Текст книги "Первый век Санкт-Петербурга. Путь от государева бастиона к блистательной столице империи"

Рифмованное либретто для «Торжествующей Минервы» сочинил знаменитый писатель Александр Сумароков (1717–1774), ставший первым в России литературным критиком. Он является наиболее одаренным сочинителем песен XVIII столетия, и именно ему принадлежит заслуга создания русской драматургии. Поначалу Сумароков обучался в кадетском корпусе, где принимал участие в русских «интерлюдиях», которые писались для кадетов для исполнения при дворе по воскресеньям. Когда он был кадетом, он также изучил французскую классику. До 1747 года служил в армии – но в этом году, будучи кадетом, он написал трагедию, которая была исполнена кадетами и немедленно принесла Сумарокову славу писателя. Он написал еще три трагедии, включая «Синеуса и Трувора», которую князь Долгорукий опубликовал на французском языке в 1751 году, и «Гамлета» (напечатана в 1748 году, поставлена на сцене в 1750-м), вдобавок к двенадцати комедиям. Много говорит о нем то, что именно его сделали управляющим русским театром Санкт-Петербурга – театра Волкова. Однако, получая жалованье в пять тысяч рублей, он должен был нести все расходы по постановке спектаклей – и это когда три четверти мест занимала публика, не оплачивающая свои места.

Надо заметить, что публика – платила она деньги или нет – вела себя, по воспоминаниям, весьма грубо. Во время представления можно было услышать и громкие разговоры, и треск раскалываемых орехов. Многих гораздо больше занимали наряды актеров и их фигуры, чем действие пьесы. Этот театр, посвященный русским комедии и трагедии, размещался во дворце Головина на Васильевском острове, рядом с Кадетским корпусом (бывшим дворцом Меншикова). Помимо пьес самого Сумарокова, здесь ставились переводы с французского: «Амфитрион», «Жорж Данден», «Ученые женщины», «Мещанин во дворянстве», «Тартюф», «Урок женам»[26]26
  Комедии Мольера. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и бессчетное число других, переведенных Волковым и Мартовым, молодым лейтенантом артиллерии. Во исполнение указа от 30 августа 1756 года в 1757 году был открыт театр Головина. Из журнала двора следует, что к 1760 году в репертуаре этого театра было уже более шестидесяти пьес.

Кадеты, иногда вместе со своими офицерами, продолжали давать представления во дворце на протяжении всего срока правления Елизаветы. Она тщательно вникала во все детали. Обыкновенно она заказывала дорогие костюмы для молодых артистов за свой счет, одалживала свои ювелирные украшения для игры на сцене и иногда даже поправляла одежду актеров собственными руками.

Помимо Сумарокова и другие писатели пытались писать трагедии: М. В. Ломоносов (1711–1765), соперник Сумарокова, написал трагедию «Тамара и Селим» (1750), чей сюжет развертывался в Крыму в XIV столетии. В. К. Тредиаковский (который ранее перевел на русский язык «Силу любви и ненависти» Боначчи) написал «Дейдамию» в 1313 стихах двойным гекзаметром, но она не имела особого успеха. Тредиаковский родился в 1703 году и умер в 1769-м. Ломоносов, один из самых необычных персонажей в русской литературе, также сочинил драматургическую идиллию в прославление Кирилла Разумовского по случаю избрания последнего гетманом Украины. Муза эпической поэзии, нимфа Днепра и пастух были изображены беседующими друг с другом и возносящими хвалы новому гетману, который прославлялся под именем Полидора.

