Текст книги "Koch Industries. «Капитализм для своих», или Как строилась власть корпораций в Америке"

Чтобы предотвратить этот рост расходов, Чарльз Кох создал систему внутреннего рынка: такие подразделения, как у Руса, фактически должны были платить за услуги некоммерческих групп. Таким образом, ответственным за процессы приходилось дважды подумать, прежде чем воспользоваться услугами вспомогательных групп. И, конечно, в некоторых случаях эти «некоммерческие» ресурсы были тем, что вставало между успешным бизнесом и преступным поведением.

Хезер Фарагер провела много времени, осматривая территорию завода[320]320
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.


[Закрыть]. Она видела, что оборудование в помещении управления было примитивным: большинство экранов демонстрировало только цифровые показатели, значительная часть данных даже не отображалась на экране, а печаталась на рулоне бумаги.

Помещение управления было не единственным местом, которому не мешали бы улучшения. На нефтеперерабатывающем заводе были и другие проблемы – намного более опасные, – которые сохранялись на протяжении долгих лет. Одной из них было состояние канализационной системы, которая без ремонта постепенно изнашивалась. Тодд Аалто, один из операторов, работающих на станции очистки сточных вод[321]321
  Тодд Аалто, стенограмма допроса следователей MPCA, 6 ноября 1997 г.


[Закрыть], своими глазами видел, как приходят в негодность сооружения. Осматривая канализационную систему, Аалто заметил, что плиты бетонного пола[322]322
  Ibid., 50.


[Закрыть] одной из секций полностью разрушены, осталась только проволочная сетка в основании. Сменные рабочие регулярно сбрасывали различные химикаты в канализацию для «нефтесодержащей воды», сливая в трубы содержимое больших емкостей с нафтой и ксилолом. Было невозможно измерить, сколько их может проникать во внешнюю среду через трещины и щели настила.

На протяжении 90-х компания делала огромные инвестиции в завод Pine Bend, и Фарагер хотела, чтобы часть этих средств пошла на обновление коммунальной инфраструктуры – канализации и водоочистных сооружений. Но такие решения могли принимать не инженеры, а только владельцы процессов. Сейчас решение следовало бы принять начальнику Карен Холл[323]323
  Стивен Дэвид, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 ноября 1997 г.


[Закрыть], Стивену Дэвиду, которого все звали Стив. Он был главой всех инженеров-экологов и тем не менее все равно не обладал тем статусом, что настоящие ответственные за процессы. В конце концов, инженеры были некоммерческим отделом. Дэвиду было 42, и он был опытнее Брайана Руса. Но у него все равно был более низкий ранг в иерархии завода, чем у Руса.

Фарагер вносила предложения по новым инвестициям и улучшениям, которые можно было провести на станции по очистке сточных вод, но эти инвестиции вновь и вновь откладывались или отклонялись[324]324
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.; Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г.


[Закрыть]. Все инвестиции в завод оценивали с одной точки зрения: окупаемость. Владельцы бизнес-процессов вкладывали свои деньги туда, где они приносили заводу максимальную прибыль. Инвестиции в технологии контроля загрязнений или канализацию просто не могли конкурировать с инвестициями в новые крекинговые установки, которые помогали увеличить объемы производства. Новое оборудование было просто слишком прибыльным. Крупные инвестиции в новое нефтеперерабатывающее оборудование могли окупиться в течение года. Инвестиции в канализационные трубы, с другой стороны, могли не окупаться в течение нескольких лет.

Тем не менее Фарагер продолжала ратовать за новые инвестиции перед Стивом Дэвидом и Карен Холл. Она считала, что такие вложения будут приносить пользу компании в течение многих следующих лет. Сначала Фарагер думала, что этот аргумент станет решающим. Одной из замечательных особенностей Koch Industries была скорость утверждения проектов; не было длинных бюрократических процедур по принятию решений. Но Фарагер пришлось узнать, что только определенные виды проектов получают одобрение сверху.

«Если ожидаемый срок окупаемости инвестиций составлял меньше года[325]325
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.


[Закрыть], они, в основном, давали разрешение, и вы могли сделать это, – вспоминает она. – Если мне нужны были деньги на очистку сточных вод, это было все равно что зуб выдергивать. Это было что-то вроде: “Зачем тебе это нужно? Это же не принесет мне денег”».

