Текст книги "Свеча в окне"

Матерь Божия, выдержит ли он еще один день?

– Убедительная сцена.

Напряжение, с которым Уильям рассматривал лицо Соры, было прервано чьим-то голосом; он поднял взгляд и тупо посмотрел на говорившего.

– Священники утверждают, что лучше жениться, чем гореть в огне, однако похоже, что тебя ожидают оба пути.

Уильям пришел в себя. Оказывается, над ними подтрунивал Реймонд, – именно он наблюдал с доброжелательным интересом за тем, как Уильям распустил нюни перед своей женщиной. Бросив взгляд в проем двери, Уильям заметил, что чересчур любопытные слуги вытянули головы, а гости во главе стола ухмыляются. Уильям положил руку на затылок Соры, вновь притянул ее к себе и спрятал ее лицо на своей груди. Он погладил Сору по волосам, успокаивая ее, и с грубоватым юмором ответил Реймонду:

– Если это и есть адский огонь, то грешники будут кидаться в уголья.

Реймонд расхохотался, не отрывая взгляда от Соры.

– Надеюсь, что ты уведешь тайком прекрасную наследницу до того, как это рискнет сделать кто-либо из нас.

От резкой боли неудовлетворенного желания Уильяму захотелось врезать своему дражайшему другу за то, что тот с таким восхищением смотрит на Сору. Но вместо этого он с отменным самообладанием переменил тему разговора:

– После застолья состоится меле. Ты не слишком устал для того, чтобы участвовать в нем?

Реймонд швырнул свой потертый плащ оруженосцу и простер руки к потолку.

– Сегодня я бы голыми руками убил вепря.

– На вепря мы охотились вчера, – сухо заметил Уильям.

– Так, значит, сегодня мы его едим?

– Да. Пойдем, попробуешь кусочек.

– Я бы мог сожрать его целиком.

Сора вмешалась в их пикировку, оторвав лицо от груди Уильяма:

– Тогда поспешите, милорд. Мы ожидаем вас в большом зале.

Она выскользнула из объятий Уильяма и просунула свою руку под его локоть.

– У тебя совсем зацелованный вид, – сказал ей Уильям. – Ты готова выйти к гостям?

– Пусть все знают, что я желанна моему господину, я горжусь этим.

Сора тряхнула головой в знак презрения к общественному мнению, а в душе порадовалась тому, что все понимают, что Уильям защитит ее. Ей вновь на ум пришел мерзкий шепоток во дворе, и она теснее прижалась к Уильяму. Он повел ее обратно в зал, заполненный сплетничающими гостями.

Некто наблюдал за этими объятиями, наблюдал за тем, как его друг поднял эту женщину над полом и целовал ее до тех пор, пока они оба не лишились чувств, и его раздирали ненависть и желание. Ненависть к Уильяму, могущественному господину всего, чего он ни пожелает. Желание обладать Сорой, утонченной и сходящей с ума от любви к Уильяму. Когда он впервые увидал ее, то ему хотелось лишь раздавить ее, затоптать в землю за то, что она возбудила у Уильяма новый интерес к жизни. Теперь же он желал ее так, как желал ее Уильям, желал ее из-за того, что она принадлежала Уильяму; он желал наслаждаться ее красотою; желал ее потому, что ее желал Уильям.

Он сжал кулаки. Он бы добивался ее, был бы ее незримым поклонником, убеждал бы ее в том, что она прекрасна, когда их никто больше не слышал бы. А еще он прикасался бы к ней, развеивал бы ее опасения, которые возникали бы у нее при словах о ее красоте. Он бы отобрал ее у Уильяма, прежде чем убить его. Тогда бы он был удовлетворен. Он наверняка был бы удовлетворен, унизив и убив Уильяма.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Реймонд уселся и принялся в перерывах между прожевыванием пищи отвечать на вопросы, которые выкрикивали гости. Каждое его слово было проникнуто восхищением перед Генрихом.

– Генриху двадцать один год, он достаточно молод для того, чтобы быть деятельным. Друзья в восторге от его бешеной энергии. Он редко сидит на месте, все его чувства всегда обострены. Однако своими землями во Франции он правит мудро.