Когда кадеты исполнили в 1750 году перед императрицей трагедию Сумарокова «Хорив», пьесу из легендарной истории Киева, роль главного героя исполнил молодой человек восемнадцати-девятнадцати лет, которого звали Никита Афанасьевич Бекетов. По воспоминаниям, он очень экстравагантно одевался – у него были бриллиантовые пряжки, кольца, часы, тонкое кружево и другие дорогостоящие украшения. Этот Бекетов, которому было уготовлено судьбой стать одним из последних – и последним из достойных – любовников, позднее продвигался великим канцлером Бестужевым, чтобы противодействовать влиянию бывшего тогда фаворитом Ивана Шувалова – человека культурного и щедрого, но весьма амбициозного. Другим кадетом, который также блистал в этой пьесе, был Петр Иванович Мелиссино, сын осевшего в России венецианского доктора. При Екатерине и Павле I он станет известным генералом.

Сумароков также стал и либреттистом одной из последних опер Арайи, «Цефал и Прокрис», основанной на истории, взятой из «Метаморфоз» Овидия. Эта опера заметна тем, что ее исполняли исключительно молодые уроженцы России. Среди них была Елизавета, самая младшая дочь Тимофея Белоградского – украинца, который был любимым игроком на лютне как у Анны Иоанновны, так и у Елизаветы. Он сочинил первые русские песни для голоса и лютни, а Сумароков написал к ним слова. Его дочь не только была хорошей певицей, но еще и могла аккомпанировать себе на клавишных инструментах. Декорации для «Цефала и Прокриса» создал Джузеппе Валериани, поскольку он занимал пост «дворцового профессора перспективы и театрального инженера». Текст на французском языке был напечатан в Санкт-Петербурге в 1755 году. Опера имела триумфальный успех, и Елизавета, хлопая в ладоши, наградила Арайю подарком – шубой из соболей ценой в пятьсот серебряных рублей. Певцы, каждому из которых было не больше пятнадцати лет, получили материю на новую одежду.

Последней оперой Арайи стала «Покинутая Дидона» на либретто Метастазио. Опера была представлена публике в Санкт-Петербурге в 1758 году, а в Москве на следующий год. Текст был опубликован в России не один раз, как на итальянском, так и на французском. Это либретто стало одним из наиболее популярных либретто XVIII столетия: более тридцати композиторов – включая Галуппи и Скарлатти – перекладывали «Покинутую Дидону» Метастазио на музыку в период примерно с 1725 года до конца столетия – и эти оперы ставились на сцене.

В 1759 году Арайя завершил свою службу императрице и вернулся в Италию, заработав довольно большое состояние. Он обосновался в Болонье и приготовился уйти от дел, однако в 1761 году его снова попросили приехать в Россию, чтобы поставить оперу. Арайя прибыл в Россию, но после убийства Петра III немедленно вернулся в Италию. Здесь он писал мало – ораторию «Рождество Иисуса», сочиненную для молельни в Болонье, и лирическую драму «La Cimotea». Скончался он примерно в 1770 году.

Возвращаясь ко времени правления Анны Иоанновны и первому появлению Арайи в Санкт-Петербурге, мы обнаруживаем, что интерес к балету – как и к опере – резко увеличился. Учителем танцев в столице – для ассамблей и прочих обстоятельств – в период окончания царствования Петра Великого и начала правления Анны Иоанновны был некто Самуэль Шмидт или Смит, который был принят в Академию в октябре 1727 года с жалованьем в двести рублей. Он сочетал обязанности учителя танцев с обучением фехтованию. Похоже, Шмидт никогда не имел необходимых условий работы и четко определенного статуса; много раз он становился объектом разного рода оскорблений, и к нему явно относились «как к кому-то стоящему ниже, чем простолюдин». В 1727 году в столице появился балет, когда начала давать представления приезжая труппа в так называемом Народном театре у Зеленого моста (позднее названного Полицейским мостом) Невского проспекта, близ того места, где Растрелли возвел дворец Строганова. В начале тридцатых здесь можно было видеть такие балеты, как «Орфей в Аду» и «Гибель Вавилона». Балет «Гибель Вавилона», ставший последним балетом Народного театра, как, к несчастью, оказалось, имел пророческое название, поскольку театр рухнул из-за подмывания фундамента водами Мойки, на берегу которой он стоял. Последующие представления проводились в перестроенном здании школы верховой езды около места, где позднее будет воздвигнут Казанский собор. Места были бесплатными; требовалось только занимать их в соответствии с рангом – однако, как и в случае с оперой, балет был доступен практически только одним дворянам. До самого конца правления Елизаветы не было ни одного представления для простолюдинов. К примеру, на оперу – которая поначалу давалась в деревянной пристройке, а позднее в Зимнем дворце – тоже можно было поначалу пройти бесплатно, но присутствовать могли только дворяне. Представления делились на три категории. На первую, высшую, приглашалась аристократия, дипломатический корпус и особо выдающиеся иностранцы. Джентльмены должны были являться в полной парадной форме, дамы – в лучших одеждах и с бриллиантами. Утверждают, что Елизавета безжалостно требовала плату в пятьдесят рублей от всех приглашенных, но по разным причинам от приглашения никто не отказывался. Представления второй категории давались для среднего класса, с меньшим размахом и великолепием, оперы третьей категории предназначались лишь для императорской фамилии и нескольких приближенных.