Нефтеперерабатывающему заводу Koch в Пайн Бенде разрешалось сбрасывать[326]326
  Спецификация по КОС, завод Pine Bend refinery, май 1995 г.; Интервью автора с Фарагер, 2015 г.


[Закрыть] в среднем 8,3 кг хрома и 714 кг аммиака в день. Такова была буква закона. Но Фарагер хотела следовать также главной цели законодательства о чистой воде. Очевидно, что его смысл заключался в том, чтобы не допускать попадания больших количеств аммиака в водные пути страны. Вот почему было установлено ограничение в 714 кг. Но это ограничение не означало, что государственные регуляторы хотели, чтобы Koch сбрасывала в Миссисипи 714 кг аммиака каждый день. Штат устанавливал максимально допустимый уровень загрязнений, но смысл был в том, чтобы оставаться ниже этого уровня. Смысл закона был в том, чтобы побудить Koch производить как можно меньше загрязнений.

С учетом этого Фарагер разработала план очистки стоков, обеспечивающий очень низкое содержание аммиака и других токсинов. Когда речь шла об оценке загрязнений, все в ее отрасли пользовались термином «частей на миллион», чтобы выяснить, сколько загрязнений сбрасывают трубы с каждым галлоном воды и насколько близка компания к максимально допустимому уровню. Если обязательное ограничение составляло 40 частей на миллион, Фарагер предпочитала поддерживать концентрацию на уровне около 20 частей на миллион. Эту привычку она приобрела на бумажной фабрике. Это создавало для компании большой буфер. Очистка вод не была точной наукой, и неизбежно происходили неожиданные скачки уровня загрязнений. Регулярное поддержание загрязнений на низком уровне помогало компании не нарушать допустимый уровень при наличии экстренных ситуаций. Но, возможно, еще более важно, что низкие уровни загрязнений помогали компании следовать основной цели законодательства. А она состояла в том, чтобы сохранять водные пути и воздух как можно более чистыми.

Однажды в кабинет Фарагер зашел Стив Дэвид, чтобы поговорить о подходе Koch к очистке стоков[327]327
  Заметки и экспромтом нарисованные на встрече графики, позже предоставленные автору; Интервью автора с Фарагер, 2015 г.


[Закрыть]. На белой доске в ее кабинете он нарисовал большой график. На графике слева направо шла прямая линия: это был разрешенный уровень загрязнений. Концентрация аммиака не могла переходить этот уровень. Под первой линией Дэвид нарисовал вторую, волнистую, изображающую фактические сбросы аммиака Koch (линия была волнистой, чтобы передать естественное изменение уровней аммиака изо дня в день). Между волнистой линией и прямой было большое расстояние. Это означало, что Фарагер сбрасывала гораздо меньше аммиака, чем было разрешено.

«Дэвид указал на линию, представляющую низкий уровень содержания аммиака в стоках, и сказал: “Тебе не нужно работать так”», – вспоминала позже Фарагер.

Вместо этого Дэвид начертил новую волнистую линию, которая проходила лишь немного ниже максимально допустимого уровня. Дэвид сказал Фарагер, что она может поддерживать уровень загрязнений здесь, чуть ниже максимального уровня. Ее задачей было поддерживать стабильный уровень сбросов аммиака. Если избегать больших скачков в объеме сбросов, они могут работать лишь немного ниже уровня, разрешенного законом.

Фарагер внимательно слушала. Она понимала, о чем он говорит. Сохранение уровня загрязнений чуть ниже разрешенного может показаться выгодным для завода – так можно обойтись без дорогих очистных технологий. Также это обеспечивает непрерывную работу завода на полную мощность. В теории этот план работал отлично. В подходе Koch не было ничего противозаконного. Компания могла поддерживать загрязнения на уровне чуть ниже допустимого и при этом действовать в полном соответствии с законом. А инженеры Koch – гордиться своей сообразительностью и тем, что работают эффективно. Это люди, которые умеют поддерживать уровень загрязнения в пределах узкого диапазона, к которому стремятся.

Но Фарагер такой подход беспокоил. Он предполагал, что завод постоянно работает в штатном режиме. Но в жизни на самом деле так не бывает.

Все пошло не по плану 1 июня 1996 г.[328]328
  Тимоти Раш, директор завода, стенограмма интервью следователям MPCA, 18 ноября 1997 г., 22–23; Карен Холл, стенограмма интервью следователям MPCA, 4 ноября 1997 г.