– Одно дело – быть герцогом, а другое – королем, – возразил Уильям.

– Если учитывать наследство, полученное Генрихом от отца, графства, которыми он правит от имени своей матери, и графства, которые ему достались от брака с Элеонорой, то получается, что территория, которой он правит во Франции, больше, чем территория его сюзерена, короля Людовика. Ему по плечу придется и королевская мантия Англии.

– А Стефан? – поинтересовался лорд Питер. Покачав головой, Реймонд деликатно развеял надежды относительно здоровья правящего короля.

– Стефан – сломленный человек. Смерть сына вынесла окончательный приговор его надеждам. Бесславные кампании, предательство баронов – ему так и не удалось утвердить свои претензии на престол.

– Ваши слова – измена, – выступил Николас, и Реймонд, повернувшись, внимательно посмотрел на него.

– А мне уже и неясно, что такое измена. Если мои слова пойдут на благо здоровой Англии, то пусть они прозвучат.

Он улыбнулся Николасу, показав все свои зубы.

– Если кто из лордов расположен к кражам, убийствам и грабежу, то пускай принимаются за дело теперь же и пускай поторопятся. На эту землю возвращается законность. Ее водворит Генрих. И горе тому, кто встанет на его пути.

Реймонд резко развернулся, чтобы взглянуть на Чарльза, затем вновь на Николаса, и друзья поняли, какой смысл он вложил в свои слова.

От звуков голоса Реймонда Сора поежилась. Она пообещала себе не пропускать ничьих слов, и от этих речей ею овладевали беспокойство и растерянность.

Реймонд имел в виду больше, чем сказал словами, Николас высказался слишком коротко, а Чарльз болтал оттого, что выпил лишнего. Или же заговорила совесть? Она не понимала и не могла в этом разобраться. Обычно острое чутье ее было притуплено страхом за Уильяма, а с прошлого вечера – еще и страхом за себя.

Как это ни странно, но ее беспокойство нарастало в течение всей недели. Каким-то чутьем она ожидала измены и вероломства. Сору даже и не удивил по-настоящему голос, назвавший ее красивой, однако она напугалась. И засомневалась. Раньше ей чудилась какая-то опасность; теперь же ей чудились голос и чье-то присутствие. И росло смятение, потому что она по-прежнему ощущала эту опасность. Сора ощущала ее именно сейчас. Она вздрогнула; кто-то смотрел на нее. Даже когда этот человек не говорил, даже когда Сора не слышала его хриплого шепота, она ощущала на себе его взгляд, и от этого ей хотелось сжаться.

– Сора? – раздался совсем близко от ее уха голос Уильяма, отвлекший ее от смятения в мыслях и несколь ко развеявший ее тревоги. – Пора.

Какое-то мгновение Сора не могла ничего сообразить, затем вспомнила и поморщилась:

– Начинать меле! Разумеется.

Уильям помог Соре выйти из-за стола, и она задержала его руку в своей ладони.

– Я помогу тебе надеть доспехи, – сообщила Сора.

– Для этого здесь мой оруженосец, – произнес Уильям.

– А то я не знаю, – ущипнула его Сора. – Давай, – лучше меня тебе никто не поможет.

– Вы без всякого труда способны убедить меня, миледи, – заметил Уильям, следуя за ней, словно агнец.

– Мошенник, – фыркнула Сора. – Заявляешь, что я главная, а подчиняешься мне таким образом, будто ты сам решил.

– За что мне такие придирки? – простонал Уильям с притворной скорбью.

Он оглянулся назад; молодой Гильом следовал за ними по пятам. Все трое поднялись в верхние покои, и Уильям увидел, что его одежды разложены на кровати.

– Вы оба собираетесь выполнять обязанности моего оруженосца?

– Ты не первый мужчина, которого я экипирую в бой, – ответила Сора, захлопывая дверь.