Главным учителем танцев в Санкт-Петербурге во времена Анны Иоанновны был француз Жан Батист Ланде. Большая часть его уроков посвящалась бальным танцам – именно он нес ответственность за организацию и безупречное проведение менуэтов при дворе (к слову, он заявил, что нигде в Европе не видел, чтобы менуэт танцевали с такой грацией, как в России). Но у него были и другие ученики – члены корпуса императорских пажей, певцы из хора – дети довольно бедных родителей, как мальчики, так и девочки. Из их числа он готовил солистов и балетную труппу для сцены. Созданную им школу можно рассматривать как фундамент, на котором позже возникнет знаменитая Императорская академия русского балета.

У Ланде были последователи – учителя, которых Бирон нанял для обучения танцам кадетов, но период учительства этих людей был мал и след они оставили небольшой. Первым из этих учителей был Филипп Мартин Базанкур, который прибыл в 1732 году в Москву из Риги на жалованье в двести рублей в год. Поскольку его не удовлетворяло его жалованье, Базанкур попросил отставку, но его отставка принята не была, и ему пришлось оставаться до 1738 года. Следующим был Иоганн Якоб Шмидт, уроженец Ансбаха, которого в августе 1732 года наняли тоже на двести рублей. Годом позже ему и Базанкуру повысили жалованье на пятьдесят рублей. Шмидт покинул Россию вскоре за Базанкуром, но позднее вернулся и стал преподавателем танцев в академии. Третьим коллегой Ланде стал Карл Конрад Менк, которого наняли в 1733 году главным учителем балета с жалованьем в триста рублей, включая расходы на проживание. Его контракт был заключен на три года. Про него известно совсем мало – лишь то, что он был еще жив в июле 1736 года.

Собственный контракт Ланде был датирован 1 августа 1734 года. Совершенно ясно, что после его прибытия другие учителя отошли на задний план и он взял на себя главную роль.

В середине тридцатых, когда в столицу прибыл Арайя, у Ланде появился серьезный соперник. Это был Антонио Ринальдо Фузано, итальянский комический танцор, приехавший со своей балетной труппой. Он объединился с Арайей, и с 1736 года балет часто стал даваться вместе с итальянской оперой.

Могущество Бирона, однако, мешало растущему франко-итальянскому влиянию в столице. Пристрастия Анны Иоанновны в драматургии также были на стороне более ясного немецкого стиля. Бирон нанял в Лейпциге труппу немецких актеров в качестве противодействия обосновавшейся в Петербурге итальянской комедии. Грубоватые немецкие фарсы Нойеберса и его коллег, Куха, Фабрициуса, Бухнера, вполне соответствовали грубоватому чувству юмора Анны Иоанновны, и именно поэтому Бирон нанял немецкую труппу, зная, что, как заметил в свое время барон фон Манштейн, «у них обычно в конце кого-нибудь колотят». Императрица громко смеялась в сценах, где в ход шла дубина. Миссис Джастис, напротив, оценила немецкую труппу очень низко: «Думаю, никто не захочет смотреть на них во второй раз». Завязалась настоящая борьба между немцами, которых поддерживал Бирон, и итальянцами, которых спонсировал граф Рейнгольд Левенвольде, полковник Измайловского полка, стремящийся к элегантности.

