Текст книги "Девушка в полосатом шарфе"

4

Кира решила не рассказывать родителям и сестре о своей командировке. Потому что начнутся вопросы, охи-ахи, слезы и попытки ее отговорить. А потом можно позвонить из Штатов и поставить перед фактом. Петре – той вообще будет все равно. Она только скажет в который раз, что Кира – сумасшедшая, и ей давно пора образумиться. А мама с папой со временем смирятся с таким положением дел.

Отлет в Нью-Йорк у них с Яном был намечен на завтрашний обед. Все рабочее время она носилась по кабинетам, что-то подписывала и оформляла, потом – по магазинам, что-то покупала и выбирала, пока не поняла, что надо остановиться и отдохнуть.

– Ты что – думаешь, в Нью-Йорке продовольственный кризис? – оглядев содержимое ее пакетов, съязвила Златка – ее приятельница-бухгалтер и тайная страсть Матвея. – Зачем, например, тебе новая расческа?

– Ну… я же должна знать, что у меня все в порядке.

Златка поводила пальцами в воздухе и поморгала глазами.

– То есть новая расческа и «все в порядке» – это одно и то же?

– Нет, просто представь: я лечу в самолете, а мне срочно хочется расчесаться…

– Это тебе не поможет. – Златка взяла в руку прядь ее непослушных волос. – Тебя облагородит только стрижка налысо. Или тугой старушечий пучок. Это же… Какой-то шалаш!

– Не язви. Я просто хочу сказать, что мне приятней чувствовать себя в новой стране с новыми вещами.

– Слушай, ну а зачем тебе две пары колготок?

– Минуточку! Я в них хожу! Ты что – не замечала?

– Замечала, только неужели ты думаешь, что американцы настолько безнадежны, что не смогли придумать полосатые детские расцветки?

– Ничего я не думаю. Отдай пакеты и хватит в них рыться!

– Ну а как тебе твой Яник? – миролюбиво поменяла тему подруга.

– Какой-то странный тип. Меня за него сватает Матвей.

– Что – серьезно?

– Нет, конечно. Но иногда мне так кажется. Скажи, вот зачем посылать вместе двух посторонних людей? – Кира остановилась посреди кабинета и всплеснула руками. – Как будто мы там не можем встретиться! И перед этим он нас еще и поил за общим ужином!

– Он вас поил? – ревниво оживилась Златка. – Ну-ка расскажи.

– Да ничего интересного – позвал нас к себе на свободную квартиру…

– На нашу?

– Ну да. На вашу. И весь вечер говорил об этой командировке.

– А. А сам он был один?

– Да не бойся ты. Один.

– А Яник к тебе не… того?

– Не того. Ой, представляешь, мы с ним пошли домой и оказались соседями! Он живет прямо надо мной! Как тебе такое?

Златка молча крутила головой в знак восхищения.

– Слушай – да. Сам Бог велел. А Матвей что-то ко мне остыл последнее время.

– Работы много.

– Знаем мы эту работу. Ходит тут одна «работа» с рыжей крашеной гривой и задницей – величиной с твой стол.

– Куда только жена смотрит!

– Не говори. Одно хорошо: меня она тоже просмотрела! – горько согласилась Златка.

Кира захлопнула чемодан и принялась плясать на нем, утаптывая содержимое старым известным способом. Вот и наступило то, чего она больше всего боялась: последний вечер перед отъездом. Во всех комнатах горел свет, работало два телевизора, на кухне громко орал «сидюшник», но все это никак не могло заставить ее успокоиться и перестать время от времени прикладываться к настою из валерьянки. Она прощалась со своей уютной квартиркой, чистой, теплой, светлой, пусть небольшой – но все равно такой родной! Здесь они с Петрой начали свой самостоятельный путь и жили вместе, пока та, два года назад, не ушла к своему Филиппу.