[Закрыть]

Проблема возникла внутри установки, называемой отпарной колонной кислой воды, которая играла основную роль в сокращении выбросов аммиака, попадающих в очистные сооружения. По какой-то причине одна из колонн начала работать с перебоями. Лишь позже обнаружится, что в ряде поддонов внутри установки образовался слой осадка, так называемой «накипи», что сделало ее работу не такой эффективной. К сожалению, никто на заводе не знал, что это произошло. Поддоны располагались глубоко внутри установки, их можно было осмотреть, только отключив и разобрав ее. Для этого требовалась остановка части оборудования[329]329
  Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 17 ноября 1997 г., 59.


[Закрыть] завода. Производственный процесс прерывался. Производство продукции снижалось. Продажи страдали. Поэтому отпарные колонны кислой воды продолжили работу.

В очистные сооружения стало поступать большое количество аммиака. С помощью процесса нитрификации можно было удалить только определенное количество аммиака. Но объем аммиака был выше того, что могли съесть микроорганизмы. В результате с очистной станции поступили слишком высокие дозы аммиака в пруды для доочистки и, в итоге, в реку. Долгое сохранение такой ситуации привело бы к нарушению Koch условий, при которых компании разрешалось работать. Штраф за такое нарушение составлял всего около $30 000[330]330
  Раш, стенограмма интервью следователям MPCA, 18 ноября 1997 г., 30.


[Закрыть]: сущий пустяк для Koch. Но важен был не штраф. Если бы высокие выбросы аммиака продолжались, проблемы с законом тоже стали бы обостряться. Все предприятие могло оказаться под угрозой.

Брайан Рус обсудил эту проблему[331]331
  Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 17 ноября 1997 г., 44, 66–67, 74.


[Закрыть] с другими коллегами из числа ответственных за производство, такими как Тодд Аалто с очистной станции. Рус также поговорил с начальницей Аалто по имени Рут Эстес. Эти беседы часто происходили в отсутствие Хезер Фарагер. Людям на производстве надо было понять, как справиться с высокой концентрацией аммиака. В конце концов они остановились на довольно изящном решении. Оно позволяло не превышать разрешенный уровень концентрации. Но и завод останавливать не надо было.

Из пункта управления Тодд Аалто мог ограничить объемы стоков в пруды для доочистки[332]332
  Аалто, стенограмма допроса следователей MPCA, 6 ноября 1997 г.


[Закрыть] и перенаправить их в группу больших прудов-накопителей на дальней окраине нефтеперерабатывающего завода. Эти пруды были огромны: один вмещал 22 млн галлонов воды, а другой – 12 млн. Пруды были отстойниками для стоков завода, и было не совсем ясно, какие загрязнения в них содержатся. Пруды забирали стоки из нефтесодержащей канализации и других труб – систем с множеством трещин и протечек, куда работники сбрасывали нафту, ксилол и другие химические вещества. Проверка государственных регулирующих органов позже показала, что почва возле одного из этих прудов содержала ртуть, хром, цинк и другие загрязнители.

В июне 1996 г. операторы, такие как Аалто, начали сливать в эти пруды[333]333
  Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 18 ноября 1997 г., 74; Раш, стенограмма допроса следователей MPCA, 18 ноября 1997 г., 22.


[Закрыть] миллионы галлонов воды, сильно загрязненной аммиаком. Техника, известная как «накапливание» воды, быстро и успешно помогла Koch Industries. Поскольку вода с аммиаком хранилась в этих прудах, она не сливалась в реку, где могла способствовать превышению Koch допустимых выбросов. Инженеры, такие как Фарагер, проверяли наличие загрязнений в прудах для доочистки, а не в прудах-накопителях.

К сожалению, в последующие месяцы накапливание воды стало порождать проблемы. Уровень воды неуклонно повышался. Вскоре она подошла опасно близко к верхушкам дамб, окружавших пруды. В случае сильного ливня могло произойти переполнение прудов, что привело бы к загрязнению близлежащих полей и заболоченных территорий.

Рус поручил инженерам выяснить, что является причиной повышения уровня аммиака, но они не смогли этого сделать. По ряду технических причин инженеры не подозревали, что источник проблемы находится в поддонах внутри отпарной колонны кислой воды: обычно поддоны эффективно работали по много лет, а те, что были установлены в колонне, не были старыми. Отпарную колонну не остановили и не разобрали для тщательного осмотра.