Хотя итальянские оперная и комедийная труппы оставались в России, несмотря на все противодействие, неприязнь Бирона была столь велика, что Фузано в 1738 году собрал вещи и отправился из Петербурга, забрав свою труппу, в которой была его супруга Джулия – знаменитая во всей Европе танцовщица, – Тонина, дочь исполнявшего роль Арлекино актера Константино и, после смерти Джулии, вторая жена Фузано, и танцоры Тесси и Джузеппе. Труппа Фузано отправилась в продолжительную поездку по западным столицам, включая Париж и Лондон, где их принимали с большой охотой.

Исчезновение Фузано освободило место для Ланде, который, хотя и был французом, каким-то образом смог избежать немилости Бирона. Он был нанят в придворный театр с жалованьем в две тысячи рублей, а позднее назначен придворным учителем танцев. Именно под его руководством балет, исполняемый в основном русскими артистами, стал общепринятым придворным учреждением. Возглавлял оркестр и сочинял музыку для балетов – согласно Фети – соотечественник Ланде по фамилии Рено, который позднее уехал в Париж и известен лишь тем, что сочинил две пьесы для исполнения на ярмарке в Сен-Лоране. Балеты давались от случая к случаю, в них участвовали молодые дворяне – ученики Ланде. Утверждается, что кадеты лейб-гвардии достигли высокого уровня мастерства.

Но вот Анна Иоанновна скончалась, и стремительный ход событий 1740–1741 годов привел к коронации в Москве Елизаветы.

Для празднества Елизавета повелела построить на берегу Яузы здание оперы, достаточно большое, чтобы вместить пять тысяч человек. Новая опера открылась представлением «Титова милосердия», которое впервые поставили в Дрездене четырьмя годами раньше. Опере предшествовал музыкальный пролог, написанный Доменико Даллоглио, который был главной фигурой в итальянском оркестре при дворе. Пролог носил название «La Russia Afflita e Riconsolata» и соответствовал теме оперы; слова к ней написал Штелин, на русский они были переведены Ломоносовым. Декорации выполнил Жилорамо Бон, главными оперными исполнителями были Джорги, Маргини, Розина Бон и «буффо»[27]27
  Буффо – комический актер. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Кричи.

Даллоглио, родившийся в Падуе в начале столетия, прибыл в Россию из Италии в 1735 году, предположительно вместе с Арайей. Его младший брат Джузеппе, родившийся в Венеции, приехал вместе с ним. Оба они были прекрасными скрипачами. Доменико оставил множество композиций, по большей части в рукописях, хотя два его скрипичных соло и были напечатаны в Вене. Его работы включали в себя много симфоний, скрипичных концертов и соло для скрипки и альта. Современники упоминают скандальную историю с актрисой Розиной Бон, супругой декоратора, которая «однажды забеременела от Доменико Даллоглио и не могла играть. Сеньор Доменико вынужден был сам исполнять партию служанки в придворном театре вместо нее, что вызывало бурю смеха». К этому нечего больше добавить, кроме того, что тот же автор описывал Розину как «sehr flink», очень живую. Оба брата попросили об отставке в 1764 году, после двадцати девяти лет службы при дворе. Они отправились обратно в Италию вместе, но, едва Доменико отъехал от Санкт-Петербурга, его хватил апоплексический удар, и он скончался в Нарве. Джузеппе вернулся в родную Венецию, приняв на себя обязанности представлять в этой республике польского короля.