Квартирка, в которой когда-то жила бабушка, оказалась настолько хороша, что даже после ухода Петры в ней не поселилось одиночество. Она манила Киру промозглыми темными вечерами, собирала полчища друзей на субботние посиделки, при этом всегда оставалась добра к своей хозяйке.

Даже в родительском доме Кира не чувствовала себя так хорошо! А теперь ей предстоит расстаться с любимыми стенами на несколько месяцев. Как же они друг без друга проживут? Кира проглотила комок в горле и подошла к окну.

Как будет страшно и неуютно в Америке! Как будет не хватать этого мирного покойного вида из окна: на скверик и кондитерскую в углу остановки…

Нет, она не сможет. Не сможет без трамвайного перезвона по утрам, без этих каштанов, огромных и старых, которые вросли в кухонное окно со двора, без соседей – добрых родных лиц – и вечно ворчащей консьержки в парадной…

Там такого нет! Там – небоскребы, царство металла и прямые улицы. А она любит низенькие черепичные крыши, мосты и мостики, мощеные дороги и кривые улочки, просторные площади и малюсенькие фонарики над каждой подворотней…

Как же так? Как же они смогут расстаться с Прагой? Кира долго стояла, упершись локтями в подоконник и положив лицо на ладони, пытаясь запечатлеть в памяти вечерний город, пока не услышала над головой громыхающие звуки.

Наверное, Ян упаковывает чемодан, с усмешкой подумала она. В ее сердце родилось что-то вроде дружеского участия к этому человеку. А сознание того, что ему тоже предстоит расстаться с родным городом, и он, может быть, тоже переживает, сразу придало ей бодрости.

Кира даже подумала: не постучать ли в потолок или по трубе в знак приветствия. Но как знать, вдруг он неправильно поймет ее жест? Подумает, например, что слишком громко собирает вещи…

Кира решительно отошла от окна, перетащила чемодан на другое место и принялась снова прыгать на нем. Когда все было почти утоптано и оставалось только захлопнуть замки, раздался телефонный звонок.

– Ах, ненаглядная моя сестренка! – щебетала Петра. – Считай, что я – замужняя женщина.

– Поздравляю, – процедила Кира.

– Еще рано поздравлять. Свадьбу наметили на февраль… Ну что ты молчишь?

– Поздравляю еще раз.

– Ты что – дуешься?

– Ни в коем случае.

– Такое событие! Руку и сердце! Прямо при маме!.. А ты приставала со своими яблоками. Кстати, отсыплешь пару килограммов?

– Нет.

– Почему? Жадина?

– Нет, они… Я их подарила добрым людям.

– Зачем?

– Так было надо.

– Сестра, ты меня восхищаешь!

– Взаимно.

– Ну что ты дуешься? Ну перестань, ведь все остались живы, никто не умер и не надо было такой кипеж поднимать.

– Я тоже так думаю.

– Ну вот. Кстати, что с твоим мобильным? Я два дня звоню, ты трубку не берешь…

– У меня теперь другой мобильный.

– То есть?

– Я купила другой мобильный. Этого у меня больше нет, так что зря звонишь.

– Что-то я не пойму.

– Да, это сложно понять, тем более что я уже в подробностях все объясняла.

– Когда?

– Когда звонила с вокзала и просила о помощи.

– Только не надо дешевой патетики.

– Нет. Не будет дешевой патетики.

– И что?

– И все.

– Что-то ты мне не нравишься, сестра.

– Взаимно. Петра, у меня сегодня очень занятой вечер, можно я пойду?

– Мстишь?

– Нет, говорю правду.

– Мстишь!

– Так я пойду?

– Хорошо, иди. Завтра после работы я к тебе заеду, и мы обо всем поговорим. Заодно поделишься новым номером.

– Завтра?

– Да. У Филиппа – вечерний сеанс у массажиста, и до одиннадцати я – совершенно свободная женщина. Только не говори мне, что завтра ты тоже будешь занята!

– Буду.