Она нащупала табурет, который стоял возле кровати, и перетащила его на середину комнаты, где поджидал Уильям. Взобравшись на табурет, Сора сняла с Уильяма верхнюю одежду и аккуратно передала ее Гильому. Гильом сложил ее, запрятал в открытый комод и вернулся с поддевкой, которую Уильям носил под кольчугой. Действуя слаженно, Сора и оруженосец раздели Уильяма и переодели его, затем через голову надели на него кольчугу и повесили на пояс меч. Кольчуга, без малейшей ржавчины, вся сияла, а меч был остро наточен. Кожаные сапоги, натертые маслом, сверкали, а кожаные рукавицы податливо гнулись. Довольный своим возвращением в рыцарский мир, Уильям широкими шагами ходил по комнате, и золоченые шпоры его издавали звон.

– Но у меня же нет шлема, – нахмурился он. – Мой шлем ведь тогда разбился. Оружейный мастер не присылал нового шлема?

– Мы подумали, что тебе нужно сначала попробовать вот этот, – спокойно ответила Сора.

Она достала из собственного комода прекрасный шлем, покрытый полосками стали и защищенный на-носником.

– Это шлем моего отца, единственное оставшееся у меня о нем воспоминание. Мне не суждено узнать, как он сохранился у матери. Мне рассказывали, что отец тоже был крупным мужчиной, так что, возможно, шлем будет тебе как раз. Если он не подойдет, то есть еще один.

Сора протянула шлем обеими руками Уильяму, и он бережно взял его. Сора сказала:

– Оружейный мастер его осмотрел. Он говорит, что шлем в хорошем состоянии, только старомоден. Шлем конической формы, кажется, он называется шишаком?

Уильям внимательно посмотрел в лицо Соры, которая оставалась безмятежной и лишь дожидалась его одобрения. Ее губы, алые и сочные, как яблоко осенью, изогнулись в мягкой улыбке. Сора сложила руки, словно в молитве, и деликатно застыла в ожидании. Примерив шлем, Уильям с удивлением обнаружил, что шлем по нему. Ручища, ножища, головища – бывало, дразнил его отец, но, как видно, такое определение подходило и к отцу Соры.

– Благодарю, миледи. Для меня честь – носить шлем вашего батюшки.

– А ты уверен, что он как следует сидит на тебе? – поинтересовалась Сора. – Не соскальзывает из-за того, что велик, и не давит из-за того, что мал?

– Сидит прекрасно, – заверил ее Уильям.

– В таком случае, это будет тебе мой свадебный подарок.

Лицо ее словно расцвело от улыбки.

– Носи его как мой талисман.

Уильям сделал шаг навстречу Соре и поймал ее в свои объятия, а она выбросила руки вперед и, обвив его за шею, трепетно прижалась к нему. Крепления на доспехах Уильяма кололи Сору, однако она пылко обняла его и затем отпрянула.

– Я жду, когда ты принесешь мне призы.

Она снова улыбнулась Уильяму, и губы ее задрожали. Уильям наклонился, чтобы поцелуями прекратить глупый разговор. Поцелуй вынужденно оказался легким и воздушным. Уильям уткнулся ей в щеку наносником, и к тому же они помнили, что в комнате находится поджидающий их Гильом. Однако, когда Уильям направился широкими шагами к дверям, Сора прикоснулась кончиками пальцев к губам, бережно сохраняя тот талисман, который он вернул ей взамен.

Не успел Уильям выйти из комнаты, как появилась Мод.

– Пойдемте-ка, миледи, я провожу вас до вашего места в галерее. Вам как невесте положено почетное место.

– Где, вероятно, все смогут меня видеть, – хмуро произнесла Сора. – Вид у меня должен быть уверенный и непринужденный.

– Уильям прекрасный воин, – успокоила ее Мод. – Вам позволительно быть уверенной и непринужденной. Он вас не разочарует.

– У него есть враги.

Сора закусила губу. Сказать Мод о том предчувствии, которое нарастало в ней в последние дни? Предчувствие, которое увеличивается по мере того, как растет вокруг них толпа гостей? Предчувствие беды, звуки шепота во тьме?

– Друзей у него больше. Ты смешна.