Оперы, в которых наряду с профессиональными итальянскими певцами участвовали молодые люди из местной Московской консерватории, на празднованиях в честь коронации Елизаветы чередовались с комедиями и аллегорическими балетами. Последняя разновидность представлений имела особую популярность – одно время в Академии наук даже существовала кафедра аллегорий, которую с 1735 года занимал ученый-шваб Якоб фон Штелин Шторксбург, автор «Истории танца и музыки в России» и известного труда «Анекдоты Петра Великого».

Во время совершенного Елизаветой переворота Ланде находился за границей, собирая профессиональных танцоров. Но Фузано вернулся, а Бирон был сослан в сибирские снега, и потому именно Фузано, в отсутствие Ланде, поставил два аллегорических балета. Это были «Золотое яблоко на пиру богов и суд Париса» и «Ликование народа при появлении Астреи на русском горизонте и нового наступления Золотого века». Учитывая, сколь мало вкуса тогда было, можно не удивляться столь грубым комплиментам новой царице.

В декабре 1741 года в Санкт-Петербурге отмечался день рождения новой императрицы. Зимний дворец был расцвечен иллюминацией. Из фонтанов било вино, императрице преподносили подарки и письменные пылкие уверения в преданности. В Императорской академии наук немцы почтительно распевали:

 
Да ликуют также наука и искусство,
Которые развивал мудрый Петр
И которым оказывала внимание Екатерина,
С самого начала несказанно нас радуя.
Да продолжите Вы идти по пути Петра,
Да не оставит Вас щедрость Петра,
Да осуществите Вы желания Петра,
Да прославитесь Вы своей елизаветинской долгой жизнью.
 

Штелин был среди многих, кто обязан был в связи с празднествами составлять лозунги и эмблемы с правильным аллегорическим значением.

Так называемый «Театр иллюминаций» в то время представлял собой большое деревянное сооружение, построенное на Стрелке Васильевского острова. Обширная «Лаборатория фейерверков», которая, должно быть, была удивительным местом, размещалась восточнее, в направлении Смольного, примерно там, где позже будет построен Таврический дворец.

Вернувшийся вскоре из своих путешествий Ланде обнаружил, что пост руководителя балета остался за ним. Фузано был назначен его заместителем; он должен был заняться комическими балетами, тогда как Ланде предстояло сконцентрироваться на драматургических и аллегорических представлениях.

В 1742 году на короткое время в России появился Джованни Антонио Сакко, самый молодой и наиболее известный член знаменитой итальянской театральной фамилии. Родившись в 1708 году в Вене, он дебютировал в качестве танцора в комедии «Труффальдино» в Венеции – в этот город он и вернулся после посещения России. Хотя до своей смерти в 1788 году он путешествовал по всей Европе, по всей видимости, больше в Петербурге он не появлялся.

Год 1745-й вновь облачил знать Санкт-Петербурга в праздничные одежды, поскольку в августе того года Екатерина вышла замуж за великого князя Петра. Ломоносов написал по этому случаю специальную оду, в которой утверждал:

 
Исполнил Бог свои советы
С желанием Елисаветы.
 

Главным театральным зрелищем во время празднеств было исполнение оперы Арайи «Сципион», с балетом после каждого акта. Фузано отвечал за хореографию, Валериани и Бон – за декорации.