Рус и его команда нашли еще одно довольно изощренное решение проблемы с аммиаком. И снова не нарушались уровни допустимых норм и не требовалось останавливать завод. Большие пруды-накопители на заводе были связаны не только с канализационной системой, но и с обширной сетью пожарных труб и гидрантов. В случае чрезвычайной ситуации вода из прудов шла бы в шланги для тушения пламени на заводе.

Пожары представляют постоянную угрозу для нефтеперерабатывающих заводов. В конце концов, такой завод – гигантское скопление труб и резервуаров, заполненных легковоспламеняющимися материалами под очень высоким давлением. Все знают, что один небольшой очаг пламени за несколько минут может привести к пожару, способному убить сотни людей и разрушить объект. Для защиты от этого первостепенное внимание уделяется системе пожаротушения. На нефтеперерабатывающем заводе Koch можно было быстро привести в действие набор пожарных гидрантов, расположенных по всему объекту, используя более 30 млн галлонов воды из прудов-накопителей. Все знали, что вода в прудах была загрязнена, и никого не приводила в восторг идея разливать ее по всему заводу. Но тушение пожара было важнее всего остального.

Чтобы поддерживать систему в наилучшем состоянии, ее промывали примерно раз в год. Эту задачу курировал отдел техники безопасности. Сотрудники отдела спускались к прудам и открывали группу специальных гидрантов, отводя воду по сети труб, используемых в борьбе с пожарами. Вода удалялась из прудов, проходила по системе пожаротушения, а затем разливалась из гидрантов на открытые пространства рядом с нефтеперерабатывающим заводом. Эту территорию занимали поля и леса примерно в одной миле от реки и окружающих ее заболоченных низин. Когда специалисты по безопасности промывали систему, они держали гидранты открытыми только около часа. Из прудов не уходило много воды.

В течение лета 1996 г., пока объем воды в прудах поднимался, Рус и Эстес обсудили новую идею[334]334
  Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 18 ноября 1997 г., 44.


[Закрыть]. Они могли открыть пожарные гидранты, подключенные к прудам, и слить воду на поля. Они решили, что лучше слить ее на эти территории, чем в реку, превышая допустимый уровень загрязнений. Рус преуменьшал вред[335]335
  Ibid.


[Закрыть] от попадания аммиака на земельные угодья. Он напомнил Эстес, что аммиак часто используется в качестве удобрения. «Я вырос на ферме. Аммиак – это удобрение, и такие количества не вредны. Знаете, у нас были подобные дискуссии», – говорил Рус.

Рус и Эстес так и не выработали четкой политики в отношении того, является ли слив содержимого прудов на окружающие территории юридически допустимым. Но в этих условиях желание не допускать попадения аммиака в реку победило опасения по поводу загрязнения земель. 18 июня 1996 г. пожарные гидранты были открыты, а вода из прудов слита на поля. На следующий день гидранты были открыты снова, и из прудов вылилось еще больше воды.

Никто не сказал об этом Хезер Фарагер[336]336
  Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г., 23–25.


[Закрыть].

Каждый будний день в семь часов утра[337]337
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.; Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997, 23–25.


[Закрыть] в большом конференц-зале завода проходило собрание. Это была возможность для супервайзеров с производства обмениваться информацией и передавать новости со своих раcсеянных по территории постов. Присутствовали владельцы процессов, такие как Рус, и супервайзеры смен, такие как Эстес. Инженеры-экологи, такие как Фарагер, также были там. Осенью 1996 г. темой дискуссии стало загрязнение аммиаком. Огромные объемы аммиака все еще попадали в очистные сооружения. Сменные рабочие из отдела безопасности жаловались на высокий уровень воды в прудах.

На одной из встреч Эстес высказала идею, которую обсуждала с Брайаном Русом: возможно, можно просто открывать гидранты и спускать воду из прудов на окрестные поля. Реакция Фарагер на это предложение была немедленной и однозначной: нет. Это исключено. Этим декларативным заявлением Фарагер всецело привлекла внимание руководства. Она объяснила, что сброс воды на землю нарушает разрешения на работу от штата сразу в нескольких отношениях. Во-первых, открытие гидрантов будет сочтено обманом, в регулирующих инстанциях это называют «обход закона». Штат наблюдал за уровнем загрязнений Koch в согласованном месте: трубах, которые шли в реку Миссисипи. Слив воды через «черный ход», в открытый грунт, производился в обход этого контрольного пункта, такая практика, в частности, запрещалась законом.