Мод пожурила ее, и беспокойство схлынуло прочь. Здравый рассудок убедил Сору, что она взвинчивает себя, она послушалась Мод и успокоилась.

– Лорд Питер участвует в сражении, и он заверил меня, что ни на мгновение не упустит сына из виду. Даже глупец не посмеет причинить вреда лорду Уильяму во дворе его же собственного замка и в окружении его же собственной семьи и друзей.

– Не глупец, – рассудительно произнесла Сора, – но сумасшедший.

Мод вцепилась в плечи Соры и резко потрясла ее.

– Доверься лорду Уильяму. Он не оставит тебя вдовой прежде, чем ты станешь его супругой.

Она разгладила рукой платье Соры, поправила на ней пояс и вуаль.

– Ты заслуживаешь того, чтобы быть в центре внимания. В наряде, который тебе подарил лорд Питер, ты выглядишь роскошно. Так иди же и стань предметом его гордости. Ты – госпожа. Ты – невеста. Ты – почетная гостья. Помни, кто ты есть, и никогда не опускай подбородок.

Получив порцию назиданий в поддержку, Сора кивнула и взяла Мод за руку.

– Я готова.

Она прошла в галерею, где дамы наблюдали за меле, и вид у нее действительно был царственный. Не одна гостья позавидовала синему льняному облегающему платью, от которого глаза Соры окрашивались в гиацинтовый цвет. Алый жакетик подчеркивал вороной цвет волос, а пояс, сплетенный из алых, синих и драгоценных золотых нитей, приковывал все взоры к изящному покачиванию бедер. Молодая и прекрасная – и слепая, – Сора сорвала великий брачный приз. Она уселась в кресло, стоящее на невысоком подиуме, словно могла видеть сражение, и вид ее казался надменным, поскольку Сора никому не улыбалась и никого не приветствовала.

Среди этих соседок у нее не было подруг. Анархия, царящая последние четырнадцать лет, не располагала к частым поездкам. На дорогах хозяйничали разбойники, а подлые лорды опустошали округу и забирали все, что им было нужно. Люди выбирались из дома только по значительным случаям, и тогда им приходилось быстро мчаться в окружении охраны под бряцанье оружия. Никакая приличная дама не посетила бы Теобальда в пользующемся дурной славой замке, где правил трусливый лорд и где царила распущенность.

За годы уединения Сора с успехом избегала аристократического общества, а многие из тех, кто прибыл на свадьбу Уильяма, принадлежали к высшей аристократии. Графы сидели бок о бок с владетельными баронами. Их жены знали друг друга по другим свадьбам, по другим похоронам. Они обменивались сыновьями, отдавая их на воспитание. Сора ощутила глубокую пропасть, отделявшую ее от женщин, которые выкрикивали приветствия с фамильярностью старинных знакомых. Все вокруг нее гудело новостями о новорожденных и недавних зачатиях, захворавших родителях и о сбившихся с пути праведного мужьях. Ей страстно хотелось знать кого-нибудь, хоть одного человека, чтобы можно было с ним поговорить и улыбнуться ему, а не ощущать себя посторонней с презрительной миной на лице.

Никогда Соре не доводилось чувствовать себя столь неловко. Хозяйка из нее не получалась. Она знала, как накормить голодную армию, как обеспечить запасами замок, однако ей никогда не приходилось вращаться в компании незнакомых женщин. Она не знала, куда ей девать руки, а ноги запрятала глубоко под юбку.

Зачем это надо было устраивать сейчас? Сора отчаянно нуждалась в ком-то, кто мог бы рассказать ей о том, что происходит теперь на поле перед ней. Она крепко сцепила пальцы на коленях. Соре казалось, что она не сможет усидеть здесь, словно какая-нибудь мраморная статуя, в то время как ее любимый сражается ради того, чтобы возродить свое мастерство и утвердить свою гордость, а она не понимает, что происходит.