В следующем году Екатерина потеряла своего французского руководителя балета, поскольку Ланде 26 февраля 1746 года скончался. Среди лучших его учеников был Андрей Алексеевич Нестеров, один из первых русских руководителей балета. Но вскоре на русской сцене появились новые посланники искусств с родины Ланде. Это были актеры комедии. Еще во времена регентства Анны Леопольдовны франкофил Левенвольде вызвал из Парижа труппу под управлением Дюкло. В 1744 году, по случаю народного ликования после заключения мира со шведами, «французские комедианты Ее Императорского Величества Елизаветы Петровны» сочинили и исполнили один дивертисмент. После этого для французской комедии был отведен постоянный театр, и труппа, прибывшая из Касселя, где они играли, получила в этом театре большую известность. Исполнительское мастерство и поведение актеров, как на сцене, так и вне ее, стали предметом оживленных разговоров всего Петербурга. Некоторые из актеров позднее переменили профессию: Морембер стал дипломатом, Чуди стал литератором, разведчиком и секретарем барона Строганова. Сериньи, руководитель труппы, получал примерно 6500 фунтов стерлингов в год. Французские комедии давали два раза в неделю и, кроме того, по особым случаям (когда Екатерина вышла замуж, к примеру, труппа дала представление «Принцесса Элиды»). К концу правления Елизаветы почти не было молодых людей, совершенно незнакомых с работами Корнеля, Расина, Мольера, Демаре и Вольтера. В 1754 году, во время своей остановки в Москве, Елизавета была столь поражена любовью публики к французским комедиям, что распорядилась закрыть немецкий театр, который все еще существовал в этом городе. Но французской оперы в России не было до 1764 года, когда Елизавета уже умерла.

Осенью 1757 года Санкт-Петербург увидел еще одну новинку. В город прибыла итальянская «опера-буффа»[28]28
  «Опера-буффа» – комедийная опера. (Примеч. пер.)


[Закрыть], «целый караван новых музыкантов», возможно, приглашенных в страну любителем музыки Разумовским, который, хоть и не числился больше фаворитом Елизаветы, все еще был очень состоятельным человеком. Возглавлял труппу некто Джованни Баттиста Локателли, уроженец Италии (родившийся в 1715 году), который до того успел поработать в Дрездене и Гамбурге. Он был первым в России импресарио оперы и балета. Локателли взял напрокат старое здание оперы в Летнем саду, и итальянцы начали давать в нем представления.

Аристократия снимала ложи на год приблизительно за 300 рублей. Ложи украшались гобеленами, бархатом, кружевами, картинами и стеклянными изделиями, согласно вкусам владельцев. Поскольку в тот период господствовало витиеватое рококо Растрелли и Валериани, ложи представляли собой разноцветное, радостное и восхитительное зрелище. Труппа включала в себя Марию Комати, которую называли Ла Фаринелла, кастрата Масси, тенора Буини и его жену, баритона Барози и баса Дола. Дирижером был Франческо Зоппи, «столь же хороший постановщик серьезной оперы, как и света»; среди его ораторий были «Vologeso» и «Il Sacrifizio d’Abramo». Также в труппе пела супруга Локателли, Джованна, которую называли Ла Стелла.

Предприятие Локателли имело огромный успех. Императрица посетила этот театр инкогнито и получила столь благоприятное впечатление, что повысила ежегодное жалованье директору театра. В 1757 году была поставлена «La Retraite des Dieux», судя по сохранившемуся описанию – «представление о бале у морского божества». Опера была приурочена к годовщине коронации императрицы. Стихи к ней написал Локателли, под авторством Локателли текст и был опубликован. На следующий год итальянская труппа исполнила новую «оперу-буффа» «Il Filosofo di Campagna». За ней последовали другие театральные представления, проводимые в дворцовом саду: «Il Negli» («веселое музыкальное представление»), «La Cascina» и «Lo Speziale» в 1758-м (либретто для всех трех написал Карло Гольдони), «Il gloriso Pazzo» («веселое представление») в 1759-м и «La Galatea» («любовная пастораль») в 1760 году. Из этих постановок первые четыре уже исполнялись в Венеции между 1749-м и 1756 годами на музыку, соответственно, Чампи, Сколари, Паллавичини, Фишиетти и Коччи – последний предположительно написал музыку к знаменитому романсу Метастазио. Среди прочих самыми успешными балетами являлись «Похищение Прозерпины», «Возвращение моряков», «Амур и Психея» и «Пир Клеопатры». Ведущими танцовщицами были мадам Саччи и мадам Беллузи. Локателли продолжал процветать; после смерти Екатерины он покинул труппу, став руководителем балета. В свете недавней дискуссии о происхождении русского слова «вокзал» любопытно отметить, что один из его балетов назывался «Воксхолл в Лондоне»[29]29
  Русское слово «вокзал» происходит от английского «Воксхолл», станции в Лондоне, где проходили учебу первые русские железнодорожники. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Смерть настигла его в Санкт-Петербурге в 1785 году.