– Перестань! Наши отношения – чрезвычайно важно. Я не хочу, чтобы между нами бегали какие-то черные кошки. Неужели ты сможешь заниматься чем-то еще, зная, что я, возможно, на тебя обижаюсь?

– Конечно нет, дорогая.

Петра не заметила издевки в голосе сестры.

– Ну вот и замечательно! Договорились.

– Завтра я сама позвоню тебе днем.

– Зачем?

– Мало ли что…

– Эй, Кира! Не говори загадками! – с раздражением и досадой воскликнула Петра. – У тебя все в порядке?

– А тебе это правда интересно?

– Да, мне это интересно! В отличие от тебя – я интересуюсь жизнью своей сестры. И если бы тебе кто-нибудь отважился сделать предложение, я бы на твоем месте…

– Тогда можешь спать спокойно: теперь у меня все в порядке. Пока, Петра.

– Ты еще и вежливо разговаривать не умеешь! Завтра жди меня!

– Ага. Конечно.

Вот теперь ей точно захотелось плакать. Но не от предстоящего расставания с уютным домом, а от обиды. Какая эгоистичная и легкомысленная сестренка! А ведь в семье считается, что это она – Кира – человек, неспособный понять никого, кроме себя самой. Мама всегда ставила ей в пример Петру с ее «тонкой, чуткой и глубокой душой»!

– Что ж, как говорится – где тонко, там и рвется!.. – пробормотала Кира. – Хотя… к чему это я?

Сколько она себя помнила, домашние все время убеждали ее, что она, Кира, ничего не понимает в жизни, а Петра – да! Петра понимает больше всех. А Кире, будучи последовательным, вместе с душевной чуткостью Бог недодал еще и красоты. Благодаря родителям старшая дочь была убеждена, что у нее некрасивое, грубоватое лицо, а вот зато Петре досталась классическая внешность очаровательной славянки…

Кира подошла к зеркалу и долго всматривалась в свою мордашку с несчастными глазами, в которых уже начали скапливаться слезы.

Их папа был англичанин по происхождению, а мама – полячка. Кира унаследовала папино лицо: с прямыми линиями, четко очерченными губами и немного длинноватым, но тонким носом. И даже непослушные жесткие волосы, которые в юности у отца росли густой копной, пока он не начал их очень коротко стричь, тоже достались Кире.

Петра целиком и полностью пошла в мать. Она была настоящий ангелочек: с нежным голосом, белокурыми вьющимися локонами, правда, скудноватыми по сравнению с волосами старшей сестры, но зато красивыми. У нее всегда было немного надменное выражение тонкого личика, высоко поднятые бровки и сложенные бантиком губки.

Киру привыкли считать пацанкой, девушкой без возраста, несмотря на то что она являлась старшей. А Петра пожинала все лавры их семейной женской красоты…

По-детски вытерев нос кулаком, Кира вернулась к чемодану, еще немного попрыгала, потом уселась на него, сложив ноги по-турецки и горестно подперев щеку рукой. Настроение было безнадежно испорчено звонком Петры. Ей уже не хотелось никуда лететь, не мила была уютная квартира, и даже перестал радовать новый мобильный телефон.

Нет, никогда они ничего не докажет своей семье! Даже если выпрыгнет из собственной шкуры. Даже если станет кем угодно – хоть президентом – родители лишь покачают головами и скажут, что это кресло больше подошло бы Петре, а Кира в нем – чистая случайность.

От этих мыслей плакать захотелось еще сильней. Она даже подумала, не сходить ли через дорогу к Берте, простив ей все грехи «яблочной» эпопеи. В окнах на первом этаже горел свет, а значит – хозяйка была дома, но… Кира тут же отбросила эти планы. Берта не утешит. Как не утешила бы и Мари, и все остальные.

Ей надоели полторы сотни ее приятелей и друзей разной степени близости, потому что все они одинаково думали, говорили одинаковые вещи, а если она спрашивала совета – предлагали ей одинаковые варианты. Хорошо, что они все ушли в прошлое вместе с мобильным телефоном!