Волнение охватило Сору, когда она услышала, как команды выстраиваются на противоположных сторонах двора. Подготовка рыцарей была отмечена звоном копий и приглушенным фырканьем лошадей, запахом солнечного света на траве и медленно поднимающейся пылью. Галерея была выстроена напротив внешней куртины, в тени и в стороне, и Сора знала, что ряды скамей защищены деревянным забором от случайного падения лошадей и рыцарей. Меле было опасными схватками, опасными настолько, что церковь стремилась взять их под свой контроль с помощью различных запретов, но для рыцарей, которые сражались за призы и за славу, а также ради практики, это была блестящая игра в условиях, когда баталии случались слишком редко.

Лорд Питер призвал к тишине и объявил приз. Воин, который будет признан наиболее достойным, получит боевого коня, необъезженного боевого коня из его собственных конюшен. Конь фыркал и гарцевал, демонстрируя свой крутой норов. Под смех присутствующих лорд Питер заверил всех, что сам он и его сын не будут участвовать в состязании, поскольку общеизвестно, что одолеть таких рыцарей, как они, никому не по силам. Сора услышала пыхтение конюшенных, которые с трудом затаскивали коня обратно в стойло. Она услышала, как лорд Питер поскакал к тому краю поля боя, где стояла его команда, а затем кто-то втиснул ей в руку платок и прошептал:

– Поднимите его повыше, а затем бросьте!

Сора так и поступила, и под грохот копыт и воинственные выкрики мужчин схватка началась. Сора услышала звук первых столкновений, когда копья коснулись щитов, она услышала звон мечей рыцарей, сражавшихся в пешем строю. Вокруг нее собрались женщины, которые подбадривали своих мужчин, выкрикивая их имена.

– Уилфред, поднимайся и бей этого мерзавца!

– Отличный удар, Журден!

– Видели, как раскололось копье Филипа! Вот уж он теперь разозлился!

Никто не упоминал имени Уильяма, и мускулы Соры сжимались от все более страшных картин, рисуемых воображением. Когда какое-то чрезвычайное происшествие заставило крики женщин стихнуть, Сора зажмурилась и взмолилась:

– Что там?

Сидевшая рядом с Сорой женщина, жена графа и дочь графа, обладавшая в силу своего положения привилегией быть откровенной, сказала ей:

– Такого я еще никогда не видала. Лорд Николас сегодня не сражается, а подходит к женщинам, чтобы сесть с ними!

Ужас, прозвучавший в голосе леди Джейн, явно свидетельствовал о неблаговидности такого поступка.

– Лорд Николас говорит, что он неважный наездник и неважный боец, – робко произнесла Сора, не уверенная, как следует реагировать на подобное возмущение.

– Тогда надо идти на поле боя, чтобы тебя сбили с лошади, – фыркнула дама по соседству. – Неужели вы думаете, что все эти рыцари перед нами – бойцы? Некоторые из них уже так напились, что едва сидят на конях, как сэр Чарльз. О Господи, он уже на земле! Уж лучше бы вместо некоторых из них доспехи надели их жены.

Сора с облегчением рассмеялась.

– Неужто они в таком ужасном состоянии? Тогда, пожалуй, мне не следует терзаться, потому что мой Уильям – великий воин.

Прозвучавшая гордость в словах Соры заставила леди Джейн резко посмотреть на нее, но, прежде чем она успела произнести хоть слово, послышался тихий голос Николаса:

– Позвольте мне сесть рядом с вами, леди Сора?

Произнеся это вежливо и учтиво, Николас, тем не менее, не стал дожидаться согласия Соры и втиснулся на краешек скамьи, сдвинув в сторону леди Джейн. Сора услышала шипение леди Джейн и всем сердцем понадеялась на то, что не стала центром всеобщего внимания из-за Николаса. Тут он взял ее за руку.

– Вы сидите здесь с таким одиноким видом, что мое сердце сжалось от обиды. Я понимаю, как вам наверняка тревожно. Мне хотелось рассказать вам о тех опасностях, которые грозят Уильяму. Мне показалось, что это было бы лучше, нежели оставлять вас один на один с вашим собственным воображением.

Сора воскликнула:

– Да, о да! Благодарю вас!

Сора сжала руку Николаса; она до смешного была благодарна ему, забыв об осуждающей реакции женщин, забыв обо всем, кроме возможности «увидеть» своего любимого в сражении.

