения царский казначей приобщил к дани, которая только что поступила от царя Митанни. Нубийцы оставались преданными союзниками, тем лишний раз доказав (если нужно было это доказывать) преданность южных народов потомкам Юйи и Туи.

Эту церемонию, которую иногда называют парадом, или сценой принятия даров, двенадцатого года, состоявшуюся, если надписи прочитаны правильно, на восьмой день второго месяца зимы, многие ученые рассматривают как момент фактического вступления Эхнатона на трон сразу же после смерти отца. Письмо (№ 27, издание Кнудсона) от митаннийского царя Тушратты Эхнатону (Напхурия), в котором он одновременно говорит о погребении Аменхотепа III и восшествии на престол Эхнатона, датировано в архивах днем его поступления в Фивы. Этот документ, как мы уже упоминали, большинство исследователей датируют двенадцатым годом правления, хотя другие, и в их числе сэр Алан Гардинер, читают в дате только одну цифру 2. В таком случае похороны Аменхотепа III должны были предшествовать «параду чужеземных подношений», который мог быть просто частью коронационной церемонии. Но тогда трудно объяснить, почему принцесса Мекетатон стоит рядом с пятью сестрами на параде и каким образом после ее смерти, наступившей, по-видимому, в конце означенного года, на ее саркофаге оказались печати ее деда и ее отца.

Это самый туманный период в жизни Тутанхамона. Две главные загадки, над которыми ломают голову исследователи: имело ли место совместное правление Аменхотепа III и Аменхотепа IV? И следует ли Напхурия рассматривать как коронационное имя Аменхотепа IV на аккадском языке или как редко встречающееся написание имени Небхепруре, коронационного имени Тутанхамона? Опять же возникает вопрос: не могли ли после смерти Аменхотепа III фиванцы, враждебно относившиеся к ереси Эхнатона, намеренно отдать предпочтение молодому Тутанхамону как наследнику отца и игнорировать еретического хозяина Ахетатона?