Кира встала с чемодана и направилась к двери, по дороге спрашивая себя: что происходит? Но странное чувство толкало ее вперед. Вряд ли она приняла это решение сама, скорее – кто-то другой. При всей своей импульсивности и взрывном темпераменте Кира считалась робким человеком; но через пару секунд она уже стояла на верхней площадке подъезда, у двери Яна, и давила на звонок, нетерпеливо пританцовывая от холода. Надо было догадаться на себя что-нибудь накинуть. Выпрыгивать в подъезд в одних шортах и майке с узкими бретельками – довольно безрассудный поступок…

Ян открыл дверь на третий звонок. Он тоже был весь домашний: в старых джинсах и потертой синей майке с разъехавшимися швами. И этот оригинальный стиль добавлял ему шарма гораздо больше, чем дорогой костюм с галстуком.

– О. Какой сюрприз. Соседушка.

– Да. Можно войти?

– Разумеется. Вы пришли помочь мне упаковать чемодан?

– Нет. Поговорить.

– Сказать мне еще пару колкостей и обозвать занудой?

– Нет. – Она вздохнула, без приглашения усаживаясь в кресло, и Ян понял, что девушке не до шуток.

– Что случилось? – спросил он участливо. И в этот момент она заметила, что в этой комнате тоже очень тепло.

– Да… Тут… Понимаете ли… Очень хочется плакать, в общем!

Ян, нахмурившись, молчал.

– А не с кем! Понимаете?

– Вполне.

– Ну… вот… – Слезы сдавили горло еще и оттого, что она тут перед ним унижается, а он, скорее всего, ее не поймет и вежливо выставит за дверь.

– Моя кандидатура вас устроит?

– Ну да. Больше все равно никого нет.

– Ну и хорошо. Тогда я мигом принесу вина… или чая? Или кофе?

– Чая. И вина. Несите что-нибудь, а то у меня валерьянка закончилась!

– Валерьянка?

– Да. Я пила ее весь вечер, чтобы не было страшно собираться.

– Страшно собираться?..

– Ну да. Страшно расставаться с домом!

– Страшно расставаться с домом? Кира, вы – уникальная девушка! Вам этого еще никто не говорил?

– Нет, – с искренним удивлением ответила она.

– Зря. Это – правда… Итак, я – на кухню! Мигом! Не начинайте без меня!

– Чего не начинать? – насупленно спросила она.

– Плакать! – крикнул он уже из кухни, заставив ее впервые за вечер улыбнуться.

Потом, с обещанной точностью, Ян вернулся с полным подносом. Может, он – волшебник? Носится тут ради нее… Даже чай успел заварить. Когда?..

– А вам, – Кире вдруг стало стыдно за свою бесцеремонность, – в общем… Не сочтите, что я – того… Может, я помешала?

Он разливал вино по бокалам и улыбался. У него была длинная челка и едва заметные ямочки на щеках.

– Да хватит вам оправдываться. Я очень рад, что вы пришли!

– Правда?

– Правда. Скучно одному прыгать на чемодане.

– Вы тоже прыгали? – обрадовалась она.

Ян улыбнулся, отпивая вино.

– Я давно заметил, что все люди совершенно одинаково собирают чемоданы. Сначала складывают все в одну кучу, потом запихивают ее в чемодан и оставшееся время до отъезда пляшут на нем, пока не застегнутся замки.

Кира от души рассмеялась:

– Вы не поверите, именно этим я занималась весь вечер! Плясала на чемодане!

– Да, похоже: у вас усталый вид. Нет! Не подумайте, что вы плохо выглядите!

– Но я не все время плясала. Иногда сидела. Но он все равно не застегивался.

– Немудрено, что после этого так хочется расплакаться. Я бы уже рыдал в три ручья. Кстати, давай перейдем на «ты»?

– Давай, – ответила она с облегчением.