Николас некоторое время наблюдал за битвой молча, а затем с досадой прищелкнул языком.

– Он сражается так беспечно, а мастерство его от длительного бездействия утратилось. Его наверняка убьют. Чрезмерная самоуверенность, дорогая леди, чрезмерная самоуверенность.

Николас похлопал ее по руке своей влажной ладонью, и Сора тяжело вздохнула.

– Если вам больше нечего сказать мне, то вы можете…

Николас пребольно сжал ей пальцы и вскочил на ноги:

– Берегись, Уильям! За твоей спиной воин с мечом!

Стоя на поле брани, Уильям смотрел на шестерых рыцарей, которые неслись на него в атаку галопом, и разразился хохотом. Сжимая меч, он дивился тому, как мог он усомниться в своих бойцовских способностях. Кое-кто из друзей осторожно нападал на него, чтобы позволить ему разогреться для работы мечом, но вскоре были проучены. Они валялись на земле, отплевываясь от пыли и бранясь.

Развернув боевого коня в сторону атакующих, Уильям выбил оружие у одного из рыцарей, в то время как конь его лягнул задними копытами и сбросил на землю другого. Уильям уклонился от размахнувшегося во всю ширь самого молодого нападающего и выбил его из седла ударом щита. Затем он развернулся и принялся то бросаться вперед, то, пританцовывая, отступать. Широкий размах Уильяма не позволял противникам сблизиться с ним, а благодаря гибкости своего крупного торса он умудрялся уклоняться от их мечей на расстояние волоска. Атакующие Уильяма рыцари сникли под его ударами, как листья травы под ураганом. Время от времени он обезоруживал своих противников, и в конце концов даже те немногие, которые остались на поле брани, стали избегать его в надежде сохранить свою репутацию.

Вотще. Опьяненный радостью сражения, Уильям настигал и поражал их. Наконец, оставшись один, он поднял меч и победоносно завопил. Его прежние противники сбились на поле в кучку, поздравляя его, хлопая его по спине и выкрикивая оскорбления, которые звучали как слова восхищения. Уильям снял с себя шлем, обнажив прилипшие ко лбу взмокшие волосы, и сорвал рукавицы. Гильом, подбежавший за тем, чтобы взять на себя заботу о боевом снаряжении, улыбался, купаясь в лучах славы своего господина.

Уильяму нравилось все это. Он упивался восхищением и преклонением, которые раньше презирал и по которым затем тосковал, сам того не сознавая. Он медлил до тех пор, пока не бросил взгляд в сторону галереи и не увидел Сору, которая одиноко стояла на подиуме с застывшим выражением на лице, свидетельствующим о том, что она напряженно прислушивается к происходящему. Вырвавшись от мужчин, Уильям широкими шагами направился к своей даме, не смотря по сторонам, и, когда он приблизился к Соре, леди Джейн взяла его невесту за руку и подвела ее к нему. Сначала Сора упиралась, но, когда леди Джейн что-то сказала ей, просветлела и заспешила вперед. Пробежав последние несколько футов, она с такой силой налетела на Уильяма своим маленьким телом, что он покачнулся. Радуясь пылким объятиям Соры, Уильям поднял ее, подхватив одной рукой под колени, а другой обняв за плечи, и закружился с ней.

– Я их всех побил! Всех! – ликовал он, а она визжала в ответ с равной долей воодушевления и радости.

Наконец Уильям замедлил свою дикую круговерть, Сора ухватила его за уши.

– Ради Пресвятой Девы, Уильям, никогда меня так больше не пугай. У меня сердце останавливалось во время каждой твоей схватки. Я просто и не знаю, отшлепать тебя или любить тебя, – заявила ему Сора.

– О, люби меня, – нарочито капризно проговорил он, и Сора погладила его лицо руками.

– Судя по ямочкам на твоих щеках, ты ни в малейшей степени не сожалеешь о том, что доставил мне столько беспокойства, – произнесла Сора. – И за что я полюбила такого негодяя?