Но это было далеко не все: если Koch производит выбросы химических веществ в окружающую среду, необходимо измерять, какие объемы она выбрасывает, и сообщать штату, если объемы загрязнений достигают определенного значения[338]338
  В терминологии нормативов выбросы с достаточно высоким уровнем загрязнений называются подотчетным количеством, или RQ.


[Закрыть]. Из-за того, что Koch не измеряет концентрацию загрязнений в прудах-накопителях, компания будет поставлять в окружающую среду подотчетное количество загрязнителей, не ставя в известность власти штата.

И, самое главное, так поступать плохо. Фарагер не нужно было обращаться к каким-либо справочникам или законодательным нормативам штата, чтобы сделать такой вывод. Для нее это было простое и мгновенное решение. Ей казалось, что ни один инженер по очистке сточных вод не стал бы долго думать, чтобы сделать те же выводы. Но Стив Дэвид, начальник Фарагер, не согласился с ней. После того как Фарагер высказала свою точку зрения, Дэвид сказал группе, что не уверен в ее мнении. Здесь больше неопределенностей, чем допускает Фарагер. На этом собрание завершилось.

Фарагер покинула собрание, считая, что однозначно запретила открытие гидрантов и спуск загрязненных стоков из прудов. И хотя Стив Дэвид сказал, что хотел бы разобраться в этом вопросе, это не отменяло того, что она выступила против. То, что он сможет найти обоснованную причину, по которой Koch имеет право сливать на поля аммиачные стоки, казалось маловероятным. И язык, который использовала Фарагер, был недвусмысленным: это нарушило бы условия лицензии на деятельность от штата, сказала она. Другими словами, это было незаконным.

Двадцать четвертого октября 1996 г. Хезер Фарагер направила служебное[339]339
  Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г., 40; Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 18 ноября 1997 г., 62–63; Эстес, стенограмма допроса следователей MPCA, 31 октября 1997 г., 41.


[Закрыть] письмо команде по охране окружающей среды и операторам завода. Она сказала им, что Koch проведет стандартное тестирование уровня загрязнений 4 ноября, в понедельник. Это были проверки, результаты которых Koch передавала штату, чтобы подтвердить, что работает в пределах допустимых уровней загрязнения. Проверялась вода в прудах для доочистки и других точках завода. Это было стандартное напоминание: Фарагер нравилось заблаговременно информировать всех о проверке.

В субботу, 2 ноября, за несколько дней до этих проб, очистная станция сократила сброс стоков в реку. Часть загрязненной воды была направлена в пруды, которые уже были заполнены до краев.

Следующее утро на заводе было относительно тихим. В выходные дни здесь работало меньше персонала. Хезер Фарагер на работе не было, и в большинстве кабинетов инженеров не горел свет.

Тодд Аалто был в тот день оператором смены на водоочистной станции[340]340
  Аалто, стенограмма допроса следователей MPCA, 6 ноября 1997 г., 24–28; Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 18 ноября 1997 г., 63–64; Раш, стенограмма допроса следователей MPCA, 18 ноября 1997 г., 24; Стивен Дэвид, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 ноября 1997 г., 95.


[Закрыть]. Он изучил данные по последним лабораторным исследованиям воды, направляемой в реку, и содержание аммиака шокировало его. Типичный целевой показатель концентрации аммиака составляет 40 частей на миллион. Результаты лабораторных исследований показали, что содержание аммиака в стоках – 110 частей на миллион. Были и другие проблемы. В ходе проверок измерялся также параметр, называемый «общее содержание взвешенных твердых частиц», который описывал содержание твердых частиц в воде. Целевым параметром для Koch было 35 частей на миллион. Измерения дали 72 части на миллион.

«Я подумал: это нехорошо», – вспоминал Аалто позже. Он знал, что, если направить воду в пруды для доочистки, будет превышен допустимый уровень концентрации аммиака. Таким образом, он отклонил этот вариант. Операторы сократили сброс воды в реку с примерно четырех миллионов галлонов до одного миллиона. Миллионы галлонов были отправлены в пруды-накопители.