Литература и декоративные искусства тем временем продолжали развиваться рука об руку, привнося достоинство и красочность в частые праздники в столице. С легкой руки Ломоносова – этого удивительного ученого из простонародья – начал стремительно расцветать русский литературный язык, который все чаще использовался по случаю празднеств. Когда в ноябре 1747 года перед Летним дворцом вырос храм Минервы с двумя гениями, представлявшими собой Войну и Мир, или когда появлялась ледяная гора с троном императрицы на вершине, несущим на себе монаршую монограмму в картуше, или когда Марс и Аполлон, рассматривая глобус, обращали внимание на огромную территорию под скипетром императрицы, или когда в окруженных фонтанами, пирамидами, урнами и факелами двух храмах воскурялся ладан – в этих случаях Елизавета слышала:

 
Врата растворились, алтарь воскурился,
И клятвы восходят к тебе, о царица.
С каждым днем детей твоих рвенье
И счастье их все растет, расцветает;
Все полушарье в твоем повеленье,
Молитвы его до небес воспаряют.
 

На годовщину коронации Ломоносов регулярно появлялся с новой одой. В его стихах иногда звучали сильно выраженные пацифистские ноты:

 
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Вокруг тебя цветы пестреют,
И класы на полях желтеют;
Сокровищ полны корабли
Дерзают в море за тобою;
Ты сыплешь щедрою рукою
Свое богатство по земли.
 

(1747)

Сумароков, соперник Ломоносова, высмеял эти сантименты. «Тишина, – сказал он, – градов отрада? Я думал, что отрада – это армия с ее оружием, а не мир. А что это за «сокровищ полны корабли дерзают в море за тобою»! Я этого не понимаю. Тишина остается на берегу, а море никогда не волнуется в зависимости от того, воюет империя или нет».

Все эти придирки кажутся довольно нелепыми.

Надо заметить, что положение поэтов при дворе Елизаветы нельзя ни в коей мере назвать унизительным. Поэтов обязывали появляться на всех придворных праздниках и связанных с императрицей годовщинах; их выступления были частью общего представления – хотя после выступления или сочинения надписей для транспарантов они возвращались на свое место среди декораторов и инженеров. Однако Тредиаковский жаловался, что его работа оценивается, «как фрукты и сладости, которые появляются на столах богачей». Правда, Тредиаковский сам по себе обладал талантом нарываться на неприятности. Во время правления Анны Иоанновны его силой притащили на свадьбу Голицына (в Ледяном доме), и когда он пожаловался Волынскому, контролировавшему все мероприятие, то получил столь сильный удар в лицо, что у него потемнело в глазах и он совершенно оглох. Затем он попытался пожаловаться Бирону, но встретил у него того же Волынского, который раздел его донага, выпорол и в таком виде продержал на виду у всех всю ночь. На следующий день Волынский приказал Тредиаковскому обрядиться в комический наряд и читать стихи, какие он сам прикажет. После этого Тредиаковского снова избили – так сильно, что тот слег и составил завещание. Однако после смерти Анны Иоанновны Волынский попал в немилость, а Тредиаковский получил 360 рублей в возмещение ущерба. Ломоносов – а Сумароков еще в большей мере – были куда свободнее, но развитие их литературного дара сильно зависело от их обязанностей при дворе.