Под ладонью Соры Уильям спародировал чертами своего лица огорчение, и она, вцепившись ему в шею, затрясла его изо всех сил. С таким же успехом можно было попытаться раскачать каменную колонну, и единственным результатом стало то, что лицо Уильяма становилось все ближе и ближе, пока его дыхание не слилось с ее дыханием. Не в силах более сопротивляться и желая гораздо большего, Сора жадно поцеловала его.

Вкус этого поцелуя говорил о том, что она желает Уильяма не просто ради того, чтобы обладать его землею. В нем не было похоти или милой привязанности. Поцелуй имел вкус пламенного и отчаянного страха за жизнь Уильяма и, как он впервые понадеялся, за все остальное. Сора прижалась к нему ртом так, словно хотела раствориться в нем всем своим существом; ее руки вплелись ему в бороду и прижали его ближе. Увлеченный страстью Соры, Уильям приподнял ее, обняв, как ребенка; одной рукой он прижал ее спину, а другой – верхнюю часть ног. Ноги Соры болтались в воздухе, миниатюрное тело дрожало, и Уильям содрогнулся от силы, которая была несравнима с радостью боя. Подняв голову с намерением выяснить, где тут поблизости находится какая-нибудь кровать, он, повернувшись, обнаружил, что стоит посреди поля брани. Солнце щедро проливало свои лучи, пыль после схватки улеглась, а на нем по-прежнему были надеты кольчуга и сапоги. Тишина повисла в воздухе, и стоящие вокруг люди жадно или с бесстыдным любопытством следили за ними. Обведя глазами собравшихся, Уильям увидел похотливо присвистывающих мужчин, которые подталкивали друг друга локтями и весело посмеивались при виде такого сильного воина, покоренного с помощью столь хрупкого оружия. Дамы с галереи бросали на них сдержанные оценивающие взгляды.

– Сынок! – позвал лорд Питер, и Уильям заподозрил, что этот призыв был обращен к нему уже не однажды. – Сынок, если ты опустишь леди Сору на землю, то мы наградим тебя боевым конем и все смогут начать приготовления к ужину.

Уильям посмотрел на отца.

– Нам надо встречать новых гостей.

Лорд Питер отчеканил каждое слово, как будто догадывался, как медленно соображает Уильям.

– Во время сражения прибыли вассалы Соры, и на них произвело сильное впечатление твое мастерство верховой езды.

Он взмахнул рукой, и Уильям заметил трех мужчин в дорожных костюмах, которые стояли несколько поодаль и смотрели на него со степенной недоброжелательностью. Сора оторвала голову от его плеча, куда она уткнулась, и Уильям взглянул сверху вниз на ее затуманенное лицо с припухлыми губами и розовой кожей. При этом голова у Уильяма вновь пошла кругом от того чувственного томления, которое исходило от его невесты, однако лорд Питер шлепнул его по спине и сказал:

– Давай-ка мы представим приз теперь же.

Выражение лица Соры стало более осмысленным, и Уильям неохотно отпустил ее на землю. Он поддерживал ее рукою под локоток, пока она перестала шататься, и благодарил Бога за то, что кольчуга защищает формы его тела от пытливых глаз.

– Кто выиграл боевого коня? – спросил он.

– На приз наверняка станет претендовать сэр Осберт Карравильский. Вы согласны, леди Сора? – высказал предположение лорд Питер.

Сора кивнула.

– Все похвалы, услышанные мною, относились к сэру Осберту Карравильскому, поэтому сомнений быть не может. Это – сэр Осберт Карравильский.

Раздался радостный возглас Осберта, и Уильям улыбнулся его безудержному веселью. Этот приз становился богатством при его безденежном состоянии и открывал новые горизонты для рыцарской службы. Неважно, что он явно был вторым в состязании. Быть вторым после Уильяма вовсе не считалось позорным.

Пока рыцари и дамы толкались на поле, поздравляя победителя, Уильям подозвал знаками вассалов Соры.

Они тут же представились, поклонившись лорду, и затем один за другим приняли руку Соры.

– Вы помните меня, миледи? Сэр Фрэнсис Уэйсский.