Менеджеры Koch знали, что проверки для регулирующих органов штата пройдут в понедельник. Перераспределение стоков поможет им выдержать их. В те выходные оператор очистной станции Дэвид Гарднер записал в журнале дежурного: «Надеюсь, что эти меры окажутся достаточными[341]341
  Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 18 ноября 1997 г., 64.


[Закрыть], учитывая завтрашнюю ежегодную проверку содержания загрязнителей».

В эти выходные Эстес была дежурным супервайзером[342]342
  Эстес, стенограмма допроса следователей MPCA, 31 октября 1997 г., 44–45.


[Закрыть]. У нее было много вопросов, которыми нужно было заниматься, но к вечеру воскресенья стало ясно, что в ее смену возникла кризисная ситуация. В прудах было слишком много воды, существовал очень высокий риск их переполнения.

Гидранты были под рукой, их можно было открыть и откачать воду. В ее распоряжении был инструмент, позволяющий легко решить проблему. Эстес помнила, что Фарагер была против открытия гидрантов. Но их босс, Стив Дэвид, усомнился в ее правоте публично. Похоже, не было четкого решения. И тем не менее инженеры-экологи считались просто консультантами. Как называла это Карен Холл: «Мы этим местом не управляем. Управляют они».

В тот день перед Эстес стоял четкий выбор: «По сути, это звучало так: “У нас высокий уровень [воды в прудах], они вот-вот переполнятся, что, черт возьми, мы собираемся с этим делать?”», – вспоминала она.

В семь часов вечера в воскресенье сотрудники отдела промышленной безопасности подошли к гидрантам[343]343
  Иста, стенограмма интервью следователей MPCA, 31 октября 1997 г., 31–36, 54; Расс Хокинсон, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г., 8, 17; Аалто, стенограмма интервью следователей MPCA, 6 ноября 1997 г., 20.


[Закрыть] и начали последовательно их открывать. Достаточно скоро из них фонтанами полилась вода, она текла по полям, в леса и заболоченные низины у реки.

На ночь операторы ушли домой. И оставили гидранты открытыми. Когда рабочие пришли на завод около семи утра в понедельник, из гидрантов все еще текла вода. Затем сотрудники отдела промышленной безопасности их закрыли, как раз в это время в конференц-зале завода начиналась утренняя рабочая встреча. Позже штат Миннесота подсчитал, что за ночь на окрестные территории вылилось около шести миллионов галлонов воды.

Утром 4 ноября Хезер Фарагер сообщили, что группа безопасности спустила воду из прудов-накопителей[344]344
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.; Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г., 24.


[Закрыть]. Та пришла в ярость. Она совершенно четко дала понять, что спуск стоков по гидрантам запрещен и это незаконно. Но невзирая на это Рут Эстес пошла и открыла краны на 12 часов! И только на утро понедельника, после нанесения ущерба, Эстес обратилась к Фарагер и Брайану Русу, чтобы удостовериться, что сливание воды было «нормальным».

Позже Эстес рассказывала следователям от штата[345]345
  Эстес, стенограмма интервью следователей MPCA, 31 октября 1997 г., 35–38.


[Закрыть]: «Я говорила об этом с экологами и Брайаном, и, знаете, фактически они тоже считали этот вопрос неопределенным».

Но для Фарагер сомнений не было: «Хезер была против; однозначно против этого», – вспоминала Эстес. Наконец, группа решила позвонить юристам Koch.

Они связались с Джимом Войлзом, старшим юристом в штаб-квартире Koch в Уичито[346]346
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.; Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г., 25–28.


[Закрыть], надеясь, что он станет «голосом разума» и рассудит их спор. Но Войлз сказал во время звонка, что ему нужно тщательнее проверить законность промывки гидрантов. Он отказался вставать на сторону Фарагер.

Фарагер вернулась в свой кабинет и пыталась понять, что делать дальше. Она сделала несколько быстрых подсчетов, пытаясь оценить, сколько воды было слито и насколько высока была концентрация аммиака в этих стоках. По сути, это была игра в «угадайку», потому что никто не измерял уровень загрязнений в прудах-накопителях. В конечном счете Фарагер решила, что спуск не был подотчетным событием – вероятно, аммиака в стоках было не так много. Но была и другая проблема. Фарагер считала, что по закону она также обязана сообщать о любых сбросах загрязняющих веществ в обход согласованного канала стоков. Во время сеанса конференц-связи с Войлзом Фарагер заговорила о необходимости сообщить о сбросе. «Это обсуждалось на встрече, и было принято решение, что это не нужно [сообщать], что я неправа», – рассказывала Фарагер позже следователям.