– Ну и прекрасно. Если так можно выразиться, перед лицом нескольких месяцев, которые нам предстоит прожить вместе в Америке, сегодняшний вечер…

– Может, все-таки не прожить, а проработать?

– Как знать. Но я как раз имел в виду работу. А ты сразу подумала что-то еще! – Он лукаво улыбнулся.

И Кира еще раз обратила внимание, какие волнующие мускулы скрывает (или открывает?) его дырявая майка. Захотелось вдруг к ним прикоснуться. Просто прикоснуться. Просто она была неравнодушна к красивым мужчинам…

– Ничего я не подумала! Не надо говорить глупостей.

– Да ладно. Мне приятно, когда глубоким вечером ко мне приходит полуголая симпатичная девушка и…

– Почему это я – полуголая? Ой. Да. Это просто… Я так дома хожу. А у тебя тоже жарко.

Он цинично осмотрел ее ноги, обнаженные плечи и, одобрительно причмокнув языком, сказал:

– А ты без своих полосатых чулочков гораздо лучше смотришься. Нет, не то чтобы они мне не нравились, просто… как-то… Не то.

– А ты без своего полосатого шарфа!

– Не понравился?

– Ты был похож в нем на бродягу-музыканта. Или художника.

– Но в душе-то я художник. Вот поэтому и похож. Глядя на тебя, честно говоря, я тоже подумал, что ты – кто угодно, только не экономист.

– Внешность иногда бывает очень обманчива!

– Вот ты и обманываешь.

– Интересно, – машинально усаживаясь в кресло с ногами (ее любимая поза для раздумий), протянула она. – А когда ты успел рассмотреть?

– Да прямо сейчас! – Ян прищурился. – Я – старый пиарщик и хорошо разбираюсь в людях. И что, тебе совсем не понравился мой шарфик?

Она покачала головой и ответила саркастично, желая отомстить:

– Шарфик не понравился. Да и ты весь – тоже. Такой зануда, пристает в трамвае… Правда, сейчас – лучше. Намного лучше.

Он захохотал:

– Спасибо за откровенность!

– Пожалуйста.

– Ну тогда и я тоже скажу о своих вкусах. Можно?

– О, как интересно! Сделай одолжение!

Кира кокетливо наклонила голову. Разговор получал очень увлекательный поворот.

– Мне вообще не нравятся такие девушки, как ты.

Ей показалось, что она ослышалась.

– Не нравятся?

– Увы, нет.

– Упс! Что значит «не нравятся»?

– То и значит. Не нравятся. На таких, как ты, я не обращаю внимания на улице, никогда не подхожу знакомиться, да и вообще…

– А какие нравятся? – оторопело проговорила она.

– Ну… более романтичного склада. Может быть – более спокойные и… женственные.

– Да?

– Не расстраивайся, еще не все потеряно, – сказал он и, увидев, как изменилось ее лицо, весело захохотал.

– А ну перестань! Я ведь могу и обидеться.

– Ну все, все. Извини.

Кира немного подумала.

– О! Я знаю! Я должна познакомить тебя с моей сестрой. Она как раз – такая.

– Вот еще не хватало. Я и сам спокойно познакомлюсь, когда надо будет.

– С сестрой?

– Нет, с кем-нибудь, кто мне подойдет.

– А я – не подхожу.

– Нет, – с наигранным пренебрежением отмахнулся он.

– Какая досада!

– Не переживай.

Кира снова задумалась.

– А и хорошо. Это очень хорошо.

– Я тоже так думаю.

– Да. Нам же работать вместе, лучше не мешать работу с личными симпатиями.

– Точно.

– Вот и замечательно.

– Вот и прекрасно.

– Так и сделаем.

– Разумеется.

– А вино у тебя вкусное.

– Да, я знаю, это – мое любимое.

– И мое – тоже.

– Мне не хватало компании, чтобы его выпить…

– А тут – я.

– А тут – ты.

– Вся такая…

– Да, вся – такая!