– Сэр Фрэнсис. Разумеется, помню. Никогда не забуду наши игры с вашей дочерью Элли. Она была как раз моей ровесницей. Надеюсь, ее дела идут удачно?

– Замужем, с тремя малютками, – похвастал сэр Фрэнсис.

– А меня вы помните, миледи? Сэр Дентон Белуортский.

– Сэр Дентон!

Сора схватила сэра Дентора за руку, сжала ее и вывернула.

– Миледи! – возразил он. – Не могу же я состязаться с вами теперь!

– А почему бы и нет?

– Вы же моя госпожа! Это будет проявлением неуважения!

Сора вздохнула и ослабила хватку.

– Я действительно помню вас, но во время нашей последней встречи вы не были сэром Дентоном.

Прямо на глазах Уильяма все достоинство молодого человека улетучилось, и он с обожанием улыбнулся Соре,

– Меня посвятили в рыцари.

– Я горжусь вами. Это была ваша самая заветная мечта.

Она повернулась к Уильяму.

– Этот рыцарь позволял мне таскаться за ним по пятам, когда я была совсем малышкой. Он меня дразнил и смеялся надо мной, и он же научил меня арм-реслингу.

Рыжеватая кожа Дентона вспыхнула темно-красным цветом, и, обеспокоенно посмотрев на Уильяма, он принялся оправдываться:

– Ну, не будем теперь выдумывать, миледи!

– Разумеется, не будем, – улыбнулась Сора. – Наверно, мы сможем встретиться и поговорить позднее. Позвольте осведомиться о вашем отце?

– Мы потеряли его, миледи, во время кровавого раздора две зимы назад.

– Мне прискорбно слышать это. Он был добрым человеком и преданным слугой.

Сора погладила Дентона по руке и затем отпустила ее.

Последний мужчина взял ее за руку нерешительно.

– Меня зовут сэр Гилберт Хартлбергский.

– Хартлбергский? – поражение переспросила Сора. – А где же сэр Вейчел?

– Он умер, и сэр Теобальд заменил его на мою скромную персону.

Никто не произнес ни слова. Соре было нанесено оскорбление тем, что ее не поставили в известность о перемене, но вместе с тем приезд сэра Гилберта на ее свадьбу был и предвестником дружбы. Сора была вольна заменить его по своему усмотрению или же оставить его и появление Гилберта пред ней было жестом доверия с его стороны. Само лишь то, что Гилберта избрал отчим Соры, вовсе не означало, что этот человек бездарный или жестокий. Сора понимала это; понимала она также и то, что для земель вокруг Харлберга будет лучше, если они окажутся под надежным присмотром одного человека.

– Я приветствую вас, сэр Гилберт. Я весьма надеюсь, что вы принесете мне присягу верности и отчитаетесь об урожае.

– Слушаюсь, миледи, и весьма надеюсь принести вам эту присягу.

Сора повернулась к смотрителю замка Уэйс.

– А где же сэр Фрейзер? Он едет за вами?

Вопрос явно привел его в замешательство.

– Не совсем так, миледи. Сэр Фрейзер…

Сора недоуменно подняла бровь.

– Сэр Фрейзер отказался от приглашения.

– Отказался?

Уильям рассеянно поднял колечко волос с плеча Соры и убрал его под вуаль, явно не следя с надлежащим вниманием за ходом беседы.

– Значит, он был слишком беден для того, чтобы приехать к нам?

– Нет, лорд Уильям.

– Его жена рожала, дети его ослабели от жара, и он прибудет сразу же после их выздоровления?

– Нет, милорд.

– Он отказывается выполнять присягу, данную своей госпоже?

Уильям поднял глаза, но взор его уже не был рассеянным. Он впился взглядом в неуютно чувствовавших себя вассалов, и те переминались с ноги на ногу, напряженно и сосредоточенно.

– Сэр Фрейзер отказывает моей леди Соре, моей супруге, в том, что ей принадлежит по праву?

– Да, милорд.

Голубые глаза Уильяма сковал лед.

– Так пускай же готовится к осаде.