16 и 17 ноября гидранты были вновь открыты, и вода вытекала в открытый грунт. На этот раз Хезер Фарагер об этом никто не сказал.

Хезер Фарагер напрямую отчитывалась перед Агентством по контролю за загрязнениями окружающей среды штата Миннесота[347]347
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.; Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г.


[Закрыть], или MPCA, как его называли. Оно обеспечивало соблюдение федеральных природоохранных законов на уровне штата. Над MPCA стояло Агентство по охране окружающей среды США федерального уровня. И с федералами связываться не стоило. У федералов были лучшие адвокаты в этой области, и они без колебаний преследовали любого, кто нарушал закон.

В ноябре и декабре встреч с бурным обсуждением сбросов аммиака больше не было. Вопрос остался постоянным «серым пятном», изучением которого занимался Джим Войлз в Уичито. Не было четкой программы действий, и аммиак продолжал поступать на очистную станцию в опасно высоких концентрациях. Например, запись в рабочем журнале в начале ноября показала, что стоки в пруды для доочистки содержали аммиак в концентрации около 170 частей на миллион, что более чем в четыре раза превышало уровень, который законодательные нормы разрешали для Koch. Группа ответственных за производственные процессы продолжала сбрасывать воду в пруды-накопители, и ее уровень поднимался все выше.

В то время для Хезер Фарагер кое-что изменилось. Примерно в тот момент Фарагер начала беспокоиться, что из-за работы в Koch Industries может оказаться за решеткой.

Рут Эстес была супервайзером смены в субботу[348]348
  Эстес, стенограмма допроса следователей MPCA, 31 октября 1997 г., 32–61; Рус, стенограмма допроса следователей MPCA, 17 ноября 1997 г., 42; Фарагер, стенограмма интервью следователей MPCA, 19 декабря 1997 г., 31–37; Карен Холл, стенограмма интервью следователей MPCA, 4 ноября 1997 г., 49–52.


[Закрыть], 4 января 1997 г. Придя на работу, она столкнулась со знакомой проблемой: уровень воды в прудах снова стал опасно высоким. Сотрудник отдела промышленной безопасности пожаловался Эстес, что пруды вот-вот переполнятся – еще одно поступление воды в пруд может привести к ее разливу на соседние дороги. Эстес просто не могла направлять больше воды в пруды.

Эстес позвонила Тодду Аалто на станцию очистки сточных вод. Она спросила, может ли он направлять стоки снова в пруды для доочистки, а после этого в реку. Аалто сказал, что не может. Эстес не стала настаивать, но так и не поняла, почему Аалто не может отвести стоки в пруды для доочистки, куда она обычно шла. Возможно, эти пруды были заполнены, или концентрация аммиака в них была уже слишком высокой. Тем не менее слив воды в реку не представлялся возможным вариантом.

Другим вариантом, доступным Эстес, были пожарные гидранты. Одним распоряжением она могла слить содержимое из прудов-накопителей на окрестные территории. Было ли это противозаконным? Эстес не знала.

Адвокат Koch Джим Войлз и руководители Эстес намеренно не давали четкого ответа на этот вопрос. Насколько было известно Эстес, Войлз все еще изучал этот правовой вопрос и мог решить, что все полностью приемлемо. Единственное, в чем Эстес была уверена, это в том, что никто специально не запрещал ей открывать гидранты. Это все еще было доступной опцией. Поэтому она начала обсуждать это с операторами.

Фарагер была в отпуске за городом, поэтому Эстес не могла ей позвонить. Вместо этого Эстес позвонила в отдел инженерного обеспечения охраны окружающей среды, где один из инженеров работал в выходной. Эстес сказала ему, что думает о промывке гидрантов, но инженер был против. Он не считал, что это правильно. Эстес успокоила его убедительным, но не соответствовавшим правде аргументом. Она сказала дежурному инженеру, что Фарагер дала зеленый свет этой тактике. Сомневающийся инженер сказал, что в этом вопросе полагается на решение Фарагер.