Оба замолчали, пристально глядя друг на друга через стол. Кира опустила глаза и неловко встала:

– Ну… Мне, наверное, пора.

– Потому что чемодан не застегнут?

– Да. Надо еще на нем немного поплясать.

Ян вдруг подошел к ней и взял за руку, внимательно изучая лицо:

– Мы можем поплясать вместе. Сначала – на моем, а потом – у тебя.

– Ты думаешь? – ответила она, не теряя зрительного контакта.

– Да. – Он подошел еще ближе. Щекой она чувствовала его дыхание, а животом – его живот. – Вечер и так был слишком хорош. Зачем подмешивать в него что-то лишнее?

– Действительно – зачем?

– Мы не будем.

– Не будем.

Они еще немного приблизились друг к другу. Кира вдруг спохватилась:

– Слушай, это глупо. Мне надо идти!

Ян молчал. Тогда она осторожно вытащила руку из его ладони и отошла в сторону коридора. Но перед глазами все равно стоял туман. Откуда в его квартире туман?

– Где у тебя дверь?

– Там же, где и у тебя. Ты действительно хочешь уйти?

Ян сканировал взглядом ее лицо, проверяя, насколько ее слова являются правдой, а не игрой в «догони-поймай-и-возьми-силой». Кира ковырялась в замке и больше всего на свете мечтала провалиться под землю. Или забиться в угол, как мышь. Надо же, такой чудесный вечер, и так неловко, так глупо заканчивается! Однако вот что удивительно: она пришла сюда пожаловаться, но плакать совсем расхотелось…

Она резко развернулась спиной к двери.

– Кстати!

– Кстати?

– Да! Я забыла сказать «спасибо».

– За вино?

– Нет. За то, что мне больше не хочется плакать.

– А я тут ни при чем.

– А что же?

– Это твоя валерьянка выступила в дуэте с моим вином. И вот – результат.

– Да?

– Да.

– Ну хорошо. Я пошла? – Рукой сзади себя она пыталась нашарить защелку.

– Ты ничего не забыла? – Руки Яна уперлись в дверь с обеих сторон от ее головы, а лицо стало совсем близко. Положение становилось опасным. Нужно было идти ва-банк.

– Ну если только вот это… – небрежно бросила она и, быстро обвив руками его шею, поцеловала в губы.

Ян что-то мычал, кажется, одобрительно. Ей самой только успело показаться, что губы у него мягкие, а мускулы под майкой действительно приятные на ощупь. После этого она ловко вывернулась из его объятий, виртуозно открыла замок, потратив на то и другое всего две секунды.

Ян выпрыгнул за ней на площадку и прижал к перилам. Он оказался более проворным.

– У тебя никаких шансов. Я тебя поймал, – шептал он ей в ухо, одновременно умудряясь целовать.

– В самом деле? Тебе же не нравятся такие, как я. На таких, как я, ты не обращаешь внимания на улице, никогда не подходишь знакомиться, да и вообще… – Кира в точности повторила его слова.

– Ну и что… – Его дыхание обжигало ее щеку. – Сегодня мы просто собираем наши чемоданы. Решено.

– А если я не хочу?

– Брось. Хочешь.

– Тогда, я думаю, стоит позвать консьержку с первого этажа. Она даст нам пару мудрых советов, как нужно укладывать вещи.

– Черт! – Он немедленно отпустил ее. – Все время забываю про эту вредную особу.

– А зря.

– Кира, ну пожалуйста. Останься у меня.

– Не могу, Ян. Мне завтра в Америку лететь.

– Черт! – Он отошел к двери. – Чего тебе надо? Сначала ты раздразнила меня, а потом бросаешь?!

– Я тебя не дразнила. Что за глупости?

– Это нечестно!

– Слушай, давай разойдемся по-хорошему.

– Давай, – буркнул он и захлопнул дверь, не дожидаясь, пока она уйдет к себе.

– Я же говорю – зануда! – заключила Кира и, гордо взмахнув лохматой головой, стала спускаться.