Театральное искусство продолжало расцветать во всех своих проявлениях и в последние годы правления Елизаветы. Поскольку общественная и художественная репутация русской столицы росла, со всех частей Европы сюда стало прибывать множество композиторов и исполнителей изо всех уголков Европы. Винченцо Манфредини (1737–1799) приехал в 1755 году с несколькими певцами. Он сочинял оперы и балеты для представлений при дворе. Это был тот самый Манфредини, которому позднее доведется учить несчастного Павла I играть на клавесине и который получит от Екатерины тысячу рублей в утешение, когда одна гамбургская газета раскритикует несколько сонат, созданных им для его малолетнего ученика. В том же 1755 году, предварительно посетив Берлин, Венецию, Прагу и Лондон (где он пел под управлением Генделя), прибыл прославленный кастрат Джованни Карестини, один из самых выдающихся контральто столетия. Он находился в столице на протяжении четырех лет.

В конце правления Елизаветы приезжало много музыкантов из Германии и Австрии. Из Пруссии в 1756-м или 1757 году прибыл Герман Франц Раупах. Он родился в 1728 году и был сыном органиста. В Санкт-Петербурге он должен был поставить оперу. Сумароков написал либретто для его оперы «Алкестида», которую поставили в 1758 году. В следующем году состоялась премьера оперы на текст Метастазио – «Siroe Re di Persia». Раупах оставался в России до самой своей смерти в 1778 году, сочиняя оперы, балеты и оратории и ставя их на сцене.

В 1759 году прибыл знаменитый танцор и хореограф Хильфердинг, который раньше работал при австрийском дворе. Среди сопровождающих его была балерина Сантина – позднее она выйдет замуж за знаменитого флейтиста Обери. Хильфердинг стал первым, кто показал Петербургу entrechat-quatre[30]30
  Сложный прыжок в балете (фр.). (Примеч. пер.)


[Закрыть] и пируэты; именно он ввел в России балеты-пасторали. Среди его наиболее удачных балетов были «Возвращение Аполлона на Парнас» и «Ацис и Галатея».

В том же 1759 году в Москве дебютировала первая русская актриса – знаменитая Троепольская. В следующем году, также из Вены, прибыл Иосиф Штарцер (родился в 1726 году) – придворный композитор и дирижер. Он вместе с Раупахом работал над драматическим прологом под названием «Новые лавры», посвященным победе России над Пруссией, – этот пролог предназначался для переделки оперы Раупаха «Алкестида». Штарцер также написал музыку для трехактного балета «Победа Флоры над Бореем», в котором Хильфердинг ставил хореографию. Партию Юпитера исполнял сам Хильфердинг. Борея исполнял танцор Меркьюри, Флору – мадам Меркьюри («его худая жена», как писал современник). Балет был поставлен в 1760 году в Зимнем дворце.

В это время начали появляться новые имена – еще один хореограф, Калзеваро, которому предстояло учить танцу великого князя Петра в Ораниенбауме, известные танцоры Прие, Паради, Толата, Тордо, Колумба, Фабиани и многие другие. Среди многочисленных приезжих певцов в Петербурге осталось лишь несколько: Луини, синьора Дуранте из Рима, тенор из Флоренции Компасси, Нунзиата Гарани из Флоренции. Остался и Джузеппе Миллико, один из самых известных кастратов всего XVIII столетия, чей голос Глюк считал величайшим голосом своей эпохи. Миллико был также весьма плодовитым композитором и позднее в Вене и Лондоне добился в этом качестве значительной известности. Когда он приехал в Россию, ему было немногим более двадцати лет.

Но вот эпоха Елизаветы завершилась. Петербург еще какое-то время полон музыки, мы еще можем услышать несколько последних нот, пролетевших над волнами Невы. Что это – пение Карестини, знаменитого кастрата, которого императрица пригласила за огромные деньги, или прелестной Мантованины? И что это за группа, исполняющая на струнных менуэт в Зимнем дворце ранним утром? Неужели там танцует великая прима-балерина Ниодини, показывая придворным дамам последние парижские па?

Три десятилетия прошло с того момента, когда на трон своего венценосного дяди взошла Анна Иоанновна, и сколь же сильно изменился Петербург! Елизавете Петровне не нужно было отправлять гонцов, которые приглашали бы художников к ее двору. Теперь уже не Россия шла в Европу, а сама Европа устремилась в Россию.