В этот момент «вошла бедная Карен Холл», как вспоминала Эстес. Холл не должна был работать в эти выходные. Она просто заглянула в офис по какому-то не связанному с работой делу. По стечению обстоятельств Холл вошла в диспетчерскую как раз в тот момент, когда Эстес обсуждала, сливать ли воду из прудов.

Как ведущий инженер-супервайзер, Холл должна была бы стать штатным экспертом по вопросу о том, является ли спуск воды по гидрантам незаконным. Но Холл старалась изо всех сил избегать ответственности за эту проблему. С тех пор как она стала боссом Фарагер, Холл ясно дала понять, что именно Фарагер обладает опытом и знаниями для решения проблем с промышленными стоками. Даже когда возникали споры вроде того, сбрасывать ли аммиачную воду на поля, Холл избегала участия в них. Когда ее привлекли к решению этой проблемы в субботу, Холл не была готова. Она колебалась, а Эстес настаивала на своих планах. Эстес сказала, что ситуация кризисная и нет времени обсуждать юридические тонкости того, что они делают. Пруды могут переполниться, пока они будут вести дискуссии.

«Я сказала: “Ну, у тебя есть лучший вариант? Если кто-то знает решение получше, я с радостью ему последую”, – рассказывала позже Эстес следователям штата. – Наши варианты сейчас: [сточные воды] вытекают на дорогу, размывают ее и в любом случае попадают в грунт, или я направляю их туда, где они окажут минимальное воздействие. Насколько мне было известно, было только два этих варианта».

Эстес сказала Холл, что промывание гидрантов было обычным делом – они практиковали это регулярно.

Столкнувшись с необходимостью выбора, Холл положилась на мнение Эстес. В конце концов, именно Эстес управляла процессами. Холл была просто консультантом. Руководили владельцы процессов. «Я просто положилась на опыт [Эстес], в сущности… поэтому решила, что она знает, о чем говорит», – говорила Холл.

Эстес решила слить воду из прудов на заболоченные низменности рядом с заводом. «Мы решили, что раз там уже был один пруд и не было проводов или чего-то подобного, на чем мог скопиться лед, то, по сути, воздействие на территорию будет минимальным. Там была уже заболоченная территория», – говорила она[349]349
  Хотя рассматриваемый район назван «заболоченными территориями» и находится недалеко от Миссисипи, он не включен в список государственных водно-болотных угодий.


[Закрыть].

На этот раз было слито около 2,88 млн галлонов загрязненной воды.

Когда Тодду Аалто сказали, что Эстес только что спустила воду из прудов и вылила ее на соседние заболоченные низменности, ему стало любопытно. Он никогда не слышал о том, чтобы кто-то сливал воду в этой зоне.

Он решил пойти и посмотреть на результат. Аалто шел вдоль линии деревьев, растущих по границе пустого поля[350]350
  Аалто, стенограмма допроса следователей MPCA, 6 ноября 1997 г., 20.


[Закрыть] рядом с заводом. Во время прогулки его глазам предстало сюрреалистическое скульптурное творение. Фонтаны воды из гидрантов хлестали с такой силой, что вода разрубила небольшие деревья и отрезала их ветви. Туча воды и тумана пролилась на верхушки деревьев, на которых теперь сверкали короны сосулек. От необузданной силы водной стихии захватывало дух.

Хезер Фарагер вернулась из отпуска и вошла в свой кабинет со стеклянными стенами[351]351
  Интервью автора с Фарагер, 2015 г.; Фарагер, стенограмма допроса следователей MPCA, 19 декабря 1997 г.


[Закрыть]. Она узнала, что Эстес и ее команда снова открывали гидранты и разбрызгивали загрязненную аммиаком воду по полям и заболоченным территориям.

Когда Фарагер услышала об этом в первый раз, она пришла в ярость. Но сейчас все было иначе. Фарагер уже высказала свою точку зрения. Она уже говорила Эстес, Русу и Дэвиду, что спуск воды по пожарным гидрантам, возможно, незаконен и, безусловно, недопустим. Фарагер даже сообщила об этом случае Джиму Войлзу, главному юристу в Уичито. Войлз ее не поддержал. Что ей было делать сейчас?

В начале 1997 г. в жизни Фарагер случилось событие, еще более осложнившее борьбу. Она ожидала первого ребенка. Это сделало невозможным решить проблему самым простым образом: бросить эту работу. Как она могла уйти теперь? На что они с Грегом будут содержать ребенка?